Второстепенный

Глава 38

Когда идешь в торговый флот третьим помощником, нужно понимать, что работа будет совсем не как в сказках Жюля Верна, и тем более не как в фильмах Гора Вербински. Никто не сражается с грязными пиратами (кроме специальных военных служб у берегов Сомали и в нескольких других местах по миру), Летучий Голландец – миф, а кракена вообще никогда не существовало!

Из всех навигационных должностей офицер по безопасности – самая прозаичная и лишенная романтики. В то время, как второй помощник отважно прокладывает курсы по рифам, старпом заваливает балластом судно на бок, а капитан смотрит по вечерам кино, именно третий офицер совершает обязательную рутину, от которой может зависеть жизнь целого экипажа. Пропадать в шлюпках после обеда, смазывать штоки гидрантов, красить пожарные ящики и смотреть, чтобы горели огни спасательных кругов – это все ко мне.

В использовании любого оборудования есть одно непреложное правило: работает – не трожь.

Чем больше крутить гидрант, тем выше вероятность, что он даст течь, и клапан затребует, чтобы его притирали долгими мучительными вечерами. Чем чаще запускать движок шлюпки, тем скорее там все испортится, и компания оплатит дорогостоящий ремонт. Если, конечно, не зажмет деньги. Да и проблесковые огоньки спасательных кругов перегорят тем быстрее, чем более тщательно подходить к их проверке.

С пожарными рукавами ситуация не лучше.

– Сегодня, Майк, дорогой мой, ты познаешь вкус работы с safety[1], – торжественно сказал я, натягивая каску посреди раздевалки патрициев-офицеров. Рядом находилась точно такая же, с металлическими шкафчиками в духе американских школ, но – для рядовых, то есть, плебеев. Отличие наблюдалось только в уровне чистоты: филиппинцы чаще имели дело с краской, грязью и прочими неприятными субстанциями, что отражалось на стенах тонким равномерным слоем пакли, замызгавшей каждую поверхность, о которую можно опереться.

– Мы сегодня проверяем шланги, да? – уточнил кадет.

– И делаем это гораздо эффективнее, чем мне показывали, – сообщил я не без гордости. – Но все равно работа не имеет большого смысла.

– Это почему? – удивился Майк. Когда он попал к нам на борт, у парня было множество ожиданий и свои представления о том, как должна проходить работа на флоте. Юный мьянмарец думал, что здесь каждый увлечен своим делом, а сложность проворачиваемых работ сопоставима с военными операциями Второй Мировой. Каково же было его удивление, когда выяснилось, что вместо доблестных офицеров, настроенных на откровенную пахотню, судном рулит горстка уставших человечков, которые только и делают, что ноют и считают дни до списания.

– Во-первых, по международным требованиям гидротест должен проводиться всего раз в год, но наша любимая компания решила, что в два раза чаще – в два раза лучше.

Преодолев небольшой коридор, я повернул заглушку двери и оказался на палубе снаружи. Майк переступил высокий порог, задрав ногу, как цапля с опытом.

– А во-вторых? – спросил меня кадет.

– Во-вторых, – кисло продолжил я, – сам тест губителен для рукавов. И лучше их вообще не трогать. Никогда.

– Все из-за соленой воды? – уточнил Майк. Мы двинулись в сторону кормы. По палубе уже были разложены две макаронины и ждали, когда в них пустят огромный напор.

– Соображаешь, – похвалил я парнишку. – Через шланги проходит огромная масса забортной воды, а промываем их потом тоненькой пресной струйкой, что несопоставимо. Все-таки, судовые танки не безразмерные, и дать такой же напор не выйдет. А если и создадим, то очень ненадолго – вода быстро кончится.

– Получается, вымывается не вся соль, а потом шланги слеживаются, и привет, дырки, – сделал верное заключение Майк.

– Теперь ты ненавидишь эту работу так же, как я.

Кадет ухмыльнулся. Дойдя до крайнего гидранта на верхней палубе, я удовлетворенно осмотрел место крепления.

