Эркюль Пуаро сидел в своей маленькой уютной квартирке в доме с названием «Уайтхолл» и с удовольствием завтракал. Стоял май 1934 года, утро выдалось солнечное и прекрасное, и, наверное, от этого горячий шоколад со свежайшей бриошью показались вкуснее обычного. Пуаро, обычно не отступавший от правил, на этот раз попросил еще чашечку и еще бриошь. Сам же, в ожидании Джорджа, взялся за утреннюю почту, которая лежала перед ним на том же столе.
Пуаро любил аккуратность. Почта была заранее подготовлена. Конверты лежали стопками, ровно вскрытые специальным, походившим на крохотный меч ножиком, когда-то, давным-давно, подаренным ко дню рождения Гастингсом. В первой стопке лежало ненужное — по большей части конверты с рекламными предложениями. В другой — письма, на которые нужно было отвечать. Разбирать их Пуаро решил после завтрака и уж никак не раньше десяти. Он всегда говорил, что ни один уважающий себя профессионал не принимается за работу раньше десяти утра. Другое дело, конечно, когда ведешь расследование. Как-то раз они с Гастингсом, помнится, выехали из дома затемно, и только ради того, чтобы…
Однако Пуаро не собирался предаваться воспоминаниям о счастливом прошлом. Их последнее с Гастингсом дело давно было закрыто, международная преступная организация под названием «Большая четверка» прекратила свое существование, а Гастингс, старый добрый друг Гастингс, уехал с женой в Аргентину и с тех пор жил там на ранчо. Правда, как раз сейчас, несколько дней назад, он вернулся в Лондон, но по делам и ненадолго, а уж поработать им снова вместе вряд ли еще доведется. Настроение у Пуаро, несмотря на бриошь и солнце в окнах, упало. Конечно, выйдя в отставку, он мог теперь себе позволить браться только за те дела, какие были ему интересны. Но без Гастингса он скучал, без Гастингса пропадал элемент игры, не было зрителя, лучше всех умевшего оценить выдающийся ум Пуаро. Кроме того, интересные дела в последнее время напрочь исчезли. То ли у преступников иссякло воображение, то ли в мире вообще не осталось больше ни загадок, ни тайн, одни только негодяи, которыми движет единственно жажда насилия или наживы, но на них тратить время он, Эркюль Пуаро, считал ниже своего достоинства.
Тут мысли его прервал Джордж, который вошел безмолвно, с чашкой вожделенного шоколада на подносе. Вожделенного даже не потому, что Пуаро хотелось еще раз насладиться сладким густым вкусом, а потому, что ему невольно захотелось продлить, пусть на несколько минут, солнечное весеннее утро, отодвинув тем самым наступление унылого дня, не сулившего ничего хорошего, кроме прогулки в парке и похода в Сохо, в любимый ресторанчик, где он снова пообедает в одиночестве, а на обед выберет для начала — «что у нас там сегодня?» — возможно, pвte [327], потом морской язык, потом…
Тут Пуаро наконец заметил, что Джордж, поставив перед ним чашку, не удалился, как у них было заведено, в кухню, а остался стоять рядом и что-то ему говорит. Безупречный, невозмутимый Джордж, британец до мозга костей, лучший в мире слуга — Пуаро, прожив с ним под одной крышей не один год, ценил Джорджа больше всех на свете. Молчаливый и не любопытный, Джордж знал все о том, что происходит в семействах высшего света Лондона, а в аккуратности и педантичности уступал разве что самому детективу. Пуаро не раз говорил ему: «Вы, Джордж, великолепно гладите брюки, но с воображением у вас… Воображения у вас нет». Впрочем, воображения Эркюлю Пуаро хватило бы на двоих, так что умение выгладить брюки он считал даром куда более ценным. Да, с Джорджем ему в высшей степени повезло.
— …И я взял на себя смелость, сэр, пообещать, что вы перезвоните ему сегодня утром, — продолжал Джордж.
— Прошу прощения, дорогой Джордж, — отозвался Пуаро. — Я немного отвлекся. Кажется, вы сказали, вчера мне кто-то звонил?
— Да, сэр. Когда вы с миссис Оливер ушли в театр, сэр. Записки я вам не оставил, потому что спектакль был поздний.
— Кто же меня спрашивал?
— Джентльмен по имени сэр Клод Эмори, сэр. Номер телефона я записал — это, кажется, где-то в Саррее. Он сказал, что дело весьма деликатное, и просил, если вам сначала ответит не он, то чтобы вы не называли своего имени и о деле разговаривали только с ним.
— Благодарю, Джордж. Положите номер около аппарата, — сказал Пуаро. — Я сначала полистаю «Таймс». Сейчас еще рано звонить, даже по деликатному делу.
Джордж, кивнув головой, удалился, а Пуаро медленно допил шоколад и со свежей газетой в руках вышел на балкон.
Пробежав глазами колонки, он отложил ее в сторону. Новости в международном разделе были, как всегда, ужасны. В Германии Гитлер принял чудовищный закон, подчинявший суды его партии, в Болгарии и, что еще печальнее, в его родной Бельгии к власти пришли фашисты; а на шахте близ Монса, судя по предварительным сведениям, в результате взрыва погибли сорок два человека. Новости местные оказались пусть немного, но лучше. Например, теннисисткам наконец удалось сломить упрямство властей и добиться для себя разрешения выступать в Уимблдоне в шортах. Некрологи Пуаро читать не стал — умершие в тот день были либо его ровесниками, либо — что еще хуже — моложе.
Отложив газету, Пуаро пристроил поудобнее ноги на скамеечке и качнулся в плетеной качалке. Сэр Клод Эмори, повторил про себя Пуаро. Имя показалось ему знакомым. Он явно его где-то слышал, но где? Кто такой этот сэр Клод? Политик? Адвокат? Чиновник? Сэр Клод Эмори. Эмори.
Пуаро решил было вернуться в комнату, но передумал. Так приятно было немного погреться на ласковом утреннем солнце. Днем, когда начнет припекать, на балконе не посидишь.
— Вот станет жарко, — пробормотал Пуаро себе под нос, — тогда и пойду загляну в «Кто есть кто?». Чудесная книга — в ней есть все, кто хоть сколько-нибудь заметен в обществе, значит, должен быть и сэр Клод. А если его там нет? — На это маленький детектив лишь выразительно пожал плечами. Он был сноб и титулы уважал. Если же в книге, удостоившей своим вниманием скромную персону самого Пуаро, сэр Клод Эмори помянут не только из-за титула, то в таком случае он явно заслуживает, чтобы великий сыщик занялся его делом.
Внезапно дунул сквозняк, и его дуновение, а также разгоревшееся любопытство все-таки прогнали Пуаро с балкона. Он прошел в библиотеку, открыл шкаф со справочниками и достал толстый том в красном переплете с золотыми тиснеными буквами: «Кто есть кто?». Полистав страницы, Пуаро быстро нашел, что искал, и вслух прочел:
— «Эмори, сэр Клод (Герберт); рыцарь, посв. 1927; род. 24 ноября 1878. Мать Элен Грэм (ум. 1929); образование: Веймутская грам. школа, Королевский колл., Лондон. Физические исследовательские лаборатории «Дженерал электрик», 1905; КВС Фармборо (радиоволны), 1916; научно-исследовательский институт Министерства авиации, Свонедж, 1921; обнаружил новый принцип ускорения частиц в линейных ускорителях, 1924; «Медаль Монро» за заслуги в области физики; публикации: в различных научных журналах. Адрес: «Эббот-Клив» близ Маркет-Клив, Саррей. Телефон: Маркет-Клив 314. Клуб: «Атеней».
— Ну конечно, — промурлыкал себе под нос Пуаро, — известный ученый..
Теперь он вспомнил, где слышал это имя. Несколько месяцев назад, когда Пуаро удалось разыскать кое-какие документы, пропажа которых грозила скомпрометировать само Правительство Ее Величества, он беседовал с одним из членов Кабинета. Разговор зашел и о том, что правила, принятые в нынешних министерствах, никоим образом не обеспечивают безопасности важных бумаг.
— Вот, например, — сказал тогда член правительства, — сэр Клод Эмори занимается разработкой научной идеи, невероятно важной для страны, особенно в случае войны. Но он и слышать не желает о том, чтобы работать в лаборатории, где и сам он, и его изобретение находились бы под соответствующей охраной. Работает у себя, в своем загородном доме. О какой безопасности тут может идти речь! Просто ужас!
— Странно, — пробормотал Пуаро, возвращая книгу на место, — неужели сэр Клод решил нанять меня для охраны? Эркюля Пуаро не интересуют ни военные тайны, ни секретное оружие. Но если сэр Клод…
В соседней комнате зазвонил телефон, и Пуаро услышал голос Джорджа.
Минуту спустя Джордж появился в библиотеке.
— Звонит сэр Клод Эмори, сэр, — сказал он.
Пуаро подошел к аппарату.
— Алло. Эркюль Пуаро слушает, — произнес он в трубку.
— Пуаро? Мы с вами не встречались, хотя общие знакомые у нас есть наверняка. Меня зовут Эмори, Клод Эмори…
— Разумеется, мне приходилось о вас слышать, сэр Клод, — ответил Пуаро.
— Послушайте, Пуаро. У меня возникла чертовски сложная ситуация. Или, правильнее будет сказать, кажется, возникла. Не знаю, не уверен. Дело в том, что я занимался расчетами ускорения элементарных частиц. Не буду входить в детали, но в Министерстве обороны эту работу считают делом чрезвычайной важности. Теперь работа закончена, я вывел формулу, благодаря которой можно получить новое чертовски мощное взрывчатое вещество. Но в последнее время у меня появились основания подозревать, будто мою формулу пытается похитить кто-то из моих же домашних. Большего сказать не могу, но был бы очень признателен, если бы вы согласились приехать ко мне в качестве гостя на выходные в «Эббот-Клив». Я хотел бы вас попросить взять мои бумаги, отвезти в Лондон и передать одному человеку из Министерства. По ряду причин я не могу вызвать курьера. Мне нужен человек совершенно незаметный, не имеющий отношения к науке, но при этом достаточно умный…
Пуаро перестал на минуту слушать и посмотрелся в зеркало, оглядев свою лысую, похожую на яйцо голову, тщательно напомаженные закрученные усы, и подумал, что до сих пор еще никто не догадался назвать Эркюля Пуаро незаметным. Однако мысль о встрече с известным ученым, а заодно возможность прокатиться на день-другой по хорошей погоде за город и еще раз снискать благодарность правительства, всего лишь доставив из Саррея в Уайтхолл бумаги, конечно, важные, но мало кому интересные, показалась ему заманчивой.
— Дорогой сэр Клод, буду рад вам помочь, — перебил он собеседника. — Если вы не против, я мог бы приехать утром в субботу и уехать с бумагами в понедельник в любое удобное для вас время. Очень рад с вами познакомиться.
Странно, подумал Пуаро, положив трубку. Было понятно, если бы такими расчетами заинтересовалась иностранная разведка, но чтобы члены семьи… Впрочем, за два дня он там на месте во всем разберется.
— Джордж, — позвал Пуаро, — отнесите, пожалуйста, в чистку мое теплое твидовое пальто и обеденный костюм. Они мне будут нужны в пятницу, в субботу я на два дня уезжаю за город.
Он сказал это так, словно собрался навсегда уехать в степи Центральной Азии.
Потом повернулся к телефону и набрал другой номер.
— Дорогой Гастингс, — сказал он, — не хотели ли бы вы ненадолго забыть про Лондон и про дела? Весной в Саррее…
Дом сэра Клода Эмори с названием «Эббот-Клив» располагался в двадцати пяти милях юго-восточнее Лондона, неподалеку от маленького городка, точнее, непомерно разросшейся деревни Маркет-Клив, в крохотном, насчитывавшем всего несколько акров, поместье Эмори. Это был большой, красивый, хотя и не вошедший в реестр исторических зданий, особняк времен королевы Виктории. Он стоял в низине среди холмов, местами поросших лесом. К парадным дверям дома, петляя среди деревьев и частого кустарника, подходила посыпанная гравием подъездная дорога. С другой стороны был сад, немного запущенный, дальше — травянистая лужайка и поднимавшийся вверх уступами склон.
В пятницу, спустя два дня после телефонного разговора с Эркюлем Пуаро, сэр Клод Эмори сидел в своем небольшом, но отлично оборудованном кабинете, который располагался в восточном крыле на первом этаже дома. Начинало смеркаться. Прошло уже несколько минут с тех пор, как стихли звуки гонга, в который ударил к обеду Тредвелл, дворецкий Эмори, человек с безупречными манерами и непроницаемым лицом. Столовая в доме находилась в противоположном конце здания.
При звуках гонга сэр Клод не поднялся с места, а продолжал сидеть, барабаня пальцами по столу, что у него служило признаком крайнего волнения. Ему было за пятьдесят, и в прямых волосах его, зачесанных назад, так что открывался высокий лоб, давно появилась седина. Обычно холодный, взгляд его проницательных голубых глаз сейчас был полон тревоги и недоумения.
В дверь негромко постучали, и в кабинет вошел Тредвелл.
— Прошу прощения, сэр Клод. Я лишь хотел узнать, слышали ли вы гонг…
— Да, да, Тредвелл, не извиняйтесь. Будьте любезны, скажите всем, что я сейчас приду. Скажите, что я разговариваю по телефону. Мне в самом деле нужно позвонить. Начинайте без меня.
Тредвелл молча удалился, а сэр Клод, глубоко вздохнув, придвинул к себе аппарат. Он достал из ящика письменного стола записную книжку, быстро нашел нужную страницу и поднял трубку. Услышав голос телефонистки, он сказал:
— Говорят из Маркет-Клив три-один-четыре. Соедините меня с Лондоном…
Сэр Клод назвал номер и в ожидании звонка откинулся на спинку кресла. Пальцы нервно барабанили по столу.
Через несколько минут сэр Клод Эмори сел на свое место во главе стола, за которым уже сидели шесть человек. Справа от сэра Клода сидели его племянница Барбара и единственный сын Ричард Эмори. Дальше, за Ричардом — гостивший в доме итальянец доктор Карелли. Напротив сэра Клода — его сестра Кэролайн, незамужняя пожилая леди, которая вот уже несколько лет, с тех пор, как умерла леди Эмори, вела в доме хозяйство. Слева — его секретарь Эдвард Рейнор и невестка, жена Ричарда, Люсия.
Разговор не клеился. Кэролайн хотела было по долгу хозяйки занять гостя светской болтовней, но доктор Карелли вежливо дал понять, что это отнюдь не обязательно. Кэролайн повернулась к Эдварду, но этот обычно милый, прекрасно воспитанный молодой человек в ответ на какое-то ее пустячное замечание резко вскинулся и ответил что-то совсем не к месту. Сэр Клод также не внес оживления и сидел молча, глядя на всех холодно и отчужденно. Мрачный Ричард Эмори не отрывал глаз от тарелки. Один раз он взглянул на жену, но взгляд его был полон тревоги и беспокойства. В хорошем расположении духа пребывала только Барбара, которая и поддержала тетку легко и непринужденно.
Тредвелл стал уже подавать десерт, и тут неожиданно для всех сэр Клод сказал, обращаясь к дворецкому, но так, чтобы его было хорошо слышно:
— Тредвелл, будьте любезны, позвоните в гараж в Маркет-Клив и попросите их выслать к восьми пятнадцати на станцию машину с шофером, пусть он встретит лондонский поезд. С этим поездом при-едет человек, которого я жду.
— Разумеется, сэр Клод, — ответил Тредвелл и вышел.
Он уже подошел к дверям, когда Люсия, вдруг невнятно пробормотав какие-то извинения, вскочила и выбежала из комнаты, едва не сбив при этом с ног дворецкого.
Стремглав выскочив в холл, она побежала по коридору в большую комнату в задней части дома. Комната эта, скорее удобная, чем элегантная, служила в доме одновременно гостиной и библиотекой. Два французских окна выходили из нее на зеленый склон к террасам, еще одна дверь вела в смежный с ней кабинет сэра Клода. С одной стороны был камин, где на полке стояли старинные часы, несколько пустячных украшений и ваза, в которой лежали бумажки для растопки.
Из мебели здесь был большой книжный шкаф, несколько стульев, кресло, письменный стол, на котором стоял телефонный аппарат, кофейный столик, диван, еще один стол, с граммофоном и граммофонными пластинками, стол с книгами и еще один, круглый, на котором красовался в сверкающем медном горшке большой цветок. Вся мебель была не новая, но и не настолько старая, чтобы считаться антиквариатом.
Люсия — двадцатипятилетняя красавица с темными, густыми, доходившими до плеч волосами, с карими глазами, искренняя и непосредственная — встала с несчастным видом посреди комнаты. Потом, не зная, куда деваться, рассеянно двинулась к окну, приоткрыла штору и стала смотреть в сгущавшиеся сумерки. Она тихонько вздохнула, прижалась лбом к стеклу и так и осталась стоять, о чем-то задумавшись.
Из холла послышался громкий голос мисс Эмори, разлетевшийся по всему дому.
— Люсия, Люсия, где ты? — звала она.
Не прошло и минуты, как мисс Эмори — немного суетливая пожилая дама на несколько лет старше брата — появилась в дверях. Она подошла, подхватила Люсию под руку и увлекла ее на диван.
— Успокойся, дорогая. Давай-ка сядем, — сказала она. — Сейчас ты возьмешь себя в руки, и все будет в порядке.
Люсия села и в ответ слабо улыбнулась благодарной улыбкой.
— Да, конечно, — сказала она. — Я уже почти успокоилась.
Произношение у нее было безупречное — может быть, чересчур безупречное, — но едва заметные непривычные интонации выдавали в ней иностранку.
— Мне стало нехорошо, и я испугалась, что вот-вот потеряю сознание, — продолжала Люсия. — Как глупо. Никогда еще со мной такого не было. Сама не понимаю, в чем дело. Пожалуйста, вернитесь в столовую, тетя Кэролайн. Я сейчас приду, только приведу себя в порядок. — Наткнувшись на задумчивый взгляд мисс Эмори, Люсия открыла сумочку и достала носовой платок. — Сейчас, — сказала она. — Вот я уже и в порядке.
Кэролайн недоверчиво посмотрела на нее.
— Дорогая, у тебя весь вечер неважный вид, — произнесла она, с тревогой вглядываясь в лицо Люсии.
— Неужели?
— Да, — ответила мисс Эмори и придвинулась ближе. — Уж не простудилась ли ты, милая? — с тревогой произнесла она. — В Англии тепло коварное. Это тебе не Италия. Италия прекрасная страна, я сама о ней часто вспоминаю.
— Ах, Италия, — задумчиво повторила Люсия и рассеянно положила сумочку на диван. — Италия….
— Понимаю, деточка, понимаю. Ты, должно быть, страшно скучаешь по дому. Здесь у нас все другое — и нравы, и погода. К тому же тебе наверняка все время холодно. Итальянцы…
— Нет. Нисколько я не скучаю! — воскликнула Люсия с горячностью, удивившей мисс Эмори. — Нет!
— Не волнуйся так, деточка, нет ничего дурного в том, что порой человек скучает по дому…
— Нет, — повторила Люсия. — Я ненавижу Италию. И всегда ненавидела. Я счастлива быть здесь с вами. Совершенно счастлива!
— Это очень мило с твоей стороны, дорогая, — сказала Кэролайн, — хотя, по-моему, ты говоришь так исключительно из вежливости. Правда, мы все делали всё возможное, чтобы ты чувствовала себя здесь как дома, и тем не менее скучать по своим так естественно. А без матери…
— Прошу вас, пожалуйста, — перебила ее Люсия, — не нужно о матери.
— Хорошо, конечно, дорогая, если тебе не хочется, я не буду. Я не хотела тебя огорчить. Может быть, тебе принести нюхательной соли? Она у меня есть в комнате.
— Нет, спасибо, — ответила Люсия. — Мне уже лучше. Не беспокойтесь.
— Никакого беспокойства, — твердо сказала Кэролайн. — У меня прекрасная соль, очень милого розового оттенка в очень милом флакончике. И очень резкая. Соль аммония. Или аммиака? Никак не могу запомнить. Но аммиака она или аммония, это тебе не соль для ванны.
Люсия ласково ей улыбнулась в ответ и ничего не ответила. Мисс Эмори поднялась и так и стояла, раздумывая, идти ей за «милым флакончиком» или нет. Машинально она поправила подушки.
— Да, наверное, ты простыла, — решила Кэролайн. — Утром ты выглядела совершенно здоровой. Впрочем, наверное, все оттого, что ты переволновалась, когда приехал твой друг. Этот твой соотечественник, доктор Карелли. Он появился так неожиданно, правда? Наверное, это произвело на тебя слишком сильное впечатление.
За разговором она не заметила, как в комнату вошел Ричард, и не поняла, отчего вдруг Люсия снова сникла, оперлась на подушки и зябко повела плечами.
— Дорогая моя, в чем дело? — воскликнула мисс Эмори. — Опять обморок?
Ричард прикрыл за собой дверь и подошел к дивану. Это был красивый тридцатилетний молодой человек, светловолосый, среднего роста и довольно крепкого сложения.
— Тетя Кэролайн, прошу вас, вы не дообедали, — сказал он, обращаясь к мисс Эмори. — Люсии сейчас станет лучше. Я побуду с ней.
— Ах, это ты, Ричард. Что ж, вероятно, тогда мне в самом деле лучше вернуться, — сказала Кэролайн, нерешительно направилась к двери, но, сделав два шага, остановилась. — Ты ведь знаешь отца, — сказала она Ричарду, — и знаешь, до чего он не любит неожиданных гостей. Особенно посторонних. А уж этого-то никак не назовешь другом семьи.
Она снова повернулась к Люсии.
— Я лишь хотела сказать — мы ведь об этом и говорили, не так ли, дорогая? — я не поняла, каким образом доктор Карелли оказался в Маркет-Клив, если не знал даже, что ты в Англии. Но конечно, тебе, когда вы с ним случайно встретились в деревне, уже ничего не оставалось, кроме как его пригласить. Ты ведь этого не ожидала, не так ли?
— Конечно, не ожидала, — сказала Люсия.
— Мир в самом деле очень тесен. Я всю жизнь это говорю, — продолжала мисс Эмори. — Но у твоего друга лицо довольно приятное.
— Вы так думаете?
— Конечно. Сразу видно, что он иностранец, — сказала мисс Эмори, — и тем не менее лицо приятное. К тому же он хорошо говорит по-английски.
— Да, очень хорошо.
Мисс Эмори явно хотелось что-то понять.
— Ты и впрямь не знала, — спросила она, — о том, что он в Англии?
— Даже не догадывалась! — горячо сказала Люсия.
Ричард не сводил с жены пристальных глаз.
— Приятный для тебя сюрприз, — сказал он жене.
Она бросила на него быстрый взгляд и ничего не ответила. Мисс Эмори просияла.
— Наверняка, — сказала она. — Вы давно знакомы с ним, дорогая? Должно быть, дома вы с ним дружили? Ну, разумеется, должны были дружить.
— Никогда, мы никогда не дружили, — ответила Люсия, и слова ее прозвучали неожиданно горько.
— Ах, вот как. Значит, просто знакомый. И тем не менее остался обедать. Я всю жизнь говорю, что все иностранцы несколько бесцеремонны. О-о, разумеется, я не имею в виду тебя, дорогая, — покраснев, перебила себя Кэролайн. — Я хотела сказать… Ведь ты у нас наполовину англичанка. — Она вопросительно взглянула на племянника и добавила: — Теперь можно даже сказать, она совсем англичанка, не правда ли, дорогой?
Ричард ничего не ответил и молча пошел открывать дверь, еще раз давая понять, что Кэролайн пора вернуться к обеденному столу.
— Хорошо, — сказала мисс Эмори и снова нерешительно двинулась к выходу. — Если, по-вашему, я больше ничем не могу быть полезна…
— Да, вот именно, ничем, — сказал Ричард, даже не попытавшись смягчить резкость, и решительно распахнул перед ней дверь.
Мисс Эмори обреченно махнула рукой, робко улыбнулась Люсии и вышла.
Ричард же, с облегчением вздохнув, плотно закрыл дверь и вернулся к жене.
— Какая болтушка, — жалобно произнес он. — Я уже думал, она никогда не уйдет.
— Она хотела мне помочь, Ричард.
— Разумеется. И опять перестаралась.
— По-моему, она меня полюбила, — почти шепотом сказала Люсия.
— Что? Да, конечно, — рассеянно произнес Ричард.
Он не сводил с жены пристальных глаз. Некоторое время оба молчали. Потом, наклонившись к ней, Ричард спросил:
— Ты уверена, что и моя помощь тебе не нужна?
С вымученной улыбкой Люсия ответила:
— Мне не нужна ничья помощь, спасибо, Ричард. Возвращайся в столовую. Мне уже лучше.
— Нет, — ответил он. — Я останусь с тобой.
— Мне хочется побыть одной.
Ричард обошел диван сзади.
— Удобно ли тебе? Хочешь, подложу подушку под голову?
— Мне и так удобно. Только… душно. Не мог бы ты открыть окно?
Ричард подошел к окну и загремел задвижкой.
— Черт! — воскликнул он. — Старик поставил здесь на окно замок. Без ключа теперь не открыть.
Люсия зябко поежилась.
— Пусть, — сказала она. — Ничего страшного.
Ричард оставил задвижку в покое и сел за стол, подперев голову руками.
— Замечательный человек наш старик. Все изобретает и изобретает, — сменил он тему.
— Да, — откликнулась Люсия. — И наверняка заработал немало денег.
— Наверное, — мрачно сказал Ричард. — Только он как раз работает не ради денег. Ученые все на один манер. Им интересны идеи, на остальное плевать. Ускорение частиц, черт побери!
— Твой отец великий человек.
— Вряд ли в Англии найдется еще один физик такого уровня, — мрачно согласился Ричард. — Но было бы очень мило, если бы он хоть иногда вспоминал, что в доме, кроме него, есть и другие люди. — Ричард все больше раздражался. — Меня он ни в грош не ставит.
— Знаю, — кивнула Люсия. — Он держит тебя при себе, ты дома как пленник. Зачем он заставил тебя уйти из армии?
— Наверное, — сказал Ричард, — хотел, чтобы в конце концов я пошел по его стопам. Он никак не может понять, что толку из этого все равно не выйдет. У меня нет и не было таких способностей, как у него. — Вместе со стулом Ричард придвинулся ближе к дивану и снова подпер голову. — Господи, Люсия, иногда я просто прихожу в отчаяние. Денег у него много, конечно, но ведь он все до последнего пенса тратит на эксперименты. Ты-то думала, что он нам даст что-нибудь в счет моего наследства и отпустит.
Люсия резко выпрямилась.
— Опять деньги! — горько воскликнула она. — Все только вокруг них и вертится. Деньги!
— Но без них я ничего не могу! — воскликнул Ричард. — Я как муха в паутине! Муха!
Люсия сочувственно взглянула на мужа.
— Ричард! — проговорила она. — Я тоже…
Ричард бросил на нее тревожный взгляд и хотел было что-то сказать, но Люсия не дала себя перебить.
— Я тоже ничего не могу. Но мы должны что-то придумать.
Неожиданно она поднялась, подошла к мужу, положила ладони ему на плечи и взмолилась:
— Ради всего святого, Ричард, увези меня, пока не поздно!
— Увезти? — спросил он глухо. — Куда?
— Куда хочешь, — пылко ответила Люсия. — Куда угодно! Только подальше от этого дома. Главное быть подальше от этого дома! Я боюсь, Ричард. Я боюсь. Здесь слишком много теней… — Она оглянулась с таким страхом, словно действительно боялась увидеть тень. — Слишком много…
Ричард остался сидеть.
— Куда уедешь без денег? — с трудом проговорил Ричард. И, глядя в лицо жене, горько добавил: — Не очень приятно оказаться замужем за человеком, у которого нет ни гроша, правда, Люсия?
Люсия отшатнулась.
— О чем ты говоришь? — воскликнула она. — Что ты хочешь этим сказать?
Ричард молча смотрел на нее, и лицо его было холодно и бесстрастно.
— Что с тобой сегодня происходит, Ричард? — спросила Люсия. — Ты сам на себя не похож…
Ричард резко поднялся.
— Я?!
— Да. Что происходит?
— То, что… — Он проглотил комок. — Ничего. Все в порядке.
Он повернулся к двери, но Люсия не дала ему уйти.
— Ричард, дорогой… — сказала она. Он убрал от себя ее руки. — Ричард! — повторила Люсия.
Муж смотрел на нее сверху вниз, заложив руки за спину.
— Думаешь, я окончательный идиот? — спросил он. — Думаешь, я не заметил, как этот твой старый друг сунул тебе записку?
— Ты хочешь сказать… ты подумал, будто…
Он резко ее перебил:
— Почему ты выбежала из-за стола? Ничего тебе не было плохо. Ты просто придумала предлог. Ты хотела остаться одна, чтобы прочесть эту свою драгоценную записочку. Не могла дождаться конца обеда. Тебе не терпелось, потому ты и стараешься от всех избавиться. Сначала от тети Кэролайн, теперь от меня.
Глаза его, полные боли и гнева, оставались холодны.
— Ричард, — ахнула Люсия, — ты сошел с ума. Что за глупости! Ты не можешь думать, будто у меня с Карелли что-то есть! Ведь не можешь? Не можешь, правда? Дорогой мой, Ричард, дорогой, для меня есть только ты. Никого, кроме тебя. Ты не можешь этого не понимать.
Ричард не сводил с нее глаз.
— Что было в этой записке? — спокойно спросил он.
— Ничего… ничего.
