Я (не) буду твоей

Глава 2

Дамир все еще стоял напротив, сверля меня ненавистным взглядом. Я терпеливо ждала, когда он наконец скажет, за что так ненавидит меня. Почему поступил со мной жестоко? Что я ему сделала? Мы ведь даже не были знакомы до недавнего времени.

Наша первая встреча состоялась всего за две недели до свадьбы. Тогда он смотрел на меня с каким-то особым восхищением, и мне казалось, что в глубине души он радовался нашему союзу. Этот брак не был сделкой между семьями, где родители решают судьбу детей. Никто не заставлял его жениться на мне. У Дамира нет родителей — они погибли, когда ему было четырнадцать. Все эти годы он самостоятельно строил свою империю. Это был его выбор предложить такой способ слияния компаний.

Мой отец подписал кучу документов, и Дамир тоже. Для них это была прежде всего деловая сделка. А я… Я надеялась, что за ней стояли чувства, которые могли бы проявиться, если не сразу, то со временем.

Теперь же, после того, что произошло, единственным подлинным чувством оказалась ненависть. И с этого момента она будет взаимной.

— Этот дом принадлежит тебе, — заговорил он, голос звучал сдержанно, но с оттенком злости. — Пусть твой отец видит, что я не такой жадный ублюдок, как он. Хотя бы крышу над головой тебе оставляю. Но поверь, — он наклонился ближе, опершись руками по обе стороны от меня, — мне очень хочется лишить вас всего. Раздеть обоих догола, отвезти в степь и оставить там на съедение волкам. Точно так же, как твой отец сделал 15 лет назад. Только в отличие от меня, у вас будет больше шансов выжить. Ведь за окном июнь, а не январь.

Я слушала, не веря собственным ушам. Мой отец жестокий человек, но неужели настолько?

— Ты лжешь! — прохрипела я, не в силах отвести от него взгляд. Я вглядывалась в его глаза, отчаянно ища хотя бы малейший намек на блеф, но там была лишь холодная решимость и горечь.

— Моей сестре было столько же лет, сколько тебе сейча, когда твой отец ворвался к нам в дом и изнасиловал её на глазах моих родителей. Перед тем как убить их! — последние слова он выкрикнул мне в лицо, а его глаза наполнились слезами. — Его псы тоже стояли и смотрели. А потом каждый из них по очереди насиловал её в самых извращенных формах, — процедил он с еще большей ненавистью и болью, а затем на его лице появилась злорадная улыбка. — Хочешь, я позову своих ребят? В отличие от твоего отца, я не стану заставлять их смотреть, как я трахну тебя в рот. Я сразу пущу тебя по кругу, — сказав это, он замолк на мгновение, наблюдая за моей реакцией. Испуг в моих глазах доставлял ему удовольствие. — Мне даже прикасаться к тебе противно. Дышать одним воздухом с тобой — невыносимо! Такие твари, как ты и твой отец, знают только одно — деньги. Вам чужды любые другие чувства. Ради денег вы готовы на всё: выйти замуж за первого встречного или подставить свою задницу, лишь бы вас трахнули. Ты даже не сопротивлялась. Настолько алчная, что готова терпеть любое унижение ради денег? Но спешу тебя огорчить: я забрал у вас всё. Наверняка твой отец сейчас рвёт на себе волосы, перечитывая бумаги, которые подписал. Кроме этого дома у вас ничего нет. Абсолютно ничего!

Он оттолкнулся от меня, как от чего-то нечистого. Пронзил испепеляющим взглядом и схватил свой пиджак. Я чувствовала, что угроза группового изнасилования — это лишь слова, пустые угрозы. Такие глаза не способны на это. Но они оказались способны разрушить мою душу. Мне уже было всё равно, что будет со мной дальше. Я ощущала, что уже не принадлежу этому миру.

— Ты счастлив? — тихо спросила я, наблюдая, как на его лице появляется недоумение. — Ты почувствовал удовлетворение, отомстив моему отцу? Если да, то тоже спешу тебя огорчить: я не оружие для мести. Моему отцу на меня плевать. Даже если ты убьёшь меня, он не будет горевать. Если ты женился на мне только для того, чтобы унижать и издеваться, знай: кроме меня никто не будет страдать от этого.

