8
В марте я начал торопить Аллу с переездом. Фельдшер-предшественница, вместе с мужем-зенитчиком ожидавшая перевода в места не столь суровые, на излёте зимы получила от благодарных пациентов дорогой подарок: пимы ручной выделки, такие изящные зимние сапожки. Аборигены изготавливали их из оленьих шкурок мехом наружу, подошва – из такого же меха. В пимах удобно, но несколько скользко, о чём одариваемую забыли предупредить. Или, быть может, она сама забыла, употребив коктейль «Северное сияние», напоминаю: полстакана спирта и стакан воды, вода выплёскивается, спирт выпивается в присутствии доброй компании, если кто запамятовал. Нацепив обновку, слегка нетрезвая дама отправилась на улицу, и уже на крыльце случилось неизбежное – ноги уехали в неконтролируемом направлении, она тяжко грохнулась на лёд. Медработница сама превратилась в пациента, угодив в госпиталь, замена требовалась на полтора месяца раньше предполагавшегося, и я опасался, что место уведут. Одной офицерской зарплаты, пусть со всеми северными, маловато для двоих, да и от безделья в тёмном безмолвии Алла сойдёт с ума, не работать можно только в декрете – это само по себе работа в три смены.
Весной легче будет привыкнуть к климату и особенно к освещению. Уже в феврале солнце даёт о себе знать, пусть не подымаясь над горизонтом, но небо с южной стороны ощутимо светлеет в условно дневное время, и ежесуточное прибавление подсвеченных минут неизбежно улучшает настроение. С борта самолёта, взмывшего над облаками, я видел солнечный круг намного раньше, чем прикованные к земле, в марте оно светило во всю и для всех, хотелось прыгать от восторга.
Меня как раз допустили к самостоятельным полётам.
Наш полк, поскольку считался второй линии, имел на вооружении МиГ-15бис. Более совершенных МиГ-17 и, тем более, сверхзвуковых МиГ-19 нам не полагалось. «Бисы», конечно, несколько отличались от родственников первых лет выпуска, в первую очередь – конструкцией крыла, что уменьшало «валёжку». Мне было всё равно – на чём и как летать, воевать не собирался, советским лётчикам предстояло вступить в бой только во Вьетнаме в конце шестидесятых, раньше – только инциденты с нарушителями воздушного пространства СССР. Одноместный истребитель имел огромное для северных условий преимущество перед спаркой УТИ, в котором кабина инструктора устанавливалась вместо одного из фюзеляжных баков. Получив больший запас топлива, я обладал и несколько более высокими шансами посадить самолёт на базе, а не заглохнуть незнамо где.
Чем светлее становилось и чем лучше стояла погода, всё больше появлялось наземных ориентиров, к сожалению, на Севере они обманчивые. Случалось – облаков нет, а внизу всё укрыто туманом. Он мог стелиться над водой Печенгской губы и Баренцева моря, но не закрывать сушу. Либо, наоборот, спрятать равнину и невысокие сопки, всё зависело от непредсказуемых переменных величин – давления, влажности, температуры. А ещё какой-то эзотерики, потому что влажность, давление и температуру умеют измерять синоптики, но почему-то далеко не всегда их выводы и прогнозы оправдываются.
Наконец, настало тридцать первое марта, а первого апреля, то ли в шутку, то ли всерьёз, ожидался приезд обеих наших благоверных. Дергунов, кстати, предъявив справку о беременности супруги, выбил целую однокомнатную квартиру-хрущёвку на втором этаже офицерского дома, обойдя на повороте нескольких нуждающихся с уже родившимися киндерами, понятия не имею – чем и как заинтересовал сурового майора из КЭЧ (квартирно-эксплутационная часть). Я забежал к нему поздно вечером после занятий по набившему оскомину марксизму-ленинизму в хрущёвской интерпретации и застал за совершенно неожиданным занятием: Юра ощипывал баклана на кухне, носившей следы тотального разгрома.
- Представляешь? Я открыл окно, чтоб покурить, и эта тварь влетела!