— Тогда покажи.
— Я… не могу, — сказала Люсия. — Я ее порвала.
Ричард холодно улыбнулся.
— Нет, не порвала. Покажи, — потребовал он.
Люсия ответила не сразу, глядя мужу в глаза.
— Ричард, — сказала она, — неужели ты мне не веришь?
— Я отберу ее у тебя силой, — процедил он, стиснув зубы, и сделал шаг вперед. — Я, я не знаю, что я сделаю…
Он протянул к ней руку, и Люсия от неожиданности отшатнулась, глядя так, словно взглядом хотела его остановить. Неожиданно он отвернулся.
— Нет, — сказал он, словно обращаясь к себе самому, — есть вещи, которых делать нельзя.
Он не отводил глаз от ее лица.
— Но, клянусь богом, если так, то я все узнаю сам от Карелли.
Люсия схватила его за руку.
— Ричард, не делай этого. Не нужно. Не нужно, прошу тебя. Нет!
— Испугалась за своего возлюбленного, не так ли? — осклабился Ричард.
— Он мне не возлюбленный, — с горечью проговорила Люсия.
Ричард взял жену за плечи.
— Может быть, и нет… Пока, — сказал он. — Вероятно, Карелли…
Тут в холле раздались голоса, он замолчал и, сделав над собой явное усилие, отошел к камину, где достал портсигар, зажигалку и закурил. Дверь в библиотеку открылась, голоса стали громче. Люсия, бледная, стиснув руки, без сил опустилась на стул, где прежде сидел муж.
В библиотеку вошли вместе мисс Эмори и Барбара, в высшей степени современная особа двадцати одного года от роду. Швырнув походя сумочку на диван, Барбара подошла к Люсии.
— Приветик, ты в порядке? — спросила она.
Люсия с трудом заставила себя улыбнуться.
— Да, дорогая, спасибо, — ответила она. — Я в полном порядке. В полном порядке.
Барбара с улыбкой взглянула на свою прекрасную черноволосую свояченицу.
— Уже порадовала Ричарда? Он потрясен? — спросила она. — Ведь все дело в этом, правда?
— Порадовала? Потрясен? Не понимаю, о чем ты, — пробормотала Люсия.
Барбара сложила руки, словно баюкая младенца. В ответ Люсия только печально улыбнулась и отрицательно покачала головой, а мисс Эмори в ужасе всплеснула руками.
— Барбара, что ты себе позволяешь! — возмущенно воскликнула она.
— Что такого особенного, — сказала Барбара. — Дети у всех могут родиться.
Тетушка взглянула на нее сердито.
— Что теперь себе позволяют девушки! Бог знает что такое, — сказала она, ни к кому не обращаясь. — В твои годы я в жизни не говорила о материнстве с такой бесцеремонностью, да мне тогда никто бы и не позволил.
Тут хлопнула дверь, и она, оглянувшись, увидела, что Ричард вышел.
— Видишь, Ричард смущен, — сказала она племяннице, — а виновата ты.
— Знаешь, тетя Кэролайн, — отозвалась та, — я, конечно, все понимаю, ты викторианка, тебе пришлось прожить при ней лет двадцать, не меньше. Что ж, ты у нас человек своего времени. Но я-то, позволю тебе напомнить, я-то человек своего!
— Может быть, я и викторианка, но есть вещи… — начала было Кэролайн, но Барбара фыркнула и перебила:
— Обожаю викторианцев. Разумеется, детей находят в капусте. Подумать только. Какая прелесть!
Барбара порылась в сумочке, нашла сигареты, зажигалку и закурила. Потом хотела было что-то добавить, но мисс Эмори остановила ее жестом:
— Перестань, пожалуйста. Я тревожусь за бедную девочку, а ты пытаешься выставить меня на посмешище.
Неожиданно Люсия закрыла лицо руками и заплакала. Прижав к глазам платок, она едва сквозь рыдания проговорила:
— Вы все ко мне так добры. Ко мне никто никогда так не относился, как вы. Я так рада, что я здесь с вами, я так благодарна, я не могу…
— Успокойся, детка, успокойся, — мисс Эмори бросилась к ней, обняла и погладила по плечу. — Успокойся, моя дорогая. Я понимаю, о чем ты — всю жизнь прожить за границей, это нелегко, даже подумать страшно. Совсем другое воспитание… Континентальные взгляды на этот счет весьма своеобразны. Но не нужно, не нужно…
Люсия встала, нерешительно посмотрела на мисс Эмори. Та подвела ее к дивану, усадила, устроила поудобнее среди подушек и опустилась рядом.
— Разумеется, тебе трудно, дорогая. Но возьми себя в руки и попытайся привыкнуть. Конечно, весной в Италии хорошо, особенно на озерах. Я всю жизнь это говорю. Конечно, и лето там провести неплохо. Но жить!.. Не нужно, не нужно плакать, детка.
— Вот что ей, по-моему, действительно нужно, так это выпить чего-нибудь покрепче, — предложила Барбара, садясь на кофейный столик и придирчиво, но дружелюбно рассматривая Люсию. — Что за дом у нас, тетя Каролайн. Мы отстали от жизни лет на сто. Коктейль не из чего сочинить! До обеда виски и шерри и после обеда бренди. Бедный Ричард не может даже сделать себе «Манхэттен». А Люсии сейчас очень бы не помешал «Бокал сатаны».
Мисс Эмори пришла в ужас:
— «Бокал сатаны»?! Это еще что такое?
— Такой коктейль. И, если доме есть все, что нужно, делается очень просто, — ответила Барбара. — Наливаешь бренди пополам с ментоловым ликером и добавляешь немного красного перца. Без перца не то. Потом смешиваешь. Совершенно бесподобно, эффект гарантирован.
— Барбара, разве ты не знаешь, я неодобрительно отношусь к алкоголю, — сказала мисс Эмори, пожав плечами. — Мой отец говорил…
— Уж не знаю, что он там говорил, — перебила Барбара, — но выпивал наш дражайший дед в день бутылки по три, не меньше. Кто об этом не знает?
На мгновение Кэролайн вспыхнула и едва удержалась от резкости, но сдержалась и с улыбкой ответила:
— Джентльмены — это совсем другое дело.
Однако юная Барбара и на этот счет придерживалась иных взглядов.
— Ничего не другое дело, — сказала она. — Во всяком случае, лично я не понимаю, с какой стати позволять им быть другим делом. Они всю жизнь этим пользовались. — Барбара извлекла из сумочки зеркальце, пудреницу и губную помаду. — Ну-ка посмотрим, как мы выглядим, — сказала она себе.
Что-то там привело ее в ужас.
— О боже! — сказала она и принялась яростно красить губы.
— Прошу тебя, Барбара, — сказала тетка, — зачем так намазывать губы, да еще ярко-красной помадой? Она такая вызывающая…
— Надеюсь, — сказала Барбара. — Зря она, что ли, стоит семь шиллингов и шесть пенсов.
— Семь шиллингов и шесть пенсов! Что за безумие, столько денег на…
— На «Стойкий поцелуй», тетя Кэролайн.
— Как ты сказала?
— На помаду. Помада называется «Стойкий поцелуй».
Тетка сердито шмыгнула носом.
— Я еще понимаю, намазать губы, когда холодно или ветер, чтобы не потрескались. Чем-нибудь жирным, например ланолином. Ланолин у меня есть. А помада…
— Дорогая тетя Кэролайн, если хочешь, могу подарить эту помаду тебе. В конце концов, лучше уж подарить, чем потерять где-нибудь в такси. — С этими словами она убрала помаду в сумочку.
Мисс Эмори взглянула на племянницу с недоумением.
— Что ты хочешь этим сказать, в каком такси? Не понимаю, — она пожала плечами.
Барбара поднялась с места, подошла к диванчику и встала у Люсии за спиной, облокотившись на спинку.
— Ничего страшного, зато Люсия меня поняла, правда, солнышко? — сказала она, слегка пощекотав ей шейку.
Люсия Эмори рассеянно перевела на нее взгляд.
— Прости, я не слушала, — отозвалась она. — Что ты сказала?
Кэролайн вспомнила наконец, чего ради пришла.
— Знаешь ли, дорогая, — сказала она Люсии, — меня всерьез беспокоит твое самочувствие. — Кэролайн перевела взгляд на Барбару. — Ей нужно принять что-нибудь профилактическое. Что у нас есть? Лучше всего, конечно, соль. Но, к сожалению, оказалось, что утром Элен, когда вытирала пыль, разбила мой флакон.
Барбара, поджав губы, поразмышляла.
— Знаю! — наконец воскликнула она. — Ты забыла? Больничный склад!
— Какой еще больничный склад? Что ты сегодня болтаешь? Какой склад!
Барбара села на стул рядом с теткой.
— Помнишь ящик, который оставила Эдна?
Мисс Эмори просветлела.
— Ах да, конечно! — И, повернувшись к Люсии, добавила: — Жаль, ты не успела познакомиться с Эдной. Это моя старшая племянница, сестра Барбары. Они с мужем уехали в Индию месяца за три до твоего появления. Эдна очень способная девочка…
— Очень, — согласилась Барбара. — Только что родила двойню. А так как капуста в Индии, кажется, не растет, то, наверное, она нашла их под каким-нибудь развесистым манговым деревом.
Мисс Эмори позволила себе улыбнуться.
— Ну, хватит, Барбара. Я хотела сказать, что Эдна во время войны выучилась на фармацевта. И работала в госпитале, в войну он у нас размещался в городской ратуше. А потом, после войны и до самого замужества, она продолжала работать, но уже в больнице графства. Про микстуры и пилюли она знает все. В Индии ей это пригодится. Но о чем бишь я? Ах да! Перед отъездом она оставила целый ящик лекарств. А что нам было делать со всеми этими ее бутылочками?
— Я прекрасно помню, что она нам сказала с ними делать, — отозвалась Барбара. — Она, перед тем как переехать к мужу, упаковала все лекарства в ящик. И сказала нам их рассортировать и отправить в больницы, а мы забыли или, по крайней мере, сделали вид, что забыли. Ящик убрали на шкаф. Даже Эдна заглянула в него только раз, уже когда собиралась в Индию. Так что там он и стоит, — Барбара махнула рукой в сторону шкафа. — Так никто ничего и не рассортировал.
Барбара придвинула стул к книжному шкафу, взобралась и сняла сверху большой черный ящик из жести.
— Пожалуйста, дорогая, не беспокойся, — пролепетала Люсия.
Барбара не обратила на нее никакого внимания, сняла ящик и поставила на стол.
— Ну, — сказала она, — по крайней мере, я его хоть сняла.
Она заглянула внутрь.
— Господи, да тут целая аптека, — ахнула она и принялась вынимать одну бутылочку за другой. — Йод, бальзам Фрайра, что-то непонятное: «Микст. Кард. Ко», касторовое масло, — она скривилась. — А вот что-то интересненькое!
Барбара достала несколько запечатанных склянок из темного стекла.
— Атропин, морфин, стрихнин, — прочла она на этикетках. — Берегитесь, тетушка Кэролайн, теперь, если вы меня рассердите, я подсыплю вам в кофе стрихнину, и вы умрете в страшных мучениях.
Барбара устрашающе потрясла склянкой, а Кэролайн отмахнулась от нее со смехом.
— Да, но для Люсии ничего нет, — проговорила Барбара, складывая бутылки и склянки обратно. Она еще держала в руке склянку с морфином, когда Тредвелл открыл дверь и в библиотеку один за другим вошли Эдвард Рейнор, доктор Карелли и сэр Клод Эмори. Первым вошел секретарь, молодой человек неприметного вида лет двадцати восьми — двадцати девяти. Он подошел к Барбаре и с любопытством взглянул на ящик.
— Что, мистер Рейнор, интересуетесь ядами? — спросила она, не прекращая своего занятия.
Следом за ним к столу подошел и доктор Карелли, очень смуглый темноволосый человек лет около сорока. Одетый в прекрасно сшитый костюм, ухоженный, обходительный, он прекрасно говорил по-английски, с едва заметным акцентом.
— Что это у вас здесь такое, мисс Эмори? — спросил он.
Сэр Клод, который о чем-то беседовал с Тредвеллом, задержался у двери.
— Вы все поняли? — громко спросил он.
— Безусловно, сэр.
Тредвелл вышел, а сэр Клод приблизился к остальным. Не обратив никакого внимания на предмет общего интереса, он сказал:
— Надеюсь, доктор Карелли, вы меня извините, если я уйду к себе? Мне необходимо написать еще несколько писем. Рейнор, не могли бы вы пойти со мной?
Сэр Клод вошел в кабинет, и Эдвард Рейнор направился следом. Когда дверь захлопнулась, Барбара вдруг выронила из рук склянку.
Доктор Карелли быстро нагнулся, поднял ее и хотел было вернуть. Но взгляд его упал на этикетку, и невольно доктор воскликнул:
— Ого, что это! Морфин! — Потом взял другую, которая все еще лежала неубранная на столе: — Стрихнин! Позвольте узнать, дорогие леди, откуда у вас такие смертельно опасные штучки? — И Карелли с интересом заглянул в ящик.
Барбара взглянула на холеного итальянца с неприязнью.
— Наследие войны, — коротко бросила она с ехидной усмешкой.
Кэролайн заволновалась и подошла к доктору.
— Не хотите ли вы сказать, доктор, будто здесь и впрямь яды? Яды опасны для жизни. А этот ящик стоит на шкафу уже несколько лет, и ничего. Нет-нет, здесь у нас безвредные препараты, иначе быть не может.
— Прошу прощения, — сухо отозвался доктор Карелли, — половины содержимого этих склянок хватило бы отправить на тот свет человек двенадцать. И вы называете это безвредными препаратами? Тогда я не понимаю, что такое вредное.
— О господи! — в ужасе выдохнула Кэролайн и тяжело опустилась на стул.
— Вот, например, — продолжал Карелли, обращаясь ко всем троим одновременно. Он взял в руки еще одну склянку и медленно прочел: — «Стрихнина гидрохлорид». Семь-восемь этих крошечных таблеток, и смерть обеспечена. Довольно неприятная смерть, между прочим. Даже в высшей степени неприятная. — Он достал из ящика еще одну. — «Атропина сульфат». Отравление атропином напоминает отравление трупным ядом. Тоже довольно мучительная смерть.
Отложив атропин, он достал третью.
— Так, а это что такое? — сказал он, тщательнее, чем прежде, выговаривая слова. — «Гиоцина гидробромид». Звучит безобидно, не так ли? Но должен вас огорчить, милая мисс Эмори, половины этих крошечных белых таблеток хватит, чтобы… — Он сделал выразительный жест. — Никаких мучений. Человек просто быстро уснет. Скорый сон без сновидений. Вечный сон [328].
Он подошел к Люсии, держа склянку в вытянутой руке так, словно предлагал ей проверить на себе справедливость этих слов. Губы его улыбались, но взгляд оставался холодным.
Люсия завороженно смотрела на склянку. Она потянулась к ней, повторила, словно под гипнозом:
— Скорый сон без сновидений… — прошептала она.
Доктор Карелли с любопытством взглянул на Кэролайн. Потрясенная, она молчала. Пожав плечами, со склянкой в руке Карелли отошел.
Дверь открылась, и появился Ричард. Ни слова не говоря, он сел за письменный стол. Следом за ним вошел Тредвелл с подносом, на котором стояли кофейник и чашки. Тредвелл поставил поднос на столик, а Люсия принялась разливать кофе.
Барбара взяла две чашки, одну отнесла Ричарду, села и отхлебнула кофе, пока он не остыл. Доктор Карелли тем временем складывал склянки в ящик.
— Знаете, доктор, — сказала Кэролайн, — своими разговорами про все эти сны без сновидений и страшные смерти вы меня до полусмерти напугали. Полагаю, вы так хорошо знаете яды, потому что вы итальянец?
— Дорогая леди, — рассмеялся Карелли, — вы несправедливы к итальянцам. Разве ваши слова не non sequitur [329]? Почему итальянец должен разбираться в ядах лучше, чем англичанин? Насколько я знаю, яды, как говорится, оружие женщин, а не мужчин. Или, быть может, вы вспомнили об итальянке? Быть может, вам даже пришло на ум имя Борджиа? Не так ли, а?
Он отнес чашку Кэролайн, вернулся к столику и взял себе.
— Лукреция Борджиа, это чудовище! Да, если говорить честно, я вспомнила именно о ней, — призналась тетушка Кэролайн. — В детстве она мне снилась в кошмарах. Я представляла ее себе очень бледной и, как наша дорогая Люсия, высокой и черноволосой.
Доктор Карелли протянул Кэролайн сахарницу. Она отрицательно покачала головой, взяла у него из рук сахарницу и сама поставила на поднос. Ричард отодвинул чашку, взял со стола журнал и принялся его перелистывать. Кэролайн продолжала:
— Да, тогда мне снились кошмары. Как будто я в комнате, где сидят только взрослые и ребенок только я одна, все что-то пьют из прекрасных кубков. Потом входит красивая женщина — как ни странно, действительно похожая на тебя, Люсия, — и протягивает кубок мне. По ее улыбке я понимаю, что пить нельзя, но почему-то не могу отказаться. Она будто гипнотизирует взглядом, я пью, в горле начинает жечь, я задыхаюсь. Потом, конечно, я просыпалась.
Доктор Карелли подошел к дивану, шутливо поклонился Люсии и сказал:
— Дорогая Лукреция, пощадите нас, бедных.
Люсия на шутку не отозвалась. Она не слушала. Повисло молчание. Доктор, чему-то улыбнувшись, отошел, допил кофе, поставил чашку. Барбара оглядела собравшихся, залпом проглотила свой кофе. Всеобщая мрачность ей надоела.
— Как насчет музыки? — предложила она и направилась к граммофону. — Ну-ка, что тут у нас? А-а, это замечательная пластинка, сама купила позавчера. — Пританцовывая, Барбара принялась напевать. — «Айки… у-у-у, это еще что, ну и ну». А это?
— Ах, Барбара, дорогая, что за вульгарные песенки! — Мисс Эмори даже поднялась и сама заглянула в пластинки. — Здесь же есть куда более приятные вещи. Хочешь легонького, пожалуйста, вот тебе Мак-Кормак. «Священный город» — замечательное сопрано, не помню, правда, кто поет. И вот это… «Мельба» обычно выпускает приличные вещи… А-а… О-о! Да! Гендель, «Ларго».
— Прошу тебя, тетя! Не хватало сейчас только Генделя, — возмутилась Барбара. — Нет уж, если тебе непременно нужно что-нибудь тяжеленькое, то вот тебе итальянские оперы. Вот в них вы должны разбираться, доктор. Идите-ка помогите.
Карелли подошел к столу, и они втроем склонились над пластинками. Ричард все еще листал журнал.
Люсия встала и медленно, будто бы бесцельно, приблизилась к жестяному ящику. Убедившись, что никто на нее не смотрит, она достала склянку с наклейкой «Гиоцина гидробромид» и высыпала в ладонь почти все ее содержимое. В этот момент открылась дверь кабинета, на пороге появился Эдвард Рейнор. Незамеченный Люсией, он смотрел, как она положила склянку обратно и отошла к кофейному столику.
Из кабинета донесся голос сэра Клода. Что именно он сказал, никто в столовой не разобрал, кроме секретаря, который повернулся и ответил:
— Да, конечно, сэр Клод. Сейчас я принесу кофе.
Он шагнул было к столику, но остановился, услышав новый вопрос:
— А где письмо Маршаллу?
— Ушло с дневной почтой, сэр Клод.
— Рейнор, я ведь предупредил!.. Пожалуйста, идите сюда, — загремел ученый.
— Прошу прощения, сэр, — сказал секретарь, вернулся в кабинет, и дверь снова закрылась.
Люсия, оглянувшаяся на голос, не поняла, что Рейнор заметил, чем она занималась. Стоя спиной к мужу, она высыпала все таблетки себе в чашку и присела на край дивана.
Неожиданно граммофон ожил и заиграл фокстрот. Ричард отложил журнал, одним глотком допил кофе и сел рядом с женой.
— Ловлю тебя на слове. Я решился. Мы уедем.
Люсия с удивлением взглянула на мужа.
— Ричард, — тихо сказала она, — ты это серьезно? Уедем? Но мне показалось, ты говорил… А как же?.. Откуда ты возьмешь деньги?
— Есть много способов добыть денег, — хмуро ответил Ричард.
— Что ты хочешь этим сказать? — с тревогой спросила Люсия.
— Я хочу сказать, что если человек любит свою жену так, как я тебя, он что-нибудь непременно придумает. Непременно.
— Мне больно тебя слушать, Ричард, — сказала Люсия. — Значит, ты мне так и не поверил, ты решил купить мою любовь за…
Она замолчала, и тут дверь кабинета снова открылась и снова появился Эдвард Рейнор. Он подошел к столику, взял в руки чашку, Люсия при этом отодвинулась в угол, а Ричард задумчиво встал у камина и загляделся в огонь.
Барбара, пританцовывая под музыку, хотела было пригласить кузена на танец. Но вид у него был до того мрачный, что она отвернулась к Рейнору.
— Не хотите ли потанцевать, мистер Рейнор? — спросила она.
— С удовольствием, мисс Эмори, — отозвался секретарь. — Но сначала я отнесу кофе сэру Клоду.
Неожиданно Люсия поднялась.
— Мистер Рейнор, — торопливо сказала она, — вы взяли не ту чашку. Это мой кофе.
— Неужели? — сказал Рейнор. — Прошу прощения.
Люсия взяла со стола другую чашку и забрала свою из рук Эдварда.
— Пожалуйста.
Она загадочно улыбнулась сама себе, поставила свою чашку на стол и снова села.
Секретарь, повернувшись ко всем спиной, достал из кармана несколько таблеток и бросил их в чашку. Не успел он сделать и двух шагов, как его снова остановила Барбара:
— Ну пожалуйста, потанцуйте со мной, мистер Рейнор. Я пригласила бы доктора Карелли, но он просто умирает от желания потанцевать с Люсией.
Рейнор собрался было что-то сказать, когда его опередил Ричард.
— Не спорьте с ней, Рейнор, — посоветовал он, — спорить с ней себе дороже. Отдайте-ка чашку. Я вполне способен вас в этом заменить.
Рейнор неохотно отдал чашку. Ричард помедлил мгновение и шагнул в кабинет. Барбара с Рейнором перевернули пластинку и закружились в вальсе. Доктор Карелли улыбнулся и подошел к Люсии, которая с удрученным видом все еще так и сидела в углу дивана.
— Мисс Эмори пригласила меня провести у вас все выходные, — сказал он. — Очень мило с ее стороны.
Люсия подняла на него глаза и не сразу ответила:
— Она очень добрый человек.
— Здесь вообще очень милый дом, — продолжал Карелли, подходя ближе. — Как-нибудь покажите его мне. Меня очень интересует архитектура этого периода.
Тем временем Ричард вышел из кабинета. Не взглянув на доктора и жену, он подошел к ящику и принялся просматривать содержимое.
— Мисс Эмори расскажет вам о нем лучше меня, — ответила Люсия. — Я не успела еще его изучить.
Оглянувшись и увидев, что Ричард занят лекарствами, Барбара танцует с Рейнором, а мисс Эмори дремлет и никто на них не смотрит, Карелли опустился на диван рядом с Люсией и тихо, но твердо сказал:
— Вы уже сделали то, о чем я просил?
— Пожалейте меня, — c отчаянием прошептала Люсия.
— Вы сделали то, о чем я сказал? — еще тверже повторил вопрос Карелли.
— Я… я… — Люсия замялась, поднялась, пошатнулась, резко повернулась и быстро пошла прочь. Взявшись за ручку двери, которая вела в коридор, она попыталась ее открыть, но дверь не поддалась.
— Что-то случилось с защелкой! — воскликнула она, оглянувшись. — Я не могу открыть.
— Что-что? — удивилась Барбара, продолжая танцевать.
— Я не могу открыть дверь, — повторила Люсия.
Барбара и Рейнор прекратили танцевать и подошли к двери. Ричард снял иглу и тоже к ним присоединился. Все пытались открыть дверь по очереди, но все безуспешно. Карелли и проснувшаяся мисс Эмори наблюдали за ними с нескрываемым изумлением.
Из кабинета, никем не замеченный, появился сэр Клод с кофейной чашкой в руках.
— Странно! — воскликнул Рейнор, оставив попытки справиться с ручкой. — Похоже, ее заклинило.
— Нет, не заклинило. Она заперта. Заперта снаружи, — громко сказал сэр Клод, и все вздрогнули от неожиданности.
Мисс Эмори поднялась со своего места, подошла к брату и что-то хотела сказать, но сэр Клод опередил ее вопрос.
— Это я велел ее запереть, — сказал он.
Под изумленными взглядами сэр Клод подошел к столику и положил в кофе сахар.
— Я должен вам кое-что сказать. Ричард, будь любезен, позвони Тредвеллу.
Ричард раскрыл было рот, но заколебался, промолчал, подошел и нажал кнопку возле камина.
— Прошу вас, все сядьте, — сказал сэр Клод, указывая на диван и стулья.
Доктор Карелли, вскинув брови, первый подошел к стулу. Его примеру последовали Люсия и Рейнор, Ричард же, покачав головой, снова отошел к камину. Мисс Эмори вместе с племянницей расположились на диване.
Когда все устроились, сэр Клод развернул кресло так, чтобы ему было всех видно, и тоже сел.
Дверь открылась, и вошел Тредвелл.
— Вы звонили, сэр Клод?
— Да, Тредвелл. Вы позвонили по тому номеру, который я вам дал?
— Да, сэр.
— Ответ был положительный?
— Конечно, положительный, сэр.
— Значит, машина уже выехала на станцию?
— Да, сэр. Шофер успеет.
— Очень хорошо, Тредвелл, — сказал сэр Клод. — Заприте нас.
— Хорошо, сэр, — ответил Тредвелл и удалился.
И все услышали, как в замке снова поворачивается ключ.
— Клод, — воскликнула мисс Эмори, — ради всего святого, что Тредвелл…
— Тредвелл выполняет мое указание, Кэролайн, — сурово сказал сэр Клод.
— Не мог бы ты объяснить, что происходит? — холодно спросил отца Ричард.
— Именно это я и собираюсь сделать, — ответил сэр Клод. — Пожалуйста, выслушайте меня спокойно. Вы уже убедились, что обе двери, — он показал на двери, которые вели в коридор и холл, — заперты на замок. Из кабинета есть только один выход, через эту комнату. Окна тоже заперты. — Развернувшись вместе с креслом в сторону Карелли, он как бы между прочим добавил: — Замки новые, патентованные, никто в доме, кроме меня, не умеет с ними обращаться. — И вновь обратился ко всем: — Таким образом, комната превратилась в мышеловку. — Он взглянул на часы. — Сейчас без десяти девять. Минут в пять десятого появится крысолов.
— Крысолов? — в полном недоумении переспросил Ричард. — Какой крысолов, отец?
— Детектив, — сухо ответил ученый и сделал глоток из чашки.
Все оцепенели.
Люсия негромко вскрикнула, муж внимательно на нее посмотрел. Мисс Эмори ахнула, Барбара воскликнула «черт возьми!», а Эдвард Рейнор пробормотал нечто нечленораздельное, что-то вроде «но послушайте, сэр Клод». И только доктор Карелли остался спокоен.
Сэр Клод поудобнее устроился в своем кресле, держа чашку в правой, блюдце в левой руке.
— Кажется, мне удалось произвести на вас впечатление, — довольно отметил он, глядя на выражения их лиц. Он допил кофе и, скривившись, поставил чашку на столик. — Что-то и кофе у нас сегодня какой-то горький.
Мисс Эмори оскорбилась и собралась ответить, но ее опередил Ричард, которому явно было не до защиты достоинств кофе и чести хозяйки дома.
— Какой детектив? — спросил он отца.
— Его зовут Эркюль Пуаро. Он бельгиец, — ответил сэр Клод.
— Но зачем? — настойчиво спросил Ричард. — Зачем ты его пригласил?
— Хороший вопрос, — с неприязненной улыбкой ответил сэр Клод. — Тут мы подходим к главному. Как вам почти всем известно, несколько лет назад я занялся исследованиями в области ядерной физики. Я открыл новое взрывчатое вещество. Сила его такова, что все известные до сих пор виды взрывчатки по сравнению с ним просто детские игрушки. Это вам известно…
Карелли вскочил.
— Я не знал! — взволнованно воскликнул он. — Очень интересно!
— Вот как, доктор Карелли? — Сэр Клод произнес эти обычные слова так многозначительно, что Карелли растерянно опустился на место.
— Как я уже сказал, — продолжал сэр Клод, — сила «эморита» — так я назвал новое вещество — такова, что одна бомба, начиненная им, способна уничтожить сотни тысяч человек.
— Какой ужас! — Люсия содрогнулась.
— Дорогая Люсия, — улыбнулся ей свекор, — истина не может быть ужасна, она может быть только интересной.
— Но почему, — спросил Ричард, — ты заговорил об этом сейчас?
— В последнее время у меня несколько раз был повод убедиться в том, что кто-то слишком заинтересовался моими расчетами. И несколько дней назад я попросил месье Пуаро оказать мне услугу: при-ехать сюда в субботу, провести с нами два дня и в понедельник лично отвезти бумаги в Лондон.
