Всё равно будешь моей

Глава 19. Гризли

Зеленоглазка в моих объятьях почти невесомая, хрупкая. Лежит на мне разомлевшая, затраханная, с улыбкой ласковой. Контуры татуировок очерчивает и смотрит так, что у меня сердце барахлит от её взглядов.

Нормальный мы такой марафон устроили. Укатала меня ведьмочка. Улыбаюсь сам себе, сползаю ниже по бортику джакузи.

— Марк, наверное, уже проснулся, — пряча зевок, замечает Таня.

— Сейчас пойдём, — соглашаюсь, скользя ладонями по бёдрам.

Тяну на себя, поцелуй срываю. Она сама льнёт, к губам прижимается с тихим вздохом. Нежностью топит и в свои сети засасывает.

— Опять, Матвей? — изумлённо шепчет, чувствуя промежностью моё желание.

— У меня на тебя всегда стоит, ведьма зеленоглазая, — усмехаюсь, толкаясь тазом.

Таня сама возбуждена, соединяю нас очень быстро. Девушка вытягивается, глаза прикрывает и голову назад откидывает.

Ладонями накрываю упругие полусферы. Подавшись вперёд, языком скольжу между грудей. Капли воды собираю.

— О боже, — шепчет Зеленоглазка, дрожа в моих руках.

Сместив руки на бёдра, приподнимаю её и опускаю с силой. Вскрик гортанный вырываю, аж нутро вибрирует. Она сжимает меня мышцами своими, разряды тока по венам простреливают.

Сейчас мы просто наслаждаемся процессом. Таня едва-едва раскачивается на мне. Тихо вздыхает и постанывает. Я глажу её бархатистую кожу, трогаю и касаюсь всюду. Башню сносит от того, насколько она доверяет мне. Насколько покорна и открыта становится в моих руках. Это какая-то новая форма близости. Неизведанная для меня. Но дико заводящая.

— Матвей… — зовёт тихо, в шею ноготками короткими впивается.

— Что, Зеленоглазка, устала? — спрашиваю, целуя в припухшие губы. Кивает и дышит часто.

Подхватываю удобнее и толкаюсь снизу. Быстро, жёстко, выбивая весь воздух из лёгких. Танюша выгибается, стонет громко. Голову назад откидывает, открывая для моих губ свою тонкую шейку. Грудь призывно вздымается в такт движениям.

Впиваюсь зубами в манящую вершинку.

— Викинг! — вскрикивает Таня.

Срывает окончательно все тормоза. Перехватив, разворачиваюсь. На тёплый мрамор кладу и нависаю. Зеленоглазка сама тянется навстречу. Раскрывается, обнимает, царапая плечи короткими ногтями.

Жёстче двигаюсь, впиваюсь в бёдра и отпускаю полностью себя. Таню всю трясёт. Сжимается, стонет. Красиво кончает моя ведьма. Дикая и ненасытная. Утягивает меня сразу же за собой.

Недолго повалявшись, утягиваю мою расслабленную женщину в горячую воду. Она не особо сопротивляется, но напоминает о сыне. Да, скорее всего, Марк давно уже проснулся. Но уверен, домашние его займут. Детей у нас любят и не игнорируют.

Отправляю Таню в душ. Сам обсыхаю, одеваюсь. Девушка моя быстро возвращается. Кутаю в свой халат. На руки подхватываю. Смеётся, за шею обнимает. Яркостью зелёных глаз ослепляет. Совершенно другая сейчас ведьма. Наконец-то расслабленная, беззаботная и молодая.

Беспрепятственно добираемся до спальни. Марка в комнате уже нет. Таня быстро переодевается и бежит искать ребенка. Следую за ней, ворча себе под нос о слишком нервной женщине.

Ребенок находится в гостиной с домочадцами. Играет во что-то настольное с женской компанией.

— А где вы были? — спрашивает мальчишка, заметив нас.

— Плавали, — хмыкаю, замечая, как краснеет Танюшка.

— Где? — хмурится ребенок и, оставив карточки, идёт обниматься с мамой.

Бросаю взгляд на лениво развалившегося Степу в компании Юли. Головой мотаю. Кивает, но вставать, судя по всему, не планирует. Ну и хрен с ним, пусть отдыхает.

— Я не поняла, что с твоим лицом? — прилетает строгий вопрос от старшей тётки.

— Ой, забыла накраситься, — отворачивается Зеленоглазка. — Я сейчас.

Удерживаю, не даю сбежать. К груди прижимаю.

— Мама на льду упала, — говорит Марк.

— Маркуша, идём мандаринов ещё принесём, — моя мама утягивает ребенка на кухню, явно чувствует, что здесь и сейчас будет массовое побоище.

— На льду, как же, — поджимает губы Ксения, препарируя меня злыми взглядами. — Мы тебя так не воспитывали, Матвей!

— Ты чего там надумала? — рычу я, заводясь.

— Это не он! — вспыхивает Таня, грудью на амбразуру бросаясь.

— А кто? — любопытно встревает Алефтина.

— Муж, — выдыхает потерянно. — Я пойду, пусти.

— Руки ему сломал? — спрашивает тётка, прищуриваясь.

— Только челюсть, — хмыкаю я.

— Мало, — цокает с упрёком.

— Ксения Владимировна! — одёргивает Стёпа.

— Ой, галёрка вообще пусть молчит. Мужчину, который бьёт свою женщину, надо кастрировать.

— Сурово, — хмыкает друг.

— Поддерживаю вас, Ксения, — хихикает Юля и, охнув, отпрыгивает от тяжёлой ладони Степана.