Накануне он затарился в «Промежности» хорошим куском говядины, набил всякими вкусностями «хрущёвский холодильник», то есть выходящую на уличный мороз нишу ниже подоконника, затем принялся готовить торжественный «домашний обед», желая тем самым смягчить культурный шок благоверной от увиденного в Заполярье. В апреле ещё лежит снег, довольно уплотнившийся, дороги и дорожки представляют собой долины и ущелья между снежными горами выше человеческого роста.
Но бакланам они не нужны, те прекрасно летают над снегом. Один из них, залетевший к Дергунову, немедленно схватил со стола и проглотил кусок колбасы, предназначенный для салата. Возмущённый грабежом, Юра запахнул окно и открыл сезон охоты на баклана! Лучше бы он его выпустил на волю.
На кухне можно было снимать эпизод военно-патриотического фильма, как жестокие гестаповцы проводят шмон в квартире советского подпольщика и разносят её всю. Баклан с размахом крыльев не менее полутора метров на кухоньке в пять квадратных метров – это что-то. Он сбил и опрокинул на пол кастрюлю с кипятком, вышиб стекло в двери, ведущей в единственную комнату, и это только начало списка ущерба, причём, не прерывая деструктивную деятельность, подобрал с пола выпавшее из кастрюли мясо и мигом проглотил.
По словам Юры, тому удалось оглушить пернатого чревоугодника ударом сковородки по башке и свернуть шею. А потом пришёл к гениальному прозрению: коль «Промежность» закрыта, остаётся только ощипать, почистить и отварить чайкино мясо. В итоге к перьям, плотно устлавшим кухню во время неравного боя, прибавились выдранные из убиенной тушки. Непереваренные колбаса и говядина из желудка улетели в мусорку.
- Ты с ума сошёл? Это же пожиратель падали. Всё равно, что ворона.
- Ничего подобного. У меня есть знакомый охотник. Он говорит, что по весне они преимущественно питаются рыбой, организм очищается. Нужно лишь удалить крылья, шею, лапы, требуху и особенно подкожный жир. Тасе скажу, что это – дикая утка.
- Сам ты дикий. Решил накормить беременную жену отравой?
Не исключаю, что местные способны употребить баклана. Но разве только на закусь к «Массандре», она дезинфицирует и стерилизует что угодно. Не давать же женщине на приличном месяце чистый авиационный спирт!
Я помог ему прибраться, вынес мусор и перья, но присутствовать при сём кулинарном таинстве отказался категорически. Когда утром выпросил «козла» в части и заехал за Юрой, чтоб вместе встречать поезд, обнаружил, что окно в его квартиру распахнуто настежь, вопреки антибакланьей технике безопасности, дверь в подъезд – тоже. Стоило переступить порог прихожей, как едва не вывернуло.
- Выбросил и баклана, и кастрюлю. А запах не уходит! – пожаловался повар-экспериментатор.
В результате он сорвал нам с Аллой интимную ночь после разлуки. Из человеколюбия я пригласил Тасю пожить у нас на раскладушке, благо в одном доме, пока бакланье амбре не выветрится. Причём это был гуманизм по отношению к Юре. Разок сделав вдох в той квартире, Таисия наверняка бы прибила мужа сковородкой, как он сам вчера – птицу, и правильно бы сделала. «Кулинар» ещё попал на проставку всем соседям по подъезду, замаливая грехи от превращения дома в газенваген, хотел набить морду советчику-охотнику, но тот сделал круглые глаза: ты что, шуток не понимаешь, кто в здравом уме и трезвой памяти попробует жрать эту падаль?!
Смех и грех.
Только через три дня мы с Аллой, наконец, сумели остаться наедине. И то, когда за тонкой стенкой спит основная квартиросъёмщица с двумя детьми, не займёшься делами интимными с криками «о, да… ещё-ещё… о-о-о» и прочими атрибутами западных порнофильмов, о которых моя неиспорченная супружница даже догадываться не могла. Тихий секс молча и под одеялом – всё, что могли себе позволить.
