Я пас в СССР!

Глава 6

Глава 6.

С этой передислокацией из районной больницы в дурку — пропустил обед и там, и тут. И дядька никакого тормозка не принес, в натуре — мужик. Женщины в этом плане практичней и заботливей, буду ждать маму завтра, как раз выходные, от села до райцентра тридцать с лишним километров, пусть и ходит несколько раз в день рейсовый автобус, а в будни просто так не сорваться. Подросток внутри меня негодует, как мамонтёнок в поисках мамы, а я смотрю на жизнь трезво — у неё на руках пятилетняя егоза, смена в комбинате бытового обслуживания (причем на полторы ставки, не легкая это работа — вытягивать двух детей в одиночку). Так что даже завтрашний приезд для неё — не увеселительная прогулка в город, а почти часовая тряска по шоссейной дороге в пыльном автобусе в одну сторону, потраченный зря выходной день. А у нас ведь ещё и скотина есть: корова и взятый совсем недавно молодой бычок на откорм…

Знакомство с обитателями палаты проходит хорошо — они тут в информационном вакууме, даже радиоточки нет, одни и те же рожи, примелькавшиеся и поднадоевшие друг другу, поэтому новому человеку рады. Наседают на меня с расспросами, что и как, тут же и про себя рассказывают, так за десять минут я и сам представился, и о соседях первое впечатление составил. Затем приходит санитар и уводит меня в процедурную — взять кровь из вены, после чего отводит обратно. Условия содержания довольно строгие, праздношатающейся по коридору публики нет, все сидят по палатам.

Уже в своей палате меня окончательно посвящают в правила внутреннего распорядка, не такие уж и сложные. Курить в туалете, без дела в коридоре не слоняться, на санитаров не быковать — у них разговор короткий, как и у врачей. Нарушителей могут без сантиментов на вязки (то бишь в палату, отведенную под карцер, где конечности фиксируют к кровати), да ещё и вколют что-нибудь забористое, похлеще того аминазина, которым меня потчевала мамаша Мюллер.

— Прозреешь! — Назидательно поднял указательный палец вверх один из двух типов, которых я обозначил как уголовников.

В своем новоприобретённом теле я на проблемы со зрением не жаловался, но совет принял — прозревать привязанным к кровати и тестировать на себе достижения советской фармакологии не горел желанием. Осмотрел палату — скромно, но каких-либо отличий от интенсивной терапии не заметил. Те же кровати с панцирными сетками, тумбочки рядом со спальными местами, посередине небольшой стол и несколько табуреток. Подсознательно ожидал если не оббитых войлоком стен, так хоть мебели, намертво прикрученной к полу, согласно репутации заведения.

Утолив свою любопытство, сопалатники вернулись к прерванному моим появлением занятию — расселись за столом, достав потрепанную колоду карт.

— Присаживайся малой, айда с нами в подкидного, как раз на шестерых.

— Благодарю, — попытался я вежливо отказаться. — я в азартные игры не играю.

— Да мы без интереса, Вань. — Развеял мои подозрения один из уголовников, при знакомстве представившийся Митяем. Второго звали Мишкой. — Время убить, чем тут ещё заниматься, вечерняя пайка ещё не скоро. Больше тут заняться нечем…

Подсел, чтоб не отрываться от уже сложившегося коллектива, отвлечься — самое то, что мне сейчас нужно. Не сколько от тяжких дум, сколько от мыслей о еде, жрать хотелось патологически. Раздали карты и начали играть, без азарта и огонька, я с инициативой в разговор не лез, предпочитая прислушиваться и вживаться в эпоху. А то с моей феней, из двадцатых двадцать первого века — недолго в жир ногами въехать.

Однако, благими намерениями… Митяй с Мишкой, во время игры обсуждали свои невесёлые перспективы, как оказалось — светила им дорога дальняя, в казенный дом, а конкретно — лечебно-трудовой профилакторий не иллюзорно корячился на горизонте.

— А вы про вас песню Высоцкого слышали?

— Какую⁈ — Тут же оживились оба. — Владимир Семёнович глыба!

Оказалось — не слышали, тут же напел, что помнил:

' Не писать мне повестей, романов,

Не читать фантастику в углу, —

Я лежу в палате наркоманов,

Чувствую — сам сяду на иглу

Кто-то раны лечил боевые,

Кто-то так, обеспечил тылы…

Эх вы парни мои шировые,

Поскорее слезайте с иглы!

В душу мне сомнения запали,

Голову вопросами сверлят, —

Я лежу в палате, где глотали,

Нюхали, кололи все подряд'.

После первого куплета Митяй скривился и попросил, вдребезги разбив все надежды на сольную карьеру:

— Вань, давай как стихи прочитай просто, не пой, а? А мы уж представим, что Владимир Семёнович поет, царство ему небесное.

