Все пышечки делают ЭТО

Глава 12

Лавр Яров

У нее губка трясется. И это меня сводит с ума. И глаза эти ее чертовы. Почти медовые, плывут, словно золотой воск. А шапка… Чертов дурацкий помпон, как у смешного гнома.

Щеку жжет от ее пощечины. И эта саднящая боль мне даже приятна сейчас. По крайней мере отвлекает от тяжести в паху и гула в ушах.

– Я хочу знать, – борясь с желанием укусить ее за проклятую губешку хриплю я. Чертова баба. У меня очень странная на нее реакция. Слишком странная. Я терпеть не могу толстух, а тут просто какое-то колдовство. При чем самое черное. Наичернейшее.

– Чего? – хнычет она, так трогательно, прямо ми-ми-ми, как говорит дура Алиска. И мне ее жалко становится, и совсем не хочется быть скотом. Хотя я уже давно забыл, как это. – Послушайте, Лавр, мне совсем некогда разговаривать с вами. И я, по вашей вине, между прочим, потеряла сейчас заказ и клиента. Хотите, верьте, хотите нет, у меня совсем нет желания с вами откровенничать. И машины у меня теперь нет, а она моя рабочая лошадка. Была… Поэтому. Давайте просто сейчас мы с вами расстанемся, очень надеюсь, что навсегда. Вы и так все у нас забрали, так что отремонтируете свой танк сами, – ее голос дрожит. Втягиваю ноздрями воздух пахнущий чертовой ванильной бабой. И ощущаю вплетенный в него аромат ее страха, сладкий, ни на что не похожий.

– Ты меня боишься? – слишком близко. Опасно. Настолько, что моей щеки касается легкая прядь, выбившаяся из-под дурацкой шапочки. – В том гостиничном номере ты была смелее.

– Вы слишком высокого о себе мнения, – шипит она. – Я была дурой. Сейчас бы я ни за что не…

– Правда? Тогда просто ответь на вопрос, который я тебе задам, – перебиваю я сбивающийся на шепот лепет глупой пышки.

– Послушайте, я не знаю, что вы там себе напридумывали, но нам просто не о чем говорить. У нас нет точек соприкосновения. Мы чужие и разные.

– А мне кажется, что есть.

Она бледнеет так, что по цвету сравнивается с тусклым отаявшим снегом, лежащим клоками на обледенелом тротуаре.

– Вам кажется.

– Слушай, давай уже прекратим эти дурацкие игры в шарады. Я хочу чтобы ты мне сказала, сколько я должен за ремонт твоей машины. В конце концов, я реально был виноват. Кто же знал, что за рулем баба, трусливая и не умеющая реагировать на ситуацию, – достаю из кармана портмоне. Чуть отвлекаюсь на это действие. Поэтому не сразу вижу, как эта дурында приваливается к своему покалеченному ведру с болтами. По ошибке названому кем то машиной. Черт, она ударилась что ли, когда я в нее въехал? Вроде не похожа на травмированную, хотя хер там ее разберешь. И лицо сейчас у Плюшки покрыто неровными карсными пятнами. Я едва успеваю подхватить эту дуру, которая оказывается очень легкой. Не соответствующей своим габаритам.

– Эй, ты чего? – звучу как дурак. И выгляжу наверное как дурак. Или как маньяк, затаскивающий в свои страшные сети толстых мух. Старичок-паучок, блин. Любитель самоварных вечеринок. – Пончик, ты еще и припадочная? Во мне фортануло.

– Придурок, – выдыхает это проклятое ходячее бедствие. – Вы просто… Просто…

– Скот и подонок, – подсказываю я. А сам думаю, что если ее вытряхнуть из пуховика и затащить на заднее стекло моего джипа. То может… Черт, не может. Потому что сейчас эта умирающая лебедь, кажется, размышляет как бы половчее перегрызть мне сонную аритерию.

– Знаешь, меня обычно все опасаются обзывать и позорить на весь свет. Но ты с твоей дочкой за один день побили все рекорды по вере в себя. Кстати, девчонка на тебя не похожа совсем. А на кого она похожа? Папаша был красавчик? его ты тоже сняла в гостинице? Или же ты пошла по другим злачным местам?

– Поставьте меня, сейчас же, – когда она злится, становится совсем мультяшной. Как поросенок которого госпожа Беладонна кошмарила. – Да, вот так. А теперь… Засуньте свои деньги себе… Короче, проваливайте. И постарайтесь больше не сталкиваться со мной и не приближайтесь к Кире. Или я надеру ваш гребаный самодовольный зад. Ясно?

– У вашей семейки бедная фантазия, все вокруг моего зада вертится. Правда он у меня красивый. Как орех, не то что у некоторых – чемодан. Хотя, чему я удивляюсь, от осинки не родятся апельсинки, – рычу я, борясь с головокружением. В глазах мутится и сияют вспышки. Эта наглая плюшка, что о себе возомнила?

– Нормальная у нас фантазия. И вы снова себе льстите.

– Точно, предлагать себя мужикам, на это нужно просто бомбезное иметь воображение, – ставлю ее на ноги и боюсь осыпаться на землю горсткой пепла. Желтые глазища сияют как драгоценные желтые топазы. – Слушай, а может я тебе предложение сделаю? А что? Мне очень надо.

– Что? Вы в своем уме? – она заикается от удивления. Бинго. Я все таки вывел из себя эту вредную чертовку. – У вас же есть невеста. Слушайте, правду говорят про вас, вы дьявол во плоти. Вы…

– О, да. Я такой. Но я могу папу твоего вылечить, и подумать об отсрочке по выплате долга.

– И за это вы захотите мою душу получить в полночь на перекрестке? Я должна буду явиться голой и вымазанной в крови черного козла?

– Боже, какие у тебя в голове роятся идиотские мысли, Варвара Геннадьевна, но я бы посмотрел на эту феерию, – с трудом сдерживаю смех. Пышка выглядит как растерянный воробей, не знающий, куда делась охотящаяся за ним кошка. Оглядывается по сторонам, будто ища скрытую камеру. Нет ее этой гребаной камеры. Зато есть я, очевидно превратившийся в полного и окончательного долбача, у которого напрочь снесло крышу. – Жаль, но все гораздо проще. Проще простого, в день моей свадьбы я хочу…

– Даже не продолжайте, – сипит Варвара Вишневецкая. Сука, ей так идет эта фамилия. К губам ее подходит непередаваемо, которые она сейчас нервно облизывает. И вдруг срывается с места, как подстреленная. Забыв о машине своей дурацкой, брошенной прямо у тротуара с ключами в замке зажигания, и о том, что сумочка ее валяется на сиденьи. Дура, мать ее. Толстозадая идиотка.

– Дура, я не предлагаю дважды, – хохочу я ей вслед. Похоже так и придется мне заказывать торт у Марселя этого мутного, который строит из себя хрен знает кого, а на деле просто говнодел провинциальный. А торт, попробованный мной десять лет назад был ошеломительным. Оба торта. Сажусь в дурацкий красный «Каблучок». Сейчас отгоню его во двор, закрою, да и сумку надо убрать с глаз. Документы толстая замучается восстанавливать, если какой-нибудь ловкач их свистнет. И поеду в свою жизнь, понятную и мерзкую. В ней нет ничего кроме скуки, злости и ненужного мне ответа на вопрос, который я так и не задал.