ГЛАВА 7

23 Найтала, год Бесструнной Арфы (1371 ЛД).

Как и сказал Мелегонт, Военный Сбор фаэриммов проходил в тоннелях дварфов сразу за брешью в Стене Шарнов. Комнату едва освещал волшебный зеленоватый свет, что делало темнозрение Галаэрона ненужным. Небольшое помещение было просто забито фаэриммами, которым, чтобы лететь прямо, необходимо было тащить кончики своих хвостов по полу. Их окружали облака пыли, поднятые какофонией странно свистящих ветерков, которые чем-то напоминали песчаные бури, периодически возникающие в Анорохе. В конце комнаты за поднятыми облаками пыли и столпившимися фаэриммами была едва заметна клетка, построенная из отполированных костей и закрывавшая проход в боковой тоннель. Её вертикальные решётки были сделаны из крепких бедренных костей людей, спаянных вместе с помощью магии. Поперечные кости были посветлее и поизящней — судя по всему, эльфийские. Дверь представляла собой решётку из рёбер, с четырьмя черепами по углам, два из которых принадлежали эльфам, а два — людям. В глазницах до сих пор виднелись глазные яблоки.

Дверца была приоткрыта, и фаэриммы, похоже, сосредоточили своё внимание на стене тоннеля позади неё, где, прижавшись к камню, сидела пара эльфов. Через толпу монстров Галаэрон разглядел позолоченные швы пластинчатого доспеха Киньона Колбатина. Другого эльфа Нихмеду не узнал, но по проблескам золотых нитей и красного шёлка можно было предположить, что это высший маг.

Увидеть что-нибудь ещё было почти невозможно. Эльф и Мелегонт, опершись друг на друга, сидели у самой Стены Шарнов и пытались смотреть через дыру, проделанную бехолдером Шатеваром. Вала со своими людьми осталась в ста шагах позади — они прикрывали тыл на случай появления новых фаэриммов. Но даже на таком расстоянии их мысли непрерывным потоком проносились в сознании Галаэрона. Он попытался сконцентрироваться на трёх фаэриммах, находившихся ближе всего к пленникам.

От твоей жестокости, Таа, никакого прока, одни только трупы, — произнёс монстр, расположившийся ближе всех к Киньону. И хотя казалось, что он обратился к своему собрату на каком-то подобии свиста, Галаэрону пришлось всего лишь сконцентрироваться на его мыслях, что понять слова. От напряжения у эльфа заболела голова, безмолвное послание слишком просто терялось в хаосе эмоций — ревности и презрения. — Пусть теперь их пытает кто-нибудь более умелый.

Возможно, Зэй, — если он уверен в своих талантах, — ответил Таа.

Другие кричали, пока не сорвали глотку, но ничего тебе не сказали, — парировал Зэй. — Для начал нужно сломить их волю, только тогда они откроют нам слова.

Мелегонт дёрнул Галаэрона за руку.

Слова? — мысленно спросил маг.

Скорей всего речь идёт о паролях. — Галаэрон намеренно избегал любого упоминания о мифале.

Мне следовало догадаться, — кивнул Мелегонт. — Значит, мифал существует.

Я ничего не говорил о мифале, — хмурясь, запротестовал Галаэрон.

В ответ волшебник просто пожал плечами.

У слов тоже есть тени.

Я так и понял, — подумал Галаэрон. — Но что им надо от мифала Эверески — если предположить, что он существует.

Мелегонт понимающе улыбнулся.

Чтобы существовать, фаэриммам как воздух нужна среда, наполненная магией. Без неё они умирают от голода.

Так почему же они до сих пор живы? Анорох никак не назовёшь волшебным местом.

Тут магии больше, чем ты думаешь. Что такое, по-твоему, Стена Шарнов?

Пленивший их барьер поддерживает их? — догадался Галаэрон. — Жестоко.

Возможно, но то, что они сделают с Эвереской, ещё ужаснее — если, конечно, её окружает мифал, — сказал Мелегонт. — Фаэриммы по своей природе — вздорные существа и ярко выраженные индивидуалисты, но в руинах Миф Драннора около сорока особей как-то уживаются друг с другом.

