Впервые за долгое время я просыпаюсь не в тревоге, не прислушиваюсь к шагам, не думаю, сколько времени осталось до работы. Медленно открываю глаза и улыбаюсь новому дню. Свет мягко стелется по комнате. За окном самая настоящая метель. Крупный снег стелется по стеклу, оставляя рисунки стихии.
За моей спиной спит один медведь-шатун. Уткнулся лицом мне в волосы, ладонью горячей к своей мощной фигуре меня прижимает. И сопит, разгоняя по коже мурашки.
Осторожно разворачиваюсь к нему лицом. Удивительно то, как мне спокойно рядом с ним. Таким большим, грозным, наглым Викингом.
Я любуюсь спящим любовником. Его расслабленными чертами лица, взъерошенными рыжими волосами и веснушками на носу. В нём удивительно гармонично сочетается несочетаемое. Грозный боец ММА, суровый бизнесмен, внимательный мужчина.
Вчера он весь вечер возился с Марком. На плечах его носил, каждый раз терпеливо одевал его, завязывал шнурки на ботиночках, когда ребенок бежал вслед за остальными мужчинами на улицу. Да, понятно, что это не те подвиги, по которым надо оценивать мужчину. Но для меня показатель даже такая мелочь. Я подмечаю всё.
Кончиками пальцев веду по плечу. Каменному, крепкому. Ключицу очерчиваю. Поднимаю глаза и сердце колотится быстрее от пронзительного взгляда голубых глаз. Он сонно щурится и смотрит на меня.
— Доброе утро, Зеленоглазка, — урчит медведище с хриплым ото сна голосом, запуская под кожей волну возбуждения и смущения.
— Доброе, Викинг, — шепчу с улыбкой и охнув, падаю на лопатки.
Матвей целует. Глубоко, развратно, жадно. Ладонью скользит по груди и сжимает её, заставляя меня выгибаться. Он ненасытный медведь, а моё тело мой предатель. Ярко реагирует на эту близость и натиск. Само льнёт в руки хищника.
Хочется раствориться в его объятьях навсегда. Остаться здесь, с ним. Но побыть вдвоём нам не дают.
— Ма-аа-ам, — из коридора слышу крик ребёнка, топот детских ножек. Он как медвежонок громко бежит.
Едва успеваю вырваться из мужских рук. Перекатываюсь к краю кровати и резко сев, дёргаю пижамную рубашку вниз.
Дверь в комнату распахивается и влетает Марк. Лохматый, только проснувшийся, с плюшевым драконом подмышкой.
Ещё вчера я думала уложить его в этой же спальне, решив, что Матвей найдёт себе другую комнату для ночлега. Но мама Гризли Надежда Владимировна предложила поселить в соседней комнате. Там кровать пониже и нам будет комфортнее. Марк, к слову, первый согласился. Особенно когда увидел на кровати спящего Тайсона.
— Привет, Медвежонок, — сиплю, волосы поправляя и косясь на спокойно лежащего Матвея в центре лежбища.
— Доброе утро, — хмурится сын, тоже осматривает мужчину, вольготно устроившегося рядом с его мамой.
— Как спалось, малыш? — спрашивает Викинг и не торопится подниматься. Лежит, облокотившись на изголовье.
— Хорошо, — бурчит ребенок, подходя ближе. — Мам, а почему дядя Матвей спит с тобой?
— Дядя Матвей.., — краснею до самых ушей, слова подходящие подбираю.
— Потому что я хочу обнимать твою маму, даже во сне, — вмешивается Гризли.
— Тебе нельзя. Мама моя! — уверенно заявляет Марк, дойдя до меня обнимает ноги. Подтягиваю его и сажаю на колени.
— Тут с тобой не спорю. Она твоя, — кивает Матвей и пересев к нам поближе, тянет ребёнка на середину кровати, между нами. — У тебя мама особенная, Марк.
— Очень, — поддакивает ребёнок, вызывая улыбку.
— И мне она нравится. Очень.
— Нравится? — уточняет сын.
— Да. И я хочу быть рядом с ней и с тобой. Оберегать и заботится. — перечисляет Матвей с серьёзным видом.
— И защищать? — опять спрашивает Марк
— И защищать. Конечно же. Можно я буду рядом с вами?
Ребенок задумчиво чешет макушку, долго смотрит на меня, перебирает пуговицы на пижамной рубашке.
— А ты её не будешь ругать? — упрямо хмурит брови.
— Никогда! — серьёзно так отвечает мужчина.
— И кричать не будешь? — прищуривается мальчик.
