Вторая попытка

Часть первая «ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЫМПЕЛА» апрель — июнь 1903 года Глава 1

— Что это было, что… Я ведь умер…

Глаза слепило ярким солнечным светом, которого просто не могло быть промозглым зимним днем. Но тут на чисто отмытых стеклах играли «зайчики», щедро рассыпавшие блестки. А за ними буйство весенней природы, на ветвях деревьев, что виднелись за крышами зданий, свежая зеленая листва, столь приятная взгляду городских обывателей.

Зиновий Петрович ошалело уставился на зеленое сукно массивного казенного стола, за которым провел два года службы из трех, во время которых отправлял обязанности начальника Главного Морского Штаба. Помотал головой, удивленный случившимся чрезмерно, и оторопело уставился взглядом на правое запястье — вот только уродливого шрама с ожогом на коже, оставленного сгоревшими «брызгами» шимозы не увидел. И в мозгу появилось видение длинной цепочки японских кораблей на свинцовой глади Цусимского пролива, опоясанной яркими вспышками выстрелов — эту картину он постоянно видел не только во снах, но и наяву.

— Черт побери, что происходит со мной⁈

Вопрос завис в кабинетной тишине — что с ним произошло на самом деле, Зиновий Петрович не знал. Пока не знал, но странность происходящего ошарашила видавшего виды адмирала не меньше, чем случись разрыв фугаса, словно полившийся кипяток на причинное место.

И ответа Рожественский не находил, ощущение будто с ума сходит. Ошибки быть не могло — он непонятным образом оказался в своем собственном теле, но только не в новогоднюю ночь девятого года, у себя в квартире, а в кабинете начальника ГМШ. И на дворе двадцать седьмое число апреля 1903 года, судя по записи в журнале, которые он собственноручно вносил каждый день, как только вступил в отправление должностью. И так уже прошло три недели — а сейчас, судя по настенным часам, время близится к полудню, и скоро к нему прибудет на доклад контр-адмирал Вирениус, один из его двух помощников, заведующий военно-морским ученым отделом. И речь пойдет о создании оперативного отделения, того самого из которого через три года будет создан Морской Генеральный Штаб.

— Я схожу с ума…

Рожественский непроизвольно застонал, схватился ладонями за виски, чувствуя чудовищное напряжение в мозгу. С ним произошло то, что никак не могло случиться даже в самом горячечном бреду. Ведь умирая в квартире, тогда хотел, даже жаждал только одного — повернуть время вспять, оказаться снова в прошлом, и уже в ином состоянии встретить войну с японцами. И его последнее желание было исполнено по высшей воле — и он снова здесь, в первые дни своего начальствования, когда получил доступ к реальным возможностям, пусть и значительно урезанным, управления флотами. Ведь в подчинении два отдела, и через них проходит как планирование повседневной деятельности военно-морских сил Российской империи, так и прохождение военной службы всеми адмиралами и офицерами, служащими по данной ими присяге монарху под Андреевским флагом.

— Бред… Неужели это просто сон такой был…

Бормоча себе под нос, Зиновий Петрович вытащил из настольной коробки папиросу, пододвинул массивную пепельницу, сломав три спички, кое-как закурил, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы. Потушив окурок, смяв тот в пепельнице, тут же закурил вторую папиросу, а там и третью. Так и курил молча, пока горечь во рту стала невыносимой. И мысли упорядочились как по ранжиру, и он негромко подвел итог размышлений.

— Нет, это не бред. Я помню каждый прожитый день с этого момента и до той злополучной новогодней ночи. Час за часом помню, а такое не может присниться. Слишком много времени потребно будет, за минуту-другую такое в голову просто не придет. Это доподлинная явь, а не блажь…

Слова дались с невероятным трудом, будто песок выплевывал из пересохшей глотки. Адмирал тяжело поднялся с жесткого начальственного кресла, в строго сословной структуре и иерархии чинов даже мебель имела свое предназначение. Приволакивая по привычке раненную в Цусимском бою ногу, Зиновий Петрович открыл дверь в комнату отдыха, и лишь затем сообразил, что ранение еще им не получено, а такая ходьба для него сейчас не свойственна. И хрипло рассмеялся, пораженный до глубины души этим открытием, облегчив душу традиционным флотским средством — знаменитым «загибом Петра Великого» — не в «бога, душу, мать», как принято сухопутными вояками и чиновничьими «чернильницами».

— Кому сказать — не поверят! Смирительную рубашку на меня живо наденут! Враз санитары набегут — и в собственное заведение уложат!