Ну и ладно, не очень то и хотелось… Рассказал несколько куплетов, после чего признался, что это не всё, остальное забыл. Разбередил душу парням, судя по тому, что они после сыгранной партии отложили карты и разошлись по кроватям, где и притихли. А я машинально таскал из пиалы на столе, приспособленной под солонку — кристаллы соли и закидывал их в рот, до чего же вкусной оказалась соль в СССР, не оторваться!

— Ванька, ты чо, жрать хочешь? — Спросил мужик с белкой, по имени Степан. — Чо молчишь то?

— Да не, — смутился я. — просто соль вкусная!

— Ага, — ничуть не поверил мне Степан. — вкусная, как же. Обычная соль, жрет как лось, видно же, что голодный!

Вылез из-за стола и направился к своей кровати, залез в тумбочку и зашуршал газетными сверками, скомандовав вольноопределяющимся: «Вовка, Сенька, прибирайте со стола и доставайте, что у вас от передачек осталось, перекусим сами и мальца подкормим! До ужина часа три ещё, да и что там этого ужина, у меня баба корове пойло вкусней замешивает, чем здесь кормят…» Парни шустро протерли стол и покопавшись в своих тумбочках — выложили на стол припасы и уселись на табуретки. Степан принялся нарезать засапожником шмат деревенского сала, от доносящегося одуряющего запаха — в моем животе протяжно и громко заурчало.

— Ишь ты, не голодный он! — Довольно проворчал Степан, любуясь натюрмортом на столе. — А то я не вижу! Митяй, Мишка, а вы чего морды воротите, отдельное приглашение требуется⁈

Оба уголовника с готовность подорвались с кроватей, при этом смущаясь и оправдываясь, что ничего к столу предложить не могут. Степан недовольно поморщился: «Да разве жалко, сегодня вы, завтра я. Помогать надо друг другу, не звери же…» — после чего все наконец-то расселись и приступили к трапезе. Мда, разница между больничным завтраком и деревенским харчем, как небо и земля! А уж фастфуд двадцать первого века — нервно сосет в сторонке…

Лично я от стола отвалился, как тот комар, насосавшийся крови, теперь можно и не дожидаться ужина, да и сомневаюсь, что он сравнится со всем этим великолепием, которым только что снедали. Убравшись на столе, мужики засобирались в туалет, перекурить, позвали и меня. Я с таким надрывом отказался, что всё понявший правильно Митяй мне подмигнул:

— Да выделим тебе курева, нешто без понятия⁈ Сам таким был!

— Да бросаю я, Митяй. — Поделился я наболевшим и выстраданным. — Раз уж сюда попал, на воле то тяжелей будет бросить.

— Кому как, — не согласился тот и уточнил. — давно куришь то, что так страдаешь?

— Лет тридцать, — глубоко вздохнул я, настроившись на безоговорочную победу над пагубной привычкой. — сколько себя помню!

Митяй закатился со смеху от моей непосредственности и приотстав от вышедших из палаты, залез в свою тумбочку и презентовал горсть карамели, подушек дунькина радость, когда-то щедро обсыпанных какао порошком, а сейчас безнадёжно слипшимися в монолитный ком: «Вот, самое то, как захочешь курить, метни конфетку, отвлекает. Семечки ещё хорошо, но чего нет, того нет» — развел он руками, словно извиняясь, что не припас на такой случай. Проникновенно поблагодарил, с его стороны это и так достаточно щедрый жест — передачек то ни ему, ни его товарищу никто не носит, как я успел понять. Тут же отколупал одну конфету и закинул в рот — и впрямь, полегче стало, курить конечно тянет, но терпимо. Спасибо реципиенту, не так сильно баловался никотином (или не так давно), нет такого неодолимого желания закурить.

Время до ужина скоротали за картами, благо — на сытое брюхо. Литературы никакой в палате не наблюдалось, так что только подкидной, альтернатива — созерцание потолка или побеленных извёсткой стен, спать двадцать четыре часа в сутки невозможно. В столовой, ознакомившись с содержимым тарелки — слопал чутка синеватое картофельное пюре с котлетой, по ощущениям — состоявшей наполовину из хлеба. Несмотря на огульное обвинение Степана — оказалось съедобно. Ну или мне такой молодой и прожорливый организм достался, что не вкинь в топку, всего мало окажется.