Галаэрон кивнул, он уже начал понимать, что имел в виду маг. Древний мифал, некогда охранявший Миф Драннор, не исчез вместе с городом. И хотя с веками его сила уменьшилась, он по-прежнему был достаточно силён, чтобы питать целую колонию фаэриммов. А если ослабевающих чар Миф Драннора хватало на то, чтобы поддерживать около сорока тварей, то при мысли о том, скольких сможет прокормить куда более мощный мифал Эверески, эльфу стало дурно.

Галаэрон покачал головой, осознавая, какое зло выпустил на свободу.

Мелегонт похлопал его по колену.

В этом нет твоей вины. Ты исполнял свой священный долг. Если в случившемся кто и виноват, так это я.

Нихмеду покачал головой.

Я понял, что мы влезли не в своё дело, едва увидел бехолдера Валы, да к тому же она меня предупреждала. Если бы я послушался…

То ты нарушил бы клятву защищать гробницы своих предков, а Галаэрон Нихмеду не мог так поступить, — перебил Мелегонт. — А вот если бы мне не хотелось убраться оттуда поскорее, то я, чтобы отыскать шахты дварфов, не приказал бы Вале вскрыть гробницу, пусть в ней и покоились члены клана Вишаан. По меньшей мере, вина лежит на нас обоих, а вот пользы в перемывании себе косточек нет никакой. Знай, если бы ты оказался трусом и бросил меня на произвол судьбы, то зло, свершённое тобой, было бы куда страшнее нынешнего. Мы вместе всё исправим, но дело не только в безопасности Эверески, всё куда серьёзнее. Даже если мы потерпим неудачу, и Эвереска падёт, то, что сделал ты, будет того стоить.

Возможно, с точки зрения человека, — подумал Галаэрон.

Где-то на уровне подсознания он понимал, что если Эвереска падёт, его имя будет очернено навеки, точно так же, как клан Вишаан или дроу. Эвереска была последним островком величия эльфийской цивилизации — по крайней мере, на Фаэруне. Это всё, что осталось от империй, основавших такие величественные города, как Кормантор или Силюванэд. Поэтому эльф снова сосредоточил внимание на военном сборе, как никогда полный решимости найти способ остановить фаэриммов, а если понадобится, то и уничтожить всю эту расу.

Выигравший спор о том, кто лучше всех умеет пытать, Зэй держал распластанного Киньона над своей зубастой пастью, стегая шипастым хвостом по потрёпанной, перемазанной кровью броне мастера стражи гробниц.

Ну что, эльф? Хочешь? — монстр обращался к пленнику только при помощи мыслеречи, потому что свист, с помощью которого общались фаэриммы, не входил в число языков, которыми владело большинство эльфов. — Вынашивать моё яйцо — большая честь.

Его хвост изогнулся, коснувшись губ Киньона, после чего существо подало соплеменникам знак. Они выровнялись на одном уровне и принялись водить хвостами по телу эльфа, отыскивая пробоины и щели на его доспехе.

Возможно, я позволю тебе вынашивать яйца всех моих друзей, насмешливо добавил Зэй.

Казалось, Киньон едва остаётся в сознании, почти не воспринимая происходящее.

Заплывшие глаза едва открывались, сломанный нос будто растёкся по щекам, а губы были разодраны так сильно, что в том месте, где должны были быть зубы, виднелся кончик языка. Состояние скрытого доспехом тела оценить было труднее, если не учитывать глубокие вмятины и складки на броне, говорившие о множестве синяков и ушибов.

Ну что, ты хочешь этого, раб? Хочешь, чтобы личинки росли внутри тебя, ползали по твоим кишкам, поедая пищу из твоего желудка?

И тут случилось, казалось бы, невозможное — Киньон покачал головой и ответил мучителям:

— Нет.

Слово было так сильно искажено, что Галаэрон едва смог его разобрать. Он с удивлением обнаружил, что ему не передалось и толики боли мастера стражи гробниц. Обычно эльфы, тесно связанные друг с другом посредством Дремления и Плетения, улавливали хотя бы слабое эхо эмоций друг друга. Вместо этого муки и страх Киньона Нихмеду ощущал только благодаря подслушивающему заклятью Мелегонта. И к своему стыду он понял, что какая-то часть его испытывает удовлетворение от мук мастера.

Странное чувство одновременно озадачило и напугало Галаэрона. Эльфам не было свойственно злорадство, потому как их эмоциональная связь обычно усмиряла подобные страсти. Желать боли другому в буквальном смысле означало желать боли себе, и такой глупости не допускали даже самые высокомерные представители золотых. Низменные чувства, которые ощущал Галаэрон, слишком походили на человеческие.

