Единственной причиной которая приходила мне в голову, было расстояние до башни. Один из нарядных всадников наверняка являлся тем самым магом что подпитывал защитное поле, поэтому вынуждено следовал за опекаемым объектом.
Если это так, то у нас появляется возможность помешать ему, и уничтожить «туру». И хотя плана, — как именно нужно сделать, у меня не было, но теперь я был уверен что это возможно.
Сколько ещё они будут тащить свою башню? С такой скоростью, да с «форсированием» рва — час, никак не меньше. А что если собрать из подручных средств катапульту? Нет, не такую как в учебнике истории, гораздо проще. Бревно и доска, больше ничего не нужно. На одну сторону ставишь горшок, на другую, прямо со стены, сбрасываешь мешок с песком. Чтобы от удара снаряд не «сдетонировал», доску обмотать с одной стороны чем-то мягким.
Коротко пересказав свою идею Ивану, я отправил его воплощать её в жизнь, предупредив что нужна не одна такая «швырялка», для максимального эффекта их надо сделать хотя бы с десяток.
Скорость, с какой мне предоставили первый экземпляр — поражала. Едва ли пол часа прошло. Башня ещё даже до рва не доехала, а первый горшок — без горючей начинки, уже разбился о стену изнутри. Второй, слегка подкорректированный, вылетел наружу, но взяли слишком круто, и он упал совсем рядом со стеной. Третий, с учетом всех проб и ошибок, благополучно приземлился примерно там где и должен был, между стеной и рвом. По моим прикидкам когда башня докатится туда, маг подойдёт на расстояние полета стрелы. Убить — не убьём, но связь с щитом башни нарушится.
Оставив Ивана доделывать «швырялки», я занялся горшками, добавляя к горючей смеси чуточку чистой энергии и запечатывая руной. При ударе вся эта консистенция взорвётся, и если щит спадёт, деревянная башня сгорит на ура. Другой у них нет, во всяком случае пока, так что активную фазу штурма придется отложить. Ну а там, может и пронесёт. На авось уповаю, в общем.
Тем временем башня почти подъехала ко рву, по крепости снова заработали катапульты, а в воздух взвились сотни и сотни стрел. Вся длинная цепь чухонских лучников выстреливала их с такой бешеной скоростью, что небо слегка потемнело.
А энергия таяла на глазах. Еще несколько минут столь интенсивного обстрела, и всё, мы останемся без контура. Я не знал насколько хватит сил у чухонского мага, а он не знал насколько их хватит у меня. Точнее, он вообще не знал кто здесь, но судя по аккуратности, наверняка думал что ему противостоит достойный противник, а не недоросль с кучей накопителей.
Времени почти не оставалось, но момент ещё не настал. Я передал через Ивана чтобы наши лучники были готовы стрелять по команде, а сам буквально «впился глазами» в держащихся на пределе дальности нарядных командиров. Их план хоть и был прост как палка, но именно из-за простоты как раз и мог оказаться успешным. Перегрузив контур, они продолжат стрелять и не давая нам высунуться, подойдут к стенам. Потом подведут вплотную свою башню, расчехлят лестницы, ну а там уже дело техники. Их больше, нас меньше, математика простая.
Энергия ещё одного камня закончилась, и я заменил его на другой. Это был предпоследний, но по ёмкости он уступал всем остальным и надолго его не хватит. Меж тем нарядные засуетились, и переместились ещё метров на тридцать ближе. Теперь всё зависело от синхронности с какой сработают мои люди. Конечно, не до секунды, но точность требовалась весьма достаточная.
— Давай! — скомандовал я Ивану, он махнул кому-то рукой, и запуская в полёт десяток горшков, гулко ударили «швырялки». А почти сразу за ними, практически в тот же момент, к «нарядным» устремились «заряженные» рунами стрелы. Я не рассчитывал убить мага, но надеялся сбить его с толку, заставив отвлечься от подпитки башни.
Горшки хоть и были выпущены раньше, но летели по параболе, и взорвались чуть позже стрел. Защита башни выдержала, а в группе «нарядных» наступила паника. Они явно не ожидали такого, трое просто выпали из сёдел — то ли взрывом выбросило, то ли от неожиданности свалились, ещё трое крутились на месте, двое держались за головы, и если среди них был маг, он должен был отвлечься от своего основного дела.
