Глава 17

Наевшись пшеницы до отвала, пернатые дозорные не захотели гнаться за беглыми преступниками. Голубки предпочли отдаться дреме, так удачно пришедшей к ним взамен провальной идеи остановить головорезов.

Ритмичное посапывание зазвучало по всему коридору с распахнутыми решетками. Стражники сели на пол, упершись птичьими спинами в стены, и начали процесс переваривания – чтобы жирок завязался.

Один Гуль не мог успокоиться.

Со школьной поры никто не наносил его самолюбию такой урон. Долгие годы он старательно работал над телом: поднимал тяжелые валуны, оббегал семь городских секторов и отжимался много раз. А пшеница перечеркнула все его усилия. Зерновой гипноз оказался слишком сильным. Разум затмили инстинкты, и Гуль упустил шанс доказать себе, что чего-то стоит. Вместо доминирования над сорванцами, голубок выбрал стезю, погубившую его предков.

Птицы всегда были беззащитны перед человеком. Желание выжить подстегнуло их к тому, чтобы вобрать лучшие людские качества, изменив свою физиологию. Первые гибриды получились, когда голуби прилетели на ритуал, собравший множество волшебников. Пытаясь отбить орочьи отряды, чародеи решили объединить пару своих сильнейших представителей с воинами. Ожидалось, что на выходе сформируется целый корпус отборных силачей с большими способностями к магии.

Солдаты опрометчиво дали согласие на экспериментальный ритуал, не прочитав приписку мелким почерком о том, что более сильный разум поглотит конкурирующий с ним. Это означало для них полную победу чародейского интеллекта над воинственным и, как следствие, потерю своей личности.

Но воины не осознавали, какой великий акт альтруизма вознамерились совершить.

В разгар невероятного ритуала наглые голуби прорвались через слабые защитные поля, закрыв своими тельцами волшебников. Итогом стало появление мускулистых полуптиц. Более развитые умственно воины подавили интеллект пернатых. Так они узнали о великом чародейском обмане и очень обиделись.

В знак мести голубки присоединились к отрядам орков и помогли им взять Пейтеромск.

Орки не остались в долгу. По крайней мере, официально они заявили, что возьмут голубков служить стражниками, в знак признательности за военную помощь. На деле же – пернатые дозорные стоили гораздо дешевле любых других.

Все-таки, магически выведенные метисы никогда не ценились в этом мире. Только естественная эволюция придавала гибридам значимости.

По мере осмотра крепких тюремных стен, орки пришли к пониманию, что, если пиратов не вешать, то придется их кормить. Как-никак, демократия обязывает. Поэтому несколько вооруженных до клыков солдат притащили чародеев в город, чтобы создать таких же дешевых поваров взамен человеческим.

В ходе долгих дискуссий на роль материала выбрали самых упитанных жителей Пейтеромска и подвернувшихся под руку туканов. Три дня и четыре ночи волшебники водили руками, шепча страшные слова. И наконец, на четвертый день создали прямых предков Арристиса.

Шли годы. Цивилизация полуорков и полуптиц развивалась. В город все чаще заглядывали магические метисы, прося о защите от гонений. В других городах их постоянно били, но Пейтеромск был прогрессивным местом и радушно принимал расовые меньшинства.

Что касается голубков и туканов – эволюция брала свое. Птицы, как более слабый вид, были вытеснены эволюционировавшими потомками. Их популяцию строго контролировали в отдельных голубятнях, не позволяя пернатым снова захватить огромные пространства города. Жители не могли нарадоваться – больше никаких белых пятен на тележках.

Единственное, что отличало интеллект полуптиц от людского – приверженность атавистическим инстинктам. Голубки все так же двигали головами в такт походке и кидались на пшеницу, будто зомби.

Гуль не мог поверить, что такая незначительная деталь выльется в колоссальную проблему его самоидентификации. Считая себя в большей степени человеком, дозорный познал экзистенциальный кризис, уподобившись предкам. Самое обычное сырье для орочьего пива стало его приговором.

Мало голубку было школьных драк и титанических усилий под началом лучшего на всех Злободуньих землях бодибилдера, теперь и пищевое унижение подоспело.

Еще один вопрос терзал почти человеческий мозг стражника: куда делся нож? Гуль помнил, как подошел к волшебнику со спины, приставив холодный металл к чародейской бочине, а потом…

Нож пропал.

Будто его никогда и не было. Осталось только смутное воспоминание, словно осколок другой реальности.

Преисполненный решимости, голубок встал и, не оборачиваясь на сослуживцев, слетел вниз по лестнице. Нужно доказать самому себе, что все было не зря. Не для того Гуль терпел школьные обиды и копил силы, чтобы в один момент снова обернуться затравленным ребенком без опоры под лапками. Бандиты не смогут скрыться от его ясного взора.

Даже под покровом ночи.

