Всё становится на места

Глава 23. В поисках сокровищ заберёмся в глушь

Снаружи мы сталкиваемся с Гилбертом, нагруженным большой корзиной ягод. Маленькие Теодоры тут же налетают на него, чтобы захватить добычу.

Гилберт поднимает корзину над головой и выглядит весьма растерянным.

— А ну, кыш! — Брадан, идущий следом, широко улыбаясь, отгоняет детей. — Потерпите немного, чуть позже получите свои ягоды, мы аж пять корзин набрали!

— А мы хотим сейчас! Сейчас! — визжат дети и всё-таки хватают по горсточке, перемазывают рты и руки, скачут от радости.

— Сильвер, подожди меня, — просит Гилберт и скрывается в доме.

За ним следуют Бартоломео и Брадан, каждый из которых несёт по две широких плетёных корзины, полных малины и земляники.

Пока я дожидаюсь возвращения Гилберта, ко мне подходит рыжая малышка и протягивает крупную земляничину.

— Держи, это тебе, — говорит она.

Я благодарю, и тут на меня налетают остальные дети.

— И мою ягодку тоже возьми! И мою! — галдят они.

— Моя лучше, она жёлтенькая!

— А я свою уже откусил, но зато точно знаю, что она сладкая и вкусная, тебе понравится!

— Фу, Тео, кто же угощает надкусанными?

Мне храбро приходится есть всё, чтобы никого не обидеть. На очереди маячит половинка земляники, которую Тео сжимает в не очень чистых пальцах.

— Я тут, — сообщает ни о чём не подозревающий Гилберт, выходя из дома.

— Дети, хотите угостить и его? — коварно предлагаю я.

Дети хотят. Надеюсь, моему другу пришлась по вкусу земляника Тео.

— Спасибо вам, — произносит Гилберт без улыбки и мрачно глядит на меня.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — кричат дети. — Пойдём уже!

Они проводят нас первым делом по подвесным дорогам, показывают любимые места. С одного далеко вперёд видно дорогу, самое то, если ожидаешь чьего-то прихода. С другого места можно заглянуть в окна дома и увидеть, что готовится в печи. Мы какое-то время наблюдаем, как Ика варит рыбный суп.

— Ещё не очень скоро приготовится, — вздыхает круглощёкий малыш и в досаде бьёт хвостом о доски.

— Зато мы успеем сходить в наше тайное место! — предлагает кроха клыкастая с забавно торчащими короткими косичками.

— Им нельзя в тайное место! — возражает сорванец покрупнее, щёки и голый живот которого перемазаны ягодным соком.

— Бабушка говорила, только своим можно в тайное место! — говорит мальчишка постарше, подтягивая сползающие штанишки из грубой серой ткани. — А они вроде как свои.

— Свои, свои! — радуются малыши.

— Погодите, если это место такое секретное, может быть, лучше спросим у вашей бабушки, стоит ли нам туда идти? — предлагает Гилберт.

— У нас есть Правило Разрешения, — важно произносит один из Теодоров. — Если бабушку не спрашивать, то она не сможет запретить. А раз она не запретила, значит, это можно делать.

— Да, да, Правило Разрешения! — радуются остальные и скачут так, что подвесная дорожка под нами ходит ходуном. — Бежим, бежим!

И они скачут, будто за ними кто гонится, и нам с Гилбертом ничего не остаётся, кроме как следовать за ними, пытаясь не отстать. А мы не так привычны к бегу по подвесным мостам.

— Надо бы им потом объяснить, что это правило никуда не годится, — ворчит Гилберт, цепляясь за верёвочные перила.

— Отличное правило, — говорю я. — Мы с Сильвией всё детство им пользовались.

Друг лишь вздыхает, бросая на меня укоризненный взгляд.

На выходе из поселения крошки клыкастые задерживаются, вертят головами в разные стороны.

— Туда нельзя! — пищат они. — Там старый Гук собирает хворост!

— А там мои мама и папа щиплют мох!

— А туда мог кто-то пойти за водой!

— А там пчёлы! Злющие, страшные!

