Я – Ангел. Часть первая: Под прикрытием

Глава 28 Первая Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка 1923 года

«Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка», предшественница Всем живущим в эпоху «ррразвитого социализма» хорошо известной ВДНХ и проходившая в августе 1923 года в Москве — была первым мероприятие подобного рода и такого масштаба в Советской России. В проектировании её временных деревянных павильонов, строившихся без двух месяцев год — на конкурсной основе принимали участие лучшие архитекторы страны, впервые применившие приёмы 'русского архитектурного

Рисунок 83. Павильон «Махорка» на Всероссийской выставке 1923 года.

авангарда' — впоследствии воплощённого в различных капитальных постройках по всему СССР и даже миру. А впервые опробованные здесь основные организационные меры и решения — на подобных мероприятиях, будут находить применение вплоть до начала 21 века.

Однако, от глобального перейдём к частному…

Итак, не по-летнему холодным утром 19 августа — в день открытия Выставки, группа наших ульяновцев во главе со мной на поезде прибыла в Москву.

В «десанте» из порядка пятидесяти человек, почти весь наш комсомольский актив — за исключением Кузьки-Домовёнка и его команды, которые с Климом и агентами ОВО, сопровождают материальные ценности — трактор «Мужик», мототелегу «УАЗ-404ВД» и прочие достижения ульяновской кооперативной промышленности. Эти приедут чуть позже — на день или два: грузовые поезда хотят намного медленнее пассажирских и частенько выбиваются из расписания.

Конечно, предвидятся кое-какие организационные трудности в связи с нашим опозданием к открытию, но из Нижегородского Исполкома — по чьей вине это произошло, обещали помочь. Как окажется позднее — слово своё они сдержали, но…

Были и некоторые проблемы.

По крайней мере, всё начиналось очень хорошо!

— «Это была Москва, — выйдя из вагона продекламировал я из Ильфа и Петрова, — это Казанский вокзал — бывший до 1894 года „Рязанским“, самый свежий и новый из всех московских вокзалов…».

Ко мне прислушались и меня несло дальше:

— «…Ни на одном из восьми остальных вокзалов Москвы нет таких обширных и высоких помещений, как на Казанском. Весь Ярославский вокзал, с его псевдорусскими гребешками и геральдическими курочками, легко может поместиться в большом буфете‑ресторане Казанского вокзала».

Высыпав толпой из вагона на платформу Казанского вокзала, мы все были приятно удивлены образцовым порядком царившем на нём. На перроне идеально чисто, множество «плевательниц» для мусора, милиционеров в новенькой форме и носильщиков багажа с бляхами. Кругом, не по-советски «навязчивая» и довольно бойкая реклама: «Уголок Ильича — побывай у нас!», «Купи золотой заём — помоги себе и стране!», «Спешите на сельскохозяйственную и кустарно-промышленную выставку! Она научит вас лучшим способам ведения хозяйства».

— Ну, ни дать не взять — Европа! — сдвинув кепку «пролетарки» на затылок, восхищённо присвистнул Миша.

Остальные промолчали: «в европах» они не бывали и, даже без понятия как там, но по всему видно — тоже поражены до глубины души.

Увидев группу весьма коллоритных личностей, мои комсомольцы поразевали рты — хоть ворон лови. А я продолжил цитировать «12 стульев»:

— «…Самые диковинные пассажиры, однако, на Казанском вокзале. Это узбеки в белых кисейных чалмах и цветочных халатах, краснобородые таджики, туркмены, хивинцы и бухарцы, над республиками которых сияет вечное солнце».

Барон проводив «краснобородых» глазами, взял свои слова обратно:

— Нет, мы всё же не Европа — а Азия.

— Мы — Россия, Миша! Мы — Россия…

Если учесть, что всего на Выставке побывало несколько миллионов человек — её организация просто на невероятной высоте.

Слов нет, чтобы выразить своё восхищение!

Стоило лишь обратиться в справочную и, тут же возле нас нарисовался уполномоченный от «Глависполкома» Выставки — разбитной весёлый москвич, который нас взял под плотную опеку:

— Ульяновские товарищи? Пройдёмте за мной.

Мои ребятки, аж чуть не сели:

— Во, как наших уважают!

Не стал их разочаровывать, но так «уважали» все приезжающие группы — подавших предварительные заявки.

Буквально пять минут и, мы уже едем на грохочущем трамвае по улицам живущего полной жизнью, большого европейского города. В глазах рябит от пёстрых вывесок магазинов, реклам, афиш… Смотрю на своих — московская жизнь их ослепила и очаровала.

Прямо из трамвая — в шикарную московскую баню. Правда, долго мыться-париться уполномоченный не позволил:

— Товарищи! Ополоснулись с дороги и, хорош. Вы у нас не одни — за вами группа из Вятки в несколько сот человек.

Наскоро смыв дорожную грязь, поехали в образцовые рабочие общежития в Замоскворецком районе — пахнущие краской отремонтированные комнаты, новенькие металлические кровати, чистое постельное бельё. Правда, долго рассиживаться-разлёживаться на кроватях не дали:

— Товарищи! Пройдёмте в столовую на обед.

Темп московской жизни просто невероятно бешен!

Правда, особо долго кушать-пить не разрешили. Не успели пустую с дороги «кишку» набить, как нас подняли из-за столов и повезли непосредственно на Выставку.

Мне то, в принципе — чё⁈

Я не такие чудеса в начале 21 века видел. Но, как всё «это» описать словами хроноаборигенов — после серых будней провинциальной ульяновской жизни?

Хорошо, попробую.

На входе — гигантская фигура сердитого рабочего с молотом, рядом — лоховато выглядящий бронзовый крестьянин, принесший ему тугие снопы пшеницы — видать «в дар»… Думаю, скульптор хотел вживую показать так называемую «смычку» между городом и деревней, про которую все кремлёвские «вожди» — уже сухие мозоли на языках себе натёрли, а электорату — на ушах.

Неподалёку от них, не менее гигантская фигура Ленина: Ильич смотрит прищурившись и, показалось — ехидно мне улыбается:

— «Что, потогмок? Просграл госудагство, что я вам осгтавил?».

Стало несколько неудобно и захотелось куда-нибудь спрятаться, но тут меня тормошат за оба рукава сразу:

— Смотри, Серафим, смотри! Какая красота…

Сразу обо всём забываю. Далее — невероятно сказочный, переливающийся всеми цветами радуги волшебный город — грандиозные здания, арки, мосты.

