Высокие звезды

ГЛАВА 8

В жизни зачастую всё оказывается не так просто, как в мечтах. И буквально в первые же дни своего пребывания в Мексике Хуан Гонсало и его подруга Марианна столкнулись со множеством трудностей.

Но мадам Клотильда, и сеньор Хименос написали какую-то странную записку владельцу птицефабрики и тот, хотя на фабрике и не было свободных мест, хотя и стояла у ворот огромная мрачная очередь прибывших со всего мира эмигрантов, для Марианны место нашёл. Правда, девушке не очень хотелось работать, она и не умела ничего делать — но жизнь есть жизнь. Для того, чтобы жить, нужны деньги, а деньги просто так здесь никто никому не давал, их надо было зарабатывать в поте лица.

И Марианне пришлось устроиться на птицефабрику. Работа была ужасной. Грязное, тёмное помещение, запах перьев, птичьей крови, ругань и крик, лязг и шум медленно ползущего конвейера, в кровь изодранные руки, одежда, пропитавшаяся потом…

Ведь выбора у Марианны не было. Мадам Клотильда намёками предложила девушке работать у неё, но Марианна отказалась наотрез. Она сверкнула глазами, и даже топнула ногой.

— Нет, никогда я не стану порочной женщиной и не буду заниматься тем, чем занимаются ваши жилицы.

Мадам Клотильда немного смущённо пожала плечами, но за долгие годы жизни в Сан-Диего она перевидала всяких женщин — из бедных и из богатых семей, религиозных фанатичек и абсолютно равнодушных к религии…

Пожав плечами, она ухмыльнулась.

— Знаешь, красавица, пройдёт немного времени — и ты сама прибежишь ко мне, сама будешь проситься на работу. Потому что это самый лёгкий хлеб. Вот поработаешь на фабрике или ещё где, натрёшь кровавые мозоли, настоишься у конвейера до потери сознания, тогда поймёшь, что к чему в этой жизни.

— Нет! Нет! И не уговаривайте, никогда этого не будет.

— Ну что ж, как знаешь. Думаю, другая на твоём месте обрадовалась бы такому предложению. Ведь я предоставила бы тебе отдельную комнату, хорошую постель, да и деньги ты смогла бы получать неплохие.

— Я и так заработаю себе на жизнь, — гордо вскинув голову, воскликнула строптивая Марианна. — А вас я презираю.

— Ну что ж, твоё право, — мадам Клотильда вновь улыбнулась, ей даже было приятно видеть такое упорство и такую стойкость.

Но она понимала, что это временное явление. Ведь ей приходилось видеть и не таких.

Она подмигнула Хуану Гонсало. А тот даже и не догадался, на что намекала мадам Клотильда. Он подмигнул ей в ответ и широко улыбнулся.

— Ты мне очень нравишься, парень, — воркующим голосом произнесла мадам Клотильда.

Марианна вспылила. Она схватила Хуана Гонсало за руку и потащила в комнату.

— Никогда при мне не разговаривай с этой порочной женщиной! — Марианна топнула ногой и залилась краской.

— Почему это? — недоумённо поинтересовался парень.

Девушка не нашлась с ответом. Она ещё больше зарделась, её глаза засверкали.

— А это потому… потому… — она не знала, что сказать.

— Ладно, успокойся, — Хуан Гонсало надвинул на глаза кепку. — Я пойду, может, найду какую-нибудь работу по душе, ведь нам нужны деньги, в конце концов, мы должны добраться до тех районов, где дают землю. Ведь я приехал сюда только ради неё. А тебе пора идти на фабрику.

— Ненавижу эту фабрику, ненавижу эту работу! Там все грязные и вонючие, мужчины пристают к женщинам, а женщины даже не сопротивляются.

— Но ты хоть сопротивляешься? — с интересом посмотрел на свою подругу Хуан Гонсало.

— А ты как думаешь?

— Думаю, что тебя не так легко соблазнить.

Марианна удовлетворённо хмыкнула.

А через несколько дней, также, по записке сеньора. Хименоса, Хуан Гонсало оказался на той же фабрике. И теперь по утрам они вместе спешили на работу.

Если для Хуана Гонсало работа была привычным занятием, то Марианна очень страдала.

Парень как мог, утешал девушку, подбадривал, иногда во время работы даже подходил к ней.

А она даже не пыталась скрыть своего разочарования. Всё ей казалось бесцельным, ненужным…

А парень улыбался.

— Ничего, заработаем немного денег и уедем отсюда.

— Когда же мы, наконец, их заработаем?

— А что же ты думала? Привыкла жить на всём готовом, привыкла, что родители тебя обеспечивали, а вот, попробуй сама заработать себе на жизнь, попробуй прокормить себя.

— Пошёл ты к чёрту, Хуан! Мне и без тебя тошно, а ещё ты со своими нравоучительными беседами… Без тебя хватает учителей. Взять хотя бы нашего мастера — неизвестно, откуда приехал, тупой, грязный, писать, как следует, не умеет, а тоже берётся меня учить.

— Ну, знаешь, Марианна, в чём в чём, а в курах он разбирается.

— Так пусть в них и разбирается, а то пристаёт ко мне… Подойдёт сзади, немного ущипнёт, в глаза заглядывает, скалится, грязная скотина.

— Да ладно, успокойся, в случае чего, скажи мне, я с ним разберусь.

— Да что ты, Хуан Гонсало, не дай Бог! И тебя и меня выгонят, лишимся работы.

— Вот видишь, ты уже понимаешь, что работа — очень важное дело.

— Ладно, уходи, а то увидит мастер, будет кричать.

— Но ты же, моя сестра, — ласково улыбнулся парень.

— Сестра, сестра, — улыбнулась в ответ девушка и занялась общипыванием очередной большой курицы.

А Хуан Гонсало заспешил на своё место. Он работал над большими котлами, где куриные тушки обдавали кипятком. Вокруг шипел и со свистом вырывался зловонный пар, гудели лебёдки, поднимающие огромные проволочные корзины с тушками птиц, перекрикивались рабочие, махая руками. Исчезали и появлялись в пару вспотевшие лица, было ужасно душно, отвратительно скрежетал мокрый металл.

Хуан Гонсало в рубашке, которая пропиталась потом настолько, что прилипала к телу, стоял у котла и кричал наверх.

— Давай! Давай, Педро, поднимай скорее, они уже ошпарены!

Визжала лебёдка, и огромная проволочная корзина поднималась вверх. Из неё текли струи кипятка, и парню надо было быть очень внимательным, чтобы вода не попала на лицо или на руки, чтобы не ошпариться. Ведь почти все рабочие ходили здесь перевязанные, с обожжёнными лицами, ошпаренными руками.

Хуан Гонсало как-то очень быстро подружился с рабочими, половина из них были выходцы из разных районов Испании, приехавшие сюда так же, как и Хуан, искать счастье. Все надеялись разбогатеть, заиметь землю. Но для начала надо было сколотить хотя бы незначительный капитал, чтобы потом пустить деньги в оборот, открыть какое-нибудь своё дело.

