ГЛАВА 10

25 Найтала, год Бесструнной Арфы (1371 ЛД).

Спустившись в расселину скалы, где они разбили лагерь этой ночью, Галаэрон увидел, что Вала лежит подле обнажённого клинка и с отсутствующим видом всматривается в его зеркальную поверхность. Если бы речь шла об эльфе, изогнутая бровь и задумчивая улыбка означали бы одиночество лишь с примесью грусти, но Нихмеду не мог сказать наверняка, что за чувства отразились на человеческом лице. Его первая реакция была сродни зависти — сам он за всю ночь так и не смог ни на мгновение погрузиться в Дремление. А потом эльф вспомнил: люди не знают, что такое Дремление.

— Вала? — Галаэрон потянулся встряхнуть её.

Рука женщины молнией взметнулась вверх и перехватила его запястье. Он с трудом ухитрился вырваться на свободу и отпрянул прежде, чем чёрный меч рассёк воздух там, где эльф только что стоял на коленях.

Галаэрон сделал кувырок через плечо и выхватил собственный меч, защищаясь.

Вала перекатилась на колени; взгляд её тусклых глаз был пустым и опасным.

— Вала! — крикнул Нихмеду. — Это же я, эльф!

Она нахмурилась, и вот в её глазах появился огонёк рассудка. Женщина бросила сердитый взгляд на оружие в руке Галаэрона:

— А это к чему? — если Вала и заметила, что её собственный меч направлен в сторону эльфа, то виду не подала. — Пытался убить меня во сне?

— Ты не спала. Глаза были открыты.

Это, казалось, расшевелило её память:

— Точно… я блуждала. — Неожиданно она нахмурилась. — И ты решил потревожить меня?

— Блуждала?

— В Гранитной Башне, — Вала вернула чёрный меч в ножны. — Хождение во снах, понимаешь?

Галаэрон покачал головой:

— Это как Дремление?

— Не совсем, — женщина бросила взгляд на восток, где проясняющаяся полоса серого горизонта возвещала скорый рассвет: — Ты не разбудил меня на вахту.

Эльф пожал плечами.

— Я всё равно не мог отдохнуть, подумал, что тебе это нужно.

— Спасибо, но ты, должно быть, устал. Выглядишь ужасно. — Затем, уже мягче, Вала принялась пояснять:

— «Блуждание» — это я так для себя называю. С годами каждый чёрный меч как бы перенимает некоторые слабости своей семьи. Меч Бурлена жужжит во время схватки, Дексона — разговаривает во сне.

— А твой «блуждает»?

— «Шпионит» было бы правильнее, — щёки Валы запылали. — Ему нравится… эм… показывать мне, что происходит в опочивальнях Гранитной Башни.

Галаэрон поднял бровь.

— Это не то, что мне по душе.

— Конечно, нет, — согласился эльф, наслаждаясь редкой возможностью поддеть собеседницу. — Хотя мне показалось, что ты улыбалась.

— Я смотрела, как спит Шелдон, — в голосе женщины не было возмущения, более того, в её тоне проскользнула некая торжественность, которая заставила Галаэрона пожалеть о своём упрёке. — Он мой сын.

— Вы двое, нельзя потише? — прогудел Мелегонт. Волшебник сел, прижимая ладони к глазам. — Что с моей головой?

— Иллитид, — ответила Вала. — Вместе с багбирами.

Мелегонт убрал руки от лица:

— Тогда фаэриммы на шаг впереди, — он прошёлся пятернёй по тёмным волосам и поднялся на ноги. — Мы выдвигаемся сразу же, как только я загляну в день грядущий.

Они собрали вещи и, взойдя на возвышенность возле лагеря, стали в лучах восходящего солнца. Мелегонт опустился на колени между Валой и Галаэроном, как делал и раньше.

— День встреч, — провозгласил он, — но бояться нечего, пока мы соблюдаем предосторожности.

— Каким образом? — спросил Галаэрон.

— Неприятности в горах, — волшебник указал на запад, в направлении перевала Выбеленных Костей. — Но путь через тень кажется свободным на севере. Хорошие новости, не правда ли?

Вала и Галаэрон с ужасом переглянулись, затем женщина спросила:

— А насколько плохо обстоят дела на перевале?