А ещё болтали – очень много. О том, что невозможно обсудить в присутствии Таси и её «повара».
- Юр… Ты вчера, говорят, на комсомольском собрании такую речугу выдал! Что пацаны на ночь глядя были готовы прыгать в МиГи и лететь на врага, против ненавистного НАТО.
- И что? Разве впервые? В училище натренировался.
Койка была узкая, но это не недостаток, а преимущество. Мы теснее прижимались друг к другу. Хотелось ближе, ближе… Завтра – неполётный день, синоптики (мамой клянусь) пообещали три дня жёсткой непогоды. Алле только к двенадцати устраиваться на службу, здравия желаю, военфельдшер сержант Гагарина. Само собой, разговоры о личном и отвлечённом несколько раз прерывались для более неотложного и весьма приятного дела. Что важно, она тоже распробовала прелесть супружеских утех и периодически ныряла лицом в подушку, чтоб не обеспокоить детей за стенкой, некоторые звуки им ещё не подобает слышать. Происходящее, считая формулировки на русском языке непоэтичными и низменными, Алла комментировала исключительно на латыни: Coito ergo sum. Это я понимал без перевода, хоть никогда не учил латынь, оно означало «совокупляюсь, следовательно существую», пародия на афоризм Рене Декарта «Cogito ergo sum».
Утолив с помощью coito приступ жажды, накопившейся за месяцы разлуки, мы продолжали ворковать.
- Я знаю, что ты у нас марксистско-ленинский цицерон. А дома наедине совсем не такой. Порой отпускаешь шуточки, и боюсь, что Ленин встанет из мавзолея лично отодрать тебя за уши.
- Не встанет. Он – мёртвый, хоть и вечно живой.
- Вот одна из них. Неужели ты ни во что не веришь?
Резонный вопрос. Настоящий Гагарин наверняка верил в коммунизм, как Святой Фома Аквинский в распятие и воскрешение Иисуса. И я бы точно так же веровал, если бы не знал, к чему всё придёт, когда до власти дорвётся Михал Сергеич (с супругой). Да и не в них дело. Союз объективно дошёл до кризиса, плавно скатываясь к нему десятилетиями, начиная с кризиса освоения космоса, каждый из пробившихся в Политбюро пытался разрулить ситуацию в меру своей некомпетентности.
- Эй, ты чего молчишь?
- Думаю, как ловчее ответить, чтоб ты не побежала стучать на меня в политотдел. Мне к концу осени вступать в кандидаты в КПСС.
На «стучать» Алла прыснула.
- Не заложу. Колись, вероотступник.
- Зачем так сразу? Коммунизм прекрасен как мечта и идеальная цель. Но жизнь вносит некоторые коррективы.
- Какие?
- Ну, ты сама как наш майор замполит. Или следователь из Особого отдела. Ладно, давай серьёзно. Вот что такое коммунизм? Не вспоминай конспекты, сам скажу: это общество, экономической основой которого является общественная собственность на средства производства и производительный труд на одной сознательности, без материальных стимулов. Эй, дорогая, я сколько месяцев не обнимал тебя в кроватке, подходящая ли тема?
Действительно, молодой человек, истосковавшийся по нежной и интимной ласке, очутившийся под одеялом с прекрасной и отзывчивой женщиной, пересказывает ей «Капитал» Карла Маркса… Сюр!
- Ты утолил первый голод. Развивай тему. Вдруг делю ложе с потенциальным изменником Родины.
