Время и деньги

Глава 6

Двуколка наехала на выступающий из земли камень, накренилась, и Астид ударился больным плечом о деревянный бортик. Боль пронизала тело, заставив полукровку скрежетнуть зубами.

— Эй, поосторожней нельзя?

Никто из идущих впереди мужчин не оглянулся на его голос. Только осёл, тянувший тележку, прянул ушами. Колесо подпрыгнуло на очередной кочке, Астида снова тряхнуло, он скривился и зло выругался.

— Не пугай осла, — шедшая сбоку от тележки Нира взглянула на полукровку. — Пожалей животное, ему и так тяжело.

За прошедшие несколько дней, предшествующие этому путешествию, Нира вполне сносно освоила язык Маверранума.

— Меня бы кто пожалел, — вздохнул Астид и поправил левой рукой съехавший мешок с провиантом под своей головой. — Чует моё сердце, доломаю на этой дороге то, что ещё во мне целое осталось.

— Заживёт.

— Какая ты злая, — попенял ей Астид.

— Я злая? — фыркнула Нира. — Я тебе жизнь спасла. Лечу тебя, ухаживаю.

— А теперь хочешь меня угробить? — дернул бровью полукровка. — Знаешь, как мне больно?

— Догадываюсь, — пожала плечами девушка. — Но меня это не волнует.

— Значит, злая.

— Разве крестьянин добр, когда кормит поросенка? Разве зол, когда режет его? Он делает это, чтобы жить.

— Я похож на свинью? — вяло возмутился Астид.

— Нет, слишком худой. Но на тебе можно заработать.

— Тебя только выгода волнует?

— Конечно. А иначе, зачем бы нам с тобой возиться?

Астид повертел головой, устраиваясь поудобней на мешках, отвернулся от Ниры и прикрыл глаза. Она насмешливо покосилась на раненого — «Обидчивый какой». Но, всё же, перехватила повод покороче и повела осла так, чтобы неровности дороги приходились меж колес тележки.

Астиду в самом деле было больно. Однако он отказался от болеутоляющего снадобья, чтобы сохранить светлый разум и запомнить дорогу. А еще для того, чтобы в полной мере оценить, насколько серьезны его раны. С плечом Астид уже мог справиться и сам — сил на регенерацию вполне могло хватить. А вот что касается ног… У полукровки неприятно сосало под ложечкой при мысли о том, что будет, если его переломанные в нескольких местах кости срастутся до того, как за лечение возьмется князь.

— Нира, — вздрогнув, позвал Астид. — Пошевели.

— Опять? Может, хватит? — закатив глаза, отозвалась та. — Ещё и полдня не прошло! Я не могу так! …безжалостно.

— О? Тебе меня всё-таки жаль?

Нира натянула вожжи, и ослик остановился с видимым удовольствием. Бросив поводья на спину осла, девушка склонилась над Астидом и сердито нахмурилась.

— Я не понимаю, зачем? Ты просил снять палки с ног — я сняла. Ты отказался от зелья — я не стала поить тебя насильно. Но это зачем? Я могу дать тебе настой, ты уснешь без боли и очнешься в руках своего хозяина. А дальше делайте, что хотите!

— Ты действительно не понимаешь. Ему придется ломать мне ноги второй раз, если они срастутся неправильно.

— Неправильно?! — Нира невесело рассмеялась. — Ты рассчитываешь, что на тех культяпках, которые торчат из твоего зада, сможешь скакать по скаламтак же резво, как раньше?

— Именно. Не хочу ползать за горшком, как твой папаша. Князь все поправит. Так что шевели давай, — Астид облизнул губы и зажмурился.

— Безумец, — раздраженнобуркнула Нира. — Таких полоумных мне еще видеть не приходилось. Рот открой!

Нира сунула Астиду меж зубов сложенный вдвое сыромятный ремень. Затем задрала длинную рубаху, в которую был одет раненый, занесла руки, помедлила мгновение, а затем стала тянуть и ворочать ноги Астида. Полукровка, упираясь затылком в мешок и вцепившись левой рукой в край тележки, тихо выл сквозь зажатый в зубах кляп. На бинтах выступила кровь, Нира прекратила процедуру и одернула балахон на Астиде.

— Доволен? — раздраженно взглянула на его лицо, покрытое капельками пота.

Астид, бессильно вытянувшись на телеге и тяжело дыша, выпихнул языком ремень изо рта и ничего не ответил. Нира взяла повод, несильно хлопнула им осла по хребту: «Цо! Пошёл, серый!», и сухо бросила Астиду через плечо:

— Доберёмся, сменю тебе повязки.

Дорога тянулась меж невысоких каменистых холмов, поросших полынью и астрагалом. Налетающий порывами горячий ветер поднимал в воздухпесок и пыль, закручивал маленькие смерчи. Полукровка зашелся в приступе кашля, когда над двуколкой опал такой вихрь и запорошил его пылью. Пошарив в углу повозки, Астид вытащил из-под мешков широкий платок и кое-как намотал его себе на голову. Нира набросила на себя такой же плат и обернула его вокруг лица, оставив открытыми лишь глаза.

