Вечером я принял клятвы двенадцати бродников, наиболее уважаемых в их среде. Таковых сперва собралось одиннадцать, но я посчитал, что символизм — вещь хорошая, почему бы не двенадцать принять, по числу апостолов у Спасителя. Не то, чтобы я претендую на такую роль, однако, какой-никакой, но ареол святости должен окружать главу Православного Братства. Без особых рывков, тут бы употребить слово «пока», но формируется мой образ, складываясь из маленьких частичек в единую, цельную, картину. Пока так, но уже есть планы на будущее, как ускорить процесс создания образа.
Все мероприятие принятия в Братство заняло более часа, в ходе которых я вновь произнес речь. Не сказать, что обряд был каким-то вычурным, особенным. По сути, принятие в Братство почти что копировало такое же мероприятие, используемое в дружине. Только тут, конечно же, не упоминались языческие боги, а все больше читались молитвы. А еще, в знак требуемой в Братстве, покорности, я хлестал плетью по спинам новообращенных. Это происходило в тот момент, когда они ползли к своему мечу, кстати, мною дарованному. Должны были оставаться небольшие шрамы на спине в виде креста. Это такой символ покорности, принятие моего верховенства. А заканчивалось все тем, что я сперва скрещивал с ними меч, после обнимал новых братьев и, после ритуального пития из одной чаши и преломление одного хлеба, начинался пир.
Думал еще с одной девкой на двоих, чтобы со мной поделились, и уж точно стали братьями. Шутка, конечно. Это так в голову бьет отсутствие близости с женой уже больше месяца. А еще это не совсем адекватное и навязчивое внимание со стороны Евдокии. Держаться! Только так!
Сера… Она нашлась в скрытых от глаз схронах на острове. Все-таки бродники обчистили именно тех венецианцев, которых, а вернее их товар, я уже давно жду. Чуйка не подвела, когда взял с собой селитру и уголь. Но подумать о том, чтобы иметь запас серы, закупившись ею в Константинополе, нужно. Сицилия — именно на этом острове ее больше всего.
Но Роджер Сицилийский еще тот бандос, так просто купить ресурс не получится. Он уже сейчас, насколько мне стало известно, числиться в рейтинге врагов Византийской империи на почетном втором месте, ненамного отставая от турок-сельджуков. Опять же нужно действовать через ушлых венецианцев, дела с которыми я хотел бы свести к минимуму, но обстоятельства, видимо, сильнее.
У них получается политика под лозунгом «и нашим и вашим и всем, кто платит!» Не самая ущербная формула, как по мне, правда для сознания и мировоззрения русского человека этого времени, такое бесчестие не просто неприемлемо, оно преступно.
Лишь на второй месяц, после того, как речной караван вышел из Киева, получилось добраться до Черного, Русского, моря. На выходе нас встречали корабли Византии и Венеции. Вообще складывалось такое впечатление, что венецианцы почти что подмяли под себя империю. Об этом говорил и Арсак, высказывавшийся про Венецию в исключительно уничижительном ключе.
Пятьдесят тысяч венецианцев, генуэзцев, пизанцев, проживают в самом Константинополе, а еще там около ста тысяч армян или лиц армянского происхождения, учитывая пятнадцать тысяч варяжской дружины и их слуг, возникает вопрос: а где, собственно ромеи? Ну, ладно, пусть считаться римлянином — своего рода гражданство. Но греческого населения в Царьграде меньше половины проживает. Что-то мне это напоминает из тенденций демографии крупных русских городов будущего.
— Сигнал всем встать в боевой порядок! Рассредоточиться, на борту одного корабля вижу греческий огонь! — прокричал один из воинов, помощник и сменщик на руле Вторуши.
— К бою! — приказал я и красный флажочек метнулся по стропам вверх.
И почему я на Хортице не смешал ингредиенты и не испытал порох? Сейчас тут, на борту передовой ладьи, я все-таки смешал килограмма три, получил, надеюсь, что порох. Вот только, без испытаний нельзя использовать смесь даже в самых критически опасных обстоятельствах.
Два корабля, опознанных, как венецианские, стали проплывать мимо всего нашего каравана. Не думаю, что это нападение. Нас численно больше. Но то, что считающие себя хозяевами положения, венецианцы вместе с живущими в автономии херсонесцами, демонстрируют свое присутствие, факт. Нам показывали, что можно сколь угодно заключать договора, думать о развитии торговых отношений по Днепру, все равно решать будут иные люди, те, которые сейчас в голос смеялись, проплывая мимо русских кораблей.