— Теневые драконы — грозные противники даже в мире света, — сказал Мелегонт. — Однако наша главная забота — это время. Фаэриммы не смогут легко пробить брешь в мифале Эверески, но, если мы промедлим, они найдут способ.

Галаэрон дал знак волшебнику поторапливаться.

Мелегонт бросил последний задумчивый взгляд на изогнутые башни Декантера, затем произнёс заклинание теневого шага. Мир вокруг стал тусклым и невыразительным, с зазубренными очертаниями лиловых горных хребтов по левую руку и приглушённым утренним светом по правую. Галаэрон сразу же ощутил холод, одиночество и, увидев тревогу в глазах Валы, понял, что и она чувствует то же самое.

Волшебник укутался холодным сумраком как любимым плащом, удовлетворённо хмыкнул и чуть ли не бегом рванул вперёд. Вала подтолкнула Галаэрона за магом и сама отправилась следом.

— Как вам двоим удалось победить в схватке без моей помощи? — вопрос Мелегонта звучал довольно бесхитростно. — Учитывая участие проницателя сознания, я думаю, это было непросто.

— Не особо, — ответила Вала. — Я убила его первым. А Галаэрон разобрался с остальными с помощью магии.

— Правда? — волшебник оглянулся через плечо. — И все твои заклинания сработали?

— Мне едва ли дотянуть до твоего уровня владения магией, — осторожно произнёс эльф. Судя по интересу Мелегонта, того переполняли определённые ожидания, которые Галаэрону почему-то не хотелось оправдывать. — Заклинания подействовали так же, как обычно.

— Они сработали, — волшебник снова смотрел вперёд, разочаровано опустив брови. — И это главное.

Эльф совладал с желанием потребовать у мага объяснения, что же именно тот с ним сотворил. Расспросы выдали бы больше, чем Галаэрон хотел, кроме того, он уже понял, что Мелегонт не из тех, кто легко раскрывает свои секреты. Дальше путники продвигались в тишине, петляя в лабиринте из очертаний холмов. Зубчатые силуэты гор всегда оставались слева, но Галаэрон не видел ни смысла, ни логики в выбранном пути. Волшебник поворачивал к свету так же часто, как и в противоположную сторону, шёл по утопающим в тенях впадинам, равно как и по холмам, спускался вниз не реже, чем поднимался вверх. Так и тянулся день — или что там заменяет день на Грани, — пучок лучей справа поднимался всё выше по небу, затем разделился на неровные куски и рассеялся по земле.

Когда очертания гор обступили их со всех сторон, Галаэрон понял, что они поднимаются к Серым Вершинам. А потом он окончательно утратил чувство направления. На Грани всё под ногами ощущается плоским. Когда эльфу казалось, что они карабкаются вверх, они на самом деле спускались, когда он думал, что они обходят вокруг — шли напрямик.

Вскоре очертания приобрели призрачно-голубой цвет, и Мелегонт начал колебаться при выборе направления. Когда силуэты стали прозрачно-серыми, волшебник принялся бормотать что-то себе под нос и поворачивать обратно. Наконец тени совсем растаяли; маг приостановил продвижение и начал ходить кругами.

— Что случилось? — спросил Галаэрон. — Мы заблудились?

— Заблудились? — Мелегонт медленно повернулся на месте, вглядываясь в серый туман вокруг них. — Боюсь, что да.

Галаэрон издал стон:

— А ты не можешь отменить заклинание?

— Это не разумно, — отозвался маг. — Вероятнее всего, мы бы вернулись на родной Фаэрун, но если я где-то ошибся поворотом…

— Почему бы нам просто не пойти к костру? — спросила Вала.

— Костёр? — оживился Мелегонт. — Где?

Женщина указала в серую даль, но Галаэрон не разглядел ни намёка на огонь.

Волшебник обошёл эльфа и посмотрел поверх плеча Валы, затем улыбнулся и хлопнул её по спине:

— Превосходно!

Хранитель гробниц отступил на пару шагов и тоже направил взгляд поверх плеча Валы. И действительно, он увидел два крошечных жёлтых пятнышка с белыми искрами вокруг.

— А вы уверены, что это огонь?

— Так он выглядит из Грани, — подтвердил Мелегонт.

