Возвращение колдуна

Глава 5

Я медленно обернулся и увидел там девочку, про которую совсем забыл. Вернее, думал, что она вместе со всеми остальными на деревенском сходе.

— Джаг, я всё видела! Что это было? Я всё маме расскажу! — начала канючить она.

Чувство опасности коснулось моего затылка, и я вдруг ощутил, как снова начинает разгораться эта странная чужая ярость.

— Джаг! Как её зовут? — мысленно спросил я у своего спутника.

— Это Ляна! Мелкая вредина! — сразу же отозвался парень. — Только ей ничего не делай, прошу!

Я внимательно посмотрел на тощую и чумазую девочку, которая вышла из родительской половины и теперь подозрительно щурилась на меня.

— Ляна… — максимально мягко произнёс я, отгоняя прочь все нехорошие мысли. — А что именно ты видела?

Общаться с детьми я, к сожалению, не умел. Тем более с крестьянскими.

— Ты дрова опять тратишь! Папка ругаться станет! — нахмурилась девочка.

Я же, наоборот, успокоился. Обвинений в колдовстве, кажется, не будет.

— А потом головёшку руками взял! — добавила девочка. — Пожар хотел учинить? Я всё маме расскажу!

И верно. Если разум может найти рациональное объяснение увиденному, он всегда предпочтёт именно его. Среди простолюдинов, конечно. Маг должен отбросить подобные глупости, если хочет добиться успеха.

— Э-э-э… Не говори, — произнёс я. — Если дашь слово, что никому не скажешь — я покажу тебе фокус.

Девочка нахмурилась.

— Ты врёшь, — сказала она.

— Нет, не вру, — сказал я.

— Покажи, — потребовала она.

— Если пообещаешь, что никому не скажешь, — сказал я.

Она задумалась, прикусив нижнюю губу.

— Ладно, — неохотно выдавила она. — Не скажу. Обещаю.

Я недоверчиво хмыкнул, но всё-таки снова повернулся к очагу и зачерпнул всё ещё послушное пламя руками, усилием воли формируя из него маленькую жёлто-оранжевую канарейку. Ляна глядела на это, как зачарованная, и даже протянула пальчики, чтобы потрогать, но я вернул пламени естественную форму и положил обратно в очаг. Проводить задуманный ритуал при свидетелях лучше не стоит, пусть даже при таком юном и доверчивом свидетеле.

— А это… Ты… Птичка… — бормотала девочка, хлопая ресницами и переводя взгляд то на горящий очаг, то на мои руки.

— Никому ни слова, Ляна, — сказал я.

Девочка даже зажала себе рот ладошками, демонстрируя, что никому ничего не скажет, но верить я, конечно, не спешил, прекрасно понимая, что «по секрету» она может разболтать что угодно и кому угодно. Надеюсь, к тому моменту я буду уже далеко отсюда.

Задержаться в этой глуши, с одной стороны, было бы полезно, тратя время на развитие и усиление, но с другой стороны, каждая лишняя минута, проведённая здесь, означала, что моё отмщение откладывается всё дальше и дальше.

— Колдун! Идут! — раздался в голове голос мальчишки, и я пошевелил угли в очаге, раскидывая их друг от друга, чтобы уменьшить пламя.

— Ляна! — строго произнёс я. — Ни слова.

Девочка кивнула с максимально серьёзным видом, а я взялся хлебать воду, будто зашёл в дом просто попить, и как раз вовремя. Дверь скрипнула, в дом вошёл отец, опираясь на костыли, а следом за ним семенила мать, стараясь глядеть только себе под ноги.

— … я тебе говорю, Чера, он уже взрослый лоб, ничего с ним там не случится, — до моего слуха долетел обрывок разговора.

Папаша был трезв и оттого зол, это читалось в каждом его движении. Он окинул жилище пристальным взглядом, задержав его на мне, а потом уставился на связку валежника, заметно исхудавшую.

— Кто дрова подкидывал? — хмыкнул он, перехватывая костыль. — Джаг, ты опять, поганец? Ты знаешь, сколько они стоят?

Я открыл было рот, чтобы ответить, но сестрёнка меня опередила.

— Это я, папочка, я замёрзла, — сказала Ляна.

Папаша заметно подобрел, возвращая костыль в прежнее положение.

— Чера, мать твою за ногу, чего так плохо топишь? Ляна, золотце, сейчас-то согрелась? Да? Ну хорошо, — он проковылял к столу и грузно опустился на лавку.

