Глава 7

— Зиновий, ты совсем меня не слушаешь. Тебя гнетут какие-то мысли? Ты очень изменился за последние дни, мой адмирал, даже свою папиросу по-иному держишь. Я тебя порой узнать не могу — каким-то другим стал…

Вопрос супруги Ольги Николаевны застал его врасплох, хотя умом Рожественский прекрасно понимал, что рано или поздно жена сообразит — он действительно за эту неделю стал понимать, что дело отнюдь не в его «воскрешении», если так можно назвать то, что с ним произошло. Все же много лет прожили в браке, дочери Елене в декабре двадцать шесть лет исполнится. Так что рано или поздно объяснение последует, а Олечка умница, и языком трепать не будет, знает, какие нравы в Петербурге, а он сейчас занимает один из главных постов в Морском министерстве.

— Война будет, Оля, и очень скоро. Думаю, в декабре пушки загремят, и если мы потерпим поражение от японцев, судьба России может стать совсем иной. А мы не сможем победить, поверь мне на слово.

Он видел, как слова буквально ошарашили супругу — у женщины буквально округлились глаза, стали если не по «рублю», то по «полтине» точно. Ольга внезапно осевшим голосом, видимо от сказанных слов мужем испытала серьезное потрясение, произнесла:

— Как такое быть может⁈ Мы империя, а они макаки, дикие азиаты, которые полвека тому назад мечами воевали — ты сам мне о том говорил…

— Да, рассказывал, в гордыне своей разума лишившись, — в груди вскипело, захотелось выругаться, но опять же непонятная воля, чужая и чуждая ему, но сидевшая где-то внутри души, убрала этот порыв. Чтобы успокоится, он потянулся к коробке с папиросами, благо жена зашла к нему в кабинет, и закурил. Усмехнулся, прекрасно понимая, что будет после всего того рассказа — но Зиновий Петрович уже мысленно решился на откровенность. Ведь никому другому не расскажешь, что на душе творится, какие странные сны он видит, а порой и непонятный голос в голове, далекий от ангельского чина. Злой голос, решительный, постоянно что-то подсказывающий, причем так, что он сам ложащиеся на язык слова озвучивал.

— Послушай меня, Оленька, и прими слова мои на веру. Я не безумен, просто со мной случилось настолько странное, что я не могу дать этому объяснение. Давай так — я тебе все по порядку расскажу, а ты только слушай. Тут дело такое — собьюсь с мысли, тяжко станет. Ты присаживайся на диван, Оля, разговор у нас долгий будет…

Зиновий Петрович тяжело вздохнул, поднялся из кресла, усадил ошарашенную его словами супругу, которая только судорожно дернула головой, но покорно уселась только после того, как он надавил ей на плечи. Сам же подошел к поставцу, извлек графин с коньком, подумал немного, плеснул на три пальца в бокал, себе до краев наполнил серебряный стаканчик. Бокал сунул в руку супруге, та машинально отпила. Сделав хороший глоток, он качнул головой и безжизненным голосом произнес:

— Все началось с того, что ночью первого января 1909 года я умер здесь, и упал на пол. Да-да, именно так…

За оконным стеклом разлились вечерние сумерки. Зиновий Петрович задумчиво посмотрел на опустевший графин — коньяк он выпил полностью, а там плескалась добрая пинта, полштофа по старым меркам. И трезвый, ни в одном глазу — алкоголь совершенно его не брал. Рассказал все, подробно, как шла война, как он стоял у прорези боевой рубки, истекая кровью, как погубил в Цусиме эскадру, и как сдался в плен, хотя миноносец мог дойти до Владивостока. Но прекрасно понимал и отдавал себе отчет, что прибыв туда, получил бы от людей убийственный для себя вопрос — «ваше превосходительство, а где же вверенная вам эскадра»?

Потому и сдался в плен, а там сам потребовал для себя суда, хотя никто предавать его правосудию не собирался, наоборот, император поставил его опять начальником ГМШ. Но чтобы унять злословие в свой адрес, он подал в отставку, а на суде всю вину в произошедшей катастрофе принял на себя. Не скрыл и того, что многие из тех, кто очень не хотел идти в Цусиму, как раз и выступали его яростными обличителями, и остались в своих креслах, а он превратился в затворника, человека, отторгнутого высшим светом, одного из тех, кому не принято протягивать руку, оклеветанного и оболганного. А ведь он провел через три океана эскадру, не потеряв ни одного корабля во время долгого перехода. И на скверно построенных броненосцах принял бой, в котором изначально не надеялся на успех, а лишь выполняя категорический царский приказ. Просто не хватило воли отказаться, и тогда бы не погубил тысячи моряков — может быть следовало идти вокруг Японии, как предлагал Небогатов, или вернутся в Камрань и встать в нейтральных водах.

