Я пас в СССР!

Глава 11

Глава 11.

Если говорить штампами — потянулись трудовые будни, на деле же — дни замелькали, как в калейдоскопе. Весна окончательно и бесповоротно вступила в свои права, в темных уголках доживали последние дни грязные кучи снега, с неба жарило солнце, а народ ходил шальной, страдая от симптомов, присущим весеннему пробуждению природы. Со всеми вытекающими.

Меня это весеннее безумие тоже не оставило безучастным, что я, не человек что-ли? Да ещё и организм подростковый, так что крышу рвало — только в путь и никакое послезнание не было преградой. По утрам отводил Сашу в садик (ненавязчиво снимал с мамы те обязанности, которые были по плечу), всю дорогу отвечал на её тысячу: «Почему» и «Зачем» и тренировал рычать.

— Лллл! Лллл! Лллрлллррр! — К концу недели и звонкое «ррр» стало проскальзывать и односельчане привыкли, перестали шарахаться.

Малявка совсем освоилась с изменившимся старшим братом и целеустремленно залезала на шею, в прямом и переносном смысле. А я был не против, неожиданно к ней привязавшись, но изредка, в воспитательных целях — приходилось ссаживать на землю, а то и так у неё ни страха, не авторитетов. Этакая Сара Коннор, из старшей группы детского сада.

Мама, с головой погрязнув в составление квартального отчета — всё происходящее приняла как должное, с немой благодарностью. Не знаю, чем она объяснила себе эти перемены и объясняла ли вообще, по моему — она так уматывалась на работе и затем со скотиной, что ей не до рефлексии было. Ну взялся старший за ум — и хорошо. Может повзрослел или больница повлияла так, всё-таки — за грань заглянул и с того света вернулся. Так что не могла нарадоваться, главное, что других не оповещала: «Как же мой Ваня изменился! Вы не поверите!»

Сдав Сашу на руки воспитательнице — спускался к церкви, переходил речку по шаткому пешеходному мостику и поднимался на самую гору. Там наверху, на въезде и выезде из деревни — находилась сельская больница, где мне ежедневно делали перевязку. Только за утро километров пять приходилось наматывать по селу, из-за крюка в сторону медиков. А асфальта в деревне не было совсем, так что на ноги резиновые сапоги и вперёд, месить весеннюю грязь…

В обед шикую — хожу в столовую совхозную, она рядом с домом, и удобно, и по деньгам недорого. От дядькиной трешки, правда, осталось уже немного, но до конца недели точно хватит. Цены вполне приемлемые, не как пел Расторгев: «На обед хватало меди…», но тридцати копеек хватает с головой, чтоб наесться от пуза. И вкусно, повара местные, посетители в основном — совхозные рабочие, так что всё на достойном уровне. В селе есть ещё одна столовая, в Центре, но уже от райпотребкооперации, её в основном посещают водители проезжающих машин, ну и те, кому не с руки переться в Каменку. Село, как я уже говорил — здоровое, от одного края до другого почти час можно добираться…

Во вторник, после обеда — в гости нагрянули друзья реципиента, мои теперь получается. Как с ними быть — не знаю, есть смутные подозрения, что наша дружба постепенно сойдет на нет, всё-таки разница в возрасте и интересах колоссальная. Поздоровались, пацаны косятся на мою обритую голову, видно что любопытствуют, но сдерживаются. Тоже интересно, что за слухи гуляют по деревне о моих злоключениях в городе, но по большому счету — лучше не обращать внимания. Если уже в понедельник Петька с друзьями был осведомлен о дурдоме, то страшно представить, какими подробностями эти слухи обрастут к концу недели, в процессе передачи…

Пересказали все школьные новости, случившиеся за время моего отсутствия, постарался сделать вид, что мне это интересно. Видимо — получилось не очень, пацаны поняли и воцарилось неловкое молчание. Серёга, помявшись — выдал, что у него на носу экзамены и дома дел по горло, так что вместе собираться сейчас не получится, по крайней мере так часто, как раньше. Я его тут же поддержал, посетовав, что запустил учебу и вот результат — остаюсь на второй год. Рената это, впрочем — обрадовало:

— Вместе с осени учиться будем, в одном классе!