Фаэримм держал Киньона ещё долго, позволяя товарищам вдоволь пощупать хвостами тело эльфа. Это продолжалось до тех пор, пока из губ мастера гробниц не стал исходить странный ритмичный стон. Галаэрон узнал этот звук не сразу, он понял, что это такое, только когда эльф в мантии высшего мага зашептал Молитву о Мёртвых.

— Узри же там, на Западе. Там я вижу своих товарищей и возлюбленных, я вижу тех, кто ушёл до меня и тех, кому ещё только предстоит прийти в этот мир. Я вижу их там, у высоких дубов и среди ветвей, их лица озаряет златое солнце.

— Они выкрикивают моё имя. Они зовут. Зовут на Запад, и туда я направляюсь.

Не узнать этот голос было невозможно, в нём были не только артикуляция и выразительная интонация, столь типичные для золотых эльфов, но и тот лёгкий тембр, который Галаэрон за последние два года службы запомнил очень хорошо. Этот голос, вне всякого сомнения, принадлежал отцу Луэнгриса, лорду Имесфору.

Один из фаэриммов толкнул высшего мага, заставив того замолчать, после чего Зэй поднял хвост и с размаху ударил Киньона в грудь. Шип пробил мифриловый доспех и погрузился в тело, но Галаэрон заметил, что мышцы твари не сокращались, как с Такари, когда в неё поместили яйцо.

Нет? Тогда назови хоть одну причину не делать этого. Скажи первое слово, и я позволю тебе умереть без личинки.

— Златосердце, — прошептал Киньон. — Это слово — Златосердце.

Лжец!

Зэй подал знак своим собратьям, и дюжина шипов пронзила доспехи Киньона. Мышцы пары хвостов сократились, но, казалось, что спазмы были слабее, чем в хвосте того монстра, который поместил яйцо в Такари. Мастер стражи гробниц вскрикнул, его тело обмякло и стало подниматься к потолку. Только хватка фаэриммов не позволила ему воспарить до самого свода.

Как ни поразил Галаэрона странный эффект, ещё больше его удивило то, что он может стоять и наблюдать за происходящим, ничего не предпринимая. По идее, он должен был испытывать такое отвращение, что либо как безумный бросился бы на фаэриммов, либо уполз бы, дрожа от страха.

Мои поздравления, Зэй, — сказал Таа на свистящем языке фаэриммов. — Снова ложный ответ.

Зэй затолкал Киньона обратно в костяную клетку, где мастер гробниц воспарил к потолку и беспомощно завис, поддерживаемый странной магией, впрыснутой фаэриммами.

Ответ не может быть ложным, — произнёс Зэй, — это мы неправильно его понимаем.

Всё равно, портал это слово не открывает. — Таа рывком поднял лорда Имесфора с пола. — Осталось только одно средство. Возможно, мёртвых можно заставить сказать то, чего мы не смогли добиться от живых.

Сердце Галаэрона пропустило удар. Фаэриммы могли говорить о любом из нескольких порталов в Эвереску, но, похоже, они имели в виду Тайные Врата — единственный путь через горы с этой стороны. Этим же путём Клинки покидали Долину, и Нихмеду даже боялся думать о том, что произойдёт, когда его отец выйдет из портала прямо в лапы стаи монстров.

Лорд Имесфор возобновил Молитву о Мёртвых, на этот раз для себя. Галаэрон отступил и отвернулся. В помещении было столько фаэриммов, что эльф не видел шанса спасти высшего мага, а наблюдать за его смертью он не хотел, потому что ввиду проснувшихся в нём кровожадных эмоций боялся узнать, какие чувства при этом испытает.

Галаэрон почувствовал, что его колена кто-то коснулся. Подняв взгляд, он увидел Мелегонта.

Пошли, у нас мало времени для составления плана.

Маг проскользнул мимо Нихмеду в тоннель, где затаилась Вала со своими людьми. Ему пришлось передвигаться на карачках, потому что трубообразный тоннель был всего четыре фута в диаметре и скорее подходил левитирующим фаэриммам, нежели людям. Галаэрон присоединился к остальным и встал на колени — от долгого пребывания в полусогнутом состоянии у него затекла спина.

Мелегонт провёл рукой по потолку и тихо произнёс заклинание, создав завесу сумрака между ними и проходом к Военному Сбору. Он велел Дексону следить с другой стороны завесы и подал знак остальным, что можно говорить шёпотом.

