Второстепенный

Глава 28

Обычно хорошие парни в хорошем фэнтези – это люди, у которых все должно быть красиво. Главный герой, заслуженный протагонист каждого мира, в котором есть слово "середина" или "земля", а очень редко – оба, гарцует на благородном скакуне, рассекая необъятные поля, жгучие пустоши и лесные угодья. По дороге красавцу встречаются другие красавцы и красавицы; приключения на их долю выпадают масштабные; злодеи желают их смерти так, что аж кушать не могут, а вокруг вьются драконы, пауки, василиски и прочая мифологическая нечисть, кочующая из сюжета в сюжет. Каждый добрый персонаж до смерти желает помочь славному протагонисту, и порой действительно умирает ради него. Огромные замки и разношерстные города открываются взору главного героя, подкидывая испытания, одно за другим. Побеждая врагов, красавец набирается опыта, чтобы встретить главного босса и навалять ему на равных. Изредка вместо антагониста выступает какой-нибудь вулкан, или сам главный герой оказывается злодеем – но это если автору угодно заработать много денег. Потом концовка, враг повержен, все счастливы, свадьба, пир горой, или крючок, намекающий на продолжение.

В этом фэнтези все не так – оно плохое. Натахтала красавцем не назовешь. Скажу по секрету, пока никто не слышит: у него на носу красуется прыщ, и вовсе не потому, что Астролябия в него влюбилась. Ездит воитель не среди эпических ландшафтов, а по захолустным поселкам, надираясь, как человек, зависимый от спиртного. Окружают его не добрые герои, а всякие корыстные мальчишки в облике дедуль. Вместо верного гнедого жеребца воитель расположил свое обмякшее тело на корове, бредущей рядом с единственной красавицей на всю книгу и заносчивым волшебником, который в порыве эгоистичного стремления к веселью сделал из друзей безвольных клуш.

– Я все слышу! – сказал Серетун.

– Вот и слушай, негодник, пока Натахтал спит, – осуждающе вещала подвыпившая Астролябия. – Зачем я вообще с вами связалась? Еще вчера была главной медсестрой, а теперь…

– А теперь у тебя любовь.

Красавица повернулась к корове, уныло плетущейся с огромным грузом в виде спящего воителя. Натахтал нежно обхватил шею буренки руками и громко сопел, иногда постанывая от неприятных видений.

– Вот это? – ужаснулась Астролябия. – Да ну-у-у…

– Вот это, – добродушно кивнул Серетун.

– Меня из-за него на нары послали чалиться, среди зэков. Лавэ подрезали, и маляву накатать не получилось. Мусора поганые, – по фене ботала девушка.

– Тише, тише, – рассмеялся волшебник. – Всего пару часов там провела – и уже так выражаешься.

– Зато с работой теперь кирдык, – Астролябия обиженно отвернулась и снова взглянула на воителя.

Натахтал нечленораздельно мямлил, периодически стреляя одиночными фразами:

– ...это из-за меня?.. кого больше?.. значит “развод”?..

Если бы красавица могла в тот момент сопоставить слова и нарисовать в уме картинку, она бы отреагировала совсем иначе, а так:

– Ох, и его мошенники нагрели.

– Можно и так сказать, – сочувственно вздохнул Серетун, титаническими усилиями превращая смех в легкую понимающую улыбку.

Разговор с Астролябией не ладился, а воитель вообще ехал в отключке, так что, великий чародей предался размышлениям о своих делах, в которые было непозволительно влезать даже самому Создателю.

Медленно перебирая копытами, буренки топали к выходу их леса. Короткая шелковистая шерсть приятно сминалась под руками, выпуклые бока отдавали ногам тепло. Грустные коровьи глаза без устали смотрели вперед, выискивая магически транслируемый путь к городу.

Вырываясь из дубравы, тропа через несколько верст делилась надвое: аккуратно выложенная плиткой ровная поверхность вела к Пейтеромску, а в сторону Крепководска шло ухабистое полотно, густо изрытое колдобинами и усеянное кочками. Коровы совсем не хотели туда ехать: их неразумные мозги сопротивлялись магическому натиску Серетуна, как могли. Приближаясь к развилке, буренки сбросили ход до бесконечно малого и почти остановились. Волшебник дал им по филею воображаемым хлыстом, и рогатые снова поплелись, громким мычанием обозначая крайнее возмущение сложившейся ситуацией.

Путь к столице философии тянулся на многие версты вперед, в отличие от пивного пристанища, которое торчало совсем рядом с лесом. Пролегала дорога через овраги и взгорья, пустыни и родники, мосты и грунтовку. Оба города опоясывала знаком бесконечности речка Бесконечная (иногда фантазия подводила даже эскапистов), несущая свое течение через обильные пшеничные поля и бесконечные виноградники, соседствующие, но конкурирующие между собой.

Название "Крепководск" восходит не к самогону, как многие думают, а к напитку, дарованному богами Аминомикуса. На том самом месте, где они подкинули свои ненастоящие тела, бутафорская кровь, сделанная из сока, впиталась в землю и породила первую лозу. Фокус простой, зато сколько шуму было, когда гробовщики приехали за подозрительно хорошо сохранившимися для своих лет трупами. На этот факт никто не обратил внимания, потому что взгляды были прикованы к неожиданно пробившейся ветви с гроздью невиданного доселе винограда.

Когда необыкновенный вкус плодов коснулся рецепторов случайной публики, за остатки удивительной пищи разразилась настоящая драка. Титанические усилия местной стражи феодального разлива – а значит, не такой коррумпированной, как демократические птички в будущем, – предотвратили непоправимый ущерб новой культуре. Парочку мелких виноградинок удалось сохранить для дальнейшего разведения.