— Но, Клод, это нелепо! — возмутилась тетушка Кэролайн. — Это в высшей степени оскорбительно для всех нас. Ведь не мог же ты всерьез подумать, будто…
— Я еще не закончил, Кэролайн, — перебил ее брат. — Уверяю вас, в моих словах ничего нелепого, к сожалению, нет. Повторяю, несколько дней назад я просил месье Пуаро приехать в субботу, но мне пришлось переменить свои планы и вызвать его сегодня. Я решил сделать это потому… — Сэр Клод умолк. Он обвел глазами лица собравшихся и сказал медленно, осторожно подбирая слова: — Потому что сегодня, — он еще раз окинул всех взглядом, — выведенная мной формула, записанная на обычном листке из блокнота, исчезла из сейфа в кабинете почти перед самым обедом. Ее украл кто-то из вас!
Все ахнули, потом заговорили разом.
— Исчезла! — первая воскликнула Кэролайн.
— Как! Из сейфа? Это невозможно! — воскликнул Рейнор.
Удивился даже доктор Карелли, который слушал хозяина дома крайне внимательно. Сэр Клод повысил голос, и все стихли.
— Я привык верить фактам, — сказал он. — Я положил листок в сейф в двадцать минут восьмого и вышел. После меня в кабинет вошел Рейнор.
Секретарь вспыхнул то ли от гнева, то ли от смущения.
— Сэр Клод, я протестую… — начал было он.
Сэр Клод успокаивающе поднял руку.
— Рейнор недолго пробыл в кабинете, где что-то писал, почти сразу следом за ним вошел доктор Карелли. Рейнор поздоровался с ним и вышел, а доктор Карелли остался.
— Я протестую, я… — теперь вспыхнул Карелли, но ученый вновь поднял руку, призывая к тишине.
— Рейнор сидел за столиком возле двери, его видели моя сестра Кэролайн и Барбара, которые как раз проходили мимо и заглянули в дверь, а доктор Карелли даже не вошел, а просто постоял в дверях и ушел вместе с дамами, дамы же в кабинет не входили.
Барбара взглянула на тетку и сказала:
— Боюсь, дядя Клод, у вас не совсем точные сведения. Я тоже в числе подозреваемых. Помнишь, тетя Кэролайн? Ты попросила меня посмотреть, не забыла ли ты в кабинете спицы. Ты не могла вспомнить, где их оставила.
Сэр Клод продолжал, словно не заметив слов племянницы:
— Следующим, кто вошел в кабинет, был Ричард. Он вошел один и оставался в комнате несколько минут.
— Боже мой! — ахнул Ричард. — Отец, не мог же ты подумать, будто твою чертову формулу стащил я? Быть не может!
Глядя сыну в лицо, сэр Клод задумчиво сказал:
— Этот листок бумаги стоит дорого.
— Вот оно что, — спокойно произнес сын. — У меня долги. Ты подумал о моих долгах, не так ли?
Сэр Клод ничего не ответил, изучая взглядом собравшихся.
— Как я уже сказал, Ричард находился в кабинете несколько минут. Второй раз он зашел, столкнувшись с Люсией, которая только-только вошла. Еще через несколько минут прозвучал гонг, но Люсия опоздала к обеду. Я застал ее здесь одну около сейфа.
— Отец! — воскликнул Ричард, протягивая руку к жене, словно пытаясь ее защитить.
— Повторяю, около сейфа. Она была очень взволнована, а когда я спросил, что случилось, она ответила, будто ей стало нехорошо. Я предложил стакан вина, но она отказалась, сказав, что ей уже лучше, и ушла в столовую. Я хотел было последовать за ней, но не знаю почему, повинуясь какому-то внутреннему порыву, подошел и заглянул в сейф. Конверт, в котором лежал листок, исчез.
Наступила тишина. Никто не произнес ни слова. Теперь серьезность происшествия, кажется, поняли все.
Потом Ричард спросил:
— Как тебе удалось узнать о том, кто где и когда был?
— Думал, спрашивал, рассуждал. Что-то я видел сам, что-то узнал от Тредвелла.
— Насколько я понимаю, Тредвеллу и прочим слугам ты веришь, Клод, — горько произнесла мисс Эмори. — И подозреваешь только членов семьи.
— Гостя тоже, — уточнил сэр Клод. — Да, Кэролайн, дело обстоит именно так. С тех пор, как я положил в сейф конверт, и до того, как я обнаружил пропажу, никто из слуг сюда не входил. — Он оглядел всех по очереди и добавил: — Надеюсь, теперь всем все ясно. Сейчас конверт находится у того, кто его украл. После обеда столовую обыскали самым тщательным образом. Тредвелл ничего не нашел, и потому я, разумеется, предпринял меры, чтобы никто отсюда не вышел.
Повисла напряженная тишина, которую прервал вопрос доктора Карелли:
— Вы хотите, сэр Клод, чтобы мы позволили себя обыскать?
— Я этого не сказал, — отозвался сэр Клод и посмотрел на часы. — Без двух минут девять. Эркюль Пуаро уже прибыл в Маркет-Клив, где сейчас его и встречают. Ровно в девять Тредвелл выключит основной рубильник. На одну минуту мы останемся в темноте. Если свет снова зажжется и листок останется у вора, я передам дело в чужие руки. Тогда им займется Пуаро. Но если через минуту листок будет здесь, — сэр Клод хлопнул ладонью по столу, — я откажусь от услуг детектива и скажу, что просто ошибся.
— Это невозможно, — сказал Ричард. Он обвел глазами всех в комнате. — Я считаю, что нас нужно обыскать, всех. Думаю, так будет лучше.
— Я тоже, — немедленно поддержал его Рейнор.
Ричард Эмори вопросительно посмотрел на доктора Карелли. Итальянец с улыбкой пожал плечами.
— Что ж, я тоже, — согласился он.
— Люсия? — Ричард повернулся к жене.
— Нет, Ричард, нет, — тихо сказала она. — Твой отец знает, что делает.
Ричард онемел.
— Так как, Ричард? — сказал сэр Клод.
Ричард только тяжело вздохнул.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — наконец сказал он и посмотрел на Барбару, которая тоже кивнула в знак согласия.
Сэр Клод устало откинулся в кресле.
— Что-то у меня до сих пор привкус во рту от этого кофе, — вяло сказал он и зевнул.
Наступила полная тишина, начали бить часы. Сэр Клод медленно повернулся к сыну. С последним ударом погас свет, и комната погрузилась в полную темноту.
Кто-то вздохнул, кто-то из женщин тихо вскрикнул, потом послышался голос мисс Эмори, которая сказала:
— Все это мне не нравится…
— Помолчи, Кэролайн, — перебила ее Барбара, — не мешай слушать.
Несколько секунд стояла напряженная тишина, в которой послышался только чей-то вздох и шелестение бумаги. Потом снова наступила тишина, потом звякнул какой-то металлический предмет, раздался грохот, словно упал стул, потом вскрик Люсии:
— Сэр Клод! Пожалуйста, сэр Клод! Это невыносимо!
В комнате по-прежнему было темно. Кто-то тяжело вздохнул, кто-то постучал в дверь.
— Пожалуйста! — снова простонала Люсия.
И словно в ответ на ее слова свет наконец загорелся.
Ричард машинально отзвался на стук и пытался открыть дверь. Эдвард Рейнор стоял возле опрокинутого стула. Люсия полулежала в кресле, близкая к обмороку.
Сэр Клод с закрытыми глазами сидел, откинувшись на спинку.
Рейнор вдруг показал на стол.
— Смотрите! — крикнул он. — Конверт!
На столе перед сэром Клодом лежал длинный конверт.
— Слава тебе, господи! — воскликнула Люсия. — Слава тебе, господи!
В дверь снова постучали, и она медленно распахнулась. Все повернули головы. На пороге появился Тредвелл, который объявил о прибытии нового гостя.
Все глаза теперь были обращены к нему. Это был маленький человечек едва пяти футов ростом, однако явно исполненный чувства собственного достоинства. Голову, похожую на яйцо, он держал набок, словно принюхивающийся терьер. Большие усы были напомажены и закручены, как у военного. Одет он был в высшей степени аккуратно.
— Эркюль Пуаро к вашим услугам, — сказал незнакомец и поклонился.
Ричард Эмори протянул ему руку.
— Очень рад, месье Пуаро, — сказал он.
— Сэр Клод? — задал вопрос Пуаро. — Впрочем, нет, вы, конечно, еще слишком молоды. Тогда вы, наверное, сын? — Он пожал Ричарду руку и прошел в комнату. Следом за ним на пороге появился еще один прибывший, высокий, с военной выправкой человек средних лет. Пуаро представил и его:
— Познакомьтесь, мой коллега, капитан Гастингс.
— Какая милая комната, — сказал Гастингс, тоже пожимая Ричарду руку.
Ричард повернулся к Пуаро.
— Прошу прощения, месье Пуаро, — сказал он, — но боюсь, вы приехали напрасно. Никакой необходимости в ваших услугах больше нет.
— Вот как? — удивился Пуаро.
— Именно так. Очень жаль, что вам пришлось тащиться из Лондона. Но конечно, расходы, я имею в виду… э-э… это все мы уладим…
— Понимаю, — сказал Пуаро, — однако на данный момент меня интересует отнюдь не оплата расходов.
— Нет? Но тогда… э-э…
— Тогда что, хотели вы сказать? Я отвечу. Одна мелочь и, разумеется, совершенно несущественная. Меня пригласил ваш отец. И хотелось бы знать, почему он не может сказать мне об этом сам?
— А-а… да. Прошу прощения. — Ричард повернулся к отцу. — Отец, пожалуйста, скажи месье Пуаро, что надобность в его услугах отпала.
Сэр Клод не отозвался.
— Отец! — воскликнул Ричард, торопливо подходя к креслу. Наклонился и отпрянул. — Доктор Карелли! — позвал он, глядя на итальянца широко раскрытыми глазами.
Побледнев, мисс Эмори поднялась со стула. Карелли быстро подошел к креслу и пощупал пульс. Нахмурился, приложил руку к сердцу, покачал головой.
Медленно подошел Пуаро и внимательно посмотрел на неподвижное тело.
— Н-да-а, боюсь, — проговорил он, — очень боюсь…
— Чего вы боитесь? — резко спросила Барбара, тоже вставая.
— Боюсь, сэр Клод пригласил меня слишком поздно, мадемуазель, — ответил он, глядя ей прямо в лицо.
Услышав слова Пуаро, все остолбенели. Доктор Карелли еще раз осмотрел тело и выпрямился.
— Кажется, ваш отец мертв, — подтвердил он.
Ричард недоверчиво уставился на Карелли.
— Господи, да что же это? — наконец проговорил он. — Сердце?
— М-м… может быть, и сердце, — неуверенно ответил тот.
Кэролайн едва не упала в обморок, Барбара нежно положила руку ей на плечо. К ним подошел Эдвард Рейнор.
— Надеюсь, этот человек действительно врач? — спросил он.
— Да. Но он итальянец, — сдавленно произнесла Барбара, усаживая тетку.
Пуаро энергично тряхнул головой, коснулся своих роскошных усов и улыбнулся ей с легким упреком:
— К вашим услугам, мадемуазель, — детектив, но бельгиец. Впрочем, иногда и мы, иностранцы, оказываемся в состоянии отвечать за свои слова.
Барбара смутилась. Несколько минут в комнате все молчали, и только Барбара о чем-то шепталась с Рейнором. Неожиданно Люсия подошла к Пуаро, взяла его под руку и отвела в сторону.
— Месье Пуаро, — еле слышно прошептала она. — Прошу вас, останьтесь! Не позволяйте им себя отослать!
Пуаро пристально посмотрел ей в лицо.
— Следует ли понимать, что это ваше личное приглашение, мадам?
— Да, — сказала Люсия, оглянувшись на тело сэра Клода. — Здесь что-то не так. У моего свекра было здоровое сердце. Совершенно здоровое, уверяю вас. Пожалуйста, месье Пуаро, вы должны выяснить, что произошло.
Доктор Карелли и Ричард стояли не шелохнувшись. Ричард еще не успел прийти в себя.
— Мистер Эмори, — заговорил итальянец, — нужно послать за вашим врачом. Полагаю, у вас есть свой врач?
Ричард наконец очнулся.
— Что?.. А-а, да! Конечно, у нас есть врач. Доктор Грэм. Молодой Кеннет Грэм. В деревне. Поклонник Барбары. Прошу прощения, это не к месту, не так ли? — Он взглянул на Барбару. — Ты не помнишь номера телефона?
— Маркет-Клив, пять, — машинально отозвалась та.
Ричард подошел к телефону, поднял трубку и назвал номер. Он стоял и ждал, пока соединят, а Рейнор тем временем вспомнил о том, что он секретарь.
— Должен ли я заказать машину для месье Пуаро? — спросил он.
Пуаро извиняющимся жестом поднял было обе руки, но его опередила Люсия.
— Месье Пуаро остается… по моей просьбе, — сказала она, обращаясь ко всем сразу.
С трубкой в руках Ричард с изумлением уставился на жену.
— Что это значит? — резко спросил он.
— Он должен остаться, — чуть не плача повторила Люсия.
Мисс Эмори пришла в смятение, Барбара обменялась тревожными взглядами с Рейнором, доктор Карелли задумчиво посмотрел на неподвижное тело знаменитого ученого, и Гастингс, который до этого рассеянно разглядывал переплеты в книжном шкафу, быстро повернулся, чтобы видеть реакцию каждого.
Ричард хотел было что-то сказать, но тут его наконец соединили.
— А-а… что? Доктор Грэм? Кеннет, говорит Ричард Эмори. У отца что-то случилось с сердцем. Ты не мог бы приехать? Немедленно… Боюсь, сделать ничего нельзя… Да, умер… Нет… Да, боюсь, это так… Спасибо.
Он положил трубку на место, подошел к жене и тихо произнес:
— Ты сошла с ума? Что ты наделала? Ты что, не понимаешь, что от сыщика нужно избавиться?
Люсия, потрясенная, поднялась с места.
— Что ты хочешь этим сказать? — прошептала она.
Говорили они так тихо, что никто ничего не разобрал.
— Разве ты не слышала, что сказал отец? Кофе был горький.
Люсия не сразу поняла смысл слов.
— Кофе был горький, — повторила она.
Она непонимающе посмотрела на Ричарда, вскрикнула от ужаса и зажала себе рот.
— Поняла? Ну что? — сказал Ричард. И шепотом добавил: — Его отравили. Кто-то из нас. Тебе нужен чудовищный скандал?
— О господи, — пробормотала Люсия, глядя перед собой невидящим взглядом. — Боже всемогущий!
Ричард повернулся к Пуаро.
— Месье Пуаро… — неуверенно начал он и замолчал.
— Да, месье? — Пуаро поднял брови.
Ричард решился:
— Месье Пуаро, боюсь, я не совсем понимаю, для чего моя жена попросила вас задержаться. Никакое расследование уже не нужно.
Пуаро помолчал, затем с приятной улыбкой сказал:
— Верно ли я понял, что вы не хотите искать вора, укравшего документ? Мне уже соизволила сообщить об этом мадемуазель, — он показал на Барбару.
С упреком взглянув на сестру, Ричард ответил:
— Но документ вернули.
— Неужели? — спросил Пуаро, и улыбка его стала светлее и приятнее.
Маленький человечек двинулся к столу, несколько пар глаз завороженно следили за каждым его движением. Он взял в руки конверт, о котором из-за смерти хозяина дома успели забыть.
— Что значит «неужели»? — сказал Ричард.
Пуаро лихо подкрутил усы и стряхнул с рукава несуществующую пылинку.
— Ничего особенного. Просто мне в голову пришла одна из моих нелепых идей, — не сразу ответил он. — Видите ли, когда-то я слышал забавнейшую историю. Про пустую бутылку, где не было ничего…
— Простите, но это странно… — сказал Ричард.
Пуаро взял со стола конверт и произнес:
— Мне только захотелось взглянуть… — Он внимательно посмотрел на Ричарда, который забрал у него конверт и открыл.
— Здесь ничего нет! — воскликнул Ричард.
Одним жестом он скомкал конверт и швырнул на стол, повернулся к жене, которая отошла в сторону, потом нерешительно проговорил:
— Что ж, если так, то, пожалуй, всех нас следует обыскать… мы…
Он медленно обвел глазами всех, поочередно остановившись на растерянных лицах тетки и Барбары. Эдвард Рейнор кипел негодованием, доктор Карелли стоял спокойно. И только Люсия снова отвела взгляд в сторону.
— Месье, лучше послушайте моего совета, — предложил Пуаро. — Ничего не делайте до тех пор, пока не приедет врач. Но скажите, — он указал в сторону кабинета, — куда ведет эта дверь?
— Там кабинет отца, — ответил Ричард.
Пуаро подошел, заглянул и довольный вернулся обратно.
— Понятно, — пробормотал он и добавил, обращаясь к одному только Ричарду: — Eh bien, месье. Понятно. Теперь, если кому-то захочется отсюда уйти, задерживать их нет никакого смысла.
Все вдруг ожили и зашевелись. Первым двинулся с места Карелли.
— Однако надеюсь, вам всем понятно, что уезжать из дома не следует, — продолжал Пуаро, глядя только на итальянца.
— За этим я прослежу, обещаю, — сказал Ричард.
Барбара с Рейнором вышли вместе, следом за ними Карелли, а мисс Эмори подошла и склонилась над телом брата.
— Бедный милый Клод, — прошептала она. — Бедный милый Клод.
Глаза ее наполнились слезами.
— Я так рада, что догадалась приготовить сегодня морской язык. Это было его любимое блюдо.
— Надеюсь, вы найдете в этом утешение, — сказал Пуаро, стараясь при этих словах сохранять торжественность и серьезность.
Он помог ей дойти до дверей. Поколебавшись, следом вышел Ричард, потом его жена. Пуаро и Гастингс остались в библиотеке одни вместе с телом сэра Клода Эмори.
Едва комната опустела, Гастингс заинтересованно спросил:
— Ну, и что вы на это скажете?
В ответ Пуаро сказал только:
— Закройте, пожалуйста, дверь, Гастингс.
Гастингс прикрыл дверь, а Пуаро задумчиво покачал головой и еще раз обследовал комнату. Осмотрел кресло, столы, обежал глазами пол. Вдруг он наклонился возле упавшего стула, где сидел Эдвард Рейнор, и поднял небольшой предмет.
— Вы что-то нашли? — спросил Гастингс.
— Ключ, — отвечал Пуаро. — Похоже на ключ от сейфа. Он в кабинете. Будьте любезны, Гастингс, проверьте, не подойдет ли.
Гастингс взял у Пуаро ключ и отправился в кабинет. А Пуаро еще раз наклонился над телом, ощупал карманы брюк, достал связку ключей и внимательно осмотрел каждый.
— Ключ подходит, — сказал вернувшийся Гастингс. — Кажется, я догадываюсь, что произошло. Наверное, сэр Клод обронил ключ и…
Он умолк, не окончив фразы. Пуаро с сомнением покачал головой.
— Нет-нет, mon ami, вряд ли. Дайте-ка его сюда, пожалуйста.
Он взял из рук Гастингса ключ и, озадаченно хмурясь, сравнил с ключами, вынутыми из кармана.
— Дубликат, — сказал он, возвратив связку на место и повернувшись к Гастингсу. — Сделан довольно грубо, но тем не менее задачу свою выполнил.
— Но ведь это означает, что!.. — взволнованно воскликнул Гастингс.
Пуаро жестом его остановил.
В замке повернулся ключ, дверь в коридор медленно открылась, и на пороге появился Тредвелл.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Тредвелл, прикрывая за собой дверь. — Хозяин велел не отпирать эту дверь до вашего приезда. Хозяин…
Он увидел тело сэра Клода и оторопел.
— Боюсь, он мертв, — сказал Пуаро. — Позвольте узнать ваше имя.
— Тредвелл, сэр, — дворецкий подошел к креслу. — Бедный сэр Клод, бедный сэр Клод, — прошептал он. Потом повернулся к Пуаро: — Простите, сэр, но он умер слишком внезапно. Могу ли я спросить, что произошло? Он… его убили?
— Почему вы так подумали? — спросил Пуаро.
Дворецкий понизил голос:
— Сегодня здесь творились странные вещи, сэр.
— Вот как, — сказал Пуаро и переглянулся с Гастингсом. — Сделайте одолжение, расскажите о них нам.
— Даже не знаю, с чего начать. Я… В первый раз мне показалось, будто что-то не так, перед самым чаем, когда появился этот итальянец.
— Итальянец?
— Доктор Карелли, сэр.
— Он появился неожиданно?
— Да, сэр. Он друг миссис Эмори, и мисс Эмори пригласила его остаться на обед. Но если хотите знать мое мнение, сэр…
— Разумеется, продолжайте, пожалуйста, — подбодрил его Пуаро, потому что дворецкий неожиданно замолчал.
— Надеюсь, вы понимаете, сэр, не в моих правилах сплетничать о том, что происходит в доме, но сейчас, когда сэр Клод…
Он снова умолк.
— Я вас понимаю, — сочувственно произнес Пуаро. — Вы наверняка были к нему привязаны. — Тредвелл согласно кивнул. — Сэр Клод пригласил меня, чтобы сообщить нечто важное. И теперь вы должны рассказать все, что вам известно, потому что он мертв.
— Видимо, так… — вздохнул Тредвелл и заговорил: — Когда мисс Эмори пригласила итальянца к обеду, мне показалось, будто миссис Эмори это неприятно. Я видел, какое у нее стало лицо.
— А вам доктор Карелли понравился или нет?
— Доктор Карелли, сэр, не принадлежит к нашему кругу, — несколько заносчиво отозвался дворецкий.
Пуаро не совсем понял, что он имеет в виду, и вопросительно взглянул на Гастингса, но тот только улыбнулся и отвел глаза. Дворецкий остался совершенно серьезен.
— Иными словами, в появлении доктора Карелли вы усмотрели нечто странное?
— Безусловно, сэр. В его появлении все было странно. Потом, почти сразу, что-то произошло, хозяин велел запереть двери и выслать за вами машину. Миссис Эмори за этот вечер просто вся извелась. Она даже ушла из-за стола. Мистер Ричард очень расстроился.
— Вот как! Ушла из-за стола? Не сюда ли она ушла?
— Именно сюда, сэр, — ответил Тредвелл.
Пуаро снова осмотрел комнату. Взгляд его остановился на сумочке, забытой Люсией.
— Кто-то из дам оставил сумочку, — сказал он, взяв ее в руки.
Тредвелл подошел поближе.
— Это сумочка миссис Эмори, — твердо сказал он.
— Да, — кивнул и Гастингс. — Я видел, как она положила ее на стол, а потом вышла из комнаты.
— Положила, а потом вышла, — задумчиво повторил Пуаро. — Забавно.
Он положил сумочку на диван и нахмурился.
— Что касается запертых дверей, сэр, — продолжил Тредвелл, решив, что пауза затянулась. — Хозяин сказал…
— Да, да, да. Вы непременно об этом расскажете, — перебил его Пуаро. — Но сначала пройдемте сюда, — сказал он, показывая на дверь, которая вела в переднюю часть дома.
Тредвелл направился к двери, Пуаро следом, а Гастингс с важностью в голосе громко сказал:
— Мне, наверное, лучше остаться здесь.
Пуаро мгновенно оглянулся:
— Нет-нет, пожалуйста, Гастингс, идемте с нами.
— Разве не лучше будет, если…
— Мне нужна ваша помощь, друг мой, — торжественно и серьезно произнес Пуаро.
— О, если так, то конечно…
Все трое вышли. Не прошло и нескольких секунд, как дверь в коридор осторожно приоткрылась, и появилась Люсия. С порога она оглядела комнату — осторожно, будто ожидала кого-то увидеть, потом быстро подошла к круглому столу и взяла чашку с кофе, который так и стоял перед сэром Клодом. Лицо у нее помрачнело и стало словно на несколько лет старше. Люсия застыла, не зная, что делать. Вдруг из кабинета тихо вернулся Пуаро.
— Позвольте, мадам, — сказал он.
Люсия вздрогнула от неожиданности.
Пуаро подошел и спокойно, словно только из вежливости, взял у нее из рук чашку.
— Я… я… зашла за сумочкой, — выдохнула Люсия.
— А-а, ну конечно. Где-то я ее только что видел. Ах да, вот она.
Пуаро подошел к дивану, взял сумочку и протянул Люсии.
— Благодарю вас, — рассеянно произнесла она.
— Не за что, мадам.
Люсия неуверенно улыбнулась и ушла. Пуаро постоял, подумал, снова взял чашку, осмотрел, обнюхал и достал из кармана пузырек. Отлив немного кофе, он завернул крышку, убрал в карман и принялся пересчитывать чашки:
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Шесть.
Лоб его пересекла недоуменная складка, но тут же глаза загорелись тем самым светом, который всегда загорался в его глазах в минуты крайнего возбуждения. Пуаро быстро подошел к кабинету, хлопнул дверью, а сам шмыгнул к окну и спрятался за занавеской. Вскоре дверь в коридор снова открылась, и снова в библиотеке появилась Люсия. Она вошла осторожнее, чем в прошлый раз, тревожно огляделась. Подошла к столу, взяла чашку, обвела взглядом комнату.
Взгляд ее остановился на цветке. Люсия подошла и быстро спрятала чашку в цветочный горшок. Все это время она старалась не выпускать из виду обе двери. Потом взяла другую чашку, поставила перед сэром Клодом и быстро направилась к выходу, но дверь вдруг открылась, и на пороге появился Ричард в сопровождении высокого светловолосого человека лет около тридцати с приятным, но, пожалуй, чересчур надменным лицом. В руках у него была медицинская сумка.
— Люсия! — вздрогнув от неожиданности, воскликнул Ричард. — Что ты тут делаешь?
— Я… я забыла сумочку, — ответила она. — Здравствуйте, доктор Грэм. Прошу прощения, — пролепетала Люсия и выскользнула из комнаты.
Пока Ричард изумленно смотрел жене вслед, Пуаро незаметно покинул свое укрытие, сделав вид, будто только что появился из кабинета.
— А-а, месье Пуаро. Позвольте вам представить. Пуаро, доктор Грэм. Кеннет Грэм.
Отвесив церемонный поклон, доктор направился к неподвижному телу сэра Эмори и склонился над ним под пристальным взглядом Ричарда. Эркюль Пуаро, на которого перестали обращать внимание, двинулся по комнате, снова пересчитывая чашки:
— Раз, два, три, четыре, пять, — бормотал он себе под нос. — Пять!
Глаза его загорелись живым блеском, на губах заиграла одна из самых обаятельных улыбок. Пуаро достал из кармана пузырек, посмотрел на свет и медленно покачал головой.
Доктор Грэм закончил тем временем осмотр.
— Боюсь, — сказал он, — я не могу подписать свидетельство о смерти. Насколько мне известно, в последнее время сэр Клод чувствовал себя прекрасно. Маловероятно, чтобы у него вдруг случился сердечный приступ. Нет-нет, для начала нужно проверить, что он сегодня ел и пил.
— Бог мой, ты что? Что ты такое говоришь? — сказал Ричард, и в голосе его зазвенела тревога. — Он ел и пил то же, что остальные. Предполагать, будто…
— Ничего я не предполагаю, — твердо сказал доктор Грэм. — Я лишь хочу напомнить, что при неожиданной смерти по закону положено проводить дознание. На дознании же коронер непременно поинтересуется причиной смерти. А я не в состоянии ответить на этот вопрос, я не понимаю, отчего он умер. Могу помочь только тем, что договорюсь, чтобы вскрытие провели утром в срочном порядке. Завтра я вернусь и буду все знать.
Доктор быстро направился прочь, Ричард, пытавшийся что-то возразить, последовал за ним. Пуаро склонился над телом человека, чей встревоженный голос он слышал еще несколько часов назад.
— Что же вы хотели сказать мне, друг мой? Я должен это узнать. Что вас насторожило? — бормотал он себе под нос, задумчиво глядя в лицо сэра Клода. — Может быть, вы поняли, кто вор, или что ваша жизнь в опасности? Но так или иначе, вы обратились за помощью к Пуаро. И пусть теперь слишком поздно, я доведу дело до конца.
Задумчиво покачав головой, Пуаро хотел было уйти, но тут появился Тредвелл.
— Капитан Гастингс в своей комнате. Если позволите, я провожу вас в вашу. Они обе рядом, наверху. А еще, поскольку вы с дороги, осмелюсь предложить легкий ужин. Где столовая, я покажу.
Пуаро благодарно кивнул.
— Благодарю вас, Тредвелл, — сказал он. — К сожалению, сначала я вынужден поговорить с мистером Эмори. До тех пор, пока мы не узнаем результатов вскрытия, библиотеку нужно держать на замке. Не могли бы вы проводить меня к нему?
— Разумеется, сэр, — ответил Тредвелл, и они вместе вышли из библиотеки.
На следующее утро, когда Гастингс, хорошо выспавшийся и отдохнувший, спустился к завтраку, в столовой не оказалось ни души. Беспечно расположившись перед накрытым столом, он спросил Тредвелла, где все. Невозмутимый, как всегда, Тредвелл дал полный отчет. Мистер Рейнор спустился рано, а потом пошел разбираться с бумагами сэра Клода, мистер и миссис Эмори позавтракали у себя, мисс Барбара Эмори только выпила чашку кофе и отправилась загорать в сад, где находится и сейчас, а мисс Кэролайн Эмори, сославшись на легкую головную боль, тоже завтракала в спальне, и потому Тредвелл с ней тоже еще не встречался.
— А не попадался ли вам на глаза месье Пуаро, Тредвелл? — спросил Гастингс и в ответ услышал, что Пуаро поднялся раньше всех и отправился в деревню.
— Насколько я понял месье, у него там срочное дело.