Ситуация неприятная, между тем, хорошо, что именно сейчас местные пираты, а никем иным я их считать не желаю, показывают себя. Хуже было бы начать отправлять караваны по Днепру, а их тут станут перехватывать, или вовсе топить. Так что не на порогах главный тормоз в деле реинкарнации торгового пути «Из варяг в греки», а здесь, на выходе из Днепра в море. Учтем…
Вот еще одна, может и основная часть моей миссии в империи. Некогда Корсунь-Херсонес брал для византийского императора Владимир Святославович Киевский. Я готов выжечь эту заразу, правда не для василевса, а ради восстановления русского исконного Тьмутараканского княжества.
Так можно не только поставить под свой контроль часть Степи, но и замахнуться на создание поистине Великой Руси. Если будут распаханными поля в междуречье Днепра и Дона, а лучше еще и Волги, такое экономическое преимущество получим!.. Что там про прыжки и преждевременные крики «гоп»? То-то, размечтался. Так что пока повременим с прогнозами, слишком много и без того решать насущных проблем. Вот только мечтать мне никто не запретит, как и ставить максимальные цели, достигая минимальных.
Вместе с тем, унизительных осмотр нашего уже не речного, а морского, каравана, был закончен и корабли посольства, везущие, между прочим, невесту императора, отправились в направлении Константинополя. Как тебе такое, Манул Комнин? Твою невесту, ведь, по сути, унижали! Вот на это так же напирать стану, если получится поставить перед василевсом вопрос о Крыме.
Плавание было каботажным, мы редко уходили так далеко, что не было видно берега, но ветер благоволил, и корабли шли ходко, изредка позволяя волнам переметнуться через борт и обмочить водой палубу ладьи. Нужно делать более высокие и основательные корабли, мне даже было неуютно плыть на таком судне, учитывая те знания, которые я могу явить этому миру
Знаю же как должны выглядеть нормальные корабли, есть русские корабелы, способные работать с деревом… Но все равно, понимаю, что не потянем мы морской флот в одиночку, нужно входить в кооперацию с иными, с уже наученными хождению по морям, народами. Венеция? Венец им с хреном на погребальную плиту! Пиза? Пи…ц им в корму корабля! Генуя? Эм… посмотрим.
Еще неделю, после того, как вышли в море, мы шли к Царьграду. До сих пор не могу привыкнуть к такому медленному передвижению. Это же пустая, ну или почти что, пустая, трата времени.
Я пробую писать трактаты по математике, закончил уже создание Азбуки и описания новой русской грамматики. Можно было бы все путешествие посвятить этому занятию, весьма нужному и полезному. Но писать в условиях качки, даже малой — это еще то удовольствие. Но я старался, приспосабливался, писал, делал кляксы на бумаге, ломал одно перо за другим, но продолжал работу.
Помниться, как в самом конце существования Советского Союза, будучи подростком, с бабушкой, плыл из Очакова в Измаил. В этом городе русской военной славы у меня жили родственники, с которыми, до начала определенных событий, вполне неплохо общался. Расстояние между двумя городами Советской Украины не так чтобы сильно меньше, чем, к примеру, от Ялты до Стамбула, даже больше. Так вот, проплыв на «комете», я был в Измаиле через три часа. Тут же неделю, не меньше, пришлось качаться на волнах.
И это тоже проблема — качка. Оказалось, что у ряда иноков-братьев морская болезнь. Когда шли по реке, так еще ничего, изредка кто извергался в поставленные на палубе для таких нужд кади, но как только вошли в море… Мда… Я уже всякого повидал и в прошлой жизни и в новой реальности, но… Не хочется об этом. Много блевоты — это не самое романтическое воспоминание в моих двух жизнях.
— Великий Царьград! Я мечтал тут побывать, теперь не знаю, о чем и грезить, — высказался Вторуша, когда нашему взору предстал самый великий город, из европейских, так точно.
Не знаю, как там нынче в Риме, но я почти уверен, что этот город уступает Константинополю, а больше и тягаться-то некому с Царьградом. В Азии еще можно найти города, тот же Багдад, к примеру, а в Европе, нет.