Здесь, на фабрике, работали разные люди. Многие из них уже поняли, что впереди им ничего не светит, что жизнь, в общем-то, скверная штука. И все заработанные деньги они пускали на выпивку. А на утро приходили на фабрику с больными головами, с красными выпученными глазами и проклинали, на чём свет стоит, хозяина фабрики, чёртову Мексику и с каким-то диким восторгом вспоминали родину. Хотя там их жизнь была ничуть не лучше, чем здесь, такая же мрачная и беспросветная, такое же беспросветное пьянство.

Но в воспоминаниях родина выглядела всегда светлой, радостной, а жизнь в Испании казалась лёгкой и приятной.

— Слушай, Хуан, — говорил Педро, — знаешь, у нас там такая земля была, такая земля…

— Так почему же ты приехал сюда?

— Да земли было очень мало, а у моего отца ещё четверо детей, кроме меня. Их всех надо кормить, всем как-то надо жить, устраиваться. Я понял, что лишний, потому и уехал искать счастье сюда. Наверное, я из Мексики подамся в Америку. Говорят, там и платят больше, и деньги заработать проще, и…

— …вода там вкуснее и солнце светит ярче, — шутил Хуан Гонсало.

— Да нет, что ты, парень, я говорю тебе серьёзно. Хочешь, рванём вместе?

— Нет-нет, у меня другие цели.

— Да какие у тебя могут быть цели?

— Знаешь, Педро, я не хочу об этом говорить. У меня в Испании тоже была земля. Правда, на ней ничего не росло. Картофель родил раз в три-четыре года, да и то, разве это урожай! Его весь приходилось продавать, чтобы хоть как-то расплатиться с долгами. А два моих брата — ужасные пьяницы и драчуны. Они вообще не хотели работать, никогда мне не помогали. Я пахал один. А потом, и эту землю у меня забрали.

— Кто? — поинтересовался Педро.

Хуан Гонсало махнул рукой.

— Да что уже об этом говорить, помещик со своим управляющим, будь они неладны…

— А знаешь, твоя сестра — просто красавица.

— Что? — недоумённо переспрашивал Хуан Гонсало.

— Я говорю, сестра твоя — просто красавица, — сложив руки рупором, кричал Педро.

— А, Марианна — да, красивая.

— Я бы от такой не отказался.

— Да не про тебя она, Педро.

— Почему? — спрашивал мужчина у Хуана Гонсало.

— Да потому, — не вдаваясь в подробности, кончал разговор Хуан и спешил к проволочной корзине, которая раскачивалась из стороны в сторону и медленно плыла к котлу.

— Многие, парень, глаз положили на твою сестричку, многим она по душе.

Хуан Гонсало хмыкал.

— Пусть попробуют, они ещё не знают, какие у неё когти и зубы.

— Что? — громко кричал Педро.

— Я говорю, она кусается, может прыгнуть, как дикая кошка, вцепиться в горло — и тогда тебе смерть, — хохотал парень.

Педро недовольно пожимал плечами, и на его лице появлялось разочарование. Он от природы был довольно трусливым и никогда, даже если был прав, не спорил с мастером или с приказчиком, выдающим зарплату.

А вот Марианна спорила и ругалась почти со всеми. Правда, и доставалось ей больше других, слишком уже она была приметной в толпе работниц — румяная, весёлая, глаза всегда сверкали, губы были яркими.

Но только стоило ей отлучиться хотя бы на несколько минут со своего места, как мастер тут же, это замечал. Он подбегал к девушке, дёргал её за рукав и зло указывал на место за конвейером.

— А ну, скорее работать! Скорее!

— Да ладно, иду, — с досадой в голосе говорила девушка, — даже дух перевести некогда. Работаю, работаю… Вот если бы вы так платили, как я работаю!

— Если ты будешь разговаривать, я вообще не буду тебе платить, ты не получишь ни одной монеты.

— Да пошёл ты к чёрту! — шептала Марианна, становясь на своё место, и весело улыбаясь, переглядывалась с работницами.

Те опускали головы. Ведь они как огня боялись гнева мастера.

И вновь кружились перья, пух, и птичьи тушки тяжело шмякались на конвейер.

Иногда к вечеру всё плыло перед глазами Марианны. Ей казалось, что через её руки прошли миллионы, ощипанных кур. Гудели плечи, подкашивались ноги, пальцы отказывались сгибаться, такой сильной была усталость.

Да и немудрено. Работать приходилось по десять-двенадцать часов с двумя маленькими перерывами.

И однажды Марианна не выдержала.

На несколько мгновений она отлучилась от своей работы — и тут же к ней подлетел мастер, мерзкий маленький человек с огромными чёрными бакенбардами и козлиной бородкой. Он кричал удивительно противным визгливым голосом, так, что на толстых губах появилась даже белая пена.

— Почему ты не работаешь?! — кричал мастер, который был на полголовы ниже стройной Марианны. — А ну, быстро на место!

Марианна вертела головой, пытаясь прийти в себя.

— Я кому сказал! — ревел, визжал и брызгал слюной мастер.

Наконец он не выдержал, схватил девушку за руку и потащил к конвейеру.

— А ну, убери свои грязные лапы, мерзкое животное! — воскликнула Марианна, сбрасывая руку мастера и зло сверкая глазами. — Чего орёшь, будто петух ощипанный? Будешь так кричать, так умрёшь!

— Что?! — белея от ярости, завизжал мексиканец. — Да я с тебя шкуру спущу! Я выгоню тебя прочь, немедленно!

Но тут сообразив, что подобный крик на девушку почти не действует, поменял тактику.

— Значит так, — понемногу успокаиваясь и приходя в себя, прошипел мастер, — сейчас ты потеряла заработок за сегодняшний день. Ну что, довольна? — и он мстительно ухмыльнулся. — Ну, давай, скажи что-нибудь ещё, — заглядывая в глаза Марианне, шипел мастер, — скажи ещё что-нибудь!

Марианна задумалась, чтобы такое ей сказать. Вокруг все работницы замерли. Даже Хуан Гонсало и Педро оставили свои проволочные корзины и с интересом следили за этой странной дуэлью гордой девушки и властолюбивого мерзкого мастера, которого ненавидели все.

Марианна пожала плечами.

— Могу сказать, если так хочется: свинья ты ошпаренная.

— Что?! — вращая глазами и белея как полотно, закричал мастер.

— Я говорю, свинья ошпаренная.

— Так вот, ты, красотка, потеряла и завтрашний заработок! — мастер выхватил из кармана своей атласной жилетки блокнот и принялся выводить каракули.

— Да ты бы лучше писать научился, а то рука дрожит, буквы криво выводит.

— Ты потеряла заработок и за послезавтра!

— А послезавтра выходной, между прочим, — улыбнулась Марианна.

Но в душе испугалась, ведь потерять деньги всегда неприятно, даже если ты таким способом защищаешь своё достоинство и честь.

— Так ты довольна или нет? — приставал к девушке мастер. — Говори, довольна или нет?