— Да…

Согласился я с таким отчаянием и безнадёгой в голосе, что пацаны, чувствуя неловкость и скованность — поспешили распрощаться, пожелав скорейшего выздоровления напоследок и с облегчением сбежали с лестницы. Да, мы на втором этаже живем и даже балкон есть, на который я вышел после разговора с бывшими приятелями, провожая взглядом их уходящие фигуры. Серёга шел целеустремленно, не оглядываясь, впереди у него были экзамены и переход в девятый класс, не до непоняток со мной. А Ренат изредка оглядывался и что-то горячо ему втолковывал, не желая понять и принять, что детство рано или поздно кончается.

Даже закурить захотелось, от такой картины, с подписью: «Куда уходит детство…». Но тут на дороге появились два моих вчерашних оппонента и по совместительству — одноклассника. Под конвоем моих многочисленных родственников и примкнувших к ним сочувствующих. Надо поторопиться, встретить их у подъезда, а то опять соседи ворчать будут, что ходят ко мне всякие и грязь таскают…

— Прости нас, Вань! — Сходу принялись вымаливать прощение накосячившие вчера гаврики.

Ну что, раскаяние в глазах искреннее, фингалы и синяки присутствуют, всё осознали, чего бы не простить. Спросил, что с зачинщиком, то есть с Петькой. Оказалось — вчера ему перепало и сегодня на перемене досталось, ломанулся после разборок из-за школы в учительскую, ревя и щедро кропя кровью из носа свою рубашку. Из учительской его забрал отец, грозя всеми карами невоспитанным колхозникам, посмевшим обидеть любимое чадо.

— Он это, — шмыгнул носом Серёга, повеселевший после прощения. — утром хвалился, что в город учиться поедет, в гробу он эту деревню видал.

Понятно, папочка может себе позволить, директор совхоза — не последняя фигура, доступ и к материальным благам имеется, и в различные кабинеты вхож. Только боюсь, что с таким отношением к жизни и окружающим — Петьку везде будут лупить, пока дурь не выбьют. А папа вечно за ним сопли подтирать попросту не сможет. Напоследок не удержался и пробил слегка в солнечное сплетение второму однокласснику, Мишке, пояснив:

— За то, что со спины напал, в крысу! Есть претензии какие, давай сейчас и здесь решим!

Мишка только головой отрицательно помотал и просипел, что всё нормально, по справедливости. Парни принялись обсуждать впервые ими услышанное выражение «в крысу» — понравилось. Отговорился, что у нас так в Нягани все говорили, город всё-таки, не меньше нашего Энска. Вот что мне нравится здесь — нет ожесточения у молодежи, то же нападение на меня втроем (ладно, вдвоем — Петьке не до драки было) все осудили, виновных наказали. И вот уже Сережка с Мишкой, пусть и помятые, но зато прощенные — стоят вместе со всеми.

Да, народ не расходится, подступились ко мне — интересно им, что случилось с моей модной стрижкой и правда ли я был в дурдоме. Оказывается, по циркулирующим слухам — меня не просто наголо побрили, но и желтую карточку вручили. Переубеждать бесполезно, чем больше начну оправдываться — тем меньше будут верить. Поэтому тезисно объясняю: «Был, обследовали, побрили, пока отпустили». Вопросы про желтую карточку намеренно игнорирую, пусть сами домысливают, меньше желающих со мной связываться будет.

Наконец расходимся, а я радуюсь, что освобождение от учебы есть пока, да и потом забить можно, раз всё равно корячится второй год. Нет ни желания, не настроения посещать школу и отсрочка до осени — как нельзя кстати. Причем понимаю, что учиться придется, через все «не хочу и не могу». Для самоуспокоения достаю учебник алгебры и математики, с полчаса стараюсь разобраться с тем, с чем мне предстоит столкнуться осенью. Кратко и эмоционально заключив: «Это жопа!» — ставлю его обратно на книжную полку, с твердым намерением больше не прикасаться. Хотя бы до начала следующего учебного года, а в идеале — никогда…

История с Петькой, вполне ожидаемо — на этом не заканчивается. В четверг, возвращаясь из больницы домой — вижу едущий мне навстречу УАЗик директора совхоза, он у нас один такой, ни с кем не перепутаешь. Благоразумно отхожу на обочину, на дороге грязь и лужи, и так после каждого выхода на улицу — приходиться штаны сушить и щеткой потом оттирать. Как в воду глядел — шофер гонит, из-под колес летят говны и при виде меня не подтормаживает, а наоборот — поддает газу.