Нашему взору предстал купол Святой Софии — главного символа православия. Рядом расположился дворец императора, прозванный Константиновым, по имени римского императора, который перенес столицу Древнего Рима сюда. Рядом с дворцом виднелась знаменитая капелла. Еще дальше, величественный, не менее знаменитый, чем любые иные архитектурные памятники, точно не менее помпезный, каким был Колизей в Риме, красовался Константинопольский Ипподром.
И все это красиво, величественно, способное отпугнуть слабосильного врага и заставить задуматься противника, приведшего большое войско. Но кто в этом времени слабый? Жизнь такова, что постоянно ждешь смерти. Тут либо перестанешь бояться умереть, либо станешь рабом того, кто не убоится смерти, но будет делать все, чтобы ее отсрочить. Сильных людей, воинственных, в этом времени хватает. Но не в Византии.
— Это одна сторона Великого Города, Вторуша, его фасад, за которым грязь, нищета, тати, много насилия и кривды, — философски заметил я.
— Ты воевода говоришь всегда правильные вещи, но я надеюсь, что в этот раз ты ошибся, — несколько разочарованно сказал мой адмирал. — Царьград велик во всем, это город, где живет Бог.
— Ты не прав, мой брат, не прав. Бог с нами! Запомни это и всем вокруг рассказывай. Господь хранит Русь, он нас наставляет, чтобы русская земля стала оплотом православния и силы, — громкого говорил я, чтобы слышали весь экипаж ладьи. — Бог с нами!
Я прокричал последнюю фразу и рядом стоящие ладьи Братства взревели ответным: «Бог с нами!»
Что до Вторуши, то он пока еще страдает идеализмом, верит, что есть такой вот «Град на Холме», где все справедливо, где вдоволь еды и много развлечений, где не обидят сироту, или не задерут насильно юбки слабой женщине.
Но суровая правда жизни заключается в том, что наш «Холм» — это тот, который мы много дней сдерживали, не пускали врага, добывали себе славу великих воинов, а Руси стабильность. Так что не верим в сказки, а, засучив рукава, начинаем работать. Надо, так держать оборону на Холме, надо, так брать штурмом иные холмы. А большие города — большие возможности, но еще больше опасностей.
— Теперь слушайте правила пребывания в Царьграде!.. — начал я инструктировать свои приближенных.
Знаменитой цепи, служащей преградой для мореплавателей, желающих войти в залив Золотого Рога, я не увидел. Не ждет империя атаки. Подумалось, что отличный шанс вырисовывается, пожелай я захватить Константинополь. Не сейчас, конечно, чтобы со ста двадцатью бойцами, ну пусть еще с полторы сотней гребцов и кормчих, думать об этом. Но перспективно-то как!
Впрочем, Константинополь не Париж, который захватили викинги лет сто пятьдесят назад. Тогда триста северных воинов взяли этот город франков. А нынче… И Париж не тот, а сильно крупнее должен быть, да и северные воины не те, оседают викинги, кто в Сицилии, кто в Англии, или Нормандии, прекратили свои набеги. Прийти захватывать город с более чем полумиллионным населением, имея пусть даже и пять тысяч воинов — это глупо. Тут тысяч тридцать хотя бы нужно. А столько можно собрать, если только подключать к делу великого князя.
Ну и мне идти на прямой захват Константинополя не с руки. Каким бы сложным и противоречивым, хитрым и подлым, союзником не была Византия, она все равно потенциально союзной и дружественной остается. Может быть, не правильно говорить о союзе, по сути это не так, тут нужно еще работать и работать на дипломатическом поприще. Но есть то, что в этом мире, даже без желания правителей, является скрепой, не дающей рассориться окончательно. Это вера. Она у нас единая.
Религия — это определяющий фактор нынешней политики. Религиозность, по сути, это идеология. С каким государством у Руси есть единый идеологический подход, с той державой и можно налаживать отношения.
Кончено же, я понимаю, что религия — это надстройка, глубинные мотивы все же основываются на потребностях человека. Безусловно, всегда во краю угла ставилась экономика. Людьми движет желание есть, пить, оставаться в тепле и размножаться. Можно выставлять по разному важность перечисленного, для отдельного человека приоритеты могут меняться, но подобные факторы присущи всем людям, государствам.
Хороши лидеры те, кто умудряется впихнуть экономические вопросы в религиозную парадигму. Идем отвоевывать Гроб Господень! И шепотом… еще пограбим арабов и перехватим торговлю в Восточном Средиземноморье. Идем крестить язычников вендов! И тихо… захватим их земли и поработим, заодно.