— С двумя-тремя мы бы справились, но никак не с семнадцатью, — начал маг. — Так что открытый бой отпадает сразу. Придётся придумать что-то ещё.

Галаэрон поднял брови.

— Если ты намерен их спасать, то знай, что у жителей Эверески есть принцип — никогда не рисковать большинством в безнадёжной попытке выручить меньшинство.

— И как часто этому принципу следуют? — спросил Мелегонт.

— Не очень часто, — улыбнулся эльф.

— Я так и думал, — кивнул маг. — Ты видел, как я открыл сумрачный путь?

— Это было немного выше моего понимания, — признался Галаэрон. — Но если ты потратишь несколько минут, чтобы научить…

— Нет! — Шепот Мелегонта едва не превратился в крик. — Этот путь для тебя закрыт. Экспериментировать с послушной магией эльфов — хорошо и полезно, но никогда не пытайся делать этого с тем, что я тебе показал. Тебя поглотит собственная тень. Ты понял?

Слегка ошеломлённый жёсткостью слов волшебника, Галаэрон кивнул.

— Я буду применять только те заклятия, с которыми могу совладать.

— И никогда не смешивай два вида магии. — Мелегонт мрачно указал на брешь в Стене Шарнов. — Что из этого выходит, мы уже видели.

Эльф послушно кивнул.

— Отлично. Тогда вот как мы поступим.

Маг объяснил свой план, а закончив, взглянул на Валу.

— Я успел достаточно узнать Киньона Колбатина, чтобы понять, что он не доверится человеку, и не приходится надеяться, что у мага из числа золотых эльфов предубеждений меньше. Боюсь, с тобой придётся пойти Галаэрону.

Женщина оценивающе посмотрела на Нихмеду, а затем опустила глаза на его ножны.

— Умеешь с ним обращаться?

Подозревая, что ответ про третье место в его полку Валу не впечатлит, Галаэрон просто кивнул.

— Умею, но в прошлый раз клинок против фаэриммов был не особо эффективен.

— Это из-за их магии, — объяснил Мелегонт. — Их не берёт даже зачарованная сталь.

Вала повернулась к Дексону.

— Поменяешься с ним до конца операции?

Уголки усов человека слегка дёрнулись, выдавая его нежелание, но он кивнул.

— Согласен, если он понимает.

— Понимаю что?

— Если ты потеряешь меч — его сын потеряет имя, — объяснила женщина. — В нашей долине титул передаётся вместе с мечом.

От этого Мелегонт нахмурился.

— Это совсем не то, чего я хотел.

— Вас давно не было, — пожала плечами Вала. — Теперь дела обстоят именно так.

— Это всё не имеет значения, — вмешался Галаэрон, подняв ладони, чтобы отказаться от меча. — Когда я взял такой в руки в прошлый раз, от мороза у меня чуть не отвалились пальцы.

— В этот раз холода ты не почувствуешь, — заверил маг.

Он кивнул Вале, которая сняла свои ножны и опёрла их о стену, после чего встала перед Галаэроном на колени. Он снял собственные ножны, передал их Дексону и устроился напротив Валы. Мелегонт зажёг факел и приказал связать женщину и эльфа, заткнув им рот кляпами, после чего велел поставить за спиной каждого из них по воину. Он вытащил стеклянный кинжал и, склонившись над Валой, начал колдовать.

Глаза женщины потемнели от накрывшей их пелены сумрака, её лицо изменилось, на нём отразились тщеславие и подозрительность. Не переставая слагать заклятье, Мелегонт провёл стеклянным кинжалом по полу позади Валы, словно отсекая тень, возникшую от света зажжённого факела. В то же мгновенье глаза женщины загорелись безумным гневом и яростью. Она резко повернулась к магу и бросилась на него, умудрившись, невзирая на связанные ноги, подскочить и ударить Мелегонта коленями по рёбрам. На неё тут же прыгнул Кул, прижав Валу к полу крупным телом, он удерживал её в таком положении, не давая даже пошевелиться.

Отделённая от тела тень женщины поднялась на ноги и встала прямо, так изогнувшись по круглой стене тоннеля, как никогда не смогла бы согнуть своё тело сама Вала. Тень подобрала ножны и повернулась, ожидая Галаэрона.