Почти что бежим к выставочным павильонам по асфальтовым дорожкам, вдоль которых на клумбах качаются тысячи цветных бутонов. Колышутся флаги, транспаранты, круги в небе нарезает цельнометаллический пассажирский «Юнкерс» — на который таращат глаза и раскрывают рот, задравшие головы в небеса крестьяне — бывало с бородами и в поскони. Их здесь очень много — не меньше, чем горожан — москвичей или таких как мы «экскурсантов» из провинциальных городков.

Слава Богу, хоть «лаптеносцев» я здесь не заметил. А так, на окраинах Москвы — вполне заурядное зрелище.

Стрелой взметнулся ввысь, как бы целясь в воздушного противника, павильон «Известия ЦИК СССР» — с чудесами графиков и диаграмм. Тема почти любая — лесная промышленность, мелиорация, сельское хозяйство, металлургия, текстильная промышленность и так далее и тому подобное…

Пропаганда — великая сила!

Вот сельскохозяйственный павильон — где особенно много посетителей «в поскони»: снопы злаков, кучи плодов, природные ископаемые, искусно сделанные поделки деревенских кустарей. Ряды коровников, свинарников, конюшен… Вижу, как один «пейзанин» в вышиванке, вышел из свинарника и в сердцах сплюнул — выругавшись на великодержавной мове с забавным малороским акцентом… Причины его недовольства я не понял: вроде свиньи — как свиньи, только очень крупные. Но у меня появилось стойкое ощущение, что здесь на Выставке столкнулись две культуры Руси — сельская и городская. И «нутро» крестьянское свербит в предчувствии больших перемен в своей участи…

Остановился как вкопанный — увидев кое-что до боли знакомое и, задрав голову пролаял:

— «Абырвалг»!

— Что, Вы сказали? — не понял москвич-сопровождающий.

— Это я прочитал наоборот название павильона «Главрыба».

Тот, недоумённо:

— Зачем?

— Да, так — чисто вспомнилось кое-что… Одна забавная история про собаку, умеющую читать вывески.

— Хм… Действительно, забавная история.

Интересно, в каком году Булгаков напишет «Собачье сердце»? Нет, не помню и, самого произведения — про талантливого интеллигента-приспособленца и его непутёвого приёмного сынка, у меня на компе нет…

Далее — «кусочки» многонациональной, многоликой и разноукладной страны…

Огромный павильон весь в зелени и блеклых рисунках, с надписью «Беларусь», другой весь в огромных ярких рушниках-полотенцах — «Украина».

Высятся белоснежными юртами «Кирреспублика» и «Туркестан» — восточная орнаментика, ковры, верблюды, узбеки, маралы…

Рисунок 84. Павильон сельскохозяйственного машиностроения.

Автономно-национальный образования Сибири и Дальнего Востока представлены ойратской юртой, остяцкой хижиной, енисейским шалашом, самоедским станом… В некоторых отделах, как в зоопарке, «дикие» народности представлены своей естественно-повседневной жизнью: сидят в своих жилищах — пьют, едят, что-то шьют из шкур… Рядом голопузая детвора играется с собаками.

Как в каменном веке побывал!

И вот, наконец, павильон сельскохозяйственных машин. Здесь, чего только не было — плуги, культиваторы, сеялки, жатки, веялки, молотилки… В том числе и несколько первых русских тракторов, порой — самых замысловатых конструкций.

«Гвоздь программы» без всякого сомнения, был трактор 'Запорожец — приковавший всеобщее внимание, а рядом с ним для сравнения — убогая крестьянская соха. Все без исключения восхищены и как дети радуются и, никого не смущает — что этот трактор на всю Россию один-единственный (ну, возможно — несколько сотен других отечественных конструкций и заграничных, доставшихся после царя-батюшки или после интервентов), а ещё пра-пра-прадедовских сох и несколько более продвинутых конных плугов — миллионы…

Подошёл и спросил у гарных хлопцев из славного города Кичкасса, что в Запорожской губернии:

— Почём продаёте этот экспонат?

Те, весьма недобро на меня посмотрели:

— Этот не продаётся, этот — в подарок товарищу Ленину.

— А жаль… Я бы приобрёл для нашего заводского музея.

Действительно: в «моём» времени — ни одного экземпляра этого трактора, не осталось даже в музеях. Одни, так называемые «новоделы» сделанные энтузиастами-любителями.

А машина, несмотря ни на что — вполне достойная!

Уходя, оставил хлопцам визитку:

— Если передумаете — маякните.

Покидали Выставку уже в сумерках, через огромную арку с переливающейся сверху разными оттенками красного электрического света, гигантской звездой. Почему-то, именно это оставило самые яркие впечатления — ещё очень долго после ухода с Выставки, перед глазами стояла эта громадная красноармейская звезда…

На следующий день — экскурсия по столице первого в истории государства рабочих и крестьян.

Между Крымским и Большим Каменным мостами, Москва-река — текущая мимо Кремля по направлению от храма Христа Спасителя к Красной площади, раздваивается. Здесь основное русло перегораживает плотина и, ниже её река обмелела настолько — что посреди её, засучив штаны стоят с удочками рыболовы-любители и изредка таскают какую-то мелочь.

Присмотревшись, я презрительно сплюнул:

— «Мульки»! Наш Клим таких — подрасти отпускает.

Это место москвичи называют «Стрелка». За ней водоотводный канал — называемый «Канавой». На его левом берегу расположился Болотный рынок, на котором сбывают свою продукцию подмосковные огородники — торгуя оптом и в розницу овощами, фруктами, зеленью и ягодами. Цены на Болотном всегдатрадиционно ниже, чем на других рынках. Здесь, на «Болоте», можно было чем-нибудь перекусить — полакомившись, например пирожками с разными начинками — изготовленными по древним рецептам.

Наши не удержались, унюхав соблазнительные запахи и дружно заработали челюстями… Ну, чисто голодные!

А я им:

— Ребята, вы заметили — бродячих собак и кошек в Москве почти нет?

— Заметили, а что?

— Вы жуйте пирожки, жуйте!

— Бббеее…

— Приятного аппетита.