Второй горшечный залп так же ударился в щит, а вот третий уже попал куда следует, но одновременно с ним и наша защита рухнула. Я тоже отвлекся, и не проконтролировал подпитку.
За стеной, глядя на разгорающееся пожарище, заревели сотнями глоток. Наши, вторя им, заревели в ответ, ну а дальше закрутилось уже совсем непонятное.
Вокруг гремело и хлопало, свистели стрелы, кричали люди и лязгало железо. Я заскочил в крайнюю башню — ту из которой недавно наблюдал, и практически подхватил из рук раненого бойца длинный лук. Стрелок из меня ещё тот, думал позабыл всё, но, как оказалось, руки помнят, и добив остатки колчана, я всё же кого-то подстрелил.
Но даже несмотря на мой личный вклад, чухонцы добежали до стены, установили лестницы и уверенно полезли наверх. В них кидали камни, скатывали заранее приготовленные бревна, обливали смолой и кипятком. Они же, пока лезли, отвечать не могли, но добравшись до верха, с ходу кидались в бой.
Отбросив ставший ненужным лук, я подхватил катану, снял со спины круглый щит, и присоединился к драке.
Даже не так, к ДРАКЕ! Наверное, каждый мальчишка знает что страшно бывает только первые пару секунд, ровно до того момента пока не прилетит кулак, а в данном случае что-нибудь острое от противника. Вот и я, пока примеривался с какого конца заходить на стену, не понятно откуда на меня свалился чубатый чухонец. Грязный, здоровый что боров, он с ходу двинул мне в рыло, и доставая из-за пояса короткий меч-свинорез, мерзко ухмыльнулся. Естественно, ждать когда мне чего-нибудь отчекрыжат, я не стал, и воспользовавшись катаной — снёс ему его чубатую башку. Ну а дальше уже как-то само собой поехало, я рубил — меня рубили, я колол — меня кололи, я бил — меня били. Привыкший к одиночным схваткам с нежитью, я совершенно не отдавал себе отчёта о происходящем вокруг. Заканчивался один противник, тут же появлялся другой, за ним третий и так далее. Размахивая катаной направо и налево, я если и видел чего, то только на расстоянии нескольких метров. А в это время чухонцы уже всей своей толпой подобрались к стенам, и кто по лестницам, кто по веревкам, лезли наверх, на наши оборонительные позиции. Лучники их уже не стреляли, катапульты тоже заткнулись, и когда мне всё же удалось осмотреться, оптимизма мне это не прибавило.
Перескакивая через усыпанный телами проход, я держал сразу несколько метров стены, а рядом, по обе стороны от меня, рубились приведённые из города «голодранцы». Тощие, в смешно подогнанных доспехах, по сравнению с окормленными чухонцами, они проигрывали им во всём, кроме ярости. Когда удавалось, и я мог их видеть, видеть с каким остервенением бьются эти люди, меня невольно охватывала гордость. Гордость за них, за себя, за методично снимающего головы Ивана, и даже за тех баб с вилами, что зажали в углу очередного «прорвавшегося» противника. Не знаю как у них тут с самоопределением, но я всеми подкорками ощущал, что в унисон с нашими сердцами, бьётся самый настоящий русский дух. Дух ярости, неистовства и торжества справедливости. Да, меня могли убить как обычного ратника, но в этот момент я был счастлив. Счастлив тем что оказался среди этих людей, пусть и называющих себя по-другому. Ну а впрочем — рус, росс — какая разница? Главное не в том, как ты зовешь себя, главное что ты чувствуешь. И чувствовали мы сейчас одно и то же. К нам пришли с мечом — от меча и погибнут. В этом весь смысл. — Делай добро, насаждай справедливость.
Но сейчас я понимал, ни о какой справедливости не может быть и речи. Трясутся от натуги лестницы, трещат веревки, и повсюду лезут чухонцы. — Они на стенах, они внизу, они в башнях, они в самой крепости. Горстки оставшихся защитников ещё бьются, но жить им остаётся считанные минуты. И нет, я не мстительный, но глядя как падает пронзённый мечом врага русский воин, я запрыгнул на кучу порубленных тел, и не прячась, во весь голос, как мог, поклялся перед небом, что придёт время, и я отомщу, отомщу всем тем, кто пришёл в мой дом, в мою крепость. Кто убивает моих людей и меня самого. И нет, я не хотел никого напугать или впечатлить, — выкрикивая слова своей клятвы, я действовал по велению сердца, и того самого русского духа, воспрянувшего в моей душе после векового сна.
