Возвращение в долину

10. Колесо Фортуны

«Не то, чтобы я не верила в удачу… Иногда жизнь действительно демонстрирует нам свое извращенное чувство юмора именно таким образом. Но в мире несколько миллиардов людей, дорогая. Судьбе не до тебя. А удача или неудача — это стечение обстоятельств, которые раньше ты имела способность игнорировать»

Заметки из дневника Хелены

Больница. Одна на всю округу, маленькая, как деревенское отделение почты. Тут работали уставшие до мозга костей врачи и один дышавший на ладан рентгеновский аппарат. Была пара палат, но пациентов почти не было. Областная администрация говорила, что в их графстве люди отличаются отменным здоровьем, но местные знали — в таких условиях болеть было себе дороже. Поэтому, оказавшись в окружении давящий стен и презрительных взглядов врачей, пациенты сами направляли все свои внутренние ресурсы на выздоровление. А потом, в следующий раз, если что-то случалось, шли к кому угодно — частным врачам и целителям, лишь бы не возвращаться в этот филиал ада на Земле.

На крыльце под моросящим дождем стояла Иви. Пока Чарли выруливал со скользкой дорожки, тетка несколько раз прилипла к окну в приемном покое, силясь рассмотреть подъезжающих, а потом все-таки выскочила на улицу. Розовая шаль тут же намокла. Волнение и плохое освещение стерли с лица тетки весь эффект йоги и самомассажей, она больше напоминала женщину после двенадцатичасового рабочего дня в бухгалтерии, которая по дороге домой еще и умудрилась попасть под трамвай.

Стоило Эве и Чарли выбраться из машины, Иви бросилась им навстречу и порывисто обняла каждого, крепко целуя в обе щеки.

— Как же хорошо, что вы приехали. Я думала, что с ума сойду, если уже не сошла.

— Все в порядке, мы рядом, — проговорил Чарли, поглаживая ее по спине. Он на секунду отступил, чтобы достать из машины запотевший пластиковый пакет. — Поешь?

— О, мой ангелочек, — пропела женщина, вцепляясь в шуршащие ручки. — Эва, как тебе повезло.

— Что с мамой? — слова скребли по горлу песком. А то она сама не знала ответа на этот вопрос. С мамой рак. Тут правильнее было спрашивать, жива ли она еще, но язык не поворачивался при виде разбитой и уставшей Иви.

— Ей резко поплохело. Нагрузки, сама понимаешь. Она возилась с этими свечами, усиляла их ставами и оговорами. Дар со временем начинает требовать все больше сил, — вздохнула женщина и тут же махнула рукой, отбрасывая налипшие на лоб волосы. — Пойдемте внутрь, иначе еще и вы заболеете.

Больничная тишина давила на мозг. Вошедших окружило молчание, состоявшее наполовину из сочувствия, наполовину — из безразличия. Врачи и медсестры проходили мимо, бросали на них сканирующие взгляды и, убедившись, что перед ними не пациенты, проходили дальше. Иногда разобраться им помогала полноватая медсестра в регистратуре. Если кто-то из врачей слишком уж сильно замедлял шаг перед взволнованной троицей, женщина поджимала свои ярко-красные губы и очерчивала ими полукруг. Врач тут же ускорял шаг.

— Твоя мать — просто невозможная женщина. Еле языком ворочала, а все продолжала сопротивляться, — причитала Иви, нервно посмеиваясь. Привезенные Чарли булочки исчезли за считанные минуты.

— Это в ее стиле. Так что с ней произошло?

— Ничего такого, — отмахнулась Иви, и тут же виновато опустила глаза. — То есть, мне так казалось. Она просто выглядела уставшей, а утром не встала с кровати. Я думала, ну, может, устала настолько сильно. А потом я зашла ее проведать и увидела…

Она всхлипнула.

— Что?

— Там не самые приятные подробности. В общем, она не ела несколько дней, и ее рвало желчью. И кровью.