- Все мы – потенциальные чего-то. Ладно, слушай. Верю, что в Гражданскую, после неё, в Великую Отечественную люди воевали, трудились и даже умирали за идею. Но оглянись вокруг. Тринадцать лет минуло с войны. Мы все стали жить лучше и ценить эти блага. Я не намекаю на семью директора городского торга, вы – исключение в советской системе, взяли из неё лучшее и аккуратно расставили внутри своего домика, папа Марат прекрасно устроился и без всякого Севера. Но посмотри на приехавших за Полярный Круг. Точнее – насмотришься. Думаешь, все такие из себя, готовые рубаху рвать? Нет, если война, дезертиров не будет, - я вынес за скобки стройбат, о них вообще не хочу ни в каком ключе. – А в мирное время стремятся на Север ради благ. И прибавка к жалованию тридцать процентов, и выслуга год за два, и быстрый рост. Смотри, к осени получим собственное жильё. Обмундирование за счёт государства, питание в столовых у нас, авиаторов, и твоё у зенитчиков, тоже казённое. На двоих выйдет больше четырёх тысяч рублей, потом – больше. А затраты – только на домашнюю утварь, твою одежду вне службы, даже мебель из КЭЧ…
- Тебе тоже надо купить хотя бы пижаму, - ввернула Алла.
- …И на поесть, пока мы не в части. Тысячи три с половиной можно запросто откладывать ежемесячно. За четыре месяца, хорошо, за полгода, накопится на «Москвич-402».
- В новом жилье понадобится нормальный холодильник. Радиола тоже… Да, ты прав. Денег много.
- После окончания службы, а она короткая, коль год за два, военному гарантировано жильё где-то в центре страны, не в Оренбурге. Например – ближе к моему Гжатску, это Подмосковье. Вот ради него и терпят неудобства. Пойми, к обещанному коммунизму сознание не изменится. А созидательный труд на общественных средствах производства, но за материальное вознаграждение, делает социализм непреодолимым барьером на пути к прекрасной и, увы, неосуществимой мечте. Всё! Лейтенант Гагарин политинформацию закончил. Иди ко мне!
Алла упёрлась ладошкой.
- Погоди! Что ты имеешь в виду по поводу окончания службы?! Собираешься провести здесь больше десяти лет?
- Я же не сказал: мы настолько тут останемся. Успокойся. Пара лет, максимум два с половиной. Хрущёв реформирует армию, перемещений много, предложения поступают. Мне важно получить часы налёта, квалификацию и членский билет КПСС. Тогда откроется путь и дальше.
- Карьерист! Но жене карьериста жить проще, чем Павки Корчагина.
Я бы рассказал ей, как сотня лоботрясов несколько месяцев не могли сложить коротенькую узкоколейную ветку и обеспечить замерзающий Киев дровами там, где любой взвод железнодорожных войск справился бы за пару недель, а объяви дембельский аккорд – дней за десять. Причём Николай Островский не выдумал эту чушь, сам участвовал в событиях, описанных в опусе «Как закалялась сталь», и искренне считал их многомесячный саботаж комсомольским подвигом. Не стоит распинаться, любимая и так подозревает меня в диссидентстве.
Не обременённая ребёнком, она очень много уделяла мне времени, посещала наши баскетбольные и футбольные баталии, подбадривая со скамейки криками «давай», ходила на всякие общественные активности. Следующий допрос о благонадёжности состоялся после моей лекции о Циолковском.
Наступил май, сошёл снег, окна завешивались плотными как шинельное сукно шторами, потому что солнце, зимой столь дефицитное, не давало уснуть.
- Дорогой! Я, хоть не лётчик и не технарь, слушала с упоением. Да, но пока не заметила – глаза у тебя смеются. Ты ни на грош не веришь тобой же сказанному.
Именно поэтому побоялся ехать в Гжатск в ноябре пятьдесят седьмого в семью Гагариных. С расстояния вытянутой руки я – прежний Юрка, общительный, улыбчивый, энергичный, примерный, идеологически образцовый. Алла единственная узнала меня так, что ближе невозможно, и заподозрила подвох, даже не встречаясь с Гагариным-прежним. Его мама и папа наверняка сильно встревожатся, уловив разницу.
Не спалиться в этом мире возможно лишь, ни на миг не выпуская из виду: я – не настоящий Юрий Гагарин, а только подделка, какими-то высшими силами и без моего одобрения засунутая на место оригинала.