Все рассказал, ничего не скрыл от потрясенной его долгим повествованием Оленьки — жена плакала, встала перед ним на колени. Кое-как уложил ее спать, дав выпить успокоительное, а сам снова вернулся в кабинет, продолжая внимательно рассматривать бумаги и напряженно работая. Он физически ощущал, как быстро уходит время, будто вода через песок, а потому торопился сделать все, что не успел прошлый раз…

— Шесть лет потратили, бог ты мой, шесть лет бездарно профукали, как дерьмо в унитаз спустили!

Рожественский выругался, отодвинул в сторону одну из папок. Теперь он отчетливо представлял всю картину вопиющей неготовности РИФ к войне с Японией, хотя если судить по ассигнованиям на кораблестроительную программу спешного усиления Тихоокеанского флота, они значительно превышали те траты, которые произвел потенциальный противник.

Но не в том беда — строили на отечественных верфях не то, что нужно, задорого, и отвратительного качества. И за надлежащими примерами далеко ходить не нужно, взять хотя бы три бронепалубных крейсера 1 ранга, именуемых «богинями» по их названиям — «Диана», «Паллада» и «Аврора». Имея равное водоизмещение с крейсерами германской постройки, такими как «Богатырь» или «Аскольд», при намного более габаритной и тяжелой машинно-котельной установке, они имели в полтора раза меньшую мощность, и соответственно скорость в 19 вместо 23 узлов, как на «германцах». И при этом ослабленное вооружение из восьми 152 мм пушек вместо дюжины, хотя должно быть все наоборот. Ведь крейсер, не имеющий возможности удрать от противника, должен хотя бы иметь шансы от него отбиться.

Вполне понятно желание правительства строить корабли исключительно на отечественных верфях, пусть они выходят дороже ценой и скверно сделаны. Но тут все объяснимо — привлеченные к выполнению «программ» заводы полностью загружены заказами морского министерства, страна должна иметь нормально развитое судостроение, к тому же деньги остаются внутри. По такому же пути пятнадцать лет тому назад пошла Испания, заложив шесть малых броненосцев. Вот только желание «экономить» дало обратный эффект — к началу войны с американцами построили только половину, причем скверно, и ценой не в пятнадцать миллионов песет, а двадцать. И немудрено — любая затяжка в строительстве, «долгострой» особенно, ведут к пропорциональному росту стоимости. Три оставшихся корабля испанцы вводят в строй до сих пор, на них масса недоделок, и работам конца и края не видно. Так что иностранные верфи тут дают и примеры кораблестроения, и лучшие образцы, по которым можно строить броненосцы и крейсера. Так на основе «Цесаревича» заложили и строят сразу пять броненосцев в Петербурге, а «Богатыря» три крейсера — один на Балтике и два на Черном море. Да те же два «камушка» взять, чтим прототипом «Новик» стал.

И ничего тут не поделаешь, надо отдавать отчет, что в своем промышленном развитии страна значительно отстает от ведущих европейских держав, квалифицированных рабочих и мастеровых не хватает. Но в то же время если глянуть на общие показатели социально-экономического развития двух стран, Япония катастрофически отстает от Российской империи по выплавке стали и чугуна, полностью зависит от морского привоза, совершенно бедна природными ресурсами и полезными ископаемыми, а также в ней проживает втрое меньше населения. Да и флот у нее вдвое меньше по тоннажу, и это если просто число вымпелов посчитать, без учета строящихся новых кораблей, про саму армию и никакой речи о каком-либо равном сравнении быть не может — один миллионный состав мирного времени чего стоит.

— Война будет проиграна не в цифрах, тут как раз японцы не имеют никакого преимущества, причины в ином…

Рожественский закурил папиросу, искоса поглядывая на листки бумаги с набросанными на них расчетами. Покачал головой, наскоро внес несколько правок, пробормотал, почесывая пальцем переносицу.

— Военный министр не на своем месте, хороший администратор, и не более. Но вот дальновидностью не обладает, это точно, ситуацию не просчитывает во всех аспектах. Однако моим доводам вроде внял, протекцию оказал — теперь послезавтра нужно говорить с Витте. Вот в нем корень многих проблем, чую, гнилое у него нутро — заварил всю «кашу», и в сторону. А так поступают только те сановники, которых можно смело называть если не предателями, то, как минимум «агентами влияния». Остается только понять, на чьей стороне они «играть» соизволили…

Цусимское сражение для русского флота навсегда останется не только символом беспримерного героизма погибших матросов и офицеров, но и шкурничества. причем не только в море, но больше в столице…


Загрузка...