Высадка. Изгои

06. Трудовая коммуна имени В. В. Маяковского

Стоило машине остановиться, рядом с ней показался вооруженный помповым ружьем парень. Совсем юнец, лет 18–19. Низкорослый и рыжий, с кривым шрамом на левой щеке. На нем была синяя спецовка и сапоги с широкими брезентовыми голенищами.

Взяв грузовик на мушку, рыжий строго спросил на чистейшем русском языке:

— Кто такие? Откуда?

Функции переговорщика взял на себя Луцык:

— Мы с Земли.

— Понятное дело, что не с Марса. Выйти из машины! Оружие наземь! Руки за голову!

Спорить никто не стал, приказание выполнили. Джей выбросила ножик. Стражник подобрал его, сунул за голенище и окинул путников смурным взглядом:

— Новоприбывшие?

— Ну… да… наверное…

— Оружие еще есть?

— Это все.

— Попрошу предъявить парашюты.

— Их унесло ветром.

— А где Лютый?

— Что еще за Лютый?

— Человек, угнавший эту машину.

— Ах, он. Погиб. Тушканчики сожрали.

Рыжий поскреб пятерней в затылке:

— Что в кузове?

— Инструменты и аппаратура.

— Какие?

— Музыкальные. Гитары, бас, барабаны, колонки… мы их в контейнере нашли…

— Прикольно.

Из-за поворота появился еще один человек в спецовке, сапогах и с помповиком. Новый персонаж был обрит под ноль, нос его выглядел неестественно вздернуто, а на левом глазу красовался ячмень.

— Ты где пропадал, Пятак? — поинтересовался рыжий.

— Похезать ходил. Я же тебе сказал!

— Тебя пятнадцать минут не было, я уж думал, ты в очко провалился.

— Желудок чего-то прихватило, — пожаловался страдалец и перевел взгляд на новоприбывших. — Свежачок?

— Он самый.

— А чего это они на тачке приехали, которую Лютый угнал, а?

— Не знаю. Будем разбираться. Ты постой пока здесь, а я отведу их в администрацию к Лаптеву.

— Слушай, Ржавый, когда обратно пойдешь, загляни в столовую, захвати чего-нибудь похавать, а?

— Постараюсь, но не обещаю.

— И что же тебе может помешать?

— Дядя Франк вышел на работу после болезни, а у него снега зимой не выпросишь.

— Зато повар отменный, не то что Люсия. Всю неделю какими-то помоями кормила, собака.

Их привели в довольно просторное помещение с двумя большими окнами, располагавшееся на первом этаже двухэтажного дома. Всю мебель составляли грубо сколоченный письменный стол, стоявший по центру, колченогий шкаф в углу и сделанная из металлической бочки печка-буржуйка, на ней грелся дюралевый чайник. На одной из стен висел кумачовый лозунг: «Вперед, к победе коммунизма!»

За столом на табуретке сидел пузатый мужчина лет шестидесяти. Его яйцевидную голову венчала мудрая плешь, а затылок «украшал» жиденький хвостик. Мужчина был одет в парусиновый костюм, на ногах были кожаные сандалии. Он что-то писал в толстой тетради старой перьевой ручкой, периодически обмакивая ее в квадратную чернильницу. Утомленное лицо и темные тени под глазами пишущего свидетельствовали о бессонной ночи, а то и не одной.

Наконец он закончил свой труд и, отложив в сторону открытую тетрадь, чтобы высохли чернила, подозвал Ржавого. Тот стал ему что-то торопливо шептать, сопровождая свои слова энергичными жестами.

— Принял, понял, обработал, — в какой-то момент прервал тихого докладчика мужик, отослал его и обратился к гостям. — Добро пожаловать на Карфаген, товарищи новоприбывшие! Вы находитесь в трудовой коммуне имени В. В. Маяковского. Говоря по-простому, в Маяковке. Я — здешний председатель, фамилия моя Лаптев. Ко мне можно обращаться просто, без выканья: Сергей Леонович. А вас как звать-величать?

— Виктор Луцык, — сказал писатель.

— Гузель Мусаевна Дасаева, — пискнула Гюрза.

— Остап, — представился ее сердечный друг.

Руководствуясь примером Остапа, остальные назвали только свои клички:

— Кабан.

— Джей.