– Все в порядке? – спросил кадет.

– Конечно, – сказал я и устремился в сторону бака, а Майк засеменил рядом. – Теперь закроем сопло на той стороне, пустим воду, набьем рукава и остановим насос. Я быстренько сфоткаю, что получилось, и все смотаем обратно. Вот такой план на сегодня.

– Впечатляет, – ответил Майк с легким недоумением.

– Сейчас я крутану эту штуковину влево, – сказал я, когда мы добрели до наконечника сцепленных между собой шлангов. – Запомни: влево – это закрыть, вправо – струя станет душем.

– Ты уверен? – решил уточнить любопытный мьянмарец.

– За кого ты меня принимаешь? – гордо ушел я от ответа и направился обратно к корме.

– Мало ли, – улыбнулся Майк и поправил очки в прямоугольной оправе. Я только пожал плечами и прильнул к рации, которая все это время болталась на шнурке, перекинутом через шею.

– Второй, второй. Вызывает третий.

– Чего? – лениво отозвался голос через радиостанцию мостика.

– Врубай пожарный насос.

– Готово, – так же вяло сказал Миша, наверняка теребя свои белобрысые короткостриженные волосы.

– А теперь за дело, – сказал я Майку и запыхтел, откручивая закисший вентиль. Чуть позже надо отправить кадета все тут промазать.

Гидрант ответил мне шипением, которое вскоре сменилось напором воды, быстро заполняющей длинную колбасу из шлангов. Подобно грудной клетке, рукав вздымался и опускался в человеческом ритме, но никак не желал становиться упругим. Бесконечные ощупывания приводили только к тому, что шланг податливо сжимался под руками. Я закрутил вентиль обратно и увидел, как рукав просел от недостатка воды.

– Сдается мне, тут что-то неладно, – с подозрением проговорил Майк.

– Просто еще недостаточно воды натекло, – беззаботно махнул я рукой и повторно открыл гидрант. Шланг запульсировал с новой силой.

– Может, все-таки, душ? – осторожно спросил мьянмарец.

– Ладно, идем, – вздохнул я и опять перекрыл вентиль.

К величайшему сожалению, Майк оказался прав. В центре растекающейся лужи возлежало сопло, из которого еще хлестали остатки соленого буйства. Я схватился за насадку и резким движением повернул ее вправо, недовольно глядя в небо, словно проклиная его обитателей. Делу это не помогло, но на душе стало полегче.

После ряда манипуляций шланг все-таки обрел нужную мне жесткость, и вода больше не утекала в холостую. Я утер лоб от пота – мы были почти на экваторе, и солнце палило, как умалишенное.

– Второй, второй. Третий вызывает, – снова прильнул я к рации.

– Да-да, – ответил Миша более собранно. Похоже, капитан появился на мосту.

– Вырубай насос, – попросил я.

– Готово, – второй звучал гораздо бодрее. Может, просто выпил чашку кофе и отпустило.

– Расскажи мне о буддизме, – попросил я, доставая из кармана робы телефон.

– Под запись? – хихикнул Майк.

– Я фоткать буду. Не тебя, шланги, – поспешно добавил я.

– А что именно тебя интересует? – кадет плавно следовал за мной, останавливаясь каждый раз, чтобы дать прицелиться для очередного кадра.

– Как у вас все организовано? Неужели вы действительно стремитесь прекратить череду перерождений? И главное: тебе нравится группа “Нирвана”?

Я замер с глупой ухмылкой, ожидая какого-то забавного ответа, но Майк остался равнодушен. Видимо, этот вопрос он слышал чаще, чем свое имя.

– Не особо, – ответил мьянмарец коротко. – И вообще, правильно говорить “ни бэ”. На западе все перекрутили.

– Век живи – век учись, – ответил я избитой фразой, которая на английском звучала еще хуже. Майк пожал в ответ плечами.