— Значит, Дырявая тропа! Идём по Дырявой тропе!

И они ныряют в сплетение стволов, исчезая в почти неразличимом проходе. Мы с немалым трудом пробираемся за ними. Путь, выбранный малышами, сложно назвать тропой — дорогу то и дело преграждают ветви и сучья, в одежду вцепляется колючий кустарник. Пробираясь боком в особо тесном месте, я слышу треск рвущейся ткани.

— Теперь я понял, почему тропа зовётся Дырявой, — сообщает Гилберт и тыкает меня пальцем в спину. Кажется, в том месте у меня теперь не хватает части рубашки.

— А вот был бы ты нормальным колдуном, — заявляю я, — и сделал бы тропу удобной, да ещё и рубашку мою починил бы.

— Это и ты можешь сделать, — отвечает мой друг. — Всего-то и нужны руки и немного времени.

— И всё же я не понимаю, зачем так усложнять себе жизнь, если у тебя есть дар…

— Пришли! Пришли! — перекрикивают меня дети. Я делаю последнее усилие и выбираюсь из древесных тисков.

Мы стоим на открытом месте. Здесь возвышается средних размеров гора, каменные корни которой начинаются у самых наших ног. И всё-таки я не понимаю, что в ней такого тайного и замечательного.

— Сюда! Сюда! — галдят малыши.

Вслед за ними мы идём вокруг горы и вскоре оказываемся у тёмного провала. Крутой спуск уходит в глубину, теряясь во мраке.

— Жалко, что мы не взяли фонарик, — вздыхает один из мальчишек.

— Не страшно, — говорит второй. — Найдите мне пучок травы, у меня вот камешки.

Тут же рвётся большой пук сухой травы, который дети скручивают жгутом. Малыш клыкастый достаёт из кармана два небольших предмета — похоже, это камень и кусочек металла — и стучит ими друг о друга, высекая искру. Миг, и трава пылает.

— Смотрите, смотрите! — волнуются дети, подталкивая нас к краю провала.

Горящий пучок травы летит туда, освещая стены, и мы видим, как они вспыхивают синими искрами. Цвет такой красивый и глубокий, какой бывает у неба на закате незадолго до наступления темноты. К сожалению, трава быстро гаснет, и мы вновь видим только черноту.

— Видели? Видели? — скачут маленькие клыкастые. — Красиво?

— Очень красиво, — соглашаемся мы.

— Это любимое место Теодора, — сообщают нам малыши. — Он говорит, у него дома такие камни считаются редкими и ценными.

— А ещё, — важно говорит маленькая Дора, — такого цвета глаза у девушки, которую он любит. Но это секрет, его нельзя говорить никому.

— Это очень красиво — синие глаза! Красиво, красиво! — скачут дети.

— А такие бывают разве? — сомневается один из малышей.

— Не бывают, — важно отвечает ему второй.

— Глупенькие, посмотрите, у Гилберта такие глаза! — указывает Дора когтистым пальчиком. Беднягу Гилберта тут же облепляют малыши, они без стеснения карабкаются по нему, так что ему приходится присесть, чтобы всем было лучше видно.

— Руками не трогать, — предупреждает он, останавливая самых любознательных.

— Красиво! Красиво! — шепчут малыши. — Надо показать его Теодору, когда Теодор придёт!

— А у Сильвера какие глаза? — оборачивается кто-то и ко мне.

— Серенькие, обычные.

— Как пыль!

— Как у нас!

— А у Гилберта ещё желтенькие точки в глазах! Я хочу такие глаза, как у Гилберта!

— И я, и я!

— Нет, я первее захотел, ты не можешь тоже этого хотеть!

— А вот и могу!

Я отхожу немного в сторону от этой шумной компании. Да что они понимают в красоте? Как пыль, скажут тоже. Если бы они хоть раз в своей бедной деревушке увидели серебро, тогда, конечно, нашли бы лучшее сравнение.

— А не пора ли нам возвращаться? — прерывает мои размышления голос Гилберта.

Я гляжу на него и понимаю, где найти серебро.