Не прошли они и полдюжины шагов, как пятнышки растянулись в небольшие круги пламени, окружённые завихрениями серого тумана. Волшебник дал знак Вале и Галаэрону держать мечи наготове и вывел их на свет костра.

Пламя сразу же приобрело привычный оранжевый цвет, и кто-то жалобно и удивлённо воскликнул:

— Ради Единого! — В стороне от костра стоял невысокий толстый человек в засыпанном снегом плаще с капюшоном. Розовые руки незнакомца были подняты вверх, чтобы показать, что в них нет оружия. — Не причиняйте мне вреда, возьмите всё, что у меня есть… как бы скудно это ни было!

Мелегонт жестом показал мужчине опустить руки:

— Тебе нечего бояться, пока ты сам нам не угрожаешь.

Коротышка перевёл взгляд с крепко сложенного волшебника на его хорошо вооружённых спутников и решил не опускать рук:

— С чего бы такой грозной троице бояться такого жалкого бедняка, как я?

Хотя плащ незнакомца выглядел поношенным, а борода была растрёпана, он едва ли походил на нищего. Его лицо было круглым и ухоженным, брюшко — упитанным, а глаза — хитрыми. Он разбил лагерь возле небольшого разлома высоко в горах. Спутанные заросли чёрного ельника слабо защищали от свирепствующей снежной бури с востока — той самой, которая, по мнению Галаэрона, и создала странную завесу, что заставила Мелегонта свернуть с пути через тени. Единственная лошадь с грустными глазами стояла на привязи под навесом из поваленных стволов; седло и седельные сумки небрежно валялись в укрытии. Кобыла выглядела такой же подавленной, как и её хозяин, однако её шкура лоснилась от ежедневного вычёсывания, да и, — если на то пошло, — животное явно хорошо кормили. Маг внимательно изучал лагерь, взгляд перескакивал от костра к навесу и к лошади, хотя вроде бы всё находилось там, где и должно быть.

Продолжая держать руки над головой, коротышка кивнул в сторону бревна, на котором он раньше сидел:

— Приглашаю вас к моему костру, — он начал закрывать рот, как будто договорил, затем неожиданно выпалил: — В любом случае, я не смог бы вас остановить.

— Нам бы не хотелось тебе навязываться, — Мелегонт огляделся. — Я немного заплутал в этом снегу. Если бы ты указал нам путь к Тысяче Ликов, мы бы немедленно удалились.

— В обход ущелья? — коротышка энергично замотал головой. — Вы не пройдёте здесь.

— Думаешь помешать нам? — нахмурилась Вала.

Глаза мужчины широко распахнулись:

— Я н-н-нет… но даже вам троим не справиться с таким количеством б-бехолдеров.

— Бехолдеров? — волшебник казался скорее разочарованным, чем удивлённым. — Сколько их?

— Достаточно, — мужчина с видом безнадёжности покачал головой под капюшоном. — Моя невезучесть — это проклятие, преследующее меня всю жизнь. Сначала проницатели сознания на перевале Выбеленных Костей, потом Зентарим на Рассветном перевале, а теперь бехолдеры. Кто знает, что ждёт меня в Высоком ущелье? Говорю вам, нам не найти безопасной дороги, покуда не минуем Дальний лес!

— Может быть, и нет, — проронил Мелегонт. — Позволь мне взглянуть на этих бехолдеров. Мне иногда приходится иметь с ними дело.

Брови коротышки поползли на лоб:

— Правда? Если ты проведёшь меня через эти проклятые горы, я навсегда твой должник — не сомневайся из-за того, что я редко плачу по счетам, — испуг скользнул по его лицу, но коротышка тут же осторожно опустил руки и поклонился путешественникам. — Малик эль Сами ин Нассер к вашим услугам.

Хелбен расхаживал у изножья кровати Имесфора: два шага, затем поворот, два шага — взгляд на больного, два шага — и снова поворот. По мнению мага, эльф выглядел не лучше, чем в день прибытия, разве что щупальце иллитида больше не шарило в дыре его черепа. Взгляд лорда оставался стеклянным и безжизненным, вокруг глаз, как у енота, темнели синяки, а впалые щеки были бледны, подобно слоновой кости. Изо рта вяло свешивался язык, и не было никакой надежды, что Имесфор снова заговорит, по крайней мере, в обозримом будущем.