Здесь же на берегу находится небольшая пристань — к которой пристают маленькие нэпманские пароходики. Путешествие на их палубе под брезентовым тентом не лишено своеобразной прелести. На таком забавном судёнышке можно было добраться до традиционного места отдыха москвичей в центре города — где в 1928 году будет основан знаменитый «Парк культуры имени Горького». Сейчас же, это место выполняет ряд важных функций, служит местом проведения политико-воспитательных и культурно-просветительных мероприятий — вроде нынешней Выставки.

Когда наш прогулочный пароходик выплыл из «Канавы» на простор Москвы-реки, его окружили лодки, байдарки, шлюпки, моторки и просто «водоплавающие» граждане в прикольных разноцветных тряпочных шапочках и без оных. Они, как одержимые, лезли под самый пароход — страстно желая «покачаться» на его волнах. Когда пароходик остановился, безбашенные москвичи забрались на него и с весёлыми криками прыгали с борта в воду. Наш капитан, срывая голос, орал в рупор на пловцов, требуя освободить путь его судну — пройти сквозь массу людей и лодок ему было весьма и весьма затруднительно.

Но капитана, лишь посылали куда подальше!

— Дикий народ, — резюмирую, — эти москвичи.

— Это точно, Серафим! Как будто с цепи сорвались или их только что из зоопарка выпустили.

Людям было весело и, они презрев опасность — радовались жизни, выходному дню, солнцу, воде отличной погоде. Позже в газетах я прочёл, что за эти жаркие выходные — в Москве-реке утонуло несколько десятков подобных жизнерадостных «смельчаков»…

Вдоль берегов реки расположилось множество профсоюзных «водных станций» На них целыми днями загорали отдыхающие. Кроме того, здесь можно было встретить только что входящую в моду новинку — «водные лыжи».

Нет, речь вовсе не идёт об «ловле крокодила на живца» — буксируемых за скоростным катером спортсменов!

«Водные лыжи», скорее похожи на надеваемые на ноги две маленькие лодочки. Человек ходил в них по воде — как по глубокому снегу, отталкиваясь от дна шестами.

— А если перевернётся? — озадаченно чешу затылок, — так ведь и утонет — «поплавками» вверх…

— Это точно, — согласились со мной, — ему бы, дурню, на шею — накаченную автомобильную камеру!

Проплыв дальше мимо берегов Нескучного сада, мы посетили высадившись «Музей мебели» в Александровском дворце — где позже расположится Президиум Академии наук России. В его пятнадцатом зале, я к крайнему удивлению обнаружил мебель боденского мастера Гамбса — того самого, чьи двенадцать стульев украшали некогда гостиную старгородского дома Ипполита Матвеевича Воробьянинова.

— Ребята, а вы знаете — в таких стульях буржуазия любила прятать награбленные у трудового народа сокровища!

— Да, ну⁈

Ванька да Санька переглянулись и, тут же — не сходя с места переругались:

— Ищем — глядишь, на танк…

— На самолёт!

— А в ухо?

— А в лоб⁈

Ржу-не-могу:

— Да, на всё хватит! Вы главное — найдите.

Тем временем, Елизавета с ностальгирующим выражением во взгляде, по-хозяйски расположилась на одном из выставочных диванов. Мишка Барон, поколебавшись присоединился к ней — видно, вспомнив детство…

…После того, как нашу гоп-компанию со скандалом выгнали из «Музея мебели» взашей, продолжили водную прогулку по Москве-реке.

Проплыв мимо Воробьевых гор, пароходик свернул в Дорогомилово, где во всей своей пёстрой красе расположился цыганский табор. Цыганки с большими серьгами в ушах и с монистами на груди, подметая пыльную землю широкими пестрыми юбками, подбегали погадать.

Одной из них, самой назойливой, я:

— Я сам тебе могу погадать: не соберешь денег к вечеру — будешь к утру с битой мужем рожей.

Меж ними и нами бегали-скакали голые чумазые ребятишки — выглядывая что-где стащить. Горели костры, слышалось конское ржанье, заунывное пение, медведь с картузом в лапе — потешно косолапя обходил публику, собирая деньги за представление.

Один из моих балбесов дёрнул медведя за ухо и, тот обидевшись видать — рассыпал медяки и гнался за ним с полверсты…

Цыган, кстати, в Москве было немало.

Впрочем, немного позже — Москва уже не производила на меня впечатление действительно «европейского» города: тот же Нижний Новгород — только очень большой. Машин на улицах удручающе мало, лошадей и их дерьма — потрясающе много. Откровенные трущобы в некоторых районах, «блошинные» рынки — где «бывшие» распродают остатки «роскоши», хулиганы, проститутки, мелкие торговцы — пристающие на каждом углу…

Рисунок 85. Как и на улицах Нью-Йорка, в Москве 20-х годов тоже были свои уличные «пробки»…

Беспризорников… Просто кишмя кишит!

Как-то идём с Мишей близ Сухаревского рынка, смотрим — стоит один такой и, через нос из одной ноздри в другую — протягивает веревочку. Останавливаюсь в крайнем изумлении:

— Что за фокус?

— Да, какой там «фокус», — отвечает как об чём-то обыденном Барон, — у беспризорника от постоянного нюханья «марафета» сгнила носовая перегородка и вместо двух ноздрей стала одна.

Срань Господня…

Вечером второго дня, в том же общежитие — где мы уже было расположились на ночлег, позвонили с товарной станции:

— Алё, Серафим, ты меня слышишь…? — слышимость была просто отвратительной, — мы приехали… Алё! Ты меня слышишь? Приехали, мы- говорю… Вот, глухая тетеря.

— Слышу тебя, Клим, слышу… Погромче ещё б орал и, без телефона — слышал бы.

Всю ночь была нервотрёпка с выгрузкой экспонатов и их транспортировкой на выставку. Товарищи из Нижегородского Губисполкома — конечно же помогли, но по большей части морально.

Утром, переругались «в хлам» с охраной — не хотевшей сперва пускать опоздавших:

— Абрам Григорьевич ругаться будут…

Я, рву на груди «пролетарку»:

— «Абрам Григорьевич»? Товарищ Брагин, что ли? Ты, кем меня пугаешь, конь педальный? Да, я — только-только из-за одного стола с ним, в «Метрополе» сегодня гуляли! И он лично разрешил.

— Ничего знать не знаю, товарищ! Абрам Григорьевич, ничего про вас не говорил…

— Эфиопский носорог тебе «товарищ»!