К вечеру мужики подозрительно зашевелились. Уж я то такие моменты на раз просекаю, надо ко сну готовиться, а они шушукаются и в каком-то оживленно-возбужденном состоянии находятся. Словно где-то припрятали пару бутылок и в нетерпении кружат, улучая момент, когда можно накатить, не привлекая внимания. Нормальные у них тут порядки, Степан с засапожником, пьянка намечается, вот тебе и режимное учреждение. Дальнейшие события мои подозрения подтвердили, Митяй, потирая руки — ободрил Степана и вольноопределяющихся:

— Скоро, мужики! Сейчас в восемь санитары сменятся, дежурный врач с медсестрой в кабинете закроются, а на выходные присмотр спустя рукава, тогда ближе к ночи и заварим чифира! Отблагодарим вас за харч!

— И таблеток на всех хватит! — С гордостью добавил Мишка.

Вовка, как более умный из будущих воинов советской армии — засомневался, стоит ли оно того. На что Митяй ему авторитетно заявил, что как он собрался служить, если был в дурдоме и не чифирил, ни таблеток не пробовал. Однополчане же засмеют! Ну а Степан, уже не в первый раз, как я понял — переспросил, что точно ли от этих таблеток с чифиром опъяниться можно, да так что ни выхлопа не будет, не похмелья и получив утвердительный ответ — стал нарезать круги по палате.

Меня, как малолетнего — на этот праздник жизни не позвали, впрочем — я и сам бы отказался. Жрать непонятные таблетки, выменянные у дурачков с диагнозами за сигареты и запивать их крепчайшим чаем — эта романтика не по мне. По крайней мере, не настолько ещё обрыдла действительность, чтоб убегать от неё таким образом, безвозвратно гробить при этом печень. С риском попасться администрации, не, тут без меня!

После восьми вечера и впрямь, и до этого не сильно оживленная дурка стала успокаиваться. Пока не привезли какого-то буйного, который принялся оглашать криками покой готовящегося отойти ко сну заведения: «Зорька! Зорька! Зорька моя!!!» — безутешно надрывался новый постоялец.

— Сейчас угомонят, в карцер и на вязки! — С надеждой проговорил Митяй, извертевшийся в ожидании запланированного мероприятия.

— Так идите и варите, — не понял я его телодвижений. — вы же в туалете на дровах собрались чифир кипятить? Сейчас точно не до вас санитарам будет.

— Соображаешь! — Уважительно отдал дань моим аналитическим способностям Митяй и скомандовал собираться и выдвигаться.

Сейчас нажрутся колес, будут мычать и слюни пускать, пока не уснут. И этого крикуна угомонят, хоть спокойно высплюсь. Вот с такими мыслями я отправился с ними в туалет, умыться перед сном, да и так, для общего развития — посмотреть, как и чем они упарываться будут. Еле успел умыться, как в туалете запахло дымом, несмотря на распахнутое насквозь окно.

— Я на стрёме постою! — Поставил я в курс мужиков и поспешил покинуть помещение.

Минут десять околачивался в коридоре недалеко от дверей туалета, с опасением ожидая появления санитаров, но к счастью — они были слишком заняты мужиком, всё так же продолжающим убиваться по неведомой Зорьке. А там и мои соседи наконец то гурьбой вывалились, пропахшие дымом и счастливые донельзя.

— Пошли, пошли, пока не накрыло! — Поторопил Митяй и мы дружно направились домой, в палату.

Там я сразу же залез на кровать, с интересом и любопытством поглядывая на мужиков — когда же их начнет забирать, чтоб как разойдутся по спальным местам — тоже лечь спать, день сегодня выдался насыщенный на события. Они, правда — не спешили угомониться. А напротив, стали ходить по палате, по настойчивой рекомендации Митяя:

— Надо двигаться, чтоб разошлось лучше! Да и когда накроет, циклодол штука такая, пока ходишь, не так штырит!

— А точно хватит⁈ — Засомневался Степан. — Что-то я ничего не чую, чо там эти восемь таблеток, может ещё добавить?

— Должно хватить! — Успокоил его Мишка. — Мы в прошлый раз в полтора раза меньше сожрали, полночи тащило!

Меня стал разбирать смех — взрослые мужики, а такой хернёй занимаются! Словно филиал секции спортивной ходьбы, ходят друг за другом по палате, энергично дыша и размахивая руками, скорей бы угомонились. Подобно новому пациенту, которого, кстати — вот уже минут двадцать не слышно. Утихомирили значит, препараты штука такая, сам на себе вчера ночью испытал. Меня передернуло от воспоминаний, и стало любопытно — что это за циклодол такой, который они употребили, я про такие транквилизаторы или снотворные даже не слышал. Ладно, скоро сам увижу, вон даже пыхтеть стали и раскраснелись…

— Зорька моя, Зорька! — Неожиданно громко возопил было умолкнувший страдалец, видимо отдохнувший и набравшийся сил. — Зорька!

