Возвращение: Наступление ночи (пер. Lidenn Husid)

Глава 9

Мэтт, Мередит и Бонни, наконец-то оставили Стефана с Еленой, теперь уже прилично одетой с помощью ведьмы Маккалоу в «ночное платье». Темнота снаружи была приятна для воспаленных глаз Стефана, ставших такими не из-за яркого дневного света, а по причине того, что пришлось сообщать друзьям столь грустные новости. Многим хуже рези в глазах, было слегка удушающее чувство голода вампира, который достаточно давно не питался. «Но скоро он это исправит», сказал себе юноша. Как только Елена заснет, он отправится в лес и найдет белохвостого оленя. Больше никто не может преследовать свою жертву так как вампир, никто не мог бы конкурировать со Стефаном, в умении охотится. И даже если потребуется несколько оленей, чтобы утолить его голод, ни один из них не погибнет.

Однако, у Елены были другие планы. Она не хотела спать, ей никогда не было скучно рядом с ним. Как только рев двигателя автомобиля их посетителей затих вдалеке, девушка сделала то, что делала всегда, находясь в таком настроении. Она подплыла к своему вампиру, подняла лицо, закрыв глаза, и немного поджав губы. Затем просто ждала.

Стефан поспешил к не зашторенному окну, потянул вниз занавес, избавляясь от нежелательных взглядов любопытных ворон, и вернулся обратно. Елена, все еще находясь в том же положении, и слегка покраснела. Ее глаза по-прежнему были закрыты. Стефан иногда думал, что она может ожидать вот так вечно, если захочет его поцелуя.

– Я действительно пользуюсь преимуществом над тобой, любимая, – сказал он, вздыхая. Он наклонился к ней, и поцеловал ее нежно и невинно.

Елена издала звук разочарования, напоминающий мурлыканье котенка, заканчивающееся на вопросительной ноте. Она чуть толкнула его носом в подбородок.

– Прекрасная любимая, – сказал Стефан, поглаживая ее волосы. – Бонни расплела все узелки, не повредив ни волоска?

Он наклонился вниз, покорный ее теплу, беспомощный перед ним. Отдаленная боль в его верхней челюсти, уже прибыла.

Елена снова подтолкнула его, требуя. И тогда он целовал ее немного дольше. Следуя логике, он знал, что она достаточно взрослая. Сейчас Елена была старше, и намного опытней, чем девять месяцев назад, когда они только начинали терять голову от поцелуев. Но чувство вины всегда присутствовало в его мыслях, и он не переставал беспокоиться о ее полнейшем согласии.

На сей раз, мурлыканье было раздражительным. Терпение Елены подошло к концу. Внезапно, она повисла на Стефане, вынуждая поддерживать ее мягкое, теплое, женственное тело, и в то же время ее «Пожалуйста?» звенящее так ясно, словно ногтем царапало по стеклу.

Это было одно из первых слов, которое она научилась думать, когда проснулась немой и невесомой. И ангел или нет, она точно знала, что это слово делало с ним… внутри.

«Пожалуйста?»

– О, маленькая любимая, – простонал он, – Прекрасная маленькая любимая…

«Пожалуйста?»

Он поцеловал ее.

Долгое время было тихо, когда юноша почувствовал, что его сердце бьется все быстрее и быстрее. Елена, его Елена, которая когда-то отдала за него свою собственную жизнь, была теплой и приятно тяжелой в его руках. Она была только его, и они принадлежали друг другу, и он ничего не хотел менять с этого момента, никогда. Даже неуклонно нарастающая боль в верхней челюсти приносила ему некоторую радость. Боль сменилась удовольствием от того, что теплые губы Елены были накрыты его губами, и трепетали, словно крылья бабочки, поддразнивая его.

Иногда ему казалось, что она гораздо более активна, когда в полусне, как сейчас. Она всегда была инициатором, и он беспомощно следовал за ней повсюду, куда бы она его не повела.