– Вообще, буддизм – это не столько религия, сколько философское учение, – начал свой рассказ кадет, пока я изображал фоторепортера. – Нас учат, прежде всего, тому, что любые потребности вызывают страдание, а страдание, в свою очередь, ведет к несчастьям и тьме. Пока мы не справимся со своими пороками, будет происходить череда перерождений. Наша задача – разорвать этот круг.

– И для этого вы медитируете? – блеснул я школьными познаниями.

– Это только одна из практик, – ответил кадет. – Но вообще, она и правда основная.

Пока юный мьянмарец посвящал меня в тайны своей веры, рассказывая о том, что, например, в буддистских преданиях фигурирует наш Иисус, я размышлял над философским учением, которое проповедовал Алуфтий для крепководских слуг. Отказ от страданий – удел наивных добряков-азиатов, а в городе эксплуататоров учение должно быть извращено. Ленивым обрюзгшим писателям нужно склонить рабов к своей воле, мягко внедрив в их головы, что всем положено только работать, отдавая силы на благо общества.

– Теперь можно складывать все обратно, – сказал я, как только сделал последнюю фотографию для многостраничного отчета о проведенной инспекции, который почему-то назывался сертификатом.

– Ты еще обещал научить меня скручивать шланги, – сказал Майк, послушно отделяя сопло от длинной макаронины.

– Смотри и впитывай, – я принялся показывать алгоритм, сопровождая каждое действие подробными комментариями. – Сначала из шланга надо убрать всю воду.

Я разъединил два крепежа и свесил один конец за борт, а потом ловко закинул другой на плечо, по мере продвижения вперед оставляя его за спиной. Вода медленно стекала по наклонной, заставляя висящее горлышко танцевать брейк под ритмичное хлюпанье. Недолго думая, Майк отсоединил следующий шланг и повторил операцию за мной.

– Теперь надо его промыть, – важно сказал я. – Только сначала найдем боцмана.

Когда я ходил на практику кадетом, со связью на палубе были большие проблемы. Никто из экипажа не брал с собой рацию, чтобы легко найти друг друга в любой момент. А уж ничего не умеющему юнцу такое высокотехнологичное средство связи вообще было противопоказано. Приходилось довольствоваться хождением кругами в поисках затаившегося начальника матросов. Порой на то, чтобы взять у боцмана квест, я тратил добрых полчаса. Тогда-то я и понял, что это великое искусство – создавать рабочий вид, но при этом надежно теряться.

С матросами дела обстояли еще хуже. Один раз я оставил пневмозубило без присмотра, потому что срочно понадобилось отойти. Когда я вернулся, аппарат исчез. Долго шатаясь по палубе, я наконец обнаружил, что зубило оказалось в руках амбала-плотника, который с упоением занимался чисткой и покраской люковых крышек, ведущих в трюм.

– Что ж ты, образина такая, утащил мой инструмент? – спросил я.

Матрос прервался, посмотрел на меня совершенно добрым взглядом и молвил:

– Видишь, ручка заклеена скотчем? Это я сделал. А значит, зубило мое. Ищи себе другое.

– Какая прелесть, – только и ответил я. Еще стоило бы добавить, что огромный филиппинский дядя нарушал технику безопасности. Если подключить пневматический отбойник к воздушной магистрали, то при наличии заклеенной ручки он тут же начнет жужжать и брыкаться. Не то, чтобы это приводило к травмам, но мне больше нравилось контролировать ситуацию, а не полагаться на случай и какой-то там скотч.

Сейчас ситуация была совсем другой. Боцман пропасть уже не мог, потому что всех членов экипажа обязали носить рацию с собой, и Роберто можно было просто позвать.

– Боцман, боцман, это третий зовет, – сказал я низким голосом, чтобы звучать более важно.

– Да, треха, слушаю, – отозвался начальник матросов страшным, будто из преисподней, голосом.

– Мне нужны шланг, пресная вода и насадка, – потребовал я начальственным тоном.

Дальнейшее описание работы не требуется, потому что сцена выполнила свою композиционную задачу.

[1] Safety (англ.) – безопасность. В контексте судна применяется относительно средств спасения и пожаротушения, учебных тревог и общих навыков выживаемости