Я ещё не закончил, как вокруг потемнело, а с неба посыпался серый пепел. Клятва была принята.
А дальше произошло совсем уж невероятное. — Шум боя резко стих, и наступила «звенящая» тишина. Секунда, другая… И вот уже поднимается первый из мёртвых. А за ним ещё и ещё.
Всё закончилось быстро. Уйти успели лишь те кто был снаружи и на стенах. Участь остальных была страшной. Возмездие не заставило себя ждать, и прежде чем умереть вновь, наши мёртвые собрали богатую жатву.
Вопрос — что это было? Я видел в каждом обращенном на меня взгляде. Откуда-то вылез Иван, весь в крови, с торчащим из плеча обломком стрелы и разрубленной щекой. Он ничего не сказал, но повернулся к идолу Перуна, и поклонился до самой земли. Следуя его примеру, к идолу стали подтягиваться остальные выжившие. Поначалу мне казалось что их было совсем немного, но постепенно площадь полностью заполнилась людьми. Справедливости ради стоит сказать что в основном здесь были старики, женщины и дети. Те кто прятались в подвалах и зданиях. Ратников, — по крайне мере стоящих на ногах, я мог пересчитать по пальцам. Отдельно, в углу, расположились орки. Перун не их бог, но они тоже не сводили глаз с идола. Из выделенного мне десятка, я видел всего троих, но может быть были ещё те кто не мог подняться из-за ран.
Сколько продолжалось это безмолвное стояние, я не знал. В воздухе, вокруг нас и внутри нас, натянутой струной гудела боль. Мне казалось что она вот-вот порвётся, и всё пройдёт. Но струна не рвалась, и боль не отступала.
Вывел меня из этого состояния Захар. Молча подошёл сзади, и сказал что-то неразборчивое. Я обернулся, но он уже уходил, давая понять чтобы я шёл следом. Двинувшись за ним, я напрягся. Люди, мимо которых я проходил, вставали на колени и что-то беззвучно шептали. Мы подошли ко входу в столовую, и через неё поднялись наверх. Там, в коридоре, всё было завалено телами чухонцев. От самой лестницы, и до «сколько хватало глаз». Осторожно выискивая куда бы поставить ногу, я кое-как преодолел расстояние до дедовской «камеры» и заглянул в дверь. В самом углу, навалившись на огромный двуручный меч, стоял дед. То что он мертв, и трупы вокруг, его рук дело, я понял сразу, как только взглянул на него. Этот жуткий пьяница, когда настал момент, дорого продал свою жизнь, еще живым сыграв по себе тризну.
И вроде бы никто он мне — да что там говорить, ещё недавно я надеялся что он напьётся до смерти. Но сейчас, мне на самом деле было больно. Может, эмоции Максима полезли наружу, может, момент такой, но мне казалось что этот могучий старик, на самом деле мой предок, и сейчас я хотел быть похожим на него.
Подошел Захар, и мы вдвоем, уперевшись, кое-как уложили старого боярина на лавку. Без доспехов, растрёпанный, в разорванной одежде и с многочисленными ранениями, он никак не вязался с той кучей трупов что валялись по всему коридору. А меч? Откуда он взял такой меч? Чухонцы ходят с короткими, удобными в тесном пространстве клинками. А тут двурук. И рукоять богато отделанная: В навершии огромный красный камень, а вдоль гарды отлитые золотом буквы. Это точно не чухонское оружие. Будь здесь кто-то из немцев, или бритов, можно было ещё поверить, но их здесь не было. Значит ещё один тайник в стене?
От размышлений меня отвлёк шум за дверью. Там стоял мальчишка, и насторожено смотрел на нас.
— Чего тебе? — обернувшись, спросил Захар. Но мальчишка только покивал часто-часто, и смешно задирая ноги, побежал к лестнице. Наверное заблудился.