— Чем же я тут могу быть довольна? — сказала Марианна, становясь к конвейеру и хватая курицу.

— Ну, как я тебя? Кто из нас более важный? — осведомился мастер, и на его губах появилась самодовольная улыбка.

Марианна молчала. Ей хотелось сказать какую-нибудь колкость. Она огляделась по сторонам, увидела перепуганные лица работников и заметила Хуана Гонсало, который махал руками, знаками пытаясь показать девушке, что не стоит спорить с мастером. И эти действия Хуана Гонсало подстегнули Марианну.

Она гордо вскинула голову, сверкнула глазами и гордо, чтобы все слышали, прокричала:

— Да можешь взять мой заработок и за понедельник! Ничтожество, ты даже не человек, ты часть человека, четверть или треть человека! Ты даже на мужчину не похож, козёл!

— Ах, так!… — завизжал мастер.

Вокруг все захохотали, и мастер быстро выскочил из цеха.

— За работу! — закричал Хуан Гонсало и взмахнул рукой, давая сигнал Педро, чтобы тот поднимал проволочные корзины с тушами птиц.

Заскрежетали блоки, завизжали лебёдки, конвейер дёрнулся, и вновь поползли жёлто-розовые тушки ощипанных птиц.

— Да, ну и сестричка у тебя! — подойдя к Хуану, сказал Педро. — Я, честно говоря, побоялся бы с ней связываться.

— Так ты же говорил, что она тебе нравится, — захохотал парень.

— Нравится, но свяжись с такой бестией, можно и без глаз остаться.

— Да что без глаз, — улыбнулся Хуан Гонсало, — она тебе душу выест, сердце достанет. Марианна — не подарок, предупреждаю. Скажи, Педро, об этом всем, кто только позарится на неё.

— Да, обязательно передам. А с виду такая славная…

— Так вот, я тебе скажу то, что говорил мне отец, — Хуан Гонсало хлопнул по плечу Педро.

— Что такого говорил твой отец?

— А он любил повторять: не верь глазам.

— Ну да, верно говорил. Но, наверное, он любил твою сестру больше, чем тебя.

— О, да, Марианну он любил, — соврал Хуан Гонсало и боясь, что сможет проговориться, схватил корзину и стал сбрасывать в неё горячие птичьи тушки.

— Ладно, извини, парень, я пошёл, а то сейчас выскочит этот «четверть человека», как сказала девчонка, и тогда я тоже лишусь заработка.

— Вот-вот, Педро, будем работать, деньги нужны.

— И не говори…

Педро взобрался наверх и стал отодвигать корзины, полные ошпаренных птиц. Повалил пар, его серые клубы быстро заволокли то место внизу, где трудился Хуан Гонсало. Были слышны только крики рабочих.

А Марианна, сверкая глазами, довольная собой, стояла у конвейера, ощипывая кур.

Одна из работниц, некрасивая толстая Хуанита, наклонилась к девушке и зашептала на ухо:

— Марианна, неужели ты его не боишься?

— Кого? — поинтересовалась девушка.

— Как это кого, мастера. Ведь он же может устроить над тобой настоящую расправу.

— Плевать я на него хотела, — улыбнулась Марианна. — А вот вы все его боитесь, поэтому он и делает с вами всё, что хочет.

— Как же его не бояться, можно же в один день лишиться работы. А как тогда?

— Но ведь и терпеть его невозможно? — задала вопрос Марианна.

— Да, да, ты, конечно, права, девушка. Ты гордая, красивая, молодая, а у меня четверо детей. Как же я смогу одна? Мужа у меня нет, а все дети просят, есть, всех их надо обуть, одеть… Не могу, я боюсь, а ты смелая, молодец.

— Ладно, Хуанита, что было, то было. Думаю, мне здесь не работать.

— Нет, Марианна, здесь дело в другом. Я тебе могу открыть секрет…

— Ну, говори, — Марианна наклонилась к женщине.

— Ты ему очень нравишься.

— Кому, этому мерзавцу, этому гнусному карлику?

— Ну да, карлик, гнусный, а денег-то он зарабатывает много, всё же мастер… и дом у него хороший и даже слуга есть.

Марианна недовольно хмыкнула:

— Ну и что из того, что у него есть слуга?

— Ты так говоришь, будто бы их у тебя пять.

— Да нет, Хуанита, нет у меня слуг, я одна, вместе с Хуаном.

— А вот брат у тебя замечательный, такой работящий парень, трудится и трудится, рук не покладая. И не ругается ни с кем, все с ним дружат.

— Да, он хороший, — как-то мрачновато произнесла Марианна.

— А вы что с ним, не родные? — осведомилась женщина.

Марианна помедлила с ответом.

— Как тебе сказать, в общем-то, родные.

— Я смотрю, вы даже похожи.

— Мы похожи? — изумлённо воскликнула девушка.

— Ну да, как брат с сестрой, как две капли воды. Что-то в вас есть, видно, что вы одной породы.

— Да брось ты, Хуанита, от тебя первой слышу, — засмеялась Марианна.

— Спроси у любой женщины, вот, хоть у Марии спроси. Мария, Мария! — закричала Хуанита, подзывая к себе чернявую низкорослую девушку.

Та подбежала.

— Чего тебе? — буркнула Мария.

— Скажи, ведь, правда, Марианна и Хуан похожи?

— Марианна и Хуан? — переспросила Мария.

— Ну да, тот парень, который корзины подаёт.

— А, да, красивый парень, — закивала головой чернявая Мария, — мне очень нравится. Похожи, ты права, Хуанита.

— Вот видишь? — женщина улыбнулась, глядя в глаза Марианне.

— Ладно, надо работать, — миролюбиво сказала Марианна и принялась ощипывать следующую курицу.

А тушки птиц всё ползли и ползли по конвейеру, и не видно им было ни начала, ни конца. Женщины уже буквально валились с ног, а до конца рабочего дня был ещё целый час…

Однажды вечером Хуан Гонсало занимался стиркой прямо в своей комнате. Он принёс воды, налил большое деревянное корыто, одолжил, у соседей стиральную доску. Почти вся его одежда была грязна, пропиталась потом, и потому Хуан почти час возился в грязной мыльной воде, пока вся одежда была постирана.

Он натянул в комнате веревки и развесил сушиться рубашки, носки, брюки, белье. А затем принес свежей воды и наполнил корыто.

— А ты думаешь стирать? — поинтересовался он у Марианны, которая сидела на кровати и с интересом следила за ним.

— Что ты говоришь? — улыбнулась девушка.

— Я говорю, стирать ты будешь?

— А, да, конечно же, буду, — абсолютно без энтузиазма ответила девушка, но поднялась, побросала бельё в корыто и принялась за дело.

Марианне ведь никогда не приходилось самой стирать. Она выросла на всём готовом, в доме было полно слуг, которые стирали, зашивали, гладили, крахмалили, аккуратно складывали. Она получала одежду всегда чистой и отутюженной. Конечно же, как всякая девушка, она видела, как это делают, но сама никогда этим не занималась.

