Японская разведка против СССР

Полвека под страхом смерти

1 апреля 2004 года в газете «Совершенно секретно» была опубликована моя статья «Таинственный беглец»[18]. Признаться, я не очень верил, что эта статья появится, потому что на страницы упомянутой газеты не так просто прорваться, и мне было лестно, что газета заинтересовалась предложенным сюжетом. Появление статьи было едва ли не знаковым событием не столько для меня, сколько для российских читателей, ибо почти никто из них не знал об этой истории, которая пятьдесят лет хранилась в Советском Союзе, а затем и в России в глубокой тайне. Поэтому для многих рассказанное стало откровением.

Статью удалось опубликовать только потому, что 7 февраля того года американская газета «Вашингтон пост» опубликовала статью Барта Барнеса «Две страны — две жизни. Советский перебежчик помог ЦРУ понять КГБ». В ней говорилось о том, что 19 января 2004 г. в США умер некий Мартин Ф. Саймонс, он же Юрий Растворов.

Пятьдесят лет назад это имя на Западе гремело, было на слуху, но нынешнему американскому обывателю оно уже ничего не говорит. А в Советском Союзе и пятьдесят лет назад об этом человеке знал только узкий круг людей — Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев, непосредственные начальники беглеца да работавшие с ним коллеги, которым он подложил порядочную, как говорят, свинью.

Созданная для разбирательства обстоятельств побега комиссия перепроверила всю подноготную Ю.А. Растворова и подтвердила, что он действительно родился в 1921 году в г. Дмитриевске Курской области. Отец был офицером РККА, а мать работала врачом. Вместе с родителями сын немало поколесил по стране.

Когда разразилась война с Германией, сверстники Юры ушли на фронт, а он, как студент Военного института иностранных языков, спокойно изучал японский язык — язык потенциального врага. После трех лет учебы в институте, благодаря стараниям отца, который в это время был военкомом Таганского района Москвы, был направлен в Монголию «совершенствовать японский язык». А в 1944 году полковнику Растворову по линии парткома удалось договориться о приеме любимого сына на службу в НКВД. Как проучившегося несколько лет в институте, его определили сразу на второй курс разведшколы (РАШ), где он продолжил изучение японского языка.

После окончания РАШ Растворова зачислили на службу во внешнюю разведку НКВД и в начале 1946 года командировали в Токио под дипломатическим прикрытием. Однако через полгода его неожиданно вызвали в Москву в связи с поступившей анонимкой на его отца, в которой тот обвинялся как «замаскированный троцкист». На время проверки этого «сигнала» (который не подтвердился) Растворова временно отстранили от работы.

Как раз в это время от советской разведки требовали информацию по Японии. Кремль интересовала не столько Япония, сколько деятельность в этой стране ее реальных хозяев — американцев.

После поражения в августе 1945 года на советскую территорию из Маньчжурии, Северной Кореи, Южного Сахалина и Курильских островов было этапировано около 600 тысяч военнослужащих Квантунской армии и несколько тысяч японцев, работавших в гражданских учреждениях на упомянутых территориях. Они были размещены в лагерях МВД для военнопленных в основном в Сибири и на Дальнем Востоке.

В 1946 году Растворов был включен в состав секретной комиссии, в задачу которой входила вербовка агентуры в лагерях военнопленных для создания в Японии «пятой колонны». Он был командирован инспектировать лагеря для интернированных японцев на территории Хабаровского края. Видимо, работал успешно. Да и как не работать? Японский язык знал прилично. Выгодно отличался интеллигентностью и знанием японских обычаев от грубого лагерного начальства. К нему измученные лагерной жизнью японские пленники тянулись — только выбирай наиболее подходящих. А контингент интернированных, по оценкам вербовщиков, был отменный. Одних генералов в плену оказалось 180 человек! Кроме того, в Маньчжурии было пленено немало родственников государственных деятелей и влиятельных в Японии фамилий, которые были привлекательны как возможные источники информации на перспективу.

К 1950 году основная масса интернированных японцев была репатриирована на родину, и пришла пора Растворову следовать за ними. А ехать в Японию не хотелось. Назначение на работу в эту измученную длительной войной, нищую страну считалось в то время в советской разведке наказанием. К тому же обстановка в Японии для СССР в корне изменилась в худшую сторону. Эйфория от легкой для Советского Союза победы в Маньчжурии прошла. Осудили только главных японских военных преступников. Японией фактически распоряжался американский генерал Маккартур. Каждый шаг советских представителей контролировался американской военной контрразведкой.