После обильного завтрака из яичницы с беконом, тостов с колбасой и чашки кофе Гастингс вернулся к себе в свою уютную комнату на втором этаже, откуда открывался прекрасный вид на сад и на загоравшую в шезлонге Барбару Эмори. Зрелище было настолько приятное, что Гастингс им залюбовался и любовался до тех пор, пока Барбара не ушла в дом. Тогда он взялся за «Таймс», просмотрев на всякий случай страницу некрологов, но сообщения о смерти сэра Клода Эмори там еще не успели напечатать.
Бесцельно полистав странички, Гастингс принялся за чтение колонки редактора. Через полчаса его разбудил Пуаро.
— Ах, mon cher, так-то вы заняты нашим делом, — хохотнул он.
— Между прочим, Пуаро, я действительно думал о деле, но потом, кажется, задремал.
— Что же в этом плохого, друг мой? — примирительно сказал Пуаро. — Ведь и я, я тоже думал. Но я успел кое-что предпринять и жду с минуты на минуту телефонного звонка, который либо подтвердит мои подозрения, либо нет.
— И что же… вернее, кого вы подозреваете, Пуаро? — заинтересовался Гастингс.
Пуаро выглянул в окно, помолчал и печально сказал:
— Нет, дорогой друг, сейчас я не готов отвечать на такой вопрос, игра только начинается. Скажу лишь, что тут, как на сеансе иллюзиониста, зрителей обманула быстрота рук.
— Ах, Пуаро, — воскликнул Гастингс, — иногда ваша страсть к загадкам попросту раздражает! На мой взгляд, вы просто обязаны сказать мне хотя бы, кого вы подозреваете в краже. В конце концов, тогда и от меня было бы больше пользы…
Легким движением руки Пуаро остановил этот поток возмущений. Его лицо приобрело совершенно невинное выражение, и он задумчиво посмотрел в окно.
— Вы сердитесь лишь потому, что вы в замешательстве, Гастингс. И не понимаете, почему, если у меня уже есть подозреваемый, я не берусь за дело всерьез, так?
— Э-э… да, примерно так, — сознался Гастингс.
— Догадываюсь, как бы вы поступили на моем месте, — самодовольно заявил Пуаро. — Догадываюсь. Но я не люблю двигаться на ощупь, не люблю — как говорите вы, англичане — искать иголку в стоге сена. Я предпочитаю выждать. А вот почему на сей раз я предпочитаю выждать… eh bien, Эркюль Пуаро достаточно умен, чтобы понять, что тут вчера произошло. Достаточно.
— Послушайте, Пуаро! — воскликнул Гастингс. — Знаете, я, кажется, готов заплатить, чтобы хоть раз в жизни увидеть, как вы сядете в лужу. Самомнения у вас на десятерых!
— Не злитесь, дорогой Гастингс, не злитесь, — примирительно сказал Пуаро. — Иногда вы разговариваете со мной так, будто мы злейшие враги. Самомнение — увы! — это оборотная сторона таланта!
При этих словах маленький сыщик вздохнул, до того смешно надув щеки, что Гастингс не выдержал и расхохотался.
— В жизни не встречал такого хвастуна, как вы, Пуаро, — проговорил он.
— А много ли вы встречали гениев? Талант не скроешь, и в первую очередь от себя. Но ближе к делу, друг мой. Должен признаться, я попросил мистера Ричарда Эмори встретиться с нами в двенадцать в библиотеке. Говорю «с нами», ибо рассчитываю на вашу помощь, Гастингс, вы мне очень понадобитесь.
— Всегда рад быть вам полезен, Пуаро, — ответил его преданный друг.
В двенадцать часов в библиотеке, откуда еще ночью тело сэра Клода Эмори увезли в морг, Пуаро вместе с Гастингсом беседовали с Ричардом Эмори. Вернее, Гастингс слушал и наблюдал, удобно устроившись на диване, а Пуаро задавал один за одним вопросы, стараясь как можно точнее воспроизвести все события предыдущего вечера. Наконец Ричард, который сидел за столом на месте отца, сказал:
— Кажется, больше мне нечего добавить. Надеюсь, я ответил достаточно подробно?
— Безусловно, месье Эмори, безусловно, — ответил Пуаро, облокачиваясь на подлокотник кресла. — Теперь у меня есть ясная tableau [330].
Он прикрыл глаза, словно пытаясь лучше представить себе происшедшее.
— Во главе стола сидит ваш отец, сэр Клод. Свет гаснет, раздается стук в дверь… Да, очень драматичная сцена.
— Хорошо, — произнес Ричард, сделав движение встать, — если это все…
— Остался сущий пустяк, — перебил его Пуаро, протягивая руку, словно пытаясь удержать.
Неохотно Ричард снова опустился на стул.
— Что еще?
— Вы еще не рассказали о том, что произошло до того, месье Эмори.
— До?
— Да, сразу после обеда.
— Ах, сразу!.. Ничего не произошло. Мы вышли из столовой. Отец вместе с секретарем, секретарь — это Эдвард Рейнор, прошли в кабинет. Остальные остались здесь.
Пуаро улыбнулся Ричарду сияющей улыбкой.
— И чем же вы тут занимались?
— О, да просто болтали. И почти все время слушали граммофон.
Пуаро задумчиво помолчал.
— И не произошло ничего особенного?
— Абсолютно ничего, — поспешно ответил Ричард.
Пристально глядя в лицо собеседнику, Пуаро спросил:
— Когда принесли кофе?
— После обеда.
Пуаро покрутил пальцами в воздухе.
— Как его подали? Кто разливал? Раздал ли дворецкий чашки или поставил на стол?
— Не помню точно, — сказал Ричард.
Пуаро тихо вздохнул и снова задумался.
— Кофе пили все? — спросил он.
— Да, думаю, да. Кроме Рейнора. Он кофе не пьет.
— А сэру Клоду кофе отнесли в кабинет?
— Кажется, да, — раздраженно ответил Ричард. — Это что, действительно так важно?
Пуаро поднял обе руки в извиняющемся жесте.
— Прошу прощения. Я просто пытаюсь восстановить картину. В конце концов, мы ведь все заинтересованы в том, чтобы вернуть пропавший листок, не так ли?
— Наверное, — угрюмо проговорил Ричард, но, взглянув на Пуаро, у которого брови при этих словах взлетели вверх, поспешно произнес: — Разумеется, разумеется, заинтересованы!
Пуаро отвел глаза в сторону.
— Хорошо. А теперь скажите мне, когда именно сэр Клод вышел из кабинета?
— Когда они обнаружили, что дверь заперта.
— Они?
— Да. Рейнор и кто-то еще.
— Могу ли я узнать, кто первый захотел уйти?
— Моя жена. Она весь вечер себя неважно чувствовала, — сказал Ричард.
— Бедняжка, — голос Пуаро был полон искреннего сочувствия. — Надеюсь, сегодня ей лучше? Попозже я непременно задам несколько вопросов и ей.
— Боюсь, это невозможно, — сказал Ричард. — Моя жена не в состоянии встретиться с вами, а тем более отвечать на вопросы. В конце концов, она рассказала бы вам то же самое, что и я.
— Возможно, возможно, — закивал Пуаро. — Однако женщины, месье Эмори, зачастую намного наблюдательнее мужчин. Возможно, в таком случае я могу поговорить с мисс Эмори?
— Мисс Эмори слегла, — поспешно сказал Ричард. — Смерть отца оказалась для нее слишком тяжелым ударом.
— Понимаю, — задумчиво отозвался Пуаро.
Наступило молчание. Ричард явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он резко поднялся и подошел к окну.
— Пора проветрить, — сказал он. — Здесь очень жарко.
— Англичане все одинаковы, — Пуаро улыбнулся. — Вам всегда хочется все проветрить, будто мало ветра на улице. Непременно нужно, чтобы он гулял еще и по дому.
— Надеюсь, это не означает, что вы возражаете?
— Я? Нет, что вы, конечно нет. Я уже приспособился к здешним привычкам. Меня давно самого принимают за англичанина. — Сидевший в стороне на диване Гастингс при этом не удержался от улыбки. — Кстати, прошу прощения, разве окно не заперто?
— Заперто, — отозвался Ричард. — Но отцовские ключи у меня.
С этими словами он достал из кармана связку ключей, отомкнул замок и широко распахнул окно.
Пуаро пересел на табурет подальше от свежего воздуха и зябко повел плечами, а Ричард встал возле окна, набрав полную грудь свежего воздуха, глядя в сад. Потом, очевидно приняв для себя какое-то решение, подошел к Пуаро.
— Месье Пуаро, — проговорил он. — Не буду ходить вокруг да около. Мне известно, что моя жена попросила вас остаться, но вчера был тяжелый день, у нее была истерика, и она не понимала, что делает. За то, что здесь происходит, отвечаю я, а я честно вам скажу: мне наплевать, кто взял этот листок. Отец был человек не бедный. Последнее его открытие стоит, конечно, немало, но мне хватит и того, что есть, и я не стану притворяться, будто я очень заинтересован в поимке вора. В мире хватает взрывчатки и без этого открытия.
— Понятно, — задумчиво пробормотал себе под нос Пуаро.
— Иными словами, я думаю, — продолжал Ричард, — что лучше оставить все как есть.
Брови Пуаро взлетели вверх, изобразив крайнее изумление.
— Вы хотите, чтобы я уехал? — спросил он. — Чтобы я прекратил расследование?
— Да, вот именно. — Ричард Эмори старался не смотреть в лицо Пуаро.
— Но, — настойчиво сказал детектив, — кто бы ни украл этот листок, ведь он наверняка сделал это не для того, чтобы его выбросить, не так ли?
— Конечно, — согласился Ричард и отвернулся от Пуаро. — Тем не менее…
Медленно и серьезно Пуаро произнес:
— Вы не можете не понимать, что… как бы это сказать… на вашу семью ляжет позорное пятно.
— Позорное пятно? — вскинулся Ричард.
— Пятеро, — сказал Пуаро, — всего пятеро человек имели возможность выкрасть конверт. И до тех пор, пока не станет известно, кто вор, подозрение будет лежать на всех.
При этих словах в библиотеку вошел Тредвелл.
— Я… Но я… — выдавил из себя Ричард и замолчал.
— Прошу прощения, сэр, — сказал дворецкий, обращаясь к Эмори. — Прибыл доктор Грэм, и он хочет вас видеть.
— Сейчас иду, — отозвался Ричард и, обрадовавшись возможности прервать неприятный разговор, быстро направился к двери. Однако в дверях повернулся и сухо попрощался: — Прошу прощения, месье Пуаро.
Когда дверь за ними закрылась, Гастингс взволнованно вскочил с дивана.
— Послушайте, Пуаро! — воскликнул он. — Неужели вы не понимаете, его отравили!
— Что, дорогой мой, как вы сказали?
— Конечно! Отравили! — торжествующе повторил Гастингс и энергично затряс головой.
Пуаро прищурился.
— Потрясающе, как вы догадались, дорогой Гастингс? Какой острый блестящий ум! Какой стремительный вывод!
— Послушайте, Пуаро, — обиделся Гастингс, — что это за тон? Не хотите же вы сказать, что старик умер от сердечного приступа? Мысль об убийстве напрашивается сама собой. Правда, Ричард Эмори так этого и не понял — вот у кого весьма средние умственные способности. Он до сих пор ничего не понял.
— Вы так думаете, друг мой?
— Конечно. Я наблюдал за ним вчера, когда доктор Грэм отказался выдать свидетельство о смерти и настаивал на вскрытии.
Пуаро тихонько вздохнул.
— Да, да, — примирительно сказал он. — Но сейчас доктор Грэм приехал как раз с тем, чтобы сообщить результаты. И через несколько минут мы узнаем, кто прав.
Он хотел было добавить что-то еще, но замолчал, отошел к камину и поправил вазу с бумажками. Гастингс снисходительно улыбнулся.
— Послушайте, Пуаро, аккуратность у вас стала просто маниакальной.
— Вас это раздражает? — спросил Пуаро, критически оглядывая результат.
Гатсингс хмыкнул.
— Разумеется, нет.
Пуаро поднял палец.
— Гастингс! — сказал он, качая им в такт словам. — Запомните, симметрия должна быть во всем. А также порядок и аккуратность, и особенно в этом нуждаются маленькие серые клеточки.
— Вы опять! Ну нет, только не про маленькие серые клеточки! — взмолился Гастингс. — Скажите лучше сразу, к какому выводу они вас привели на этот раз.
Пуаро удобно устроился на диване и, по-кошачьи прищурив свои зеленые глаза, посмотрел на приятеля.
— Если бы вы наконец последовали моему примеру и попытались привести в порядок, а также в действие те, что есть у вас, то, возможно, и вам все давно стало было бы понятно. Как мне, — самодовольно добавил он. — Но если хотите, — великодушно предложил Пуаро, — в ожидании доктора я готов послушать, к каким выводам пришли вы, друг мой.
— Во-первых, — охотно откликнулся Гастингс, — ключ, который вы нашли под стулом секретаря, с самого начала показался мне очень подозрительным.
— Неужели?
— Безусловно, — кивнул Гастингс. — Даже в высшей степени подозрительным. Но в целом я склоняюсь к мысли, что преступление совершил итальянец.
— Ах вот как! — пробормотал Пуаро. — Загадочный доктор Карелли.
— Вот именно, загадочный, — подтвердил Гастингс. — Это слово подходит к нему как нельзя более. Что ему здесь понадобилось, в глухой английской деревне? Я вам отвечу. Он охотился за расчетами сэра Клода. Он наверняка работает на иностранную разведку. Вы понимаете, что это означает.
— Конечно, дорогой мой, — улыбнулся в ответ Пуаро. — В конце концов, я тоже иногда посещаю кинематограф.
— Если вскрытие подтвердит, что сэр Клод действительно был отравлен, Карелли становится подозреваемым номер один. Вспомните Борджиа. Яд вполне в духе итальянцев. Как бы он не сбежал!
— Никуда он не побежит, мой друг, — покачал головой Пуаро.
— Откуда, господи боже, у вас такая уверенность? — изумился Гастингс.
Пуаро откинулся в кресле и знакомым жестом сложил кончики пальцев.
— Разумеется, я не могу все знать, — сказал он. — И не могу быть уверенным. Но я так думаю.
— Почему?
— Как вы считаете, дорогой коллега, где сейчас находится украденный листок? — ответил вопросом на вопрос Пуаро.
— Откуда же мне знать?
Пуаро помолчал, словно предоставляя Гастингсу возможность самому найти ответ, и, не вытерпев, великодушно предложил:
— Подумайте, друг мой. Соберитесь с мыслями. Разложите по полочкам. Наведите порядок. В порядке секрет успеха.
В ответ Гастингс озадаченно потряс головой.
— В доме есть только одно место, где он может быть, — подсказал детектив.
— Да ради всего святого, где же оно? — вопросил Гастингс, и в голосе его послышалось явное страдание.
— Разумеется, в этой комнате, — торжествующе заявил Пуаро, улыбнувшись, будто Чеширский кот.
— Бог мой, что вы хотите этим сказать?
— Давайте, Гастингс, вернемся к фактам. Со слов доброго старого Тредвелла мы знаем, что сэр Клод предпринял все меры предосторожности, чтобы листок нельзя было вынести отсюда. Следовательно, когда он сообщил гостям о своем небольшом сюрпризе, то есть о том, что их ждет, листок еще оставался у вора. Что, по-вашему, вор должен был сделать в такой ситуации? Узнав о нашем приезде, он вряд ли рискнул бы оставить его у себя. Оставались два выхода. Либо вернуть его так, как предложил сэр Клод, либо под покровом темноты попытаться спрятать его за одну минуту. Коли он не сделал первого, то, значит, сделал второе. Voila! [331] Видите, Гастингс, все просто.
— Господи, Пуаро, — Гастингс пришел в необыкновенное волнение. — Наверное, вы правы.
Он вскочил и подошел к письменному столу.
— Вижу, что моя мысль вам пришлась по душе. Но в доме есть человек, которому найти здесь украденный листок гораздо легче, чем нам.
— Кто это?
Пуаро энергично подкрутил усы.
— Да тот, кто спрятал его, parbleu! [332] — воскликнул он, сопроводив свои слова жестом фокусника, который вынул из шляпы кролика.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, — терпеливо пояснил Пуаро, — что рано или поздно вор попытается забрать добычу. И потому один из нас должен все время находиться здесь.
В это мгновение кто-то тихо и осторожно взялся за ручку двери. Пуаро замолчал и, махнув рукой Гастингсу, вместе с ним укрылся за граммофоном.
Дверь открылась, и в комнату крадучись вошла Барбара Эмори. Она взяла стул у стены, подставила к шкафу и достала ящик с лекарствами. Неожиданно Гастингс чихнул. Барбара вздрогнула и уронила ящик.
— О, — Барбара явно пришла в смятение, — я не заметила, что здесь кто-то есть.
Гастингс ринулся вперед, поднял ящик и передал Пуаро.
— Позвольте мне, мадемуазель, — сказал маленький сыщик. — Этот ящик слишком тяжелый для ваших ручек.
Он поставил ящик на стол.
— Вы храните здесь какую-то свою коллекцию, мадемуазель? Птичьи яйца? Или, быть может, ракушки?
— Не хочется вас разочаровывать, месье Пуаро, — с нервным смешком отвечала Барбара, — но здесь вещи куда более прозаичные. Порошки и пилюли.
— У вас такой здоровый вид, мадемуазель, что вам вряд ли нужна вся эта чепуха.
— Мне не нужна, — согласилась Барбара. — А Люсии нужна. У нее с утра ужасно болит голова.
— Бедняжка, — посочувствовал Пуаро, и в голосе у него было искреннее сочувствие. — Так это она попросила вас принести лекарства?
— Да, — сказала Барбара. — Я уже дала ей аспирин, но аспирин не помог, и она попросила что-нибудь посильнее. Я решила отнести ей весь ящик… И уже отнесла бы, если бы не вы.
— Если бы не мы… — задумчиво повторил Пуаро, опершись о ящик. — А что изменилось здесь из-за нашего присутствия, мадемуазель?
— Вы и сами видите. Во-первых, этот ящик еще здесь, — фыркнула Барбара. — И наша тетушка, например, раскудахталась, как старая курица! А Ричард! Чертов зануда! Толку от него! Когда женщина больна, толку от мужчин вообще не дождешься.
Пуаро понимающе кивнул.
— Конечно, конечно. — Он еще раз кивнул в знак согласия, провел пальцем по жестяной крышке и бегло взглянул себе на руки. — Должен сказать, мадемуазель, вам очень повезло со слугами, — прокашлявшись, вдруг сказал он без всякого перехода.
— Со слугами? — удивилась Барбара.
Пуаро показал на крышку:
— Смотрите. Ни пылинки. Каждый раз забираться на стул, чтобы вытереть пыль там, где никто не видит… Не в каждом доме такие старательные слуги.
— Действительно, — согласилась Барбара. — Вчера и я этому удивилась.
— Так вы снимали ящик вчера?
— Да, после обеда. Здесь лекарства, которые когда-то сложила для отправки в больницу моя сестра.
— Что ж, давайте-ка и мы на них посмотрим, — сказал Пуаро и начал вынимать из ящика пузырьки и склянки, прочитывая этикетки, а брови его удивленно взлетали вверх. — Стрихнин… атропин… Прелестная коллекция, мадемуазель, прелестная. Ого! Гиоцин, и эта склянка почти пустая!
— Что? — ахнула Барбара. — Как пустая? Вчера всё тут было полное, все скляночки. Я точно помню.
— Voila! — Пуаро поднял склянку и снова положил на место. — Любопытно. Очень любопытно. Рассказывайте, рассказывайте… Как вы их назвали? Скляночки?.. Скляночки вчера были полные? А где именно они были и кто их видел, мадемуазель?
— Ну-у, когда я сняла ящик, я поставила его на стол… Потом пришел доктор Карелли. Он тоже заглянул в ящик и объяснил, что это за лекарства, потом…
Барбара замолчала, потому что открылась дверь и вошла Люсия. При свете дня ее бледное, гордое лицо казалось измученным, в уголках рта залегли горькие складки. Барбара кинулась к ней.
— Дорогая моя, тебе не нужно было вставать. Я сейчас бы принесла лекарство.
— Мне уже лучше, голова почти не болит, — сказала Люсия, не сводя глаз с лица Пуаро. — Я спустилась, потому что мне нужно поговорить с вами, месье.
— Но, милая моя, тебе, наверное, лучше…
— Барбара, пожалуйста…
— Как хочешь, тебе виднее
Барбара направилась прочь из комнаты, а Гастингс ринулся вперед, чтобы распахнуть перед ней дверь. Люсия опустилась на стул.
— Месье Пуаро… — неуверенно начала она и замолчала.
— Я весь к вашим услугам, мадам, — вежливо отозвался сыщик.
— Месье Пуаро, — снова сказала Люсия, и голос у нее задрожал, — вчера вечером я обратилась к вам с просьбой. Я просила вас остаться в доме… Я просила. Но сегодня я поняла, что ошиблась.
— Вы уверены, мадам? — спокойно спросил Пуаро.
— Вполне. Вчера я переволновалась, перенервничала. Я благодарна вам за то, что вы взялись за дело, но теперь я прошу вас уехать.
— Да? C’est comme зa! [333] — себе под нос пробормотал Пуаро. Вслух же сказал только: — Понимаю, мадам.
— Значит, мы договорились? — Люсия поднялась.
— Не совсем, мадам, — Пуаро подошел ближе. — Если вы помните, вчера вы выразили сомнение в том, что ваш свекор умер естественной смертью.
— Я была вне себя, — сказала Люсия. — И не отдавала себе отчета в том, что говорю.
— Значит, теперь у вас нет таких подозрений?
— Ни малейших, — твердо ответила она.
Пуаро приподнял брови и молча смотрел на Люсию.
— Почему вы так смотрите на меня, месье Пуаро? — с тревогой спросила молодая женщина.
— Потому, мадам, что иногда трудно заставить пса взять след. Но если он его взял, то уж пойдет по следу во что бы то ни стало. Если он хороший пес. А я, мадам, не просто хороший, лучше меня не бывает.
Люсия пришла в страшное волнение:
— Нет! Вы должны уехать! Умоляю вас, ведь это я ваша нанимательница. Вы не понимаете, сколько горя вы можете принести, если останетесь!
— Горя? — переспросил Пуаро. — Лично вам, мадам?
— Всем нам, месье Пуаро. Я больше ничего не могу сказать, только прошу поверить мне на слово. Я ведь поверила вам сразу, едва вас увидела. Пожалуйста…
Она замолчала, потому что открылась дверь и вошли Ричард и доктор Грэм. Вид у Ричарда был встревоженный.
— Люсия! — воскликнул он от неожиданности, увидев жену.
— Что случилось, Ричард? — Она взволнованно бросилась к мужу. — Что произошло? Я ведь вижу: что-то произошло? Что?
— Ничего страшного, дорогая, — попытался он успокоить жену. — Пожалуйста, оставь нас на минутку одних.
Люсия не сводила с него испуганных глаз.
— Но я…
Она не закончила фразы, потому что Ричард твердо подвел ее к выходу и открыл дверь.
— Пожалуйста, — настойчиво повторил он.
Повернувшись в последний раз, Люсия бросила на него взгляд, и в глазах ее был страх.
Доктор Грэм положил на кофейный столик свою сумку и сел на диван.
— Боюсь, месье Пуаро, дела наши плохи.
— Плохи? Значит ли это, что вам удалось установить истинную причину смерти сэра Клода?
— Удалось. Сэр Клод умер от отравления каким-то сильным ядом растительного происхождения, — сказал доктор Грэм.
— Например, гиоцином? — позволил себе предположить Пуаро, поднимая ящик с лекарствами.
— Не «например, гиоцином», а именно гиоцином, — произнес доктор Грэм, несколько изумленный проницательностью детектива.
Пуаро отошел в сторонку, поставил ящик на стол возле граммофона и склонился над ним. Любопытствуя, Гастингс подошел поближе, а Ричард Эмори присел на диван рядом с доктором.
— Что все это значит? — спросил он.
— Во-первых, это значит, что нужно вызвать полицию, — ответил доктор Грэм.
— Боже мой! — ужаснулся Ричард. — Это невозможно. Постарайся как-нибудь это замять.
Доктор Грэм внимательно посмотрел на приятеля и заговорил, медленно и осторожно подбирая слова.
— Дорогой Ричард, — сказал он. — Поверь, мне и самому очень тяжело, и я, как никто, сочувствую твоему горю. Все это ужасно, и особенно потому, что при сложившихся обстоятельствах самоубийство исключено.
Ричард ответил не сразу.
— Ты хочешь сказать, отца убили? — дрогнувшим голосом спросил он.
Доктор Грэм не ответил и лишь молча кивнул головой.
— Убийство! — воскликнул Ричард. — Ради всего святого, что же теперь будет?
Доктор Грэм торопливо, стараясь говорить исключительно деловым тоном, сказал:
— Мне придется известить коронера. Дознание назначат, скорее всего, на завтра.
— Ты… Ты хочешь сказать, делом займется полиция? Неужели ничего нельзя сделать?
— Нет. И ты должен меня понять, Ричард.
— Но почему, почему ты не предупредил…
Ричард был в отчаянии.
— Ричард, послушай. Возьми себя в руки. Ты не можешь не понимать: то, что я сделал, — мой долг, — перебил его доктор Грэм. — В конце концов, чем быстрее полиция возьмется за расследование, тем лучше.
— Боже мой! — воскликнул Ричард.
— Ричард, я все понимаю. Поверь, понимаю. Для тебя это ужасный удар. Но мне нужно еще кое о чем тебя спросить. Ты сейчас способен отвечать?
Доктор Грэм старался теперь говорить как можно мягче и спокойнее.
Ричард сделал над собой усилие.
— Что ты хочешь узнать?
— Во-первых, — сказал доктор Грэм, — я хочу знать, что твой отец вчера ел и пил?
— Дай подумать. То же, что и все. Суп, жареную камбалу, котлеты, фруктовый салат.
— Что он пил?
На мгновение Ричард задумался.
— Они с теткой пили бургундское. Рейнор, кажется, тоже. Я виски с содовой. Доктор Карелли… да, доктор пил белое вино.
— А-а, этот загадочный доктор Карелли, — пробормотал Грэм. — Прости, Ричард, но ты хорошо знаешь этого человека?
Гастингс, чтобы лучше услышать ответ, подошел поближе.
Ричард сказал:
— Ничего я о нем не знаю. До вчерашнего дня я вообще не знал о его существовании.
— Но ведь он друг твоей жены, — сказал доктор.
— Возможно.
— Но она-то его знает?
— Послушай, они просто когда-то были знакомы.
Грэм прищелкнул языком и покачал головой.
— Надеюсь, ты попросил его пока не уезжать? — спросил он.
— Разумеется, — Ричард пожал плечами. — Я предупредил, что ему лучше остаться здесь до тех пор, пока не выяснится, куда подевался листок из сейфа. Я даже послал за его вещами в гостиницу.
— Он не спорил?
— Нет, он сразу согласился.
— Гм, — только и сказал доктор Грэм и обежал взглядом комнату. — А комната?.. — спросил он.
Ему ответил Пуаро:
— Комната была заперта. Тредвелл сам запер обе двери и отдал ключи мне. Здесь все как было вчера, только стулья сдвинуты.
Взгляд доктора Грэма упал на кофейный столик.
— Это та самая чашка? — спросил он, показывая рукой на чашку, которая стояла перед местом, где сидел сэр Клод.
Он поднял ее и понюхал.
— Ричард, — повторил он вопрос, — твой отец пил из этой чашки? Я должен ее забрать. Нужно проверить на яд.
И он открыл свою сумку.
Ричард вскочил.
— Не думаешь же ты… — начал было он и умолк.
— Маловероятно, — сказал доктор Грэм, — что сэра Клода кто-то мог отравить во время обеда. И очень даже вероятно, что яд подлили в кофе.
Ричард вскочил и шагнул к доктору.
— Я… я… — попытался было сказать он, но замолчал, в отчаянии махнул рукой и шагнул в сад прямо через французское окно.
Доктор Грэм достал из сумки небольшую коробку и тщательно упаковал чашку.
— Отвратительное дело, — сказал он. — На месте Ричарда я тоже пришел бы в ужас. Газеты непременно раздуют историю из знакомства леди Эмори с этим итальянцем. А грязь прилипает, месье Пуаро. Грязь прилипает. Бедняжка Люсия. Она наверняка ни при чем. Скорее всего, он действительно просто случайный знакомый и вел себя прилично. Иностранцы, когда им что-нибудь нужно, бывают чертовски сообразительны. Разумеется, мне не следует высказывать вслух предположения, но ведь ничего другого и быть не могло.
— Вина итальянца кажется вам очевидной, не так ли? — спросил Пуаро, обменявшись взглядами с Гастингсом.
Доктор Грэм пожал плечами:
— Что тут думать? Сэр Клод сделал важное открытие. В его доме вдруг появился человек, которого толком никто не знает. Иностранец. Итальянец. Яд…
— Да! Новый Борджиа, — воскликнул Пуаро.
— Простите?
— Ничего, ничего.
Доктор Грэм закрыл сумку и собрался уходить.
— Пожалуй, мне пора.
— До свидания, месье доктор, — сказал Пуаро и пожал протянутую руку.
В дверях доктор Грэм задержался и обернулся.
— До свидания, месье Пуаро. Надеюсь, вы возьмете на себя труд проследить, чтобы до приезда полиции никто ничего здесь не трогал? Это очень важно.
— Не беспокойтесь. Все понимаю и прослежу.
Когда дверь за ним закрылась, Гастингс сухо сказал:
— Не хотелось бы мне здесь заболеть, Пуаро. Во-первых, по дому гуляет отравитель, а во-вторых, что-то я не очень доверяю этому молодому человеку.