Прямо непроизвольная классовая ненависть вскипает, волной и непреодолимое желание подобрать с обочины булыжник поувесистей и засандалить в окно. Ладно, я человек взрослый и рассудительный, ограничился тем, что сжал кулак на левой, здоровой руке и выставил средний палец. Машина, было проехавшая мимо — скрипнула тормозами, водила переключил передачу и УАЗ задним ходом подъехал ко мне.

Приоткрывается задняя дверь, из неё выглядывает откормленная харя директора. Ну типичный партийный работник, покрасневший нос, облачен в костюм, на ногах — лакированные туфли. Видно, что порывался выпрыгнуть из машины, но сейчас переводит взгляд со своих ботинок на лужи и грязь, передумал.

— Ааа, Жуков! — Грозным тоном, ничего хорошего мне не сулящим, взревывает толстячок. Вернее, это он так думает, что грозным, а мне становится смешно. — Ну-ка иди сюда!

За рулем — смутно знакомый шофер (что не удивительно, село, а здесь и в детстве жил, и каждое лето гостил), скорчил такую рожу индифферентную, что ясно — он и вломил меня этому, как его. Копаюсь в памяти, как зовут этого директора — и ничего. Ладно, потом выясню, чувствую — разговор такой пойдет, что ни к чему мне его по отчеству величать.

— Вам надо, вы и подходите, я вас знать не знаю. — Вполне миролюбиво начинаю диалог.

Директор багровеет, хватается за галстук, ослабляя узел, того и гляди — выпрыгнет из салона.

— Да ты, да я! Ты понимаешь, с кем связался? — Обрел всё-таки дар речи и разродился. Ну его понять можно, не должны так подростки себя вести, как я сейчас.

А у меня дежавю, точь в точь Петька передо мной, только лет на тридцать постаревший, и выражается так же, и манеры схожи. Если и этот потребует от меня, чтоб от Ленки держался подальше, ничуть не удивлюсь. Или нападут вдвоем, вместе с водятлом, на всякий случай нащупываю в кармане рукоятку крестовой отвертки. Я теперь без неё никуда, мало ли, короткое замыкание опять, или вот такие неадекваты попадутся…

— Чо хотел то? — Перехожу на ты, пора этот цирк заканчивать.

— Иди сюда сейчас же! — Директор срывается на визг и вцепился в дверцу.

— Нахуй идите! — Всё таки на ты, это невежливо, перехожу обратно на вы и по обочине пошел своей дорогой, видно же, что не получается разговора.

Директор захлопнул дверь и накинулся на своего шофера, не иначе — на меня его науськивает, ускоряю шаг. Шел ведь спокойно, никого не трогал, чо началось то? Директора не боюсь, вон в домах занавески раздвинулись, наблюдают. А за такое самоуправство и беспредел — и из партии попросить могут, и общественное мнение не на его стороне будет. Был бы умнее, подгадил более продуманно, но как видно — умных сейчас руководить совхозами не отправляют, по любому — не справился на предыдущем месте работы, вот его наше хозяйство поднимать отправили.

— Ванька, а ну стой! — Так и есть, водитель подключился. — Стой, кому говорю! Догоню ведь сейчас!

— Ну догоняй, — оборачиваюсь и смотрю на водилу, который на самом деле не торопится припустить за мной, больше полагаясь на командный голос. — а сам завтра успеешь убежать, когда я дядькам расскажу⁈ Дяде Паше в первую очередь!

Когда я Петьке по яйцам двинул — не так эффективно было, он словно на невидимую стену налетел. Дядя Паша — это старший брат матери, он года два тому назад освободился из мест не стол отдаленных, где срок мотал за убийство. Меня тогда ещё и в проекте не было, когда он сел, да и отношения у меня с ним не очень, но вот этому кренделю то это откуда знать. Встал и переминается с ноги на ногу, весь настрой ему боевой сбил.

— Да ты понимаешь, с кем и как ты разговариваешь⁈ — О, всё-таки что-то из себя выдавил.

— С шестеркой директорской? — Делаю предположение.