В один миг он вдруг решил остановиться, и прервал поцелуй на середине. Тогда она перестала мысленно разговаривать с ним и уплыла в угол, где затем села прямо в пыль с паутиной… и заплакала.

Он ничего не мог сделать, никак не мог утешить ее, не смотря на то, что встав на колени, упершись в твердые деревянные половицы, просил, уговаривал и сам почти что плакал. Затем он снова взял ее на руки.

Стефан пообещал себе больше никогда не совершать подобной ошибки. Но, тем не менее, боль вины точила его изнутри, хоть и становилась все более отдаленной, и более запутанной, поскольку Елена внезапно изменила давление своих губ и мир вокруг покачнулся. Ему пришлось отступить назад, к кровати, и присесть. Мысли его спутались. Он думал только о том, что Елена вернулась, сидит на его коленях, такая взволнованная, такая живая, пока не произошел некий шелковый взрыв внутри юноши, и его не нужно было больше принуждать.

Он знал, что Елена наслаждается приятной болью в его зубах, также как и он сам.

Больше не было времени и причин для размышлений. Елена таяла в его руках, ее волосы от его ласк приобрели шелковую мягкость. Мысленно, они уже растаяли вместе. Боль в зубах Стефана, наконец-то привела к неизбежному. Клыки удлинились и стали очень острыми. Их соприкосновение с нижней губой Елены вызвало у Стефана сильную вспышку удовольствия, почти заставившую его задохнуться.

А затем Елена сделала кое-что, чего никогда прежде себе не позволяла. Очень изящно и аккуратно она взяла один из клыков Стефана губами. И затем, мягко и преднамеренно просто удерживала его.

Весь мир вокруг Стефана закружился.

И только по милости своей любви к ней, и их связанных разумов, он не прокусил ее нижнюю губу. Древний вампир, который никогда не был изгнан из его крови, кричал на него, убеждая сделать именно это.

Но он любил ее, они были одним целым,… и кроме того он не мог сдвинуться даже на дюйм, поскольку застыл от удовольствия. Клыки Стефана никогда еще не были такими длинными или такими колкими, поэтому даже без его помощи, острый как лезвие край его зуба вонзился в полную нижнюю губу Елены. Кровь очень медленно сочилась вниз, в его горло. Кровь Елены, которая изменилась, вернувшись из мира духов. Когда-то, она была удивительной, полной юной жизненной энергии и сущности самой Елены.

Сейчас… это было нечто особенное. Нечто неописуемое. Он никогда не испытывал ничего подобного ощущениям от крови возрожденного духа. Она была заряжена Силой, и это отличало ее от человеческой крови настолько, что это сравнение было сродни противопоставлению людской крови и крови животных.

Для вампира ощущение человеческой крови, текущей вниз, в его горло, было необыкновенно острым, несравнимым с какими-либо другими эмоциями.

Сердце Стефана бешено билось в его груди.

Елена слегка дернула клык, захваченный ее губами.

Стефан понимал, что от этой жертвенной боли она чувствует удовлетворение. Некое удовольствие. Потому что она связана с ним, и потому что она принадлежала к редчайшей породе людей, кому нравится насыщать вампира, кто наслаждается процессом его кормления, и его потребностью в ней. Это была высшая элита, и она принадлежала к ней.

Жаркая дрожь прошла по его спине, кровь Елены побежала по его венам.

Девушка освободила его клык, сосущий кровь из ее нижней губы. Она откинула голову назад, подставляя для него свою шею.

Ее горячая шея, выставленная напоказ прямо перед ним – это было чересчур, чтобы сопротивляться, даже для него. Он знал узоры вен Елены точно так же, как знал ее лицо. И все же…

«Все правильно. Все хорошо…» – прозвучал голос Елены у него в голове.