Но Алла – моя жена. Собственная, личная. Предшественник даже не был с ней знаком. С которой надо уметь объясняться и утолять её любопытство, иначе не отстанет.
- Эй, красноречивый! Или ты только при десятках слушателей умеешь говорить?
- При тебе – совсем иное. Какая ты у меня милая, красивая, единственная, замечательная…
- Что остановился? Продолжай.
- …Очаровательная, интеллигентная, с тонкой душевной организацией. И, прости за грубое слово, не побоюсь его… умная женщина.
Она аж взвыла.
- Вот! Всё испортил. А так хорошо начал. Но потом перевёл в шутку.
- Ты не понимаешь, у нас впереди – полярная ночь. Наверно даже две. Без шуток свихнёшься. Я тебя ободряю, милая, как могу.
- То есть должна быть благодарна…
Алла по обыкновению подпёрла голову ладошкой, воткнув локоток в подушку. Манера носить короткие волосы очень здорово подошла, когда наступило время носить форму. Не «солдат Джейн», та слишком декоративна, даже со шрамом на физиономии, но в целом стиль милитари моей подошёл на все сто. Супруга ушила китель и юбку, перетягивала ремень, подчёркивая тонкость талии, любая графиня, взращённая в тугом корсете, обзавидовалась бы. Нагрудные карманы несколько скрыли компактность сисечек. Пилотку носила не по уставу, а кокетливо сдвинув.
Недаром образ женщины в униформе волнует молодых мужчин, наполняя вожделением ещё до нырка под одеяло. Обнимать и целовать её было стократ приятнее, чем рассуждать о Циолковском. А уж как журналист космической специализации я в прошлой жизни был обязан знать о калужском прожектёре всё доступное, и приходилось тщательно фильтровать, что могло быть известно Гагарину, а что – лишь обладателям интернет-гаджетов полвека спустя.
- Женская благодарность – штука непредсказуемая. Я тебя люблю не в ожидании благодарности за любовь, а потому что ты – есть ты.
- Не поверишь! Мне очень приятно это слышать. Но как я могу доверять человеку, врущему про Циолковского?
Во как связала… Я и правда женился на чересчур умной, с широкими взглядами и свободными манерами. Но приземлённая домохозяйка вроде Таси меня бы моментально утомила и начала раздражать.
- Абыжаеш, да? Ничего я не врал. Только иначе расставил акценты и кое о чём умолчал.
- А до самоцензуры?
- Уфф… Тебе правда интересно?
- Интересно, что на самом деле думаешь ты.
- Тебе не в медчасть надо было идти, а особый отдел – вести дознание. Ладно. Циолковский – никакой не учёный, он только очень талантливый популяризатор науки. Многоступенчатые ракеты описаны задолго до него, правда, реализованы только сейчас, в пятидесятые годы. Расчёт, сколько ракете потребуется пороха, чтоб доставить человека на Луну, произвел российский военный инженер Засядько ещё в тридцатые годы прошлого века. Пусть неправильно посчитал, зато идею застолбил, у Циолковского с расчётами и формулами куда хуже. Так называемая формула Циолковского выведена лет за пятьдесят до его рождения. Но всё собрать воедино, распропагандировать – нужен талант. Именно Циолковский заразил весь СССР жаждой осваивать космос. Без его агитации наш спутник не полетел бы раньше американского.
- Ничего крамольного… - снизошло моё домашнее НКВД. – Почему ты не рассказал это офицерам?
- А зачем? Слишком глубоко и сложно, противоречит написанному в газетах. А что формулы вывели британские учёные, звучит непатриотично. Особенно в устах кандидата в кандидаты в члены КПСС. Давай я тебе лучше анекдот расскажу.
- Уходишь от темы. Ладно, давай.
- Британские учёные исследовали размножение мышей в неволе и выяснили, что главной помехой их размножению является то, что за ними подглядывают британские учёные.
Алла не засмеялась, а задумалась на пару секунд.
- Ты прав. Такое рассказывать, особенно на людях, гораздо спокойнее, чем про изобретение англичанами чего-то раньше российского учёного.