— Рад знакомству, — улыбнулся Лаптев. — Но позже я все-таки попрошу вас написать биографии. Коротенечко, буквально на страничку.

— Сергей Леонович, а Карфаген — это что? — приступил к добыче информации Луцык.

— Планета, на которой мы находимся.

— То есть мы не на Земле?

— Нет.

— Что и требовалось доказать, — трагично вздохнула Джей.

— А почему планета называется Карфаген? — уточнил Луцык.

— А почему Земля называется Землей? — вопросом на вопрос ответил Лаптев.

— Не знаю.

— Вот и я не знаю.

— А зачем мы здесь? И кто нас похитил? — не утерпел Остап.

— Без малейшего понятия, — равнодушно ответил председатель.

— В смысле?

— В том смысле, что тайна сия великая есть. Вы ведь все спустились на парашютах, не так ли?

— Так. Только сейчас у нас их с собой нет. Ветром унесло во время бури.

— Жалко. Парашют — очень полезная в хозяйстве вещь, — с сожалением цокнул языком Лаптев и прибавил. — Если была буря, то был и контейнер?

— Был. Мы его разгрузили, а вещи в кузов сложили.

— Контейнеры всегда в бурю прилетают. Иногда по несколько штук сразу. Но в основном по-одному.

— И всегда вместе с ними приземляются парашютисты с Земли?

— Иногда. У нас, честно сказать, давненько не было пополнения. А кого размера был ваш контейнер?

— Трехтонник, наверное.

— Прекрасно! Контейнер рядом с вами приземлился?

— Где-то метрах в тридцати…

— Точку высадки указать сможешь?

— Наверное.

Председатель окинул взглядом комнату:

— А где Ржавый?

— Ты же сам его отпустил, — напомнил Остап.

— И правда! Эх, что-то я совсем заработался. Денек сумасшедший выдался! — Лаптев высунулся в окно и прокричал: — Ржавый, вертайся назад, дело есть!

— Нам бы перекусить, — промямлил Кабан.

Но хозяин словно бы не услышал этих слов.

В комнате возник запыхавшийся Ржавый:

— Звал, Сергей Леонович?

— Надо бы за контейнером слетать, — последовало указание.

— За каким еще контейнером?

— За обыкновенным.

— Ах, ну да… Прости, затупил, что-то я сегодня сам не свой.

— Прощаю, я и сам что-то весь день буксую. Давление, наверное.

— Наверно.

— Значит, так. Ты — за главного. С собой возьми трех… нет, четырех крепких ребят. Кто там с тобой сегодня на посту?

— Пятак.

— Нет, этот пусть на воротах стоит. А дорогу покажет… Как там тебя? Остап, да? Вот, значит, Остап и покажет дорогу.

Лаптев вынул из кармана кожаную ключницу и бросил ее рыжему:

— Это от оружейки и гаража. Возьми пушки, инструменты и полуприцеп… Что там с грузовиком Лютого?

— Вроде на ходу, — не слишком уверенно сказал Ржавый.

— Ключи от машины где? — уточнил председатель у новоприбывших.

— В зажигании, — ответил Остап.

— Вот и хорошо!

— Там в кузове грузовика музыкальные инструменты и всякие там колонки… — сказал Ржавый.

— Небесный дар? — спросил Лаптев.

— Угу.

— Тащите их в клуб. Да, и заправиться не забудь.

— Будет сделано! — отчеканил Ржавый.

— Только очень тебя прошу, в этот раз верни тачку в целости и сохранности.

— Сергей Леонович, Христом богом клянусь, это не я! Это все Пятак, чтоб ему пусто было!

— Отставить поповщину! Ты — главный, и на тебе ответственность!

— Слушаюсь.

— Тогда руки в ноги, и вперед!

— А можно мне какую-нибудь одежду? А то мои шмотки пришли в негодность, — попросил Остап и указал на разодранную тушканчиками одежду.

Лаптев открыл шкаф, вытащил оттуда потертый комбинезон, почти такой же, что был на госте, и протянул ему:

— Держи. Кажется, это твой размер.

Остап переоделся, поцеловал на прощание Гюрзу и грустно сказал:

— Не поминайте лихом, друзья. Если не вернусь, присмотрите за Гузей.

А она между тем находилась в каком-то ступоре. Стояла молча, устремив взгляд на чернильницу и потеряв всякий интерес к окружающему.