Эва прижала ладонь к губам, сдерживая подкативший к горлу позыв. Чувство вины впилось в грудь, раздирая до самой души. Иви, словно почувствовав это, сжала руку Эвы в своих ладонях.

— Ты ни в чем не виновата, Хелена… как всегда, была собой. Она не умеет принимать заботу от других, а как только ей предлагают помощь — делает все наперекор, просто из принципа.

— Мы должны были…

— Ты делала все, что могла.

— Ты знаешь, что это не так, — выпалила Эва, с вызовом глядя тетке в глаза. Иви смотрела на нее с неизменной нежностью, пониманием, желанием утешить. Под этим взглядом становилось совсем тошно от осознания, что Эва его не заслужила. Потому что боялась маминой болезни, потому что чувствовала себя беспомощной и вместо того, чтобы как следует помогать, отгораживалась простым: «выпей таблетки».

Сидевший по другую руку Чарли обнял ее за плечи.

— Все будет в порядке. Ты же знаешь, — проговорил он, но Эва чувствовала, скольких усилий ему стоило придать голосу уверенности.

Больше всего Эве хотелось оказаться дома. Упасть лицом в подушку и вдыхать запахи трав, которыми пропитались все ткани в их доме. Слушать, как мама возится на кухне, щелкает зажигалкой, перешучивается с Иви, как раньше. Но сейчас в ее ушах жужжали лампы и аппараты.

— Где она сейчас? Ее оперируют?

— Отправили на диагностику, — хмыкнула Иви. — Потом сказали, что дадут отлежаться пару дней в палате, но, зная Хелену, утром она уже будет дома, даже если ради этого ей придется пройти пятьдесят миль пешком.

— Лучше мы сами отвезем ее домой, — сказал Чарли. Эва согласно кивнула, переплетая сцепленные в замок пальцы.

Теперь она сама жадно ловила взгляды проходивших мимо врачей в надежде, что хоть один из них остановится и скажет что-то обнадеживающее. Хотя, какими могли быть эти слова, Эва не знала. Ей было известно только одно слово, связанное с раком — «ремиссия», но и оно не обозначало, что болезнь побеждена. Она просто отступила, затаилась, и теперь ждет.

Минуты текли безнадежно медленно. Эва успела несколько раз задремать на плече у Чарли. Иви тоже не выдержала и пару раз привалилась к племяннице, чтобы немного поспать. Только Чарли сидел прямой, напряженный. Механическими движениями вырисовывал на плече Эвы круги кончиками пальцев. Это движение успокаивало. Девушка то и дело поворачивала к нему голову, всматривалась в стянутое маской серьезности лицо, сведенную, точно судорогой, шею, и не решалась сказать ни слова. В глазах Чарли отражалась борьба, которую он вел со своими воспоминаниями.

— Вы родственники Хелены Делвал? — наконец, раздался голос врача. Эва подняла глаза. Мужчина напоминал огарок свечи: желтая восковая кожа, три пряди редких волос, зачесанных через макушку от уху к уху, пустые глаза за толстыми стеклами очков. Во всех его движениях виднелась усталость.

— Да, — ответила Эва. Иви встрепенулась и открыла глаза.

— Как Хелена? — она протянула было руки, чтобы схватиться за врача, но тот, наученный опытом, сделал шаг назад и покрепче перехватил папку, словно собирался отбиваться ею от родственниц.

— Состояние удовлетворительное, — отчеканил он и перевел взгляд на Эву. — Вы — опекун?

— Я ее дочь.

— Тоже подойдет. Пройдите со мной.

И, не дожидаясь кивка или ответа, развернулся на пятках и направился по тускло освещенному коридору к палатам, где вразнобой пищали датчики. Эва семенила за ним следом, ежась и нервно заглядывая в каждое стеклянное окно на двери. Пустая палата, еще одна и еще. Приближаясь к каждой новой двери, она собирала все свое мужество в кулак, боясь увидеть за мутным стеклом мать. Или то, что от нее оставила болезнь.

