Все пышечки делают ЭТО

Глава 36

Лавр Яров и Корюшка

– Не надо, дядя альпинист. Я сама могу за себя постоять. Вы прям нашли кого пугать тем, что мне шею свернете. Я этому хмырю до фонаря, как и мама моя. Если вы думаете, дяденька псих, что этот… Био донор отдаст вам то, что вам нужно за меня, то вы еще и дурачок. Я ему десять лет была не нужна, а сейчас вообще еще и мешаю, – хихикает девочка, хотя ей вроде же должно быть очень страшно? Или я плохо знаю современных детей? Скорее всего. Да нет, точно, я совсем не знаю, что творится в головах у теперешнего подрастающего поколения. Я то точно в десять лет палкой крапиву лупил у бабули во дворе да лазил по чужим садам за яблоками. Био донор, блин.

– Ты что несешь? Донор? Боже, откуда такие познания в десять то лет? – я аж забываю, что стою под прицелом сразу двух амбалов и Бульдога от такого нахальства мелкой наглой девчонки.

– От тети Поли, она тебя только так и называла. А, нет, еще говорила, что ты хмырь и муфлон винторогий.

– Да я вообще даже не знал о тебе, – хриплю, борясь с желанием надрать этой мерзавке уши. А она морщит свой нос кнопку, и сейчас страшно похожа на свою мать. Хотя нет, уши у нее точно мои, и ямочка на подбородке. А характер. Характер у нее такой дурной в кого, интересно знать?

– Можно подумать, если бы знал, то мы бы с тобой прямо папа с дочей были. За ручку бы в парк ходили есть казинаки и на лисапетах в походы бы ездили. Ага, как же.

– Может бы и ездили. Тебе то почем знать, какой я? Мама твоя если бы мне сказала…

– Ты же никого кроме себя любимого не любишь. Потому что муфлон. И потому что ты просто не умеешь любить, вот.

– Хватит. Санта Барбара блин. Еще немного и от ваших сопливых признаний я впаду в кому, как Сиси Кепфел, лет на десять, – злой окрик Бульдога заставляет меня замолчать. Кира болтается как тряпочный зайчишка в руках ошалевшего от ярости и вседозволенности урода, и я слепну от ужаса и чувства собственного бессилия. Я точно знаю, что если дернусь, то сделаю только хуже. – Документы гони и получишь личинку свою.

– Было бы неплохо, я про кому, если что, – фырчит Корюшка. Тут я с ней согласен на тысячу процентов.

– Документов нет у меня. Мама девочки отменила сделку. Нотариально. Я не имею никакого отношения к заводу. Отпусти ребенка, и поговорим, – я точно знаю, что нас не отпустят отсюда. И меня и малышку никто не пожалеет. Арсений ненавидит проигрывать. А сейчас он в полной заднице. Ему корячится такая неустойка от партнеров, за срыв сделки, что он просто загнан в угол.

– Папа, – Алиска, до этого молчаливо сидящая на диване, вдруг оживает. Равнодушие написанное на перекроенной мордашке, совсем ее не красит. – Ты мне что свадьбу решил сорвать? Вы совсем офонарели? Мы же гостей наприглашали, ресторан оплатили, у меня платье вот-вот прилетит из Милана. А вы тут игры патриотов развели? Лавр, дорогой, отдай ты папе, что он просит и поехали, поедим где-нибудь. Я страшно голодная. Съела бы лобстера, что ли, или фалафель. Что тебе эта сопливая девчонка?

Если честно, мне кажется, что даже Бульдог не сразу находится, что сказать. Смотрит на дочь молча, будто рассуждает о том, когда его кровиночка превратилась в такую ледяную хладнокровную сучару. Но мне кажется она родилась уже с этим геном. От осинки не родятся апельсинки.

– Ты еще не поняла, что ли? Эта девчонка дочь твоего ненаглядного жениха, – рычит чертов Бульдог. Амбалы напрягаются, слишком уж морда у Арсения налита кровью. – Думаете переиграли меня, суки? Хер вам. И жениться тебе на Алиске придется, дорогой зять, не хрен взять. Я тебя без штанов оставлю. А ребенку нужен отец богатый и…

– Ой, подумаешь. Дочь какая-то. Ничего милый, папой ты еще станешь. Осталось недолго.

Господи. Совсем что ли с ума сошли эти зажравшиеся Бульдог и Лисичка? Какой ребенок? Или она про Корюшку? Твою мать, тоже мне говорящие загадками.

– Фигу, он просто донор. Нет у меня папы. Забирайте сокровище себе, нам с мамой трус не нужен. Мы себе найдем подходящего. Я вот раньше то что думала, что альпинист он как бетмен, супер-пупер герой. Спаситель обиженных. Сейчас бы тут всех ухайдокал и дочу любимую спас. А этот стоит сиськи мнет. И не надо меня тут учить говорить правильно. Меня тетя Поля десять лет учила, пока ты тут на выдрах крашеных жениться собирался и дедушку моего обирал, как липку. Эти вон и то лучше, – кивает засранка на офигевших истуканов, – хотя тоже фуфлыжники. У них даже пестики ненастоящие. Ага. А вон тот, что слева покалеченный. Колено у него левое больное, я проверила. И то лучше тебя, дяденька альпинист. И умнее.

– Да заткнешься ты или нет? – Бульдог уже даже не рычит, а ревет. А я смотрю на мелкую нахалину, и не могу понять, что она задумала. Судя по ее хитрой физиономии, что-то грандиозное. А если учесть, что ее тетя Поля обучала десять лет… На месте особняка Арсения скорее всего останется пепелище. На котором потом лет тридцать ничего не будет расти.

– Погнали, – хихикает Корюшка. У меня поджимается все, что только может поджаться. Ну вырублю я сейчас этих двух церберов. У Бульдога оружие. Двор охраняют еще по меньшей мере пять «бобиков». И я совсем не уверен, что Варвара сделает так, как я ей велел. А вот это вот слово «Погнали» меня вообще пугает с некоторых пор. Хотя я и не робкого десятка.

А потом все происходит как в замедленной съемке. Кира легко выворачивается из захвата толстой руки своего пленителя. Я слышу вопль, который издает бульдог, когда девочка, словно бойцовская собачка вцепляется зубами в его запястье. Оружие с падает на пол. Раздается грохот. Один из амбалов валится на пол, как подкошенный.

Я бросаюсь на второго, бью в колено. Он орет так, что с потолка сыплется штукатурка. Верещит Лиска на ультразвуке, как мне кажется. Потому что я явно контужен и дезориентирован.

– Мелкая тварь, ненавижу соплячек, – я вижу, как чертов подонок все таки скидывает со своего запястья девочку и откидывает ее как пушинку. Кира отлетает к перилам, раздается треск и я вижу, как моя дочь, моя девочка летит вниз. Плевать на все вокруг. Не помню как оказываюсь возле места ее падения. Понимаю, что не успеваю ее поймать, просто валюсь на пол. Она падает сверху. Я слышу как хрустят мои ребра. Боль рвет тело.

С улицы раздаются крики, но я их почти не слышу. Как и грохота, с которым какая-то страшная сила выносит дверь особняка Бульдога.

– А ты ничего. Папа альпинист. Жалко, что маме ты не подходишь. Женишься на Алисе этой, чтобы еще ее ребенок не… – сипит мелкое исчадье, господи, что она несет за бред? Я не слышу окончания ее речи к сожалению, а может к счастью. А характер у нее мой. Мой. Супер, оказывается быть отцом так круто. Надо будет еще… Об этом я думаю с гордостью, уплывая в страну без боли.