Тычу в харю одно из своих «роялистых» удостоверений (это удостоверение стропальщика — прошедшее лёгкий после- попадаловский «апгрейд») и, перехожу на театрально-трагический шёпот:

— Этот трактор от ГПУ!!! Ждёшь, контра, когда тебя товарищ Дзержинский — ЛИЧНО(!!!) уговаривать приедет?

В наступившей трагической тишине, решающим оказался невозмутимо-равнодушный Мишкин голос из толпы:

— После прошлых «уговоров», человек пятьдесят расстреляли — аж мозоль себе на пальце натёр.

«Доброе слово» сказанное вовремя — даже без револьвера, просто чудеса творит!

— Так бы и сказали: чё сразу — «контра»⁈

Тотчас «врата разверзлись» и наши экспонаты своим ходом или везомые на других экспонатах, проследовала внутрь. Там, тоже был — хотя и несравнимо меньший скандальчик, но я всё же добился размещения изделий наших кустарей — отдельным квази-павильоном прямо на газоне вокруг круглого бассейна с фонтаном — внутри павильона «Сельскохозяйственное машиностроение». На двух больших палках вбитых в землю, от руки написанный транспарант «Ульяновск» — вот и вся «архитектура».

Руководство Выставкой видать и вправду — где-то всю ночь гуляло и, на своём «рабочем месте» появилось только уже после обеда. Наклёвывался ещё один, в этот раз — несравнимо более грандиозный скандал…

Впрочем, всё по порядку — про этот эпизод расскажу чуть позже.

Наш павильон имел потрясающе-оглушительный успех!

Всё привлекало внимание посетителей в «павильоне» у ульяновцев. Приятно для глаз выглядевшие юноши и девушки — аккуратно подстриженные, опрятно одетые в новенькие — невиданного кроя «пролетарки», обутые в «кроссовки» и берцы. Которые приязненно улыбаясь, отвечали на любой возникающий у посетителя вопрос.

«Хит сезона», конечно же — наш трактор. В отличии от других своих «собратьев», выглядевших как…

Как непонятно, что!

Точнее, как обыкновенные трактора, «выпиленные» на коленке где-нибудь в железнодорожной мастерской или вообще — в сельской кузнице…

Стебаюсь, конечно!

Наш «Мужик», выглядит целеустремлённо-агрессивно — как стальной хищник, приготовившийся к молниеносному броску к горлу беззащитной жертвы. Один гражданин в «цивильном», так и выразился:

— Как бульдог перед прыжком!

Рисунок 86. Павильон машиностроения Всероссийской выставки с высоты птичьего полёта.

Была у меня такая задумка — хотел сперва назвать «Бульдогом»… Однако, потом передумал. Тут дело даже не в его германском «тёзке» — тракторе « Lanz-Bulldog», про который я уже рассказывал. Порода этой собаки большинству граждан этой страны неизвестна и слово «бульдог» им ничего не говорит… Разве что, револьвер такой до революции был.

А вот брэнд «Мужик» — говорит сам за себя!

Было много «спроса», но не было ни одного «предложения»: массовое производство этого трактора — пока зависло в воздухе, о чём я расскажу несколько позже.

Мототелега «УАЗ-404» — ажиотаж произвела не меньший, а как бы не больший!

Особенно, потенциальным покупателям нравилась свойство этого девайса довольно шустро «бегать» по кочкарям, заправившись опилками — по сути отходами деревообработки, которые хорошо ещё в крестьянских печах сжигались. А то и просто — выбрасывались…

Сельчане интересовались, звякая содержимым мошны:

— А она у вас пашет?

— Одинарный конный плуг или соху, — уверенно отвечали ребята, — вполне потянет.

Действительно, хотя изначально такая цель не ставилась — подобные опыты проводились. По эффективности вспашки, «Мотыга» соответствовала «нашему» лёгкому мотоблоку или хроноаборигентской среднестатистической крестьянской лошадке.

Не больше и не меньше!

На следующий год планировалось произвести порядка пятисот мототелег и, все они — буквально за три дня на Выставке, были «заочно» проданы.

Всем этим занимался Дед Мартимьян — финансовый директор «Красного рассвета» и, одновременно председатель артели «Красная взаимопомощь» в его составе.

Бывший «бугровский» приказчик принимал предоплату за ещё не произведённую «мотыгу» и взамен выдавал специальные «гарантийные чеки». По специальному, составленному мной графику: чем больший процент от стоимости клиент платил — тем раньше получил готовое изделие.

«МММ», скажите?

Нет, это — «Фольксваген». Могли бы таким макаром — тысячи три экземпляров продать и, возможно — ещё больше, скинув цену.

Народ, здесь не пуганный!

Но я велел не наглеть:

— «Деньги — ничто, имидж — всё»! Больше пяти ста «мотыг» в год — мы пока не потянем, это однозначно. А ежели и, случится такое чудо: ничего страшного — «живьём» уйдут влёт. Но, если пообещав, кинем клиентов…

Думаю, я сделал очень страшное лицо, иначе — почему все вокруг, вдруг от меня испуганно отпрянули?

В самом конце Выставки, артель «Красная взаимопомощь» — была официально преобразована в «Общество взаимного кредита» (ОВК) под тем же брендом и, получила в Госбанке кредит на развитие — на сумму 25 тысяч червонцев…

Бумажных, не золотых!

Опять же, большой популярностью пользовались ульяновские гаечные ключи, наборы инструментов в специальных жестяных «кейсах», лопаты, канистры, штампованная посуда, перочинные ножи… Наиболее технологический сложный и, в тоже время — рыночно востребованный в эту эпоху ширпотреб: примусы, паяльные лапы и прочие «керогазы» — кооператив «Красный рассвет» ещё производить не научился. Но в моих далеко идущих планах они есть, поэтому эти девайсы с «наворотами» — были представлены в виде рисунков на плакатах.

Конечно же Выставка, это не базар какой — здесь торговля запрещена, но было заключено множество сделок.

Великое множество!

Дед Мартимьян, был в страшной запарке и, ему помогал один из сыновей Клима Крынкина. Хотя, по словам своего же родителя — парень крайне «жопорук», но зато в уме считает — как хорошо смазанный совдеповским солидолом арифмометр. К тому же, после образования кооператива — у него вдруг открылась деловая хватка. Мартимьян просёк это дело зорким стариковским взором и попросил того в помощники.