Пуаро насмешливо взглянул на друга, который с мрачным видом уставился на кофейный столик.
— Надеюсь, у нас будет возможность попасть домой раньше, чем кто-то здесь успеет подхватить простуду.
Он подошел к камину и нажал на кнопку звонка.
— А теперь, дорогой Гастингс, за работу.
— Что вы собираетесь делать? — спросил тот.
— Мы, я имею в виду нас с вами, собираемся побеседовать с Чезаре Борджиа.
И лукаво подмигнул капитану.
Вошел Тредвелл.
— Вы звонили, сэр?
— Да, Тредвелл. Не будете ли вы любезны попросить доктора Карелли спуститься к нам?
— Разумеется, сэр.
Тредвелл ушел, а Пуаро подошел к столу, где стояли лекарства.
— Думаю, будет лучше, если мы вернем ящик на место. Главное — порядок и аккуратность.
Пуаро вручил ящик Гастингсу, а сам взобрался на стул.
— Вечная страсть к симметрии и порядку. Но ей-богу же, Пуаро, на этот раз, чтобы убрать ящик, у вас есть еще кое-какие причины, — проворчал Гастингс.
— Что вы имеете в виду, друг мой? — спросил Пуаро.
— Я-то все понял. Вы просто не хотите заранее пугать этого Карелли. В конце концов, кто вчера заглядывал в ящик? Разумеется, не он один, но и он тоже. Так что если Карелли увидит снятый ящик, он может насторожиться, ведь так, Пуаро?
Пуаро потрепал Гастингса по макушке.
— До чего вы проницательны, друг мой Гастингс, — сказал он и водрузил ящик на место.
— Я слишком хорошо вас знаю. И нечего передо мной притворяться.
Пуаро провел пальцем по краю шкафа, и в лицо Гастингсу полетела пыль.
— А вот это мне и было нужно! — брезгливо поморщившись, весело воскликнул Пуаро. — Кажется, я поторопился хвалить прислугу. Сколько пыли! Надо бы протереть тут всё мокрой тряпкой.
— Вы же не горничная, Пуаро, — рассмеялся Гастингс.
— К сожалению, нет, — печально промолвил Пуаро. — Я всего-навсего сыщик.
— Ну, на шкафу-то искать как раз нечего, так что спускайтесь.
— Раз вы говорите — нечего…
Пуаро не договорил и вдруг словно окаменел.
— Что такое? — нетерпеливо вопросил Гастингс. — Спускайтесь же, Пуаро. Доктор Карелли может войти в любую минуту. Вы же не хотите, чтобы он застал вас на стуле?
— Вы правы, мой друг, — согласился Пуаро и медленно спустился на пол. Вид у него при этом был чрезвычайно торжественный.
— Что, черт возьми, произошло? — взорвался Гастингс.
— Мне пришла в голову одна мысль, — ответил маленький детектив, рассеянно глядя в пространство.
— Какая мысль?
— Пыль, Гастингс. Пыль, — сказал Пуаро, и голос его прозвучал очень странно.
Открылась дверь, и в библиотеку вошел доктор Карелли. Церемонно раскланявшись с Пуаро, он заговорил по-французски:
— Ah, Monsieur Poirot, vous voulez me questionner? [334]
Вежливый Пуаро ответил по-итальянски:
— Si, signor dottore, si lei permette.
— Ah, lei parla Italiano?
— Si, ma preffero parlare in Francese [335].
— Alors, qu‘est-ce que vous voulez me demander? [336]
— Послушайте, — раздраженно перебил их Гастингс. — О чем, черт возьми, вы говорите?
— Наш бедный Гастингс не владеет иностранными языками, — улыбнулся Пуаро. — Я и забыл. Что ж, давайте перейдем на английский.
— Прошу прощения. Разумеется, — дружелюбно согласился Карелли. — Очень рад, что вы пригласили меня, месье Пуаро. Я уже и сам хотел просить о беседе.
— В самом деле? — Пуаро жестом пригласил доктора сесть.
Карелли сел на стул, сам маленький детектив удобно устроился в кресле, Гастингс развалился на диване.
— Да, — продолжал доктор. — Дело в том, что в Лондоне у меня остались весьма срочные дела.
— Вот как, — сказал Пуаро.
— Да, именно. Вчера я оказался в безвыходном положении. Исчез очень важный документ. Я был единственный посторонний в доме. Разумеется, я не только решил остаться и позволить себя обыскать, я настаивал, чтобы меня обыскали. Как человек чести, я просто не мог поступить иначе.
— Понимаю, — согласно кивнул Пуаро. — Что же изменилось сегодня?
— Сегодня другое дело, — ответил Карелли. — Как я уже сказал, в Лондоне у меня срочные дела.
— И вы хотели бы уехать?
— Именно.
— Что ж, звучит вполне разумно, — произнес Пуаро. — Согласны, Гастингс?
Гастингс ничего не сказал, но всем видом своим дал понять, что не видит в этой просьбе ничего разумного.
— Надеюсь, одного вашего слова будет достаточно, чтобы Ричард Эмори позволил мне покинуть дом, — продолжал Карелли. — Я не хотел бы никаких неприятностей.
— Всегда к вашим услугам, месье доктор, — кивнул Пуаро. — Но не могли бы вы сначала помочь мне прояснить некоторые детали?
— Буду счастлив, — ответил Карелли.
Пуаро на минуту задумался.
— Скажите, вы давно дружны с мадам Эмори? — спросил он.
— Мы очень старые друзья, — сказал Карелли и вздохнул. — Я очень обрадовался, когда неожиданно встретил ее здесь, в этой глухой деревне.
— Неожиданно? — переспросил Пуаро.
— Совершенно неожиданно, — ответил Карелли, метнув на него быстрый взгляд.
— Совершенно неожиданно, — повторил Пуаро. — Как странно!
Повисло несколько натянутое молчание, доктор пристально посмотрел на Пуаро, но промолчал.
— Скажите, а вы никогда не интересовались последними научными достижениями? — продолжал задавать вопросы Пуаро.
— Разумеется, интересовался. Всегда. Я врач.
— Конечно. Но врачи, как правило, интересуются только открытиями в своей области. Новыми вакцинами, микробами, излучениями и так далее, это понятно. Но, скажем, взрывчатые вещества врачу ни к чему, не так ли?
— В науке интересно все, — не согласился доктор Карелли. — Любое открытие означает еще одну победу человеческого разума над природой. Как бы она ни сопротивлялась, человек все равно раскрывает ее тайны.
В знак согласия Пуаро кивнул.
— Говорите вы замечательно. Очень романтично. Но вот мой друг Гастингс указал мне недавно на то, что я всего лишь навсего скромный сыщик и все оцениваю исключительно с практической точки зрения. Меня интересует другое: открытие сэра Клода наверняка стоит немалых денег, не так ли?
— Возможно, — высокомерно пожал плечами Карелли. — Об этом я не задумывался.
— По-видимому, вы человек высоких идеалов. И кроме того, состоятельный. Путешествия — дорогое удовольствие.
— Хочется лучше знать мир, в котором живешь, — сухо сказал доктор.
— Конечно, — согласился Пуаро. — И людей, которые его населяют. Люди — странные существа, а некоторые люди — особенно. Взять, к примеру, нашего вора, до чего он странный.
— Согласен, — кивнул Карелли — в высшей степени странный.
— Он у нас не только вор, но и шантажист.
— Что значит шантажист? — насторожился Карелли.
— Шантажист — это человек, который занимается шантажом, — пожал плечами Пуаро.
Возникла неловкая пауза.
— Но мы удалились от главной темы, — вновь заговорил Пуаро, — от смерти сэра Клода Эмори.
— От смерти сэра Клода? Почему это у нас стало главной темой?
— Ах, ну да, — спохватился Пуаро. — Вы ведь еще не знаете. Мне очень жаль, но сэр Клод умер отнюдь не от сердечного приступа. Он умер от яда.
Говоря это, он не спускал пристального взгляда с итальянца, стараясь не упустить ни одного самого незаметного движения.
— Понятно, — только и сказал Карелли, одобрительно кивнув головой.
— Вы нисколько не удивлены? — спросил Пуаро.
— Честно говоря, нет. Я и сам заподозрил это еще вчера.
— Что ж, в таком случае дело приобретает более серьезный оборот. Боюсь, — сказал Пуаро, и голос его приобрел твердость, — вам лучше пока не уезжать, доктор Карелли.
Карелли подался вперед.
— Вы что же, связываете смерть сэра Клода с пропажей бумаги?
— Безусловно, — отвечал Пуаро. — А вы разве нет?
— Вы хотите сказать, что никто в доме, никто, кроме вора, не был заинтересован в смерти главы семьи? Но что означает его смерть почти для всех? Я отвечу, месье Пуаро. Она означает для них свободу. Свободу и то, о чем вы и сами сейчас упомянули — деньги. Старый Эмори был тиран и во всем том, что не касалось работы, человек ничтожный.
— Вы узнали об этом вчера, месье доктор? — как бы между прочим спросил Пуаро.
— А что, если так? — отозвался Карелли. — У меня есть глаза. Я смотрю и вижу. Как минимум трое из домашних вполне могли хотеть его смерти. — Карелли поднялся и взглянул на каминные часы. — Впрочем, ко мне это не имеет ни малейшего отношения.
Гастингс заинтересованно подался вперед.
— Очень жаль, я надеялся на вашу помощь, месье Пуаро.
— Очень жаль, месье доктор, — сказал Пуаро, — но ничем не могу помочь.
— Я вам еще нужен? — спросил Карелли.
— На данный момент нет.
Доктор Карелли направился к двери.
— Могу еще кое-что вам сказать, месье Пуаро, — сказал он, глядя прямо в глаза детективу. — Женщина, если ее загоняют в угол, может стать очень опасной.
Пуаро вежливо поклонился. Карелли насмешливо отвесил поклон и вышел.
Дверь за Карелли закрылась, а Гастингс, потеряв дар речи, продолжал смотреть ему вслед.
— Послушайте, Пуаро, — наконец проговорил он. — Как вы думаете, что он хотел этим сказать?
Пуаро пожал плечами.
— Ничего особенного, пустые слова.
— Нет, Пуаро, — не согласился Гастингс. — По-моему, он на что-то намекал.
— Позвоните, пожалуйста, Тредвеллу, Гастингс, — вместо ответа попросил маленький детектив.
Гастингс нажал на кнопку.
— Что вы собираетесь делать? — не успокоившись, спросил он.
Пуаро, как всегда, слукавил.
— Увидите сами, дорогой друг. Терпение — высшая добродетель.
Тредвелл вошел с привычным вопросом:
— Вы звонили, сэр?
Пуаро улыбнулся своей сияющей улыбкой.
— А-а, Тредвелл! Не соизволите ли вы передать мой нижайший поклон мисс Кэролайн Эмори и попросить уделить мне несколько минут?
— Разумеется, сэр.
— Благодарю вас.
Едва дождавшись, когда дворецкий закроет за собой дверь, Гастингс воскликнул:
— Но, Пуаро, бедная старушка слегла. Ей плохо, зачем ее-то тревожить?
— Мой дорогой Гастингс знает все на свете! Вы уверены в том, что она слегла?
— А-а… разве нет?
Пуаро дружески потрепал его по плечу.
— Именно это я и хочу выяснить.
— Понимаю, конечно… — в растерянности произнес Гастингс. — Но вы разве забыли? Ричард Эмори сказал, что она слегла.
Детектив спокойно посмотрел другу в лицо.
— Гастингс, — проговорил он, — в доме произошло убийство. И как же ведут себя близкие убитого? Лгут! Лгут и лгут. Почему вдруг мадам Эмори ни с того ни с сего решила от меня избавиться? Почему и месье Эмори тоже решил от меня избавиться? Почему он не захотел, чтобы я встретился с мадемуазель Эмори? Что она может сказать такого, чего я, на его взгляд, не должен узнать? Послушайте, Гастингс, здесь что-то происходит. Не только банальное, подлое убийство. Здесь происходит еще одна драма.
Он говорил бы дальше, но тут появилась мисс Эмори.
— Месье Пуаро, — начала она, прикрывая за собой дверь, — Тредвелл сказал, вы хотели меня видеть.
— Да, мадемуазель, — с поклоном ответил Пуаро. — Я хотел бы задать вам всего несколько вопросов. Не будете ли вы любезны сесть? — Он помог ей опуститься в кресло. Кэролайн с тревогой посмотрела на сыщика. — Безусловно, я понимаю, что вы выбиты из колеи, и вам нехорошо.
Устроившись за столом напротив мисс Эмори, Пуаро изобразил на лице искреннее сочувствие.
— Не буду скрывать, для меня это был удар, — вздохнула Кэролайн. — Ужасный удар. Но я всегда говорила, что нельзя терять голову ни при каких обстоятельствах. За слугами, знаете ли, нужен глаз. Вы же знаете, что такое слуги, месье Пуаро, — затараторила она. — Похороны для них развлечение. По-моему, они вообще все больше любят похороны, чем свадьбы. А наш дорогой доктор Грэм… Он такой умный, так умеет помочь. Очень хороший врач и без ума от Барбары. На мой взгляд, Ричард напрасно относится к нему без должного внимания, но… О чем это я? Ах да, о докторе Грэме. Он молод. Но год назад у меня случился неврит, и он с ним быстро справился. Я нечасто болею. Нынешняя молодежь куда болезненней нас. Люсия вчера едва не упала в обморок за обедом, ей пришлось даже выйти из-за стола. Нервы у бедняжки неважные. Но что ожидать от женщины, если у нее в жилах итальянская кровь. Хотя, насколько я помню, когда украли бриллиантовое колье, она отнеслась к этому довольно спокойно…
Мисс Эмори замолчала, переводя дух, и Пуаро, который тем временем достал портсигар и собрался закурить, не преминул воспользоваться паузой:
— У мадам Эмори украли бриллиантовое колье? Когда же это произошло, мадемуазель?
На минуту Кэролайн задумалась.
— Дайте вспомнить. Кажется… Да, конечно! Два месяца назад, как раз примерно в то время, когда Ричард и Клод поссорились.
Пуаро взглянул на свою сигарету.
— Вы позволите мне закурить, мадемуазель? — спросил он и, получив в ответ очаровательную улыбку, полез в карман за спичками. Прикурив сигарету, он вопросительно взглянул на мисс Эмори, но пожилая леди молчала, и Пуаро подсказал: — Кажется, вы заговорили о ссоре.
— Пустяки, — отмахнулась Кэролайн. — Просто Ричард наделал долгов. Но кто, скажите, в молодости не делал долгов? Впрочем, нет, Клод не делал. Клод всегда был очень положительный, даже студентом. Потом, разумеется, он стал тратить очень много, но все на эксперименты. Я ему, знаете ли, даже говорила, что он слишком мало дает Ричарду. Ну и, да, примерно два месяца назад они страшно из-за этого поссорились, к тому же пропало колье, а Люсия еще и отказалась вызывать полицию, и все это было очень некстати. Все было так глупо! А все нервы, нервы!
— Вам действительно не мешает дым, мадемуазель? — спросил Пуаро, показывая на сигарету.
— Ах нет, нисколько, — сказала Кэролайн и с нажимом добавила: — На мой взгляд, джентльмену положено курить.
Сигарета погасла, и Пуаро снова потянулся за спичками, которые лежали на столе.
— А не кажется ли вам, что это несколько необычно? — спросил он как бы между прочим. — Молодые красивые женщины редко спокойно относятся к пропаже украшений.
Он снова прикурил и убрал две обгоревшие спички в коробок, а коробок в карман.
— Да, конечно. Я тогда именно так и подумала, — согласилась мисс Эмори. — Очень необычно. Но Люсия мало интересуется украшениями… Ах, боже мой, что же я все время болтаю о том, что вам-то совершенно не интересно, месье Пуаро!
— Не скажите, мадемуазель, — успокоил ее маленький сыщик. — Вы рассказываете чрезвычайно интересные вещи. Но ответьте мне вот на какой вопрос: вчера вечером, когда мадам Эмори стало плохо, она поднялась к себе наверх?
— Нет, — ответила Кэролайн. — Она пришла прямо сюда, в эту комнату. Я усадила ее на диван, потом пришел Ричард, и я вернулась в столовую. Эти, знаете ли, молодые люди, месье Пуаро! Конечно, теперь мужчины не так романтичны, как в мое время. О боже, помню, я была знакома с одним молодым человеком по имени Алоизиус Джоунз. Мы с ним часто играли в крокет. Бедный глупенький… бедный! Ах, я опять отвлеклась от темы. Я говорила про Ричарда и Люсию. Очень милая пара, вам не кажется, месье Пуаро? Они познакомились в Италии — на озерах, на прекрасных озерах Италии — в ноябре прошлого года. Они полюбили друг друга с первого взгляда. И через неделю поженились. Она сирота и жила одна-одинешенька. Печально, хотя иногда мне кажется, что для нас это просто счастье. Если бы у нас вдруг оказалась куча родственников-итальянцев, это было бы несколько утомительно, не так ли? В конце концов, вы же знаете, что такое иностранцы! Они… О! — Мисс Эмори смутилась и замолчала. — Прошу прощения, месье Пуаро, прошу прощения!
— Ничего, ничего, — проворчал Пуаро, искоса взглянув на Гастингса.
— Какая бестактность с моей стороны, — суетливо добавила мисс Эмори. — Я не хотела… Разумеется, вы совсем другое дело. Во время войны про ваших соотечественников говорили «Les braves Belges» [337].
— Пожалуйста, не корите себя, мадемуазель, — поспешил утешить ее Пуаро.
Он помолчал, словно упоминание о войне подсказало ему нечто важное.
— Насколько я понимаю, — сказал он наконец, — да, вот именно… Насколько я понимаю, ящик с лекарствами стоит у вас здесь с войны. И вчера вы его в первый раз открыли, не так ли?
— Да, так. Конечно.
— А как именно это произошло?
Мисс Эмори помолчала.
— Как это произошло? Ах, ну да, конечно. Вспомнила! Я сказала, что мне нужна нюхательная соль, а Барбара сняла ящик, а потом вошли джентльмены, и доктор Карелли испугал меня своими рассказами до полусмерти.
Гастингс наконец заинтересовался разговором.
— Вы хотите сказать, что об этих лекарствах рассказал вам доктор Карелли? Значит ли это, что он их рассматривал?
— Конечно, — кивнула мисс Эмори. — Он достал какую-то пробирочку с самым невинным названием… кажется, бромид — я его принимала от морской болезни — и сказал, что ее содержимого достаточно, чтобы отправить на тот свет двенадцать человек!
— Гиоцина гидробромид? — уточнил Пуаро.
— Простите?
— Доктор Карелли сказал это про препарат, который называется гиоцина гидробромид?
— Да, вот именно, — обрадовалась мисс Эмори. — До чего вы умны! Потом ее взяла Люсия и еще повторила за доктором что-то про сон без сновидений. Знаете, не люблю я современную поэзию. Сплошное уныние. Я всегда говорила, с тех пор, как умер лорд Теннисон, ни одно стихотворение…
— О боже, — вырвалось у Пуаро.
— Прошу прощения?
— Ничего, ничего, я просто вспомнил лорда Теннисона. Но, прошу вас, продолжайте. Что же было дальше?
— Дальше?
— Вы рассказывали про вчерашний вечер. Вы были здесь, в этой комнате…
— Ах да. Да! Барбара решила поставить невероятно вульгарную песенку. То есть, я хотела сказать, поставить пластинку. К счастью, я успела ее остановить.
— Разумеется, — пробормотал Пуаро. — А пробирочка, которую брал в руки доктор, была ли она полная?
— Да, — без колебаний ответила Кэролайн. — Я хорошо это запомнила, потому что, когда он прочел нам эту цитату про сон без сновидений, он поднял ее и сказал, что половины было бы достаточно.
Мисс Эмори поднялась и в волнении заходила по комнате. Пуаро пришлось тоже встать.
— Знаете, месье Пуаро, мне все же не нравится этот человек. Этот доктор Карелли. Что-то есть в нем такое… какая-то неискренность… какой-то он скользкий. Я, конечно, никогда бы не призналась в этом Люсии, все говорят, он ее друг, но мне он не нравится. Видите ли, Люсия очень доверчивая. По-моему, этот доктор подружился с ней, только чтобы попасть к нам в дом и выкрасть бумагу Клода.
Пуаро взглянул на нее с улыбкой.
— Значит, вы уверены, что ее украл доктор Карелли?
Мисс Эмори с изумлением воззрилась на Пуаро.
— Дорогой месье Пуаро! Кто же еще мог это сделать? Он здесь единственный посторонний. По вполне понятным причинам мой брат не захотел публично выводить на чистую воду гостя и потому дал ему возможность незаметно вернуть бумагу на место. Думаю, он поступил в высшей степени деликатно. В высшей степени!
— Безусловно, — тактично кивнул Пуаро.
Он дружески положил руку ей на плечо, что мисс Эмори явно пришлось не по душе.
— А теперь, мадемуазель, — сказал он, убирая руку, — мне хотелось бы провести с вашей помощью один небольшой эксперимент. Где вы вчера сидели, когда погас свет?
— Здесь! — Кэролайн показала на диван.
— Тогда не будете ли вы любезны сесть туда еще раз?
Кэролайн подошла к дивану и села.
— А теперь, мадемуазель, попытайтесь напрячь воображение. Прошу вас, закройте глаза.
Мисс Эмори послушно закрыла глаза.
— Благодарю вас. Теперь попытайтесь представить, будто сейчас вчерашний вечер. Гасят свет. Вы ничего не видите, но все слышите. Итак, сосредоточьтесь и устремитесь назад.
Последнюю фразу мисс Эмори восприняла, вероятно, буквально. Она так стремительно откинулась к спинке дивана, что Пуаро вздрогнул.
— Нет, нет, мадемуазель, я имел в виду мысленно. Мысленно устремитесь назад, во вчерашний день. Что вы услышали? Что вы слышали, когда погас свет?
Пуаро говорил так настойчиво и серьезно, что мисс Эмори действительно попыталась сосредоточиться. Она крепко зажмурилась, помолчала и неуверенно произнесла:
— Вздохи. Короткие вздохи. Потом… упал стул, потом что-то звякнуло, что-то, видимо, металлическое…
— Вот такой звук? — спросил Пуаро. Он достал из кармана ключ и бросил на пол.
Ключ упал беззвучно. Мисс Эмори подождала и сказала:
— Ничего не слышу.
— Тогда, может быть, такой?
Пуаро поднял ключ и швырнул его на кофейный столик.
— Да, точь-в-точь такой же звук! Как вчера. Даже странно!
— Прошу вас, мадемуазель, продолжайте!
— Потом голос Люсии, она просила Клода прекратить это. Потом раздался стук в дверь.
— И все? Вы уверены, что это все?
— Да, думаю, да… Хотя погодите! В самом начале был еще один странный звук, словно рвался шелк. Наверное, кто-то зацепился в темноте за что-то платьем, и ткань треснула.
— И как вы думаете, кто же?
— Скорее всего, Люсия. Барбара сидела рядом со мной, так что она вряд ли.
— Любопытно, — сказал Пуаро.
— Теперь действительно все, — заявила мисс Эмори. — Можно мне открыть глаза?
— О да, конечно, мадемуазель… А кто налил сэру Клоду кофе? Вы?
— Нет, кофе налила Люсия.
— Вы не помните, в какой момент это произошло?
— Кажется, сразу после того, как доктор закончил рассказывать о лекарствах.
— Миссис Эмори сама отнесла кофе в кабинет?
Кэролайн задумалась.
— Нет, — наконец решила она.
— Нет? Тогда кто же?
— Не знаю. Не помню… Дайте подумать. Ах да, конечно! Люсия налила кофе для Клода и поставила чашку рядом со своей. Точно! Мистер Рейнор взял ее чашку и понес, а Люсия вернула его уже от двери и сказала, что чашка не та, что было очень глупо, потому что кофе в них был одинаковый, черный, без сахара.
— Значит, это месье Рейнор отнес кофе в кабинет?
— Да… По крайней мере… О нет, кофе отнес Ричард. Он взял чашку у мистера Рейнора, потому что Барбаре захотелось потанцевать.
— Вот как! Значит, кофе в кабинет отнес месье Эмори.
— Да, именно так, — подтвердила Кэролайн.
— Ага! — воскликнул Пуаро. — А скажите мне, что до этого момента делал месье Эмори? Тоже танцевал?
— Нет! Он упаковывал лекарства. Аккуратно складывал обратно в ящик.
— Понятно, понятно. Значит, сэр Клод выпил свой кофе в кабинете?
— Может быть, пригубил. Из кабинета он вышел с чашкой в руках. — Кэролайн задумалась, вспоминая. — Он еще пожаловался на вкус. Сказал, что кофе горький. Но уверяю вас, месье Пуаро, это был прекрасный кофе. Смесь нескольких хороших сортов. Я всегда заказываю ее в Лондоне, в Военно-морском универмаге. У них, знаете ли, есть хороший отдел на улице Виктории. Недалеко от вокзала. Очень удобно. И я…
Она замолчала, потому что в дверь заглянул Эдвард Рейнор.
— Я помешал? — поинтересовался он. — Прошу прощения. Я хотел поговорить с месье Пуаро, но могу зайти и попозже.
— Нет, не уходите. Мы с мисс Эмори уже закончили. Боюсь, я вас утомил.
Мисс Эмори поднялась.
— Очень жаль, я не смогла сказать ничего полезного, — извиняющимся тоном произнесла она и направилась к двери.
Поднялся и Пуаро.
— Вы сказали очень много, мадемуазель. Вы даже не представляете себе, до чего много.
И он распахнул перед ней дверь.
Выпроводив мисс Эмори, Пуаро повернулся к секретарю.
— Итак, месье Рейнор. Послушаем, с чем вы пришли.
Он жестом пригласил секретаря сесть.
Рейнор сел на стул и честно сказал:
— Мистер Эмори сообщил мне последние новости. О причине смерти сэра Клода. Просто невероятно, месье.
— Для вас это неожиданность?
— Разумеется. Мне и в голову не пришло бы ждать чего-то подобного.
Пуаро подошел и протянул ключ.
— Вы когда-нибудь уже видели этот ключ, месье Рейнор?
Секретарь взял ключ, повертел в руках, а Пуаро тем временем внимательно следил за его лицом.
— Очень похоже на ключ от сейфа в кабинете, — с недоумением заключил Рейнор. — Но, насколько я понял со слов мистера Эмори, ключ от сейфа был в той же связке, что остальные ключи.
Он вернул ключ обратно.
— Вы правы, ключ от сейфа, который принадлежал сэру Клоду, лежал у него в кармане. Вы видите дубликат, — сказал Пуаро и добавил медленно и выразительно: — Вчера этот дубликат оказался под стулом, на котором сидели вы.
Рейнор спокойно встретил его взгляд.
— Если вы полагаете, будто его уронил я, вы ошибаетесь.
Пуаро молча разглядывал его лицо. Потом, словно придя к какому-то выводу, удовлетворенно кивнул.
— Я вам верю, — сказал он.
Пуаро быстро заходил по комнате, потирая руки.
— Давайте же перейдем к делу. Вы, месье Рейнор, были личным секретарем сэра Клода, не так ли?
— Совершенно верно.
— В таком случае вам наверняка многое известно о его работе?
— Конечно. У меня неплохое образование, и я не раз принимал участие в его экспериментах.
— Тогда, может быть, вам известен какой-либо факт, который мог бы пролить свет на это дело?
Рейнор вынул из кармана конверт.
— Разве что это. — Он поднялся и протянул конверт Пуаро. — Кроме всего прочего, в мои обязанности секретаря входило просматривать почту. Это письмо пришло два дня назад.
Пуаро прочел вслух:
— «Вы пригрели змею на груди». На груди? — удивился он и повернулся к Гастингсу. — «Опасайтесь Сельмы Готц и ее семейки. Ваша тайна раскрыта. Будьте настороже». Подписано: «Внимательный». Гм, романтично и красочно. Вам должно нравиться, Гастингс, вы любите такой стиль, — и Пуаро протянул листок другу.
— Хотел бы я знать, — сказал Эдвард Рейнор, — кто такая эта Сельма Готц.
Пуаро откинулся на спинку кресла и сложил горсткой кончики пальцев.
— Могу удовлетворить ваше любопытство, месье. Сельма Готц была одна из самых известных и ловких шпионок в мире. Кроме того, она была редкая красавица. За свою жизнь она успела поработать на Италию, Францию, Германию и даже, кажется, на Россию. Она была удивительная женщина.
В изумлении Рейнор отступил назад и резко спросил:
— Вы сказали «была»?
— Да, была, — подтвердил Пуаро. — Она умерла в ноябре прошлого года в Генуе.
Гастингс прочел письмо и, недоуменно покачав головой, отдал Пуаро.
— Тогда это письмо фальшивка! — воскликнул секретарь.
— Любопытно, — пробормотал Пуаро, еще раз заглянув в листок. — «Опасайтесь Сельмы Готц и ее семейки». Дело в том, что у Сельмы Готц осталась дочь. Тоже красавица, месье. После смерти матери она исчезла.
Он свернул письмо и положил в карман.
— Но не может же это быть… — начал было Рейнор и умолк.
— Кто? Что же вы замолчали, месье?
Рейнор повернулся к маленькому детективу.
— Я подумал про горничную миссис Эмори. Они приехали вместе. Очень симпатичная девушка. Виттория Муцио. Может быть, это она дочь Сельмы Готц?
— Хорошая мысль, — похвалил Пуаро.
— Если хотите, я пришлю ее к вам, — предложил Рейнор и повернулся, чтобы уйти.
Пуаро поднялся.