Она двумя пальцами брала юбку, мочила и таскала из одного конца корыта к другому. При этом довольно и весело ухмылялась.

Хуан Гонсало, который отдыхал, сидя на стуле, время от времени поглядывал на девушку. В конце концов, ему это надоело.

— Слушай, чем ты занимаешься?

— Как это чем, — дерзко ответила Марианна, — не видишь, стираю?

— Стираешь? — изумился парень.

— Ну да, стираю.

— Знаешь, если ты так будешь стирать, то, во-первых, ты будешь этим заниматься два дня, а может даже три, и всё равно, твоё бельё останется грязным.

— А это не твоё дело, — выкрикнула Марианна.

— Как это не моё?

— Не твоё — и всё. Бельё моё, как хочу, так и стираю.

Хуан улыбнулся. Ему не хотелось спорить с Марианной, настроение у него было миролюбивое. Да и по характеру он был спокойным человеком.

Он подошёл сбоку, отодвинул её в сторону и, улыбаясь, глядя в глаза, произнёс: ,

— Я тебя научу, как это надо делать, ведь я понимаю, что тебе никогда не приходилось заниматься подобным.

— Мне много чем не приходилось заниматься, — немного зло ответила девушка и гордо вскинула свою красивую голову с немного растрёпанными кудрявыми волосами.

Парень восторженно присвистнул. Марианна казалась удивительной красавицей. Но он не стал сейчас говорить ей об этом.

— Ты что-то хотел сказать? — сверкнула глазами девушка.

— Да, хочу сказать, — робко и скромно произнёс Хуан.

— Тогда говори.

— Ты никогда не задумывалась, почему я так быстро всё стираю? Пока ты возишься с одной юбкой, я уже выстирал бы всё. Выстирал, прополоскал, отжал и повесил сушиться. А так, как ты возишься, ты будешь стирать три дня.

— Твои таланты потрясают меня, Хуан, — захохотала Марианна.

— Отойди, — уже более строго приказал Хуан, — я покажу тебе, как это делается.

Марианна действительно отошла на пару шагов в сторону и смотрела на парня, уперев руки в бока.

А Хуан быстро переложил стиральную доску, затем взял в правую руку большой кусок мыла, вытащил юбку Марианны, поднял её и сказал:

— Вот это мыло, его надо брать в правую руку. Вот это твоя юбка, её надо держать в левой руке. Тебе понятно?

Вместо ответа Марианна кивнула.

— Дальше следует такая операция: трижды проводишь мылом по юбке, а затем мочишь и трёшь, мочишь и трёшь, — и Хуан Гонсало принялся стирать юбку Марианны.

Та с изумлением смотрела, как быстро и ловко парень управляется с женской работой. Хуан Гонсало был ловок в работе. Он перебрасывал юбку с одной стороны на другую, тёр её мылом, а затем мочил и быстро проводил по ребристой стиральной доске.

— Ну вот, видишь, пятен нет, — Хуан поднял юбку и, показал её Марианне.

Та с удовлетворением посмотрела на чисто выстиранную вещь, которая ещё пару минут назад пестрила грязными пятнами.

— Так вот, Марианна, запомни: мочишь и трёшь, мочишь и трёшь. А потом смотришь, если есть пятна — всё повторяешь.

— Значит, опять мочишь и трёшь, мочишь и трёшь? — улыбаясь, спросила девушка.

— Да, ты всё поняла правильно.

Хуан Гонсало швырнул выстиранную юбку в корыто. Её осталось всего лишь сполоснуть в чистой воде, отжать и повесить сушиться.

— Вот тебе прищепки, — и Хуан надел на шею Марианны, как драгоценное ожерелье, связку больших прищепок.

— Значит, мочишь и трёшь? В общем-то, наука нехитрая, — улыбнулась Марианна, — ты действительно, Хуан, очень талантливый парень.

И она принялась за стирку.

Парень смотрел на девушку, а она, чувствуя его взгляд, старалась изо всех сил. Брызги так и летели в разные стороны, пенилась вода под руками. Бельё полоскалось, отжималось и развешивалось на верёвке.

И вскоре вся не очень большая комната была увешана выстиранным бельём.

Хуан Гонсало сидел за столом, резал хлеб и ветчину.

— Давай ужинать, — позвал он девушку.

Та тяжело вздохнула.

— Ну и устала же я!

— Устала? По-моему, это очень простая работа.

— Это тебе так кажется, потому что ты, Хуан, привык к ней. А ведь я раньше никогда не работала и мне иногда бывает стыдно, что я настолько неумелая, что у меня ничего не получается. И я очень благодарна тебе, Хуан, за то, что ты всему этому меня научил.

— Да ладно тебе, — немного смущённо бросил парень, — вот ещё нашла, за что благодарить!

— Нет-нет, я говорю абсолютно искренне, я восхищаюсь тобой.

— А я восхищаюсь тобой, — признался Хуан Гонсало, — ведь ты умеешь читать, умеешь писать, и, наверное, ещё умеешь, множество всяких интересных вещей, которые мне даже не снились.

— Всё это я умею не благодаря своим талантам, а тому, что меня этому учили. А вот ты…

— Что я?

— Ты умеешь много таких вещей, которым невозможно научиться.

— Да ладно тебе, Марианна, — вновь смущённо произнёс парень, — ты слишком уж меня хвалишь.

— Да нет, я говорю правду. Я даже хлеб не могу толком порезать, а ты управляешься с этим так, будто занимался этим всю жизнь.

— Так я и занимался этим всю жизнь, неужели ты это ещё не поняла?

— Как это? — воскликнула девушка.

— Ну как, я пахал землю, выращивал картофель, рожь, потом собирал урожай и занимался ещё тысячами разных дел. Стирал, готовил… в общем, даже невозможно всё это перечислить. Я даже могу шить.

— Шить? — изумилась Марианна.

— Ну да, могу шить. Конечно же, не очень хорошо, но если порвётся одежда, обращайся.

— Хорошо, — обрадовано, воскликнула Марианна, — но всё-таки будет лучше, если ты научишь этому меня. Шить и стирать — это женское дело.

— Да какая разница! Садись лучше к столу, поужинаем. Скорее, а то я сам всё съем.

— Ешь, я не очень голодна.

— Как это не очень голодна?

— Мне не хочется.

— Да садись ты, ешь. Я купил продукты для нас обоих, так что ты должна есть.

— Ладно, тогда завтра я куплю, — улыбнулась Марианна, присела к столу и стала уплетать хлеб с мясом с нескрываемым аппетитом.

Хуан Гонсало время от времени поглядывал на девушку, которая ела так, будто её несколько дней держали в заточении.

— Видишь, как здорово! Сколько, много мы с тобой сегодня успели сделать.

— Ты о чём? — прожёвывая мясо, осведомилась Марианна.

— Успели постирать, я купил продуктов, целый день проработали… Время прожито не зря.

— Тебе нравится, как мы здесь живём? — немного грустно спросила Марианна.

— А что, нормально. Есть жильё, есть работа, есть хлеб, есть мясо… что ещё надо?

