«Верховная жрица требует, чтобы ты прислушивалась к своей интуиции. Верь себе — вот, о чем говорит эта карта. Особенно, если ты привыкла слушать голос разума. Иногда наше сознание, даже из наилучших намерений, заставляет нас лгать себе в попытках быть объективными»
Заметки из дневника Хелены
Просыпаться в своей комнате после долгого отсутствия было непривычно. Эва распахнула глаза и долго лежала, глядя в потолок, до последнего оттягивая момент, когда ей придется осмотреться. Ночью, пробираясь в спальню, она не стала включать свет, чтобы не бередить память, но теперь утреннее солнце пробивалось сквозь тонкие занавески, и на ум сами собой приходили воспоминания о бесчисленных пробуждениях в этих стенах. Тогда Эве не терпелось уехать. Она просыпалась с этой мыслью несколько лет, пока однажды не покинула родной дом. И вот, это чувство вернулось. Пожелтевший от времени потолок давил, дом словно шептал: «Думала, что получится сбежать? Ну-ну». Эва тяжело вздохнула и села на кровати: узкой, тесной, скрипящей, какой Эва ее помнила.
За время ее отсутствия Хелена превратила спальню дочери в склад. По центру комнаты стояли несколько картонных коробок, из некоторых торчали книги и куски ткани. В остальном, все осталось нетронутым. Даже постельное белье было то же, что и в день отъезда Эвы. Вещи висели в шкафу в том же порядке, а на стуле осталась бесформенная куча из джинс и рубашек, когда-то не дотянувших до стиральной машины.
Внизу послышался знакомый хлопок холодильника и щелканье разжигаемой газовой плиты. Эва вылезла из-под одеяла, достала из рюкзака чистую футболку, зубную щетку и направилась в ванную. Быстро привела себя в порядок и, призвав на помощь все свое мужество, отправилась вниз.
На кухне пахло яичницей и кофе. Хелена сидела спиной к ней и медленно завтракала, глядя в окно. На тумбе возле стены стоял новенький телевизор, который Эва прислала матери на Рождество пару лет назад — его так и не достали из коробки.
— Доброе утро, — выдавила девушка, встав на пороге кухни. Хелена обернулась и смерила дочь быстрым придирчивым взглядом. На секунду тонкие губы разошлись в улыбке.
— Доброе. Кофе будешь?
Эва кивнула и взяла с полки чашку. Она то и дело поглядывала через плечо на мать. Хелена словно не изменилась за эти годы: такая же погруженная в свои мысли, укутанная в вязаную шаль, только седины в волосах стало больше. Она потягивала кофе, не отрывая взгляда от окна — она так делала всегда, когда обижалась и ждала извинений.
— Как твои дела? — Эва предприняла еще одну попытку завязать разговор.
— Не жалуюсь. Приятно, что тебя это еще интересует.
— Бекки сказала, ты заболела.
— И попросила тебя приехать, так?
— Да.
— Ну, значит, можешь скоро возвращаться домой. Со мной все в порядке, — отмахнулась женщина. Эва с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза.
— Если бы все было в порядке, Бекки бы не просила меня приехать как можно скорее. Может, расскажешь, что случилось?
— Ничего не случилось, — Хелена со звоном опустила чашку на стол и обернулась к дочери. — У меня закружилась голова, врач прописал мне еще десять видов таблеток и сказал бросить курить.
Эва проследила за ее взглядом и невольно открыла рот от удивления. На полке, рядом с высушенными травами, стояла целая батарея из баночек с таблетками. Не нужно было обладать исключительной дедукцией, чтобы понять, что все препараты — рецептурные. Эва сняла с полки пару баночек и внимательно изучила этикетки. Знакомых названий не встретила, зато в глаза бросилось, что почти все баночки были запечатаны.
— Давно тебе их прописали?
— Около полугода назад.