— Не пытайся вызвать жалость! — Дамир схватил меня за предплечья, без особого усилия поднял с кровати и начал трясти, как тряпичную куклу. — Вы, Умаровы, лживые существа! Я не верю ни единому вашему слову! — Он наклонился ближе, сверляя меня гневным, но в то же время злорадствующим взглядом, и почти в губы произнёс: — А идея постоянно измываться над тобой мне очень даже нравится. Как я сам не додумался до этого? — В этот момент мне показалось, что он вдыхает мой запах. — Но тебе повезло, — Дамир отстранился от меня, — я не собираюсь тратить свою жизнь на то, чтобы терпеть твоё присутствие. К тому же наш брак недействителен.

— Недействителен?

Я уже не знала, что именно чувствовать от этого заявления: шок, смятение, облегчение или удивление. Душа, казалось, совсем потеряла свою чувствительность.

— Я заплатил сотруднику ЗАГСа, чтобы регистрация была фиктивной. Завтра наше заявление автоматически аннулируется, — с злой усмешкой произнёс он. — Так что ты свободная женщина.

— Свободная женщина, — повторила я словно какое-то разрешение на то, чтобы покинуть это место. Ноги казались ватными, но все же двинулись в сторону двери. Я опустила голову, не в силах больше смотреть ему в глаза. Это не было ни болью, ни стыдом — это было простое, безразличное холодное ощущение. Пустота. Я даже не была замужем за этим человеком, который использовал меня как тряпку, туалетную бумагу. Он вытер об мою душу свое дерьмо.

Проходя мимо Дамира я остановилась и, не поднимая головы, спросила:

— Твоя сестра… она жива?

Сама не знаю, почему в этот момент я подумала о ней. Может, потому что её судьба показалась мне близкой, и я хотела услышать подсказку о том, что теперь делать мне со своей жизнью.

Мой вопрос оказался как красная тряпка для быка. Дамир снова схватил меня за руки, толкнул к стене и прижал к ней всем своим телом. Его горячее дыхание сразу же обдало моё лицо. От него несло жаром.

— А как ты думаешь? — прошипел он. — Захочет ли человек жить после всего этого? Но Мариам оказалась сильной. Она нашла в себе мужество и решимость пойти против твоего отца, этой мрази. За то, что она написала на него заявление, обвинив в изнасиловании и убийстве наших родителей, её отправили в психушку. И даже там они не смогли сразу её убить. Моя сестра до последнего боролась за свою жизнь.

От каждого его слова мне становилось все страшнее и страшнее. И этот страх вселял не он, а пугающая своей жестокостью правда об отце. Разве может человек придумать такое о своей семье? Моё сердце подсказывало, что все, что я услышала этим вечером — чистая правда. Я ощутила сильное желание увидеть маму. Но прежде чем отправиться к ней, мне нужно встретиться с отцом. Я должна посмотреть ему в глаза и задать один единственный вопрос:

«Ты’ убил маму?»

Но мой отец никогда не ответит на этот вопрос. Придя домой, я обнаружила его в кабинете с простреленной головой. На полу у кресла лежал именной пистолет, подаренный другом, полковником УВД, а на столе, впитав кровь, валялись подписанные им бумаги, те самые, что лишили его всего.

В этот момент я поняла, что мой отец оказался слабым человеком. У него не было ни мужества, ни решимости, как у Мариам. Я не хотела быть такой как он и, несмотря на безмерную тоску по маме, безумному желанию встречи с ней, решила быть сильной. Мысль о самоубийстве оставила меня. И как бы ужасно это не звучало, смерть отца вызвала у меня чувство облегчения, пробудив желание жить дальше.

Я не знаю, как Дамир воспринял новость о смерти отца. Я больше его не видела. Он выполнил своё дело, разорил компанию и исчез. С тех пор я ничего о нём не слышала. Дом, который он оформил на моё имя, я продала, а вырученные деньги перечислила в благотворительный фонд. Я не удержалась и написала об этом на его странице в Фейсбуке, но Дамир так и не ответил. Его страница была неактивна некоторое время, а затем вовсе удалена. Он никогда не узнает, что деньги я внесла от имени его погибших родителей и сестры.

Несмотря на всё, что произошло со мной, я нашла в себе силы простить Дамира, простить отца и простить саму себя. Я не знала, за что именно прощать себя. Может быть, за то, что я дочь человека, причинившего столько горя семье Дамира. Всё, что я могла сделать для этих людей, — это читать мольбу за их души, посещая мечеть по пятницам.

До моего совершеннолетия моим опекуном стала тётя Асель. Из-за небольшой разницы в возрасте, всего 15 лет, мы были скорее подругами, чем тётей и племянницей. Иногда я даже представляла её знакомым как свою сестру. У Асель не было своей семьи, а переехав к ней, её семьей стала я.