— Нет, нет, погодите. Не нужно пока ее тревожить. Сначала мне хотелось бы поговорить с мадам Эмори. Возможно, она что-то знает об этой девушке.
— Наверное, вы правы, — согласился секретарь. — Я немедленно иду к ней.
Секретарь удалился с видом человека, который решил все вопросы.
Гастингс взволнованно воскликнул:
— Так вот в чем дело, Пуаро! Карелли и эта итальянка работали вместе. Наверное, они работали на итальянскую разведку. Согласны?
Пуаро даже не обратил внимания на этот возглас. Он глубоко ушел в свои мысли.
— Пуаро? Что скажете? Я сказал, наверняка этот Карелли работал на пару с горничной.
— Что же еще вы могли сказать, друг мой?
Гастингс оскорбился.
— Вот как! Хорошо, а что думаете вы? — обиженно спросил он.
— Для начала мне нужно узнать ответы на некоторые вопросы, дорогой Гастингс. Почему два месяца назад у мадам Эмори пропало ожерелье? Почему она не захотела обратиться в полицию? Почему?..
Он замолчал, потому что в библиотеку вошла Люсия Эмори. В руках у нее была сумка.
— Мне сказали, месье Пуаро, что вы хотите меня видеть. Я не ошиблась?
— Нет, мадам. Мне хотелось бы задать вам несколько несложных вопросов. Не хотите ли вы присесть? — Он показал на стул.
Люсия подошла к столу, а Пуаро повернулся к Гастингсу.
— Друг мой, здесь замечательный сад. Взгляните, — и он повлек капитана к французскому окну. Гастингс явно не желал никуда уходить, но, несмотря на любезный тон, маленький детектив был тверд. — Прогуляйтесь, мой друг. Полюбуйтесь красотами природы. Никогда не теряйте возможности полюбоваться природой. — И с этими словами он вытолкнул Гастингса в окно.
Гастингс неохотно перешагнул через подоконник. Однако день был хороший и солнечный, капитан быстро перестал обижаться и решил с пользой провести время, то есть подышать свежим воздухом. Спустившись вниз по газону, он направился к зеленой изгороди, за которой открывались деревья.
Он шел вдоль кустов и вдруг услышал чей-то разговор. Гастингс узнал голоса Барбары Эмори и доктора Грэма, которые сидели на скамье рядом с ним по другую сторону изгороди. В надежде узнать что-нибудь полезное для Пуаро, что имело бы отношение к исчезновению бумаги или смерти сэра Клода, Гастингс решился подслушать.
— …совершенно понятно. Он считает, что деревенский врач не самая лучшая партия для его красавицы кузины. Это и есть основная причина, по которой нам обоим не слишком хочется встречаться, — произнес доктор Грэм.
— Ах, знаю, Ричард иногда такой упрямый и ведет себя, будто ему не тридцать, а шестьдесят, — отозвалась Барбара. — Но не нужно обижаться, Кенни. Я вообще стараюсь не обращать на него внимания.
— Хорошо, я попытаюсь, — сказал доктор Грэм. — Но послушай, Барбара, я хотел встретиться здесь так, чтобы никто нас не видел и не слышал, по другой причине. Во-первых, мне нужно тебе сказать, что твоего дядю вчера отравили. Сомнений тут быть не может.
— Неужели? — довольно вяло поинтересовалась Барбара.
— Тебя это не удивляет?
— Предположим, удивляет. В конце концов, людей травят не каждый день и не в каждом доме, не так ли? Но, если честно, я ничуточки не огорчилась. Наоборот, я почти обрадовалась.
— Барбара!
— Знаешь, только не притворяйся, будто ты не ожидал этого от меня услышать, Кенни. Мы с тобой о нем разговаривали не раз, правда? Ему ни до кого не было дела. Его интересовали только его дурацкие опыты. Как он обращался с Ричардом! Как холодно встретил Люсию! А ведь она такая милая и такая прекрасная пара для Ричарда.
— Барбара, дорогая, мне необходимо задать тебе один вопрос. Обещаю, все, что бы ты ни сказала, не пойдет дальше меня. И, если понадобится, я сумею тебя защитить. Только скажи мне, известно ли тебе что-нибудь такое — неважно что, — что имеет отношение к смерти твоего дяди? Нет ли у тебя причин подозревать, например, будто Ричард запутался в долгах и потому решился на убийство?
— Не желаю продолжать этот разговор, Кенни. Я-то думала, тебе хочется понежничать со мной, мне и в голову не пришло, что ты вдруг станешь обвинять моего кузена в убийстве!..
— Дорогая, я его и не обвиняю. Но согласись, что-то здесь не так. Ричард не хотел звать полицию! Мысль о том, что убийцу могут найти, его чуть ли не испугала. Расследования, разумеется, не избежать, он это понимает и злится на меня, ведь я все-таки известил полицию. Но в конце концов, я только исполнил свой долг. С какой стати я должен был написать, будто причина смерти сердечный приступ? Господи боже, да сэр Клод был совершенно здоров, он же был у меня на осмотре всего недели две назад.
— Кенни, я больше ничего не хочу слушать. Я иду в дом. Возвращайся через сад, хорошо? Поговорим в другой раз.
— Барбара, я только хотел…
Но Барбара уже шла к дому, и доктору Грэму оставалось лишь испустить глубокий тоскливый вздох, похожий на стон. Гастингс, не желая, чтобы его заметили, припустил за кустами обратно.
А в это время в библиотеке маленький детектив, выпроводив Гастингса, плотно прикрыл окно и повернулся к Люсии Эмори.
Люсия с тревогой посмотрела на Пуаро.
— Насколько я поняла, месье Пуаро, вы хотели расспросить меня о горничной? Она очень славная девушка. Я уверена, за ней нет ничего плохого.
— Мадам, — сказал Пуаро, — я хотел поговорить с вами вовсе не о горничной, а о вас.
Люсия встревожилась еще больше.
— Но мистер Рейнор сказал…
— Должен признаться, я намеренно ввел мистера Рейнора в заблуждение, и у меня есть на то причины, — перебил Пуаро.
— Что же это за причины? — настороженно спросила она.
— Мадам, — начал разговор Пуаро, — вчера вы сделали мне огромный комплимент. Вы сказали, что доверились мне, едва только увидели.
— И что же?
— И я прошу вас довериться мне и сейчас.
— Что вы имеете в виду?
Пуаро взглянул на собеседницу с самым серьезным видом.
— Мадам, у вас есть все, что только может пожелать женщина, — у вас есть молодость, красота, семья, любовь. У вас нет только исповедника. Позвольте же старому Пуаро предложить на эту роль себя.
Люсия хотела было что-то ответить, но Пуаро не дал ей сказать.
— Хорошенько подумайте, прежде чем отказываться, мадам. Я остался здесь ради вас. Остался, чтобы защитить ваши интересы. Чем я сейчас и занимаюсь.
— Самое лучшее, что вы могли бы сделать в моих интересах, это уехать, месье! — с неожиданной горячностью воскликнула Люсия.
— Знает ли уже мадам о том, что скоро здесь будет полиция? — невозмутимо спросил Пуаро.
— Полиция?
— Да.
— Но зачем? Почему полиция?
— Потому что врачи установили причину смерти сэра Клода. Сэр Клод был вчера отравлен.
Люсия скорее испугалась, чем удивилась.
— О нет! Нет! Только не это!
— Да, мадам, именно это. Так что, как видите, у вас почти не осталось времени на раздумья. Сейчас я защищаю ваши интересы. Но вскоре, возможно, я буду защищать только интересы правосудия.
Люсия посмотрела на Пуаро так, словно решала, насколько можно поверить этому странному маленькому человечку. Наконец она собралась с духом.
— Что же, по-вашему, я должна сделать? — спросила она дрогнувшим голосом.
Пуаро сел и внимательно посмотрел ей в глаза.
— Вопрос в том, что вы захотите сделать, — пробормотал он себе под нос, а вслух мягко сказал: — Вам всего лишь нужно рассказать мне правду, мадам.
— Я… Но я… — не сразу откликнулась молодая женщина, невольно протянув к Пуаро руки, словно ища защиты. Потом губы ее твердо сжались. — Месье Пуаро, я не понимаю, что вы имеете в виду.
Взгляд Пуаро стал пронзительным.
— Вот как! Вы предпочитаете беседовать в таком тоне? Тогда приношу свои извинения.
Сделав над собой усилие, Люсия взяла себя в руки, хотя больше всего на свете ей захотелось вскочить и убежать.
— Скажите, что именно вас интересует, и я отвечу на любой вопрос, — холодно сказала она.
— Прекрасно! — воскликнул маленький детектив. — Вы решили посостязаться в уме с Эркюлем Пуаро? Хорошо же. Но запомните, мадам, — он хлопнул ладонью по столу, — правда все равно выйдет наружу. И, возможно, при куда менее приятных для вас обстоятельствах.
— Мне скрывать нечего, — с вызовом сказала Люсия.
Пуаро достал из кармана письмо, которое принес Эдвард Рейнор, и протянул Люсии.
— Несколько дней тому назад сэр Клод получил это письмо, — сказал он.
Люсия пробежала его глазами.
— Ну и что же? — почти спокойно спросила она, возвращая письмо обратно.
— Вам когда-нибудь приходилось слышать имя Сельмы Готц?
— Никогда в жизни! Кто это?
— Это женщина, которая умерла в ноябре прошлого года в Генуе.
— Вот как?
— Возможно, вы там с нею встречались, — как бы невзначай бросил Пуаро, убирая письмо в карман. — Я даже уверен в том, что вы встречались.
— Никогда в жизни не была в Генуе.
— А если бы кто-то сказал, что видел вас там?
— Тогда… тогда я сказала бы, что этот человек ошибся.
— Но, насколько мне известно, вы познакомились с мужем именно в Генуе, — не отступал Пуаро.
— Это Ричард вам сказал? Какая нелепость! Мы познакомились в Милане.
— Женщина, с которой вы были в Генуе…
Люсия сердито перебила:
— Месье Пуаро, я не была в Генуе!
— Ах, пардон! Да, вы так и сказали. Но согласитесь, мадам, это очень странно.
— Что же здесь странного?
Прикрыв глаза, Пуаро откинулся в кресле.
— Расскажу вам одну небольшую историю, — промурлыкал он в ответ и достал из кармана записную книжку. — У меня есть один знакомый, который занимается тем, что делает фотопортреты для некоторых лондонских журналов. Портреты — как бы это сказать? — разных титулованных особ, например, на пляже в Лидо. Он, как вы уже поняли, фотограф. — Пуаро полистал записную книжку. — В прошлом году в ноябре этот мой знакомый оказался в Генуе, где узнал одну даму с репутацией в высшей степени скандальной. В тот раз она называла себя баронесса де Гирс и везде появлялась с очень известным французским дипломатом. О них ходили разные слухи, но дама этим мало смущалась, ее интересовал только дипломат. Это умный, но увлекающийся и неосмотрительный человек. — Пуаро умолк и как бы между прочим спросил: — Я еще вас не утомил, мадам?
— Нисколько, но я не понимаю, к чему вы клоните?
Пуаро снова заглянул в книжку.
— Обещаю, сейчас мы подойдем к сути дела. Вернувшись из Генуи, мой знакомый показал мне один снимок. Фотографию баронессы де Гирс. Я совершенно согласен: баронесса была une tres belle femme [338], и понять увлечение дипломата очень легко.
— Это все?
— Нет, мадам. Видите ли, дело в том, что на фотографии баронесса была не одна. Мой знакомый снял ее в тот момент, когда она прогуливалась по набережной вместе с дочерью, а дочь ее оказалась так хороша, мадам, что, увидев это лицо, вряд ли его кто-то забудет. — Пуаро поклонился самым галантным образом. — Конечно же, я узнал вас, едва переступил порог.
Люсия затаила дыхание.
— О! — выдохнула она, но сумела с собой справиться и рассмеялась. — Дорогой месье Пуаро, здесь просто досадная ошибка. Я прекрасно помню баронессу и ее дочь. Теперь я поняла, в чем дело. Дочь как раз малоинтересная особа, а мать была женщина блистательная. Я почти влюбилась в нее, и несколько раз мы действительно гуляли вместе. Ей, похоже, льстила моя восторженность. Вот вам и объяснение. Ваш знакомый ошибся, приняв меня за ее дочь.
Люсия почти в изнеможении откинулась на спинку стула. Пуаро медленно кивнул головой, будто бы соглашаясь, и она вздохнула с облегчением.
Вдруг, резко вскинувшись, Пуаро сказал:
— Но мне показалось, вы сказали, что никогда не были в Генуе.
От неожиданности Люсия задохнулась, на лице ее был ужас, она молча следила за тем, как он убирает записную книжку во внутренний карман пиджака.
— Но ведь фотографии у вас нет, — наконец полувопросительно проговорила она.
— Нет, — признался Пуаро. — Фотографии у меня нет. Мне было известно лишь, под каким именем Сельма Готц жила в Генуе. Остальное — и знакомый, и фотография — всего-навсего моя невинная выдумка.
Люсия вскочила, и в глазах ее полыхнул гнев.
— Вы подстроили мне ловушку! — крикнула она.
Пуаро только пожал плечами.
— Да, мадам, — согласился он. — Но боюсь, вы сами не оставили мне иного выбора.
Люсия заходила по комнате.
— Какое это имеет отношение к смерти сэра Клода? — негромко произнесла она, словно обращаясь к себе самой.
Пуаро сделал вид, будто не расслышал, и равнодушно стряхнул с пиджака пылинку. Вместо ответа он спросил сам:
— А правда ли, мадам, что недавно у вас пропало дорогое бриллиантовое ожерелье?
Люсия замерла.
— Я спрашиваю, — процедила она, стиснув зубы, — какое это имеет отношение к смерти сэра Клода?
Пуаро охотно объяснил:
— Украденное ожерелье, украденная формула. И то, и другое, мадам, дорого стоит.
Люсия задохнулась от негодования.
— К чему вы клоните?
— Я клоню, мадам, к тому, что хотел бы услышать от вас правду. Сколько от вас потребовал доктор Карелли… в прошлый раз?
Люсия отвернулась.
— Я… Я больше не желаю отвечать на ваши вопросы, — сказала она почти шепотом.
— Вы боитесь?
Пуаро поднялся и подошел к ней, но Люсия вновь отвернулась, отрицательно качнув головой.
— Нет, — сказала она. — Я ничего не боюсь. Я просто не понимаю, о чем вы. С какой стати я должна была что-то платить доктору Карелли?
— Чтобы купить его молчание, — отвечал Пуаро. — Эмори семья известная, и вряд ли вы им признались в том, кто ваша мать.
Люсия молча смотрела на Пуаро. Потом села и в отчаянии закрыла лицо руками
— Ричард знает? — наконец еле слышно выдохнула она.
— Пока нет, мадам, — медленно отозвался Пуаро.
— Не говорите! Пожалуйста, не говорите ему, месье Пуаро! — взмолилась молодая женщина. — Он так гордится своей семьей, так гордится семейной честью! Я не должна была выходить за него замуж! Но я была так несчастна. Я ненавидела свою жизнь, которую вынуждена была вести из-за матери. Все было унизительно! Но что я могла поделать? А когда она умерла, я наконец оказалась свободна. Свободна от лжи, от всех этих интриг. Я встретилась с Ричардом. Никогда со мной такого не случалось. Ричард вошел в мою жизнь, я полюбила его, и он захотел на мне жениться. Как я могла сказать ему, чья я дочь? Почему я должна была это говорить?
— А потом, — тихо подхватил Пуаро, — вы случайно где-то столкнулись с Карелли и он принялся вас шантажировать?
— Да, но у меня нет своих сбережений. Я продала ожерелье, чтобы дать ему денег. Я думала, на этом закончится. Но вчера он снова приехал. Он все знал про исследования и знал, что сэр Клод их закончил.
— И он велел вам выкрасть расчеты?
Люсия кивнула:
— Да.
— Вы сделали это? — Пуаро подошел ближе.
— Вы не поверите… теперь вы мне не поверите, — сокрушенно покачала головой Люсия.
Пуаро посмотрел на нее с жалостью.
— Не волнуйтесь, дитя мое. Я вам верю. Не бойтесь старого Пуаро, договорились? Наберитесь мужества и расскажите все до конца. Это вы взяли бумагу?
— Нет. Не я. Не я! — горячо воскликнула она. — Но я хотела. Я сняла отпечаток с ключа от сейфа, и Карелли сделал дубликат.
Пуаро достал из кармана ключ.
— Этот?
— Да, все оказалось очень просто. Карелли принес дубликат. Я вошла в кабинет, но никак не могла решиться открыть сейф. Тут появился сэр Клод. Вот и все, это правда, клянусь!
— Я вам верю, мадам, — сказал Пуаро.
Он сунул ключ обратно в карман, сел в кресло, сложил кончики пальцев и на минуту задумался.
— Но все же вы не отказались от предложения сэра Клода выключить свет.
— Я не могла допустить, чтобы меня обыскали, — пояснила Люсия. — В сумочке лежали ключ и записка от Карелли.
— Что же вы с ними сделали?
— Когда погас свет, я забросила ключ как можно дальше. В ту сторону, — и она показала в сторону стула, на котором в тот вечер сидел Эдвард Рейнор.
— А с запиской?
— С запиской я не знала, что делать, а потом сунула в книгу. — Люсия поднялась, подошла к столу, взяла в руки книгу и пролистала страницы. — Да, вот она. Хотите прочесть?
Она протянула ему небольшой листок бумаги.
— Нет, мадам, она ваша.
Люсия разорвала послание Карелли на мелкие клочья и ссыпала в сумку. Глядя на нее, Пуаро вдруг спросил:
— Еще один вопрос, мадам. Вы случайно вчера в темноте ни за что не зацепились платьем?
— Платьем? Нет, — удивилась Люсия.
— Но может быть, вы услышали похожий звук?
Люсия задумалась.
— Знаете, теперь, когда вы сказали, — проговорила она после некоторого молчания, — мне кажется, да. Но это была не я. Или мисс Эмори, или Барбара.
— Что ж, оставим это, — не стал настаивать Пуаро. — А теперь я хотел бы выяснить вот что. Кто налил кофе сэру Клоду?
— Я.
— И это вы поставили его чашку на стол рядом со своей?
— Да.
Пуаро поднялся и, опершись руками о стол, наклонился к Люсии. Потом спросил в упор:
— В которую из них вы насыпали гиоцин?
Люсия вскинула голову.
— Как вы узнали? — растерянно спросила она.
— Узнавать подобные вещи моя работа, мадам. Так в какую же?
— В свою, — еле слышно произнесла она.
— Зачем?
— Затем… Затем, что я хотела умереть. Ричард заподозрил, будто у меня связь… связь с доктором Карелли. Он даже не представляет себе, насколько он близок к истине. Я ненавижу Карелли. Я не сумела раздобыть ему бумаги и думала, теперь он все расскажет. У меня оставался только один выход… я хотела умереть. Погрузиться в сон без сновидений и никогда не проснуться… так он и сказал.
— Кто сказал?
— Карелли.
— Н-да-а, я начинаю понимать… — медленно проговорил Пуаро.
Он показал рукой на чашку, которая стояла на столе.
— В таком случае вот эта чашка ваша, не так ли? Вы из нее не пили?
— Нет.
— Почему же вы передумали?
— Ричард пообещал увезти меня… далеко, за границу, сказал, что достанет денег. Он вернул меня к жизни, дал мне надежду…
— Понятно. Послушайте меня внимательно, мадам, — строго произнес Пуаро. — Сегодня утром доктор Грэм взял чашку, которая вчера стояла перед сэром Клодом, и отвез ее на анализ.
— Да, и?
— В ней ничего не обнаружено, кроме кофе… — Пуаро умолк, не договорив.
Люсия отвела взгляд.
— Да-а… естественно.
— Так это ваша чашка? — еще раз настойчиво повторил Пуаро.
Люсия молча смотрела прямо перед собой. Потом, мельком взглянув на маленького детектива, воскликнула:
— Почему вы так смотрите на меня? Вы хотите меня испугать?
— Повторяю, — произнес Пуаро — утром чашку, которая стояла вчера перед сэром Клодом, увезли на анализ. Предположим, это действительно была та самая. — Он поднялся, отошел и достал из цветочного горшка спрятанную там чашку. — Но тогда это чья? Что, если бы они забрали эту?
Люсия встала, закрыв руками лицо.
— Вы все знаете! — воскликнула она.
Пуаро подошел.
— Мадам, — сказал он, и голос у него стал еще строже. — Если бы они ее увезли, они и тогда не нашли бы ничего, кроме кофе. Но я вчера вечером отлил несколько капель из той чашки, которая действительно стояла перед сэром Клодом. И там-то и был обнаружен гиоцин. Что скажете?
Люсия покачнулась, но все же взяла себя в руки. Ответила она не сразу.
— Вы правы, — наконец произнесла она. — Совершенно правы. Я убила его. — Голос ее зазвенел. — Я убила его! Я подсыпала таблетки ему. — Она подняла чашку, которая стояла на столе. — Здесь ничего нет, это просто кофе!
Она подняла чашку, намереваясь выпить, но метнувшийся к ней Пуаро успел остановить ее руку у самых губ. Они молча смотрели друг на друга, и вдруг Люсия разрыдалась. Пуаро с трудом забрал чашку из ее побелевших пальцев.
— Мадам!
— Зачем вы меня остановили? — прорыдала Люсия.
— Мадам, жизнь так прекрасна, — сказал он. — Зачем спешить с ней расстаться?
— Я… я…
Горько рыдая, Люсия упала на диван.
— Вы сказали правду, — тихо и ласково заговорил Пуаро. — Вы подсыпали яд себе. Тут я вам верю. Но гиоцин оказался не только у вас. Говорите правду. Кто бросил таблетки в кофе сэра Клода?
Люсия в ужасе подняла глаза.
— Нет, нет, вы ошибаетесь. Он этого не делал. Я убила его, я! — крикнула она.
— Кто не делал? Кого вы прикрываете, мадам? Скажите!
— Говорят же вам, он этого не делал!
В дверь постучали.
— Наверное, полиция, — сказал Пуаро. — У нас мало времени. Обещаю, мадам, я спасу вас…
— Но это я убила его, — голос ее сорвался.
— …и спасу его, — будто не слыша продолжил Пуаро. — Спасу вашего мужа!
— Боже мой, — растерянно прошептала Люсия.
В комнату вошел дворецкий.
— Инспектор Джепп из Скотленд-Ярда, — произнес он, обращаясь к Пуаро.
Минут пятнадцать спустя инспектор Скотленд-Ярда Джепп и его помощник, молодой констебль по имени Джонсон, закончили предварительный осмотр библиотеки. Джефф, плотный, румяный грубоватый и добродушный человек средних лет, тихо болтал с Пуаро и Гастингсом, который успел вернуться из своей ссылки на лоно природы.
— Вот, — Джепп повернулся к подошедшему констеблю, — это и есть мистер Пуаро. Сколько я тебе про него рассказывал! Мы с ним не раз хорошо поработали. Встретились мы давно, когда мистер Пуаро еще служил в бельгийской полиции. Тогда мы вели дело о подложных документах в Эберкромби, так, Пуаро? Начали в Эберкромби, закончили в Брюсселе. Славные были денечки! А помните Барона? Ну был жулик! Провел всю полицию всей Европы. Но в Антверпене-то мы его накрыли, и тоже благодаря мистеру Пуаро!
Джепп повернулся к Пуаро.
— Потом мы снова встретились в Лондоне, так, Пуаро? Вы уже вышли в отставку. Но дело о том загадочном происшествии в Стайлзе раскрыли, помните? В последний раз мы виделись года два назад, так? Когда вывели на чистую воду этого итальянца. Неожиданный сюрприз, Пуаро, неожиданный. Но я так обрадовался, когда увидел тут вашу черепушку, чтоб мне провалиться!
— Черепушку? — недоуменно переспросил Пуаро, так и не выучивший лондонские словечки.
— Голову, я хотел сказать, вашу лысую голову, старик, — ухмыльнулся Джепп. — Что ж, поработаем еще разок, а?
— Но, дорогой мой Джепп, не забудьте про маленькие слабости, — улыбнулся в ответ Пуаро.
— Лукавый старый бродяга, вот вы кто! — И Джепп хлопнул Пуаро по плечу. — Послушайте, а эта миссис Эмори, с которой вы тут болтали, когда я вошел, а она ведь прехорошенькая. Жена Ричарда Эмори, так? Спорим, вы отвели с ней душу, старый пес!
Инспектор громко хохотнул и уселся за стол.
— Так или иначе, — продолжал он, развалившись в кресле, — это дельце как раз для вас. Ваш изощренный ум только такие и любит. А я терпеть не могу отравления. Не за что ухватиться. Ходи да выясняй, что он там ел, что пил, кто подал, кто подышал на то, что кто-то подал, и так далее. Впрочем, как раз это доктор Грэм уже выяснил. Яд подсыпали в кофе. И доза была такая, что сэр Клод должен был умереть почти сразу. Это мы еще все прочтем в экспертизе, но дело-то надо раскрыть.
Джепп поднялся.
— Ладно, с этой комнатой мы закончили. Нужно поговорить с мистером Ричардом Эмори, потом с доктором Карелли. Похож он на одного нашего клиента. Всякое может быть, всякое может быть.
Он направился к двери:
— Вы с нами, Пуаро?
— Разумеется, — сказал Пуаро и поднялся.
— Ну и капитан Гастингс, конечно, тоже, — хмыкнул Джепп. — Он у вас будто тень, а, Пуаро?
Пуаро многозначительно взглянул на друга.
— По-моему, Гастингсу больше хочется остаться здесь, — ответил он.
— Да, пожалуй, я лучше останусь, — понял его мысль Гастингс.
— Как хотите, — Джепп явно удивился.
Втроем — Пуаро, Джепп и констебль — они удалились из комнаты. И тут же через французское окно из сада вошла Барбара. Она была в розовой блузке и светлых брюках.
— Ах, вот вы где, дорогой мой. Послушайте, а кто это свалился нам на голову? — спросила она, устраиваясь на диване. — Неужели полицейские?
— Да, — ответил Гастингс, присаживаясь рядом. — Инспектор Скотленд-Ярда Джепп. Пошел поговорить с вашим кузеном, задать ему несколько вопросов.
— Наверное, он и меня захочет о чем-нибудь спросить, как вы думаете?
— Представления не имею. Но вам в любом случае не о чем беспокоиться, — успокоил Гастингс.
— О, я и не думала беспокоиться, — удивилась Барбара. — Наоборот, мне очень даже интересно! Так и тянет немножко поморочить им головы. Просто так, чтобы пощекотать нервы. Обожаю щекотать нервы, а вы?
Гастингс недоуменно вскинул брови.
— Я… Понятия не имею. Впрочем, по-моему, нет.
Барбара насмешливо улыбнулась.
— Знаете, вы для меня загадка. Вы откуда?
— Э-э, несколько лет я прожил в Южной Америке.
— Я так и знала! — воскликнула она. И приложила ладонь козырьком к глазам. — На широких просторах Южной Америки! Так вот почему вы так восхитительно старомодны.
Гастингс обиделся.
— Прошу прощения, — сухо проговорил он.
— Ах, но мне это так нравится, — торопливо добавила Барбара. — Вы здесь дорогой гость, самый дорогой гость.
— Что вы называете старомодным?
— А-а, это когда… — Барбара на секунду задумалась. — Вот скажите, вы верите во всю эту чепуху: во все эти приличия, честность, в ложь во благо, ну и так далее?
— Разумеется, — удивился Гастингс. — А вы разве нет?
— Я? Значит, вы думали, что я, как все, буду говорить, будто смерть бедного дядюшки Клода большое несчастье?
— А разве нет? — Гастингс был шокирован.
— Господи! — воскликнула Барбара. Она вскочила с дивана и присела на краешек кофейного столика. — Да насколько мне известно, в этом доме в жизни не происходило более счастливого события. Вы не представляете себе, что это был за отвратительный скряга. Не представляете себе, как он нами помыкал!
Она замолчала, чтобы немного успокоиться.
— Я… я… я думаю, вы… — смущенно пробормотал Гастингс, но Барбара не дала ему договорить.
— Нет, вам не нравится честность. Хотя вы, кажется, только что сказали, что нравится. Значит, вам больше понравилось бы, если бы я оделась в черное, а не вот в это, и ходила и причитала: «Бедный дядюшка Клод! Он нас так любил!»?
— Разумеется! — воскликнул Гастингс.
— Зачем же притворяться? Могу себе представить, какой вы, если с вами познакомиться поближе. Но я-то хочу сказать только одно: жизнь слишком коротка, чтобы терять время еще и на ложь и притворство. Я знаю, в глубине души все у нас радуются его смерти. Никто меня в этом не разубедит. Даже тетушка Кэролайн. Она, бедняжка, терпела его дольше всех нас.
Неожиданно Барбара успокоилась.
— Знаете, что мне пришло в голову, — уже тише сказала она. — Если подойти к делу с научной точки зрения, то отравить его должна была именно тетушка Кэролайн. Никакой это был не сердечный приступ. Ничего похожего. Так вот, логическая цепочка выстраивается сама собой: тетя Кэролайн столько лет сдерживала все свои обиды, в ней развился тяжелейший комплекс…
— Что ж, теоретически вполне возможно, — осторожно поддакнул Гастингс.
— Но кто же тогда стянул листок? — не обращая внимания, перебила себя Барбара. — Все говорят, итальянец. Но лично я подозреваю Тредвелла.
— Дворецкого? Бог ты мой! Почему?
— Потому что он не входил в кабинет!
На лице Гастингса отразилось откровенное недоумение.