— Что⁈
— Ой, вот не надо строить из себя взрослую, Эва Делвал. Пропадаешь на несколько лет, сбегаешь из дома, а потом возвращаешься, чтобы учить меня жизни, — всплеснула руками Хелена.
Эва покраснела до корней волос и обошла стол, чтобы взглянуть матери в глаза.
— Ну, кто-то из нас же должен быть взрослым, если ты ведешь себя, как капризный ребенок.
О, это было ошибкой. Хелена никогда не отличалась особым терпением. Она тут же подскочила с места, на секунду зависла, цепляясь узловатыми пальцами за стол, а потом исподлобья посмотрела на дочь.
— Если бы ты не была моей дочерью, я бы уже выставила тебя с вещами на улицу.
— Не раньше, чем ты скажешь мне, что с тобой происходит.
— Ну так спроси у Бекки, раз уж вы такие закадычные подружки. А теперь прошу прощения, мне нужно в мастерскую, скоро придут мои клиентки, — она махнула рукой и, долив себе в чашку остатки кофе, направилась прочь.
«Вот и поговорили», — подумала Эва. В этом была вся мать: она была готова бесконечно учить и наставлять других, но в свой адрес никаких советов не принимала. Девушка вновь задумалась о том, стоило ли ей приезжать. Можно ведь было с тем же успехом взять билет до Рима и потеряться там. Но нет, в Риме нужно платить за аренду, да и с итальянским у Эвы отношения так и не заладились. А тут все знакомо, к тому же, оставались незаконченные дела, которые, судя по патронташу лекарств, нужно было решить в ближайшее время, чтобы перестать обеспечивать безбедную жизнь психологу в Лондоне.
Эва разблокировала телефон. Связи едва хватало для выхода в интернет. Девушка подошла к полке с лекарствами и принялась гуглить названия одно за другим. Поисковик неохотно прогружал страницу за страницей, и с каждым найденным ответом руки Эвы тряслись все сильнее.
Она не сразу заметила, что входная дверь открылась, пуская по полу длинную полосу света. Из размышлений девушку вырвало радостно-удивленное:
— Эва! Как ты выросла!
Девушка оторвалась от смартфона, вернула на лицо дружелюбное выражение. В коридоре стояла миссис Баркли. Полностью седая, морщинистая, как печеное яблочко, старушка, проработавшая в городской больнице всю жизнь с тех пор, как по земле ходили динозавры. Поправляя свои огромные очки, Бекки вразвалочку поковыляла к Эве, на ходу распахивая объятия.
— Моя дорогая, какая ты стала красавица. Но как же ты похудела! Расскажи мне, как ты добралась? — чуть понизив голос, она спросила. — Вы поговорили?
— Вроде того, — пожала плечами Эва и показала миссис Баркли баночки. — Я успела прогуглить пару из этих лекарств. Бекки, у мамы рак?
— Тише! — замахала руками старушка и тут же виновато потупила глаза. — Да, желудка. С метастазами. Она не признает лечения и даже не пытается… не пытается…
Несколько тяжелых всхлипов сотрясли ее тело так, что показалось, вот-вот — и старушка Бекки развалится. Эва придержала ее за плечи и придвинула поближе стул.
— Садитесь, я налью воды.
— Спасибо, дорогая, — Бекки чуть сдвинула очки, смахивая крупные, как горошины, слезы. — Ты прости, что не сказала тебе сразу. Но я хотела, как лучше. Я думала, если твоя мама увидит тебя, она найдет в себе причины бороться за свою жизнь дальше.
— Или повод жить дальше назло, — покачала головой Эва.
— Не говори так, она тебя очень любит. Правда, по-своему…
Словно в подтверждение, дверь маминой мастерской распахнулась. Хелена, в неизменном черном платье, с собранными в пучок волосами, закурила сигарету и недовольно посмотрела на Бекки.
— Приперлась, шпионка хренова, — хмыкнула она и тут же послала старушке улыбку.
