Яблоки преткновения

Глава 26

На следующее утро папа спустился к завтраку как ни в чём не бывало. Даже рабочий костюм не забыл надеть, из чего следовало, что день он уже распланировал и план не включает в себя кровать в спальне.

– Папа, целитель сказал тебе лежать! – возмутилась я.

– Да что он понимает? – отмахнулся он. – Если я буду лежать, то буду нервничать, а это куда хуже отразится на моём самочувствии, правда, Рассел?

– Не уверен, – ответил тот. – Целитель был очень категоричен в отношении постельного режима.

– Вот пусть сам и лежит, – твёрдо ответил папа. – Если я буду валяться и ничего не делать, то умру куда быстрее, чем если буду чем-то занят. Вы же не хотите моей смерти, Рассел?

И протянул руку с вилкой в сторону родственника с таким видом, словно в случае неправильных слов готов проделать в оппоненте столько раз по четыре дырки, сколько понадобится для правильного ответа.

– Разумеется, нет, – вынужденно признал Рассел.

– И я уверен, что Сильвия тоже не желает, – бодро продолжил папа.

Вилку он отложил и теперь намазывал булочку маслом под неодобрительное покашливание Долли.

– Жирного тебе тоже нельзя, – обречённо напомнила я, уже понимая, что ничего не добьюсь.

– Этим целителям волю дай, вообще всё запретят, – заметил папа и положил на булочку пласт дырчатого сыра, после чего быстро откусил и, уже жуя, невнятно добавил: – И разве тогда жизнь в удовольствие?

– Я инору Болдуину завтрак в комнату приносила, – похоронным тоном сказала Долли.

– После чего я решил, что нечего мне делать в постели и есть ту бурду, которую по недоразумению считают подходящей едой для больных. Жизнь и без того коротка, и пролёживать её на кровати – преступление. А уж есть то, что мне принесли, – преступление вдвойне.

Говоря всё это, папа не забывал активно жевать, словно опасался, что неправильную еду у него сейчас отберут. Я бы так и сделала, не присутствуй на завтраке посторонний. Впрочем, считать ли Рассела посторонним после того, как мы вчера друг друга весь день отвлекали от расследования? Кто знает, поговорить-то у нас не получилось. Хорошо хоть, заклинания на ограде проверять не забывали.

– Целитель не заставлял вас всю жизнь пролежать, – заметил Рассел. – Так, пару дней, чтобы укрепилась сердечная мышца.

– Она уже достаточно укрепилась, чтобы я мог заниматься своими делами, – уверенно ответил папа. – И после завтрака собираюсь сразу к себе. У меня появилась идея и я должен её немедленно проверить, иначе я буду страдать и волноваться.

Он воинственно вскинул подбородок, ожидая наших возражений.

– До того, как вы уйдёте, я бы хотел обсудить с вами ещё одно дело, – сдался Рассел.

Я навострила уши. Наконец-то речь пойдёт о леди Эллиот. Уж папа точно знает, что она натворила.

– Обсуждайте прямо сейчас, – предложил папа. – Зачем отводить дополнительное время, когда можно прекрасно совместить разговор с завтраком.

Он перешёл уже к кофе и хотя налил туда чуть больше молока, чем обычно, уверена, целитель такой диеты не одобрил бы. Но папа столь давно подсел на «лорийскую отраву», как кофе называли в народе, что она наверняка уже стала частью его метаболизма, и в этом случае резкий отказ был бы вреднее, чем употребление маленькой порции.

– Слишком серьёзный разговор, чтобы совмещать, – упёрся Рассел.

– Опа! – сказал папа и активировал купол от прослушивания, накрывший всех нас троих. – Теперь можете говорить, Долли ничего не услышит.

Судя по расстроенному лицу горничной, это её огорчило куда больше нежелания нанимателя придерживаться режима, предписанного целителем.

– И учтите, – предупредил папа, – у вас не так много времени. О чём вы хотели узнать?

– Я хотел просить руки вашей дочери, – неожиданно даже для меня ответил Рассел.

Чашка из папиных рук выпала на пол и разбилась. Долли за пределом полога заволновалась: без неё происходило что-то значительное, а она понятия не имела, что именно.

Я тоже заволновалась, испугавшись, не поплохело ли папе от такой неожиданной просьбы. Но тут он стукнул себя по лбу, подскочил и буквально выбежал из комнаты. Долли рванула за ним, наверняка собираясь узнать из первых рук, что же так взбудоражило нанимателя.

