Всё становится на места

Глава 18. Нам нельзя остаться? Вот и хорошо

Следующий рабочий день начинается не так, как мы могли ожидать. Когда мы подходим к полям, то видим Дугальда, ожесточённо спорящего с Марлином. В стороне мнётся Неро — он явно беспокоится, но боится вмешиваться.

— Глядите, глядите! — шепчет Гастон, подходя к нам. — Это же каким надо быть смелым — или глупым — чтобы перечить Марлину! Пожалуй, только Дугальд…

— Эй, Гастон, кажется, я уже дал тебе задание! — рявкает садовник, заметивший непорядок.

Гастон от неожиданности подпрыгивает в воздух, взмахивает руками и уносится с воплями ужаса (показного).

Марлин тоже оглядывается и замечает нас.

— Чудненько, — говорит он, потирая руки. — Так я их забираю.

— Ладно уж, колдуна бери себе, всё равно он сейчас не работник с такими-то руками, — вздыхает садовник. — А вот второго не дам, мы и так отстаём от графика поливов!

— Я же сказал, мне нужны оба!

— Вчера нужно было говорить! Сейчас у меня уже всё рассчитано на пять дней!

— Вчера они мне и даром не были нужны! А сегодня…

— Ах, может, ты сам тогда отработаешь за них и побегаешь с вёдрами?

Оба распаляются, тыкают друг в друга пальцами, брызжут слюной, машут руками. Лысина Дугальда потеет и блестит на солнце пуще прежнего. Люди, работающие неподалёку, оставляют работу и потихоньку подбираются ближе — поглядеть, чем всё кончится. Неро суёт в рот не меньше восьми пальцев и прикусывает их.

— Так говоришь, земля сохнет? — Марлин упирает руки в бока и склоняется к Дугальду. Теперь они почти соприкасаются носами.

— Ещё как сохнет! — Дугальд тоже упирает руки в бока и встаёт на цыпочки. Начинается битва носов.

— И тебе нужен полив? — давит колдун.

— Нет, пусть всё засохнет и люди начнут голодать! Конечно, идиот, мне нужен полив! — не отступает садовник.

Неро издаёт писк, не в силах выдержать напряжения.

Марлин отступает на шаг и выпрямляется. Дугальд торжествующе глядит на него, выпятив грудь.

— Ну что ж, — говорит колдун спокойным голосом, — будет тебе полив.

Он делает два хлопка ладонями, поднимает их к небу и произносит:

— Дождь пошёл из ниоткуда,

на земле повсюду грязь,

и у Дугальда простуда

так некстати началась.

Небо мгновенно затягивает тучами. Редкие капли быстро сменяются стеной дождя. Люди с визгом бегут под укрытие садовых деревьев. Я дёргаю Гилберта за рукав в сторону навеса, но тот стоит как болван с раскрытым ртом и не сдвигается с места.

— ААП-ЧХИ! — издаёт Дугальд удивительно мощный звук. Мне даже сперва было показалось, что это гром. Из земли выворачивается несколько колышков с подвязанными к ним помидорами.

— Ну вот и всё, — радуется колдун. — Проблема с поливом решена, свободных рук более чем достаточно, и четыре из них я могу забрать. Вместе с телами, разумеется.

— Но ливень! — произносит Дугальд в нос. — Он дазмоед зебдю! А-АП! А-А-АПЧХИ!

— Не волнуйся, он скоро закончится.

— А боя пдостуда? А-А-ЧХА-А!

— Не бойся, я оставлю тебе Неро, он поможет.

— Только не это! — хором говорят Дугальд и Неро.

— А вас я попрошу пойти со мной, — оборачивается к нам Марлин, сияя улыбкой.

Мы не спорим. Точнее, я не спорю, поскольку являюсь разумным человеком, а Гилберт шепчет себе под нос что-то вроде: «Но так же нельзя! Разве можно так обращаться с заклинаниями?».

Впрочем, он тоже не протестует, и мы поднимаемся вверх по холму. Колдун ведёт нас, обнимая за плечи. Дождь тем временем слабеет.

— Так вот, — говорит Марлин, когда мы минуем птичий двор и оказываемся на невозделанной земле, густо заросшей травой. — Вы, ребята, устроили мне головную боль. Точнее, не вы, а Теодор, но из-за вас. Стоило ему услышать имена… как вы сказали, Брадан и Бартоломео? Вцепился он в меня клещами. Даже угрожал. Я-то его, конечно, давно уже не принимаю всерьёз, но сейчас он был как-то, гхм, необычно убедителен.

Колдун умолкает и хмурится, затем отпускает нас и чешет подбородок.

