ВСЕМІРНЫЙ ТАЙНЫЙ ЗАГОВОРЪ

ПРОТОКОЛЪ №1.

Отложивъ фразерство, будемъ говорить о значеніи каждой мысли, сравненіями и выводами, освѣтимъ об­стоятельства. И такъ, я формулирую нашу систему съ нашей и гоевской точекъ зрѣнія.

Надо отмѣтить, что люди съ дурными инстинктами многочисленнѣе добрыхъ, поэтому лучшіе результаты въ управленіи ими достигаются насиліемъ и устраше­ніемъ, а не разсужденіями. Каждый человѣкъ стремится къ власти, каждому хотѣлось бы сдѣлаться диктаторомъ, если бы только онъ могъ. Но при этомъ рѣдкій не былъ бы готовъ жертвовать благами всѣхъ ради достиженія благъ своихъ.

Право — въ силѣ. Что сдерживало хищныхъ жи­вотныхъ, которыхъ зовутъ людьми, что ими руководи­ло до сего времени?

Въ началѣ общественнаго строя они подчинялись грубой силѣ, потомъ закону, который есть та же сила, только замаскированная, слѣдовательно, по закону ес­тества — право въ силѣ.

Свобода — идея, либерализмъ. Политическая свобо­да есть идея, а не фактъ. Эту идею надо умѣть примѣ­нять, когда является нужнымъ идейной приманкой при­влечь народныя силы къ своей партіи, если таковая за­думала сломить другую, у власти находящуюся. Задача эта облегчается, если противникъ заразится самъ идеей свободы, такъ называемымъ либерализмомъ, и ради идеи поступится своею мощью. Тутъ то и проявится торжество нашей теоріи: распущенныя бразды правле­нія тотъ часъ же по закону бытія подхватываются и подбираются новой рукой, потому что слѣпая сила на­рода не можетъ пробыть дня безъ руководителя, и новая власть заступаетъ мѣсто старой, ослабѣвшей отъ либерализма.

Золото, вѣра, самоуправленіе. Въ наше время за­мѣстительницей либераловъ-правителей явилась власть золота. Было время, когда правила вѣра. Идея свободы неосуществима, потому что ею не умѣютъ пользоваться въ мѣру. Стоитъ только на нѣкоторое время предоста­вить самоуправленіе народу, Какъ оно превратится въ распущенность. Съ этого момента возникаютъ между­усобицы, скоро переходящія въ соціальныя битвы, въ которыхъ государства горятъ и ихъ значеніе превра­щается въ пепелъ.

Деспотизмъ капитала. Истощается ли государство въ собственныхъ конвульсіяхъ, или же внутреннія рас­при отдаютъ его во власть внѣшнимъ врагамъ, во всякомъ случаѣ, оно можетъ считаться безвозвратно погибшимъ: оно въ нашей власти. Деспотизмъ капи­тала, который весь въ нашихъ рукахъ, протягиваетъ ему соломинку, за которую государству приходится дер­жаться поневолѣ, въ противномъ случаѣ оно катится въ пропасть.

Внутренній врагъ. Того, который отъ либеральной души сказалъ бы, что разсужденія такого рода без­нравственны, я спрошу: если у каждаго государства два врага и если по отношенію къ внѣшнему врагу ему дозволено и не почитается безнравственнымъ употреб­лять всякія мѣры борьбы, какъ напримѣръ: не озна­комлять врага съ планами нападенія, защиты, нападать на него ночью или неравнымъ числомъ людей, то по­чему же такія же мѣры въ отношеніи худшаго врага, на­рушителя общественнаго строя и благоденствія, можно назвать не дозволенными и безнравственными?

Толпа, анархія Можетъ ли здравый логическій умъ надѣяться успѣшно руководить толпами, при по­мощи разумныхъ увѣщаній или уговоровъ, при воз­можности противорѣчія, хотя и безсмысленнаго, но ко­торое можетъ показаться поверхностно разумѣющему народу болѣе пріятнымъ? Руководясь исключительно мелкими страстями, повѣріями, обычаями, традиціями и сентиментальными теоріями, — люди въ толпѣ и люди толпы поддаются партійному расколу, мѣшающему вся-кому соглашенію, даже на почвѣ вполнѣ разумнаго увѣщеванія. Всякое рѣшеніе толпы зависитъ отъ слу­чайнаго или подстроеннаго большинства, которое, по невѣдѣнію политическихъ тайнъ, произноситъ абсурд­ное рѣшеніе, кладущее зародышь анархіи въ управ­леніи.

Политика и мораль. Политика не имѣетъ ничего общаго съ моралью. Правитель, руководящійся мо­ралью, не политиченъ, а потому не проченъ на своемъ престолѣ. Кто хочетъ править, долженъ прибѣгать и къ хитрости, и къ лицемѣрію. Великія народныя ка­чества — откровенность и честность — суть пороки въ политикѣ, потому что они свергаютъ съ престола лучше и вѣрнѣе сильнѣйшаго врага. Эти качества должны быть аттрибутами гоевскихъ царствъ, мы же отнюдь не должны руководствоваться ими.