У Растворова была еще одна проблема. Семейная. Единственную радость ему приносила только дочка Танечка, которая появилась на свет в 1945 году, и ему тяжело было с ней расставаться.

Отношения же с женой давно уже дошли до разрыва. Растворов вынужден был терпеть иронические намеки приятелей, притворяться ничего не понимающим. А намеки, видимо, имели под собой почву. Его жена, Галина Андреевна Годова, эффектная и жизнерадостная женщина, была ведущей танцовщицей, или, как она любила подчеркивать, прима-балериной ансамбля песни и пляски НКВД (МВД), творческой деятельностью которого руководил лично всесильный Лаврентий Берия. Растворов прекрасно понимал, что выделенная для его семьи из трех человек огромная квартира в элитном генеральском доме рядом с гостиницей «Пекин» — совсем не оценка его разведывательных заслуг или хореографических достижений супруги. Но что было делать? Оставалось только прошмыгивать мимо соседей, опустив голову.

Растворова предупредили в кадрах, что в Японию он должен выехать один, без семьи. Шутки ради он предложил жене поехать в Японию вместе с ним. Однако жена отказалась наотрез, сославшись на то, что не хочет бросать престижную работу. Для него стало ясно, что он окончательно потерял жену.

В 1950 году Растворов выехал в Токио. Жил на территории советского посольства на Мамиана-те.

Положение для советских представителей в Токио стало особенно тяжелым после подписания Японией в 1951 году в Сан-Франциско мирного договора с бывшими военными противниками. СССР не подписал этот договор, а значит, формально продолжал находиться с Японией в состоянии войны и потому не мог иметь в ней свое посольство. Было придумано некое «временное дипломатическое представительство», в котором подполковник советской разведки Растворов занимал должность второго секретаря. Работал результативно, но особого удовлетворения от этого не чувствовал. В основном занимался сбором информации по американским военным базам в Японии. Имел возможность посещать бары, рестораны, три раза в неделю играл в теннис в престижном Токийском теннисном клубе, общался с американцами, англичанами. Вел себя корректно, много не пил, с иностранцами держал себя на одной ноге, внешне ничем не интересовался. Да и зачем? У него было достаточно секретных источников информации. Правда, добываемая информация носила скорее тактический, а не стратегический характер.

После начала в 1950 году войны в Корее Япония, благодаря солидным американским финансовым влияниям, направленным в производство обеспечивающих потребности войны материалов, стала быстро возрождаться. А Токио и другие японские города превратились в коллективные дома отдыха, где восстанавливали свои силы потрепанные в боях «вооруженные силы ООН».

5 марта 1953 года умер И.В. Сталин. Для Растворова это было настоящим потрясением, так как Лаврентий Берия сосредоточил в своих руках все специальные службы. Теперь, опасался Растворов, от любого каприза его пока еще формальной жены могут зависеть судьба и сама жизнь изгнанного в японскую ссылку разведчика. Но летом 1953 года пришла, казалось бы, обнадеживающая весть, что Берию арестовали, а затем и расстреляли как «врага народа» и «английского агента».

Но зря Растворов радовался. Вскоре до него стали доходить слухи, что в Москве началась очередная «зачистка»: убирали тех, кто был как-то связан с Берией. По предыдущим «чисткам» в НКВД ему было доподлинно известно, как жестоко советские власти расправлялись с попавшими под подозрение разведчиками. Сколько их было отозвано в Москву и расстреляно в 30-е годы! Кто может гарантировать, что это не повторится? Разве кому-то докажешь, что он не имел с Берией никаких отношений? Ведь элитную квартиру все же выделили не ему, а жене за пляски… И Растворов стал задумываться над тем, как бы избежать участи человека, которого могут обвинить «в связях с государственным преступником».

