Глава 21

– Это придает всему происходящему ужасающий смысл, – сказала Мередит. Они все еще были в гостиной дома Изабелл, где ждали доктора Альперт. Мередит сидела за красивым столом из черного дерева, с золотой отделкой, и искала в интернете какое-либо объяснение настигнувшему их озарению.

– Салемские девушки обвиняли людей в том, что те причиняли им вред – ведьмы, понятное дело. Они говорили, что те их щипали и кололи булавками.

– Как Изабелл, обвиняет нас, – сказала Бонни, кивая.

– И из-за этого они могли изменяться и придавать своим телам «невозможные положения».

– Кэролайн изменялась в комнате Стефана, – сказала Бонни. – И если это ползание, подобно ящерице, не искажение тела, то и у меня должно получиться так же. – Она опустилась на пол и попыталась развернуть свои локти и колени так, как это делала Кэролайн. Но у нее не получалось.

– Видишь?

– О, Господи! – Джим стоял в дверном проеме кухни, держа уже почти выскальзывающий из его рук поднос с едой. Запах острого супа мисо разносился по комнате, но Бонни не была уверена, что ей когда-нибудь еще захочется есть.

– Все нормально, – торопливо вставая, сказала она. – Я просто… хотела попытаться кое-что сделать.

Мередит также встала, – Это для Изабелл?

– Нет, это для Обаасан, я имею в виду, бабушки Иса-чан… Бабушки Сэтао…

– Я тебе уже говорила, называй всех так как тебе привычней. Обаасан нормально, точно так же, как и Иса-чан, – мягко, и одновременно твердо сказала ему Мередит.

Джим как будто расслабился, – Я пытался заставить Иса-чан есть, но она только бросает подносы в стену. Говорит, что не может есть, что кто-то душит ее.

Мередит многозначительно посмотрела на Бонни. Затем вновь обернулась к Джиму,

– Почему бы тебе не позволить мне взять это? Ты уже прошел через многое. Где она?

– Наверху, вторая дверь слева. Если… Если она будет говорить что-нибудь нереальное, просто не обращай внимания.

– Хорошо. Останься с Бонни.

– О, нет, – торопливо пробормотала та. – Бонни идет с тобой, – она не знала, делает она это для собственной безопасности, или пытается защитить Мередит, но накрепко вцепилась в подругу.

Наверху Мередит локтем аккуратно включила свет. Затем они нашли вторую дверь слева, за которой находилась пожилая леди напоминающая куклу. Она находилась в самом центре комнаты, лежа точно по центру хлопчатобумажного матраса на кровати. Когда они вошли, она села и улыбнулась. Улыбка осветила ее морщинистое лицо и превратила его в почти детское счастливое личико.

– Мигуми-чан, Бенико-чан, вы прибыли, навестить меня! – воскликнула она, кланяясь в сидячем положении.

– Да, – медленно произнесла Мередит. Она опустила поднос возле пожилой леди.

– Мы пришли, навестить вас, госпожа Сэтао.

– Не играйте со мной! Это Инари-чан! Или вы считаете меня безумной?

– Все эти чаны. Я думала, «Чан» – китайское имя. Разве Изабелл не японка? – прошептала Бонни за спиной Мередит.

Но они не учли одной вещи: похожая на куклу старушка вовсе не была глухой. Она громко засмеялась, подняв обе руки и прикрыв ими рот, словно застенчивая девчушка. – О, не дразните меня, прежде, чем я поем. Itadakimasu! – она взяла с подноса тарелку с мисо супом и стала пить его.

– Я думаю, чан – это что-то вроде приставки, которую помещают в конце имени человека, которого считают другом, вроде того, как Джимми говорит – Иса-чан, – громко сказала Мередит. А «Йета-даки-масс-су» – что-то вроде того, что говорят, когда начинают есть. Это все, что я знаю.

Какая-то часть разума Бонни отметила, что у друзей бабушки Сэтао совершенно случайно имена оказались на буквы «М» и «Б». Другая ее часть вычисляла, где находится эта комната по отношению к комнатам ниже, и, в частности, к комнате Изабелл.