— Прекрасно выглядишь, Хелена. Вопреки всем прогнозам врачей.
— Потому что не отказываю себе в удовольствиях, — гордо вскинула подбородок женщина. — Ну, давай, проходи. Что у нас сегодня? Защита на внуков?
Бекки закивала и засеменила в мастерскую. Это был просторный кабинет, окна в нем закрывали черные шторы, а единственным источником света были свечи — они стояли на большом столе в центре, на полочках, в настенных подсвечниках. И всюду были нарисованы руны, ставы, сигилы. «Обитель ведьмы», — сказал бы какой-нибудь городской житель с насмешкой, но для Эвы это было не шуткой, а суровой реальностью. Хелена Делвал была ведьмой. Или считала себя таковой. И изо всех сил старалась приобщить дочь к своему ремеслу, пока та не сбежала от нее в мегаполис.
С самого детства Эва помнила, что в их доме каждый день были люди, искавшие колдовской помощи у Хелены. Она помогала убирать сглаз, привлекать удачу, обретать любовь, находить свое призвание, проживать скорбь и утрату. Она готовила травяные сборы, магические свечи, делала расклады на картах, изготавливала талисманы. В общем, представляла широкий спектр магических услуг. Эва даже когда-то помогала ей, пока не поняла, что это — шарлатанство. А мама все настаивала на том, что обязана передать дочери свой дар. Собственно, это непонимание стало первой трещиной в их отношениях, началом для огромной пропасти, разделившей их на много лет.
Сеансы Хелены могли длиться от получаса до суток, и в течение этого времени Хелена не ела, не пила, погружалась в транс и могла проклясть любого, кто посмеет ей помешать. Эва решила не мучить себя бессмысленным ожиданием и, накинув найденную в недрах шкафа куртку, вышла в сад.
Хелена следила за ним. Каким бы ни было ее самочувствие, она поддерживала жизнь в саду с большим рвением, чем в собственном теле. Деревья были аккуратно подрезаны, дорожки между грядками посыпаны белыми камешками. Рядом с розами и лилиями комфортно соседствовали полынь, красный клевер, лаванда и другие колдовские травы, которые Хелена активно использовала в своей работе.
Эва подошла к почтовому ящику и открыла проржавевшую дверцу. Внутри было одно-единственное письмо — приглашение в группу поддержки для онкобольных. Эва хмыкнула, она-то ожидала увидеть гору неоплаченных счетов и какие-нибудь грозные письма от приставов, но, учитывая, что Хелена прекрасно справлялась с хозяйством, будучи матерью-одиночкой, не стоило думать, что она изменит своей щепетильности в финансовых вопросах.
Мимо, громыхая и хлюпая, пронесся синий пикап. Он подскакивал на каждой кочке и звенел, как ведро с запчастями. Эва не успела рассмотреть водителя. Она вдруг поймала себя на мысли, что знает почти все лица в этой глуши. Интересно, кому могла достаться такая развалина.
Словно прочитав ее мысли, водитель дал по тормозам и включил заднюю. Шины зашуршали по неровному асфальту. Из окна высунулась рыжая вихрастая голова.
— Эва?
— Чарли?
Чарли не узнать было невозможно, и все же на секунду Эва засомневалась. Не потому, что друг детства вырос, а от того, что он так и остался в Сторрсе. Эва этого боялась больше всего, и радость встречи дополнилась горечью. Девушка еще помнила, как они после школы ходили на вокзал и сидели, читали направления поездов и представляли, как однажды уедут вместе. Эва уехала. Чарли — нет. Это расставание тоже принесло психологу Эвы кругленькую сумму.