Хелбен сделал ещё два нетерпеливых шага, остановился и посмотрел на арадонессу, склонившуюся над больным лордом:

— Вы здесь уже почти два дня. Когда он заговорит?

Эльфийская жрица впилась в Хелбена своими чёрными глазами:

— Ваша забота о друге весьма трогательна. Имейте в виду, что именно она будет удерживать дух в его теле.

— Наша с лордом Имесфором дружба длится без малого пять веков, — с досадой прорычал Хелбен. — Он знает, что я переживаю за него, а я знаю, как он переживает за Эвереску. Если бы он знал, что там творится…

— Он знает, — прервала мага жрица Ангарад Одейнс. — Не из-за этого ли вы так стараетесь его пробудить?

Хелбен наградил её мрачным взглядом:

— Вам известно, что я имею в виду. Если бы он только знал, что мы не смогли подобраться ближе… — он не закончил предложение и с силой ударил по опоре балдахина, что заставило всю кровать задрожать. — Гром и молнии!

Лаэраль мягко взяла его под руку.

— Возможно, нам стоит попробовать что-то другое, Хелбен, — она увлекла его за собой, чтобы, обойдя кровать, оказаться напротив Ангарад, и простым кантрипом подтянула ему стул с другого конца комнаты. — Джервас пришёл именно к тебе. Возможно, если бы ты…

— Леди Чёрный Посох, я не думаю, что это мудро, — Ангарад начала обходить кровать. — Человеческое прикосновение — это не то же самое. Нет никакой эмоциональной связи.

— В самом деле? — Лаэраль окинула жрицу ледяным взором. — Тогда почему же он пришёл к Хелбену, а не к королеве Амларуиль?

Ничто ранее так не било по гордости золотой эльфийки, как этот вопрос.

— Уверена, что на то была причина, — жрица остановилась в изножье кровати, чтобы придумать вероятное объяснение. — Возможно, проницатель сознания…

— Нам известно лишь, что он пришёл к лорду Чёрный Посох, — прервала её Лаэраль. Она посмотрела на Хелбена. — Я не вижу вреда в том, чтобы дать ему знать о твоём присутствии. Говори с ним так, как если бы он очнулся. Расскажи, что произошло.

Первой мыслью Хелбена было, что предложение Лаэраль не сулит ничего, кроме колоссальной потери времени, но он сделал, как она сказала. Лаэраль была единственной, кому он никогда не грубил, то есть, кому он старался не грубить. К тому же, другими методами он мало чего добился. Хелбен пытался переместиться в Шараэдим дюжину раз только для того, чтобы увязнуть по пояс в каком-то зловонном болоте или скользить вниз по склону раскалённой песчаной дюны; он всегда оказывался так далеко от цели, что даже не было видно гор, и уж подавно невозможно было выяснить, что же происходит в Эвереске.

Хелбен взял лорда Имесфора за руку:

— Мой старый друг, дела идут не очень хорошо. По правде сказать, паршивей некуда. Я знаю, ты пришёл сюда в поисках помощи, но сейчас ты должен помочь мне. Похоже, я не могу даже близко подобраться к Эвереске…

— Фай… рим, — слова слетели с губ Имесфора так тихо и невнятно, что Хелбен подумал, будто ему примерещилось.

Ангарад открыла рот от удивления, бросилась к изголовью кровати и заглянула в глаза Имесфора. Его взгляд, казалось, сфокусировался на ней, затем снова стал стеклянным. Хелбен почувствовал, как Лаэраль подталкивает его к эльфу:

— Говори с ним.

Чёрный Посох склонился над старым другом:

— Фай-кто? Что случилось в Эвереске?

Глаза Имесфора снова приобрели осмысленное выражение:

— Файрим!

— Файрим? — повторил Хелбен, и тут его осенило: — Это они так обошлись с тобой?

Раненый покачал головой:

— Не фаэримм… со мной. Иллитид.

— Мы знаем об иллитиде. — Хелбен бросил взгляд на Лаэраль: — Позови.

— Уже, — кивнула та, — Эльминстер прибудет… — её перебило тихое потрескивание заклинания телепорта, — …сейчас.