Оказалось, она прямо над ней.

Крошечная старушка перестала есть, и пристально наблюдала за Бонни.

– Нет, нет, вы не Бенико-чан и не Мигуми-чан. Я знаю об этом. Но они действительно посещают меня иногда, и так же делает мой дорогой Нобухиро. Приходят и другие, неприятные, но я была воспитана святой девой – я знаю, как позаботиться о них. – Беглый взгляд удовлетворенный пониманием мелькнул на невинном старом лице. – Этот дом одержим, и вы знаете это.

– Kore ni wa kitsune ga karande isou da ne. – добавила она в конце.

– Прошу прощения, госпожа Сэтао, что вы только что сказали? – спросила Мередит.

– Я сказала, что есть китсун, и он замешан в этом, говорю вам.

– «Кит-сун»? – насмешливо переспросила Мередит.

– Лиса, глупая девочка, – бодро ответила старушка. – Они ведь могут обратится во что угодно, во что пожелают, разве вы не знаете? Даже в людей. Да они могут превратиться и в тебя, моя дорогая, и даже твой лучший друг не почувствует разницы.

– Итак, значит это своего рода лиса? – спросила Мередит, но бабушка Сэтао начала раскачиваться взад-вперед и ее пристальный взгляд остановился на стене позади Бонни.

– Мы имели обыкновение играть в круговую игру, – сказала она. – Все садятся в круг, а один – в центр, с завязанными глазами. И мы спели бы песню. «Ushiro no shounen daare?» – «Кто стоит за тобой?» Я научила этому своих детей, и сочинила также небольшую песенку на английском языке.

И она запела, сначала очень старым, но затем внезапно помолодевшим голосом, невинно уставившись на Бонни.


– Лиса с черепахой

Устроили гонку.

Кто это, там за тобой?

Кто бы ни был вторым,

Он не будет в сторонке!

Кто близко, там за тобой?

А победителю

Вкусное блюдо!

Кто рядом, там за тобой?

Черепаховый суп

На обед, это чудо!

Кто прямо там за тобой?


Бонни вдруг почувствовала горячее дыхание на своей шее. Задыхаясь, она обернулась,… и закричала. Да она просто вопила.

Изабелл была здесь. Ее кровь капала на циновки, покрывающие пол. Ей каким-то образом удалось обойти Джима и пробраться наверх, в тусклую комнату, никем не замеченной. И теперь она стояла здесь, словно искаженная версия некой богини пирсинга, или отвратительное воплощение всех кошмаров каждого мастера пирсинга. На ней было одето только бикини. За исключением этого она была абсолютно голой, если не считать крови и разнообразных гвоздей и иголок, которыми она проколола кожу. Как поняла Бонни, она проколола себе все места, которые только можно было проколоть, и некоторые, о которых Бонни и подумать не могла. Каждая рана была рваной и кровоточила.

Ее дыхание было теплым и зловонным, подобно тошнотворному запаху тухлых яиц.

Изабелл прищелкнула своим розовым языком. Его она не проткнула. Она сделала хуже. Каким-то странным инструментом она разрезала свой язык на две части, как у змеи.

И этот разветвленный розовый язык облизал лоб Бонни.

Ведьма упала в обморок.


Мэтт медленно вел машину вниз, в почти невидимый переулок. Не было ни одного уличного знака, чтобы понять, где они, заметил он. Они преодолели небольшой холм, и затем поехали вниз, к реке, в сторону небольшого прояснения в сплошной листве.

– Держись подальше от фееричных кругов, – мягко сказала Елена, словно указывая, – И старых дубов…

– Ты о чем?

– Останови машину.

Когда Мэтт выполнил ее просьбу, Елена попыталась объяснить: – Разве тебе не кажется, что здесь присутствует какая-то фееричность… иллюзорность что ли?

– Не знаю. Куда исчезло это красно-рыжее?

– Куда-то сюда юркнуло. Я видела!

– И я. И ты заметила, что это было больше, чем лиса?

– Да, но недостаточно большое для волка.