— Всем стать! Изготовиться к бою! — кричал Вторуша, заметив что-то понятное только ему.
— Почему? — поинтересовался я. — Что случилось?
Действительно, просто было интересно, с чего мой адмирал решил не идти к берегу, как это сделали головные греческие корабли, а мало того, что остановится, так и приказал быть готовым к неприятностям.
— Корабли с греческим огнем вышли, будут делать преграду. В порту вывесили стяг василевса, значит он тут, а когда правитель у моря, или в море, пусть и в заливе, проход любым кораблям воспрещен, — объяснил мне Вторуша. — Могут даже спалить и после обвинить нас, что не соблюдали правила города и не покинули залив Золотого Рога.
— И откуда ты все это знаешь? — удивился я. — Никогда же плавал в Царьград.
— Моим наставником был один дед, который ходил к Царьграду, успел послужить когда-то даже на византийском корабле. Он умер, прожив длинную жизнь, когда мне было всего одиннадцать лет. Но все слова этого мудрого человека я помню дословно, — с некоторой грустью ответил мой адмирал.
— Это хорошо, Вторуша. Вернемся домой, ты наберешь отроков и мужей и всю свою науку им передашь, а я… я думаю, что тоже что-то тебе расскажу, чего и дед на знал, да и византийцы тоже не могут знать. Пришлось много раньше читать древних книг, там мудрость не веков, а тысячелетий, — сказал я, подготавливая почву для объяснения своих знаний о морской науке.
В будущем, если бы я рассказал о своих «знаниях о море», конечно, знатоки рассмеялись бы, доказали, что я, на самом деле, ничегошеньки не знаю. Но сейчас то, что в меня вбивали на уроках истории, географии, что я видел по телевизору, о чем смотрел видеоролики и читал, это такое откровение, что способно перевернуть весь мир. И вот я думаю, как сделать так, чтобы при развороте мира, Русь не оказалась своим лицом упертым в задницу мировой цивилизации.
— Вот это и есть греческий огонь? — со скепсисом спросил я.
Вопрос не требовал ответа. А вот что требовалось, так задуматься над тем, как нагибать все вражеские корабли. Сейчас я видел не самой сложной конструкции огнемет. Бронзовая конструкция представляла собой рычажный насос с емкостью, типа бочки, в своем основании. Все просто: два воина попеременно нажимают на рычаг, создавая давление, которое выталкивает горючую жидкость. Достаточно поднести огонь к стволу, и все, — полетели «подарочки».
Вот только, я не считал это оружие имбой. Ну сколько метров зона поражения? Тридцать? Пусть пятьдесят, что уже не факт. Все равно, достаточно атаковать византийцев с дистанции, в рассыпном строю, и греческий огонь становится не таким ужасным. А вот для скученного строя кораблей, тут да, сложно. Достаточно же только поджечь несколько суденышек, и тогда сгорит весь флот.
Уже когда византийские корабли стали разгружаться, а мы простояли в заливе часов пять, не меньше, с берега отчалили четыре лодки, которые я бы назвал «малыми прогулочными яхтами». Эти суда направились в сторону моей ладьи, а так же к великокняжеским кораблям.
Честно говоря, глядя на те плавательные средства, что стояли в порту города, я ощущал некоторый, как когда-то говорили «испанский стыд». Видимо, генуэзские, венецианские, пизанские, собственно, византийские корабли — это были уже Корабли. При всем уважении к ладьям, но это как… парусник против броненосца. И, да, я понимаю, что таким флотом, что можно собрать на Русской Земле, москитным, возможно бить этих гигантов, и что на Руси нет необходимости в таком тоннаже, и все же.
Правильно говорят, что почти каждый мужчина остается ребенком всю свою жизнь. Меняются только игрушки. Деревянный меч сменился стальным, лошадка на колесиках, или на полозьях, заменена живым строптивым жеребцом, или кобылой, но суть остается та же. За то, что кто-то пробует отобрать игрушки, можно ею же, игрушкой из стали, и по хребту съездить. А во мне имеется отголосок сознания незрелого и не совсем адекватного юноши.
К чему я это? Так возникла обида, будто меня обделили игрушкой, не ту подарили. Мне полагается большой корабль с огромным трюмом и сложной системой парусов, а те, кто распределял подарки, отделались маленькой лодочкой, с которой только что рыбу удить можно.