Эльф не мог оторвать взгляда от прижатого Кулом, тщетно пытавшегося вырваться тела. Когда возле него опустился на колени Мелегонт и начал колдовать, сердце Нихмеду бешено заколотилось. Мысль о том, что он обезумит так же, как и Вала, повергала его в ужас. Души эльфов всё же отличались от людских, и он совсем не был уверен, что сможет вернуться в собственное тело. Но Галаэрон заставил себя сохранять спокойствие и не двигаться. Злорадство, испытанное ранее, обеспокоило его, и эльф хотел оправдать себя хоть бы в собственный глазах.

У Галаэрона возникло ощущение, что его кто-то тянет прямо в камень, и тут он понял, что смотрит на собственное тело из-за плеча Мелегонта, который кинжалом проводит по земле черту возле ног эльфа. Нихмеду действительно ощутил, как холодный и острый клинок отрезает его от собственного тела. Через миг ощущение схлынуло, и Галаэрона охватил жуткий холод. Его тело как взбесилось, оно вертелось и крутилось, пытаясь ударить Мелегонта головой.

Дексон прыгнул на тело Галаэрона, прижав его к земле. Внезапно Нихмеду ощутил сильный укол тревоги за брыкающуюся тушу, но он выбросил эти мысли из головы и снял с пояса Дексона ножны. Как учил Мелегонт, он повесил их в том месте, где бы располагались застёжки на материальном теле, и ножны влились в его фигуру. Галаэрон опустил на них руку и почувствовал под ладонью рукоять, но вот веса клинка на бедре не ощущалось. Не было и холода, который должен был исходить от оружия. Вместо этого казалось, что весь мир — стены тоннеля, чёрный меч и его собственная фигура, — стали воплощением холода.

— Ты готов? — спросила Вала. Её голос был лёгким и глубоким.

Галаэрон кивнул и последовал за ней вдоль тоннеля. Он не столько шел, сколько тёк по стенам. Проходя через завесу сумрака, повешенную Мелегонтом поперёк прохода, он на мгновенье потерял чувство пространства, но оно быстро вернулось, и эльф продолжил путь к волшебному свечению, созданному фаэриммами. Вала скользила по потолку, а он плыл по полу, они одновременно проскользнули в проход, ведущий в выдолбленное дварфами помещение.

Зэй держал лорда Имесфора двумя руками, а третьей зажимал эльфу рот, чтобы тот не смог неожиданно произнести какое-нибудь заклятие, четвёртой же он стаскивал с высшего мага кольца. Но золотые ободки были слишком маленькими, чтобы сползти с переломанных пальцев эльфа, поэтому фаэримм методично отрывал каждый вместе с соответствующей фалангой. Лорд Имесфор переносил всё это с поразительным спокойствием, и на своего мучителя он смотрел не с болью, а, скорее, с яростью.

Под ним лежала целая куча амулетов, браслетов, поясов и других магических предметов, которые Зэй уже успел снять с тела высшего мага. В нескольких дюймах от пыльного пола парили ещё с полдюжины фаэриммов, они тщательно перебирали сокровища и спорили о том, кто и на что из этой кучи имеет право. В одной из рук Таа уже держал книгу боевых заклятий, что не помешало ему отобрать у одного из собратьев серебряную диадему. Галаэрон надеялся, что разборка двух жадных монстров сможет отвлечь внимание остальных. Не зная, где у этих чудищ глаза, ему всё время казалось, что они смотрят прямо на него.

Вала переместилась в тени на потолке и направилась к Имесфору. Нихмеду скользил по стене, перемещаясь короткими, едва заметными движениями, которые, как он надеялся, будут выглядеть как естественные движения теней. Мелегонт заверил, что хотя монстры и видят обычную магию так же легко, как эльфы в темноте, фаэриммы ни разу не заметили ни одного заклятия, сотворённого с помощью «другого источника магии». Но маг не мог поручиться, что они не могут видеть обычные вещи — такие, как тени.

Галаэрон пробирался по краю пещеры, а затем вошёл во тьму, чтобы пересечь тоннель. Сделав это, он почувствовал, что его тянет что-то холодное, словно затягивает во тьму ещё глубже. Волшебный свет превратился в зелёную сферу где-то вдали, и эльф даже не сразу понял, что она всё уменьшается. Он еле удержался от испуганного вскрика и сосредоточился, стараясь двигаться к зелёному свету, который вскоре снова вырос до прежних размеров, освещая лежавшее перед ним помещение. Нихмеду решил, что скорее позволит фаэриммам заметить себя, нежели его сумеет утянуть во тьму то, что его схватило. По грани света и тьмы он перебрался на другую сторону пещеры и проскользнул меж костяных прутьев.