Естественно, ни при комсомольцах, ни наедине с супругой ни словом не обмолвился о «философии» Циолковского, теории атомов-духов, глубоко противоречащей марксизму. Гагарин в пятидесятые годы вряд ли где мог прочитать про евгенику калужского, скажем мягко, фантазёра. Тот предлагал, ни много ни мало, улучшить человечество путём ликвидации дурных форм неудачных людей: калек, идиотов, слабых, ленивых, глупых, несознательных и т. д., уничтожая их, не причиняя страданий. Очень печальная параллель с идеологией крайне неприятных людей, по стечению обстоятельств построивших первую баллистическую ракету.
Подобные разговоры велись ещё не раз, я уверился, что супруга считает меня вполне преданным советским товарищем, только воспринимающем льющуюся по радио и из газет пургу не дословно, а осмысливая её критически.
Однажды спросила меня, что сделаю, если советский лётчик решится на предательство и перелетит в Норвегию. Для комсомолки этого времени – чрезвычайно смелое предположение.
- Имеешь в виду, я сам буду находиться в воздухе? Очень хреновая ситуация. Но если вышка прикажет открыть огонь, собью. Измена непростительна ни при каких обстоятельствах.
- Чехова читал, «Драма на охоте»? Там один персонаж говорит: если тебе изменила жена, радуйся, что тебе, а не Отечеству.
- То есть ты сейчас намерена сообщить мне, что изменила с каким-то зенитчиком, чему я должен несказанно обрадоваться?
Был выходной, мы гуляли по берегу Печенги. Не менее дюжины рыбаков стали бы свидетелями, что я столкнул супругу в ледяную воду, её побило о камни и унесло течением. Естественно, только сделал вид.
- Сумасшедший! Я ни с кем, кроме тебя, успокойся. Артиллеристы – они как бабы. Дай кому-нибудь повод, через полчаса будет знать весь гарнизон. Но глазки строят.
Тема исчерпалась, а я приступил к задуманному, достав из кармана длинный кухонный нож и изоленту на матерчатой основе. Скотч и пластиковую ленту местная цивилизация ещё не знает. Нашёл дрын в куче плавника на берегу и примотал к нему нож, вооружившись примитивной острогой.
В Печенгу заходит лосось. Попадаются, по словам местных рыбаков, треска, камбала, пикша, сайда. Морская рыба поднимается из губы вверх по течению на десятки километров.
Серьёзные парни ставят сеть, о рыбнадзоре здесь не слышали. Но это не по мне, куда девать столько? Тратить время на рулетку: клюёт – не клюёт, тоже не хотел, именно времени мне вечно не хватало. Поэтому с женой, оставленной на берегу с авоской в руках, и браконьерской снастью наперевес комсомольский активист и без пяти минут член КПСС отправился на промысел с запрещённым орудием лова.
Сначала думал – нет ничего проще. Серебристая спинка то и дело мелькала между камней. Фигачил в неё острогой и почему-то промахивался. Когда, наконец, повезло, трепыхающаяся дичь сорвалась с клинка и упала обратно в воду. Штуки три рыбёшки ладони в полторы длиной я всё же добыл, но когда отдал Алле и перебирался от берега по камням обратно к месту охоты, нога соскользнула, отчего будущий космонавт номер один вместо приземления приводнился в ледяную воду. Битву с рыбой пришлось прервать и нестись галопом домой – принимать горячую ванную, пока вода в титане не остыла с утренней протопки, и переодеваться в сухое.
Супруга скептически оценила улов, спросила, нет ли у нас или у соседей высоких болотных сапог. Получив отрицательный ответ, взяла рыбный бизнес в свои руки, благо уже скопила начальный капитал в размере нескольких литров медицинского спирта, чем гордилась, повторяя: Non est medicina sine vodka et vino, что в весьма произвольном переводе означает «в медицине без бухла – никак».