Я поспешил выскользнуть за дверь прежде, чем этому алкоголику взбредёт в голову ещё что-нибудь. Да уж, жаль, что с ритуалом ничего не вышло. Я намеревался обратить силу огня себе на пользу, заключить пламя в уголёк, чтобы в нужный момент оно могло мне послужить, как средство защиты или что-либо ещё, но не судьба. В другой раз.

Джаг порхнул ко мне, едва я показался из-за двери, хлопая крыльями и стараясь держаться прямо напротив моего лица.

— Ну что? Всё получилось? — нетерпеливо спросил он.

— Что? — хмыкнул я.

— Ну, что ты хотел! Теперь ты вернёшь всё как было? Вернёшь мне тело? — спросил он.

— Нет, — сказал я. — Мне помешали.

Мальчишка поник, это было заметно даже в облике скворца.

— Ну… Так, наверное, даже лучше… — пробормотал он мысленно. — А то это… Меня хотят… То есть, тебя. Нас, короче. В этот. В отряд, в крепость.

Я выругался на одном из давно забытых языков, в сердцах пиная камешек. В мои планы это не входило вообще никак. Не хватало ещё, чтобы архимаг тянул лямку на службе, как какой-нибудь мечтающий о славе дуралей.

Хотя… Это, пожалуй, можно провернуть и в правильную сторону, даже с пользой для себя. Дождаться, когда нас бросят на зачистку первого же логова, а потом со спокойной душой дезертировать, изменив имя и внешность. Это будет даже лучше, чем просто линять из деревни куда глаза глядят.

Вот только церковники наверняка будут проверять каждого кандидата в имперские ловчие. Пока вроде всё не настолько плохо, чтобы они игнорировали элементарные техники безопасности, и необученных крестьян в бой против мантикор пока не бросают. Но это будет потом, с этим разберёмся.

— А ещё кого хотят отправить? — спросил я.

— Не знаю, пока не могут решить, — ответил мальчишка. — Никто не хочет, только насчет меня… Тебя… Единогласно.

Как неожиданно. Да уж, репутация этого буйного точно оставляла желать лучшего. Захотелось вдруг спалить всю эту деревню дотла, пустить красного петуха по крышам, чтобы зарево от пожара виднелось аж на другой стороне Гельветских Хребтов. Я снова почувствовал эту ярость, перемешанную с острой головной болью, и сжал кулаки так, что ногти впивались в кожу.

Красная волна немного схлынула, боль позволила снова мыслить ясно и чётко, и понимание того, что это была абсолютно чуждая и неестественная ярость, пришло в тот же момент. С этим определённо придётся разобраться, потому что эта волна ярости могла бы здорово испортить мне жизнь в определённые моменты. Вот только копаться в головном мозге это всегда очень тонкая работа, в которой проще простого напортачить. Мне бы не хотелось вдруг обнаружить, что это тело внезапно разучилось дышать или мозг перестал приводить в порядок картинку, приходящую на сетчатку глаза, и теперь весь мир перевёрнут с ног на голову.

Я брёл по окраине деревни, размышляя над различными вариантами развития событий, и понимал, что пока всё складывается вполне неплохо. В конце концов, я жив, относительно здоров и постепенно восстанавливаю контроль над магией. Мальчишки всё равно едва-едва хватало на пару дешёвых фокусов, но по сравнению с тем, что было в самом начале — это заметный прогресс. Хотя по сравнению с нулём любой результат будет прогрессом.

В конце концов, в этой глуши даже и делать нечего, кроме как бить морды сынку старосты и его дружкам, но рано или поздно все морды будут набиты, а все зубы выбиты. Да и для собственного развития мне неплохо было бы уйти в другое место, чтобы не прятаться от чужих взоров в холмах и пещерах, а спокойно работать в собственном особняке или башне… Да, мечты-мечты.

Но какое-нибудь уединённое место и в самом деле не повредит. Я уже подумывал найти в здешних горах какую-нибудь пещеру навроде той, из которой изначально соорудил свой тайник с запасным телом, но Гельветские Хребты коварны, и все подходящие пещеры наверняка уже кем-то облюбованы и обжиты. И чаще всего обжиты абсолютно враждебными существами, начиная от обыкновенных медведей или горных львов и заканчивая арахнидами или гноллами.

— Колдун! Эй, колдун! — раздался голос мальчишки в голове. — А мне же придётся идти с тобой?