— Если Теодора беспокоила судьба друзей, почему он сам не пришёл поговорить с нами? — спрашивает Гилберт.

— Почему-почему! — сердится Марлин. — Потому, что он опасен и для самого себя, и для людей вокруг. Кто знает, что этому ослу может прийти в голову. Он способен разрушить всё, над чем я трудился столько лет, погубить Город. Так что я дал ему слово, что сам со всем разберусь, если только он не станет лезть куда не следует. И он будет слушать!

— Сможем ли мы его хоть ненадолго увидеть? — просит Гилберт.

— Нет, — отрезает Марлин. — Мы с ним договорились: он сидит тихо, а я делаю то, о чём он попросил. Я запер его на тысячу замков. И хватит о нём, ясно вам?

— Да, — соглашаюсь я.

— Нет, — возражает Гилберт.

— Вместо того, чтобы спорить со мной, — Марлин нажимает пальцем на нос Гилберта, — лучше бы радовался, что я согласился помочь вашим друзьям. И что освободил вас от работ на полях. Мне тоже нечто нужно в обмен на это. Я обещал Теодору кое-что для него разузнать.

— И что же? — спрашивает мой друг.

— Давайте-ка продолжим идти к вершине, мне нужно заглянуть домой. Я с утра собрал сумку с важными вещами, надо бы её прихватить, иначе в лесу придётся нелегко. А пока мы идём, расскажите мне, что происходит на Островах.

Я сообщаю Марлину, что родители принца Теодора были убиты горем после его пропажи. Что бремя правления легло на юного в то время Эрнесто, и он блестяще справился. Что Эрнесто теперь женат на моей сестре и что он задумался о расширении влияния Островов, потому и решил снарядить корабль для поиска новых земель.

— И на нём вы сюда и явились? — хмыкает Марлин. — Большой, должно быть, корабль. Однако же я от вас слышал только о двух спутниках. Что ж остальные, погибли?

— Мы плыли вчетвером, — поясняю я.

— Ха! Вот уж не поверю, что ваш правитель настолько экономил на жаловании матросов!

— Конечно, нет, — говорю я. — Это Гилберт (Гилберт, что ты меня толкаешь?) устроил так, чтобы на корабле не было никого лишнего и можно было отправиться на поиски Теодора.

Марлин останавливается как вкопанный и так резко поворачивается ко мне, что ослепляет зелёным блеском очков.

— То-то вы мне, ребята, сразу не понравились, — цедит сквозь зубы он, упирая руки в бока. — Ослушались королевского приказа, погубили корабль, а ради чего? Зачем это вам так сильно понадобился Теодор?

— Только представь, какими героями мы станем, если вернём его домой! — воодушевлённо отвечаю я. — Да и Эрнесто будет рад брату больше, чем каким-то там землям.

— Да что ты понимаешь, мальчишка, — сердито отвечает колдун. — Иногда лучше сохранить о ком-то хорошую память и вовремя отпустить. Пусть Теодор останется для Эрнесто любимым старшим братом, образцом для подражания. Ни к чему королевской семье знать, что их первый принц, надежда и гордость, теперь не более чем постаревший, опустившийся безумец. Вы захотели славы для себя, но разве подумали о том, что ваши действия могут принести кому-то не радость, а боль?

— Если бы моя сестра считалась погибшей, — упрямо заявляю я, — я был бы рад найти её любой.

— И если бы пропал мой… кто-то, я тоже был бы рад найти его в любом состоянии, — поддерживает меня Гилберт.

— Вы так говорите только потому, что ни с чем подобным не сталкивались. Даже представить не можете, что это такое. А Теодор никогда не вернётся домой, да и вы сами тоже, скорее всего.

— Мы починим корабль, — говорит мой друг.

— Да хоть два корабля, — машет руками Марлин. — Беспечные Острова устроены таким образом, что попасть сюда могут лишь те, у кого есть веские причины, а покинуть эти земли не может никто. Если у вас это всё же получится, станете первыми, а я буду сильно удивлён.

— Ещё как получится, — упрямо шепчет себе под нос Гилберт. — Приготовься удивиться.

Тем временем мы подходим к небольшому, но примечательному строению. Выглядит оно так, будто его строили то ли дети, то ли безумцы, то ли люди, лишённые вкуса и заодно опыта в строительстве. Его, конечно, можно описать как «белый домик под красной черепичной крышей», но эти слова не передают плачевного положения дел.