— Вот посмотрите, дети, — указываю я на ухо Гилберта. — Видите вот это колечко с камешком? Оно из серебра, это такой драгоценный металл. Вот такого цвета мои глаза, а вовсе не какой-то там пыли.

— Ух ты! — кричат дети. — Тогда и у нас глаза как серебра! А что это за зелёненький камушек?

— Серебро, — поправляет Гилберт. — Зелёный — это изумруд. А то, что у вас в пещере, похоже на сапфиры. Правда, в камнях я разбираюсь плохо и не уверен, что это именно они. Их тоже используют для украшений — делают серьги, кольца на пальцы или вешают на шею.

— И мы хотим изумруд! И мы хотим серебра! — галдят малыши и тянут лапки к Гилберту. Он прикрывает уши прядями волос и недовольно глядит на меня.

— А я хочу, — тянет меня за рукав ещё один рыжий кроха, — взять в пещере камушек для Теодора. Чтобы он носил его с собой и всегда мог на него смотреть и радоваться.

— Это добрый поступок, — хвалю его я. — Ты умница, что думаешь не о себе, а о другом человеке, и хочешь его порадовать. Но добыть камень нелегко. Видишь, какие там крутые стены? Спуститься можно только на верёвке, а ещё нужны какие-то инструменты, чтобы отбить осколок. Вот вырастешь, станешь сильным, и тогда без труда достанешь камень. Или можешь попросить взрослых, чтобы они тебе помогли.

— Не-е, я сам хочу, — говорит малыш и утирает нос.

Затем, к счастью, все соглашаются, что нам пора домой, и обратный путь проходит без происшествий. На пороге дома нас встречает Ика, которая притворно хмурится и суровым голосом отправляет всех вымыть руки.

— Я вот что хотел сказать, — задерживает меня Гилберт, чтобы мы немного отстали от остальных. — Ты пока не упоминай Марлина, хорошо?

— Хорошо, — соглашаюсь я, — но почему?

— Да мы утром собирали ягоды, и дёрнул меня кто-то за язык рассказать о колдуне, который присматривает за Теодором. Брадан так разъярился, что был готов прямо сейчас отправиться в Город, найти этого колдуна и поколотить. А ты ведь понимаешь, ничем хорошим бы это не кончилось — наш приятель не только не помог бы Теодору, но и сам бы угодил в беду. Мы едва его успокоили, и думаю, о Городе сейчас лучше не упоминать, хотя бы не при Брадане. Если верить местным, Теодор довольно часто их навещает, вот дождёмся и поговорим с ним обо всём. Выслушаем и его сторону этой истории. Может, всё вовсе и не так плохо выглядит, как нам показалось.

— Но ведь Марлин сам признался, что запирает Теодора в башне на тысячу замков, — говорю я.

— А ещё сказал, что Теодора там не было на момент, когда мы были в доме. И местные говорят, что он гостит у них по три дня и примерно столько же проводит в Городе. Это значит, что Теодор довольно часто разгуливает туда-сюда, будучи свободным. Но самое обидное, что он тоже был в лесу в тот самый день, когда мы сюда пришли, а мы с ним разминулись.

— Да, досадно, — соглашаюсь я. — Но он наверняка скоро придёт, Ика в этом уверена. Мы с ней утром поговорили о Теодоре. Удивительно, как его здесь все любят — а в Городе, наоборот, считают бесполезным. Как думаешь, он им не говорит, что ходит в лес к клыкастым?

— Думаю, в Городе бы его не одобрили, и он хранит это в тайне, — кивает мой собеседник. — Но всё же я очень рад узнать, что принц Островов не превратился в старого и унылого безумца, в чём уверены многие в Городе, а совершил немало добрых дел.

— Эй, вы ждёте, чтобы еда остыла, — ехидно прерывает нас Ика, — или разминаете языки, чтобы они прямо отсюда до стола дотянулись?

Мы решаем, что оба варианта не особо нас устраивают, и присоединяемся к остальным в общем доме.

Суп у Ики вышел очень вкусным и наваристым.