Всё равно будешь моей

Глава 31. Татьяна

Наше первое свидание проходит в пустом ресторане. Я сначала подумала, что он закрыт, но, оказывается, Матвей выкупил весь зал заранее. И всё это не спонтанное решение поужинать при свечах, а продуманный план одного Викинга.

Я с глупой улыбкой осматриваю небольшой зал, утопающий в цветах и свечах. Небольшие гирлянды с тёплым приглушённым светом даруют нам тот самый интимный полумрак. На столе две свечи. И всё, основные хрустальные люстры выключены.

— Ты сумасшедший, — шепчу, возвращая взгляд на сидящего напротив мужчину.

— Немного, — соглашается он, отдавая меню подошедшему официанту. — Так почему Антиповы согласились-то подписать документы? Что ты им там сказала, я не понял.

Закусываю губу и опускаю глаза на белую скатерть. Я рассказала Матвею, что поставила ультиматум, вот только не сказала, что именно Слава мне наговорил.

Кажется, если сейчас он узнает, то разочаруется во мне. Или посчитает ужасно грязной и глупой.

— Слава сказал мне правду, — сглотнув, признаюсь и вскидываю голову. Матвей бровь выгибает, требуя продолжения. Пытливо всматриваюсь в эти синие глаза любимого мужчины. — Я никогда не была ему нужна. Он поспорил с друзьями и не планировал ничего серьёзного. Его отец всё решил.

Гризли молчит, только челюсть до желваков сжимает.

— Все шесть лет Слава изменял мне и жил как хотел. А я.. — продолжаю, сдерживая очередной слёзный поток.

— Это уже в прошлом, Тань, — мужчина перехватывает мои пальцы и крепко стискивает.

— Ты не удивлён, Матвей, — меня напрягает его спокойствие. Он ещё два часа назад был в бешенстве, когда я ему рассказала, куда поехала и о чём говорила. Одна!

— Я знал, Зеленоглазка, — не увиливает Викинг.

— Ты... знал, — прикусываю губу.

— Не стал тебе говорить, чтобы не ранить сильнее. И считал, что Слава не настолько конченый дебил. Ошибся.

— И ты не разочарован во мне? Не считаешь меня слепой дурой?

— Нет. С чего бы мне в тебе разочаровываться? — хмурит брови мужчина.

Пожимаю плечами и выдыхаю расслабленно.

Только сейчас чувствую, как с меня падает этот тяжкий груз под названием «неудачный брак с Антиповым». Только сейчас осознаю, что сегодня я посмотрела в глаза своему страху, переступила собственные границы и постояла за себя и своего сына. Сама сделала это.

И мне даже не было страшно, когда во двор заехал взбешённый бывший муж. Он кричал и визжал. Крыл меня матом. Даже замахнулся, обещая переломать мне все кости и выбросить куда-то на пустырь собакам на корм.

Мне не было страшно. Я стояла между двумя машинами. Смотрела в перекошенное от злобы лицо Славы и ничего не чувствовала. Ни страха, ни боли, ни обиды. Разве что жалость к этому мужчине.

Наверное, подсознательно я знала: стоит ему меня ударить, ответка от Гризли прилетит незамедлительно и в двойном размере. Но руку Антипова перехватил водитель свёкра.

— Вячеслав Алексеевич, вам нужно успокоиться и поехать домой, — сухо так сказал вышколенный бодигард, подталкивая мужчину к машине.

— Ты берега попутал! Я тебя сейчас… — распалялся и визжал Слава.

Только водителя его угрозы не пугали. Он очень ловко втолкнул Славу. Тихо так что-то сказал. Лишь слышала имя свёкра. Муж ещё раз меня облил матом, швырнул под ноги папку с документами и с визгом шин уехал. Водитель остался, чтобы детские вещи, мебель и прочее перенести. А я стояла посреди опустевшего двора, лёгкие воздухом свободы насыщала. И дрожала не от холода и страха. От окрыляющего чувства свободы.

От воспоминаний отвлекают официанты. Нам приносят первые блюда. С громким хлопком открывают шампанское и разливают по фужерам. Встрепенувшись, перевожу взгляд на сидящего напротив мужчину.

— Хватит об этом куске недомужика, — отрывисто меняет тему Матвей, поднимая фужер. — Ты больше не Антипова. За это стоит выпить.

— По документам ещё Антипова, — хихикаю я. — Надо съездить и поменять паспорт.

— Займёмся этим в самое ближайшее время, — улыбается Гризли.

Ужин проходит замечательно. Матвей много шутит и рассказывает, что познакомился с высокоинтеллектуальным бомжом, который цитировал ему Канта.

— Ты знаешь, кто такой Кант?

— Немецкий философ, — киваю с улыбкой.

— Вот, а о чём он философствовал, знаешь?