Клетка была завалена обездвиженными телами эльфов, у каждого из которых в какой-то части тела зияла воспалившаяся колотая рана. У всех была лихорадка разной степени тяжести, а многие вообще впали в некое подобие коматозного транса, вывести из которого их не представлялось возможным. Хуже всего пришлось тем, у кого под кожей вились змеи длиной с руку, в основном, они располагались вдоль кишок, но некоторым они обвили сердце или рёбра.

В самом центре клетки абсолютно без одежды, расцарапывая собственные раны, парил великий Киньон Колбатин. В отличие от остальных, его раны не выглядели воспалёнными. Вспомнив, как Такари моментально впала в ступор и как вздулась её рана, Галаэрон сделал вывод, что, скорее всего, в мастера гробниц яиц не вводили. Нихмеду пронёсся по потолку и прижался к спине мастера гробниц.

Киньон вздрогнул и вскрикнул. Галаэрон заткнул рот эльфу теневой рукой и буквально почувствовал, как она погрузилась в плоть. Голос мастера гробниц проходил сквозь неё, как сквозь воздух.

Несколько фаэриммов повернули раскрытые пасти к клетке. Галаэрон обмотался вокруг тела Киньона, и ему оставалось только надеяться, что он и впрямь незаметен, как обещал Мелегонт. Мастер гробниц дрожал, а фаэриммы не отворачивали пастей от клетки. В конце концов, Киньон больше не смог сдерживаться и застонал от испуга.

Фаэриммы отвернулись, что-то обсуждая на своём странном, напоминавшем вой ветра языке. Галаэрон подождал, пока они не вернулись к куче магических сокровищ, после чего прижался теневыми губами к уху мастера Киньона.

— Мастер Киньон, тихо, а не то, клянусь Чёрной Стрелой, я брошу вас тут, — прошептал Нихмеду. — Понятно?

Колбатин выпучил глаза, словно рак.

— Вы узнали меня?

Киньон кивнул, хотя в глазах его читались тысячи вопросов.

— Отлично. Я не буду тратить время, выясняя, рады вы меня видеть или нет, — произнёс Галаэрон, — но если хотите жить, то должны помочь лорду Имесфору Молитвой о Мёртвых.

Мастер гробниц молчал, сперва он посмотрел на свои раны, а потом на воспалившиеся рубцы лежавшего рядом эльфа.

— Не знаю, что там в вас ввели фаэриммы, но это точно не яйца, потому что в этом случае, вам было бы так же плохо, как и всем остальным, — сказал Галаэрон. — А теперь, если хотите выжить, начинайте молитву.

Вместо того чтобы подчиниться, Киньон прошептал:

— А остальные?

Галаэрон посмотрел на безжизненные тела, и у него стало очень тяжело на сердце.

— Сами они не смогут передвигаться, а что произошло, когда я попытался заткнуть вам рот, вы и сами видели. Есть идеи, как их вынести?

— Нет, — выдохнул Киньон, закрыв глаза. Он, очевидно, пришёл к тому же заключению, что и Галаэрон. У них было только два варианта: уйти и оставить соплеменников умирать, либо остаться и умереть вместе с ними. — Так нельзя, это неправильно.

— Да, неправильно, но мы должны делать то, что в наших силах. — Нихмеду увидел, как на потолке неестественно мельтешит тень, и понял, что Вала даёт ему знак поторопиться. — У нас нет времени. Если хотите выжить, то не молчите, действуйте.

Киньон потряс головой, не в силах справиться с тяжёлым решением, но потом всё-таки произнёс:

— Я должен выжить. — Из-за угла донёсся испуганный вскрик и Колбатин перевёл взгляд на дверь. — Держись, Имесфор. Узри же, там, на Западе…

Молитву прервала оглушающая трель фаэримма, почувствовавшего сильную боль. Галаэрон проскользнул в переднюю часть клетки и замер у стены. За дверью в луже крови лежала неестественно изогнутая лапа фаэримма, отсечённая чётко по бицепсу. Прижав согнутые руки к груди, на земле лежал лорд Имесфор. Задрав голову вверх, он изумлённо смотрел на культю своего мучителя.