Так что я боролся с порывом срочно начать работать в направлении кораблестроения. Фрегаты, линейные корабли — только так! И никаких даже бригов и пакетботов. Семьдесят четыре пушки, чтобы украшали борта русских морских исполинов. Эх… опять Остапа понесло!
— Воевода Влад с десятью людьми в сопровождении! — выкрикивал толстый, лысый… Евнух? — Вас просят спуститься на берег. Остальным пребывать на кораблях, после покажут, где именно стать на якоря.
Человек, кричащий, несвойственным мужскому, звонким голосом, был сильно похож на Вариса, персонажа из нашумевшего в будущем сериала «Игра престолов».
Какое же извращение и насилие на природой — эти евнухи! Не хочешь, чтобы рядом с твоей женщиной, или женщинами, был мужчина? Поработай над своей самооценкой, а еще подбирай таких женщин, чтобы быть в них уверенным. А то лишать мужчину главного удовольствия, только потому, чтобы он мог входить к женщинам и видеть их? Чушь, я против! Это так, на всякий случай, если кто спросит мое мнение.
А я уверен в Тесе-Марии, жене своей? Да. Тут же все просто, если откинуть лишние эмоции: если поддалась на соблазн, то не моя женщина, пусть тогда… Может и не умрет, это нужно смотреть по политическим раскладам, но многое потеряет, точно, что лишится меня и всего, что со мной связано.
— Так кто воевода Влад? Не понимаете по-гречески? — кричал «Варис».
— Понимаю! — выкрикнул я, облокачиваясь на правый борт.
— Хвала Господу! У нас не хватает переводчиков из-за такого большого посольства руссов, — пожаловался мне евнух, чем даже несколько расположил к себе.
Человек, который демонстрирует такие откровенные, честные эмоции, настроен не хитрить, лгать, а, скорее всего, к тому, чтобы наладить отношения.
Вместе с тем, я знал греческий язык. Да, вот такой вот я! Еще в прошлой жизни мог считать себя полиглотом. По крайней мере, знал, кроме русского и русского матерного, английский, французский, несколько в меньшей степени, арабский, частью украинский. Короче, где бывал, с кем воевал, там и языки познавал.
Мало того, так и реципиент учил греческий. Такое ощущение, что Владислава Богояровича готовили к принятию сана, от него я знаю последовательность всех служб и наизусть много священных текстов. Ну а когда встал вопрос о том, что нужно ехать «в греки», усилил изучение греческого, как и немного поднаторел в латинском.
Вот как я не ругался, не отчитывал, отца Даниила, это был умнейший человек своего времени. По крайней мере, он знал и греческий и латынь, даже в математике понимал, на уровне, конечно, развития ее на Руси. Не могу до сих пор словить смысл использования букв вместо цифр, настолько у меня укоренились арабские цифры.
Так вот, Даниил, как и до него, Спиридон, по возможности занимались моим образованием, вернее, помогали ликвидировать пробелы науки, уровня средневековой религиозной засоренности мозгов. Получалось на удивление столь лихо, что и Даниил в задумчивости разглаживал свою бороду.
Для себя я объяснял свою способность быстро улавливать любую науку и новую информацию тем, что вокруг стало мало отвлекающих факторов. Как это было в будущем? Новости, информационная повестка, куча аналитики, объемная школьная программа и постоянное изучение кого-нибудь и что-нибудь. Вот поехал в Сирию, к примеру, так нужно знать и менталитет местных, отношение алавитов к шиитам или к суннитам, и много чего еще, что нужно учить. Или в Мали… Там так же куча своих особенностей. И всю информацию держишь в голове. А еще новые цифровые технологии, новые системы вооружения и тактики. Много информации приходилось держать в голове.
А в этом мире, мало новостей, мало чего-то нового, нет информационной повестки. Вот и получилось все отринуть, «отформатировать» свою память, а освобожденные гигабайты пространства и забивать-то нечем. Выходит так, что мозг просит информации, впитывает ее, как губка. Ну и не малую роль играет мотивация. Это в будущем учить латынь — занятие для задротов, или узких специалистов, а здесь пока что безнее не быть реально образованным человеком. По крайней мере, у образованных людей это такая система опознавания «свой-чужой». А я хочу произвести серьезное впечатление на византийцев.