Он погрузил свои ноющие клыки в маленькую вену на ее шее. К этому времени они стали настолько острыми, что Елена, привыкшая к укусам подобным жалящей змее, этот практически не заметила. Для него, для них обоих, это было насыщением. Неописуемая сила свежей крови Елены заполнила горло и вены Стефана, а она сама погрузилась в счастливое и бессвязное состояние.

Для него всегда существовала опасность взять слишком много, или не дать ей достаточное количество своей крови, дабы она хорошо себя чувствовала и не погибла. Не то, чтобы ему нужно было слишком много крови, однако торговля ею с вампирами всегда может быть чревата. Но темные мысли уплыли далеко в абсолютное блаженство, которое овладело ими обоими.

Мэтт выловил из кармана ключи, когда он с Бонни и Мередит уселись вместе на широкое переднее сидение его грохочущего драндулета. Парень смутился от того, что вынужден был поставить свою машину рядом с роскошным Порше Стефана. Мягкая обивка салона автомобиля Мэтта была в клочья, которые приходилось поддерживать, когда кто-нибудь садился на сиденье. Бонни легко уместилась в откидном кресле кое-как оснащенном ремнем безопасности, между Мэттом и Мередит. Парень украдкой наблюдал за ней: когда она была расстроена, то иногда забывала пристегиваться. Дорога назад, через Старый Лес, была слишком ухабистой, с крутыми поворотами, которые стоит принимать всерьез, даже если они будут единственными на дороге.

«Больше никаких смертей» – думал Мэтт, пока они отъезжали от пансиона. «И больше никаких удивительных воскрешений». Мэтт уже увидел достаточно много сверхъестественного, на остаток жизни ему точно хватит. Сейчас он чувствовал себя, так же как Бонни: хотел, чтобы все стало нормальным, таким, как было всегда, а жизнь шла своим чередом.

«И без Елены», – насмешливо прошептал голосок у него внутри.- «Отказаться от нее даже без борьбы?»

«Эй, я в любом случае не смог бы победить Стефана, в любой борьбе, даже если бы ему связали обе руки за спиной и надели мешок на голову. Забудь об этом!…Все кончено, как бы она там меня не поцеловала! Сейчас она для меня просто друг».

Но он все еще чувствовал вчерашнее прикосновение теплых губ Елены к его губам. Эти мягкие прикосновения не являются социально приемлемыми для двух «просто друзей». Но она пока не знает об этом. А он чувствовал теплоту и покачивание ее танцевально стройного тела.

«Черт, она вернулась совершенной,… физически, по крайней мере». – Думал он.

Жалобный голос Бонни прорезался в его приятные воспоминания,

– Как только я начала думать, что все будет хорошо, – вопила она, едва не плача, – Как только я начала думать, что все наладится,… в конце концов, все пошло так, как оно должно было идти!

Мередит, очень мягко, ответила:

– Это трудно, я знаю. Кажется, мы все больше теряем ее. Но мы не можем быть эгоистами!

– Я могу! – категорично заявила Бонни.

«И я тоже» – шепнул Мэтту внутренний голос. – «По крайней мере, в душе, где никто не сможет увидеть мой эгоизм. Старый добрый Мэтт… Мэтт никогда не будет возражать! Какой же молодчина Мэтт! Что ж, наступило время, когда старый добрый Мэтт против! Но она выбрала другого, и что я могу поделать? Похитить ее? Запереть на замок? Попытаться взять ее силой?»

Эта мысль вдруг отрезвила Мэтта подобно холодному душу, и он стал внимательнее следить за дорогой. Как-то автоматически он уже проехал несколько поворотов разбитой однополосной дороги, бегущей сквозь Старый Лес.

– Мы все вместе планировали поступить в колледж, – упорствовала Бонни, – Затем мы хотели вернуться сюда, в Феллс Черч. Вернуться домой. Да мы с самого детского сада планировали все это, и теперь, когда Елена снова человек, я думала, что наши планы осуществятся. Но сейчас уже понятно, что ничто не будет таким, каким мы задумали, так ведь? – она закончила свой вопрос более спокойно, и вздохнула,- Так ведь? – Это уже не было вопросом.

