Я пас в СССР!

Глава 2

Глава 2.

В себя пришел неожиданно, словно выключателем щёлкнули. Да и в себя ли? Вокруг матовое неяркое свечение, похожее на притушенный белый свет, пробивающийся сквозь туман, тело не ощущалось от слова совсем, поначалу обнадежила мысль, что мне попросту грибов в миску подсыпали и скоро отпустит. Или врачи в себя приведут. Потом память услужливо подсказала, что сюда меня привели не эксперименты по расширению сознания, а вполне себе материальная встреча с вагоном трамвая, производства Усть-Катавского вагонного завода, внезапно спрыгнувшего с рельсов и нанесшего мне увечья, несовместимые с жизнью. Я всё-таки реалист, хватило ума и времени понять, что после такого дальнейшее существование невозможно. И даже нежелательно, не дай бог после подобного выжить и мучиться всю оставшуюся жизнь…

А вот то, что происходило здесь и сейчас — изрядно поколебало мою картину мира. Я тут, себя осознаю, а тела нет! Вот хохма будет, если всё то, о чем нам врали попы — окажется правдой! Тут то меня и накрыло, тоской и безысходностью — ведь если есть загробный мир, то по всем раскладам — чалиться мне придется в нем долго, и не в самых лучших условиях. Пока я судорожно перебирал варианты, в каком круге ада мне предстоит кантоваться (даже при беглом подсчете всех своих прегрешений — можно было выбирать любой, почти везде примут с распростертыми объятиями), раздался ехидный голос:

— Задался вопросом, есть ли жизнь после смерти? А не поздно ли?

— Кто здесь⁈ — Тут же, поняв всю неуместность вопроса, покаялся, душевно и истово. — Прости мя, Господи, ибо грешен!

На мое искренне заявление последовало совсем уж неприличное: «Ухахаха!» Даже неприятно стало, я тут душу изливаю, а в ответ такое неприкрытое глумление. Оно бы ещё на колени встать при этом, но учитывая отсутствие тела — достаточно проблематично. У меня тут разрыв шаблона и крах привычной картины мира, а это божество ухахатывается как сыч, поймавший мышь. Немного подождал, пока невидимый собеседник успокоится и продолжил попытки наладить коммуникацию:

— Так кто вы?

— А сам то как думаешь? Догадался ведь уже, вот что за манера у вас такая, переспрашивать о том, в чем нет никаких сомнений? Так в чем ты покаяться то хотел, чего я такого не знаю? — Ехидства и неприкрытой насмешки в голосе было столько, что хоть на хлеб намазывай.

Раздумывал я недолго, выпалив:

— За неверие! И грех гордыни!

— Так, так, подожди, какое неверие? Вот, тысяча девятьсот девяносто четвертый год, сельская дискотека, портвейн «Анапа» и богомерзкое пойло «Осенний листопад» и твое первое обращение к высшим силам, что если выживешь, то всё. Без конкретики, правда, к кому именно, и что всё, зато искреннее! А что до грехов, так нет безгрешных…

Если до этого и теплились в голове какие-то сомнения, после озвученного они испарились полностью. Как-то не готов я оказался к такому, и как себя дальше вести в этой ситуации? Он ведь всеведущий и всемогущий, юлить, как у следователя на допросе — не получится. Картина Репина «Приплыли», маслом. Или Айвазовского, он ведь больше по морской тематике. Что за хрень лезет в голову, какой Репин, какой Айвазовский, тут Склифосовского впору поминать, вот чем это для меня пахнет. Как же раньше хорошо жилось, с материалистичной картиной мира — помер, зарыли или сожгли и отмучился, перешел в самый низ пищевой цепочки, на корм червям и бактериям. А вот это вот послесмертие — неизвестно чем мне грозит. Ладно, чего неизвестного, с основными представлениями людей о загробной жизни знаком и ни одна из них оптимизма не внушает.

— Что, страшно? На рай не рассчитываешь⁈ — Поддел меня голос. Нет, не так, лучше Голос, с большой буквы, божество всё-таки, не хухры-мухры. — Думаешь, я забыл, как ты меня великой сучностью величал, как в себя приходил, материалист⁈

Судя по интонации, с которой Голос произнес слово «материалист» — ни условно-досрочное освобождение, ни тем более снисхождение мне не светило. Грехи тяжкие над головой кружатся, и от Голоса не скрыться, и никак не оправдаться — перефразируя слова какой-то старой песни. Всё, что осталось — завести старую заезженную пластинку:

— Помилуй мя, Господи, ибо грешен!!!

— Да утомил ты, уймись! Чего нудный такой? — После этой фразы Голос стал как-то ближе, роднее и человечней. Не то, чтоб камень с души упал, но в душе загорелась надежда. Что-то перспектива загробных мук и воздаяния за все земные прегрешения совсем не прельщала. — Да и не бог я, бога нет, тут ты прав…

— А вы тогда кто⁈ — Изумлению не было предела. Если это не бог, откуда он всё про меня знает? Да и обстановка располагает, всё это явно за гранью привычного мне мира. Тут или без сверхъестественного не обошлось, либо какой-то эксперимент. И непонятно, что для меня хуже, оказавшееся явью существование божественных сил, или всего навсего оказаться подопытным кроликом.