Скрипнул ручник, а в следующую секунду Чарли выпрыгнул из машины и сгреб Эву в крепкие теплые объятия. Он и в школе был долговязым, а теперь еще и окреп, словно тощего мальчишку оплели проволокой, и прикрыли все это веснушчатой, краснеющей на солнце кожей. В зеленых глазах все еще плясал детский задор. Эва крепко обняла Чарли, впервые чувствуя, как с момента приезда отступает ее тревога. Не успела она как следует погрузиться в это спокойствие, как Чарли оторвал ее от земли и приподнял, выжимая из легких остатки воздуха.
— Чарли, ты меня раздавишь, — прокряхтела Эва. Молодой человек тут же опустил ее обратно.
— Прости-прости, я очень рад тебя видеть, — он отступил на полшага назад и принялся внимательно рассматривать девушку. Под tго пристальным взглядом даже захотелось прикрыться. — Такая деловая. Сразу видно, из города.
— Ой, отстань. Лучше скажи, как ты?
— Потихоньку. Вот, дома ремонтирую, — он махнул рукой в сторону машины. — Иногда подряжаюсь в городе работать, но в основном помогаю нашим старикам держать дома в порядке.
— Круто. Я рада. Если тебе это нравится, конечно.
— О чем речь? Конечно, нравится. Вот, сейчас поеду чинить крыльцо старой Нелли, помнишь ее? Из библиотеки.
— Конечно, как ее забыть?
— Тоже правда. А миссис Делвал не передавала для меня список?
Эва неопределенно пожала плечами.
— Мне она ничего не передавала. А что за список?
— Так, я иногда привожу ей продукты. Хотя, раз ты здесь, может, я ей и не нужен буду больше. Ты надолго?
— Не знаю, — скрестила руки на груди Эва. Хотелось, как раньше, вывалить на Чарли все свои переживания, рассказать про мамин рак и не самый радушный прием, но слова встали поперек горла. — Буду здесь столько, сколько нужно. Маме нехорошо.
— Да, она говорила, что ее чуть не залечили в больнице.
— Давно это было?
— Пару месяцев назад. Но она там всем показала, чего стоит, — еще одна ослепительная улыбка, такая беззаботная, что Эва вовсе передумала рассказывать ему о своих трудностях. Чарли бросил быстрый взгляд на наручные часы. — Слушай, мне нужно ехать. Но, если ты остаешься еще хотя бы на пару дней, может, встретимся как-нибудь? Посидим, как раньше? В пабе возле школы до сих пор работает Эдна.
— Да, отлично. Давай, — закивала Эва. — Завтра?
— Отлично, заеду за тобой в девять, — улыбнулся Чарли и, еще раз порывисто обняв, запрыгнул в машину.
Эва так и осталась стоять у забора, глядя вслед машине. На лице робко пробивалась умиротворенная улыбка, которую девушка готова была скрывать даже от самой себя. Они с Чарли были неразлучны с самого детства. Их мамы дружили, то и дело отправляли детей вместе гулять и делать уроки. Только спустя много лет Эва поняла, что мама Чарли помогала Хелене судиться с бывшим мужем. Хелена отстояла дом и опеку, а вот от алиментов муженек скрылся, и с тех пор женщины больше не общались. Но детям дружить не запрещали.
Во многом «дом» в своем самом теплом и уютном значении ассоциировался у Эвы с Чарли. После переезда, в первые месяцы, Эва постоянно ему звонила, рассказывала о жизни в городе, звала к себе, но Чарли все отнекивался. Потом, в разгар первой серьезной депрессии, психолог посоветовала «сепарироваться», и Эва перестала писать Чарли. Тот тоже не очень активно писал и звонил ей, и вскоре общение сошло на нет. Эва была уверена, что он забыл о ней или стал относиться, как ко всем остальным, но стоило ему оказаться рядом, на расстоянии вытянутой руки, девушка снова ощутила себя «дома».
«А что он об этом думает?» — хмыкнул внутренний голос. И тут же к нему добавился еще один.