— Можешь не идти, можешь лететь, — хмыкнул я.

— Ну ты же понял! — раздражённо воскликнул Джаг.

— Ты тоже, — хохотнул я.

— Мамку жалко, — вдруг произнёс мальчишка. — И Лянку тоже. Этот… Совсем их измордует.

— Придётся внушение сделать, значит, — сказал я. — И не боись. Магу бояться нельзя.

— Я и не боюсь! — вскинулся Джаг. — Только у них денег нет… Староста, урод, в долги загнал…

— Тоже придётся внушение сделать. Долг-то большой? — спросил я.

— Вроде да… У мамки надо спросить, — ответил мальчишка.

Я на мгновение задумался. Пожалуй, лучше было бы решить эту проблему, пусть даже меня она никаким образом не касалась. Если мальчишку придётся брать с собой, то будет лучше, если он спокойно оставит дом, не переживая о том, что семья там пухнет с голода.

Иногда приходится решать проблемы своих подчинённых, так они лучше работают. И даже своему ученику Солу я помогал в своё время решить один деликатный вопрос его любимой мамулечки, ещё до того, как он начал считаться умелым чародеем. Но нет пределов человеческой неблагодарности.

Решение пришло моментально. И даже магии потребуется всего одна маленькая капля, что вполне осуществимо даже в теле этого неумехи. Я развернулся и пошёл обратно в дом, надеясь застать папашу там.

— О… Припёрся… — вместо приветствия произнёс отец, который сидел за столом и жрал сырую луковицу вприкуску с хлебом, от чего находиться в доме оказывалось решительно невозможно. — Нет бы воды принести, да? Мамке помочь? Не хочешь, нет? Жрать-то небось хочешь… А вот семье помогать?

— Ты не проспался ещё что ли? — буркнул я. — Сколько ты старосте должен?

— Ты как с отцом разговариваешь, щ-щенок?! — закипел папаша.

— Так, как считаю нужным, — сказал я, холодно глядя на этого неотёсанного крестьянина с печатью алкоголизма и порока на лице в виде красно-синих прожилок. — Сколько?

Папаша недоверчиво прищурился, до него, похоже, начало доходить, что сын резко поменялся. Он насторожился, не зная пока, как именно реагировать на такие перемены. Да и вчерашний эксперимент с руной подчинения он не должен был забыть. Он мог думать, что это ему привиделось по пьяни, но теперь наверняка всё вспомнил.

— Сколько? — с нажимом произнёс я.

— Восемь талеров, — тихо ответила мать из-за шторки.

— Чера, вот тебя кто-то спрашивал?! — вспылил папаша.

Приличная сумма для такой деревеньки. Староста здесь, похоже, нисколько не стеснялся драть проценты со своих же односельчан и обирал их безбожно.

— Это с процентами? — уточнил я на всякий случай.

— Да, — буркнул отец.

Должно быть, набежало за долгое время. Для обычного крестьянина и один талер-то — сумма из разряда астрономических. Иначе я просто не представляю, как это животное умудрилось задолжать аж целых восемь талеров. Больше, чем вообще стоила эта хибара вместе со всей мебелью и остальным добром.

— Надо бы тебя от выпивки отучить… — протянул я.

— Чего-о-о? — папаша аж привстал из-за стола, зато мать снова выглянула наружу.

— Надо-надо! Давно говорю, хватит пить уже! Мог бы делом заняться, нет же, пьёт и пьёт! — с неожиданной пылкостью произнесла она.

— Тише, баба! У меня старые раны болят! — взревел папаша, понимая, чем всё может кончиться и что его власть ускользает у него из рук.

Я решил больше не тратить время на пустые споры, достал из очага уголёк, начертил на ладони нужную мне комбинацию рун в зеркальном отображении, а потом подошёл к отцу и с размаху шлёпнул его раскрытой ладонью по лысине, одновременно вливая капельку силы в руническую вязь.

Руны подчинения, воды, огня и запрета жирно отпечатались прямо на коже алкоголика, угольный след полностью перешёл с моей ладони на его лысину и моментально размазался чёрным пятном, но руны успели сделать своё дело.

— Больше вина не пей, плохо будет, — сказал я. — Понял?

— Ты… Ты что делаешь, сына? — пробормотал он.

— Ты понял, нет? — я начал откровенно злиться.

— Понял, понял, — замахал руками он, морщась от непривычных ощущений.