— Мое имя Андроник, так можешь ты, воевода, ко мне обращаться. Я немного знаю русский язык, но не настолько, чтобы полноценно на нем говорить, — как только я переместился на борт небольшой яхты, «евнух» стал посвящать меня в таинства и правила поведения в Константинополе.
Смешно. Только что я инструктировал своих людей, а сейчас меня поучают, что хорошо, а что невозможно и плохо. И было понятно, что нужно дополнительно поговорить со своим сопровождением.
Как я и думал, в столице Византии есть целые кварталы, куда мне ход закрыт, как в этом убежден сопровождающий. Бандитские районы, куда и стража не заходит, свободные для посещения, но там грабят каждого входящего. Мол, неважно даже сколько воинов в сопровождении брать, все равно ограбят. Если напрямую не нападут, с крыш обстреляют, или камней на голову накидают.
— И почему не навести порядок? — удивился я, услышав такие подробности о жизни города.
— Там и добрые люди живут, они черную работу выполняют, там… — Андорник замялся.
— Можешь не объяснять, уважаемый. Это все понятно. Там бордели, в которые ходят уважаемые в городе люди, с тех мест кормится стража, позволяя грабить, я все понимаю, — усмехнулся я.
— Откуда? — удивился сопровождающий.
— Совет тебе, уважаемый, не относись ко мне, как к варвару неразумному, я не такой, подобное пренебрежительное отношение только злит и не поможет нам наладить дружеское общение. Я многое понимаю и вижу, — я достал из-под плаща суму, извлек из нее золотое колечко и одну шкурку соболя.
Всунув кончик шкурки в кольцо, диаметром в два сантиметра, я продел весь мех узкое ушко колечка. Манипуляция случилась столь непринужденно, что Андроник даже выпучил глаза. Ну, да, у меня были лучшие меха, что можно достать на Руси, закупал, не жалея денег, а кое-что и сами набили и приготовили.
— Вот это колечко, — я провернул в пальцах золотое кольцо. — И таких вот шкурок, скажем… три десятка, ты получишь только лишь за то, что не станешь меня обманывать, а будешь говорить мне о слухах, что возникают вокруг русского посольства, находить нужных людей, с которыми мне нужно поговорить.
Я увидел страх в глазах евнуха. Явно не боец он. Поэтому поспешил добавить своим словам:
— Ни против василевса, ни против империи, я ничего не имею, мне нужно хорошо расторговаться и поговорить с вашими учеными. Пока все. Организуешь встречи, получишь обещанное и даже больше, — сказал я, замечая в глазах чиновника уже не страх, а сменившую его алчность.
— Пятьдесят шкур! — начал торговаться Андроник. — И я расскажу о сплетнях и укажу, где каких людей искать, ну и укажу на хороших и честных купцов.
— Тридцать шкурок сейчас. А в дальнейшем я буду смотреть на твою полезность. Может так получиться, что и больше пятидесяти дам. Но ты уж постарайся, — я улыбнулся. — Подозрений никаких не будет. Ты же приставлен ко мне, чтобы контролировать и следить?
— Помогать, — поправил меня евнух.
— Пусть так. Вот и помогай! Так какой же согласительный ответ ты дашь? — просил я с улыбкой.
Андроник задумался, а после рассмеялся.
— Согласительный ответ? А ты, воевода, не учился случаем в нашем пандидактерионе на ораторском отделении? — спросил сопровождающий. — Ты же не оставляешь возможности для иного ответа, как «Да».
— Нет, не был в этом чудном месте науки и знаний, но хотел бы посетить столь славное заведение. Мне есть чем удивить ваших ученых, и что предложить, — сказал я, наблюдая, как лихо моряки спрыгнули на причал и стали привязывать корабль-яхту к бронзовому столбу.
Как же не рационально! Бронзу использовать для этих нужд. Да тут все нерационально: и эти статуи, ступеньки из мрамора. В этом вся империя — лоск, красота, но несоответствующая богатствам злость и сила, не достаток оных. Правы были древние спартанцы, когда говорили о том, что богатый человек не может быть воином. Только аскетизм и лишения рождают бойцов. Так что на Руси потенциальных воинов еще ой, как много!
Ну а мне пора корректировать свой план пребывания в Константинополе и делать так, чтобы о братстве начали говорить многие. Много разговоров — больше денег в моей казне, больше воинов и возможностей. Пиар и информационная повестка — наше все!