Мэтт облегченно вздохнул, – Только Бонни не поверит мне. И ты видела, как быстро оно двигалось?

– Слишком быстро, чтобы быть чем-то естественным.

– Ты хочешь сказать, что мы на самом деле ничего не видели? – почти отчаянно проговорил Мэтт.

– Я хочу сказать, что мы видели нечто сверхъестественное. Как то, что напало на тебя. Странные деревья. Что-то, живущее не по законам этого мира.

Но как бы они не искали, они не могли найти это существо. Кустарники и растительность между деревьями создавали плотный круг. Не было никакой надежды найти между ними отверстие или проход.

Солнце медленно опускалось к горизонту. Было очень красиво, но для них это не представляло никакого интереса.

Мэтт повернулся к Елене, чтобы что-то сказать и увидел, как она резко и тревожно обернулась.

– Что…? – он последовал за ее пристальным взглядом и замер.

Желтый Феррари заблокировал им путь назад, к дороге. Они не сталкивались с желтым Феррари по дороге сюда. В этом крошечном переулке было место только для одной машины.

И все же на дороге стоял Феррари.

За спиной Мэтта прохрустела поломанная ветвь. Он обернулся.

– Деймон!

– А кого вы ожидали? – глаза Деймона были полностью скрыты солнцезащитными очками Ray-Bans.

– Никого мы не ожидали, – настойчиво ответил Мэтт. – Мы только что пришли сюда.

В последний раз он видел Деймона, когда тот, словно побитая собака, был выкинут из комнаты Стефана. И Мэтту тогда очень хотелось дать старшему Сальваторе в челюсть, и Елена об этом знала. И она почувствовала, что ему снова этого хочется.

Но сейчас Деймон был уже не тем, кого не так давно вышвырнули из комнаты. Елена ощущала, как от него жаркими волнами исходит опасность.

– Ааа, ясно. Это ваше, с позволения сказать, секретное местечко для… частных исследований, – произнес Деймон, и в его голосе присутствовали те самые нотки, которые так не любила Елена.

– Нет! – прорычал Мэтт. Елена поняла, что ей необходимо держать его под контролем. Очень опасно тягаться с Деймоном, когда он в таком настроении.

– Как ты можешь так говорить? – продолжал Мэтт, – Елена принадлежит Стефану!

– Да… Мы принадлежим друг другу, – Елена медлила с ответом.

– Разумеется, – ответил Деймон, – единое тело, единое сердце, единая душа. – На мгновение какое-то выражение промелькнуло в его глазах за темными очками, ей показалось – нечто убийственное.

Тем не менее, тон Деймона немедленно изменился в невыразительный шелест… – Однако, в таком случае, что же вы забыли здесь, вдвоем? – его голова повернулась, он наблюдал за движениями Мэтта, подобно хищнику, отслеживающему добычу. В его поведении было что-то гораздо более тревожное, чем обычно.

– Мы заметили кое-что красное, – ответил Мэтт прежде, чем Елена успела остановить его. – Это было похоже на то, что я видел перед тем несчастным случаем.

Мурашки побежали по спине и рукам Елены. Она не хотела, чтобы Мэтт говорил это.

В этой тусклой, тихой и слабо освещенной роще ей внезапно стало очень страшно.

Новые чувства растянулись до предела – она раскинула их вокруг себя как паутину. И почувствовала что что-то не так во всем этом. Ее ощущения подсказывали, что происходящее сейчас, выходит за пределы досягаемости ее ума. В то же самое время она ощутила, что птицы затихли и покинули эту расселину.

Но самым тревожным было обернуться именно в тогда, когда птицы прекратили свое пение и обнаружить, что Деймон повернулся в тот же момент, и смотрит на нее. Темные очки скрывали от девушки его мысли. Остальная часть лица вампира была маской.

«Стефан…» – тоскливо и беспомощно подумала она.