Когда посланцы удалились, Луцык спросил:

— А зачем им оружие?

— Мало ли, всякое может случиться, — расплывчато ответил Лаптев.

— Хищные звери? Вроде этих ужасных тушканчиков?

— Не только звери, но и люди. Контейнер, пусть даже пустой — вещица ценная. На такую штуку много охотников найдется.

— Значит, ваш населенный пункт не единственный на планете?

— Не единственное.

— И сколько их тут?

— Много. Очень много. Говорят, даже города есть, но никто из нас там не бывал. А рядом с нами только два поселения: Алькатрас на юге и Дарьяна на севере.

— Алькатрас? В честь тюрьмы, что ли?

— Точно. Его урки с Земли основали.

— Как же они тут очутились?

— Так же как и вы.

— А Дарьяна почему?

— Гнездо язычников. Они там уже давно окопались. Поклоняются не то ведьме, не то волшебнице по имени Дарьяна. Нормальные ребята, почти бесконфликтные.

— И часто у вас случаются недопонимания по поводу контейнеров?

— Редко. Но всегда надо быть настороже.

Гюрза вдруг пришла в себя и взволнованно спросила:

— А как нам отсюда выбраться?

— А никак! — лихо ухмыльнулся председатель.

— Но должен же быть хоть какой-то способ…

— Его просто не существует.

— Но мне нужно домой! У меня работа, у меня мама через неделю приезжает!

— Ничем не могу помочь.

— Я заплачу! У меня есть деньги, а если надо возьму кредит. Назовите любую сумму и номер карточки…

Лаптев заботливо погладил ее по плечу:

— Не забивай голову. Теперь ваш дом — Карфаген!

— Мы что, застряли здесь навсегда?

— Именно так.

По щекам Гюрзы потекли слезы. Сообщивший же столь безрадостные вести попробовал сказать и что-то утешающее:

— Ну, ну, не надо так сильно переживать! Все образуется… Я вот с девяносто третьего года тут кукую. Первые пару лет было очень трудно, сильно по Родине тосковал. А потом привык. И ты привыкнешь.

— Я не хочу-у-у-у привыкать!

— А придется. Кстати, я так понимаю, вы из России?

— Из России, — подтвердил Луцык.

Лицо Лаптева просияло:

— Земляки, значит!

— Ну да… мы же по-русски с вами разговариваем… — сказал Луцык.

— И да, и нет, — уклончиво заметил председатель.

— Не понял.

— Позже объясню. Вы, кажется, проголодались? Так может быть, перекусим?

— Было бы неплохо! — оживился Кабан.

— Тогда пройдемте в столовую.

Столовая располагалась в длинном бараке. Там стояло несколько дощатых столов с лавками, а кухня отгораживалась полинялой шторой.

Обстановка чем-то напомнила Луцыку пионерлагерь, куда он успел съездить на излете СССР всего один раз, но воспоминания остались очень хорошие. Особенно впечатлила кормежка. И если бы сейчас его спросили, что самое вкусное он пробовал в своей жизни, ответ прозвучал бы немедленно и однозначно: та самая лагерная стряпня. О, что там были за блюда! Какие каши! Гречневая на молоке, геркулесовая, пшеничная. И конечно же, манная со сливочным маслом и капелькой клубничного варенья. Дома у мамы манка постоянно получалась с комками, а здесь — ни единого… А котлеты! Просто пища богов! Таких котлет он никогда не ел. А пюрешка! Настоящее волшебство… Еще были сосиски с макариками. Объедение! А вот суп Луцык не любил. Да и кто из детей любит суп? На полдник обычно давали стакан кефира с булочкой или ванильным сухариком. Но особенно запомнился компот из сухофруктов. В основном из сушенных яблок, но иногда попадались и груши. После того как выпьешь компот, плоды можно было ложкой выудить из стакана и съесть, получая от процесса нереальное наслаждение… Жрать в пионерлагере хотелось все время. И главное, никто из ребят не поправлялся. Среди друзей и знакомых маленького Вити имелся лишь один толстяк: Кабан.

От этих воспоминаний у Луцыка заурчало в животе.

— Дядя Франк, принимай пополнение! — крикнул Лаптев.

— Кого там еще черти носят? — донесся сиплый голос.

— Начальство не узнаешь? Ай-яй-яй, как не стыдно!