А к вечеру подошла подмога. Две сотни лучников и сотня пеших ратников, при поддержке аж двух магов, практически гарантировали бесплодность дальнейших попыток штурма. Что ж, лучше поздно чем никогда.
Глядя как они «затекают» в то, что осталось от ворот, я подходить не стал, решив присмотреться. Но им и не требовались дополнительные указания, все прекрасно знали что делать. Лучники сразу поднялись на стены, пехота занялась разгребанием трупов, а маги — как я узнал позже, это были два брата, Кирилл и Аркадий, из младшей ветви бояр Стояновых, двинулись на обход территории.
Оба невысокие, метр шестьдесят пять примерно, не близнецы, но очень похожие друг на друга. Светловолосые, толстогубые и курносые, они постоянно щурились, и тихонько переговаривались меж собой.
Я же занимался ранеными. Их было много, и у меня очень быстро закончились остатки энергии из последнего камня. Я на ходу «лепил» кровоостанавливающее и заживляющее, и тут же пускал их в дело. Если человеку можно было помочь, его переносили под стену, если смертник — тот, в ком я не видел шанса, оставляли на месте, сдвигая так чтобы не мешал проходу. Чухонцев же просто добивали. Не важно, легкораненный, или не очень. Всех пускали под нож.
Ивану стрелу я вырезал, зашла глубоко, но особо не зацепилась. Поэтому он почти и не дёрнулся. Сморщился только, и негромко выругался. Зелья на него, я, конечно, не пожалел. Где можно полил, а где и присыпал. Все манипуляции делал на совесть, и уже через несколько минут мой денщик удивлённо осматривал себя, и недоверчиво трогал на глазах заживающие раны. Да я и сам удивился. Обычно зелье работает не так быстро, и не настолько эффективно. При таком ранении, да ещё после удаления обломка, максимум что должно было произойти — остановка кровотечения, и лёгкое обезболивание. И лишь потом уже, после многократного применения, рана заживала. Быстрее чем обычно, но не на глазах, как сейчас.
Только порассуждать почему происходит именно так, у меня не было времени. Зелья кончались, а помощь требовалась еще многим. Что-то делали женщины, какие-то обработки, что-то сами раненые, но приходилось постоянно отвлекаться.
А вообще люди справлялись нормально. Часть женщин занималась раненными, а часть, наравне с детьми, выполняли роль трофейных команд. Снимали с трупов доспехи, забирали оружие, и вообще всё что было ценного. О том что случилось, никто не вспоминал. Во всяком случае вслух. И для «подмоги» всё выглядело так, будто мы справились сами. Из последних сил, но справились.
Честно сказать, я так же не понимал что произошло. Никаких способностей к некромантии я в себе не прочувствовал. Как был какой-то «засохший» комок внутри, так и висел. Да даже, если и пробудилась во мне некромантская сущность, для того чтобы поднять такую кучу трупов и заставить их осознанно убивать врагов, нужен полноценный, инициированный и опытный маг. А какой из меня маг? Не будь опыта и знания рун, только и делал бы, что светильники заправлял. Чудеса…
Проходя вдоль стены, я услышал из заваленной полутёмной ниши какой-то шорох. Удивился — ибо шумно вокруг было, но заглянул.
— Хозя-я-яин… — донеслось изнутри. Тут и гадать не нужно, друган мой вернулся, наверняка жрёт кого-то. Главное чтобы не наших, — а чухонцев и не жаль вовсе.
Шагнув в нишу, я проморгался, привыкая к полумраку. Действительно, в углу, разложив перед собой «обед» в виде аж трёх тел, сидел упырь, и что-то мычал на своём «албанском». На всякий случай положив руку на эфес катаны, я подошёл ещё ближе, всматриваясь в лежащих на полу людей. Судя по бледности, двоих он уже «выпил», но третий был ещё пока живой.
— Хозя-я-яин… — поднимая на меня «глаза», снова произнёс упырь. Я хорошо знал физиологию этих тварей, им, дабы сохранять человеческий облик, необходимо правильно питаться. Поддерживать своё существование они могут поедая мышей и прочую живность, но полностью восстанавливаются только после правильного, «человеческого» обеда. Мало того что питаются эмоциями жертвы, так еще и энергетику крови впитывают. Ведь кровь — это не просто переносящая кислород субстанция, а ещё и мощнейший источник энергии. И чем человечнее человек, — как бы сомнительно это не звучало, тем больше силы течёт в его венах. Не зря же кровь используется в многочисленных ритуалах, как темной, так и светлой магии. Вот и сейчас, правильно пообедав, упырь почти полностью восстановил человеческие черты. Доест последнего, и совсем «воскреснет».