Сам же Клим, глядя на своё предприимчивое не по годам чадо, только диву давался:

— И в кого, спрашивается, уродился такой? Неуж, моя Глафира Петровна — с купцом каким или приказчиком каким, по молодости путалась?

— Подними картуз, Клим.

— На што?

— Подними, говорю!

— Ну, поднял… И, шта?

Посмотрел внимательно на его и, не думающую седеть голову и, с непоколебимой уверенностью резюмировал:

— Не, не «путалась» твоя Глафира Петровна… Помнишь к чукчам в вигвам вчерась ходили?

Клим, весь в напряжённом внимании:

— Ну, помню и, шта?

— У тебя бы тогда рога были — как у того северного оленя… Хахаха!

Сердито нахлобучивает картуз по самые уши:

— Тьфу ты, балаболка — ещё и трактором контуженная!

Единственное, что на Выставке было можно купить — это всевозможные сувениры.

Вот, мы с Климом и, заранее подсуетились и привезли памятные значки, которые артель «Красный вал» — штамповала в три смены с начала июня, когда мне пришла в голову мысль об участие в этом всероссийском мероприятии. Наш, ульяновский значок был официально признан самым удачным и, хотя Дед Мартимьян плавно повышал цену по мере оскудения «закромов» — очередь за ним выстроилась, как… Сказал бы «как в Мавзолей», да его ещё нет — даже в самых смелых помыслах у новых хозяев Кремля. Да и, «хозяин» для него, так сказать — окончательно «не созрел», ещё…

После Выставки оказалось, что только на одних значках — мы полностью окупили всю поездку в Москву и, даже — поимели некоторую прибыль.

Однако, не одними «железяками» — жив человек!

Посреди «павильона», была устроена «танцплощадка», на которой под небольшой оркестр (в котором, к величайшему моему сожалению — до сих пор отсутствовал «сакс») — пары наших парней и девчонок поочередно зажигали нагло уворованный мною у пиндосов «рок-н-рол» — переименованный мною же в российский танец «Пролетарка»…

Ну, в курсе, да⁈

Мы с Елизаветой не танцевали в этот раз: я по причине крайней занятости и до сих пор не восстановившегося после «полёта» здоровья, она же…

Елизавета Молчанова участвовала в первой в своей жизни выставке живописи!

Конечно, кроме одной — все картины не её. Это работы ребят из Ульяновской творческой изостудии, которую ведёт бывший помещик, а ныне — директор школы и краеведческого музея Кулагин. Кстати сам Нил Николаевич и большинство из его «авторов» тоже здесь. Ну, там — пейзажики, натюрмортики, портретики…

Ребятишки только учатся на художников!

Кому это интересно?

Зато, именно одна-единственная картина Лизы — собирает возле себя толпу народа!

Кратко изложу самую суть…

На переднем плане — куда-то спешащая, большая счастливая семья.

Хотя и немолодой, но по-спортивному подтянутый глава семьи, с сидящим на шее довольно упитанным карапузом — восторженно размахивающим цветными шариками с надписью «СССР» и «серпасто-молоткастым» красным флажком.

Справа, чуть опередив отца, с невозмутимостью подростка-тинэйджера — которому приходится участвовать в скучном — но обязательном семейном мероприятии, шествует старшая дочь. Она не смотрит по сторонам, сосредоточенно прислушиваясь к небольшому аппарату с антенной — поднесённому к уху… На ней кроссовки, короткие шорты и обтягивающая футболка с надписью «МАРС — НАШ!», через которую отчётливо видны все её — уже «наливающиеся соком» девичьи прелести.

Моложавая мать семейства в цветастом коротком лёгком сарафане и туфлях на высоком каблуке, ведёт за руку нарядно одетых разновозрастных средних детей — мальчика и девочку. Улыбаясь, она что-то им рассказывает на ходу…

На среднем плане — огромная площадь с множеством счастливых людей, спешащих за ними в том же направлении. Дальше — высокие небоскрёбы из бетона, стали и стекла, эстакады между ними, множество разноцветных автомобилей с плавными обводами…

На изумительно синем безоблачном небе видны летательные аппараты: один, бескрылый — сравнительно неподалёку, каплевидной формы — с стеклянной кабиной и блестящим диском крутящегося пропеллера над ним. Другие, в самой вышине — обтекаемой формы со стреловидными крыльями, оставляющие после себя белый след.

Конечно же, всё нарисованное не было «один в один» скопировано с «реальных» образцов моего будущего. Я рассказывал Лизе каким я «вижу» будущее, а она рисовала по своему собственному разумению…

Хотя, иногда у неё получалось очень похоже!

Народ подходил, смотрел и ахал. Молодёжи, особенно нравилась девушка в шортах и футболке и происходили некоторые забавные моменты. Вот, возле картины скучковалась группка озабоченных «недорослей»:

— Робята, смотри какие сиськи у девахи! Как живые.

Поворачивает голову на стоящую рядом художницу и:

— Прям, как у этой…

Лиза, ему в ответ с самой благожелательной улыбкой:

— А ты много «живых» сисек то видел, кроме мамкиной?

Компания грохнула:

— ХАХАХА!!!

Малец обиделся:

— Может, ты мне свои покажешь?

Та с готовностью:

— Пойдём!

Через минуту из-за угла павильона:

— ОЙ!!!

Юная художница, тотчас выходит обворожительно улыбаясь — как ни в чём не бывало.

— А где наш Витька?

— Не знаю: увидел мои сиськи и убёг куда… Странный какой-то у вас приятель. Может, ещё кто желает посмотреть?

Желающих не оказалось, лишь косились опасливо:

— Сиськи, как сиськи — чё на них смотреть⁈

Мля, дебилы малолетние… Если и есть на свете сиськи, на которые стоило бы посмотреть (даже с угрозой получить за это ногой по яйцам) — так это именно лизкины.

Хм, гкхм.

Другой, видно начитавшийся «Аэлиту» Алексея Толстого, Красного графа. «Сиськи» ему тоже очень понравились, заметно — но видно застеснявшись, он спросил про другое:

— Так, что…? И Марс будет «нашим», правда?…Советским?

Как раз оказался рядом:

— Будет, будет… И Крым будет нашим и, Марс… Куда они денутся⁈

— Куда все так спешат? — спросил один живописного вида «пейзанин», другого.