— Ты еще не сбежала? — Хелена оперлась на дверной косяк, раскуривая сигарету. Мимо нее суетливо просочилась Бекки. Она поблагодарила Хелену и пошаркала в сторону Эвы. Слегка приобняла, как бы прощаясь, а на ухо шепнула:
— Я подготовила почву для разговора. Пока, Хелена! Береги себя!
— Было бы зачем, — хмыкнула старая ведьма, стряхивая пепел. Бекки поспешила ретироваться, оставляя мать и дочь вариться в неудобном молчании. — Ну…
— Что? — дернула подбородком Эва.
— Пойдем. Расскажешь, как у тебя дела.
К собственному сожалению, рассказ Эвы о нескольких годах жизни в большом городе уложился в двадцать минут. Она заблаговременно выбросила из него депрессивные эпизоды и студенческие кутежи, так что в сухом остатке получилась совсем скучная история, способная усыпить даже человека с хронической бессонницей. Хелена слушала ее с едкой усмешкой.
— То есть ты хочешь сказать, что после нескольких лет напряженной учебы в престижной академии искусств и сожительства со всеми тараканами Лондона в твоем общежитии, ты имеешь работу, на которой тебя не ценят, квартиру, которая тебе не принадлежит, и людей, которые забывают о твоем существовании, как только ты перестаешь быть им нужна, — она загнула пальцы и внимательно посмотрела на дочь. — А единственный человек, с которым ты можешь поговорить о своих чувствах, еще и берет за это деньги. Так?
— Все не так мрачно, на самом-то деле, — хмыкнула Эва, пытаясь найти хоть один позитивный момент, который бы перевесил все подогнанные Хеленой факты.
— О, конечно. У тебя нет рака, тут ты меня переплюнула. Пока что, — улыбнулась Хелена.
— Как ты можешь об этом шутить?
— А что мне остается? Моя единственная дочь, наследница всего, что я имею, сбегает черт-те куда, занимается не пойми чем, хотя тут у тебя было все. Абсолютно все, Эва. Близкие, крыша над головой, предназначение. Тебе достался редкий и ценный дар, Эва, но ты выбрала закапывать его в землю и лизать жопы офисным червям.
— Да какой дар! — вспыхнула девушка. Все попытки держать себя в руках разом полетели в бездну. — Нет никакого дара, мама. То, что ты делаешь — это шарлатанство. Оно опасно. И преследуется по закону.
— Семья Делвал пережила несколько охот на ведьм, и только ты оказалась трусихой, хотя сейчас даже педерасты не так трясутся, рассказывая о себе, — цокнула языком Хелена. Эва простонала, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не удариться головой о стол. — И не закатывай мне глаза тут! Если ты не веришь в свой дар, не значит, что его у тебя нет.
— То же самое могу сказать про твой рак! — выпалила Эва и тут же стиснула зубы, словно надеясь втянуть вырвавшиеся слова обратно. Она напряженно замерла, выжидая реакции Хелены.
Та лениво стряхнула пепел, налила себе еще одну чашку кофе и отбросила с лица седую прядь.
— А я его и не отрицаю, — хмыкнула она.
— Тогда почему ты не лечишься?
— А зачем? Что мне дадут лишние полгода или год? Как ты могла заметить, наша глушь не богата на события. Людей все меньше. Молодежь уезжает.
— Но теперь я здесь и буду заботиться о тебе, — произнесла Эва, призывая всю свою силу воли, чтобы не содрогнуться от одной мысли о такой перспективе. Хелена окинула дочь недоверчивым взглядом.
— Допустим. Но мы с тобой заключим уговор.
«Ну, конечно. Куда без этого?» — мысленно простонала девушка.
— Я тебя очень внимательно слушаю, — выдавила Эва. Улыбка Хелены стала шире.
— Ты будешь помогать мне в мастерской, а я взамен буду принимать лекарства и ходить к врачам.
— А моя выгода где?
— Можешь ничего не делать, и тогда быстрее станешь наследницей этого… как ты там говорила? Убожества посреди глухомани. Нравится перспектива?