Как он мог оставить ее с этим? Без предупреждений, без всяких известий о его маршруте, без надежды увидеть его снова… Возможно, для него это имело смысл, с его отчаянным желанием не превратить ее в то, что он так отчаянно ненавидел в себе. Но оставить ее с Деймоном в этом расположении духа, когда все силы покинули ее…

«Это твоя собственная ошибка» – подумала она, прервав поток жалости к себе. – «Ты была тем, кто настаивал на мире между братьями. Ты была тем, кто убедил его, что Деймону можно доверять. И теперь ты имеешь дело с последствиями».

– Деймон, – сказала она, – Я искала тебя. Я хотела спросить тебя о Стефане. Ты ведь знаешь, что он покинул меня.

– Естественно. Я полагаю, что, как гласит его извечная отговорка – это для твоего же блага. И он оставил меня в качестве твоего телохранителя.

– Тогда ты видел его две ночи назад?

– Разумеется.

«И, разумеется, ты не попытался остановить его. Лучше для тебя и быть не могло» – подумала Елена. Она никогда не желала иметь тех способностей, которые имела, будучи духом. Даже когда поняла, что Стефан действительно ушел, и теперь он вне ее, слишком человеческой, досягаемости.

– Что ж, я не позволю ему просто так оставить меня, – категорично заявила она, – Для моего же блага, или по любой другой причине. Я собираюсь последовать за ним. Но, для начала, я должна знать, куда он мог уйти.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да, пожалуйста, Деймон, я должна найти его. Он нужен мне. Я… – Она начала заикаться, и подумала, что нужно быть с собой построже.

Но тут в ее размышления ворвался Мэтт, который очень мягко шептал ей: – Елена, остановись. Кажется, мы выводим его из себя. Посмотри на небо.

Елена и сама почувствовала это. Круг из деревьев словно стал еще теснее, и угрожающе нависал над ними. Девушка медленно подняла лицо к небу. Серые облака, кружась разрозненными группками, объединялись в одну большую тучу, сосредотачиваясь прямо над их головами.

В ее основании уже начали формироваться маленькие вихри, поднимая вверх горстки сосновых игл, и тревожа по-летнему свежие молодые деревья. Елена никогда не видела ничего подобного прежде, ее легкие наполнились сладким, но чувственным ароматом, похожим на запах благоухающих экзотических масел в долгие и темные зимние ночи.

Она смотрела на Деймона, а вихрь поднимался все выше, и сладкий, яркий аромат смолы становился все ближе, окутывая ее. Она еще не знала, что он уже впитался в ее одежду и потихонечку начинает впитываться в нее саму, но она уже знала, что перепрыгнула через собственную голову.

Она не могла защитить Мэтта.

«Стефан сказал мне доверять Деймону в той прощальной записке. Стефан знает о нем больше, чем я» – отчаянно думала она, – «Но мы-то знаем, чего он захочет, в конечном счете. То, что ему всегда нужно. Я. Моя кровь».

– Деймон…, – начала она тихо, но прервалась. Не глядя на нее, он вытянул руку с расставленными пальцами в останавливающем жесте.

«Погоди».

– Есть нечто, что мне надлежит сделать, – бормотал он. Вампир медленно наклонился вниз,… каждое его движение было невероятно изящным и продуманным, словно у пантеры…и поднял с земли небольшую сломанную ветвь растения, очень похожего на обычную верджинскую сосну. Он немного помахал ею, точно оценивал, а затем приподнял в руке, словно для проверки веса и баланса. Это был скорее отросток, чем ветвь.

А Елена смотрела на Мэтта, пытаясь глазами сказать ему все, что она чувствует в этот момент. И в первую очередь то, что она сожалеет: сожалеет о том, что втянула его в это, о том, что когда-то он ей нравился, что эгоистично держала его около себя, вплетая его и своих друзей в сверхъестественные события.

«Кажется, теперь я понимаю, что чувствовала в прошлом году Бонни. Как это – быть способной видеть и предсказывать различные события, но не иметь возможности остановить их ход».

Мэтт, слегка кивая ей головой, уже прокрадывался к деревьям.

«Нет, Мэтт. Нет… Нет!»