Видимо — по больному попал, аж оскаливается и тянет ко мне грабки, но тут в доме через дорогу открывается окно, высовывается бабка и с места в карьер начинает:

— Вы чо к парнишке привязались, ироды? Зальют шары с утра, начальство… Всё разворовали, понавез директор родственников, тащат всё, что не приколочено, под себя гребут! Чо вам от парня надо⁈

Излишне ретивый шофер совсем сник, сгорбился и развернувшись — заторопился обратно к машине. Где на него уже накинулся председатель, тяжела холуйская доля, но жалеть не буду.

— А ты никак Жуковых будешь? — Опознала меня бдительная старушка. — Сашкин, который на Севере разбился⁈ Чего они к тебе прицепились⁈

— Да пьяные, кто их знает, чего им надо… — Пожал плечами, про себя восхитившись, вот как они тут, без соцсетей и интернета, обо всем знают?

— Заявление надо писать на этого директора! — Припечатала бабка. — И на всех родственников его, понавез кровопийц-голодранцев! А ты иди домой, парень, пока отстали!

УАЗик рыкнул, выпустил клуб дыма и разгоняя лужи, подпрыгивая на кочках — поспешил скрыться с места бесславной для директора и его водителя стычки. А я поблагодарил бабку за проявленную активную гражданскую позицию и неравнодушие, минут пять ещё с ней потрепался ни о чем, успокаиваясь. Тщательно фильтруя, что отвечать на вопросы о себе, а то местная единая информационная сеть, как интернет — помнит всё. Заодно и компромата на начальника наслушался. Лишним не будет, пригодится в свете грядущего противостояния, расту однако, вначале медсестра, теперь вот целый директор совхоза, нет покоя попаданцу…

Потряхивало меня изрядно, несмотря на всё напускное спокойствие — адреналина хапнул. До явного членовредительства то бы вряд дошло, но руки распустить тот же водитель был готов, по краешку прошел. Ну и он тоже, было такое намерение — отвертку ему воткнуть в ногу и по газам дать, попробовал бы догнать тогда. Хорошо, что до крайности не дошло, пока счет один-ноль в мою пользу. Даже, если учитывать Петьку — уже два-ноль!

Уже ближе к дому адреналин отпустил и стала закрадываться мысль, а не зря ли я встал на тропу войну. Директор совхоза, кой-какой административный ресурс у него имеется, при желании и настойчивости — может подгадить. А с другой стороны — руки у него коротки, сейчас ещё не девяностые, когда такие власть почуяли и начали ей беззастенчиво пользоваться, не стесняясь ничего. У меня тоже кое-что в загашнике имеется!

До обеда нарезал круги по дому, в поисках, чем бы заняться. Телевизор я даже не включал, спасибо, уже ознакомился и с качеством передаваемого изображения, и со смысловым наполнением. Если только художественные фильмы посмотреть, давно забытую классику, так их вечером показывают, в прайм-тайм. В очередной раз подступился к немаленькой библиотеке, бывшей для мамы предметом гордости — нет, тоже не то. Большинство из имевшегося читал, а остальное не интересно. Да и глупо взаперти сидеть, когда за окном весна, эх, если бы не рука — можно было чем-нибудь созидательным заняться. В том же сарае, где обитали корова с бычком — конь не валялся.

Так, время второй час, основной наплыв желающих посетить столовую схлынул, надо сходить поесть. А там, ближе к пяти — за мелкой идти, из садика забирать. В столовой взял борщ со сметаной, на второе пюре с минтаем и компот. Помогая здоровой левой забинтованной правой — дотащил всё до ближайшего столика, где и устроился. Вкуснотища, чего бы там не брехали на общепит при союзе!

От столовой до подъезда — минута неспешным шагом, задавил всплывшую мысль, что неплохо бы после такого сытного обеда закурить. «Учебники просмотрю, сколько алгебру не откладывай, а браться за неё придется» — самонадеянно решил я, сворачивая к подъезду. А там на лавочке сидела Ленка. Та самая, из-за которой началась заруба с Петькой. И которую мой реципиент считал подругой детства, опекая, дружа, и при этом совсем не видя в ней девчонку.

Субтильная блондинка, сидящая на лавочке у подъезда, при виде меня встала, изумленно моргнула (новая прическа удивила, как мне показалось), придирчиво оглядела с ног до головы и удовлетворившись осмотром — вздохнула:

— Здравствуй, Ваня. Я тебе Ефремова принесла, прочитала. Пошли что-ли, ещё что-нибудь выберу. Ваня, с тобой всё в порядке⁈