Английский военно-морской атташе капитан 3-го ранга Майкл Тафнелл, с которым Растворов периодически встречался на теннисном корте, был опытным разведчиком, а значит, и тонким психологом. Будучи хорошо осведомлен о том, что обычно происходило в НКВД после ареста очередного руководителя советских органов, он обратил внимание на то, что Растворов в последнее время находится в каком-то угнетенном состоянии. Улучив момент, англичанин выразил свое сочувствие и предложил свою помощь, если Растворов в ней будет нуждаться. Последний не стал от предложения отказываться. Он заявил, что если над ним «сгустятся тучи», то он предпочтет вместо СССР выехать в Австралию. На вопрос, почему в Австралию, а не в Англию, Растворов ответил, что у него есть подозрения, что в Англии у советской разведки имеется агентура в спецслужбах и поэтому там он будет опасаться за свою жизнь. В качестве подтверждения своих подозрений Растворов рассказал англичанину о том, как трагически закончилась в Москве судьба лейтенанта Скрипкина, который в 1946 г. установил в Японии контакт с английской разведкой, но его советская контрразведка быстро разоблачила…

К осени 1953 года все детали вылета Растворова из Японии в Австралию с помощью англичан были согласованы. Тут уже подключилась резидентура СИС в Японии, руководитель которой Мак Силвервуд-Коуп в течение нескольких лет до назначения в Токио занимался заброской агентуры в советские прибалтийские республики. А его заместителя Кена Парсонса в 1953 года как будто специально перевели в Токио из Москвы. Однако в спокойное развитие этой операции внезапно вмешалась Москва…

В январе 1954 года в г. Саппоро на о. Хоккайдо проходили международные конькобежные соревнования, в которых принимали участие и советские спортсмены. Административная группа, сопровождавшая советскую спортивную делегацию, была настолько внушительной, что часть ее на соревнования не поехала, а осталась в Токио, где принялась решать кадровые вопросы в «дипломатическом представительстве». По результатам бесед было отобрано несколько человек, которым без объяснения причин объявили об отзыве в Москву. В их числе был и Растворов. И хотя он со дня на день ждал своего откомандирования в Союз и внутренне уже был готов к нему, однако что его может ожидать в Москве — ему стало окончательно ясно после разговора с шифровальщиком резидентуры, с которым Растворов не ладил. Подвыпивший «шифрик», который был в курсе игры, затеянной Москвой в связи с отзывом Растворова, злорадно бросил ему в лицо: «В Москве тебе покажут где раки зимуют. Там с тебя шкуру спустят!» «А ведь спустят, — подумал Растворов. — А за что? За квартиру, которую жене-плясунье подарил Берия?» И он решил действовать.

В советское время на «дело Растворова» было наложено табу, поэтому получить какую-либо более-менее правдивую информацию по этому вопросу можно было только из зарубежных публикаций. В постперестроечный период одни российские авторы утверждали, что третий секретарь Растворов весной 1953 года вступил в контакт с резидентом СИС в Токио и 26 января 1954 года на самолете британских ВВС был переправлен в Лондон. По версии других российских авторов, Растворов попросил политического убежища в американском посольстве в Токио, где с ним установило контакт ЦРУ. Обе эти версии не совсем верны.

В действительности Растворов связался со своим английским другом, представлявшим военно-морскую разведку Великобритании. 23 января на американскую военно-воздушную базу Татикава, расположенную недалеко от Токио, прибыл транспортный самолет королевских ВВС. Сотрудники МИ-6 в Японии, которые были осведомлены об этом неожиданном «русском подарке», уже потирали руки, предвкушая королевские награды и повышения по службе, однако взлететь их самолету с Растворовым на борту не удалось. Когда он уже выруливал на взлетную полосу, на район Токио неожиданно обрушился мощный снегопад. Пока в самолете пережидали непогоду, один из членов команды проговорился Растворову, что они летят не в Австралию, а в Сингапур, где в то время находился английский региональный Центр безопасности и разведки для Азии и Дальнего Востока (SIFE — Security and Intelligence Far East). Растворов запаниковал, т. к. он об этом не договаривался с английским другом. Под благовидным предлогом он «на время» покинул самолет и обратно не вернулся.

Зайдя в одно из многочисленных японских кафе-ресторанов, Растворов по телефону срочно связался со своей преподавательницей английского языка американкой Мод Буррис, о которой ему было известно, что она работает в отделе образования штаба Вооруженных сил США в Японии. Он был уверен, что она, как человек, имеющий санкционированный контакт с сотрудниками советского представительства, должна быть связана с американскими спецслужбами. И он не ошибся. Капитан Вернер Мишел, возглавлявший специальное подразделение армейской котрразведки США (441 Си-Ай-Си), занимавшееся разработкой советских учреждений в Токио, действительно уже установил с этой американкой оперативный контакт и «на всякий случай» оставил ей свои служебный и домашний телефоны.

