Второстепенный

Глава 13

Миллиарды веков назад, когда время было только чьим-то сном, вокруг простиралась молчаливая пустота. Упиваясь покоем, безбрежный вакуум заглядывал в собственное нутро, не угасая и не перерождаясь. Грандиозное по своей масштабности ничто источало отрешенность – главный закон небытия.

Ни шороха. Ни вздоха.

Ничего.

Раздираемое отсутствием движения полотно вырождалось под скорбное безмолвие удушающей свободы. В сердцевине мрака зародилось едва заметное колыхание тонущих под толщей бездны звуков. Крохотные проблески темной энергии закручивались вихрями – и тут же гасли незамеченными.

Постепенно вспышек становилось больше. Крича и полыхая, бездыханное пространство отторгало смертную оболочку покоя. Снопы торжествующих искр накладывались друг на друга, множились и не успевали затухать. Набирая необъятную протяженность, бесконечные всплески активности обретали плоть: туго скручивались тончайшими нитями и резали закостенелое чрево непреклонным стремлением вперед.

Так появилось слово – от желания запечатанного кладбища жить.

Нити набухали, слов становилось больше. Прежде нерушимая, пустота агонизировала: колебания притягивались друг к другу, извергая целые фразы и накрепко сплетая их в предложения, как звуковые эманации – в ткань повествования.

Вселенная порождала саму себя.

Вслед за предложениями на свет выходили тексты, рассказы и повести. Нити сюжетов, сворачивались клубками, обрисовывая персонажей, заставляя их совершать поступки. Поначалу картонные, герои со временем обретали плоть, кровь и душу.

Достаточно было поверить в них.

Что произошло? Они были такими настоящими. Будто стояли перед глазами.

Нет, это меня дозорные завели под руки в камеру, к Латис и близнецам, к Натахталу, великому волшебнику и Астролябии. Кто она? Вторглась в текст, начала перекраивать саму реальность и даже не спросила. По сравнению с ней, Серетун – мальчишка с побрякушками. Истинная магия – в этой девушке. Загадка, преследующая самого автора.

Нужно вывести героев из тюрьмы и разобраться, кто же эта небывалая красавица, возлюбленная самого Натахтала...

– Эй, Арристис! – позвал пернатый стражник повара. – Гони хавку, сегодня аншлаг.

– Пустеет тюремная казна? – из окошка высунулся массивный клюв упитанного потомка туканов.

– Три человека, три полуорка – и все без гроша, – вздохнул матерый стражник и распушил оперение. Когда-то его дразнили за голубиный хохолок, но Гуль-Буль упражнялся, окреп и навалял обидчикам, чем сразу вызвал уважение друзей.

– У меня ничего нет, – развел руками повар. – Могу сварить пшеницу.

– Ты что? – щелкнул клювом Гуль-Буль. – Сидеть без ужина из-за этих нищебродов я не собираюсь.

– Но покормить их надо, закон обязывает! – разволновался ответственный Арристис.

– Закон? – фыркнул крепкий голубок. – Ты б столько не прокормил, сколько тут должно сидеть.

– И то верно, – сдулся пузатый кулинар. – Но голодные обмороки нам не нужны.

– Думаешь, стоит сходить закупиться? – нехотя спросил стражник.

– Уверен, – отрезал Арристис и снова уставился в кроссворд на последней странице «Пейтеромского вестника». – Слушай, Гуль, как называется густой соус из овощей? Четыре буквы по горизонтали.

– Ты же повар, – уничижительно сказал дозорный и гордо покинул полупустую кухню.

Спустившись по лестнице, Гуль оказался на этаже заключенных.

В былые времена, когда земли подле Пейтеромска считались феодальным наделом, камеры полнились уголовниками разной масти. Тюрьму занимали шаромыжники и наперсточники, карманники и форточники, жулики, убийцы, душегубы и готовящиеся к эшафоту пираты. Суды работали чересчур усердно, и приговоры выносились со скоростью примерно сотня в день. Потеющие под париками лысины присяжных морщились от умственного напряжения. Твердотелая буква закона была вопиюще заглавной, нынешние ей не чета.

Время отсталого человеческого строя.

Когда в Пейтеромск вторглись орки, устаревшая система подверглась детальному пересмотру. На смену оголтелому феодализму, еле превзошедшему рабство, пришли выборы. Поначалу местное население выказало недовольство: как же это – простой люд будет решать, кто теперь устанавливает порядки. Такая ответственность. Но вскоре народные массы успокоились, когда поняли, что их голоса, как и прежде, ничего не решают.

Главным приобретением для пейтеромцев стала коррупция. Благодаря ей многое изменилось в жизни людей, а через полвека – метисов. Правосудие для сокращения расходов оптимизировали, оставив на огромное тюремное здание минимальный штат из дешевой рабочей силы в виде дородных туканов-поваров и стражей-голубей. Отпала нужда в массовых заключениях, планы раскрываемости снизили. Ручки птичьих потомков зачесались, и вскоре начались ложные обвинения да подставы. Вороватым жителям, как правило, хватало средств откупиться, и тюрьма пришла в запустение.

Только сегодня было непривычно людно. В довесок к паре калек пришлось подсадить еще шестерых. Надо же, чтоб в один день у стольких человек – ни гроша! Современная система правопорядка не справлялась с таким разгулом преступности, и содержание еще нескольких узников требовало жертв.

Художественно насвистывая, Гуль-Буль медленно шел по коридору, вглядываясь в роскошные интерьеры камер. Привычная парочка вечно спящих бомжей не вызывала у молодого стражника интереса. В часы бодрствования с ними случалось поговорить о вечном, но моменты эти были редки, поэтому Гуль предоставил босяков самим себе.

Ближе к середине коридора было интереснее. Шестеро непонятных субъектов, разломавших вольготный уклад жизни стражников. Присутствие этих заключенных обязывало регулярно патрулировать этаж. А теперь ещё пришлось идти за продуктами, чтобы никто не умер с голоду.

– Ну вот, можно и пообедать, – донеслось из той самой камеры.

Ох уж это новое поколение. Даже в тюрьме уверены, что их накормят и обогреют. Никакого внутреннего стержня…

Разливаясь плавным эхом, к ушам Гуля потекла чарующая музыка. Издавай ее обычный инструмент, охранник бы уже со всех лапок мчался в камеру, чтобы отобрать запрещенный предмет и выяснить, кто посмел. Но мягкий тембр кифары одурманивал, внушая умиротворение, манил к себе и подчинял волю любой силы. Гуль шел к камере, не понимая, что намеревается выпустить преступников. Потом ведь пришлют разгромные письма, придется составлять объяснительные.

Неважно.

Есть только звук, за него и держись. Подобно спасательному кругу, музыка тащила дозорного из реальности в свой мир, где нет проблем. Завороженный, Гуль думал только о том, как бы дойти до решетки прежде, чем уснуть. С каждой секундой веки становились тяжелее, а шаги короче. Взволнованные голоса арестантов звучали словно через вату – также глухо, успокаивающе. Последним титаническим усилием Гуль попытался дотянуться до замка, но не справился и медленно осел на пол. Глупо хихикнув, дозорный закрыл глаза и откинулся на спину, приняв положение звезды. Облака понесли его навстречу призрачным видениям Морфея. Прежде, чем стражник окончательно уснул, где-то внизу раздался возмущенный голос:

– Скажи теперь, как мы ключи достанем?