— Кто его знает, — отвечает тот, почесывая затылок под сдвинутой на лоб шапкой, — должно быть в коммунизм свой торопятся…

Щусев, главный архитектор и руководитель Главного Выставочного комитета, вместе с другими «ответственными товарищами» (в том числе и работниками правоохранительных органов) после обеда в тот же день прибывший посмотреть — что за «анархия» творится в одном из главных павильонов, профессионально присмотревшись к картине — ахнув, прикрыл ладонью рот:

— Это же наша Всероссийская выставка — узнаю ландшафт… Только…

Лиза, тут как тут — со своей очаровательной улыбкой и, как бы непроизвольно поправляя свою — несколько коротковатую для этих времён юбчонку, на долю секунды ещё выше задрала её:

— Вы совершенно правы, товарищ…

Тот, весь буквально «потёк»:

— Алексей Викторович… Кхе, кхе… Можно просто — Алексей.

Лиза подходит вплотную, как бы случайно оступившись — слегка задела его грудью и, с несколько эротичным придыханием:

— «Алексей», подходит больше — ведь, Вы так классно выглядите! А можно, я буду называть Вас «Лёша»? Тогда быть может — перейдём на «ты»?

Я смотрел на эту «сценку» и мысленно аплодировал… Нет, не Елизавете — себе, любимому.

Главный архитектор, буквально заблеял агнцем влекомым на заклание:

— Меее…

— Меня зовут Елизавета Молчанова. Я — автор это картины… — заглядывает в замаслившиеся глазки, — тебе она понравилось, Лёша?

Думаю, в тот момент ему бы и «Чёрный квадрат» Малевича понравился! Я эту тему, кстати, уже «обсасывал» — да тот её уже «зачикал», абстракционист хренов! Правильно их Хрущ Кукурузный обозвал пи… Хм, гкхм… Ну, в курсе, да⁈

— Очень понравилось! Очень похоже на…

— Ты прав, Лёша! Эта картина так и называется: «На Выставку достижений народного хозяйства СССР. 21 век». Это наша Выставка — только в далёком будущем, когда…

Бла, бла, бла…

Елизавета мозги знатно умеет «залюбить» «нужному» мужчине — только уши подставляй… Моя школа, на мне она «репетировала»! А я, как наш режиссёр кричал: «Не верю» и требовал повторить.

Она так ему «присела на уши», что тот забыл за чем он и пришёл… А пришёл Щусев с целью выгнать нас взашей из центрального павильона. Теперь же, даже разговор об этом не шёл:

— Лиза, а что ты делаешь сегодня вечером?

Та, смущенно зардевшись, «особым» жестом поправляет причёску — не забывая при этом поправить юбчонку и лукаво «стрельнуть» глазками:

— Сегодня вечером у меня «критические дни»… Ну, ты понимаешь про что я.

Тот покраснел, как «купаемый конь» у Петрова-Водкина.

Застенчивый педофил какой-то нам с Лизкой попался!

Прям, как «Голубой воришка» Альхен у Ильфа и Петрова. Впрочем, в это славное время и слова то такого не знают.

— Но, вот если через недельку…

«Через недельку» выставка закончится, а Елизавета Молчанова очень удачно продаст свою картину неизвестному коллекционеру и, официально станет основоположником нового направления в изобразительном искусстве — «неофутуризма». Где-то с полгода про неё только и говорили — забыв про Петрова-Водкина с его «Красным конём» и про Малевича — с его «квадратами»…

Что касается меня, то я довольно близко познакомившись с архитекторами-организаторами Выставки, выцыганил у них проекты зданий-павильонов и твёрдо намерен воспроизвести их у себя в Ульяновске.

Ещё вот, появилась спонтанно одна интересно-многообещающая мысля.

Осенью 1925 года в Париже пройдёт «Международная выставка декоративного искусства и художественной промышленности» и СССР тоже будет в ней участвовать. Интересно, Алексей Щусев и там будет руководителем советского павильона или нет? Надо будет хорошенько порыться в своём «послезнании»…

В любом случае, человек по чьему проекту был построен сперва — временно-деревянный, а затем — каменно-постоянный Мавзолей для останков Ленина, имеет большое влияние и с ним надо дружить.

— Лиза, ты хочешь съездить в Париж… Эээ… Скажем через пару годков?

Слегка иронично-равнодушно улыбнувшись:

— Как ты сам говоришь, Серафим: «Хотеть не вредно…».

Однако, меня не обманешь: какая юная особа не хочет «попасть в Париж»⁈ Поэтому, без всякого стёба:

— Тогда отнесись к знакомству с этим педофилом очень(!!!) серьёзно.

Сперва задумавшись, затем вмиг повеселев:

— Хорошо! Сходим с ним на «фильму» и там дам ему за ручку до локтя подержаться. А кто такой «педофил», интересно?

— Что-то вроде серого волка из сказки — знакомящегося в лесу с красными шапочками.

— Ну, дядя Лёша, скорее — седой волк и, Москва — не лес.

Предупреждающе поднимаю палец вверх:

— Хуже! Любой город (кроме нашего Ульяновска, конечно) — это каменные джунгли. Поэтому, будь предельно осторожна, моя девочка.

Однако, не одними лишь «железяками» и живописью жив человек!

На 'Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке, впервые представили свои образцы моделей советские дизайнеры одежды, среди которых запомнились работы Надежды Ломановой и Веры Мухиной…

Да, да!

Той самой Веры Мухиной которая изваяла «Рабочего и крестьянку»…

Помните, да?

Ну, те — здоровые мужик и баба на ВДНХ и, оба — с серпом и молотом.

В нашей делегации находилась и председатель кооператива «Красная игла» Анна Ивановна Паршина со своими образцами одежды — стиль большинства из которых разумеется, имеет «роялистые» уши. Наши «пролетарку» и «разгрузку» — как и образцы обуви, тоже заметили и уже на третий день — пригласили участвовать в демонстрациях моды. Правда, никаких премий не досталось по чисто бюрократической причине — не были вовремя и правильно, поданы заявки на участие в Выставке.

— Ну и да ладно! Какие наши с вами годы, Анна Ивановна?

В этой отрасли народного хозяйства, были две проблемы — отражённые на показах моделей: парадная форма для Красной Армии и универсальная рабочая одежда. Сразу скажу: ни «пролетарка», ни какие другие предоставленные фасоны — не были приняты по различным причинам, среди которых экономическая — далеко не единственная.

А вот «разгрузка» — была рекомендована к производству всеми предприятиями лёгкой промышленности, как дополнение к рабочей спецодежде.