История с богами и оставленной ими лозой вдохновила аминомикусцев на философские изыскания, выдернув из повседневной жизни. Фундаментальными рассуждениями о смысле бытия могли заниматься только богатые сословия: вино стоило целого состояния, а без него дело не клеилось.

Сначала новые книги приняли с восторгом. Рядовая публика взапой читала теоретические выкладки о происхождении мира, вещах вне себя, субъективной математике и прочем околонаучном сюрреализме. Началась эра познания человеком самого себя. Люди стали искать место во вселенной, а вместе с этим почувствовали себя ущемленными: изо дня в день они были вынуждены только работать, есть и, если повезет, спать. На другие дела не оставалось времени.

Суровый правитель, златокудрый Неспиан Замерзникус, восседал на своем троне и просматривал статистику экономической эффективности предприятий. Рядом лежала копия сводки книжных продаж. Высокий аристократический лоб прорезали морщины от поднявшихся бровей.

– Тнак, подите сюда, – молвил бархатным, но строгим голосом Неспиан.

– Господин, – из шеренги советников выступил лысый седобородый мужчина.

– Я даже не знаю, – Замерзникус покачал продолговатой головой. – Может, у художника руку повело, когда он рисовал график?

– Спросим немедленно, – Тнак обернулся и подал кому-то знак, очень похожий на угрозу придушить. Вместо ответа исполинская позолоченная дверь открылась и тут же с грохотом, сотрясшим всю залу, вернулась на место.

Неспиан потер висок и откинулся на спинку трона.

– Как могли простые книжки снизить работоспособность всех холопов разом?

– Не могу знать, – равнодушным голосом ответил Тнак.

Правитель подался вперед и гневно посмотрел на советника.

– А должен! Работа у тебя такая.

– Виноват, – промямлил бородач и вернулся в строй.

– Всех перевешаю, – затянул свою старую песню Неспиан. – Бестолочи проклятые, негодные даже для ПТУ. Сживу вас со свету. Еще хоть раз…

Советники все, как один, закатили глаза. Они слушали эти угрозы каждый день. Малейшая проблема вызывала у правителя острую реакцию, и Замерзникусу нужно было выговориться. Когда Неспиан, наругавшись вдоволь, отпускал советников, они быстро решали вопрос и спокойно жили дальше.

До следующего раза.

– …такой косяк вылезет, всех разгоню к чертям собачьим.

Координаты чертей в гневных речах Неспиана менялись, но соблюдали четкий ранжир. Если он обещал разогнать просто к чертям, то сулило это самое недалекое путешествие; к матери их – чуть дальше, а вот к собачьим – значило, что всем советникам придется до конца рабочего дня не высовываться из кабинетов во избежание дополнительной порции оскорблений при случайной встрече с правителем в коридоре. Обстоятельство это не особо расстраивало чиновников: они и так не были в восторге от необходимости общаться с Неспианом каждый день.

Замерзникус был единственным сыном историка, попавшего в мир эскапистов одним из первых. Разделяя увлечение отца Древним Римом, юный Володя взял себе имя в стиле строгих императоров, переняв и поведение, которое казалось ему единственно правильным. Характер Неспиана усугубила еще и роскошная резиденция самих богов Аминомикуса, по счастливой случайности доставшаяся его отцу, как одному из первопроходцев между складками ткани повествования. Мальчик рос, мня себя настоящим аристократом. Ну и выросло, что выросло. Объявил себя правителем, собрал армию и стал воевать до самой старости, пока не пришел Злободун.

Громадная дверь снова открылась. Тнак вопрошающе посмотрел на вошедшего и, огорченный ответом, сказал правителю:

– Графики верны.

– Это что же получается? – Неспиан имел привычку думать вслух, совершенно не стесняясь откровений, всплывающих в процессе. – Пока я тут терплю и не иду в туалет, вы безбожно проворониваете весь город? Объясните-ка, что происходит?

Из шеренги вышел накачанный молодой человек, слепящий бликами на кубиках пресса, и сказал:

– Последние соцопросы демонстрируют снижение интереса населения к работе. Самый частый ответ анкетируемых звучит как: “Все тлен”. Люди перестают видеть смысл в монотонных действиях, которые пьют из них последние соки. Пролетариат желает отыскать свое место на теле Вселенной, а не вот это вот все. Конец цитаты.

Закончив доклад, культурист вяло вернулся на место.

– Спасибо, Арневскис, – мысли Неспиана вдруг стали кристально чистыми, и правитель успокоился. – Настоящим указом повелеваю выдворить горе-философов из Аминомикуса, а книжки сжечь, дабы не отравлять податливые умы горожан мыслями… любыми мыслями.

– Слушаюсь, – отозвался хор советников, и затем пятнадцать человек в античных одеждах направились к выходу.

С того самого дня изгнанные авторы бестселлеров были предоставлены самим себе. Вынужденные искать новую крышу, философы воспользовались оставшимися средствами, купили рабов и, пользуясь непомерными силами медведей-амбалов, построили город на топкой болотистой местности, назвав его Крепководском в знак уважения к вину, сделавшему их мыслителями. Особенно активно командовал юный Алуфтий Первый, который основал династию и стал единоличным правителем Крепководска, сместив остальных коллег с пьедестала.

С тех пор прошло много лет. К воротам старинного храма философии подбирались трое чудаковатых всадников на коровах. Первыми их заметила парочка стражников, стоящих прямо у входа.

– Глянь только, – сказал один из них, сплюнув шелуху от семечек. – Тоже мне, ковбои нашлись.

– Еще и в стельку, – добавил второй и широко улыбнулся. – Сейчас мы им покажем.