Астид лежал, слушая монотонный повторяющийся скрип правого колеса и уставившись в ткань. Сквозь плотное переплетение белых нитей солнечный диск в безоблачном небе виднелся четким желтым кругом. Время от времени платок трепыхался под порывами сухого ветра, и тогда очертания солнца изгибались и подрагивали.

Личинки, пересаженные с груди на ногу, копошились там с привычным покалыванием. Астид смежил веки, чувствуя, как солнце припекает сквозь ткань, и сконцентрировался на заживлении раны под ключицей. Отток энергии от других частей тела был немалым, и вскоре полукровка, сморенный жарой, болью и тратой драгоценных сил на исцеление, погрузился в забытьё.

Разбудило его похлопывание ладонью по лицу — Нира с беспокойством потрепала Астида по щеке.

— Э-эй, ты живой?

Астид приоткрыл веки. На фоне ночного неба белая голова девушки казалась второй луной. Свет факела, который держал один из братьев, резанул по глазам.

— Живой, — удовлетворенно выдохнула Нира, забирая светоч у брата. — Тащите его, парни!

Лучник и крепыш подхватили за углы дерюгу, на которой лежал Астид, и сдернули с повозки.

— Твою ж…! — не сдержался Астид, когда его без всякой осторожности куда-то поволокли. Крепыш был длиннее брата, ноги Астида задрались намного выше головы в дерюжном гамаке, а спина почти касалась земли. Личинки, потревоженные движением, впились в раны, словно сотня раскаленных игл.

— Что ж вперед ногами-то тащите? — простонал Астид, два себе обещание после выздоровления найти этих двоих и как следует проучить.

Шедшая впереди Нира открыла дверь в хижину и пропустила братьев. В затхлом помещении было темно. Потревоженная ногами вошедших, в воздух поднялась пыльная взвесь, задрожала изаклубилась в свете огня. Пока Нира суетилась, закрывая дверь и укрепляя факел в настенном рожке, парни опустили дерюгу с раненым на пол. Толстый слой пыли выпорхнул из-под тела, забился в нос и рот, заставив поперхнуться. В довершение всего, Крепыш умудрился упуститьконцы тряпки, и ноги Астида стукнулись о жесткую поверхность. Полукровка взвыл и обложил носильщиков изощреннымиругательствами, перемежая их кашлем и чиханием. Он провалялся на полу не меньше часа, пока его спасители разгружали тележку, кормили осла, ходили за дровами и разводили огонь в очаге. Нира устроила в углу на куче тряпья постель, по её знаку братья закинули туда Астида, и она перевязала ему ноги.

— Не расползайся, жмись к стене, — сказала она полукровке, когда тот завозился, пытаясь устроиться удобнее.

— Зачем?

— Затем. Не на постоялом дворе, спальных мест больше нет. Парни и на полу неплохо устроятся. А я буду спать рядом с тобой.

— Может, не надо? — хотел пошутить Астид. — Я ведь могу и не сдержаться.

— А придется. Иначе братья доломают тебе то, что цело.

— Ты колючая и неприятная, как метель в Мидфарне, — усмехнулся Астид.

После короткого ужина крепыш и лучник, бросив на пол овечьи шкуры, улеглись на них и почти сразу захрапели. Нира присела на край подстилки, распустила волосы, прочесала их пальцами, снова заплела косу. Астид наблюдал за девушкой со смешанным чувством — в прелестной оболочке было заключено дикое, не считающееся с чужими интересами и чувствами, волшебное существо. Закончив с волосами, Нира повернулась к Астиду, усмехнулась.

— Двигайся. Худой, а столько места занимаешь.

По её взгляду полукровка понял, что его мысли не остались для неё секретом. Нира уперлась в Астида руками и подтолкнула к стене. Сняла башмаки, сунула ноги под одеяло и оглянулась.

— Иди ко мне, моя ледяная змейка, — полукровка похлопал ладонью по подстилке и сделал попытку подложить Нире руку под голову.

Нира пнула его ногой в голень, Астид сморщился, сжал зубы и убрал руку. Девушка легла рядом, устало вздохнула. Её бок был горячим и мягким. Саманная стена топорщилась соломой из-под выкрошившейся глины и неприятно кололась. Снаружи послышался долгий, протяжный вой, затем хохочущий лай. Тоскливо загукала птица, звук был близким, словно доносился с самой крыши.

«Долбаная сова» — раздраженно подумал Астид.

Слева шевельнулась Нира, забросила руку ему на живот. Полукровка осторожно взял её, на секунду задержав в пальцах мягкую ладонь, и переложил Нире на грудь.

«Сломаю» — сонно прошептала девушка. Астид мысленно чертыхнулся, и, решив больше не реагировать ни на какие поползновения соседки, постарался заснуть.