Из-за шторки показался потный повар с обвислыми усами и красным, как помидорина, носом. Судя по морщинам, избороздившим лоб, дядя Франк был одного возраста с Лаптевым, или даже старше, но его потрясающей физической форме позавидовали бы и 20-летние. Кожаный фартук только подчеркивал достоинства фигуры высокого, мускулистого, с широкой грудью хозяина кухни.

— Сергей Леонович! Не узнал, богатым будешь! — повар и председатель обменялись рукопожатием.

— Надо бы новоприбывших покормить.

— Обед еще не готов.

— Ну поскреби по сусекам. Не мне тебя учить.

— Ладно, придумаем что-нибудь. Присаживайтесь.

Скоро на столе появилось большое блюдо с вяленым мясом и какими-то синими клубнями, напоминающими картофель, и большая краюха сероватого хлеба.

— Чем богаты, — пояснил дядя Франк, поставив на стол большой дымящийся чайник. — Столовые приборы сами возьмите на раздаче, а у меня тут забот полон рот.

— Да, ты просто Марья-искусница! — отмочил комплимент Лаптев.

— Как ты меня назвал?

— Марья-искусница. В одной русской сказке была такая героиня. На все руки мастерица.

— Женщина?

— Ну.

— А я мужик.

— Так ведь это присказка.

— Все у вас, у русских, через одно место.

Новоприбывшие уплетали еду за обе щеки, так, что за ушами трещало. Особенно пришлась по душе местная картошка, ароматная и сытная. Под мягкой кожицей обнаружилась сочная зеленая мякоть, обладающая насыщенным кисло-сладким вкусом.

— По вкусу похоже на манго, — определила Джей. — Это фрукт или овощ?

— А бес его знает, — пожал плечами Лаптев. — Растет в земле, как наша картошка. Кстати, ее здесь так и называют.

— Вкуснятина!

— В веганском сообществе это блюдо пользовалось бы огромной популярность, — подала голос Гюрза.

— Эх! — председатель мечтательно закатил глаза. — А я бы полжизни отдал за кастрюльку с нашей, русской картошкой. С солью бы ее да с постным маслицем. И вилочкой притоптать…

— Да под рюмашку! — подхватил Луцык.

— А вот это у нас не приветствуется. В Маяковке сухой закон. Хотя некоторые несознательные товарищи все-таки находятся. Нелегально гонят самогонку, понимаешь! Но мы всеми силами боремся с этим пагубным явлением.

— Как же, пробовали мы ваш само… — начал было Кабан, но, получив под столом пинок по ноге от Луцыка, оборвал себя на полуслове.

— А вообще, у нас, в Маяковке, хорошо! И главное, погода отличная! Как в Индии!

— А вы были в Индии? — спросила голос Гюрза.

— Мы же договорились на «ты»!

— Хорошо. Ты был в Индии?

— Не довелось. А вот «за речкой» бывал. Знаете, что это такое?

— Знаем, — кивнул Кабан. — Афганистан.

— Да уж, были времена… Сколько там наших ребят сгинуло, эх… — вздохнул Лаптев.

— Ты что, военный?

— Нет. Я инженер. Работал по найму.

— Сергей Леонович, — откашлялся Луцык. — Помнится, ты что-то про местный язык говорил.

— Ах, да! На Карфагене единый язык.

— Русский?

— Нет. Все, кто сюда попадают, понимают друг друга, считая при этом, что разговаривают на своем родном. Вот дядя Франк — француз. А из русских в Маяковке только я да мой старший братец, чтоб ему пусто было! А, ну еще Кац есть… Он не то чтобы русский, а… как это называется… — Лаптев судорожно защелкал пальцами, подбирая определение. — Русскоговорящий. Вот. С чтением, кстати, та же петрушка. Здесь я умею читать на любом языке.

— А как это так получается?

— Сам не знаю.

— А кто-нибудь знает?

— Кто-то, наверное, знает, но таковых я пока не встречал. Меня же, как и вас, сюда на парашюте сбросили. Был на дне рождения у братца в кабаке. Отмечали с размахом. Нажрались, что называется, до поросячьего визга, а потом вышли свежим воздухом дыхнуть — и все. Как отрезало. Провал в памяти. Очнулись уже здесь. Потом буря началась. А после бури мы контейнер нашли. Чего там только не было! Крупы, пищевые концентраты, строительные инструменты, оружие… А у вас что внутри было?