— Не знаю, может быть иногда буду.
Удивлённо смотрю на Матвея. Он плечами пожимает.
— Не ну мало ли. Случаи разные бывают. Вдруг ты опять на лёд упадёшь и мне не скажешь, — усмехается и явно намекает на новогоднюю ночь. — Покричу немного, что меня не подождала.
— Ладно, — соглашается Марк, после нескольких долгих секунд молчания. — Только не обижай маму. Она хорошая.
— Договорились, — Матвей протягивает ладонь, и ребенок пожимает.
А я всё-таки плачу. Опять. Отвернувшись, вытираю слёзы дурацкие. Просто понимаю сейчас, что мой маленький сын слишком часто видел как на его мать ругаются и кричат.
— Вот и замечательно. А теперь надо скрепить наш договор завтраком, как считаешь?
— Блинчиками? — радостно подхватывает Марк.
— С мёдом, — кивает мужчина, подхватывает ребёнка поперёк туловища и перекинув на плечо, встаёт. — Только сначала умыться нужно.
Сын заливисто смеётся, ногами болтает. И эти двое выходят из комнаты.
Продолжаю сидеть на большой кровати Викинга. Улыбаюсь сквозь слёзы. Таращусь на распахнутую дверь в коридор, в которой исчезли мои мужчины. Удивляюсь в очередной раз как этот медведь Гризли, который ломал соперникам на ринге кости сейчас абсолютно спокойно и быстро провёл переговоры с четырёхлеткой.
Шумно выдохнув, поднимаюсь и тоже иду умываться. Смежную ванную комнату, видно, оставили в моё личное пользование.
На просторной кухне викингов творится полный хаос. Ароматы кофе, ванили и жаренных блинов витают в воздухе.
Матвей у плиты. Рядом на стуле стоит Марк, помешивает миску с тестом. Эта картинка выглядит неправдоподобно трогательно. Аж в груди щемит.
Прислонившись к косяку, наблюдаю за ними.
— Надо маму попросить перевернуть, — предлагает Марк, морща нос. — Ты третий блин испортил.
— Ничего, сейчас четвертый получится, а этот мы тоже съедим и никому не скажем, — хмыкает Гризли опуская на пустую тарелку разорванный блинчик.
Мужчина и ребенок скручивают не получившуюся сдобу и быстро запихивают в рот. Не выдержав, хихикаю, чем привлекаю внимание поваров.
— Вам помочь? — спрашиваю, отталкиваясь и подходя ближе.
— Мы только начали, — посмеивается мужчина.
— Мам, покажи, как надо переворачивать, — просит Марк, вручая чашку с тестом.
Матвей уступает мне место у плиты. С улыбкой принимаюсь печь любимое лакомство сына и, судя по всему, Викинга тоже. Пока наполняю тарелку стопкой пышных блинчиков, мужчины прибирают устроенный бардак. Варят какао, найденный в недрах шкафов.
Периодически Матвей подходит ко мне. Касается будто бы невзначай. Целует ласково то в висок, то в шею. Вроде как наблюдает за правильностью переворотов блинов в сковороде, а по факту нагло пользуется моментом и пристаёт. А я совсем глупая дурочка постоянно улыбаюсь и с трепетом бабочек в животе, вжимаюсь в его торс.
— Оху… кхм… изумлён, — поправляет себя Степан, зайдя на кухню, пихает Матвея. — Тебя ж в такую рань не добудишься медведь. А тут мало того встал, так ещё функционируешь как человек прямоходящий.
— Ой, завали, — рычит беззлобно на подколы друга Гризли.
— Доброе утро, проходите, — с улыбкой машу на стол. Как раз заканчиваю дожаривать.
— Привет, ко мне можно на «ты» обращаться. — хмыкает мужчина. Можно, наверное, но он такой суровый и строгий. Хотя габаритами намного меньше моего Викинга. Он силу изнутри излучает.
— Дядя Стёпа, а я про вас стих читал, — подпрыгивает Марк. Вот ребенку вообще плевать на суровость дяди.
— Расскажешь?
— Да…
Ребенок с выражением рассказывает знаменитый стишок про милиционера.
— Привет, помочь? — ко мне же подходит Юлька.
— Да я уже закончила. — перекладываю последний блин.
Девушка подхватывает тарелку, и мы сноровисто сервируем стол.
Завтрак проходит очень по-семейному мило. Старшее поколение ещё отдыхают. За окном всё так же кружится метель. Мужчины и новая подруга уплетают за обе щёки и хвалят мою стряпню. А я наслаждаюсь простым, житейским утром.