— Конь в пальто! — Голос после признания того, что он не бог, своего ехидства не утратил. — Да кому ты нужен, эксперименты над тобой устраивать⁈ Если только социальные, и то, в роли одного из многих тысяч статистов…

Голова пошла кругом, чем дальше, тем страньше. Самое главное, чем всё это выльется для меня лично, пока что не только света в конце тоннеля не видно, а даже проблеска. Да и язвительно веселящийся Голос как бы намекает, что расклады не слишком радужные. Бог он там или кто, но похоже, что я целиком в его власти. Как и моя дальнейшая судьба. Мама, роди меня обратно!

— А что, это мысль! — Опять развеселился Голос и смилостивившись добавил. — Считай меня системным администратором ноосферы, если тебе от этого легче будет. Это в твою картину мира укладывается? Это, чтоб тебе было понятней, вроде вашего интернета. Но так как ноосфера недавно создана, толком не отлажена, то непонятно, где баг, а где фича. А ты смешной, да и умер нелепо, так что даю тебе шанс заново прожить жизнь. Не просри! Ну и протестируем заодно возможности, готов?

— Куда, зачем?

От новых вводных окончательно всё смешалось в голове. Вернее, в какой голове, если тут ни тела своего не наблюдаю, ни каких-либо девайсов технических. А вот то, что всё-таки стал жертвой экспериментов, подтверждалось. Не исключено, что попал в лапы торговцев органами и в данный момент из меня извлекают последнюю почку, а все это мне просто грезится. Или анастезии не пожалели, или мозг смилостивился, перед неизбежной кончиной обезболив тушку — выработав природных эндорфинов или чего он там вырабатывает. Чтоб помирать было не так мучительно больно. Эта теория, кстати, вполне объясняла и матовый рассеянный свет, и отсутствие тела, и весь этот бред.

— Да не бредишь ты! — Обнадежил Голос. — А куда, так я же сказал, back in the U. S. S. R! Совсем буквально жить заново не получится, нет такой технической возможности, а вот подходящий реципиент есть. Да не куксись ты, не в Средние века попадаешь, а во вполне знакомое время. Давай, соберись, тряпка! Ты сможешь!

Было в интонациях Голоса нечто такое, что я ему безоговорочно поверил. А тут и свет померк, и сознание стало как-то фрагментироваться, явно подвергаясь какому-то постороннему воздействию. Наставал момент истины, сейчас или действительно, как обещал Голос — попаду в прошлое и неведомого реципиента, или наконец то отмучаюсь. Слава Богу, что мне тогда уже всё будет всё равно! Но на всякий случай, слово Бог я про себя произнес уважительно, мало ли как дальше сложится.

На периферии сознания возникли вспышки света, я так понял, что отправляюсь. Ничего, если в СССР попаду, то и там не пропаду! С моим то послезнанием! На крайний случай — перепою русский рок, или эстраду, если уж совсем невмоготу придется. Сполохи света становились всё интенсивней и интенсивней, а больше ничего не происходило, правда — мысли стали путаться и заплетаться, как это бывает перед тем, как заснуть. Страшно было — жуть, и чтоб заглушить ужас — стал вспоминать подходящую песню, с которой можно было ворваться в стране советов на эстраду. Как освоюсь в теле реципиента, конечно, и в окружающей обстановке…

Но вот досада — не то, что слова знакомых песен, даже припева никакого из них не мог вспомнить! Вместо этого в сознании возникли строчки однажды прочитанного стихотворения в интернете, и не просто возникли — а вначале отпечатались, а потом ничего кроме этих строк и не осталось:

'ночь — улица

фонарь — аптека

два грамма

на три человека

пипетка, нож

в кармане куртки

две в жопу

пьяные удмуртки

куда идем?

чего нам надо?

когда-то здесь

была блокада

от голода

реально дóхли

а мы живем —

говно и рохли

канал, трущобы

чертим петли

от спирта все

полуослепли

Обводный, ночь

кривой дорогой

хуячим вместе

нога в ногу

спиды в ноздре

злой продавщицы

охранник знает

джиу-джитсу

всем на закон

насрать в три

горки

на морды глянь

блядь

чисто орки —

фонарь, аптека

рябь канала

и повторится

все сначала:

бессмысленный

и тусклый свет —

ВОРУЕМ БЛЯДЬ

ВЕЛОСИПЕД!' ©

— Какой велосипед⁈ — Пронеслось в голове.

— Как какой? — Удивился в моей же голове незнакомый голос. — «Урал» у меня! Не смотри, что третий год ему, летает как ласточка! И батя когда живой был, шланги забортовал вместо камер, так что вечный теперь!

Здравствуй, шизофрения! Затем ослепительная вспышка, словно в руках разорвался салют и всё кончилось…