— Набор концертной аппаратуры.

— Ах, точно, Ржавый что про это говорил… Это очень интересно. А то порой в контейнерах такая хрень, откровенно говоря, приходит…

— Например?

— Один раз пришел полный контейнер долларов.

— Ого! И сколько же там было?

— Говорю же, полный контейнер.

— Наверное, несколько миллионов.

— Наверное. Но на Карфагене проку от этих миллионов никакого.

— И что вы с ними сделали?

— На растопку пустили, а покойный дядя Томаш еще долго этими долларами зад подитрал. Говорил, что всю жизнь мечтал такой трюк провернуть.

— Не к столу будет сказано, но чем вы вообще подтираетесь. Ракушками, как в «Разрушителе»?

— Что еще за «Разрушитель» такой?

— Кинобоевик.

— Интересный?

— Забавный. Так чем вы подтираетесь?

— Мхом.

— Ужас какой.

— Ничего. Вот построим коммунизм, будет у нас и туалетная бумага и прочие блага цивилизации.

— А вы тут что, коммунизм строите? — поинтересовался Кабан.

— Строим. По кирпичику. Уже двадцать с лишком лет как, — с гордостью сообщил главный по коммуне.

— И как? Успешно?

— Более-менее.

— А можно чуть подробнее о вашей коммуне? — попросил Луцык.

Лаптев полез в карман, вытащил какую-то малюсенький блокнот, весь утыканный закладками, открыл и принялся читать:

— «Коммуна — это форма коллективной организации, при которой производственная деятельность осуществляется сообща. Все блага принадлежат коллективу. Вознаграждение труда в форме заработной платы или в какой-либо другой форме распределения доходов отсутствует, поскольку коммуна берет на себя обеспечение своих членов всем необходимым», — он захлопнул книжицу. — В общем, сами со временем во всем разберетесь… Лучше расскажите-ка мне, что с вами-то случилось.

— На нас напали тушканчики-людоеды! — начал было Луцык.

— И зомби! — перебил его Кабан.

— А еще… — собралась что-то сообщить Гюрза.

— Стоп! Пусть говорит кто-нибудь один.

— Можно я? — вызвалась Джей.

— Давай!

Выслушав весьма подробный рассказ, Лаптев призадумался.

— Значит, говорите, Елизавета стала зомби и тебя укусила… — пробухтел он себе под нос и обратился к Кабану: — Развяжи руку.

Зрелище было не из приятных: конечность посинела и распухла.

— Плохо дело, — заметил Лаптев.

Кабан шмыгнул носом:

— Насколько плохо?

— Укус неглубокий, но в рану проникла инфекция. А это опасно.

— Инфекция? Я что… Я превращусь?

— Чего?

— Я превращусь в зомби?

— Ах, ты вот о чем. Нет, конечно! Это все байки. Укушенные не становятся зомби при жизни. Только после смерти. После любой смерти. Так что пошли-ка, милок, в лазарет. А вы пока тут посидите. Попейте чаек. Он у нас морковный. Другого нет.

Тут в столовку вошел высокий, статный мужчина, облаченный в старую, расползающуюся на плечах черную рясу, с медным наперстным крестом на груди. Его длинные седые волосы ниспадали на плечи, а лицо украшала элегантная бородка. Судя по внешнему виду, это был священник.

— Здравствуйте, дети мои, — приятным баритоном произнес он.

— Вот и братец родный пожаловал, — тихо проворчал председатель.

— Я пришел поприветствовать новоприбывших. Зовут меня отец Иоанн.

— Шел бы ты, Ваня, мимо, — процедил сквозь зубы Лаптев.

— Я ненадолго. Хочу пожелать вам, дети мои, добра. Пускай вера, надежда и любовь сопровождают вас весь день! Пусть добрые друзья будут рядом, пусть благие дела делают вашу жизнь осознанной и благостной! Благодати вам и Божьей милости в этот прекраснейший день!

— Ты все сказал?

— Еще кое-что. Милости просим в нашу церковь. Там вы всегда найдете покой, мир и защиту. Ибо сам Иисус сказал: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас».

— Теперь-то все?

— Все. Храни вас Господь.

Отец Иоанн осенил воздух крестным знамением и вышел прочь. Главный по строительству коммунизма злобно посмотрел ему вслед и бросил Кабану:

— Пошли в лазарет.