Зэй издал резкий пронзительный вой, причём так быстро и неразборчиво, что Галаэрон не смог понять его даже с помощью подслушивающего заклятья Мелегонта, после чего фаэримм снова потянулся к Имесфору. Чёрный меч Валы молниеносно понёсся вниз и вонзился в покрытую шипами спину Зэя.

Монстр взвизгнул и стал переворачиваться в воздухе, наполовину вытащив Валу из потолка. На мгновенье, её корпус растянулся между потолком и вращающимся фаэриммом, едва различимый женский силуэт держал вполне объёмный чёрный стеклянный меч. Потом женщина повернула клинок, и теневое лезвие снова рассекло плоть. Из огромной раны на землю полилась горячая дымящаяся кровь. Вала едва успела втянуть себя обратно в камень, когда на потолок обрушился поток огня и молний.

Галаэрон скользнул за угол и произнёс на высоком эльфийском:

— В клетку, быстро! — Чтобы быть услышанным, эльфу пришлось кричать. — Идите за Киньоном, в теневой тоннель!

Глаза эльфийского мага широко раскрылись, но он кувырнулся, вставая на колени, и пополз клетке.

Это жёлтый! — заверещал Таа, указывая на лорда Имесфора. — Это его…

Галаэрон вытащил одолженный чёрный меч и увидел, как тот становится материальным. Мощным ударом разрубив челюсти Таа, эльф заставил его замолчать. Пасть монстра раскрылась, но из неё лишь брызгала кровь. Галаэрон убрал меч в ножны и продолжил движение, он спокойно тёк по поверхности, и даже взорвавшийся прямо за ним от огненной магии камень не причинил ему вреда.

Со стороны Стены Шарнов послышался голос Мелегонта, и из бреши через всё помещение пронеслось теневое копьё, которое, словно взбесившийся баран, раскидало в стороны шокированных фаэриммов. Оно остановилось, застряв в двери клетки, и с его наконечника потянулись крошечные нити тени, проникая за костяную решётку.

На этот раз фаэриммы оправились быстро. Пожалуй, даже слишком, решил Галаэрон. Где-то десяток из них резко развернулись и атаковали Мелегонта потоком разнообразных заклятий. Трудно было понять, оказали они на мага хоть какое-то действие или нет, потому что, едва коснувшись Стены Шарнов, они взрывались, накаляя воздух. Те же, что были нацелены прямо в брешь, просто растворились в кружащихся тенях, которые, через пару мгновений сформировавшись в новое копьё, полетели в сторону монстров.

Остальные фаэриммы переключили внимание на ту часть пещеры, где находился Галаэрон, и обрушили на костяную клетку целый шторм метеоров и льда. Большая часть магической атаки растворилась в теневой цепи, которая вилась от копья Мелегонта, но всё же внутрь проникло достаточно заклятий, чтобы воздух переполнили неприятный запах опалённой плоти и полубессознательные крики эльфов.

Галаэрон проскользнул по полу и расположился на стене напротив двери, готовясь броситься в бой, как только фаэриммы попытаются проникнуть через теневую цепь. Сквозь сеть тёмных витков он мог видеть только фигуру лорда Имесфора, изо всех сил пытавшуюся пропихнуть своими беспалыми руками беспомощных эльфов к входу в теневой тоннель. Киньон помогал, как мог, но ему самому не удавалось отлепиться от потолка, поэтому толку от него было ещё меньше, чем от высшего мага.

Галаэрон уж было задумался, куда подевались люди Валы, но тут же получил ответ на свой вопрос, когда увидел, как пара мощных рук втягивает больного эльфа в проём тоннеля. Двое других, похоже, до сих пор боролись с телами Валы и самого эльфа.

Осознав, что снаружи их магия не способна проникать сквозь Стену Шарнов точно так же, как и изнутри, фаэриммы, находившиеся в той же части пещеры, что и Мелегонт, сосредоточили своё внимание на теневой колонне. Их заклятия по-прежнему просто растворялись во тьме, а после возвращались, нацелившись уже на своих создателей. Один из фаэриммов, попытавшийся протаранить колонну, потерял в круговерти тьмы две руки. Другой сотворил яркий шар, осветивший всё помещение ярким серебряным светом, но везде где есть свет — есть и тени. Теневая колонна превратилась в извивающееся змееподобное существо, которое проползло по тёмным углам пещеры, изогнулось позади мельтешащих фаэриммов и растворилось в пыли под их парящими телами.