Да уж, поспишь тут! Ладно хоть мои притихли, перестали изображать спортсменов и разбредаются по койкам, а этот поорет и перестанет, надеюсь. Надо свет выключить, кстати, как отбой объявят, им всяко не до этого будет. Уже ошаропученные какие-то и потерянные, может по койкам их развести?

— Отбой! — Гаркнул санитар в коридоре, хорошо что издалека, откуда-то от палаты-карцера. — Гасим свет!

Встал, пробрался к выключателю у дверей, по ходу движения подталкивая сосдей к кровати и негромко уговаривая: «Давайте мужики, укладывайтесь, отбой. Не привлекайте внимние, оно вам надо? Ложитесь тихонько!» Те молча послушно разошлись, кроме Вовки, который продолжил топтаться перед кроватью Степана. Щелкнул рубильником кондового советского выключателя, но ожидаемая темнота в палате не воцарилась — уличный фонарь за окном не разгонял сумрак, а подсвечивал палату синим светом, как в аквариуме. Сходство с подводным миром добавляла тишина и безмолвно копошившийся Вовка у спинки кровати, словно сомик, обследующий корягу.

— Зорька моя, Зорька! — Да что ты будешь делать, так и заикой недолго остаться! До чего же крепок мужик русский, ничем его не угомонишь. Одна радость, от моих психонавтов внимание санитаров отвлекает. — Зорька!

Сглазил! Этот болезный своими воплями запустил цепную реакцию! Степан внезапно спрыгнул с кровати, вцепился в Вовку и принялся трясти, словно тряпичную куклу:

— Куда ты под колёса лезешь, чудило⁈ Жить надоело⁈ — Затем небрежным движением швырнул его к себе на кровать, и вначале более спокойным тоном скомандовал. — Сиди в кабине и держись! — А затем вообще доверительно, как подельнику и товарищу. — Сейчас силос развезем и калымить поедем! А что ночь, так я огород и без фар вспашу, за беленькую то!

Механизатор Степан получается, догадался я, интересная штука, эти таблетки! Надо тоже вырубить, пригодятся. Лишь бы в полный рост чудить не принялись, за мужиков я переживал, всё-таки уже не совсем чужие люди. Степан вон притих, вцепился в спинку кровати и с натугой её ворочает, не иначе — развез уже силос и по частным огородам поехал. Вовка тоже молчит, ухватился за другую спинку кровати и крепко держится, это он правильно, чтоб на ходу из кабины не выпасть! Главное, чтоб тихо и без агрессии!

Друг Вовки, Сенька — встал в угол и без остановки скребся в стены, по очереди, то справа, то слева, негромко причитая:

— Да как же так, нельзя же так, как выйти то⁈

Митяй доверительно склонился к тумбочке и с жаром её уговаривал, к счастью — вполголоса:

— В этот раз всё по другому будет, кореш, зуб даю! Ты чо, мне, Митяю, не веришь⁈

Больше всех порадовал Мишка, он сполз с кровати на пол, накинул на себя одеяло и лежал неподвижно, не издавая звуков. Я даже встал, дошел до него и потрогал — живой ли, притих так, как бы не задохнулся.

— Не надо! — Испуганно отозвался Мишка, живой значит!

— Зорька моя, Зорька! — Я чуть не присел, нельзя же так пугать! Минут десять ведь молчал, чо началось то? — Зорька!

Больше всех чудиков, собравшихся в нашей палате, мне понравился Мишка. Лежит молча, никого не трогает, а этим фиг его знает, какая моча в голову ударит в следующий момент. Что-то никакого желания засыпать рядом с такими пассажирами нет, сейчас у них одно на уме, через минуту другие глюки. Впрочем, есть идея, Сенька в углу вроде тоже смирный. Стащил с чужой кровати, не разбираясь чья это — одеяло, осторожно подкрался к скребущему в поисках выхода стены Сеньке и накрыл его. Как клетку с попугаем, и сразу же отскочил, мало ли, перемкнет ещё, парень он здоровый, мне с ним не справится.

А ведь работает! Сенька притих и осел на пол, словно суслик замер! Я обрадовался такому эффекту и не замедлил воспользоваться лайфхаком — всех накрыл поочерёдно, тишь и благодать настала! Ну почти, изредка что-то взбормотнут и опять замолкнут, жить можно! Словно камень с души упал, лишь бы санитары с обходом не заглянули, вот удивятся то — пять столбиков неподвижных замерло в палате, накрытых одеялом. Хотя нет, четыре, Мишка на полу лежит.

— Зорька моя, Зорька! Зорька!

Да ну на! У кого там в СССР секса не было⁈ Тут в отдельно взятой палате психоделическая революция, ладно хоть без свободной любви! Удостоверился, что мои сидят и лежат смирно, без всяких поползновений вырваться из коконов и закрыл глаза, надо спать, спокойной ночи, стала жизнь на день короче…