Ну, как говорится — лиха беда начало!

Произошло ещё одно — казалось бы незначительное событие, но тем не менее — могущее привести надеюсь — к весьма значительным результатам.

У Крымского моста, на Москве-реке — располагался авиационный уголок, где на гидросамолете «Юнкерс» катали за довольно-таки высокую плату посетителей выставки. Узнав про то, мои комсомольцы просто взмолились:

— Серафим! Хотим покататься на самолёте! НУ, ПОЖАЛУЙСТА!!!

Особенно, Санька да Ванька — те просто не слазили с меня.

— Ребята! Удовольствие платное, так что думайте — где подзаработать.

Почему не из моих средств? Ведь я уже достаточно состоятелен и, при желании — мог прокатить на самолёте всё население Ульяновска — причём неоднократно?

Да, потому что, я меньше всего, я хотел воспитать из своих ребят тунеядцев — «катающихся» на моей шее. Так я и собственных детей воспитывал и, слава Богу, сын у меня — ещё учась в ВУЗе, подрабатывая барменом — сам себе купил неплохую машинёшку, а дочь заняв третье место в конкурсе детских рисунков — получила кроме диплома навороченный планшет.

Мои комсомольцы — крутились, кто как мог!

Рисунок 87. Шестиместный гидросамолет Junkers F.13 — экспонат авиакомпании «Добролет» на 1-ой сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке.

Барон, куда-то на ночь исчез и явившись утром с красными от недосыпа глазищами, предъявил требуемую сумму:

— Копеечка в копеечку — можешь пересчитать!

— В конторе «пересчитывают», а я своим верю на слово. Откуда «дровишки», кстати?

— Сарай разобрали.

— А если серьёзно и по-честноку?

Тот, не моргнув глазом:

— Вагоны на товарной станции всю ночь разгружал!

Не показав и тени сомнения:

— Однако, опять верю.

«Надо будет сводки происшествий в газетах посмотреть, — озабоченно думаю, — не пропал ли этой ночью какой-нибудь товарняк…».

Елизавета, ещё не продавшая свою картину, застенчиво улыбнувшись — одёрнула задравшуюся на грани фола юбчонку своей «Пролетарочки» и попросила «в долг» у педофила-Лёши.

Домовёнок катал желающих на «Мотыге» по выставке — естественно за мзду, а не за красивые глазки.

Санька да Ванька, где-то подсмотрев, бегали по выставке с специальными кружками на перевязи через плечо — собирали пожертвования на строительство Красного военно-воздушного флота от «Общества друзей воздушного флота СССР» (ОДВФ)… На «допросе» где взяли «кружки», держались строго «по уставу» — ничего кроме малозначащих сведений с них не выбил.

У Кондрата Конофальского деньги были свои — ранее заработанные статьями (отредактированными мной, конечно) в газетах.

Ефим Анисимов никуда не бегал. Он руководил всем «процессом» и в конце его собрал «комсомольские взносы».

Пока стояли в очереди у деревянного причала, куда после каждой экскурсии подплывал шестиместный водоплавающий «Юнкерс»-13, невольно обратили внимание на нескольких ребят — активистов «ОДВФ», следящими за порядком, продающих билеты и помогающих обслуживать гидросамолёт. Двое из них особенно привлекли наше и прочих желающих покататься внимание: самый младший и неловкий — постоянно падающий под общий смех с поплавка в воду и другой — постарше. Тот, грамотно распоряжался своими ровесниками, а они ему охотно и беспрекословно — чувствовался природный лидер и организатор.

Присмотревшись к нему, я внутренне ахнул — кое-что вспомнив и, тут же отозвав в сторонку — озадачил Ваньку и Саньку:

— Ребята! Если хотите чтоб в Ульяновске был свой аэроклуб — познакомитесь вон с тем чернявым парнем, станьте его лучшими друзьями и, завтра перед обедом — любой ценой затащите его в наш отдел на Выставке.

Подумав, я принял донельзя официальный вид:

— Считайте это боевым приказом!

— А кто это?

— Это «Як» — человек и самолёт!

Переглядываются недоумённо: с виду — паренёк, как паренёк:

— Серафим…

Строго нахмурив брови:

— Никак, дисциплинарный устав забыли⁈ Что в нём говорится про выполнение приказа начальства?

Хором:

— «Точно, беспрекословно и в срок…».

— Там написано, чтоб задавать вопросы перед выполнением?

— Никак нет!

— Задание ясно?

Те, по-военному:

— Так точно!

— К выполнению приступить немедленно!

— Есть!

Барон, только довольно ухмыляется — здорово он их вымуштровал, однако!

Вскоре слышу дружное:

— Здорово!

— Здравствуйте…

Те также — хором:

— Я Иван (Александр), а это — брат мой Санька (Ванька).

Чернявый, атакованный с обоих флангов — только диву даётся:

— Вы близнецы?

— Да, близнецы — мы с Ульяновска на Выставку приехали! Давай дружить? Тебя как звать?

— Александр…

— Ты тоже Сашка⁈ Вот здорово!

— Я — Александр…

— Ты — комсомолец?

— Нет.

— А почему…? Всё равно давай с тобой дружить!

Тот, обречённо вздохнув:

— Давайте. После полётов останетесь и поможете помыть и…

— УУУРААА!!!

На меня, полёт в этом дребезжащем — насквозь продуваемом водоплавающем жестяном «сарае», впечатление произвёл — самое удручающее… Ощущения, как с ледяной горки в старом холодильнике несусь — было одно такое воспоминание детства.

Мои же комсомольцы, просто пищали от восторга — хотя некоторые слегка «позеленели» от страха и рвотных позывов.

На следующий же день, Ванька да Санька, буквально за руки подтащили того «чернявого» в Ульяновский отдел на Всероссийской выставке, показали все экспонаты и наконец — представили всей нашей группе у картины:

— Ребята, это — Саша! Он умеет делать модели планеров.

Затем, близнецы представили Александру всех нас:

— Саша, это — Лизка-художница, она эту картину нарисовала. Здорово получилось, да? Это — Кузьма, он ту телегу с мотором изобрёл. Это — Миша, он здорово ножи метает. Это — Ефим, он здорово дерётся…

— А это наш комсорг: его — чуть тем трактором не задавило! — мной они явно гордились и просто захлёбывались от восторга, — он воевал с белопанами, был у них в плену, починит любой автомобиль, знает — как сделать танк и…

— … И как его делать не надо.