— Я иду от обратного, — пояснила Барбара. — Я выбираю того, на кого меньше всего можно подумать. Он, скорее всего, и есть убийца. В самых хороших книжках именно так и бывает. А на Тредвелла-то уж точно никто не подумает.
— Никто, кроме вас, — с улыбкой уточнил Гастингс.
— Да, кроме меня.
Барбара поднялась и как-то нерешительно улыбнулась.
— Как странно… — вдруг пробормотала она себе под нос.
— Что именно?
Гастингс тоже поднялся.
— Да так, вспомнила кое о чем. Пойдемте-ка лучше в сад. Мне здесь не нравится.
И она шагнула к открытому окну.
— Боюсь, я не смогу составить вам компанию, — сказал Гастингс.
— Почему?
— Я должен остаться здесь.
— Знаете, эта комната явно вызывает в вас какие-то особенные чувства. Помните, вчера? Все сидят потрясенные, только что узнав про кражу, и вот входите вы и говорите: «Какая милая комната, мистер Эмори», и у всех сразу отлегло. Вы оба такие забавные, на вас так было интересно смотреть. Этот удивительный маленький человечек — пять футов четыре дюйма, не больше, но какое чувство собственного достоинства! И вы, такой милый.
— Что ж, на первый взгляд Пуаро действительно может показаться даже смешным, — согласился Гастингс. — А сколько у него всяких маленьких странностей. Например, он совершенно не выносит беспорядка. Если что-то не так стоит, если где-то лежит пылинка, если у кого-то сбился галстук, тогда он невыносимо страдает.
— Как вы не похожи, — засмеялась Барбара.
— У него, знаете ли, даже метод основан на аккуратности, — продолжал Гастингс. — Порядок и метод — два его идола. Он довольно скептически относится к явным уликам, вроде следов под окном или остатков пепла. Сами по себе, сказал бы он вам, эти улики никогда не дадут ключ к решению, истинная работа свершается изнутри. А потом постучал бы себя по лысине и с ужасным самодовольством добавил: «Серые клеточки… знаете ли, маленькие серые клеточки. Никогда не забывайте о них, mon ami!»
— Ах какой он прелесть! — воскликнула Барбара. — Но вы еще больше, с этой вашей «милой комнатой»!
— Но это действительно милая комната, — несколько раздраженно возразил Гастингс.
— Лично мне она такой не кажется, — сказала Барбара.
Она взяла Гастингса за руку и потащила к окну.
— Хватит с вас здесь торчать, хватит. Идемте!
— Вы не понимаете, — заупирался Гастингс, отнимая руку. — Я пообещал Пуаро.
— Вы пообещали месье Пуаро, что не уйдете из этой комнаты? — удивилась Барбара. — Но с какой стати?
— Этого я не могу вам сказать.
— О! — Барбара помолчала, потом обошла Гастингса сзади. — «Мальчик был на пылающем корабле…» — сменила она тон.
— Что вы сказали? — изумился Гастингс.
— «Хотя все уже бодро плыли к земле», — с завываниями продолжала декламировать она. — Ну что, идете вы или нет?
— Я просто вас не понимаю, — сердито отозвался Гастингс.
— Ну зачем вам меня понимать? Нет, вы и в самом деле прелесть! — Барбара взяла его под руку. — Идемте, и я вас соблазню. Вы самый, самый замечательный.
— Не тяните меня за штанину.
— Буду, — не отступила Барбара. — Я от вас без ума. Вы положительный и старомодный.
Она снова потянула его к окну, и на этот раз Гастингс сдался.
— А вы удивительная, — сказал он. — Вы не похожи ни на одну девушку, которых я знал.
— Очень рада слышать. Добрый знак, — сказала Барбара, останавливаясь в оконном проеме и глядя Гастингсу прямо в глаза.
— Добрый знак?
— Да, вы мне дали повод надеяться.
Гастингс покраснел, а Барбара весело рассмеялась и вытолкнула его в сад.
Библиотека оставалась пустой недолго. После ухода Барбары с Гастингсом не прошло и минуты, как дверь распахнулась и вошла мисс Эмори с рабочей сумкой в руках. Она подошла к дивану, положила сумку и, встав на колени, принялась шарить в щели между сиденьем и спинкой. В этот момент на пороге появился доктор Карелли — в шляпе и с небольшим чемоданом. При виде мисс Эмори он остановился и забормотал извинения.
Смутившись, мисс Эмори поднялась.
— Я искала спицу, — зачем-то объяснила она, наконец нащупав ее в щели и взмахнув находкой. — Завалилась.
Тут она заметила чемодан.
— Вы собираетесь нас покинуть, доктор Карелли?
Карелли положил чемодан и шляпу на стул.
— Не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством, — ответил он.
Мисс Эмори явно обрадовалась.
— Что ж, если вы так считаете, — начала было она, но тут же, вспомнив обо всех печальных и сложных обстоятельствах, прибавила: — Впрочем, пожалуй, едва ли это теперь можно сделать, избежав утомительных формальностей…
Мисс Эмори нерешительно замолчала.
— Формальности я уже уладил, — бодро произнес Карелли.
— В таком случае, если вы считаете, что вам пора…
— Пора, пора.
— Тогда я вызову машину, — твердо заявила мисс Эмори и направилась было к кнопке звонка.
— Нет, нет, — не менее твердо остановил ее доктор. — Это я тоже уже уладил.
— Но ведь вам пришлось самому снести чемодан, — ужаснулась мисс. — Что за слуги у нас! У них, видите ли, после смерти Клода руки опустились! — Мисс Эмори села и достала вязанье. — Руки опустились, мысли разбежались. Никто не умеет держаться. Странно, не так ли, доктор?
Карелли явно занервничал.
— Очень странно, — рассеянно отозвался он, поглядывая в сторону телефона.
Мисс Эмори, продолжая болтать, взялась за вязание.
— Надеюсь, вы успеете к поезду на двенадцать пятнадцать. Можете даже особенно не торопиться. Излишняя спешка только мешает. Я всегда говорила, кто суетится…
— Вы правы, — не дослушал Карелли, — времени у меня, думаю, вполне достаточно. Но… нельзя ли воспользоваться телефоном?
Кэролайн вскинула голову.
— О да, конечно, — сказала она и снова склонилась над вязаньем. Ей и в голову не пришло, что Карелли желает поговорить без свидетелей.
— Благодарю вас, — процедил Карелли, направляясь к столу, где принялся листать справочник, будто отыскивая номер. Потом бросил нетерпеливый взгляд в сторону Кэролайн. — Мне показалось, вас позвала племянница, — сказал он.
Но мисс Эмори лишь перенесла на племянницу разговор, а занятия своего не прекратила.
— Ах, Барбара! — воскликнула она. — Такая славная девочка. Ей, знаете ли, приходится вести здесь довольно печальную жизнь. Впрочем, осмелюсь предположить, теперь ее жизнь наверняка изменится. — Кэролайн мечтательно подняла глаза. — Конечно, я делала все, что в моих силах. Но девушкам нужно развлекаться хоть иногда. И никакой «Пчелиный воск» этого не заменит.
На лице доктора Карелли к раздражению добавилось замешательство.
— Пчелиный воск? — переспросил он.
— Да!.. Или «Мед»? Ах, это какие-то витамины. По крайней мере, на банке написано «витамины»: A, B, C и D. Короче говоря, все, кроме одного, который принимают для профилактики бери-бери. Но, по-моему, если живешь в Англии, это уже лишнее. Такого здесь, слава богу, нет. Кажется, бери-бери — болезнь, которой болеют шлифовальщики риса, и это где-то в колониях. Очень интересно. Я и мистера Рейнора заставила их пить каждое утро, я имею в виду «Пчелиный воск» — каждое утро после завтрака. Он такой бледный, бедняжка. Я хотела, чтобы и Люсия пила, но она отказалась. — Мисс Эмори неодобрительно покачала головой. — Подумать только, когда я была молоденькой девушкой, мне строго-настрого запрещали есть карамельки из-за этого «Воска», то есть «Меда». Времена меняются. Да, времена меняются.
Доктор Карелли прикладывал все усилия, чтобы не выйти из себя.
— Да, да, мисс Эмори, — сказал он как можно вежливее.
Он нервно походил по комнате и наконец решился действовать напрямую.
— По-моему, вас зовет племянница.
— Зовет племянница?
— Да. Вы разве не слышите?
Мисс Эмори честно прислушалась.
— Н-нет, нет, — призналась она. — Как странно. — Она свернула вязанье. — У вас, должно быть, очень тонкий слух. Не то чтобы я плохо слышала. Мне, знаете ли, говорили, что…
Она уронила клубок. Карелли нагнулся и поднял.
— Благодарю вас, — сказала она. — У всех Эмори, знаете ли, очень хороший слух. — Она поднялась с дивана. — Мой отец сохранил и слух, и зрение до глубокой старости. В восемьдесят лет он читал без очков.
Она снова уронила клубок, и снова Карелли нагнулся и протянул его ей.
— Ах, большое спасибо. Он был удивительный человек, доктор. Я имею в виду отца. Совершенно удивительный. Спал на перине под балдахином, спальня у него никогда не проветривалась. Ночной воздух, говорил он, вреден для здоровья. К несчастью, потом у него случился приступ подагры, а в то время при нем была одна молоденькая сиделка, так вот она настояла, чтобы открыли форточку, и вот от этого мой бедный отец и умер.
Она в третий раз уронила клубок. На этот раз Карелли вложил ей клубок в руку и решительно повел к двери. Мисс Эмори продолжала болтать и на ходу:
— Не люблю я больничных сиделок, доктор. Обо всех сплетничают, все время пьют чай и только и делают, что раздражают слуг.
— Очень справедливое наблюдение, очень справедливое, — поспешно согласился с ней доктор и распахнул дверь.
— Благодарю вас, — произнесла мисс Эмори, подталкиваемая в спину твердой рукой.
Карелли захлопнул дверь и бросился к телефону.
— Говорят из Маркет-Клив, три-один-четыре. Соедините меня с Лондоном… Сохо, восемь-восемь-пять-три… нет, пять-три, да… Что?.. Перезвоните?.. Хорошо.
Он положил трубку, постоял, нетерпеливо покусывая ногти. Потом прошел в кабинет. В эту минуту в библиотеке появился Рейнор. Оглядевшись, он как бы бесцельно подошел к камину, постоял, потрогал вазу с бумажками. В этот момент, хлопнув дверью, вернулся Карелли, и Рейнор оглянулся.
— Не знал, что вы там, — удивился секретарь.
— Я жду звонка — объяснил Карелли.
— Ах, вот оно что!
Помолчав, Карелли спросил:
— Вы не знаете, когда приехали полицейские?
— По-моему, минут двадцать назад. Вы уже видели их?
— Только издалека.
— Приехал инспектор из Скотленд-Ярда, — сказал Рейнор. — Он, кажется, был где-то здесь неподалеку по другому делу, потому его и попросили заглянуть сюда, помочь местной полиции.
— Повезло, — заключил Карелли.
— Конечно.
В этот момент зазвонил телефон. Рейнор машинально шагнул к аппарату, но Карелли ринулся наперерез.
— Прошу прощения, думаю, это звонят мне. — Он поднял на Рейнора вопросительный взгляд. — Не могли бы вы…
— Разумеется, дорогой доктор, — мгновенно сообразил секретарь. — Конечно, я выйду.
Рейнор вышел, а Карелли схватился за трубку.
— Алло, — ровным голосом произнес он. — Мигель?.. Да?.. Нет, черт побери, нет. Это было невозможно… Ты не понимаешь, старика вчера отравили… Выезжаю немедленно… Здесь Джепп… Джепп, помнишь инспектора из Скотленд-Ярда?.. Нет, меня не видел… Тоже надеюсь… В том же месте, сегодня в девять тридцать… Отлично.
Карелли положил трубку и собрался удалиться. Он уже взялся за чемоданчик, надел шляпу и шагнул к распахнутому окну. Но едва занес ногу над подоконником, как столкнулся с Эркюлем Пуаро.
— Прошу прощения, — сказал итальянец.
— Ничего страшного, — вежливо ответил Пуаро, загораживая собой проход.
— Вы не позволите пройти?
— Нет. Извините, но это невозможно, — невозмутимо проговорил Пуаро. — Совершенно невозможно.
— Я требую.
— Ничего не могу поделать, — дружелюбно улыбнулся Пуаро.
Неожиданно Карелли вдруг рванулся вперед. Маленький детектив резко отступил в сторону, сделал какое-то едва заметное точное движение и, одновременно перехватив чемодан, бросил Карелли прямо в объятия инспектора Джеппа, который уже возник у него за спиной.
— Привет, а это еще кто? — изумился Джепп. — Ба-а, да провалиться мне — Тонио!
Пуаро добродушно рассмеялся и отошел в сторону.
— Я так и подумал, дорогой Джепп, что имя этого джентльмена вам должно быть известно.
— Мне-то известно не только его имя. Мне известно о нем все, — удовлетворенно кивнул головой Джепп. — Тонио вообще личность знаменитая. Так ведь, Тонио? Спорим, от месье Пуаро ты такого не ожидал. Как вы называете эти приемчики, Пуаро? Джиу-джитсу? Бедняга Тонио.
Пуаро открыл на столе чемоданчик. Карелли рявкнул:
— У вас против меня ничего нет, Джепп! Вы не имеет права меня задерживать.
— Что ты говоришь, — проворчал Джепп. — Спорим, это ты стащил формулу и прикончил старого джентльмена. — Он повернулся к Пуаро. — Такие бумажки его специальность, и я нисколько не удивлюсь, если сейчас при нем окажется краденый листок, иначе с чего бы ему бежать.
— Согласен, — сказал Пуаро.
Джепп обыскал карманы Карелли, а Пуаро тем временем внимательно изучал содержимое чемодана.
— Ну? — наконец, не выдержав, спросил Джепп.
— Ничего, — спокойно ответил маленький детектив, закрывая крышку. — Абсолютно ничего. Я разочарован.
— Думали, самые умные, так? — хмыкнул Карелли. — А вот нет. Но могу вам сказать…
Тихо и твердо Пуаро его перебил:
— Разумеется, но вряд ли это пойдет вам на пользу.
Карелли оторопел.
— Вы о чем? — воскликнул он.
— Месье Пуаро прав, — сказал Джепп. — Вам лучше пока придержать язык.
Он подошел к двери и крикнул в коридор:
— Джонсон!
Молодой констебль сунул голову в дверь.
— Соберите-ка здесь всю семейку. Мне нужны все.
— Есть, сэр, — ответил Джонсон и исчез из виду.
— Я протестую! Я…
Карелли задохнулся от негодования. Вдруг он подхватил чемоданчик и бросился к окну. Рванувшийся наперерез Джепп сгреб итальянца в охапку и швырнул на диван, выхватив чемодан.
— Спокойно, тебе никто ничего не сделал, — рявкнул он насмерть перепугавшемуся Карелли.
Пуаро подошел к окну.
— Прошу вас, не уходите, месье Пуаро, — окликнул его в спину Джепп, ставя чемодан на кофейный столик. — Сейчас здесь будет интересно.
— Нет-нет, дорогой мой, я никуда и не собираюсь, — уверил его Пуаро. — Я просто постою у окна. И совершенно с вами согласен, этот общий сбор действительно может оказаться в высшей степени интересным.
Постепенно собрались все. Карелли с мрачным видом сидел на диване, Пуаро прикрывал спиной окно. Из сада под ручку вернулись Барбара с Гастингсом. Гастингс встал рядом с Пуаро, а Барбара прошла к дивану и села рядом с Карелли.
Пуаро сказал шепотом:
— Гастингс, было бы очень полезно, если бы вы запомнили, кто где попытается сесть.
— Полезно? В каком смысле?
— В психологическом, друг мой, — ограничился таким объяснением Пуаро.
Гастингс повернулся лицом к двери и принялся следить. Вошла Люсия, прошла и села на стул справа от стола. Появился Ричард под руку с теткой, которая тут же устроилась на стуле. Ричард же встал возле граммофонного столика, откуда ему было хорошо видно жену. Пришел Эдвард Рейнор, расположился сзади за креслом, облокотившись на спинку. Последним вошел констебль Джонсон, который поплотнее закрыл дверь и встал рядом, словно на страже.
Ричард представил инспектору тех, кого он еще не видел.
— Моя тетя, мисс Эмори. Моя кузина, мисс Барбара Эмори.
Барбара кивнула головой и тотчас спросила:
— Отчего такой переполох, инспектор?
Джепп не удостоил ее вопрос вниманием.
— Та-ак, кажется, все в сборе, не так ли? — проговорил он, направляясь к камину.
Растерянная и немного встревоженная Кэролайн повернулась к племяннику.
— Не понимаю, — сказала она, — чего от нас хочет этот джентльмен?
— Я должен тебе кое-что сказать, — ответил Ричард. — Видишь ли, тетя Кэролайн… Видите ли, — повторил он, обращаясь ко всем сразу, — сегодня утром при вскрытии было установлено, что отец умер не от сердечного приступа. Его отравили.
— Что? — громко воскликнул Рейнор.
Мисс Эмори от ужаса вскрикнула.
— Его отравили гиоцином, — продолжал Ричард.
Рейнор вздрогнул.
— Гиоцином? — переспросил он. — Но… — и умолк, глядя в лицо Люсии.
К нему шагнул инспектор Джепп.
— В чем дело, мистер Рейнор?
Секретарь смутился.
— Нет, нет, ничего. Я видел только… Но… — нерешительно проговорил он и снова замолчал.
— Извините, нам необходимо знать все, что касается вчерашнего вечера, — настойчиво проговорил Джепп. — Вы же хотели что-то сказать.
— Нет-нет, поверьте, — заупрямился секретарь. — То есть я имею в виду, что всему наверняка есть разумное объяснение.
— Всему чему, мистер Рейнор?
Рейнор все еще колебался.
— Я видел лишь, — не сразу выговорил Рейнор, — как миссис Эмори высыпала в ладонь таблетки.
— Когда?
— Вчера вечером. Я как раз вышел из кабинета. Все стояли у граммофона. Стояли спиной. А миссис Эмори взяла склянку… кажется, это была склянка с гиоцином… и высыпала себе в ладонь почти все.
— Почему вы молчали об этом раньше? — спросил Джепп.
Люсия хотела что-то сказать, но инспектор остановил ее:
— Одну минуту, миссис Эмори. Сейчас я хочу выслушать мистера Рейнора.
— Я забыл, — сказал Рейнор. — И вспомнил только теперь, когда услышал, что сэра Клода отравили. Разумеется, это совпадение. Понимаю. В конце концов, миссис Эмори могла отсыпать себе и другое лекарство. Склянка в ящике не одна.
Джепп повернулся к Люсии.
— Ну, мадам, теперь что скажете вы?
— Мне понадобилось снотворное, — с трудом выдавила из себя она.
— Вы точно видели, сколько таблеток взяла мадам? — снова повернулся к Рейнору инспектор.
— Мне показалось, что много, — ответил тот.
— Сколько нужно таблеток, чтобы уснуть, мадам? Одна, две. Что вы сделали с остальными?
— Я… не помню… — не сразу ответила Люсия.
Она хотела было что-то добавить, но тут вскочил Карелли.
— Видите, инспектор? Вот вам и убийца!
Барбара вскочила с дивана, метнувшись в другой край комнаты. Гастингс же подошел и встал с ней рядом.
— Я все расскажу, вы хотели правду, инспектор, так получите. Я приехал сюда специально встретиться с этой женщиной. Она сама послала за мной. Сказала, что хочет добыть расчеты взрывчатки и продать. Да, признаю, в прошлом я действительно занимался подобными операциями.
— Не похоже на полное признание, — Джепп встал между ним и Люсией. — Все это мы и так знаем. — Он повернулся к Люсии. — Что скажете вы, мадам?
Побледнев как полотно, Люсия поднялась. Ричард невольно шагнул к ней.
— Я не позволю… — начал было он, но инспектор остановил его:
— Погодите, сэр.
Карелли заговорил снова:
— Посмотрите на эту женщину. Кто-нибудь из вас знает хоть, кто она такая? Так я вам скажу. Это дочь Сельмы Готц. Дочь самой опасной женщины в мире!
— Это неправда, Ричард! — крикнула Люсия. — Неправда! Не слушай его…
— Я тебе все кости переломаю! — рявкнул Ричард.
Джепп преградил дорогу, заслонив собой Карелли.
— Успокойтесь, сэр. Пожалуйста, возьмите себя в руки, — потребовал он. — Нужно выяснить все до конца. Итак, миссис Эмори, мы слушаем.
Наступило молчание. Люсия хотела заговорить и не смогла.
— Я… я… — голос ее прервался.
Она посмотрела на мужа, потом повернулась к Пуаро и умоляюще протянула к нему руки.
— Наберитесь мужества, мадам, — посоветовал Пуаро. — Доверьтесь мне еще раз. Скажите. Скажите им все как есть. Наступил момент, когда лгать больше нельзя. Пора сказать правду.
Люсия молча смотрела ему в глаза, но он лишь повторил:
— Наберитесь мужества, мадам. Si, si. Вы храбрая женщина. Не бойтесь.
И он вновь отошел к окну.
Люсия заговорила не сразу. Она долго молчала, потом глухо произнесла:
— Это правда. Да, я действительно дочь Сельмы Готц. Но я никогда не просила этого человека сюда приехать и никогда не предлагала ему купить расчеты сэра Клода. Он приехал сам, чтобы шантажировать меня.
— Шантажировать! — Ричард не поверил своим ушам.
Он двинулся к жене. Люсия повернулась и посмотрела ему в лицо.
— Он сказал, что расскажет тебе о моей матери, если я не добуду расчетов, но я их не брала. Наверное, он сам украл их. Возможность у него была. Он был какое-то время один в кабинете. Теперь-то я понимаю, он нарочно хотел, чтобы я взяла гиоцин и отравилась, и тогда все подумали бы на меня. Он просто загипнотизировал меня тогда…
Голос у нее прервался, и Люсия, уткнувшись мужу в плечо, разрыдалась.
— Люсия, дорогая…
Ричард обнял ее за плечи. К ним подошла мисс Эмори и тоже, стараясь утешить, обняла невестку. Ричард повернулся к инспектору:
— Инспектор, мне нужно сказать вам несколько слов наедине.
Ни слова не говоря, Джепп перевел взгляд на Ричарда, потом коротко кивнул Джонсону, и тот распахнул дверь.
— Хорошо, — сказал Джепп. — Выслушаем и вас.
Мисс Эмори в обнимку с Люсией вышли в коридор, Барбара с Гастингсом в сад. Рейнор, перед тем как удалиться, подошел к Ричарду.
— Весьма сожалею, мистер Эмори, весьма.
Последним, прихватив чемодан и шляпу, вышел Карелли.
— Не спускай глаз с этого пройдохи и миссис Эмори, — приказал Джепп констеблю. — Чтобы никаких неожиданностей, понял?
— Понял, сэр, — коротко ответил констебль и следом за Карелли вышел из комнаты.
— Прошу извинить меня, мистер Эмори, но после того, что сказал Карелли, я вынужден принять меры предосторожности. Месье Пуаро, я хотел бы просить вас присутствовать при нашем разговоре в качестве свидетеля.
Ричард стоял с видом человека, принявшего решение. Он набрал в грудь побольше воздуха и твердым голосом произнес:
— Инспектор!
— Да, сэр, слушаю вас.
Тщательно, медленно выговаривая слова, Ричард сказал:
— Думаю, наступила пора сознаться. Это я убил отца.
Джепп улыбнулся.
— Боюсь, не покатит, сэр.
Ричард изумленно поднял брови.
— Простите?
— Я хочу сказать: нет, сэр, не пойдет. Вы влюблены в жену. Понимаю: любовь, молодость, недавно поженились и все такое. Но, честно говоря, стоит ли совать голову в петлю? Она просто скверная женщина. Хотя красавица, согласен.
— Инспектор Джепп! — гневно воскликнул Ричард.
— Не за что вам на меня сердиться, — невозмутимо отвечал Джепп. — Я говорю как есть, вон и Пуаро скажет то же самое. Прошу прощения, сэр, долг есть долг, а убийство есть убийство. Вот и все.
Он с достоинством отвесил поклон и удалился.
Ричард повернулся к Пуаро, который молча наблюдал за этой сценой.
— Значит, месье Пуаро, вы намерены сказать то же самое?
Пуаро вынул из кармана портсигар и достал сигарету. Вместо ответа он спросил:
— Скажите, месье Эмори, когда вы в первый раз заподозрили свою жену?
— Я никогда… — заговорил Ричард, но Пуаро перебил, потянувшись к столу за коробком спичек:
— Прошу вас, месье Эмори. Правду и одну только правду! Вы подозревали ее, я знаю. Вы заподозрили ее еще до моего приезда. Потому-то вы так и стремились меня выпроводить. Не отрицайте. Обмануть Эркюля Пуаро невозможно.
Он прикурил, положил коробок на стол и улыбнулся Ричарду, казавшемуся рядом с ним огромным.
— И все-таки вы ошибаетесь, — упрямо повторил Ричард. — Очень ошибаетесь. Я ни в чем ее не подозревал.
— Кроме того, не забывайте, что и против вас тоже можно составить дело, — развивал свою мысль маленький детектив, усаживаясь в кресло. — Вы тоже держали в руках лекарства, именно вы отнесли отцу кофе, вы запутались в долгах. Да-да, вас тоже можно было заподозрить.
— Инспектор Джепп, кажется, придерживается другого мнения.
— Ах, Джепп! У инспектора хорошо развит здравый смысл, — улыбнулся Пуаро. — И он не смотрит на вас глазами влюбленной женщины.
— Влюбленной женщины?
— Позвольте дать вам урок психологии, — проговорил Пуаро. — Вчера вечером, когда мы приехали, ваша жена попросила меня остаться и найти убийцу. Как вы считаете, стала бы она это делать, если бы была виновна?
— Вы… вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, — перебил Пуаро — что не успеет сегодня зайти солнце, как вы будете на коленях просить у нее прощения.
— Что вы такое говорите?
— Возможно, я говорю чересчур много, — согласился Пуаро, вставая. — А теперь, месье, доверьтесь мне. Доверьтесь Эркюлю Пуаро.
— Неужели вы сумеете ее спасти? — спросил Ричард, и в голосе его звучало отчаяние.
Пуаро отвечал в высшей степени торжественно:
— Я дал слово… хотя не представлял, насколько трудно его будет сдержать. Видите ли, у нас очень мало времени, нужно что-то предпринять, и срочно. Пообещайте в точности выполнить все, что я скажу, не задавая вопросов и не считаясь с хлопотами. Обещаете?
— Хорошо, — довольно неохотно согласился Ричард.
— Вот и прекрасно. А теперь послушайте. Предложение мое довольно простое и вполне выполнимое. Собственно говоря, оно продиктовано просто-напросто здравым смыслом. Мне нужно, чтобы вы потребовали полного обыска дома. Прибудут полицейские, их прибудет много, и обыщут все. Для вас и для всех членов семьи это создаст определенные неудобства, и потому на время вы все отсюда уедете.
— Уедем? — Ричард едва верил своим ушам.
— Таково мое предложение. Далеко уехать, конечно, вам не позволят. Но говорят, у вас в Маркет-Клив неплохая гостиница. Снимите комнаты. Вы останетесь под рукой, вас можно будет найти в любой момент.
— Когда я должен об этом сказать?
Пуаро улыбнулся ему лучезарной улыбкой.
— Немедленно, — сказал он. — Немедленно.
— Но ведь это будет выглядеть очень странно.
— Нисколько, — маленький детектив еще раз ободряюще улыбнулся. — Это примут всего лишь — как вы это говорите? — за душевный порыв. Все подумают, что дом стал вам ненавистен, вы не в состоянии здесь оставаться. И воспримут как должное, вот увидите.
— А как быть с инспектором Джеппом?
— С инспектором Джеппом я все улажу сам.
— Я все же не понимаю, чего мы добьемся, — сказал Ричард.
— Разумеется, не понимаете, — с довольным видом подтвердил Пуаро. И пожал плечами. — Вам это совершенно необязательно. Важно, чтобы понимал я. Я, Эркюль Пуаро. Этого достаточно. — Он взял Ричарда за плечи. — Идите и сделайте, что я сказал. Кстати, если вам это так неприятно, пусть все организационные вопросы возьмет на себя Рейнор. Идите, идите!
И он почти вытолкал Ричарда в коридор.
Оглянувшись через плечо, Ричард бросил на Пуаро встревоженный взгляд и ушел.
— Ох эти англичане! До чего же упрямые, — проворчал Пуаро.
Он подошел к окну и выглянул в сад.
— Мадемуазель Барбара! — крикнул он.
Барбара заглянула в окно.
— Что такое? Неужели еще что-то случилось?
Пуаро улыбнулся самой обворожительной улыбкой.
— Ах, мадемуазель. Я лишь хотел узнать, не могли бы вы на несколько минут одолжить мне моего друга?
Барбара капризно поджала губки.
— Как! Вы хотите отнять у меня самого дорогого гостя?
— Очень ненадолго, мадемуазель, обещаю.
— Что ж, тогда, так и быть, одолжу. — Барбара оглянулась на сад и крикнула: — Дорогой мой, идите сюда, вы нужны месье Пуаро.
— Благодарю вас. — Пуаро еще раз улыбнулся и отвесил поклон.
Барбара вернулась в сад, и через несколько секунд появился Гастингс. Вид у него был пристыженный.
— Что вы скажете в свое оправдание? — Пуаро сделал вид, будто сердится.
Гастингс виновато улыбнулся.