Мэтт и Мередит переглянулись, удивленные жалостью, одновременно промелькнувшей в их взглядах, и беспомощно попытались успокоить Бонни, которая обняла себя руками, отделываясь от прикосновений Мередит.

«Это Бонни… актриса драм театра», мелькнула у Мэтта мысль, но его природная честность не позволяла ему поддразнить ее.

– Я считаю, что, – медленно начал он, – это именно то, о чем на самом деле подумали мы все, когда она только-только вернулась. – «Когда мы танцевали в лесу, как чокнутые», подумал парень. – Вероятно, все мы думали, что они могут жить где-то неподалеку от Феллс Черч, и что все у них будет, как раньше… До того как Стефан…

Мередит покачала головой, смотря вдаль сквозь ветровое стекло,

– Не Стефан.

Мэтт понял, что она имеет в виду. Стефан приехал в Феллс Черч, чтобы воссоединиться с миром людей, а не для того, чтобы потянуть человеческую девушку за собой, в неизвестность.

– Ты права, – ответил он, – Я тоже думал об этом. Она и Стефан, возможно, смогли бы найти способ жить здесь, вместе, в спокойствии. Ну, или поблизости… Это все из-за Деймона. Он приехал, чтобы взять Елену против ее воли, и все поменялось.

– И теперь, Елена и Стефан уезжают. И если они уедут, они больше не вернутся! – завыла Бонни. – Зачем? Для чего Деймон начал все это?

– Стефан однажды сказал мне, что он любит вмешиваться в разные события из полнейшей скуки. На сей раз, вероятно, все началось из-за ненависти к Стефану, – ответила Мередит. – Но мне хочется, чтобы сейчас он смог, просто, оставить нас в покое.

– Да какая теперь разница? – рыдала Бонни. – Ну была это вина Деймона. Мне уже плевать! Чего я действительно не понимаю, так это – почему что-то нужно менять?

– Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Или даже однажды, если ты достаточно сильный вампир, – проговорила Мередит искаженным голосом. Никто не засмеялся. Тогда она добавила очень мягко, – возможно, ты спрашиваешь не того человека. Возможно, Елена та, кто может ответить тебе, почему что-то нужно менять, если она помнит, что случилось с ней там, на Другой Стороне.

– Я не подразумевала, что все действительно должно измениться…

– Но изменится, – сказала Мередит грустно и еще более мягко. – Разве ты не видишь? И в этом нет ничего сверхъестественного. Это жизнь. Все должны расти…

– Я знаю! У Мэтта есть футбольная стипендия, ты собираешься в колледж, а затем, наверняка, выйдешь замуж! Потом вероятно появятся дети! – Бонни сказала это так, словно это было чем-то неприличным. – Я же собираюсь застрять в среднем колледже навсегда. Все вы повзрослеете, и забудете о Елене со Стефаном… и обо мне. – Закончила она тоненьким голоском.

– Эй, – Мэтт всегда был защитником обиженных и игнорируемых. И даже сейчас, когда он думал только о Елене,… размышлял, сможет ли он когда-нибудь избавиться от воспоминаний об этом поцелуе,… он обратил внимание на Бонни, которая казалась сейчас такой маленькой и хрупкой. – О чем это ты говоришь? Я собираюсь вернуться после колледжа домой и жить здесь. Я возможно умру прямо здесь, в Феллс Черч. И буду думать о тебе. В смысле, если ты хочешь.

Он похлопал Бонни, и она не уклонилась от его прикосновений, как от рук Мередит. Она наклонилась к нему и прижалась лбом к его плечу. Когда ведьма вдруг слегка вздрогнула, он обнял ее, даже не задумываясь.