Приязненно улыбаясь, протягиваю руку:

— Серафим Свешников!

Тот, явно робея перед такой «выдающейся» личностью, тем не менее — твёрдо пожимает мою ладонь:

— Александр Яковлев.

Да, это был он — все сомнения разом исчезли!

Будущий главный конструктор авиазавода «№ 115», заместитель Наркома авиационной промышленности по новой технике и личный референт Сталина по авиации.

Во время учёбы в школе, он в шестнадцать лет организовал авиационный кружок, где сконструировал свою первую авиационную модель. На следующий 1924 год, достигнув возраста 18 лет, Александр создаст свой первый планер «АВФ-10» — во время всесоюзных соревнований в Крыму признанный лучшим. В 1927 году будут проведены испытания его первого самолёта — авиетки «АИР-1».

Дальше, думаю рассказывать об одном из самых выдающихся конструкторов авиационного вооружения СССР, не стоит. Это был один из немногих моментов после моего «попадалова», когда мне остро захотелось перепеть Владимира Высоцкого:

'Я — «Як»- истребитель, мотор мой звенит,

Небо — моя обитель…'.

Задержав его ладонь в своей, говорю:

— Саша! Наша комсомольская ячейка уже давно хочет создать в Ульяновске аэроклуб. Ты мог бы сделать для нашего аэроклуба настоящий планер?

Тот, хотя и хотел бы — по глазам вижу, да мнётся:

— Это не так просто, товарищи! Нужны…

Перебиваю:

— Первым делом нужны деньги, так?

— Да, конечно — без денег ничего не получится.

Показываю картину:

— Тебе нравится это?

Тот, дёрнув кадыком, уставился не отрывая глаз… Каюсь, сперва подумал — от рисованного изображения авторши в несколько легкомысленном наряде.

Однако, ошибся!

— Конечно, нравится!

Он обернувшись, с высшей степенью заинтересованности спрашивает у живого воплощения девушки-тинэйджера:

— А что это за странный летательный аппарат…? Эээ…?

— Елизавета.

Та, улыбнувшись улыбкой Евы — протягивающей Адаму яблоко познания:

Рисунок 88. Будущий авиаконструктор Яковлев А. С. в юном возрасте.

— Это — вертолёт. Он может садиться и взлетать вертикально. Хоть, на крышу дома к примеру.

Вижу, разгорающиеся глаза и змеем искусителем:

— Эта картина не тебе одному нравится, Александр! Наш товарищ Елизавета Молчанова скоро продаст её и, на вырученные деньги — построит планер, который на следующий год победит на Всесоюзных соревнованиях в Крыму. Ты хочешь помочь ей и нам?

У Елизаветы — глазища по юбилейному рублю каждый. Однако, молчит.

Яковлев помявшись, выдавливает:

— Хочу…

— Ты согласен ради этого переехать в Ульяновск? Это город в Нижегородской губернии — где делают все эти вещи, что ты видишь в нашим отделе Выставки.

Тот, крайне вежливо:

— Я коренной москвич и люблю свой город — свою Москву.

Я напористо:

— Что ты больше любишь: Москву или авиацию?

Бросив на меня взгляд искоса:

— Я подумаю над вашим предложением.

На лицо очень сильный характер, явно не ищущий лёгких путей. Даже на откровенное заигрывание с ним Елизаветы — он никак не реагирует! Не просто мне с ним будет, предчувствую — ох, как не просто…

— Хорошо! Думай пока и готовь проект планера.

Озабоченно посмотрев на часы, предлагаю:

— Товарищи! А не пойти ли нам пообедать?…Александр, ты с нами?

Народ с готовность меня подержал:

— Давай с нами, Саня!

Ничто так не закрепляет дружбу — как совместная трапеза после знакомства!

За обедом в столовой при Выставке, познакомились поближе и выяснилось, что будущий авиаконструктор родился в 1906 году, в День смеха — 1 апреля (19 марта по старому летоисчислению), что вызвало многочисленные дружеские подначки. Прадед его бы крепостным крестьянином, дед — владельцем свечной лавки в Москве, отец до Революции — служащим компании Нобеля.

Вот такой вот «социальный лифт»!

Саша своего «непролетарского» происхождения стеснялся, но Брат-Кондрат его вмиг успокоил:

— Да, брось Александр: Карл Маркс — тоже не рабочих кровей, а Фридрих Энгельс вообще — капиталистом был. Был бы ты сам — человек сознательный, а кто твои родители — это не так для Республики важно. Сын за отца не отвечает!

Но тем не менее, юный Яковлев — принимал активное участие в общественной жизни школы.

— А вот это — правильно, Александр!

И переглянувшись с Ефимом, Брат-Кондрат пообещал принять Яковлева в комсомол. Но только в Ульяновске.

Учился Саша хорошо, но в физике и математике — не был особенно силён. Он больше увлекался историей и рассказами о путешествиях. В этом обнаружилось сходство наших с ним душ, поэтому я доверительно — как лучшему другу:

— Тоже терпеть не мог математику, физику и химию.

Самое запоминающее из воспоминаний детства — наблюдение за уличным точильщиком ножей. Это и, возможно — чтение книг про Ломоносова, Попова и Менделеева, а также влияние товарищей — привлекли внимание юного Яковлева к технике. Александр пробовал построить «перпетуум мобиле» и одно время занимался в радиокружке. В этом, обнаружилось его «родство душ» с нашим Домовёнком и, тот поведал будущему главному конструктору о собственных потугах по изготовлению паровика и «гидростанции» на Грязном ручье.

Затем, начитавшись соответствующей литературы, в 1921 году Александр и его друзья по авиамодельному кружку собрал первую модель планера способную летать. Так началась его конструкторская деятельность.

Закончив в этом году школу, он подобно миллионам его сверстников сейчас определялся — кем ему быть? Насколько я понял — окончательно решить стать авиаконструктором, Александр Яковлев ещё не решил. Точно так же, к некоторой моей досаде, он не дал определённого ответа и твёрдого обещания в ответ на более чем заманчивое предложение.

Расстались друзьями, обещали поддерживать связь друг с другом…

Через неделю с небольшим, не став дожидаться официального закрытия Выставки — вся наша делегация вместе с экспонатами отправились домой в Ульяновск. В Москве остались лишь я, Михаил и Елизавета.