Вернер Мишел, доложив своему непосредственному начальнику, полковнику Марку Хэнсону, о возникшей ситуации, договорился о встрече с Растворовым у хорошо известного последнему здания «Юсэн-биру» (NYK), где располагались ключевые подразделения американских ВС. Капитан Мишел подъехал к месту встречи на автомашине и был потрясен, увидев, что с Растворова, несмотря на необычный для Токио мороз, пот льет градом…

Первый опрос перебежчика был проведен в Си-Ай-Си. Переводчиком выступал один из самых способных работников Мишела Эли Кастенбаум. Основное содержание полученной от Растворова информации тут же доложили руководству ЦРУ в Японии.

Начальник «советского отдела» ЦРУ в Японии Эд Сноу (русского происхождения, его настоящая фамилия была Снегирев) в этот момент проводил свой медовый месяц с молодой женой (из семьи русских белоэмигрантов) на местном курорте Каруидзава. Среди ночи его разбудил телефонный звонок. Звонил Энди Браун (псевдоним Арсения Янковского, работавшего у Сноу в «советском отделе» на базе Йокосука). Условной фразой Энди дал понять, что к ним в сети попала «настоящая птичка»… Сноу сразу все понял. Оставив молодую жену досматривать сладкий сон в Каруидзаве, он срочно выехал в Токио. После первого же допроса Растворова, которым он теперь руководил, Сноу дал «молнию» в Вашингтон. Оттуда последовало указание срочно с соблюдением всех мер безопасности доставить перебежчика в США. Руководству ЦРУ в Японии было поручено выразить благодарность капитану В. Мишелу и пожелать успехов в «получении очередного перебежчика из советской разведки» (!)…

Сопровождать Растворова было поручено Мишелу и Кастенбауму от 441-го отряда Си-Ай-Си, а также Арсению Янковскому от ЦРУ. Во время первой остановки на Окинаве было решено продолжить допрос Растворова. В качестве переводчика выступал Янковский, которого Растворову представили как Энди Брауна. Однако Растворов почему-то заподозрил в нем советского агента и потребовал его «убрать»…

А в это время в Токио в связи с исчезновением Растворова был объявлен аврал. Его искала как резидентура МВД, так и военные коллеги. Но все безрезультатно… Пришлось обратиться в МИД Японии и в местную полицию. Как обычно бывает в таких случаях, высказывалась версия о похищении советского гражданина американскими спецслужбами…

25 января 1954 г. из Йокогамы в Находку отчалил советский теплоход, увозивший на Родину команду советских конькобежцев, а также откомандированных из страны сотрудников представительства СССР в Японии. Однако Ю.А. Растворова среди них не было.

А тем временем бывшего советского разведчика ЦРУ поселило на одной из своих пригородных секретных вилл (safe house) в США и приступило к его методичному допросу. Недостатка в оперработниках, у которых русский язык был родным, у «советского отдела» ЦРУ не было. Поэтому Эд Сноу, который вскоре закончил свою командировку в Японии и был назначен заместителем начальника отдела по оперативным вопросам (Chief of Operations или просто COPS), подключил к допросам Растворова таких специалистов по советской разведке, как Джордж Кизевальтер, Питер Рингленд и некоторых других. В результате кропотливой работы ЦРУ удалось получить от перебежчика информацию на 15 японцев, которые якобы находились на связи у него лично. Кроме того, Растворов дал сведения на 13 человек, с которыми якобы поддерживали связь его коллеги. Естественно, что американская разведка передала эти данные японской контрразведке. Ну а последней уже в результате анализа полученных данных, а также в ходе проведенных оперативных мероприятий якобы удалось выявить еще 8 советских агентов.

Об этом было открыто заявлено на пресс-конференции в Вашингтоне 13 августа 1954 г. после завершения семимесячного допроса перебежчика.