— Но ведь, ты же, хотел землю? — заглядывая в глаза парню, поинтересовалась девушка.

— Землю… — мечтательно смакуя каждый звук в этом слове, произнёс парень, — да, земля — это то, о чём я думаю каждый день по нескольку раз. И мне кажется, вскоре она у меня будет. Я чувствую, что мне повезёт, обязательно повезёт! Я ради земли не пожалею ничего!

— Я тоже думаю, Хуан, что ты хороший человек, и судьба должна отблагодарить тебя. Она обязательно даст тебе землю, много земли.

-Да мне не надо много, — как-то миролюбиво и спокойно сказал парень, — мне бы такой участок, какой был у моих соседей. Я бы его превратил в рай, у меня бы на этой земле росло всё. Я собирал бы урожай, любил бы землю, обрабатывал бы её, удобрял, ухаживал за ней, как за…

— Как за кем? — спросила Марианна.

— Ну… — Хуан Гонсало задумался, а затем, глядя в глаза девушке, сказал, — ну… как ухаживают за невестой. Я не жалел бы ни сил, ни времени, и земля отблагодарила бы меня, обязательно, в этом я уверен.

Когда всё было съедено, Марианна вытерла стол, достала лист бумаги, чернила и ручку.

— А что ты будешь делать? — спросил парень.

— Я хочу написать письмо.

— Куда?

— Домой, отцу, в Испанию.

— В Испанию?

— Да, время от времени я пишу ему письма, рассказываю, как мы здесь живём. Конечно, я не пишу ему всю правду, я не хочу, чтобы он волновался и переживал. Я пишу, что всё у меня хорошо, что с жильём я устроилась, работа у меня есть, платят мне много.

— Зачем ты обманываешь, Марианна?

— Ну как… если я напишу правду, отец расстроится, а я слишком его люблю для того, чтобы расстраивать.

— Да, я тебя понимаю. К сожалению, писать я не умею, да мне и писать-то некому.

— Хуан, ты же говорил, у тебя есть братья.

— Да, есть, Санчо и Мануэль. Но они не ждут от меня никаких вестей, им всё равно, жив я, мёртв, есть я на этом свете или меня уже давным-давно нет. Они пьяницы и драчуны, я их люблю, а вот они меня абсолютно не любят. И честно признаться, я даже не знаю, чем они сейчас занимаются. Пока был жив отец, я работал на нашей земле и кормил их. Отец умер, землю забрали, дом сожгли. Не знаю, где они. Может, они устроились куда-нибудь, но скорее всего, их посадили в тюрьму, ведь они ужасные забияки.

— Я сочувствую тебе, Хуан, но поверь, мой отец не виноват в том, что ваш дом сожгли, не виноват. Он вообще-то добрый человек.

— Да я знаю, — с горечью произнёс Хуан, подошёл к окну, опёрся о подоконник и стал смотреть на улицу.

А Марианна, склонив голову, принялась быстро-быстро писать письмо.

«Странно, — думал Хуан, — я так далеко уехал, а всё время думаю о братьях, об отце, о своём доме. Вокруг чужие и незнакомые люди, которые не знают меня, и которых не знаю я. Вокруг идёт совершенно иная жизнь, но и здесь, так же, как и в моём маленьком селении Санта-Риберра, люди с утра до вечера гнут спины, зарабатывают жалкие гроши, мечтают о счастье. Они так же любят друг друга, пьют ром, веселятся, поют песни. И песни довольно похожие, и люди здесь, такие же, как у меня дома».

И тут, услышав скрип пера, Хуан медленно повернулся и стал смотреть на Марианну, которая время от времени покусывала кончик пера, а затем продолжала быстро писать.

Её лицо было сосредоточенным, на пухлых губах иногда появлялась лукавая улыбка.

«Как она красива, — подумал Хуан, — я никогда в жизни не видел такой красивой девушки. У неё прекрасные, глаза, замечательные волосы. Вот бы прикоснуться к ним! Они, наверное, мягкие, шелковистые… Вот бы сейчас подойти и обнять Марианну!»

Но тут же, Хуан Гонсало вздрогнул.

«Попробуй её обними, — подумал он, — бросится, как дикая кошка, лицо расцарапает, горло может перегрызть» — и он улыбнулся.

Марианна, почувствовав на себе взгляд парня, вскинула голову и, увидев улыбающееся лицо Хуана, спросила:

— Ты чего смотришь, смеёшься надо мной?

— Нет, нет, я просто смотрю, как ты пишешь, ведь я писать не умею.

— А хочешь, я тебя научу?

— Научишь? Это невозможно, я уже слишком большой.

— А какая разница, взрослый или ребёнок, главное, чтобы было желание.

— Хорошо, я согласен, — кивнул Хуан Гонсало.

— Ну вот, тогда я научу тебя писать и читать.

— Читать я немного умею, — признался парень, — моя мать, когда была жива, научила меня, а потом у меня больше уже не было времени. Надо было работать, с утра до позднего вечера, до самой ночи.

Марианна согласно кивнула, сложила письмо, спрятала в конверт, затем заклеила его и аккуратно написала адрес.

— А когда ты меня научишь писать? — спросил Хуан.

— Не знаю, когда будет свободное время, тогда и научу, конечно, если ты сам этого хочешь.

— Да, да, хочу, — кивнул парень.

— Тогда завтра же и приступим.

Парень благодарно улыбнулся девушке, отвернулся к окну и стал смотреть на улицу.

У входа остановилась коляска, из которой вывалились два подвыпивших матроса и стали колотить в дверь.

— Открывайте, открывайте быстрее! Это мы!

Дверь распахнулась, и послышался злой крик мадам Клотильды.

Матросы тут же присмирели.

— Никогда не думала, что придётся жить в таком ужасном месте.

— Это ещё не самое ужасное место, — пошутил парень.

— Хуже не бывает, вечно эти пьяные матросы, дикие крики, драки, поножовщина… Эти женщины, эта мадам Клотильда… Чёрт подери, были бы деньги, жили бы мы с тобой, Хуан, в какой-нибудь хорошей гостинице. У тебя, Хуан, была бы своя комната, у меня своя.

— А что, так бывает? — поинтересовался парень.

— Конечно, бывает. И может быть, когда-нибудь тебе придётся жить в другой гостинице, и тогда вспомнишь мои слова.

— Слава богу, что у нас есть хоть это жильё. Да ещё и мадам Клотильда берёт с нас вполовину меньше, чем с остальных. Наверное, я ей очень нравлюсь.

— Наверное, — как-то нервно и зло сказала Марианна и принялась поправлять перед осколком зеркала свои пышные волосы.

Она склоняла голову то направо, то налево, пыталась увидеть себя в профиль, распускала волосы, потом вновь укладывала.

Хуан Гонсало видел отражение Марианны в оконном стекле. Он смотрел на неё с изумлением и нескрываемым волнением.

А затем Марианна спряталась за шторой и стала переодеваться.

А Хуан открыл ящик, в котором прятал свои вещи, достал деньги и стал считать.