На жидкую валюту Алла для начала притащила от химиков общевойсковой защитный комплект, его нижняя часть представляет собой сапоги воедино со штанами, верхняя была отхвачена ножом за ненадобностью. На вопрос «как тебе удалось» ответила притчей про старшину, самого находчивого и выносливого на Северном флоте: до обеда находит, после обеда выносит из расположения части. Ещё через день молодой солдатик справился: здесь ли проживает товарищ военфельдшер? Он доставил сверток, в котором находился полированный метровый штырь из нержавейки с насечкой у острия, чтоб подбитая рыба не срывалась с остроги.
По праву добытчика инвентаря Алла решила испробовать обновки сама. На берегу облачилась в остатки ОЗК и, напоминая амазонку на тропе войны, направилась в воду. Защищённая до пояса, не пыталась балансировать по камням, ступала по дну. Через час вынуждена была прерваться: привязанная к поясу сетка грозила опрокинуть её своим весом. Мне порыбачить не дала, и так рыбы много – хоть с соседкой делись.
Жена уже получала фельдшерский оклад с тридцатипроцентной надбавкой и за сержантское звание. По советским меркам да практически на полном государственном обеспечении и без ребёнка мы были довольно богатой парой. На изрядно прибавивший в цене «Москвич-407», новейший по тем временам, с мотором сумасшедшей мощности в сорок пять лошадей, могли накопить меньше чем за год, он стоил двадцать пять тысяч рублей. Естественно, сей лимузин не предлагался в автосалонах, право на его покупку надо было выбить, но военные Севера вполне обеспечивались такими льготами.
Тем не менее, мы не покупали рыбу в «Промежности», а добывали сами, солили, вялили, сушили и даже коптили, как и многие другие семьи, свежую жарили и ели. Советские люди имели похвальную привычку экономить. Уедем с Севера – царские заработки останутся в прошлом, пока не полечу в космос. Если полечу.
Автомобили мало кто покупал, обычно велись разговоры – вот получу назначение на Большую землю, тогда. Тот же «Москвич-402» или «Москвич-407» непременно бы умер за несколько месяцев, убитый северными дорогами.
Из моего ближайшего круга лишь Дергунов купил мотоцикл, сделал себе подарок ко дню рождения сына, гонял на нём, словно не водил, а пилотировал.
Юра разбился насмерть, врезавшись в грузовик. Погиб и пассажир.
Не знаю, как на фронте переживали гибель товарищей, там она частая… Он был мне куда больше, чем товарищ, сослуживец, коллега. Первым пришёл на помощь, когда я подпирал спиной стену и шатался, хлюпая кровавой юшкой, избитый олухами-дедушками. С пониманием и без претензий отнёсся к изменению поведения, когда различие между Гагариным прежним и нынешним особенно бросалось в глаза. Не знаю, как бы без него адаптировался в пятьдесят седьмом.
И вот его нет. Из-за ерунды. Глупо. Горько. Тася осталась с совсем ещё маленьким ребёнком на руках.
Во время прощания не мог дежурить в карауле у гроба. Ноги подкашивались.
На следующий день после похорон я явился к командиру эскадрильи и попросился в воздух. Он сомневался, но сдался под напором самого простого аргумента: только так верну душевное равновесие и боеспособность, ведь в паре самолёт-лётчик именно прокладка между рукоятью управления и сиденьем является самой важной частью.
Когда Тася собралась уезжать, Алла подсуетилась и добилась через КЭЧ, чтоб квартира перешла к нам. Стройбатовцы, как я и опасался, трудились подобно комсомольцам Павла Корчагина – как мокрое горит. Естественно, затянули сдачу объекта, даже с недоделками. В квартире, где я и до вселения бывал миллион раз, всё напоминало Юру. Даже когда растапливал титан, высокий круглый бак до потолка для нагрева воды, стоявший в совмещённом санузле, невольно думал, что в нём ещё сохранились остатки золы от брикетов, заложенных туда Дергуновым.
Запах варёного баклана выветрился давно.
Жизнь продолжалась, какая бы она ни была.