Но он не понимал. А Елена чувствовала, что деревья держат дистанцию и не приближаются к ним только из-за присутствия Деймона. Если она и Мэтт рискнут убежать в лес, если они покинут эту поляну, или наоборот останутся здесь слишком надолго… Мэтт мог видеть страх на ее лице, и его собственный взгляд выразил мрачное понимание. Они были пойманы в ловушку.

Если только…

– Слишком поздно, – резко произнес Деймон. – Я сказал, есть нечто, что мне надлежит сделать.

Он, очевидно, нашел ту ветвь, которую искал. Теперь он поднял ее повыше, слегка встряхнул, и опустил вниз одним резким движением, направляя ее в бок.

И Мэтт затрясся в агонии.

Это была такая боль, о которой он никогда прежде даже не догадывался. Боль, которая, казалось, пришла изнутри, отовсюду, и каждый орган его тела, каждый мускул, нерв, каждая кость испускали различные типы боли. Мускулы болели и сжимались в судороге, словно уже были напряжены до предела, но продолжали сжиматься все больше и больше. Его органы были, словно в огне. В животе были ножи. Его кости болели так же, как тогда в девять лет, когда он сломал руку в автокатастрофе, в машине своего отца. А его нервы… Если бы на них был некий переключатель с установками вроде «удовольствие» и «боль», то этот переключатель был бы сейчас направлен на пункт «мука». Ему было невыносимо больно даже ощущать одежду на коже. Дуновение ветра было мукой. Он выдержал пятнадцать секунд и затем потерял сознание.

– Мэтт! – К чести Елены, она была точно заморожена, ее мускулы были сжаты так, что можно было подумать, будто они никогда больше не смогут двинуться. Внезапно ее отпустило, она подбежала к Мэтту, подтянула его на свои колени и взглянула ему в лицо.

Затем девушка подняла глаза.

– Деймон, почему? Почему? – внезапно она поняла что, не смотря на бессознательное состояние Мэтта, его тело все еще горит в агонии. Она должна была остановить себя и перестать кричать. И тогда она быстро проговорила,

– Зачем ты делаешь это, Деймон? Прекрати!

Она обвела взглядом молодого человека, одетого во все черное: черные джинсы с черным ремнем, черные ботинки, черный кожаный жакет. Его волосы также были черными, а на глазах были проклятые темные очки.

– Я уже изъяснился, – ответил Деймон небрежно, – Сие и является тем нечто, что мне надлежит сделать. Улицезреть. Мучительную смерть.

– Смерть! – Елена с недоверием уставилась на Деймона. А затем она начала собирать в себе всю свою силу, что было так легко сделать всего несколько дней назад, когда она была немой и невесомой, но настолько трудно и странно прямо сейчас. Она отчетливо произнесла: – Если ты не отпустишь его прямо сейчас – я применю всю свою Силу, которая только у меня есть.

Он засмеялся. Елена никогда раньше не видела, чтобы Деймон смеялся так прежде. Только не так.

– И ты полагаешь, дескать, я смогу заметить твою крохотную Силу?

– Не такую уж и крохотную, – мрачно ответила Елена. Ее Сила была не больше, свойственной любому человеку – та, которую вампиры берут у людей вместе с выпитой кровью. Но, побывав духом, Елена узнала, как можно ее использовать. Как можно использовать ее для нападения.

– Уверена, что ты ощутишь ее, Деймон. Отпусти его – СЕЙЧАС ЖЕ!

– Отчего люди извечно допускают, что повышение тона преуспеет, когда логика бессильна? – бормотал Деймон.

Елена не мешала ему рассуждать.

Точнее, она просто готовилась. Она глубоко вздохнула, рассеяла воздух внутри, и вообразила, что держит в руках шар, наполненный белым огнем, а затем…

Мэтт стоял на ногах. Он выглядел так, словно был подвешен, подобно марионетке, за руки, и за ноги. Его глаза непроизвольно слезились, но это в любом случае было лучше, чем когда он корчился в судорогах на земле.

– Ты мне обязана, – небрежно бросил Елене Деймон, – Я взыщу позже.