— Вы были в курсе состояния матери? — поинтересовался врач, задерживаясь у палаты.

— Да, — кивнула Эва. В памяти вспыхнуло это мерзкое слово «метастазы». Ее передернуло.

— Вы следили за тем, чтобы Хелена принимала свои лекарства?

— Это было сложно, но я старалась.

— А она их принимала?

— Да, — пискнула девушка, теряя последние крупицы самообладания. Врач посмотрел на нее поверх очков и тяжело вздохнул. — Почему вы устраиваете мне экзамен? Это же вы ее лечите?

— Потому что когда Хелена Делвал умрет, мне предстоит писать отчет и анализировать эффективность схемы лечения. Вот я и хочу узнать, не пыталась ли ее единственная дочь поскорее получить наследство.

— Да как вы…? — она аж поперхнулась воздухом. Но врач оставался абсолютно невозмутим. В его глазах плескалась безбрежная усталость.

— Поработаете с мое, еще и не такое увидите, — хмыкнул он, и его тонкие губы растеклись в полуулыбке, как будто реакция Эвы позабавила его. — Впрочем, это не мое дело. Анализы у вашей матери мы взяли, результаты будут через пару дней.

— А у нее есть эта пара дней? — вспыхнула Эва.

— Пара — точно есть. Может, даже месяц или больше, все покажут анализы, — хмыкнул врач, устало потирая переносицу. — Но я вам уже сейчас могу сказать, что особо надеяться на чудо не стоит. Понимаете, о чем я?

Эва поджала губы и кивнула.

— Я дам вам рецепт на обезболивающее. Очень. Сильное. Давайте Хелене одну таблетку в день и следите, чтобы она не смешивала лекарства с алкоголем.

— Вы даже не будете пытаться ее лечить? — возмутилась Эва. Врач посмотрел на нее с усталым снисхождением.

— Поработайте с мое, мисс Делвал, и дурацких вопросов у вас не останется.

— Но вы обязаны ее лечить, — наседала она, но врач уже двинулся дальше по коридору, оставляя позади мрачную палату с обвитой трубками Хеленой Делвал. Эва бросила быстрый взгляд на этот пищащий и чуть светящийся кокон и бросилась вслед за врачом. Внутри вспыхнула ярость, жажда справедливости, желание все сделать правильно.

— Моя задача — лечить, задача пациента — лечиться. Пока обе стороны играют по правилам, все идет хорошо, но если кто-то отказывается принимать лекарства и придерживаться диеты… — он покачал головой. — Вашей матери была назначена химиотерапия. Она посетила один сеанс и больше не появлялась. На остальные процедуры она не соизволила даже записаться. А вы знаете, сколько таких больных под нашим наблюдением?

— Ладно-ладно, — раздраженно замахала руками Эва, готовая на все, лишь бы избежать лекции о нехватке ресурсов и финансирования. — Что нам делать теперь?

— Ждать результатов анализов. Снимать симптомы. Оберегайте мать от стрессов. И будьте рядом на случай, если будут еще такие ухудшения. И вот рецепт, — он быстро и размашисто оставил пару строк на форменном бланке. — Попросите, чтобы вам поставили печать, и идите в аптеку.

И как только клочок тонкой бумаги оказался в руках Эвы, развернулся и ушел. Эва даже не успела прочитать его имя на отблескивавшем бейджике. Из другого конца коридора на нее смотрела Иви и придержиющий ее за плечи Чарли. В их глазах плескался страх вперемешку с надеждой. Даже с такого расстояния Эва могла увидеть, как сильно они хотят получить хорошие новости. Но все, на что была способна Эва, — это лишь неопределенно пожать плечами. Иви прижала ладонь ко рту и громко всхлипнула.