Однако следует отметить, что большинство этих «агентов» отделалось легким испугом, ибо защите удалось доказать их невиновность, так как в тот период в Японии не было закона о государственных секретах и наказании за шпионаж. Правда, один из «агентов» Растворова, работавший в МИД Японии, как настоящий самурай покончил жизнь самоубийством. Во время допроса он вдруг встал, низко поклонился следователю, снял свою японскую обувь, вскочил на стол и выбросился из окна. Однако это всего лишь официальная версия японских и американских властей. Имеются предположения о том, что ему, возможно, «помогли» выпрыгнуть из окна…

Побег Растворова на время осложнил советско-японские отношения, но не оправдал надежд американцев: новой советско-японской войны не получилось. Растворов ведь собирал разведывательную информацию главным образом об американских секретах, а не о японских.

В октябре 1956 года советско-японские отношения были восстановлены и внешне «дело Растворова» стало достоянием истории.

США всячески превозносили значимость Растворова, старались доказать, что он был выдающимся советским разведчиком, шпионом № 1 на Дальнем Востоке. Однако в действительности он был обыкновенным рядовым сотрудником советской разведки, владел ограниченным кругом вопросов, которые представляли интерес для ЦРУ. Поэтому существенного ущерба советской разведке он не принес. С политической же стороны американцы считали себя на коне, ибо использовали побег Растворова в пропагандистских целях на полную катушку.

Что же касается самого Растворова и людей, на судьбу которых он повлиял, то такие нюансы не имеют срока давности. Естественно, что прежде всего в разной степени были наказаны его бывшие коллеги по работе. Начальник отдела, которому подчинялась токийская резидентура, полковник Ц., был уволен из разведки без пенсии. Такая же участь постигла подполковника Носенко, который возглавлял токийскую резидентуру МВД СССР во время измены Растворова. Полковник А.Ф. Котельников, руководивший резидентурой и убывший в Москву за несколько месяцев до побега Растворова, получил выговор по партийной линии и был переведен из разведки в контрразведку. Майор В.П. Тимофеев, участник битвы под Сталинградом, был также «списан» в контрразведку и отправлен на работу в Хабаровск… Примерно так наказаны были и шифровальщик, и ряд других сотрудников резидентуры и центра. Однако больше всех пострадал сотрудник резидентуры В.И. Савельев, который был отозван в Москву, уволен из разведки и исключен из рядов КПСС. ВТокио он дружил с Растворовым, часто коротал с ним вечера за рюмкой, но своевременно «не смог распознать предателя». Оставленный без средств к существованию, Савельев на чем свет материл Растворова и грозился при встрече задушить его собственными руками…

Ныне покойная подполковник в отставке Валентина Федоровна Кириленко, работавшая оперативным переводчиком резидентуры, и упомянутый выше полковник А.Ф. Котельников хотя и имели из-за Растворова большие неприятности, но, рассказывая о нем, пытались найти оправдывающие его побег обстоятельства. Они высказывали мысль, что у Растворова все же не было серьезных причин для побега. Москва же своими неуклюжими действиями подтолкнула его на предательство.

В.Ф. Кириленко даже после смерти Растворова вспоминала о нем с теплотой и убеждена, что он не мог стать предателем. Хотя говорила, что в день побега вместе с Носенко зашла к Растворову в комнату. Он лежал на кровати в очень мрачном настроении…

По иронии судьбы из-за Растворова пострадали и некоторые американские разведчики. Так, Эд Сноу, полностью «выпотрошив» Растворова и поняв, что больше этот советский перебежчик никакой пользы ЦРУ принести не может, хладнокровно «списал» его из отдела. Однако в то время Сноу не мог даже представить, что через несколько лет информация Растворова бумерангом очень больно ударит по нему. В 1959 году директор Центральной разведки Аллен Даллес принял решение об увольнении как Сноу, так и Янковского из ЦРУ. Основанием для их увольнения было не только наличие у них родственников в Советском Союзе, но и провал всех агентов ЦРУ, заброшенных в свое время Сноу и Янковским из Японии в СССР и КНДР… Заодно, как женатый на сестре Янковского, был уволен и Вивиан Паркер…

Что касается Растворова, то ЦРУ разработало для него легенду-биографию и выдало документы на имя Мартина Ф. Саймонса, родившегося в 1924 г. в Тегеране. Это было сделано прежде всего для его безопасности, т. к. американские спецслужбы опасались, что «длинная рука» советской разведки может найти и покарать предателя в США. В соответствии с этой легендой, чтобы каким-то образом объяснить свой сильный акцент в английском языке, Растворов до конца своих дней говорил окружающим, что родился в Тегеране и что его отцом был датчанин, а мать — русской. В США якобы он переехал после смерти родителей. Правда, на вопросы дотошных собеседников, пытавшихся что-либо выудить о его датских корнях, он не отвечал, стараясь перевести разговор на другую тему.