– Мне не холодно, – сказала Бонни, но не делала попыток сбросить его руку. – Сегодня вечером довольно тепло. Я только… мне не понравилось, когда ты сказал «я вероятно умру прямо… Осторожно!

– Ё…! – Мэтт вдавил тормоза, бранясь в три этажа, обеими руками сражаясь с рулевым управлением, Бонни совершила нырок, а Мередит пыталась зафиксироваться сама. Теперешний автомобиль Мэтта, в отличие от старого, утонувшего в реке, был очень потрепанным и не имел подушек безопасности. Он являл собой свалку различных запчастей уже развалившихся автомобилей, собранных вместе.

– Держитесь! – завопил Мэтт, когда машину занесло, шины завизжали, после чего автомобиль развернуло, задняя часть слетела в кювет, и передний бампер врезался в дерево.

Когда все замерло, Мэтт резко выдохнул и ослабил мертвую хватку на руле. Он начал было поворачиваться к девушкам и замер. Парень шарил в темноте, пытаясь включить свет, но то, что он увидел, заставило его вновь застыть не двигаясь.

Бонни, как и всегда в моменты глубоких потрясений, оказалась у Мередит. Ее голова лежала на коленях у подруги, пальцами она вцепилась в руку и рубашку девушки. Сама Мередит сидела, зафиксировано, откинувшись назад, насколько это было возможно, а ее ноги упирались в пол под приборной панелью. Все ее тело было сильно отклонено назад на спинку сидения, голова запрокинута, руки удерживали Бонни, с силой прижимая ее вниз.

Пробившая окно, узловатая, подобно широкому копью в цепкой руке, ветвь гигантского дикого дерева упиралась прямо в основание шеи Мередит, более низкие ветви были поверх маленько тела Бонни. Если бы ремень безопасности не позволил ей пригнуться, если бы она не бросилась вниз, если бы Мередит не держала ее…

Мэтт смотрел прямо на расколотый и узловатый, но очень острый конец копья. Если бы его собственный ремень безопасности позволил ему наклонится вниз…

Парень услышал свое собственное затрудненное дыхание. Запах хвои заполнил весь автомобиль. Он даже мог почувствовать большую концентрацию этого запаха там, где более молодые ветви преломились и источали сок.

Очень медленно Мередит потянулась пальцами, чтобы сломать острый прут, указывающий ей прямо в горло, словно стрела. Она не смогла этого сделать. Оцепенев, Мэтт потянулся к ней, чтобы помочь. Но, несмотря на то, что прут был не намного толще его пальца, он оказался очень жестким и даже не гнулся.

«Как закаленная сталь» – ошеломленно подумал он. – «Но ведь это смешно. Это – живое дерево, я могу чувствовать его ветки и его запах».

– Ой.

– Могу я, пожалуйста, встать уже? – тихо спросила Бонни. Ее голос приглушало колено Мередит. – Пожалуйста. Прежде, чем это схватит меня. Оно этого хочет.

Мэтт смотрел на нее, вздрогнул, и оцарапал щеку расколом одной из веток.

– Оно не собирается хватать тебя, – но его желудок сжался, пока он пытался вслепую снять ремень безопасности. Почему у Бонни вдруг появилась та же мысль, что и у него: что эта ветвь похожа на огромную, изогнутую, косматую руку? Она ведь даже не видит ее.

– Ты знаешь, что оно этого хочет, – прошептала Бонни, и легкая дрожь охватила все ее тело. Она потянулась назад, пытаясь снять ремень безопасности.

– Мэтт, мы должны выскользнуть отсюда, – сказала Мередит. Она тщательно поддерживала свою болезненного вида отброшенную назад позицию, но Мэтт слышал ее тяжелое дыхание. – Нам нужно скользнуть к тебе, оно пытается приблизиться к моему горлу.

– Это невозможно. – Однако, он тоже это видел. Расщепленные концы более тонкой ветви переместились совсем немного, но она имела разлом в виде скобы, и осколки уже касались горла Мередит.