Принеся с собой смрад курительной трубки, Эльминстер стоял в центре комнаты, моргая и пошатываясь в попытке приспособиться к новой обстановке. Хелбен сдержал раздражение, вызванное столь явной демонстрацией волшебной мощи (ведь Эльминстер был единственным магом на Ториле, кто мог обойти охранные заклинания и переместиться прямо в башню Чёрного Посоха) и жестом привлёк внимание гостя.

— Сюда. Он только что пришёл в сознание.

Звук голоса Хелбена помог волшебнику сориентироваться, и он шагнул к кровати:

— Джервас, ты выглядишь так, будто тебя выплюнул трупный червь.

Лаэраль хлопнула Эльминстера по плечу:

— Повежливей. Лорд Имесфор ещё не настолько пришёл в себя, чтобы воспринимать грубые остроты.

— Я вполне пришёл в себя, чтобы узнать… этот кошмарный запах жароцвета, — раненый попытался сесть на кровати, затем сморщился от боли и сосредоточился на том, чтобы держать глаза открытыми. — Я признателен за то, что ты пришёл, Вонючая Борода.

— А я признателен за то, что ты дожил до моего прихода, — ответил Эльминстер. — Теперь же… Не поведаешь ли ты нам, как же на твоём челе образовалась эта дыра?

— Мы спасались бегством от фаэримма…

— Фаэримма?

Волшебник посмотрел на Хелбена, а тот лишь пожал плечами и сказал:

— Впервые слышу о подобном, но кто бы ещё мог оградить Шараэдим от магии перемещения?

— Мне пришла на ум парочка, любого из которых я бы предпочёл фаэриммам, — хмуро ответил Эльминстер.

В глазах Джерваса появилась ещё большая обеспокоенность:

— Вы не знаете? — он повернулся к Ангарад: — Как подобное возможно?

Жрица отвела взор:

— Это не было моим решением.

— Но ты же из Эвермита? — наседал эльф.

Ангарад кивнула.

— Мне сказали, что это проблема эльфов, — она неуверенно посмотрела на Хелбена и Эльминстера и ближе придвинулась к Имесфору. — Эвереска — наш последний оплот на континенте. Совет Острова опасается, что люди ухватятся за возможность потребовать его себе.

— Что? — Хелбен был так взбешён, что готов был телепортироваться к жрице, чтобы задушить её. Но, по крайней мере, слова эльфийки объясняли нескончаемый поток волшебников и воинов, который струился весь день из подножия башни Чёрного Посоха. Там внизу находились врата, которые обеспечивали эльфам свободный проход между Глубоководьем и Эвермитом; они практически не прекращали работать с тех пор, как Хелбен попросил королеву Амларуиль прислать целителя для лорда Имесфора. — Эвереску заполонили фаэриммы, а твой народ опасается людей?

— Едва ли Эвереску захватили, — возразила Ангарад.

— Это так! — воскликнул Джервас. — Долину пока нет, но наши отряды сметены. — Раненый отвернулся от жрицы, которая стала такой же бледной, как и он сам, и обратился к Хелбену: — Они напали с тыла, и когда мы собрались бежать… об этом и помыслить нельзя. Я бы погиб, если бы не Мелегонт и его люди.

— Мелегонт? — переспросил Хелбен.

— Кроящий тени, один из виновников образования пролома в Стене Шарнов, — пояснил Имесфор. Он посмотрел на Ангарад:

— Уверен, что об этом совет умолчал?

— Мне этого даже не сказали, — опустила голову жрица.

— Возможно, ты будешь так добра и передашь им кое-что от меня, — Эльминстер обошёл кровать и встал между раненым и эльфийкой. — Скажи им, что Совету стоило бы вспомнить, сколько у них друзей есть среди людей, если только они ещё не разогнали всех из-за своей твердолобости!

Глаза Ангарад широко распахнулись:

— Не думаю, что я смогу…

— Ещё как сможешь и даже должна, — волшебник подтолкнул её к выходу. — И поторапливайся, покуда я не обратил тебя в статую!

Лаэраль придержала дверь:

— Тебе стоит поспешить. Ты же знаешь, какими безрассудными и нетерпеливыми мы, люди, можем быть.

Жрица в нерешительности посмотрела на лорда Имесфора, но прежде, чем она успела спросить, чего желает он, в дверь постучали.