Как обычно бывает с подобными перебежчиками в США, ЦРУ с самого начала приставило к Растворову своего оперработника с одной стороны для оказания ему всяческого содействия для безболезненного привыкания к «американскому образу жизни», а с другой стороны — для его охраны и наблюдения за ним. Этим человеком оказалась женщина Хоуп (Надежда) Макартни. Через некоторое время они поженились, и у них родились две дочери. Однако в конечном счете этот брак распался.

В 1959 году Саймонс-Растворов по специальному решению конгресса США получил американское гражданство. На первых порах американская разведка использовала его как специалиста по КГБ. Иногда он читал лекции и проводил беседы с молодыми сотрудниками ЦРУ о методах борьбы с КГБ. С течением времени, когда ЦРУ он стал не нужен, Растворов занялся электронным и ресторанным бизнесом. Это давало ему возможность хорошо одеваться и ездить на дорогих автомобилях. Он иногда даже выезжал в Европу покататься на горных лыжах. После развода Растворов поселился в пригороде Вашингтона Маклейн, недалеко от штаб-квартиры ЦРУ, где проживал один. Последние три года после перенесенной на ноге операции он был прикован к постели, и семья поместила его в дом престарелых.

До самой своей кончины Растворов опасался за свою жизнь, так как после побега военный трибунал в Москве в 1954 году заочно приговорил его к смерти, и даже после развала СССР он постоянно ждал возмездия за предательство.

В 1994 году Японская телевизионная корпорация (NHK) сняла документальный телевизионный фильм по случаю 40-летия со дня побега Растворова. Один из нас консультировал съемки этого фильма в Москве. Японцам удалось встретиться с Растворовым в вашингтонской гостинице «Маклейн Хилтон» и взять у него интервью. В запечатленном на пленке таинственно-зловещем силуэте 72-летнего беглеца трудно узнать бывшего симпатичного и элегантного советского разведчика. Его жизнь прошла в постоянном страхе. Его хозяева в ЦРУ хотя иногда и продолжали прибегать к его услугам как бывшего советского разведчика, однако относились к нему как к перебежчику. Как правильно сказал о Растворове один из бывших американских разведчиков, «предатель не может вызывать уважения…». От себя мы хотели бы добавить окончание этой фразы: «…независимо от того, какими мотивами он объясняет свое предательство».

После побега Растворова по указанию Н.С. Хрущева была срочно создана комиссия, которую возглавил первый заместитель министра внутренних дел генерал-полковник И.А. Серов. Наряду с выяснением обстоятельств измены Растворова комиссия «выявила серьезные недостатки в работе МВД». Напомню, что МВД в том его обличье было создано после смерти Сталина в марте 1953 года и его возглавил Л.П. Берия. Это была трудно управляемая громоздкая организация, объединившая все силовые структуры, но она представляла большую опасность для партийной верхушки.

Поэтому побег Растворова пришелся как нельзя кстати для разгона МВД. Не требовалось особых трудов доказать это, и уже в марте 1954 года МВД было реформировано и генерал Серов возглавил вновь созданный КГБ, в подчинение которого была передана и внешняя разведка.

После появления в «Совершенно секретно» статьи о Растворове в Москве объявилась его бывшая жена-балерина, по милости которой и сбежал муж. Она очень обиделась, что я написал о ее близких отношениях с Лаврентием Берией. Я бы очень хотел, чтобы дело не закончилось только устным выражением недовольства. Галина Андреевна предъявила по телефону мне претензии, что я назвал ее любовницей Лаврентия Павловича, и грозила, что подаст на меня в суд. Я обрадовался этому и сказал обиженной даме, что обязательно буду добиваться, чтобы суд был открытым, и хочу пригласить на него японских и американских журналистов. К сожалению, истица больше не звонила, а суд не состоялся.

В США у Растворова остались две дочери, а в Москве проживала одна. «Совершенно секретные» ассоциации бывших американских и советских разведчиков быстро подсуетились и организовали в Москве встречу трех сестер.