– Возможно лишь то, что никто не может оставаться в таком немыслимом положении вечно, – сказал он, зная, что это бред, – Там в бардачке есть фонарь.

– Бардачок полностью заблокирован ветками. Бонни, ты сможешь дотянуться и отстегнуть мой ремень безопасности?

– Попробую. – Бонни потянулась вперед, не поднимая головы, и протянула руку, пытаясь на ощупь отыскать кнопку спуска.

Для Мэтта это выглядело так, словно косматые, зеленые и пахучие ветви захватили ее, и потянули на свои иглы.

– У нас здесь целая долбанная Новогодняя елка. – Он отвернулся к окну со своей стороны, и прислонил к нему руки сложенные чашей, чтобы лучше видеть в темноте, прижимаясь лбом к удивительно холодному стеклу.

Он почувствовал какое-то прикосновение к затылку. Парень подскочил и тут же замер. Прикосновение не было ни холодным, ни теплым, скорее как девичий ноготь.

– Черт возьми, Мередит!…

– Мэтт…

Мэтт злился на себя за тот подскок. Но прикосновение было… колючим.

– Мередит? – он медленно пошарил руками в темноте, пока не увидел отражение в темном окне. Мередит не трогала его.

– Не… двигайся… влево, Мэтт. Здесь где-то длинный и острый обломок дерева. – Голос Мередит, холодный и всегда слегка отдаленный, обычно напоминал Мэтту картины из тех, что зачастую печатают на календарях – горные синие озера, окруженные снегами. Сейчас он показался ему каким-то придавленным и напряженным.

– Мередит! – произнесла Бонни, прежде, чем Мэтт успел собраться с мыслями. Голос Бонни звучал как из-под перины.

– Все в порядке. Я просто должна… держать это подальше. Не волнуйся, я не отпущу тебя.

Мэтт почувствовал острый конец обломка. Что-то вновь коснулось его шеи справа, очень аккуратно. – Бонни, перестань! Ты тянешь дерево! Ты тянешь дерево прямо на нас с Мередит!

– Мэтт, заткнись!

Мэтт заткнулся. Его сердце дико колотилось. Сейчас он ощущал только, что что-то происходит за его спиной. «Но это глупо», – подумал он, – «потому что, если Бонни тянет дерево, то я могу попытаться сдержать его».

Он потянулся руками позади себя, вздрагивая, и пытаясь разглядеть в отражении окна, куда именно он двигается. Его руки сомкнулись над толстым узлом коры и щепок.

Он подумал, «не припоминаю, чтобы там был такой узел, когда эта штука целилась мне в горло».

– Есть! – прозвучал приглушенный голос, сопровождаемый щелчком отстегнутого ремня. Чуть погодя голос очень неуверенно сказал, – Мередит? Иглы прокалывают мою спину.

– Так, Бонни, Мэтт, – проговорила Мередит с усилием, но с большим терпением, подобно тому, как они разговаривали с Еленой. – Мэтт, ты должен открыть свою дверь, сейчас.

В голосе Бонни прозвучала паника, – За моей спиной не только иглы, но и небольшие ветви. Они похожи на колючую проволоку. Я… застряла…

– Мэтт! Тебе нужно прямо сейчас открыть дверь…

– Я не могу.

Тишина.

– Мэтт?

Мэтт уперся, обхватив руками чешуйчатую кору дерева, и отталкивался ногами. Он резко дернул ствол, изо всех своих сил.

– Мэтт! – Мередит почти кричала, – Оно режет мое горло!

– Я не могу открыть дверь! Снаружи она прижата деревом!

– Как там может быть дерево? Это же дорога!

– Как там может быть дерево, растущее у нас здесь?

Снова в машине повисла тишина. Мэтт чувствовал, как поломанные ветки и иголки прижимаются все ближе к его спине и шее. Если он как можно быстрее не увернется куда-нибудь, то больше никогда не сможет этого сделать.