— Говори! — приказал Хелбен.

— Милорд Чёрный Посох, — раздался нервный голос молодого Рансфорда, — лорд Пиргейрон желают перемолвиться с вами парой слов касательно необычного числа эльфов в городе.

— Извести лорда, что я навещу его, как только освобожусь.

— Я бы предпочёл обсудить этот вопрос прямо сейчас, Хелбен, — прозвучал низкий голос правителя. Дверь распахнулась, и огромная фигура Пиргейрона Паладинсона пригибаясь под притолокой, втиснулась в комнату:

— Они грозят скупить в городе всех лошадей до последней.

Правитель внимательно осмотрел комнату и задержал взгляд на Эльминстере и лорде Имесфоре, дав таким образом понять, как он относится к тому, что его не известили о подобного рода собрании.

Лаэраль первой пришла в себя и передала Ангарад в руки Рансфорда:

— Проводи арадонессу к эльфийским вратам, Рансфорд, и проследи, чтобы она в них вошла — у неё очень важное сообщение для Эвермита.

Пиргейрон отступил в сторону, пропуская эльфийку, затем сердито уставился на Хелбена:

— Объяснит мне кто-нибудь, что тут, к дьяволам, происходит?

— Превосходная идея, — Эльминстер выудил из воздуха пару стульев и заставил их подлететь к кровати, потом сел на один и похлопал по второму. — Почему бы тебе не присоединиться ко мне, и мы вместе послушаем историю.

Хелбен кивнул, благодарный другу за то, что тот так непринуждённо рассеял напряжённость в комнате:

— Предлагаю начать с самого начала. Лорд Имесфор?

Эльф кивнул и поведал о том, как Галаэрон Нихмеду обнаружил взлом гробницы на границе с Пустыней, как он пленил Валу Торсдоттер с её отрядом, как вскоре после этого появился фаэримм и неожиданно вырвался на свободу. На этом месте рассказчик немного помедлил, собираясь с силами перед тем, как сообщить о гибели своего сына, Луэнгриса, затем он описал безуспешные попытки жителей Эверески добраться до Стены Шарнов и заделать брешь. Джервас закончил повествование на том, что Галаэрон Нихмеду ослушался Старейшин Холма с тем, чтобы спасти его, Имесфора, и Киньона Колбатина, и как Мелегонт Тантул помог им сбежать дорогой тени.

Когда эльф закончил, все в комнате сидели молча, обдумывая услышанное и пытаясь охватить умом то ужасное зло, которое было выпущено на свободу. Наконец Хелбен похлопал друга по руке.

— Эвереска не останется в одиночестве, Джервас, — произнёс Хелбен.

— Я знаю, — кивнул эльф.

— Бессмысленно как-то, — обронил Эльминстер, разглядывая потолок. — Неважно, насколько одарён или небрежен был этот Галаэрон Нихмеду, он не смог бы пробить Стену Шарнов, и уж точно это не была трагическая случайность.

— Что ты хочешь этим сказать? — Хелбен нахмурился, — кроящий тени сделал это намеренно?

— Это больше, нежели несчастный случай, походило бы на правду, не так ли? — заметил Эльминстер. — Ты только подумай: нетерезы были мертвы и не подавали признаков жизни пятнадцать сотен лет…

— За исключением Шейда, — заметил Хелбен. Шейд был древним нетерильским городом, который, по общему мнению, избежал падения Нетерила, переместившись на план тени. — Никто не знает, что случилось с Шейдом, но если кроящий тени является нетерезом…

— Это я и имел в виду, — продолжил Эльминстер. — Будь он хоть единственным выжившим (что делает его архимагом с внушающими ужас силами), хоть изгнанником, жаждущим мести, разве не было бы ему выгодно, превратить фаэриммов в нашу проблему?

Никому не надо было даже спрашивать, за что Мелегонт мог мстить. Нетерезская Империя состояла преимущественно из парящих городов, построенных на срезанных, перевёрнутых и поднятых в небо горных вершинах, которые удерживались в воздухе невероятной силой архимагов империи. Незаметно это расточительное швыряние волшебством разрушило подземный дом всей расы фаэриммов, выживание которых зависело от естественной магии природы. Чтобы спастись, фаэриммы сотворили сильнейшее заклинание, которое высасывало жизнь из нетерезских земель, обращая поля в песчаные дюны, а озёра — в площадки потрескавшейся грязи.