Он считал вслух:

— Тридцать, тридцать пять… сорок один, сорок два… Пятьдесят.

Посчитав деньги, Хуан тяжело вздохнул, приложил к пачке мятых ещё одну бумажку.

— Ты так хорошо считаешь, Хуан, что вскоре можешь стать банкиром, — ехидно сказала Марианна, высунув голову из-за шторы.

— А что, почему нельзя считать? Это мои деньги, я их честно заработал.

— Наверное, ты посчитал, сколько стоит дорога?

— Нет, этого я ещё не посчитал.

— Тогда посчитай, и ты поймёшь, для того, чтобы добраться туда, да ещё заиметь землю, тебе придётся работать года два или три.

— Да ну, ты что?! — воскликнул Хуан. — Этого не может быть!

— А ты посчитай, посчитай хорошенько. Надо платить, за жильё, покупать какую-то одежду, питаться… И что с заработанного у тебя остаётся?

— Да, — как бы поняв Марианну, тяжело покачал головой Хуан. — А что ты предлагаешь?

Девушка за шторой пожала плечами.

— Ничего, что я могу предложить? Тяжёлое это дело — заработать так много денег.

— Всё равно, иного выхода у меня нет. Я должен их заработать, ведь я приехал сюда только с одной целью — заиметь землю любыми путями, чего бы это для меня ни стоило.

— Да-да, я помню. Ты знаешь, а я иногда жалею, что приехала сюда.

— Ты жалеешь?

— Да, жалею, хотя и не очень.

— Марианна, а сколько ты скопила?

— Что?

— Я говорю, сколько ты денег скопила?

— Да нисколько, Хуан, я всё истратила.

— Как истратила? — не поверил парень.

— Очень просто. Купила себе ночную рубашку и чулки, да ещё кое-какие мелочи, без которых невозможно жить, и у меня осталось пять или шесть долларов.

— Да, плохо, — задумчиво произнёс Хуан. — А я могу зарабатывать больше, в два раза больше. Правда, и пахать придётся не так, как сейчас.

Парень прикрыл ящик и посмотрел на штору. Он услышал шуршание ткани и увидел, как упала на пол юбка. Он видел ноги девушки, иногда мелькала рука, взлетали пряди волос. Затем через голову Марианна сняла рубашку, и Хуан увидел её силуэт, вернее, не силуэт, а тень Марианны на ткани шторы.

Его сердце странно сжалось, а по спине пробежал озноб. Он хотел отвернуться, но не смог и с нескрываемым восхищением следил за тенью девушки.

Марианна что-то негромко напевала, а парень слышал, как бешено колотится у него в груди сердце и боялся, что девушка может услышать этот стук и испугаться.

— Так ты не разочарован? — послышался голос Марианны.

— А?!… Что?! — воскликнул Хуан.

— Я говорю, ты не разочаровался в том, что приехал сюда?

— Я? Нет, нет, не разочаровался, — сбивчиво заговорил Хуан.

Марианна, почувствовав волнение в голосе парня, выглянула из-за шторы и, встретившись взглядом с Хуаном, заулыбалась.

— А я вот, наверное, разочарована, — призналась девушка.

— Тогда возвращайся к родителям. Они у тебя богатые и там ты можешь позволить себе всё, что угодно. Будешь скакать по полям на какой-нибудь прекрасной лошади, менять каждый день наряды, покупать себе красивые вещи, читать книги, играть на этом твоём… как его…

— Рояле, — послышался голос Марианны.

— Ну да, будешь играть на рояле, будешь танцевать, веселиться, выйдешь замуж… — сказав это, Хуан Гонсало осёкся.

— Ну-ну, продолжай, — послышался злой голос Марианны.

— Да нет, извини, если я сказал что-то не так.

— Я не могу туда вернуться, — послышался из-за шторы голос девушки.

— Почему?

— Не могу — и всё. Если уж я решилась уехать и всего добиться собственными силами, значит, я должна это выполнить.

— Понятно, — произнёс парень и принялся стаскивать через голову рубаху.

Затем уселся, расшнуровал ботинки и снял носки. Марианна припала к небольшой дыре в шторе и следила за Хуаном. Она чувствовала ужасное волнение и какой-то удивительный трепет, когда видела его обнажённое тело, крутые плечи, мощные руки, крепкий затылок.

А парень, ничего не подозревая, спокойно разговаривал.

— Хорошо иметь много денег! Можно купить всевозможной одежды, припасов…

— Да, да, припасов, — сказала из-за шторы Марианна, облизывая пересохшие губы.

— Можно купить даже оружие, — задумчиво произнёс Хуан, разбирая свою постель и раскатывая на полу тюфяк.

— Да-да, оружие. Но я, Хуан, как вспомню сеньора Сикейроса, как вспомню тех двоих испанцев или мексиканцев, чёрт их там разберёт, которые пристрелили его, так мне сразу же, становится не по себе.

— Ну, я, в общем-то, не то имел в виду, — сказал Хуан, забираясь под одеяло, и поудобнее укладываясь на своём убогом матрасе. — Вообще-то, противный был человек, — после небольшой паузы вдруг сказал парень.

— Ты кого имеешь в виду? — осведомилась Марианна.

— Ну как кого, твоего кавалера, этого самого сеньора Сикейроса.

— А, да, он ухаживал за мной, пытался меня обольстить, соблазнить, говорил мне всякие комплименты.

— Вот-вот, договорился, — злорадно прошептал Хуан, — и подучил пару пуль в сердце.

— А мне его, честно говоря, жаль.

— А тебе не жаль твоих серебряных ложек?

— Ложек жалко. Знаешь, Хуан, я вспоминаю о них каждый день.

Марианна поняла, что больше уже ничего интересного не увидишь, и стала надевать ночную рубашку. Сейчас уже парень с интересом смотрел на тень тела Марианны, на изящные очертания её груди, бёдер, на точёный профиль.

Хуан тяжело дышал и скрежетал зубами.

А Марианна говорила, абсолютно успокоившись.

— Он был готов бросить мне под ноги пальто, если бы на палубе была лужа, чтобы я не замочила ног.

— Кто? — спросил Хуан.

— Сеньор Сикейрос, ведь он был настоящий кавалер, очень воспитанный и очень галантный. Мне всегда нравились мужчины, которые старше меня.

Хуан Гонсало тяжело вздохнул и сжал зубами край одеяла.

— Ты закрыл глаза и отвернулся к стене?

— А, да, — пробурчал Хуан, отворачиваясь к стене.

— А свет кто будет выключать?

Парень сбросил одеяло и, шлёпая босыми ногами по полу, направился к лампе и выключил свет.

А Марианна в это время с интересом наблюдала за ним.

Когда он опять улёгся и натянул одеяло, вновь прозвучал вопрос:

— Ты отвернулся к стене?

— Да, да, отвернулся, можешь идти.

— А чего ты так зло со мной разговариваешь?

— Можно подумать, там что-то интересное, ведь у тебя рубашка до пят, — улыбаясь, сказал парень.

— А ты откуда знаешь?