К Мэтту же он обратился тоном любящего дядюшки, с одной из тех неуловимых улыбок, которую вы вроде как видели, а вроде и нет: – Это мое счастье, что ты крайне выносливый экземпляр, не так ли?

– Деймон, – Елена видела, что вампир сейчас находится в том самом, столь нелюбимом ею настроении «почему-бы-не-поиграть-с-более-слабыми-существами». Но было во всем этом что-то еще, чего она никак не могла понять.

– Давай перейдем к делу, – сказала она, чувствуя, как на ее руках и шее вновь зашевелились волоски. – Чего ты на самом деле хочешь?

Но он не давал ей ответ, которого она так ожидала. – Я официально назначен твоим смотрителем. Я формально забочусь о тебе. А посему я не думаю, что тебе следует оставаться без моего покровительства и компании, в то время как мой младшенький братец отсутствует.

– Я могу сама о себе позаботиться, – категорично сказала Елена, отмахнувшись от него рукой, желая перейти к реальной проблеме.

– Ты весьма милая девушка. Рисковая и, – вспышка улыбки, – И сомнительные элементы могут крутиться подле. Я настаиваю на наличии при тебе телохранителя.

– Деймон, прямо сейчас больше всего я нуждаюсь в защите от тебя! И ты знаешь это. Что тебе на самом деле нужно?

Поляна… пульсировала. Будто была живой и дышащей. У Елены возникло чувство, что под ее ногами,… под старыми, испытанными бурными путешествиями пешком, ботинками Мередит,… земля немного двигалась, как огромное спящее животное, а деревья походили на его бьющееся сердце.

Бьющееся сердце? Сердце – чье? Леса? Но здесь гораздо больше мертвого, чем живого. И она могла бы поклясться, что она точно знала – Деймону никогда не нравились леса и деревья.

В такие времена Елене было жаль, что у нее нет крыльев.

Крыльев и понимания простых движений рук, заклинаний Белой Силы, Белого огня у нее внутри, который без особых усилий помог бы ей понять, что происходит, или просто унес бы ее неприятности обратно, к Стоунхенджу.

Казалось, все, что ей оставили – это еще большую чем прежде соблазнительность для вампиров, и ее остроумие.

Остроумие не покидало девушку и теперь. Возможно, если сейчас она не покажет Деймону свой страх, то у них появится шанс на временную отсрочку исполнения его намерений относительно их.

– Деймон, спасибо, что так за меня беспокоишься. А сейчас не мог бы ты оставить нас с Мэттом наедине хоть на мгновение, чтобы я могла проверить, дышит ли он?

Глаза, скрытые темными очками словно вспыхнули красным.

– Каким-то образом, я был уверен, что ты попросишь об этом, – сказал Деймон. – И, бесспорно, это твое право жаждать утешения, будучи предательски брошенной. Вернуть его к жизни дыханием рот в рот, к примеру.

Елена хотела взорваться, но, очень аккуратно, ответила,

– Деймон, если Стефан назначил тебя моим телохранителем, тогда вряд ли это можно назвать «предательски бросил», разве не так? У тебя нет оснований для таких заявлений…

– Просто побалуй меня еще кое-чем, хорошо? – ответил ей Деймон голосом кого-то, чьи следующие слова будут «будь осторожна», или «не делай ничего, чего не сделал бы я».

Наступила тишина. Смерч из веток и пыли перестал закручиваться в воздухе. Запах нагретых солнцем сосновых игл и тяжелой смолы в этом тусклом месте путал мысли Елены, ее голова закружилась, а к физическим ощущениям добавилась странная вялость. Земля была теплой, а сосновые иголки лежали ровно, будто шерсть большого, дремлющего сейчас зверя. Елена смотрела, как крохотные пылинки кружились и сверкали, словно опалы, в золотом солнечном свете. Она знала, сейчас она была далеко не в лучшем состоянии, чтобы говорить твердо.

Наконец, когда она была уверена в том, что ее голос не дрогнет, она спросила:

– Чего ты хочешь?

– Поцелуй.

Загрузка...