— Эм, прости, нет.

— Сейчас расскажу, готовься. Этот Архип два часа разглагольствовал.

— Ой, нет-нет, не надо, — хихикаю и отмахиваюсь. Гризли тоже смеётся и, отодвинув стул, встаёт.

— Давай потанцуем, — предлагает, обходя стол.

Тоже поднимаюсь и охотно льну к груди мужчины. Моего мужчины. Глубоко вдыхаю запах его парфюма. Задираю голову, попадая в плен голубых глаз.

Викинг необычайно серьёзен и спокоен. Смотрит так пронзительно, аж дыхание перехватывает. Я не верю, что это происходит на самом деле. Что мы здесь. Вдвоём. И нам больше ничего не угрожает. Не висит никакая опасность над головой. Не преследуют бывшие.

Мы свободны. Мы вместе, и мы счастливы. Я так точно.

Танцы у нас тоже странные. Мы просто топчемся на одном месте под тихую музыку. Но это самый прекрасный танец в моей жизни. Матвей держит меня крепко, но бережно. Горячей ладонью шпарит через тонкий шёлк платья. Будоражит и волнует своей близостью.

Он сегодня в костюме. Идеально сшитом под его габариты. В белой рубашке со стоячим воротником. А я в своём красном платье, другого подходящего наряда, увы, нет. Но это поправимо.

Матвей склоняется и целует. Нежно-нежно, едва касаясь губами моих губ.

Нас прерывает официант, приносит в креманках десерт. И мужчина меня отпускает.

— Ты бываешь очень романтичным, оказывается, — шепчу я.

— Сам в шоке, — хмыкает он. — Подержи.

Викинг суёт в руку нечто квадратное и опускается на одно колено завязать шнурок. С глупой влюблённой улыбкой наблюдаю за ним. Перевожу взгляд на ладонь и в ступоре таращусь теперь на бархатную коробочку. Такую же красную, как моё платье.

Сердце ускоряет бег, дыхание перехватывает и во рту пересыхает. Оркестр обрывается на полуаккорде, погружая помещение в идеальную тишину.

Смотрю опять на Матвея, он уже не возится со шнурком. И вообще, шнурок, похоже, был лишь поводом. Синими очами прошибает меня в самое сердце.

— Ты выйдешь за меня? — хрипло спрашивает.

— Да, — выдыхаю, не в силах выкрикнуть.

Матвей резко так вскакивает и, подхватив меня, поднимает. Вскрикнув, цепляюсь за плечи.

— Повтори, — просит он, сминая лапищами бёдра.

— Я выйду за тебя замуж, мой Викинг! — послушно повторяю, на этот раз чётко и громко.

Мужчина урчит по-медвежьи и целует. Напористо и жадно. Стискивает сильнее, явно помечает свою добычу, что так опрометчиво бросилась в его руки. А я льну к нему и не трепыхаюсь, чувствуя себя безумно счастливой. С ним я хочу быть покорной и слабой. С ним хочу быть просто женщиной.

Матвей отпускает меня и забирает коробочку обратно, чтобы вынуть кольцо и торжественно надеть на безымянный палец. Смотрю на сверкающий в свете свечей квадратный камень.

— Люблю тебя, Зеленоглазка, — признаётся он, целуя в губы. Тихо так, с хрипотцой, от которой искры возбуждения вспыхивают под кожей.

— И я тебя, — смущённо отвечаю.

— Это надо отпраздновать, — басит и машет оркестру.

Те тут же играют что-то заводное и весёлое. Мы опять танцуем. Доедаем десерт и допиваем шампанское. Долго и много целуемся. Кружимся, смеёмся. Собираем по всему залу мои букеты, расставленные в длинных вазах и в корзинках. Не хочу оставлять их.

Нагруженные этим цветочным безумием, садимся в машину и едем домой. Туда, где нас ждёт сын.

Всю недолгую дорогу я с улыбкой любуюсь мужским профилем. Не могу поверить, что так быстро согласилась на новый брак. И так безоглядно поверила. Отчего-то я просто знаю, что Матвей никогда не сделает мне больно. Не обидит.

Да, он бывает грубоват, и вообще у него замашки варвара. Но это настолько гармонично и ему подходит, что совершенно не обижает. Наоборот, в его силе хочется укрыться и спрятаться. И прозвище ему подходит. Он, как медведи гризли, проявляет агрессию только в защиту своей территории.

Домой мы возвращаемся аж в десятом часу. Стараемся никого не разбудить. Но шуршание букетов и мой сдавленный смех нарушают тишину.

— Тебя подержать, — шепчет Викинг и держит за ягодицы, развратник.

— Матвей, — хихикаю я, разуваясь.