И только я подумал про это, как лежащий на полу чухонский ратник застонал. Наклонившись к нему, я не заметил каких-то внешних повреждений, скорее всего, перед тем как затащить «обед» сюда, упырь, в целях экономии, сработал эффективно, но аккуратно. Оглушив, или придушив свою жертву.
Сдвинувшись в сторону, так чтобы свет падал на лицо «пострадавшего», я увидел перед собой совсем ещё мальчишку. Конопатый и безусый, он смотрел в ответ и молча крутил глазами.
— Моё-ё-ё… — обиженно прошелестела тварь, заподозрив угрозу лишения добычи.
Вот как тут быть? Наверняка этот молодчик успел кого-нибудь прирезать, — как-то же он пробился внутрь замка? С одной стороны, еще ребенок, а с другой — пришедший в мой дом убийца. Дилемма сложная, и возможно в какое-то другое время я бы решил иначе, но сейчас отвернулся, и вышел на воздух. Думать, о том что сейчас произойдёт за моей спиной, не хотелось, и без этого дел хватало.
Первое, и самое важное сейчас, похоронить погибших. Похороны у россов простые. Поклоняясь огню, своих умерших они сжигали. По-хорошему, по-правильному, для похорон деда нужна ладья, ведь здесь, у моря, знатных людей хоронят именно так, сожжением на воде. Садят покойника в кресло на носу корабля, наваливают всякой всячины бытовой — так чтобы на том свете хватило, оружия — от врагов загробных отмахиваться, ну и еды побольше. Раньше жену ещё убивали, и коня, но сейчас нравы уже были не настолько дикими, и если кого и резали на погребальном обряде, так это врагов.
Но учитывая отсутствие ладьи, и то, что кроме деда, сжигать нужно ещё кучу народа, погребальный обряд будет сухопутным, и максимально упрощённым. А дальше, когда всех спалим, до утра веселиться станем. Россы, как и многие другие народы — если не сказать все, верили что душа обязательно перерождается и возвращается на землю, поэтому скорбь на похоронах сменялась весельем на поминках. Честно сказать, для меня это выглядело не очень хорошо. Даже не имея среди погибших друзей, или кровных родственников, я слабо представлял как поднимая поминальную чарку, буду весело улыбаться.
Но всё оказалось совсем не так.
Выставив длинные и широкие ряды хвороста — высотой больше двух метров, всех погибших уложили ногами на запад, и дождавшись когда солнечный диск коснётся горизонта, запалили сразу со всех сторон.
Горело долго. Дышать получалось с трудом, и через раз. Прятать лицо в рукав я не мог, — не по «чину», поэтому еле выстоял до конца обряда. Особенно мощно горел дед. Не считая того что ему приготовили отдельную «могилу» — в виде самой большой кучи хвороста, так ещё и маги-близнецы постарались, подкинули чего-то, для эффектности. Мол, знатный человек, даже на тот свет уходит по-особенному.
Когда всё сгорело и солнце скрылось за лесом, прямо здесь же выставили длинные столы. Я много чего повидал, но глядя на «веселье» женщин, только что потерявших мужей и сыновей, мне стало не по себе. И да, они веселились. Им было так весело, что поочередно успокаивая друг друга, они впадали в истерику и просто выли. Вот как волки воют, так и они. С одной стороны стола оставшиеся в живых воины поднимают чарки за упокой, а с другой воют, хохоча и выдирая на себе волосы, вдовы их товарищей. И ладно бы пили что-то крепкое, так ведь нет, вино обычное, и то разведенное. По-живому веселье проходило, без наркоза.
Высидев до самого конца тризны, — а место у меня было во главе стола, я с трудом поднялся, и уже ничего не соображая, побрёл спать. Пока шёл, все кто был рядом, смотрели на меня как на приведение, почтительно кланялись, но ничего не говорили. И только уже с утра, проснувшись и заглянув в зеркало, я обомлел, этого просто не могло быть.