Перечитав новый кусок, я пришел к неутешительным выводам. Налицо явственные комплексы, приобретенные в детстве и получившие в море благодатную почву для роста. Гуль питается моими подсознательными страхами, помноженными на тяжелые отношения с капитаном. Потому птичий гибрид и помнил про нож.

Вспомнились детские обиды, скопившиеся в уголке разума. Сколько драк развернулось на пустом месте, сколько оскорблений прозвучало без уважительной причины.

Дети – словно маленькие звереныши. Познание мира начинается для них с определения отличий. В ранние годы они строят простые ассоциативные ряды: холодно-горячо, далеко-близко, ярко-темно. Позже маленькие люди присматриваются к сверстникам и замечают, что кто-то выше, умнее, или сильнее. В подрастающем разуме детишки выводят медиану и стараются держаться как можно ближе к ней.

Обычно параметры нормальности диктует семья и ближайшее окружение. Все, что лежит за пределами понимания, воспринимается, как угроза. Поэтому любой ребенок, ненароком оказавшись вне выделенной плоскости, становится объектом для насмешек.

Вспомните себя в детские годы. Как бы вы отнеслись к замкнутому однокласснику, чьи тетради усеяны мелким почерком в каждой клетке? Если бы там были идеально выполненные домашние задания, вы бы просто подняли мальчика на смех. Мир давно изменился. Родители наверняка втолковывали вам, что много учиться не то, что вредно, – даже опасно. Поэтому какой-то ботаник-интроверт вызвал бы у вас жалость вперемешку с презрением. Не имея достаточного ума, вы не смогли бы распознать эти чувства и просто бы дрались.

Но в тетрадях было совсем другое. Первые неуклюжие истории с плоскими наивными сюжетами. Никакой логики, много диалогов и полно очарования.

Одноклассники вообще не знали, как реагировать. Вид ребенка, который не только учился с удовольствием, но и создавал что-то сам, вызывал неконтролируемые потоки эмоций. Даже опытная классная руководительница не могла с ними совладать и, в итоге, махнула рукой.

Пусть резвятся. Они же дети.

Вот и впитал в себя Гуль темные стороны моей личности. С другой стороны, чего я так переживаю? Хорошая книга получается, только если писать о том, что знаешь сам. Без деталей, взятых из жизни, текст остается просто текстом, и не работает, как нужно.

Обормот вскочил мне на колени и уставился в монитор, будто понимал, что там написано. Я не стал прокручивать страницу, чтобы кот мог дочитать. Удовлетворившись моим широким жестом, он несколько минут сидел, не шелохнувшись, а потом одобрительно мяукнул и отвернулся от экрана.

Можно писать дальше.

Бывшие узники неслись по узким улочкам Пейтеромска.

В голове Серетуна одна мысль сменяла другую, не давая додумать ее до конца.

Как же глупо вышло с пожарищем заборным. Надо было не выпендриваться, а просто проделать небольшой выход. Тихонько метнулись бы на улицу, никто и не заметил бы. Так нет же, тяга к дурацким спецэффектам взяла верх над здравым смыслом.

Упершись в тупик, Натахтал взволнованно спросил:

– Куда дальше?

– Вы же тут местные, – подхватил великий чародей. – Уведите нас из этого лабиринта!

– Мы бы с радостью, – ответила Астролябия. – Но город ночью совсем не такой, как днем.

– Кончайте свои загадки, – распсиховался Серетун.

– Никаких загадок, – осадила его Латис. – Просто топографический кретинизм.

– А близнецы что? – спросил волшебник.

– Это наследственное, – разочаровал Гадис.

Поворачивая под дикими углами, нарезая круги по необъятным секторам, компания диссидентов собирала за собой все более длинный хвост из стражников. Голубки приступили к оцеплению квадранта Б-2. Операцию координировали лучшие специалисты по ловле преступников.

Справедливости ради, преследований на улицах Пейтеромска не было так давно, что остались они только полотнами текста на страницах учебников, поэтому в погоне участвовали сплошные теоретики.

Завернув за очередной дом, группа декабристов остановилась перевести дух. Неумелые стражники потеряли их из виду, и появилось время восстановить силы.

– Что дальше-то? – спросил Бадис.

– Куда бежать? – вторил ему Гадис.

– Думайте, мужчины, – подвела черту Латис.

– В лес, – сходу сказал Натахтал.

– Почему в лес? – спросил Серетун и на секунду затих. Как же он столько пробежал с травмой после капкана?

– Не благодари, – будто прочитав мысли, шепнула Астролябия. Девушка под влиянием стресса случайно убрала рану волшебника из сюжета.

– Нам помогут, – уверенно сказал неутомимый воитель. – Только добраться бы.

Возле дома напротив возник знакомый силуэт в куртке. Серетун магическим пассом зажег единственный фонарь поблизости, который должен был разгонять мрак в средневековом дворе, но ленивые рабочие давно не меняли в нем свечку. Фигура плавно вышла на свет. Беглецы узнали Гуля. Выглядело это зловеще.

– Верни мой нож, – обратился дозорный к Астролябии.

Загрузка...