— Отличный ракурс, Зеленоглазка, — урчит один медведь-шатун и прижимается к моей филейной части пахом.

— О боже, ты невозможен, — краснею, чувствуя его желание. — Давай сначала цветы поставим в воду хотя бы.

Мужчина прискорбно вздыхает. Забирает из рук охапку букетов и несёт в гостиную. Семеню за ним.

Мы останавливаемся возле дивана, на котором сидит Марк, завёрнутый в одеяло, как гусеничка. Рядом Тайсон, тоже замотан в это же одеяло. Кот, в отличие от ребенка, спит, и плевать ему, что происходит вокруг.

Ближе к вечеру, когда мы с Матвеем вернулись, сын ещё спал. Антипов-старший почти всю детскую передал. Марк проснулся, узрел в гостиной все свои игрушки, упакованные подарки от деда, квадрокоптер и прочие мальчишеские радости, только особого восторга не выразил. Обрадовался, конечно. Даже спросил, откуда это всё тут, и переключил внимание на Матвея. Аж от переизбытка чувств расплакался. Полез к нему и долго-долго не отпускал. Бормотал, жался, за шею обнимал. Честно говоря, я тоже расплакалась от этой сцены.

— Ты почему не спишь? — спрашиваю, выглядывая из-за мужского плеча.

— Вас долго не было, — сопит сын, разматываясь из своего одеяльного кокона.

— Мы же сказали, придём в десять, ты уже будешь спать, — Матвей садится на корточки перед ребенком.

— Я боялся, — шмыгает носом Марк и, спрыгнув с дивана, топает к мужчине.

— А где баба Вера? — осматриваю гостиную.

— Спит, — машет в сторону детской.

Заглядываю. Наша бабулечка-красотулечка уснула в кроватке Марка. Видно, его усыпляла и сама задремала.

— Откуда столько цветов? Это мне? — меж тем спрашивает ребенок.

— Это всё твоей маме, — отвечает Матвей. — У нас для тебя есть новость.

Застываю недалеко от них. Не ожидала, что мужчина сейчас скажет ребенку. Но останавливать не спешу.

— Какая? — Марк грызёт ноготь и хмурит бровки.

— Я сегодня попросил твою маму стать моей женой, — понизив голос, секретничает Викинг.

— Она согласилась? — тоже шепчет ребенок и бросает на меня любопытный взгляд: — Ты согласилась?

— Да, — киваю и, преодолев внутреннее напряжение, подхожу ближе. Сажусь тоже на корточки, притягиваю сына.

— Ты теперь станешь моим папой? — немного подумав, выдаёт ребенок.

— Если хочешь, я буду твоим папой, — подбирая слова, хрипит Матвей. Видно, ему этот разговор тоже нелегко даётся.

Марк вырывается из моих рук и бросается на шею мужчины. Обнимает сильно, с неким отчаянием. Будто потерять боится.

— Это самый лучший подарок на День рождения, — шмыгает носом, утыкаясь в шею Викинга.

Матвей поднимает ребёнка, и они, шепчась о чём-то, уходят в сторону кухни. Я остаюсь в центре комнаты. Плачу и смотрю на эту мужскую идиллию. За собственными проблемами даже не заметила, как сильно Марк нуждается в отце. И как сильно он привязался к Гризли.

— Маркуша? — кричит из детской баба Вера, выводя меня из ступора. Выходит к нам и, всплеснув руками, головой качает: — Уснула, а он через меня перелез.

— Да, он так делает, — хихикаю я. — Вы отдыхайте, я его сама уложу.

— Ох, какой аромат стоит. А цветы какие красивые. Вот умеют же некоторые мужчины, не то что мой покойный муж. Принесёт три несчастных ириса и светится как начищенный самовар. Подвиг совершил — с огорода цветы сорвал, — беззлобно ворчит женщина, направляясь к дивану.

С улыбкой слушаю её и раскладываю диван. Тайсона выгоняю, освобождая место.

У Викинга нет такого количества ваз. Поэтому временно все букеты складываю в ведра и в ванну. Марк расставаться с Матвеем не хочет, поэтому тот предлагает сам его уложить, а мне даёт возможность отдохнуть.

Перецеловав моих мужчин, ухожу в спальню. Снимаю платье и, покопавшись в чемодане, достаю шелковое ажурное бельё жемчужного цвета. Остатки былой роскоши.

Из душа выхожу, облачившись в эту красоту. Матвей стоит вполоборота возле шкафа, вешает костюм на вешалку и расстёгивает рубашку.

Услышав, оборачивается и с жадностью разглядывает моё тело, закованное в бельё.

— Мы, кажется, из графика выбились, — лепечу, кусая нижнюю губу.

— Сейчас исправим этот недочёт, — шагает ко мне Гризли. — Заменим «выпороть» на «зацеловать».