Рожественский смачно выругался, образно представив, как выводят его из здания ГМШ. Нет, лучше снова в Цусиму пойти, чем объяснять «дохтурам», что он не спятил, и до начала войны с «макаками» осталось девять месяцев — срок зарождения и вынашивания женщиной новой жизни. И тут увидел в шкафу иконку Николая Угодника — морякам такие частенько дарят. Не ожидал от себя, что остановится перед ней как вкопанный, и начнет истово молиться — чего никогда у себя в кабинете не делал. Сейчас искренняя религиозность не в почете, все бравируют моральной распущенностью, но он сейчас полностью уверился в происходящем, которое могло случиться только по его высшей воле, и никак иначе.

— Спасибо тебе, господи, что дал мне грешному вторую попытку. Теперь постараюсь правильно ей воспользоваться…

Слова оборвались, голос дрогнул — как воспользоваться случившимся Зиновий Петрович не знал. Именно как, а то, что придется действовать совсем иначе, чем прошлый раз, в том не сомневался, уже зная происходящее, вернее то, что случилось, то есть произойдет — мысленно себя поправил. И уже стараясь не ковылять, дошел по мягкому ковру до шкафчика, и, открыв дверцу, задумался. На флоте пропустить чарочку было не зазорно, все прекрасно знали норму, которую дозволено принять как мичману, так и адмиралу. Но если первым полагалось вино, то он мог выбрать и покрепче напиток, и никто в том его не укорит, дело привычное.

Плеснул в серебряную стопку французского коньяка из пузатой бутылки, стекло которой было украшено завитками, и выплеснул содержимое в рот, уловив легкий яблочный аромат. Задумался на минуту, испытывая блаженство от принятого втуне, и тут же повторил действие. Закрыл дверцу и постоя немного, чувствуя, что от сердца потихоньку отлегло.

— Девять месяцев, еще девять месяцев…

Бормоча себе под нос, Зиновий Петрович возвратился обратно в просторный кабинет, мельком глянув в окно — за блестящим стеклом буйствовала весна, солнце щедро разбрасывало свои яркие лучи. А вот ему теперь отдых без надобности — война неумолимо надвигается, но о том что «макакам» отдадут на растерзание клочки знамен империи (как выразился один из поэтов — утопить бы всех этих шутов) никто еще не догадывался. Так что если он уподобится «Кассандре» никто не поверит, а государь особенно. Нужно исподволь подготовиться, и желательно вовлечь в это занятие значимые персоны, причем так, чтобы ни у кого из них не возникло лишних вопросов. И начать нужно с собственных помощников, вернее первого из них, чья нерасторопность не позволила усилить порт-артурскую эскадру спешно высланным подкреплением, а ведь приди броненосец «Ослябя» с крейсером «Аврора», вместе с «Цесаревичем» и «Баяном», как мыслилось изначально, к берегам Квантуна, ситуация могла бы быть чуть лучшей для русского флота. Однако не переломной — один лишний корабль линии не играет решающей роли в бою эскадр, но определенное воздействие своими десятидюймовыми пушками оказать вполне может.

— Верх недомыслия отозвать броненосцы на ремонт, и к оному не приступать. И как такое деяние наших чухонцев понимать прикажите⁈ Это у них по недомыслию, но вряд ли не могут понимать всю пагубность последствий столь вопиющей глупости и нерадения⁈

Рожественский выругался — «адресат» у него имелся, вернее сразу два, в лице обрусевших шведа и финна. Первый из них был его непосредственным начальством — утвержденный в должности управляющего Морским министерством вице-адмирал Федор Карлович Авелан, протеже великого князя Алексея Александровича. «Августейший» генерал-адмирал делами не любил заниматься, как и почти все представители Дома Романовых, хотя во флотских проблемах разбирался, но старался в них не вникать. При нем Авелан семь лет «исполнял обязанности», при этом будучи одновременно и начальником ГМШ — сам разрабатывал планы и проводил их в жизнь.

Второй являлся его собственным подчиненным, заведующим морским ученым отделом ГМШ, контр-адмирал Вирениус, вот уже два года находящийся на этой должности. Именно Андрей Андреевич «проводил» обратный переход эскадры Чухнина с Дальнего Востока, совершенно не нужный, и даже вредный. Но оправдания, что никто не знал, что война начнется быть, не может — три броненосца были уведены, а это резко ослабило Тихоокеанскую эскадру. И что скверно — корабли пришли в прошлом году, а к их ремонту до сих пор не приступили, ссылаясь на отсутствие денег в казне…

Броненосцы 2-й Тихоокеанской эскадры уходят в бессмертие…