– Куда это он? – обескураженно повернулся ко мне Рассел.

– Понятия не имею. Вам не кажется, что прежде чем просить моей руки у моего папы, вам следовало бы спросить об этом меня? – возмущённо спросила я.

Казалось бы, давно прошло то время, когда согласие невесты никого не волновало, но нет: Рассел умудрился обойти вниманием этот момент.

– Мне показалось вчера, что вы были не против, – он нахально улыбнулся, заставляя меня краснеть и желать провалиться сквозь пол. – Или сегодня ваше мнение изменилось?

– А если так? – обиженно фыркнула я.

– Если так, – вздохнул он, принимая неприлично трагичный вид, – то придётся мне искать утешения.

– В объятьях другой инориты? Леди Уэбстер? – ревниво уточнила я. – Или леди Эллиот?

– Я бы предпочёл в ваших. Но если выясняется, что вы меня целовали, преследуя исключительно свои корыстные цели…

Я возмущённо ахнула.

– Какие ещё корыстные цели?

– Как какие? Леди Уэбстер мне сообщила о тайных планах вас и вашей подруги.

– Каких ещё тайных планах?

– Как каких? Не дать ей стать в этом доме хозяйкой. Насколько я понял, инорита Эллисон была готова принять основной удар на себя, если вы откажетесь.

Линда наверняка была очень зла, если сказала такое Уэбстер, но подругу это ничуточки не оправдывало. Что сейчас думает обо мне Рассел? Неужели, что я действительно на него вешалась, чтобы оставить за собой дом? Какой ужас…

– Я никогда не стала бы целоваться ради этого, – залепетала я, не зная, оправдаться. Да я уже и думать забыла об этом злосчастном разговоре. – Я люблю свой дом, да. Но я скорее бы смирилась с тем, что тут будет жить Уэбстер, чем пошла бы против своей совести.

Он притянул меня к себе и прошептал:

– Да верю я вам, Сильвия, не переживайте. Так как, вы согласны выйти за меня замуж?

Я почти ответила «да», как вспомнила:

– А ваш папа, Рассел? Он же против?

– Почему вы так думаете? – удивился он.

– Я совершенно случайно узнала, что мой папа писал вашему, а вашему категорически не понравилась идея породниться, – смущённо ответила я.

– И что именно написал мой отец?

Я покосилась в сторону, куда убежала Долли, и вынужденно признала:

– Я не видела самого письма. Знаю только в пересказе.

– Вашей экономке впору в Сыске работать, – совершенно правильно понял моё замешательство Рассел. – А может, и работает тайным осведомителем. Я бы не удивился. Первый раз вижу инору, которая готова ответить на любой заданный вопрос по поводу любого жителя вашего города. Прямо не инора, а ходячий справочник. А что касается моего отца, то он уверен: договорные браки – пережиток прошлого. Естественно, ему не могла понравиться идея заочной помолвки. А вам?

– Мне тоже, – призналась я. – Я бы сама тогда не согласилась. Вы представить себе не можете, как я была возмущена, когда узнала о папином письме.

– Почему?

– Я же не знала вас.

– То есть теперь вы меня знаете и согласны?

«Да» я прошептала уже в его губы и, кажется, не до конца: мой короткий ответ смазался поцелуем. Кажется, это не сильно расстроило ни меня, ни Рассела.

– Кхм, – раздалось смущённое папино покашливание прямо над ухом. – Извините, я не вовремя. Я уже ухожу.

– Нет-нет, инор Болдуин, – остановил Рассел. – Вы так и не ответили, согласны ли вы отдать мне вашу дочь?

– Разве? – поражённо спросил папа. – Я же как раз за этим и уходил.

Признаюсь, папе нередко удавалось поставить меня в тупик, но сегодня это получилось у него особенно блестяще.

– Вы уходили за согласием? – Рассел был озадачен не меньше меня.

– Разумеется, – папа посмотрел на него как на несмышлёныша. – Зачем бы мне ещё было уходить, когда вы задали столь важный вопрос?

Рассел раскашлялся и сказал, не скрывая смеха:

– Раньше я был уверен, что каждый носит своё согласие или несогласие при себе.