Судите сами: четыре стены из плохо отёсанного камня, покривившиеся почти квадратные окна в облезлых синих рамах, простая грубая неокрашенная дверь, на которой висит гигантский замок. По бокам двери — три колонны (две справа, одна слева) с украшениями в виде каменных цветочных корзин наверху. В корзинах растут настоящие живые цветы, к стене прислонена приставная лестница — видимо, чтобы забираться и поливать растения. Рядом с лестницей стоит небольшое полупустое ведро, выкрашенное в жёлтый.

К левой стене здания жмётся круглая башенка с круглым же куполом. Она неаккуратно выкрашена в белый, как и дом. В стене башенки есть одно окошко с округлым верхом и почему-то с квадратными ставнями, которые явно не подходят по размеру. Если их закрыть, они не достанут ни до верха, ни до низа и не сомкнутся на середине.

Крыша основного строения имеет форму неправильной пирамиды, кренящейся влево, к башенке. Она покрыта красной черепицей, которая непонятно как удерживается (вблизи становится видно: прибита гвоздями). Зачем-то крышу сделали очень высокой, чуть ли не в две трети дома, примерно посередине она украшена круглым окном, над которым козырьком торчит черепица. С верхней точки крыши к небу устремляется кривая чёрная труба, из которой валит серо-зелёный дым. Она похожа на стрелку, указывающую вверх и вправо.

— Ох уж этот Неро, опять забыл что-то в печи, — ворчит Марлин, глядя на дым.

Затем он открывает дверь (я замечаю, что обе петли, в которые продет замок, приколочены к двери, так что замок используется не в качестве защиты, а вместо ручки). Если вся тысяча замков, отделяющая Теодора от свободы, устроена так же, как этот, мы живо его освободим.

— Прошу! — хозяин отвешивает нам полупоклон, указывая рукой внутрь, и мы входим.

Внутри дом оказывается крошечным, к тому же тесно заставленным и плохо убранным. Основную его часть занимает давно не белёная, местами растрескавшаяся печь, где над огнём что-то кипит в закопчённом котелке.

Слева от входа красуется большой рассохшийся стол, на котором с одного края стоит пара грязных тарелок, кусок заплесневелого хлеба и почему-то жёлтый бант. С другого края лежат книги и записи. На одном из листов я вижу слова: «Я живу в печали и тоске, а ну-ка живо зарасти, дыра в моём носке (зачёркнуто). Не работает! (подчёркнуто два раза). ПОЧЕМУ???». На втором: «Я хочу поужинать (клякса)» и чуть ниже: «Я хочу суп, отдам за него зуб».

Ещё ниже ценные пометки: «В заклинании важно указывать, что суп должен быть в тарелке; в следующий раз стоит придумать другую рифму (слова «другую рифму» подчёркнуты два раза).

Правую стену подпирает скособоченный тёмный шкаф с отломанной дверцей, благодаря отсутствию которой видны покосившиеся полки, заставленные коробками и мешочками. В промежутки между коробками и мешочками втиснуты пучки растений разной степени дряхлости — от почти свежих до совсем рассыпающихся. Остатки последних густо покрывают дощатый пол возле шкафа.

В свободных углах располагаются три очень узкие кровати. На одной из них лежит большая сумка — видимо, за нею мы сюда и пришли. Но первым делом Марлин останавливается у печи и заглядывает в котелок.

— Неро стирает носки, — поясняет он нам.

Гилберт тем временем подходит к двери, ведущей в башню. Она двойная — сперва металлическая решётка, затем окованная железом дверь с небольшим окошком. Я подхожу тоже, становлюсь на носки и заглядываю в окошко. С этого места виден лишь стол с футляром для очков.

— Это там ты держишь Теодора? — спрашивает Гилберт.

— Ты угадал, — отвечает Марлин, — но ты его там не найдёшь. И вообще, может быть, мне стоит взять с вас слово, что вы оставите Теодора в покое? Я отлично о нём забочусь вот уже с десяток лет, а может, даже больше, и лучше других знаю, как с ним обращаться.

— А доволен ли он сам такой заботой? — интересуется мой друг и тянет решётку, но та не поддаётся.

— Он из тех, которые сами не знают толком, что для них лучше. Поверь, если бы не я, он бы уже не жил на этом свете. Отойди же, наконец, от решётки. Всё нужное я взял, можем идти.

Мы покидаем дом. Гилберт нехотя выходит, а затем оглядывается, и я вижу, что ему хотелось бы попасть в башню. Мне тоже было бы любопытно увидеть Теодора. Может быть, под башней расположено подземелье, где он прикован цепями к стене? Ничего, мы наверняка сюда ещё вернёмся…

Марлин прерывает мои мечты, в которых я пробиваю стену тараном и спасаю Теодора.

— Ведите, — говорит он, — к вашему кораблю. Возьмём оттуда след.

И мы спускаемся к морю.