— Так утром ты же встаёшь и расхаживаешь в ней, а вечером наводишь всякую таинственность.

— Хорошо, так ты отвернулся к стене?

— Да, отвернулся, иди.

Марианна выбежала из-за шторы, перескочила через спинку кровати и забралась под одеяло. А затем облегчённо вздохнула, будто одеяло было такой же надёжной защитой, как толстая дубовая дверь.

На улице послышались душераздирающие крики.

— Какой ужас! — воскликнула Марианна.

Хуан вскочил, подбежал к окну, поднял раму и посмотрел на улицу.

— Что там? — спросила Марианна.

— А ты встань и посмотри, — немного зло пробурчал парень.

— Ты расскажи, я не хочу вставать.

— Да дерутся два матроса и ещё какой-то тип в жилетке.

— И кто побеждает?

— Никто не побеждает, они просто ужасно пьяны.

— А ты, Хуан, смог бы их победить?

— Я не стал бы с ними связываться, ведь они почти в стельку пьяны.

Хуан рассмеялся.

Трое дерущихся ужасно вопили, изрыгали на головы друг друга проклятья, посылали друг друга в преисподнюю и к дьяволу, вставали с мостовой и, дойдя друг до друга, размахнувшись, падали и расползались в разные стороны, будто креветки,, не забыв при этом осыпать другу друга отборной бранью.

— Ну и придурки, — сказав Хуан, опуская раму. — Заберут в полицию, очистят карманы, будут потом знать.

— Это, наверное, те, которые вышли из нашей гостиницы? — осведомилась Марианна.

— Не знаю, те они или не те, в темноте все на одно лицо.

— А по голосу мне показалось, те.

— Ты ещё успеваешь думать о таких вещах? Лучше спи, а то завтра не встанешь.

— Не хочется вставать, не хочется работать, — прошептала Марианна, глядя на тени, пробегавшие по потолку.

Девушке почему-то захотелось сейчас оказаться в своём доме вместе с родителями. Она считала свою мать ужасной занудой, но сейчас она не отказалась бы от того, чтобы находиться рядом. Они сидели бы за большим овальным столом в гостиной, пред ними были бы разложены приборы, фамильное серебро, голубоватый фарфор. В подсвечниках горели бы свечи, и вся семья неторопливо беседовала бы. Конечно, мать называла бы её маленьким ребёнком, ничего не понимающим в жизни, отец шутил бы и подзадоривал Марианну.

— Ты спишь? — вдруг послышался голос Хуана.

— Да, сплю, — резко ответила девушка.

— Как же ты спишь и мне отвечаешь? — ухмыльнулся Хуан.

— Пошёл ты к черту!

— Наверное, Марианна, ты о чём-то мечтала.

— Да, мечтала.

— Расскажи, о чём.

— Я бы хотела сейчас сидеть в нашей большой гостиной у камина, за овальным столом.

— За каким столом? — переспросил Хуан.

— За большим. У нас дома есть такой большой-большой стол, да ты, наверное, его видел.

— Нет, не помню, я не обратил внимания.

— Так вот, мы иногда по вечерам собирались за этим столом у камина. Отец что-нибудь рассказывал, потягивая свой ром, а мы с матерью слушали его. И всем нам было очень хорошо.

— А разве сейчас тебе плохо? — задал вопрос Хуан.

— А что, ты считаешь, мне очень хорошо? Я должна стирать, убирать, ходить на работу…

— Но ведь ты же, сама хотела уехать? Ты же сама хотела убежать, и убежала из дому.

— Да, сама. Просто я надеялась на что-то другое, не представляла, что жизнь такая сложная и мрачная, что в ней надо бороться. Мне казалось, что я так сильна, что могу свершить в жизни всё.

— А теперь? — спросил парень.

— А теперь, Хуан, я не уверена в этом. И иногда мне кажется, лучше вернуться домой.

— Домой? — воскликнул парень, который уже так привязался к Марианне, что даже не мог представить себе подобное.

— Ну да, домой. Заработаю ещё немного денег, куплю билет и уеду.

— Ты что? — Хуан даже привстал на своём матрасе.

— Как что, просто уеду.

Увидев, скорее почувствовав, какой неожиданной была эта весть для Хуана, Марианна довольно улыбнулась и на её пухлых губах появилась хитрая усмешка.

«Ага, значит, он переживает, значит, не хочет, чтобы, я уезжала».

И тогда она тоже привстала на подушке.

— Знаешь, Хуан, я, наверное, никуда не поеду, потому что, мне хочется чего-нибудь достичь самостоятельно. Я не буду уважать сама себя, если ни с чем вернусь домой.

— Правильно, правильно, — обрадовано, подхватил Хуан, — ты всё говоришь очень верно, я бы на твоём месте поступил точно так.

— Ты на моём месте? — хмыкнула Марианна.

— Нет, я имел в виду другое. Правда, если бы я был на твоём месте, скорее всего, я никуда бы не поехал. Ведь земли у твоих родителей предостаточно, денег тоже, а ездить просто так мне не хочется.

Разговор между Марианной и Хуаном был какой-то странный. Он, то угасал, то вдруг начинался вновь. Складывалось такое впечатление, что и парень, и девушка всё время ходят вокруг чего-то важного, не решаясь сказать эти самые главные слова. И Хуан, и Марианна чувствовали себя неуютно, даже какими-то беззащитными.

Лунный свет заливал комнату, призрачные тени метались по потолку.

Лицо Марианны, освещённое луной, казалось высеченным из цельного куска мрамора.

Хуан Гонсало время от времени бросал взгляд на девушку и сглатывал слюну. Он волновался, его грудь вздымалась.

Но, такое же, волнение временами охватывало и Марианну. Она чувствовала, что нравится Хуану и поэтому, чтобы хоть немного убедиться в этом, вдруг резко подскочила в своей постели, потом подпёрла голову рукой и довольно долго смотрела на парня, который лежал на полу, почти, у её ног. Можно было протянуть руку и прикоснуться к кончику его носа, к капризным губам, к тяжёлым векам.

Но Марианна медлила, она ждала, когда Хуан сам почувствует её взгляд и откроет глаза.

Так и случилось. Веки дрогнули, и Хуан посмотрел на Марианну.

— Что? — спросил он, немного испуганно.

— Ничего, просто хочу с тобой поговорить.

— Можешь говорить, правда, мы с тобой разговариваем почти всю ночь, а ведь завтра на работу.

— К чёрту работу! Хуан, меня интересует один вопрос, но я как-то не решаюсь его задать.

— Какой вопрос? — напрягся парень и пристально посмотрел на девушку.

Та тут же потупила взор.

— Скажи, — тихо прошептала Марианна, — я хоть немного красивая?

Хуан Гонсало от этого вопроса вздрогнул. Он приподнялся и, не глядя в лицо Марианны, сказал:

— Я никогда в своей жизни не видел девушки или женщины более красивой, чем ты, Марианна.

— Ну и хорошо, — как-то вдруг резко, но и обрадовано, воскликнула Марианна. И было в этом её восклицании что-то, очень детское, ребячливое.