— Не прячьтесь за улыбочками, — продолжал Пуаро в том же тоне. — Я оставил вас здесь стеречь важную улику, и что же узнал через пять минут? Что вы уже прогуливаетесь по саду с очаровательной молодой леди. Нет, mon cher, как только на сцене появляется хорошенькая девушка, на вас совершенно нельзя положиться, все ваши благие намерения тотчас оказываются забыты. Zut alors! [339]
Овечья улыбка на лице Гастингса увяла. От смущения он вспыхнул.
— Послушайте, я страшно виноват, Пуаро. Я вышел всего на секунду, а потом заглянул в окно, увидел вас и подумал, что ничего страшного.
— Вам просто стыдно было показаться мне на глаза, — заявил Пуаро. — Знаете, Гастингс, вполне вероятно, что из-за вас свершилось непоправимое. Когда я вошел, я столкнулся с Карелли. Одному богу известно, чем он тут занимался, вдруг подбросил какую-нибудь улику?
— Послушайте, Пуаро, мне действительно очень жаль, — еще раз извинился Гастингс. — Очень и очень жаль.
— Если непоправимого все еще не случилось, то благодарить нужно счастливый случай, а никак не вас. А теперь, mon ami, наступил момент, когда мы оба должны как следует напрячь все наши серые клеточки.
И Пуаро, сделав вид, будто собирается потрепать приятеля по щеке, залепил ему основательную оплеуху.
— Хорошо же! — воскликнул Гастингс. — Я готов приступить к делу.
— Ничего хорошего, друг мой, — возразил Пуаро. — Наоборот. Все плохо. Хуже некуда. — Вид у него стал встревоженный. — Темно. Темно, как вчера вечером.
На минуту Пуаро задумался.
— Но… Да, кажется… Неплохая мысль. Блеск! Да, пожалуй, начнем отсюда!
Совершенно озадаченный, Гастингс проговорил:
— Ради бога, о чем вы?
Очень серьезно Пуаро спросил:
— Почему умер сэр Клод, Гастингс? Ответьте на этот вопрос. Почему умер сэр Клод?
Гастингс вытаращил глаза.
— Но ведь это уже известно?
— Разве? Вы так уверены?
— Э-э… да, — проговорил Гастингс, хотя не слишком уверенно. — Он умер… потому что его отравили.
Пуаро нетерпеливо отмахнулся:
— Это понятно. Но почему его отравили?
Гастингс честно задумался.
— Скорее всего, потому, что вор думал…
Пуаро медленно покачивал головой в такт словам.
— Вор думал, что его найдут…
Он снова замолчал, глядя на лысину Пуаро.
— Попытайтесь же представить себе, Гастингс, то, о чем вор не подумал.
— Не могу, — признался Гастингс.
Пуаро заходил по комнате, воздев руки, словно призывая Гастингса к вниманию.
— Гастингс, дорогой, позвольте мне напомнить вам факты в той последовательности, в которой они произошли, или, по крайней мере, в какой должны были произойти.
Гастингс сел и приготовился слушать.
— Вчера вечером, сидя в своем кресле, умирает сэр Клод. — Пуаро подошел к креслу и тоже сел. Потом задумчиво повторил: — Вот именно, умирает, сидя в своем кресле. При этом в комнате не происходит ничего подозрительного. Все склоняются к мысли о том, что он умер от сердечного приступа. О его бумагах забыли, и уж несколько дней никто бы о них даже не вспомнил. А потом всех интересовало бы в первую очередь завещание. А спустя еще некоторое время, после похорон, оказалось бы, что последняя его работа так и осталась не завершена. Понимаете, что это означает, Гастингс?
— Да.
— Что?
Гастингс удивился.
— Да, что? — повторил он.
— Время. Для вора это означает время. Он успел бы спокойно спрятать похищенный конверт. И ни в ком не вызвать никаких подозрений. Даже если бы в конце концов об исчезновении последней формулы стало известно, вор все равно остался бы в безопасности.
— Да, конечно… Конечно, я тоже так думаю, — неуверенно подтвердил Гастингс.
— Разумеется, иначе быть не может! — вскричал Пуаро. — Или я не Эркюль Пуаро! Но смотрите, какой напрашивается вывод. Убийство сэра Клода было спланировано заранее и не было совершено из-за случайно сложившихся обстоятельств. Нет, оно было хорошо продумано и тщательно подготовлено. Подготовлено. Теперь понимаете?
— Нет, — с простодушным чистосердечием признал Гастингс. — Поймите, я в этом не разбираюсь. Я знаю только одно: сейчас мы сидим в библиотеке. Вот и все.
— И совершенно правы, друг мой, — сказал Пуаро. — Мы в библиотеке. Но сейчас не утро, а вечер. Свет гаснет. Планы нашего вора рушатся.
Выпрямившись, Пуаро поднял палец, словно призывая Гастингса проникнуться всей важностью происходящего.
— Сэр Клод, который не должен был бы подходить к сейфу до следующего утра, по какой-то случайности все же обнаружил пропажу. И, как сказал он сам, соорудил ловушку. Вор попался, как крыса. Однако вор — он же убийца — знает то, о чем не догадывается сэр Клод. Он знает, что через несколько минут сэр Клод уснет навсегда. У него… или у нее… остается одна задача — за ту минуту, в течение которой в комнате будет темно, спрятать бумагу. Закройте глаза, Гастингс, я тоже закрою. Темно, нам ничего не видно. Но все слышно. Повторите, Гастингс, повторите точно, у вас великолепная память, повторите все, что нам перечислила мисс Эмори.
Гастингс закрыл глаза.
— Вздохи…
Пуаро кивнул.
— Короткие вздохи, — медленно, с трудом припоминая болтовню Кэролайн, проговорил Гастингс и снова задумался. — Упал стул, потом звякнул металлический предмет, наверное, ключ.
— Совершенно верно. Упал ключ. Дальше.
— Вскрик Люсии. Она просила сэра Клода включить свет. Потом стук в дверь… О! Погодите! В самом начале был еще один звук, будто разорвался шелк.
Гастингс открыл глаза.
— Вот именно! Будто разорвался шелк, — воскликнул Пуаро.
Он поднялся, в волнении заходил по комнате, подошел к столу, потом к камину.
— Все это произошло здесь, за одну минуту, ту самую минуту, на которую выключили свет. Все осталось здесь. Но все-таки не услышали ничего такого…
Он остановился возле камина и машинально поправил вазу с бумажками.
— Да оставьте же наконец в покое эту вазу, Пуаро! Сколько можно.
Пуаро повернулся к другу.
— Что вы сказали? — произнес он. — Действительно, — и Пуаро в недоумении уставился на вазу. — Действительно, я уже поправил ее полчаса назад. Тем не менее сейчас она стоит так, что мне снова захотелось это сделать. — Он разволновался. — Почему, Гастингс? Что это означает?
— Потому что она опять стоит криво, — уныло ответил Гастингс. — А у вас мания.
— Как будто разорвался шелк! — воскликнул Пуаро. — Нет, Гастингс! Не шелк. Но звук действительно похож. — Он все еще смотрел на вазу. — Это рвалась бумага! — медленно проговорил он и взял вазу в руки.
Волнение его передалось и Гастингсу.
— Что там такое?
Гастингс вскочил и бросился к Пуаро. Пуаро подошел к дивану, вытряхнул содержимое и принялся рыться в бумажных трубочках.
— Возьмите, Гастингс, эту. И вот эту.
Гастингс развернул трубочки.
— С19 N23, — прочел он вслух.
— Да! Она здесь!
— Послушайте, но ведь это потрясающе!
— Быстро, сворачивайте быстрее! — приказал Пуаро, и Гастингс немедленно повиновался. — Ах, какой вы медлительный, — рассердился Пуаро. — Быстрее!
Схватив бумажки, он бросил их в вазу и бросился к камину.
Гастингс стоял обескураженный. Пуаро сиял.
— Вам опять непонятно, что я делаю? Но скажите, Гастингс, что это тут у нас? — он показал на вазу.
Гастингс пожал плечами и ответил как можно ироничнее:
— Разумеется, бумажки для растопки.
— Нет, mon ami, не бумажки. Здесь сыр.
— Сыр?!
— Вот именно, мой друг, сыр.
— Послушайте, Пуаро, — ядовито проговорил Гастингс. — Вы уверены, что с вами все в порядке? Я имею в виду, голова у вас не болит?
Пуаро не обратил на колкость никакого внимания.
— Для чего человеку сыр, Гастингс? Не знаете? Я отвечу. Для мышеловки. Нужно только дождаться, пока появится мышь.
— А мышь…
— Мышь появится, друг мой, — уверенно заявил Пуаро. — Будьте спокойны. Я уже ее вспугнул, и долго ждать она не решится.
Не успел Гастингс ничего сказать на это загадочное заявление, как дверь открылась, и в библиотеку вошел Рейнор.
— Ах, и вы здесь, месье Пуаро, — сказал секретарь. — И капитан Гастингс. Вас обоих хотел видеть инспектор Джепп.
— Сейчас идем, — ответил Пуаро.
Вместе с Гастингсом они направились к выходу. Рейнор направился к камину. У двери Пуаро неожиданно развернулся на каблуках и посмотрел на секретаря.
— А кстати, мистер Рейнор, — сказал он, возвращаясь к столу. — Вы случайно не знаете, не заходил ли сюда сегодня доктор Карелли?
— Заходил, — ответил Рейнор. — Когда я вошел, он был здесь.
— Вот как, — с довольным видом произнес детектив. — И чем же он занимался?
— Кажется, разговаривал по телефону.
— То есть в тот момент, когда вы вошли, он разговаривал?
— Нет, именно в тот момент его не было, но он тут же появился из кабинета.
Пуаро на минуту задумался.
— А не могли бы вы вспомнить, где при этом стояли вы?
Рейнор неопределенно повел рукой в сторону камина.
— По-моему, где-то здесь.
— А не слышали ли вы, о чем разговаривал Карелли?
— Нет, — ответил секретарь. — Он ясно дал понять, что хочет поговорить без свидетелей, и я вышел.
— Понятно.
Пуаро, видимо, заколебался. Потом достал из карман блокнот, карандаш, вырвал страничку и написал несколько слов.
— Гастингс! — позвал он. — Будьте любезны, передайте инспектору Джеппу. — И он протянул листок.
Гастингс с поручением удалился, и Рейнор спросил:
— Можно ли узнать, что вы там написали?
Пуаро спокойно убрал блокнот и карандаш обратно в карман.
— Записку инспектору Джеппу. Я ему написал, что, возможно, через несколько минут сообщу ему имя убийцы.
— Неужели? Вы уже знаете, кто это? — взволнованно спросил секретарь.
Пуаро ответил не сразу. Рейнор завороженно смотрел на маленького детектива.
— Да, думаю, знаю… В конце концов, — произнес Пуаро, — я вспомнил об одном своем недавнем деле. Разумеется, я о нем и не забывал, убийство лорда Эджвера трудно забыть, но я наконец увидел сходство. В тот раз я — я, Эркюль Пуаро! — едва не потерпел поражение, настолько бессмысленным все казалось сначала. Видите ли, месье Рейнор, порой весьма среднего ума человек способен совершить преступление, а потом отступить, испугаться и даже не воспользоваться его плодами. Будем же надеяться, что убийца сэра Клода человек достаточно умный, высокомерный, самодовольный и не сумеет устоять перед соблазном.
Пуаро воодушевился, глаза его заблестели.
— Не совсем понимаю, — проговорил Рейнор. — Вы хотите сказать, что сэра Клода убила не миссис Эмори?
— Разумеется, нет, — быстро отозвался Пуаро. — Об этом я и написал инспектору. Бедная леди достаточно настрадалась. Хватит ее мучить допросами.
Рейнор как будто задумался.
— Тогда готов спорить, наверняка Кареллли! Я не ошибся? — воскликнул он.
Пуаро игриво помахал пальчиком.
— Месье Рейнор, позвольте мне оставить мои маленькие секреты при себе до конца, — он достал платок и отер лоб. — Mon Dieu, как сегодня жарко! — пожаловался он.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил Рейнор. — За всем этим я совершенно забыл о гостеприимстве. Давно пора что-нибудь вам предложить.
Пуаро просиял.
— Вы очень любезны. С вашего позволения, я с удовольствием выпил бы виски.
— Конечно. Одну минуту.
Рейнор вышел, а Пуаро подошел к окну и постоял там, глядя в сад и вдыхая свежий воздух. Потом подошел к дивану, поправил подушки, потом заглянул в вазу на камине. Вскоре вернулся Рейнор с подносом, на котором стояли два стакана виски и графин с содовой. Пуаро тронул рукой каминную полку, потом показал на графин.
— Какая красота, достойно антиквара, — сказал он.
— Разве? — равнодушно произнес Рейнор. — Я в этом не разбираюсь. Что ж, давайте выпьем, — предложил он и поставил поднос на кофейный столик.
— Благодарю, — пробормотал Пуаро.
— За удачу, — Рейнор пригубил виски.
Пуаро отвесил легкий поклон и поднял стакан.
— За вас, друг мой. Но позвольте же мне рассказать вам о ходе своих рассуждений. Первое, что я понял…
Он неожиданно замолчал, резко оглянувшись, словно вдруг что-то услышал. Посмотрел на дверь, перевел взгляд на Рейнора, прижал палец к губам, всем видом показывая, будто кто-то за дверью есть.
Рейнор понимающе кивнул. На цыпочках оба подошли к двери, и Пуаро знаком велел секретарю оставаться на месте, а сам резко распахнул дверь и выскочил в коридор. И мгновенно вернулся весьма смущенный.
— Удивительно, — сказал он. — Я готов был поклясться, что там кто-то есть. Что ж, иногда и я ошибаюсь. Хотя очень редко. Votre sante [340], мой друг.
И он залпом осушил стакан.
— Эх! — воскликнул Рейнор и тоже выпил.
— Прошу прощения? — удивился Пуаро.
— Ничего. Просто гора с плеч, вот и все.
Пуаро отошел к столу и поставил стакан.
— Знаете ли, месье Рейнор, — признался он, — честно говоря, я так до конца и не привык к этому вашему любимому напитку. Вкус у него неприятный. Горький.
Он подошел к креслу и сел.
— Разве? Извините. Мне он горьким не кажется. — Рейнор поставил стакан на кофейный столик. — По-моему, вы собирались что-то рассказать, или я ошибся?
Пуаро удивился.
— Рассказать? О чем бы это? Выскочило из головы. Ах, конечно, про ход своих рассуждений. Voyons! [341] Видите ли, в расследовании одна мелочь цепляется за другую. Вот так мы и движемся. Если детали укладываются в картинку, merveille! [342] Хорошо! Можно идти дальше. А если нет, мы говорим: «Да? Это странно! Здесь чего-то не хватает, потеряно какое-то звено». И присматриваемся повнимательнее. Ищем. В итоге маленькая, несущественная деталь, прежде выпадавшая из общей картинки, становится на место. — Пуаро помахал над головой пальцем. — Более того, она оказывается очень важной. Очень!
— Д-да, понимаю, — с сомнением произнес Рейнор.
Пуаро так потряс пальцем, что Рейнор отшатнулся.
— Запомните! Горе детективу, который говорит: «Это пустяк, который не имеет значения. Который ни во что не укладывается, не подходит. Выбросить его из головы». Такой детектив непременно потерпит поражение. Значение имеет все, нет никаких пустяков. — Пуаро неожиданно замолчал и покачал головой. — Ага, теперь я вспомнил, о чем хотел рассказать. Как раз про несколько таких незначительных деталей. Например, про пыль.
Рейнор вежливо улыбнулся.
— Про пыль?
— Именно. Про пыль, — повторил Пуаро. — Недавно мой друг Гастингс указал мне на то, что я детектив, а не горничная. Он думал, будто высказался очень умно, но я в этом не уверен. У детектива много общего с горничной. Чем занимается горничная? Она заглядывает во все темные углы, проходит там щеткой и извлекает на свет все, что скрыто от глаз. Разве у детектива другая задача?
Рейнор равнодушно кивнул:
— Очень интересная мысль, месье Пуаро. — Он сел за стол. — Но… неужели это все, что вы хотели сказать?
— Не совсем. — Пуаро подался вперед. — Вам не удалось насыпать мне пыли в глаза, месье Рейнор, потому что не было никакой пыли. Понимаете?
Секретарь взглянул на него с интересом.
— Нет, боюсь, что нет.
— Не было пыли. На ящике с лекарствами. И мадемуазель Барбара запомнила это совершенно отчетливо. А пыль должна была быть. Когда я взобрался на стул, — Пуаро показал, куда он подставлял стул, — наверху все было покрыто толстым слоем пыли. И вот тогда я понял…
— Что вы поняли?
— Понял, что ящик уже снимали. Что тому, кто решил отравить сэра Клода Эмори, вчера вечером незачем было приближаться к лекарствам, потому что яд был уже у него. Иными словами, вам вчера было незачем туда подходить, потому что яд вы добыли в более удобное для себя время. А чашку его в руках вы держали.
Рейнор вежливо улыбнулся.
— Бог мой! Вы хотите сказать, что обвиняете в убийстве сэра Клода меня?
— А вы станете это отрицать?
Рейнор ответил не сразу.
— Нет, — после долгого молчания сказал он, и голос у него обрел твердость, — не стану. Зачем? Я горжусь тем, что сделал. План был без сучка без задоринки. Мне просто не повезло. Сэр Клод заглянул в сейф по глупой случайности. Раньше он этого не делал никогда.
— И вы не боитесь в этом признаться? — сонно спросил Пуаро.
— С какой стати? Вы такой милый. С вами приятно поговорить, — рассмеялся Рейнор. Потом посерьезнел снова и продолжил: — Да, все чуть было не рухнуло. Но я тем и горжусь, что сумел превратить поражение в победу. — На лице его появилась гордость. — Сообразить за секунду, куда и как спрятать бумагу, почти невозможно, не правда ли? Хотите, скажу, где она сейчас?
Пуаро явно клонило в сон, и он с трудом прошептал:
— Я… я не совсем понимаю…
— Вы совершили одну мелкую ошибку, месье Пуаро, — осклабился Рейнор. — Вы недооценили мой ум. Вы подумали, будто я поверил вашей болтовне про беднягу Карелли. Но человек с вашими мозгами, месье, не мог всерьез решить, будто Карелли… Да что тут говорить! Как видите, я играю по-крупному. Этот клочок бумаги, вернее, теперь это четыре клочка бумаги, стоит тысяч пятьдесят. — Он откинулся на спинку. — Только подумайте, что человек вроде меня способен сделать с пятьюдесятью тысячами в кармане.
— Не… не хочу… об этом… даже… думать… — заплетающимся языком еле выговорил Пуаро.
— Что ж, как угодно. А мне эта мысль нравится. Все имеют право на собственную точку зрения.
Пуаро подался вперед и изо всех сил попытался встать.
— Не будет по-вашему. Я, Эркюль Пуаро, не позволю…
Он снова замолчал, не в силах договорить фразу, и беспомощно откинулся в кресле.
— Вы, Эркюль Пуаро, не сделаете ничего. — Холодно рассмеявшись, секретарь сказал: — Вам ведь даже не пришло в голову, отчего у виски такой горький вкус, не так ли? Видите ли, дорогой мой месье Пуаро, дело в том, что я взял из ящика не одну, а несколько склянок с гиоцином. И вам досталось даже больше, чем сэру Клоду.
— Ah mon Dieu, — только и смог вздохнуть Пуаро и слабым голосом попытался позвать: — Гастингс! Гастин…
Голос его замер, Пуаро снова упал в кресло, глаза закрылись.
Рейнор поднялся, отбросив в сторону стул, и подошел к Пуаро.
— Не спите, месье Пуаро, не спите, — сказал он. — Вам ведь хочется увидеть, где лежит бумага, не так ли?
Он подождал, но глаза Пуаро остались закрыты.
— Скорый сон без сновидений, вечный сон, как сказал дорогой наш доктор Карелли, — сухо произнес Рейнор.
Он подошел к камину, снял вазу, достал несколько свернутых клочков бумаги и сунул в карман. Потом направился к окну, по дороге на секунду задержался возле Пуаро.
— Прощайте, дорогой месье Пуаро. — И повернулся было, чтобы уйти.
Вдруг за спиной у него раздался бодрый голос Пуаро:
— А конверт вам не нужен?
Рейнор подпрыгнул, как ужаленный. В этот момент из сада в библиотеку вошел инспектор. Рейнор нерешительно отступил было назад, потом рванулся к окну, пытаясь прорваться. Занес ногу над подоконником, но перед ним мгновенно вырос констебль Джонсон, а сзади налетел Джепп.
Пуаро поднялся и с удовольствием потянулся.
— Ну, дорогой инспектор, — спросил он, — все ли вы успели услышать?
Джепп, на пару с констеблем оттащив Рейнора подальше от окна, отдуваясь сказал:
— Все до последнего слова. Получили вашу записку, Пуаро, и рванули с констеблем в сад. Оттуда отлично слышно, — он показал на окошко. — А теперь посмотрим, что тут у него лежит.
Джепп запустил руку в карман Рейнора, достал свернутые клочки бумаги и небрежно бросил их на кофейный столик. Кроме них, в кармане оказалась пустая склянка.
— Ха-ха! Склянка из-под гиоцина! Пустая.
Из коридора появился Гастингс со стаканом виски в руках.
— А вот и Гастингс, — улыбнулся Пуаро, принимая у него стакан. — Поняли? — он повернулся к Рейнору со своей самой приятной улыбкой. — Мне не понравилась роль, которую вы отвели мне в вашей комедии. И я заставил вас сыграть в своей. Я написал инспектору, что нужно сделать. Потом упростил вам задачу, пожаловавшись на жару. Я знал, что вы попытаетесь предложить мне выпить. Вы ведь хотели угостить меня виски, не так ли? Остальное было просто. Когда я выглянул в коридор, там меня уже ждал Гастингс. Я поменял стаканы и вернулся. И вот, пожалуйста, комедия окончена.
Пуаро вернул Гастингсу стакан.
— Свою роль я сыграл, кажется, неплохо, — довольно заявил он.
Какое-то время они с Рейнором молча изучали друг друга.
Потом секретарь сказал:
— Я боялся вас с той самой секунды, когда вы переступили порог. Мой план должен был сработать. За эту паршивую формулу я получил бы тысяч пятьдесят, если не больше. Но, увидев вас, я усомнился в себе. Возможно, я поторопился, отправив на тот свет этого надутого старого дурака.
— Я уже сказал, что вы отнюдь не глупы, — отозвался Пуаро.
С довольным видом он снова уселся в кресло. Джепп встал перед секретарем.
— Эдвард Рейнор, вы арестованы за умышленное убийство сэра Клода Эмори. Предупреждаю, все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
И знаком приказал констеблю увести Рейнора.
Рейнор в сопровождении констебля вышел из библиотеки, едва не задев плечом мисс Эмори. Та изумленно проводила их взглядом. Пуаро поднялся ей навстречу.
— Месье Пуаро, — ахнула она, — неужели? Неужели же моего несчастного брата убил мистер Рейнор?
— Боюсь, это именно так, мадемуазель, — сказал Пуаро.
Мисс Эмори едва не потеряла дар речи.
— О-о! — воскликнула она. — Не верю своим ушам! Какая низость! А мы-то считали его членом семьи. «Пчелиный воск», знаете ли, и все такое…
Она резко шагнула к двери и едва не столкнулась с Ричардом, который вышел оттуда навстречу. Из сада появилась Барбара.
— Мир перевернулся! — воскликнула Барбара. — Эдвард Рейнор! Никогда бы не подумала. Не могу поверить. Догадаться, что это он, мог только ужасно умный человек. Интересно, кто бы это мог быть?
Она многозначительно взглянула на Пуаро, но тот отвесил легкий поклон в сторону инспектора и проговорил:
— Дело вел инспектор Джепп, мадемуазель.
Джепп просиял.
— Знаете, что я вам скажу, Пуаро? Хороший вы человек. И настоящий джентльмен.
Поклонившись всем сразу, Джепп быстро направился к выходу, по дороге забрав из рук изумленного Гастингса стакан с виски.
— Позвольте забрать это с собой, Гастингс. Это улика!
— Как, убийцу дяди Клода нашел инспектор Джепп? — недоверчиво переспросила у Пуаро Барбара. — Это же вы нашли!
Пуаро встал рядом с Гастингсом и приобнял его за плечи.
— Мадемуазель, — сказал он — на самом деле честь открытия принадлежит Гастингсу. Именно он произнес ту самую гениальную фразу, которая и направила меня на верный путь. Уведите-ка его в сад и заставьте рассказать все в подробностях.
Он подтолкнул Гастингса к Барбаре и выпроводил обоих.
Ричард тоже собрался было что-то сказать, но тут опять открылась дверь, и в библиотеку вошла Люсия. Увидев мужа, она вздрогнула.
— Ричард, — робко произнесла она.
Ричард оглянулся.
— Люсия!
Люсия сделала несколько шагов и остановилась.
— Я… — начала она и снова умолкла.
Ричард двинулся к ней.
— Ты…
Оба были взволнованы, обоим было неловко. Вдруг Люсия, перехватив взгляд Пуаро, шагнула к нему, протянув руки:
— Месье Пуаро, чем я могу вас отблагодарить?
Пуаро взял ее руки в свои.
— Вот, мадам, и закончились ваши беды, — сказал он.
— Убийца пойман. Но мои беды… все ли они позади? — горько сказала Люсия.
Пуаро посмотрел ей в лицо.
— Да, что-то вид у вас и впрямь не очень счастливый, дитя мое.
— Не знаю, буду ли когда-нибудь снова счастлива.
— Почему же нет? — И Пуаро подмигнул: — Доверьтесь старому Пуаро.
Усадив Люсию на стул, он взял четыре обрывка, которые лежали на кофейном столике, и вручил Ричарду:
— Месье, позвольте мне с удовольствием вернуть вам открытие сэра Клода! Клочки можно склеить, так что формула будет… как это у вас говорится?.. как новенькая.
— Господи, я ведь о ней забыл! — воскликнул Ричард. — Видеть ее не хочу. Эта формула дорого обошлась нам. Она стоила жизни отцу и едва не погубила нас.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросила Люсия.
— Не знаю. А что бы ты хотела?
— Не знаю, позволил бы ты? — прошептала Люсия, поднимаясь и подходя к мужу.
— Она твоя. Можешь делать с ней все что угодно, — и он ссыпал клочки бумаги жене в ладонь.
— Спасибо, Ричард, — проговорила Люсия.
Она подошла к камину, бросила их туда, взяла спички и подожгла.
— В мире и так слишком много страданий. Незачем их умножать.
— Мадам, вы бросили открытие сэра Клода в огонь с такой легкостью, словно оно стоит не десятки тысяч фунтов, а несколько пенсов. Я восхищен.
— Теперь оно превратилось в пепел. — Люсия вздохнула. — Как и моя жизнь.
Пуаро расхохотался.
— Oh, la, la! Пора нам всем заказывать панихиду, — весело воскликнул он. — Но нет, мне, пожалуй, еще рановато. Я еще не разлюбил смеяться, радоваться, петь и танцевать. Послушайте-ка меня, дети мои, — сказал Пуаро, обращаясь уже к ним обоим. — Почему мадам повесила нос? Потому что она думает: ах, я обманула мужа! Почему повесил нос месье? Потому что он думает: ах, я усомнился в жене! Но единственное, чего вы хотите оба, — это броситься друг другу в объятия.
Люсия неуверенно шагнула к мужу.
— Ричард… — тихо начала она.
— Мадам, — остановил ее Пуаро, — послушайте меня. Боюсь, сэр Клод заподозрил в намерении выкрасть расчетыы именно вас. Несколько недель назад некто… Наверняка кто-то из бывших сообщников Карелли, подобные люди всегда стараются сделать друг другу гадость… Скажем так: некто прислал анонимное письмо, где упоминалось имя вашей матери. Но ваш муж, глупенькое мое дитя, услышав, в чем вас обвиняют, попытался взять убийство на себя… Да, он даже надеялся убедить в этом инспектора Джеппа… И это он сделал затем, чтобы спасти вас.
Люсия вскрикнула и влюбленно посмотрела на Ричарда.
— А вы, месье, — продолжал Пуаро, — тоже должны знать, что полчаса назад ваша жена уверяла меня, будто убийца она, потому что она испугалась, как бы не заподозрили вас.
— Люсия, — с нежностью проговорил Ричард, подходя к ней.
— Поскольку вы англичане, вряд ли вы станете обниматься в моем присутствии, не так ли? — улыбнулся Пуаро и собрался уйти.
Люсия подала ему руку:
— Я никогда не забуду вас, месье, никогда.
— Я вас тоже, мадам.
Пуаро галантно поцеловал ей руку.
— Пуаро, — произнес Ричард. — Не знаю даже, что сказать. Вы спасли мою жизнь и мою любовь. Нет слов…
— Не терзайте себя, друг мой, — сказал Пуаро. — Я счастлив, что был вам полезен.
Ричард обнял Люсию за плечи, и, не в силах оторвать глаз друг от друга, молодая пара вышла в сад.
Пуаро произнес им в спину:
— Благословляю вас, mes enfantes! [343] Кстати, если в саду вы увидите мадемуазель Барбару, попросите ее вернуть наконец капитана Гастингса. Нам пора в Лондон.
Взгляд его упал на камин.
— А-а! — досадливо поморщился он, подошел и поправил вазу с бумажками. — Voila! Порядок восстановлен.
И с видом величайшего удовлетворения направился к двери.
Соавтор Чарльз Осборн (роман написан по мотивам одноименной пьесы Агаты Кристи.)
1930 г.
Перевод: Т. Чернышева