— Иди сюда, Таня, — манит тётка мою женщину. — Я ещё днём заметила, что очень много тоналки у тебя. Синяки заживут быстро, здесь можешь не прятать их. Никто не осудит и не укорит. Иначе со мной будет иметь дело.

К нам возвращается мама с Марком и с вазой мандаринов. Остаток вечера проходит по-семейному тихо. Никогда я так не проводил праздничные выходные. И, как ни странно, такой досуг меня вполне устраивает. Старею, что ли? Непонятно.

Женщины на своей волне, болтают о своём, о женском. Быстро Танюша общий язык со всеми нашла. И робеть перестала. Видел её страх ещё днём. Боялась не понравится моим родственникам. А теперь вон хихикает.

Нас со Стёпой из комнаты вытягивают отец и дядька с партнёром. Всё-таки друг и родственники не просто так за моей спиной собрались. Мою личную жизнь обсудить и выстроить стратегию борьбы. Приятно, чёрт возьми, что не оставляют одного. Но всё же планировал эти праздничные дни провести совершенно по-другому. А теперь приходится перед родными отчитываться, словно пацан малолетний.

Батя выслушивает меня молча, попивая своё шотландское пойло. Хмурится, поглядывая на родного брата и партнёра. В принципе, он уже в курсе последних новостей. Решил, видать, выслушать из первых уст.

— Сынок у него — избалованное чмо, — коротко констатирует он. — Полезет на рожон, можешь не сдерживать себя.

— Так и планировал, — хмыкаю, получая одобрение от личного авторитета.

— Что скажешь, Пётр?

— Можно пободаться с Антиповым. Не столько победить, а системно вытеснить. Привлечь политических противников, использовать конфликт интересов. Слить оппонентам собранные факты, и они опубликуют их через свои доверенные каналы, чтобы убрать Алексея из политической игры.

— Мне плевать на карьеру замгубернатора, — отмахиваюсь от этого плана. — Главное – развод для Тани и чтобы у неё была полная опека над Марком.

— Нужно изучить, но, думаю, найдём и на него управу. Достаньте больше информации, — кивает друг отца.

— Здесь всё на младшего Антипова, — Стёпа кладёт папку и флешку на стеклянный столик.

— Когда ты успел? — ворчу, косясь на собранные материалы.

— Не спалось и было скучно, — хмыкает он.

Мы отвлекаемся на снимки. Пока мужики смотрят на планшете информацию с флешки, разглядываю фотографии Антипова-младшего. На одной из карточек ловлю знакомую женщину. Её видел в больнице.

— Вот эта приходила к Тане чуть меньше месяца назад, — привлекаю внимание.

— Людмила Краснова. Последняя любовница Вячеслава. Она сейчас на Алтае, но привезти проблем не составит. За определенную плату, уверен, даст показания против любовничка, — хмыкает друг.

— Последняя? Да тут последней и не пахнет. Я вообще не въезжаю, зачем ему играть в семью пять лет? — спрашиваю, брезгливо отодвигая снимки Антипова-младшего с сомнительной компанией.

— Ему незачем, там старший всё решил. Увидел подходящую для сына партию. Молодая, чистенькая, наивная девчонка без защиты за спиной. Проблем не доставит в случае чего. Всё, чтобы репутацию свою белоснежную не испортить, — цинично перечисляет Стёпа, вертя в руках стакан с алкоголем.

Морщусь и отворачиваюсь к камину. Мужики тихо переговариваются. Обсуждают. Про юристов задвигают.

— Я уже привлёк Натана, — бросаю коротко.

Все сходятся к тому, что нужно ждать. Обеспечить защиту женщины и ребенка. И ждать. Вот и подождём. Спешить нам некуда.

— Татьяне это не показывай, — встревает батя и, схватив распечатки, бросает в огонь.

— Наоборот, надо рассказать, с кем она жила все эти годы, — не соглашаюсь я.

— Ну, узнает она, что муж ей с каждой второй изменял, чего ты этим добьёшься? Себя в лучшем свете выставишь или её унизишь? — прищуривается отец.

— Она должна знать правду, — упрямлюсь, хотя понимаю, что это её добьёт.

— Тут я с твоим отцом согласен. Не стоит ей рассказывать. На эмоциях мало ли что может сделать. Просто ждём конца этих праздников и действуем по плану, — говорит Стёпа.

— Ничего лишнего, Степан, — предупреждает батя, — Всё по линии закона и без крови.

— Обижаете, Александр Матвеевич, — ворчит друг.

— Тебя обидишь, — фыркает он, махнув рукой. — Давайте по красоте сделайте и не позорьте меня.

— Такие люди, как Антиповы, редко отпускают то, что считают своей собственностью, — замечает дядька. — Ты должен понимать, Матвей. Они не станут драться кулаками, они будут давить деньгами, связями, судами.

— Справимся, — киваю упрямо.

Отец хлопает по плечу. Поддерживает и одобряет. Коротко усмехнувшись, откладываю почти недопитый стакан и поднимаюсь. Надоело сидеть с ними в задымлённой комнате. Спать хочется зверски.

Оставив родню, иду в комнату. Дом весь спит. Тихо. Темно. Тепло. Что ещё одному медведю надо? А вот то, что надо, спит под толстым одеялом в центре моего лежбища. Хрупкая, белокожая. Моя.

Скидываю одежду и просачиваюсь к ней. Ворочается, мычит и теснее жмётся. Позволяет сгрести под себя. Прохладные пальцы корябают торс, заводя с пол-оборота.

Гашу низменные желания, прикрыв глаза, вдыхаю запах её волос. Надо бы сбавить обороты. Сам не замечаю, как засыпаю, крепко обнимая ведьмочку зеленоглазую.