Около Галаэрона фаэриммы действовали успешнее. Двое скользнули мимо колонны и остановились перед клеткой. Гладкие кости стали рассыпаться, свалившись в кучу на земле и оставив лишь теневую сеть, вьющуюся из тоннеля Мелегонта. Один из фаэриммов осмелился просунуть через сеть палец. Как только тот прошёл внутрь целый и невредимый, существо пропихнуло внутрь руку целиком — и сразу же потеряло её под ударом тёмного меча Валы.

Реакция у фаэриммов была куда лучше, чем должна была быть, — по крайней мере, по эльфийским меркам. Существо просто хлестнуло оставшимися конечностями и схватилось за эфес меча, легко вырвав оружие из рук женщины. От ледяного прикосновения клинка оно содрогнулось, но держало оружие, пока второй фаэримм рушил стену с помощью молний и магии.

Через мгновение Галаэрон оказался над тварью, скользнув по поверхности тоннеля и рубанув своим мечом поперёк туши чудовища. Фаэримм будто взорвался, расплескав по стенкам тоннеля зелёный ихор и осев на пол грудой шипастой плоти.

Но чтобы убить его, требовалось нечто большее. Существо откатилось назад, пустив по поверхности тоннеля длинную струю огня. Галаэрон закричал, когда пламя лизнуло его ногу. Он проплыл вниз по стене и вдоль пола, чтобы между ним и раненным фаэриммом оказалось второе чудовище.

Засвистев от боли, существо на земле потащилось сквозь пыль. Нихмеду оглядел стены и пол в поисках Валы, но, как и фаэриммы, не смог её увидеть.

Трус! — упрекнули позади монстра, от которого он прятался. Перебросив меч Валы в другую руку, существо протиснулось через ледяную сеть к убегавшим эльфам. — Это всего лишь шейды!

Галаэрон занёс тёмный клинок и перерубил руку фаэримма, сжимавшую оружие Валы, а когда то выпало, схватил его. Он широко размахнулся и погрузил лезвие в завопившее чудовище. В ответ оно выплеснуло на землю сырую магию. Галаэрон метнулся вверх по стене, крича Киньону и Имесфору на высоком эльфийском:

— Хватит! Мы спасли, кого могли!

Раненный фаэримм повернулся на голос и метнул в стену молнию, но Галаэрон уже вновь был на земле, обоими клинками врубаясь в нижнюю часть фаэримма, чтобы отвлечь его внимание. Киньон и Имесфор не упростили ему задачу. В клетке оставалось только три эльфа, и высший маг остановился, чтобы схватить одного искалеченными руками, прежде чем броситься в теневой тоннель. Киньон сгрёб оставшуюся пару за воротники и медленно потащил их по земле вслед за собой.

Галаэрон увернулся от нового шквала огня и льда, скользнув вдоль пола, а затем бросил взгляд через плечо, увидев позади полдюжины фаэриммов, проникающих сквозь теневую сеть. Понимая, что никогда не сможет остановить их всех с помощью мечей, он сунул оружие за пояс — или, скорее, туда, где его пояс должен был быть — а затем вырвал у себя локон теневых волос. Стелясь по земле, чтобы не попасть под удар копья из золотого света, он открыл себя страху, как учил Мелегонт.

С таким количеством приближающихся фаэриммов страх пришёл легко. Он затопил эльфа, неся с собой ту жуткую, холодную энергию, которую Нихмеду уже ощущал ранее. Эльф швырнул клок волос в монстров и выговорил импровизированное заклятие ветра.

Воющий шквал воздуха пронёсся по клетке, осыпав фаэриммов плотной стеной пыли. Вряд ли заклинание могло повредить им, но заставило промедлить, на мгновение насторожив. Киньону как раз этого и не хватало. Подхваченный ветром, он проскочил мимо хлестнувшего вслепую когтя последнего чудовища и исчез в теневом тоннеле.

Надеясь извлечь всё возможное из удачной ситуации, Галаэрон вновь выхватил клинки и развернулся, чтобы прикончить раненного врага — и почувствовал, как теневая рука схватила его запястье.

— Пора уходить, эльф, — сказала Вала. Она толкнула его в тоннель. — И верни мне мой меч!

Загрузка...