Они решили дождаться пробуждения Хелены. Медсестра в регистратуре на это лишь закатила глаза и, указав на аппарат, где за пару центов можно было получить худший кофе в жизни, сказала: «Чувствуйте себя как дома». Эва попыталась отправить Чарли домой, спать, но тот не соглашался. В ответ он предлагал женщинам устроиться на заднем сидении его машины, а когда те отказались, сам сходил на парковку и вернулся с пледом. Медсестра посмотрела на них недовольно, но с пониманием. Словно ей в должностной инструкции прописали сохранять кислую мину и закатывать глаза в ответ на любую просьбу.

«А может, это то, что происходит, когда вынужден постоянно сталкиваться с чужой болью», — подумала Эва, приваливаясь к плечу Чарли. Боль бывает разной, но если ты берешь на себя труд помочь, избавить человека от этой боли, будь то перелом, утрата или просто недовольство достаточно прямыми линиями, эта боль обрушивается на тебя со всей своей зверской мощью. Она жжет, царапает, рвет на куски, и, хоть она и не твоя, отпустить ее просто так не получается. Ты делаешь ее своей. Возможно, это случилось с Хеленой. Она так часто брала на себя чужие проблемы, обиды, страхи.

От этой мысли Эва поднялась и направилась к палате, где лежала Хелена. Съедаемая болью, но еще живая. Сердце забилось быстрее, Эва чувствовала жгучее желание заглянуть матери в глаза. Сказать, что понимает, что будет рядом, что поможет…

На пороге ее встретил неподвижный взгляд ледяных глаз. Хелена лежала, сцепив тонкие руки, напоминавшие птичьи лапки, на животе. Голову женщина повернула на бок, так что могла тут же пронзить взглядом каждого, кто зайдет. Вот и Эва замерла, словно ее оглушили. В темноте прозвучало тихое:

— Мам…

Тонкие бледные губы чуть дрогнули. Хелена опустила веки и подняла снова, точно вспоминая, что такое моргать.

— Если он попытается отправить меня на химию, я ему эти трубки в задницу затолкаю, — предупредила она. Эва нервно всхлипнула и улыбнулась. Что бы с ней ни происходило, Хелена была в своем репертуаре.

— Я ему скажу, — кивнула девушка, садясь рядом с койкой, так, чтобы Хелена могла видеть ее лицо в желтоватом свете фонаря, пробивающимся через окно. — Хочешь, я зажгу свет?

— Нет, — нахмурилась Хелена и, сцепив руки еще крепче, бросила пристальный взгляд на дочь. — Сколько сейчас?

— Времени?

— Ну, не миллиметров ртутного столба же, а?

— Около часа ночи. Двадцатое июля, если тебе это интересно.

Хелена хмыкнула и покивала, гоняя мысли из одного полушария мозга в другое.

— Маловато времени осталось.

— Не говори так.

— До фестиваля, — протянула женщина. — Мы ничего не успеваем. Иви ведь приперлась сюда вместе со мной, да?

— Она волновалась за тебя.

— Ну, конечно, — цокнула языком Хелена. Эва хотела было упрекнуть ее, но запнулась. Взгляд зацепился за судорожно сжимающие покрывало руки. Каждое движение приносило Хелене боль, а она сопротивлялась. Не подавала виду. Не просила помощи. Зато сама цеплялась за любую возможность помочь другим.

Эва протянула руку и сжала в ладони холодные пальцы.

— Я помогу вам с Иви. И Чарли поможет. Только не напрягайся слишком сильно, хорошо?

— То-то же, — хмыкнула Хелена. — Стоило оказаться на смертном одре, все сразу поняли, что старой ведьме нужна помощь.

— Ты не старая, — улыбнулась Эва. Хелена закатила глаза и помассировала виски.

— Я надеюсь, этот чудо-доктор все-таки сподобится на что-нибудь рецептурное. А не то опять придется у иммигрантов траву покупать.

— Опять⁈ — опешила Эва. И Хелена впервые за долгое время рассмеялась.