Она тут же натянула повыше одеяло, отвернулась к стене, подсунула ладонь под щёку и счастливо безмятежно уснула.

А вот парень, чувствуя, как стучит в его висках кровь, как бешено, колотится его сердце, как ни заставлял себя, как ни принуждал, не мог заснуть. Стоило ему прикрыть глаза, как он видел тень Марианны на розовой ткани шторы.

Хуан ворочался, скрежетал зубами, кусал край одеяла, но так и не мог прийти в себя, так и не мог успокоиться.

Может быть, в конце концов, он бы уснул.

Но за стеной послышался пьяный мужской голос, затем счастливый женский смех, затем звук поцелуя.

Хуан даже заткнул, ладонями уши, но всё равно слышал скрип матраса, стоны женщины, сладкие вздохи и рычание мужчины, и всё ускоряющийся стук спинки кровати о стену.

— Наконец, из-за стены послышался радостный крик.

Хуан Гонсало вскочил со своей постели, сжал кулаки и изо всей силы ударил себя по колену.

— Нет, это невыносимо, я не могу это вытерпеть!

Услышав шум, Марианна приподняла голову, повернулась и взглянула на Хуана. Тот стоял посреди комнаты, и, судорожно путаясь, натягивал штаны.

— Ты куда? — прошептала, ещё не до конца пришедшая в себя девушка.

— Что? — бросил Хуан.

— Я спрашиваю, куда ты собрался?

— Не твоё дело. .

Марианна ничего не понимала. Она тряхнула головой, и тёмные волосы рассыпались по плечам. Она как ребёнок протёрла глаза руками.

— Так куда ты идёшь, ведь на улице ночь?

— Не твоё дело, — прокричал Хуан Гонсало, выбегая из комнаты.

Он прекрасно понимал, что стоит ему задержаться хотя бы на одну секунду» он уже не сможет уйти, он признается Марианне в том, что любит её и страстно желает.

В коридоре его встретила молоденькая проститутка, которая недавно поселилась в этой гостинице. Она подмигнула Хуану Гонсало, высунула язык и провела им по губам.

— Эй, красавчик, пойдём ко мне, я свободна.

— Пошла ты к чёрту! — зло выкрикнул Хуан, пробегая рядом с ней.

Девушка испуганно шарахнулась от парня, прижалась спиной к стене, затем покрутила указательным пальцем у виска.

«Да он, наверное, сошёл с ума. Он, наверное, псих. Вот попадись такому, потом голову, отрежет, а сам убежит».

И действительно, Хуан Гонсало мчался по коридору, затем выскочил на улицу. Прохладный воздух немного остудил его пыл, но и Хуан понял то, что ему нужно сейчас. Единственное, что его может сейчас спасти — это драка. Ему обязательно надо разрядиться, выплеснуть из себя всю скопившуюся энергию.

И поэтому парень быстро побежал в сторону ночного клуба сеньора Хименоса.

А Марианна выбралась из-под одеяла и выглянула в окно. Но единственное, что она успела заметить, это удаляющуюся фигуру Хуана. Улица была залита лунным светом, и парень куда-то бежал.

«Что с ним? Куда он? Зачем?» — задавала себе вопросы Марианна, но ответить не могла.

Она набросила на плечи одеяло, приоткрыла дверь и выглянула в коридор.

Прямо возле двери сидела на маленьком стульчике молоденькая проститутка. Она была примерно ровесницей Марианны.

— Это от тебя убежал этот псих? — спросила девушка у Марианны.

— Что, псих? А, да, псих… От меня, — пожала плечами Марианна.

— А он ничего, — сказала девушка, — только какой-то нервный, бежит, как угорелый, и ничего перед собой не видит, едва лоб не расшиб. Ты что, его покусала? — спросила девушка у Марианны.

— Да нет, я его не кусала. Он действительно псих, подскочил, и помчался куда-то.

— А может, ты его чем-нибудь обидела?

— Да нет, — Марианна передёрнула плечами, — чем я его могла обидеть.

— Не знаю, может, сказала какую гадость?

— Да ничего я ему не говорила. Просто подскочил, натянул рубашку и помчался сломя голову.

— А, вообще с ними такое бывает.

— А ты откуда знаешь? — спросила Марианна.

— Знаю, попадались мне такие мужчины.

— Понятно, — кивнула головой Марианна и прикрыла дверь.

Девушка ещё посидела немного в коридоре, затем хмыкнула и, виляя бёдрами, направилась по коридору вниз, откуда слышались пьяные мужские голоса.

Марианна долго не могла уснуть. Она ходила из угла в угол, время от времени подходила к окну, приподнимала раму и выглядывала на улицу. Ей хотелось, чтобы Хуан Гонсало вернулся как можно скорее. Ведь только с ним она чувствовала себя в полной безопасности, чувствовала себя защищённой.

Но ночная улица Сан-Диего была пуста. Несколько раз проехал конный патруль полиции, сверкая карабинами, быстро пробежали какие-то женщины, а затем с криками и песнями прошла по улице ватага пьяных матросов-ирландцев. То, что они были ирландцами, Марианна поняла сразу по тому, как они весело распевали песни про Коротышку Джона.

— Ну, когда же он, в конце концов, придёт? Зачем он убежал? — задавала себе вопрос Марианна.

И вдруг она почувствовала, что ей очень страшно, она почувствовала, как по спине бегут мурашки.

Она быстренько, трясущимися пальцами зажгла лампу, и тогда комната показалась уже не такой страшной.

— Ну, где же он? Когда, в конце концов, он придёт? — шептала Марианна, прислушиваясь к каждому шороху.

Но шагов Хуана Гонсало не было слышно. И Марианна поняла, насколько она уже привязалась к парню.

— Ну, когда же он придёт? Когда? Вот так, взял, бросил меня, ничего не сказал и умчался. А я должна сидеть и переживать. Ну и чёрт с ним! Не буду я переживать, вообще, не буду о нём думать!

Марианна забралась с ногами на постель, села, опираясь спиной о стену, и обхватила колени руками.

«Посчитаю до ста, и если Хуан Гонсало не вернётся, лягу спать, и завтра не буду с ним разговаривать».

Она медленно начала считать, но после того, как прозвучала цифра сто, Хуан Гонсало не появился.

Тогда Марианна сказала сама себе:

— Я досчитаю до тысячи, и если он не появится, лягу спать.

Она досчитала и до тысячи, но Хуана Гонсало не было.

— Будь он проклят! — воскликнула девушка и забралась под одеяло.

Но как она, ни старалась, уснуть не могла.

«Куда же он ушёл? Куда? Может быть, у него есть женщина, есть подружка, и он убежал к ней? Нет, вряд ли, если бы у него была подружка, то наверняка я знала бы о ней. Ведь Хуан совсем не скрытный парень, он всё рассказывает, и секретов у него от меня нет. Тогда куда же он побежал и чем сейчас занимается? Что делает?»

Марианна не выдержала, подбежала к окну, подняла раму и высунулась на улицу. Но как она, ни вглядывалась, увидеть Хуана не могла.