Запретная, на самом деле, магия. Подчинение людей с помощью магии, а тем более, подчинение прихожан церкви каралось очень строго, тем же самым сожжением. Вот только руны тем и хороши, что могут действовать очень долго и практически незаметно. Как бы, подумаешь, мужик решил бросить пить, всякое бывает. Никто и не заподозрит здесь колдовство.

Даже и проверять никто не станет. Вот высшую аристократию, от представителей которой зависело очень многое, регулярно проверяли церковники. А крестьяне… Так, грязь под ногтями. Никому не интересны.

— В рекруты кого вместе со мной выбрали? — спросил я напоследок.

Мать вместо ответа расплакалась, папаша опасливо пожал плечами. Ладно, узнаю у старосты. Я молча вышел, прикрыв дверь за собой.

— А он что теперь, правда пить бросит? — возбуждённо спросил Джаг, наблюдавший за всем этим действом через щели в крыше.

— Да, — ответил я.

— Ура! — возрадовался мальчишка, а я подумал, как мало надо для счастья.

Всего лишь сделать жизнь чуть лучше, чем она была прежде.

Староста обнаружился возле своего дома, он командовал бригадой деревенских мужичков, которые латали крышу его амбара. Скорее всего, за бесплатно или в счёт долга. Удобно устроился этот боров.

— О, буйный! Ты вовремя, — завидев меня, сказал староста. — Лезь на крышу, помогать будешь.

— Нет, — сказал я.

— Вот как? А ты не слишком ли осмелел, малец? — хмыкнул он.

— Ну, вы же меня в крепость отправить хочете, надо быть смелым, — сказал я.

— Уже в курсе? А, ну конечно, — усмехнулся староста. — Завтра отправитесь. Все вместе. Должны успеть.

Мне захотелось сломать ему шею одним щелчком пальцев, чтобы стереть эту мерзкую улыбочку с его лица. Но я вынужден был сдерживаться.

— Кто ещё со мной? — спросил я.

— Ялмар сам вызвался. И дядька его, Хорас, присмотрит за вами, — сообщил староста. — Чтобы не убегли. Особенно ты.

— Восемь талеров, мастер Кай, — сказал я.

Староста нахмурил брови, скрестил руки на объёмной груди.

— Чего-чего? — спросил он.

— Восемь, говорю, талеров! — сказал я. — И я тогда гарантирую, что деревня останется в целости и сохранности. Что мы дойдём до крепости и никто не примчится тебя наказывать.

Он хохотнул, но всё же несколько нервно.

— Условия мне ставить будешь? — хмыкнул он.

— Буду, — кивнул я. — Дядька Хорас, говоришь, присмотрит? Ну так и я ему на ночёвке могу и в глаз воткнуть что-нибудь. Да и к Ялмару у меня пара вопросов имеется.

Староста вдруг расхохотался, хлопая себя по животу и коленям.

— Думаешь деревню спалят? Хочешь долги папкины списать? — продолжая посмеиваться, спросил мастер Кай. — Так деревню вместе с ними и спалят! Ха-ха-ха-ха!

— Так мне плевать, — пожал плечами я. — Могу и сам красного петуха пустить.

— Ты такие вещи не говори! — встрял в разговор один из работников, но староста жестом попросил его умолкнуть.

Мастер Кай смерил меня долгим изучающим взглядом, и, похоже, пришёл к выводу, что я не шучу. Я и не шутил.

— Половину долга, так и быть, простить можно, — нахмурился он.

Четыре талера это не восемь, конечно, но для крестьянина-калеки, вырезающего ложки и перебивающегося любой посильной поденной работой, всё равно сумма неподъёмная. Пусть даже если он теперь бросил пить.

— Тогда и в крепость Инфариата дойдёт только половина отряда, — пожал плечами я. — Как думаешь, с кого за это спросят в первую очередь? С тринадцатилетнего мальчишки или с деревенского старосты?

Мастер Кай вдруг схватил меня за рукав и потащил в сторону от рабочих, которые внимательно слушали наш разговор.

— Вертеть мной вздумал, сопляк? — прошипел он.

— Руки убери, — потребовал я.

Он на мгновение посмотрел мне в глаза и тут же отпустил меня.

— Так и быть, — миролюбиво сказал он. — Мне моя деревня важнее, чем эти восемь талеров.

— Вот и хорошо, — сказал я. — И я тебе обещаю, я сюда обязательно вернусь. Если ты вдруг забудешь про наш договор.