Право сильнаго. Наше право — въ силѣ. Слово право есть отвлеченная и ничѣмъ не доказанная мысль. Слово это означаетъ: дай мнѣ то, чего я хочу, чтобы я тѣмъ самымъ получилъ доказательство, что я силь­нѣе васъ.

Въ государствѣ съ плохой организаціей власти, ос­лабленіемъ законовъ и правителя, обезличенныхъ разло­жившимися отъ либерализма правами, я черпаю новое право — броситься по праву сильнаго и разнести всѣ существующіе порядки и установленія, наложить руки на законы, перестроить всѣ учрежденія, и сдѣлаться владыкою тѣхъ, кто предоставилъ намъ права своей силы, отказавшись отъ нихъ добровольно, либерально.

Непреоборимость масонско-еврейской власти. Наша власть, при современномъ шатаніи всѣхъ властей, бу­детъ непреоборимѣе всякой другой, потому что она будетъ незримой до тѣхъ поръ, пока не укрѣпится на­столько, что ея уже никакая хитрость не подточитъ.

Цѣль оправдываетъ средства. Изъ временнаго зла, которое мы вынуждены теперь совершить, произой­детъ доброе, непоколебимое правленіе, которое воз­становитъ правильный ходъ механизма народнаго бы­тія, нарушеннаго либерализмомъ. Результаты оправ­дываютъ средства. Обратимъ же вниманіе въ нашихъ планахъ не столько на доброе и нравственное, сколько на нужное и полезное.

Передъ нами планъ, въ которомъ стратегически из­ложена линія, отъ которой намъ отступать нельзя безъ риска, видѣть разрушеніе многовѣковыхъ работъ.

Толпа слѣпецъ. Чтобы выработать цѣлесообраз­ныя дѣйствія, надо принять во вниманіе подлость, неу­стойчивость, непостоянство толпы, ея неспособность по­нимать и уважать условія собственной жизни, соб­ственнаго благополучія. Надо понять, что мощь толпы слѣпая, неразумная, неразсуждающая, прислушиваю­щаяся направо и налѣво. Слѣпой не можетъ водить слѣпыхъ безъ того, чтобы не довести ихъ до пропасти. Слѣдовательно, члены толпы, выскочки изъ народа, хотя бы и геніально умные, но въ политикѣ не разумѣющіе, не могутъ выступать въ качествѣ руководителей толпы безъ того, чтобы не погубить всей націи. Только съ дѣтства подготовляемое къ самодержавію лицо можетъ вѣдать слова, составляемыя политическими буквами.>

Партійные раздоры. Народъ, предоставленный са­мому себѣ, т. е. выскочкамъ изъ его среды, саморазру­шается партійными раздорами, возбуждаемыми погоней за властью и почестями, происходящими отъ того без­порядками. Возможно ли народнымъ массамъ спокойно, безъ соревнованія, разсудить, управиться съ дѣлами страны, которыя не могутъ смѣшиваться съ личными интересами? Могутъ ли онѣ защищаться отъ внѣшнихъ враговъ? Это немыслимо, ибо планъ, разбитый на столько частей, сколько головъ въ толпѣ, теряетъ цѣль­ность, а потому становится непонятнымъ и неисполни­мымъ.

Наиболѣе цѣлесообразный образъ правленія — самодержавіе. Только у самодержавнаго лица планы могутъ вырабатываться обширно ясными, въ порядкѣ, распредѣляющемъ все въ механизмѣ государственной машины, изъ чего надо заключить, что цѣлесообразное для пользы страны управленіе должно сосредоточи­ваться въ рукахъ одного отвѣтственнаго лица. Безъ абсолютнаго деспотизма не можетъ существовать циви­лизація, проводимая не массами, а руководителями ихъ, кто бы онъ ни былъ. Толпа — варваръ, проявляющій свое варварство при всякомъ случаѣ. Какъ только толпа захватываетъ въ свои руки свободу, она вскорѣ превра­щаетъ ее въ анархію, которая сама по себѣ есть выс­шая степень варварства.

Спиртъ, классицизмъ, развратъ. Взгляните на на­спиртованныхъ животныхъ, одурманенныхъ виномъ, право на безмѣрное употребленіе котораго дано вмѣ­стѣ со свободой. Не допускать же намъ и нашимъ дойти до того же. Народы гоевъ одурманены спирт­ными напитками, а молодежь ихъ одурѣла отъ клас­сицизма и ранняго разврата, на который ее подбиваетъ наша агентура — гувернеры, лакеи, гувернантки въ богатыхъ домахъ и наши женщины въ мѣстахъ гоев­скихъ увеселеній. Къ числу этихъ послѣднихъ можно причислить и, такъ называемыхъ, «дамъ изъ общества», добровольныхъ послѣдовательницъ ихъ по разврату и роскоши.