– Согласие – да, но это же. – Папа наконец вытащил на свет божий то, за чем он ходил, и, поскольку мы не сразу поняли, что это такое, с гордостью пояснил: – Это фамильный браслет Болдуинов. Я и раньше хотел вам отдать, как последнему представителю фамилии, но всё из головы вылетало. – Он с укором посмотрел на Рассела. – Вы то с одним, то с другим вопросом меня отвлекаете. Но теперь-то есть повод.

И тут я пришла в ужас. Я поняла, что этот браслет не надену ни за что. Он выглядел таким неприлично старым, словно собирался развалиться прямо на глазах. В труху, как давеча подкинутые яблони. Наверное, дальний их родственник, сделанный тысячуи лет назад из самой первой яблони.

– Кхм, инор Болдуин, мне кажется, этот браслет несчастливый. – Очень было похоже, что Рассел полностью разделял мои чувства. – Вспомните, сколько ваших невест его примеряло.

– Только мать Сильвии, – гордо сказал папа. – Остальным я забывал вручить.

Или они забывали принять, что я тоже не исключала. Браслет был артефактным, что вкупе с его ветхостью вполне могло привести к неснимаемости. Наверное, моя мама папу в Храм тащила силком, чтобы только расстаться с такой прелестью.

– И всё же, инор Болдуин, я вынужден отказаться от такой чести. Дело в том, что за то время, которое прошло с расхождения наших ветвей от единого болдуинского древа, у нас появился свой обручальный браслет, и мой отец оскорбится, если невеста будет носить не наш.

Не могу сказать, что слова Рассела меня успокоили. Возможно, их браслет почти ничем не отличается от нашего и представляет такую же ужасную заплесневелую древность. Нужно было потребовать показать до того, как давать согласие. Но кто же знал? Мне раньше и в голову не приходило, что фамильные ценности могут выглядеть так, что Уэбстер со смеху умрёт, когда увидит.

– Тогда я верну наш в сейф, – ничуть не расстроился папа. – Заберёте потом, когда сыну понадобится.

Он сделал попытку удрать, но в это раз Рассел не сплоховал и ухватил моего родителя за рукав.

– Во-первых, инор Болдуин, вы так и не дали своего согласия.

– Разумеется, я его дал, – снисходительно ответил папа. – Просто вы запамятовали, Рассел. Ай-яй-яй, в таком молодом возрасте – и такие серьёзные проблемы с памятью. Это вам нужно срочно к целителю, а не мне. Я лично отправляюсь в лабораторию.

Папа был бодр, весел, и румянец на его щеках ничуть не напоминал болезненный. Казалось, происшествие с яблонями осталось далеко позади и не оставило ни малейших следов на папином здоровье.

– А во-вторых, вы лично отправитесь в лабораторию только после того, как расскажете, за что леди Эллиот запретили заниматься профессиональной деятельностью.

– Разве ей запретили? – удивился папа. – Да, там было ограничение на пару лет, но оно должно было закончиться и касалось только работы с заказчиками. Хотя если хотите знать моё мнение, именно заказчик был виновен в случившемся, сама же леди Эллиот только выполнила его распоряжение.

– Так что же всё-таки произошло?

– Я не имею права вам рассказывать. Это внутреннее дело тех, кто занимается растениями, – упёрся папа. – Все посвящённые давали слово, что история останется внутри нашего круга, чтобы не провоцировать население на ещё одну вспышку ненависти к магам. Леди Эллиот и без того сильно пострадала финансово.

В его тоне было больше сочувствия, чем осуждения, особенно когда он говорил о финансовом страдании, поскольку знали мы его не понаслышке. С другой стороны, удалось же ему сохранить такой раритет, как фамильный помолволчный браслет, значит, не так уж папа и страдал. Хотя продай он как раз эту древность, я бы ничуть не расстроилась.

– Понимаете, инор Болдуин, я всё равно узнаю, что же там случилось, просто на это потребуется чуть больше времени.

– Зато никто не сможет сказать, что я не держу слово. Ах да, я же вам и не смогу сказать – мы все под клятвой.

Папа явно обрадовался тому, что к его нежеланию делиться чужим секретом добавилась веская причина того, почему он ничего не расскажет.

– Тоже мне тайна, – невольно сказала я. – Наверняка парк этой леди Эллиот оказался опасным для заказчика или его гостей. Сожрал с концами, а вам потом пришлось там всё утилизировать.

– Я этого не говорил, – гордо сказал папа, но как-то так, что стало понятно: я или права или очень близка к правде.