Со временем земля становилась всё менее плодородной, империи трудно было прокормить свой народ, что в конечном счёте повлекло за собой ряд странных войн. Одни сражались, чтобы отвлечь взволнованное население, другие — чтобы захватить оставшиеся клочки плодородной земли. Результатом была нескончаемое наращивание волшебной мощи, кульминацией которого стала сумасшедшая попытка сильнейшего во всей империи архимага, Карсуса, похитить божественность у самой богини магии Мистрил.

К несчастью для всех, Карсусу эта роль оказалась не по силам. Неожиданный наплыв божественных знаний настолько ошеломил его, что он забыл о важнейшей обязанности божества магии — постоянном поддержании Плетения, живой и мистической силы, основы волшебства в Фаэруне. И Плетение начало распускаться.

Чтобы всё исправить, богиня Мистрил была вынуждена пожертвовать собой, временно разорвав связь между Фаэруном и Плетением. Без магии, что поддерживала их в воздухе, города Нетерила рухнули на землю. Карсус погиб, переполненный ужасом от того, что натворил, и упал вниз огромной красной глыбой. Кроме Шейда, что каким-то образом провидел несчастье и ушёл на план тени, остатки империи канули в вечность. К моменту, когда Мистрил смогла переродиться в облике Мистры, новой богини магии, империя уже исчезла.

Все молчали, обдумывая догадку Эльминстера, пока Лаэраль не задала вопрос, который был у всех на уме.

— Даже нетерез — хоть выживший, хоть потомок, — не выпустил бы фаэриммов только ради мести.

К удивлению Хелбена именно Имесфор отрицательно покачал головой:

— Я так не считаю. Этот Мелегонт очень рисковал, спасая меня и Киньона, и он стремился не уничтожить фаэримма, а скорее исправить то, что они вдвоём с Галаэроном натворили.

— А этот Галаэрон? — спросил Хелбен. — Прости, но не скажу, будто это совсем неслыханно, чтобы эльф предавал своих.

— Мне это известно, — ответил Джервас. — Я сам размышлял об этом, но я знал отца и сына дольше века. Хотя семья Нихмеду знатна скорее из-за своего имени, чем из-за могущества или власти, Аобрик настолько уважаем, что вот уже пять десятилетий служит первым клинком в Мечах Эверески.

— Мы сейчас ведём речь о сыне, — вмешался Эльминстер.

— Я понимаю, — сказал Имесфор. — Галаэрона считали высокомерным и упрямым в обеих академиях Магии и Клинка, но он служил на границе Пустыни двадцать лет без единого нарекания. Если бы он был способен на предательство, он бы сделал это давно. Я достаточно долго взвешивал его благонадёжность, прежде чем отправить своего Луэнгриса в его патруль, и даже сейчас виню его не больше, чем любой другой отец на моём месте.

Эльминстер снова посмотрел на раненого:

— Если ты поведаешь мне ещё кое-что, я буду гораздо спокойнее спать этой ночью.

— Постараюсь, — кивнул Джервас.

— Как этот Мелегонт сумел умыкнуть тебя и других из-под самого носа фаэриммов? Они видят магию, как дварфы тепло тела. И каким образом он вывел тебя теневой тропой из Шараэдима, когда ни Хелбен, ни я, ни кто-либо из Избранных не может и шагу ступить за его границы?

Имесфор смог только покачать головой:

— Хотелось бы мне знать.

Хелбена охватило тошнотворное ощущение:

— Тогда мы должны рассмотреть ещё одну возможность. — Он почувствовал руку Лаэраль, мягко скользнувшую в его ладонь, и неожиданно обрадовался её прикосновению. — Когда иллитид атаковал тебя, где был Мелегонт?

Джервас нахмурился:

— Наши пути разошлись. Я сошёл с теневой тропы, чтобы переместиться сюда, а он… — эльф не договорил. — Вот ублюдок!

— Это он послал иллитида за тобой, не так ли? — спросил Эльминстер.

— Не одного, — ответил Имесфор, — нескольких.

Загрузка...