Принципъ и правила еврейско-масонскаго прави­тельства. Нашъ пароль сила и лицемѣріе. Только сила побѣждаетъ въ дѣлахъ политическихъ, особенно если она скрыта въ талантахъ, необходимыхъ государствен­нымъ людямъ. Насиліе должно быть принципомъ, а хитрость и лицемѣріе — правиломъ для правительствъ, которыя не желаютъ сложить свою корону къ ногамъ агентовъ какой либо новой силы. Это зло есть един­ственное средство, добраться до цѣли — добра; по­этому мы не должны останавливаться передъ подку­помъ, обманомъ и предательствомъ, когда они должны послужить къ достиженію нашей цѣли. Въ политикѣ надо умѣть брать чужую собственность безъ колебаній, если ею мы добьемся покорности и власти.

Терроръ. Наше государство, шествуя путемъ мир­наго завоеванія всего міра, имѣетъ право замѣнить ужасы войны менѣе замѣтными и болѣе цѣлесообраз­ными казнями, которыми надо поддерживать терроръ, располагающій къ слѣпому послушанію. Справедливая, но неумолимая строгость есть величайшій факторъ го­сударственной силы. Не только ради выгоды, но и во имя долга, ради побѣды, намъ должно держаться про­граммы насилія и лицемѣрія. Доктрина разсчета на столько же сильна, насколько и средства, ею употре­бляемыя. Поэтому, не столько самыми средствами, сколько доктриной строгости, мы восторжествуемъ и закрѣпостимъ всѣ правительства своему сверхъ-пра­вительству. Достаточно, чтобы знали, что мы неумо­лимы, чтобы прекратилось ослушаніе.

Свобода, равенство, братство. Еще въ древнія вре­мена мы, среди народовъ, крикнули слова: «свобода, равенство, братство», слова, столь много разъ повторен­ныя съ тѣхъ поръ безсознательными попугаями, ото­всюду налетѣвшими на эти приманки, съ которыми они унесли благосостояніе міра, истинную свободу лично­сти, прежде такъ огражденную отъ давленія толпы. Якобы умные, интеллигентные гои не разобрались въ отвлеченности произнесенныхъ словъ, не замѣтили про­тиворѣчія ихъ значенія и соотвѣтствія ихъ между со­бой, не увидѣли, что въ природѣ нѣтъ равенства, не можетъ быть свободы, что сама природа установила неравенство умовъ, характеровъ и способностей, равно и подвластность ея законамъ, не разсудили, что толпа слѣпая, что выскочки, избранные изъ нея для управленія, въ отношеніи политики такіе же слѣпцы, какъ и она сама, что посвященный, хотя бы и дуракъ, можетъ пра­вить, а не посвященный, будь даже геній, ничего не пойметъ въ политикѣ. Все это гоями упущено было изъ виду. А между тѣмъ, на этомъ зиждилось ди­настическое правленіе: отецъ передавалъ сыну знаніе хода политическихъ дѣлъ такъ, чтобы никто ничего не вѣдалъ, кромѣ членовъ династіи и не могъ выдать тайны управляемому ‘ народу. Со временемъ, смыслъ династической передачи истиннаго положенія дѣлъ по­литики былъ утраченъ, что послужило къ успѣху на­шего дѣла.

Уничтоженіе привилегій гоевской аристократіи Во всѣхъ концахъ міра слова «свобода, равенство, брат­ство» становили при посредствѣ нашихъ слѣпыхъ аген­товъ цѣлые легіоны людей, которые съ восторгомъ несли наши знамена. Между тѣмъ, эти слова, были червяками, которые подтачивали благосостояніе гоевъ, уничтожая всюду миръ, спокойствіе, солидарность, раз­рушая всѣ основы ихъ государствъ. Вы увидите впо­слѣдствіи, что это послужило къ нашему торжеству: эго дало намъ возможность добиться козыря — унич­тоженія привилегій, иначе говоря, самой сущности ари­стократіи гоевъ, которая была единственной противъ насъ защитой народовъ и странъ.

Новая аристократія. На развалинахъ природной и родовой аристократіи мы ставимъ во главѣ всего ари­стократію нашей денежной интеллигенціи. Цензъ этой новой аристократіи мы установили въ богатствѣ, отъ насъ зависимомъ и въ наукѣ, двигаемой нашими му­дрецами.

Психологическій разсчетъ. Наше торжество облег­чилось еще тѣмъ, что въ сношеніяхъ съ нужными намъ людьми мы всегда дѣйствуемъ на самыя чувствитель­ныя струны человѣческаго ума — на разсчетъ, на не­насытность матеріальныхъ потребностей человѣка. А каждая изъ перечисленныхъ человѣческихъ слабостей, взятая въ отдѣльности, способна убить иниціативу, от­давая волю людей въ распоряженіе покупателя ихъ дѣятельности.

Абстракція свободы. Абстракція свободы дала воз­можность убѣдить толпы, что правительство ничто иное, какъ управляющій собственника страны — народа, и что его можно смѣнять, какъ изношенныя перчатки.

Смѣняемость народныхъ представителей. Смѣняе­мость представителей народа отдавала ихъ въ наше распоряженіе и какъ бы нашему назначенію.