Эва окинула дом хмурым взглядом и обреченно вздохнула. Вообще, недвижимость была добротной: тут поправить, там починить, провести интернет, и можно жить. Но вот с грузом вины из-за смерти матери это будет непросто. А Хелена, как всегда, знала, как обставить все наиболее выгодным для себя образом.
— Хорошо.
— Отлично, — просияла женщина и достала из кармана потертый тканевый мешочек. — Вот твое первое задание. Погадай мне. Еще не забыла, как держать в руках карты?
Еще один страдальческий вдох, и Эва подняла карты со стола. Пальцев коснулись мягкие, потрепанные временем картонные края. Карты зашелестели друг об друга, пока Эва тасовала их заученными с детства движениями. Это была ее первая колода, которую мама подарила ей на десятилетие, когда девочка была еще восхищена всем, что связано с магией. Сейчас девушка двигалась прерывисто, как проржавевший автомат в казино. Хелена всем видом показывала свое недовольство, но высказываться не спешила.
— Какой расклад? — спросила Эва.
— Ты у меня спрашиваешь? Карты в твоих руках, девочка, тебе и решать, как задать вопрос, чтобы получить ответ.
— Какой вопрос? — безразлично поинтересовалась Эва.
— Самый простой, разложи на будущее.
Эва прикрыла глаза и принялась по одной вытягивать карты: одна — для обозначения Хелены сейчас, еще одна — для нее же в будущем, третья между ними для обозначения трансформации, и еще две с каждой стороны для внешних событий. Только когда последняя карта легла на стол, Эва открыла глаза и недовольно поморщилась: сплошные мрачные мечи, четверка и десятка, по бокам воинственные жезлы, а в итоге — Смерть. Девушка принялась снова тасовать колоду.
— Тебе что-то непонятно? — вскинула подбородок Хелена. — Что еще ты хочешь увидеть?
— Что-то вроде… позитивного аспекта, — попыталась увильнуть Эва, хотя прекрасно знала, что в такой ситуации доказывать что-то Хелене бессмысленно. Женщина закатила глаза и ткнула в расклад.
— У тебя перед глазами правда, зачем тебе «позитивные аспекты»? Или ты за годы жизни в городе завела привычку врать себе?
— Да потому что все хреново, вот почему! — выпалила девушка и принялась тыкать пальцем в одну карту за другой. — Ты устала, впереди тяжелое лечение, которое достанет из тебя все самое неприятное, тебе придется столкнуться с собой, с тем, как тебя видят другие, а в конце…
Она судорожно глотнула воздуха и подняла карту «Смерть», демонстрируя ее матери. Хелена только скептически поджала губы.
— Одно радует, сноровку ты не растеряла. Оптимистка хренова. Но с этим твоим черно-белым мировоззрением нужно что-то делать, а то вся работа псу под хвост.
— О чем ты?
— В карте «Смерть» всегда спрятана жизнь, Эва, — устало проговорила Хелена, неохотно подбираясь к полке с лекарствами. Она достала пару баночек и высыпала несколько таблеток себе в ладонь. — Верно и обратное. Жизнь всегда подразумевает смерть. А еще тебе нужно остужать голову. Иначе в твоем состоянии каждый расклад получается не для кверента, а для тебя. Вбей себе в голову, ты не центр вселенной.
И, окончив свой небольшой монолог, Хелена проглотила таблетки, поморщилась и вернулась к столу за оставленной там пачкой.
— Ты серьезно? — Эва недоуменно следила за сигаретой в тонких пальцах матери.
— А что? Нужно же как-то прочищать мозг, — хмыкнула Хелена. — Хотя, я в этом предпочитаю старые методы. О чем-то новеньком сможешь спросить Иви, когда она приедет.
— Тетя скоро будет здесь⁈
— Спроси у карт, — пожала плечами Хелена.