Язык как средство идеологического воздействия (Сборник обзоров)

Горюнов В.К. Приемы использования языка политики в целях идеологического воздействия (Обзор)

Анализ методов и приемов использования языка как средства пропаганды в ФРГ обусловлен необходимостью изучения системы буржуазной пропаганды. В теоретических работах буржуазных специалистов по пропаганде особое место отводится анализу прагматической стороны языка, т.е. анализу действенности слова в человеческом обществе.

Проблема действенности слова разрабатывается в работах буржуазных ученых по общей семиотике и получает дальнейшее развитие и как средство, и как теоретическая основа политической и социологической пропаганды, диапазон которой простирается от антикоммунизма и антикоммунистических лозунгов до учения об исчезновении классовых противоречий, от социальной гармонии и демократии на предприятиях до рекламы «самой лучшей зубной пасты» (1, 30).

Определенный интерес имеют, с одной стороны, некоторые работы лингвистов и других специалистов ФРГ, представляющие собой пример пропагандистского использования немецкого языка в целях дискриминации ГДР, ее общественного и политического строя, марксистско-ленинской идеологии и в целях создания представления о ФРГ как о самом демократическом государстве, в котором господствуют классовый мир и всеобщее благоденствие, с другой стороны, работы ряда западногерманских авторов, в которых излагаются их взгляды на возможности использования языка как средства «политической рекламы»[42].

Эти работы приведены в «Библиографии публичного использования языка в ФРГ и ГДР», в которой рассматриваются следующие вопросы:

1) язык национал-социализма после 1945 г. и его употребление в настоящее время, интерпретируемое как выражение фашистской идеологии и формы правления;

2) язык государственных институтов (язык манипулируемого и технизированного мира);

3) критика языка рекламы и пропаганды;

4) влияние иностранных языков (английского и русского) на немецкий язык (8, 17).

В работах западногерманских специалистов наблюдается постепенный отход от чисто лингвистического анализа языковых фактов и повышенный интерес к социологии, психологии и теории коммуникации при объяснении явлений языка, а также попытки анализа прагматического аспекта языка.

Прежде всего необходимо выяснить такие вопросы, как понятие пропаганды, процесс речевого воздействия в пропаганде, связь языка политики с идеологией.

1. Пропаганда означает распространение идей, учений, взглядов какого-либо класса, политической партии. Пропаганда представляется как процесс, состоящий из нескольких взаимосвязанных компонентов, а именно субъекта пропаганды, ее содержания, средств, форм и методов пропагандирования. Результаты пропаганды выступают в форме мировоззренческого и практического или поведенческого эффекта (2, 8).

Содержанием пропаганды, определяющим ее характер, является идеология, т.е. система идей, взглядов, воззрений соответствующего класса, создаваемая в целях защиты интересов данного класса и определяемая положением этого класса в системе общественных отношений.

Истинность, строгая научность и революционность марксистско-ленинской идеологии определяют характер содержания и цели ее пропаганды, основное назначение которой состоит в

Если целью буржуазной пропаганды является стремление вызвать любой ценой действие объекта пропаганды, то целью коммунистической пропаганды – добиться сознательного действия масс.

2. Для повышения эффективности коммунистической пропаганды и для успешного ведения контрпропаганды чрезвычайно большое значение имеет изучение речевого воздействия, прагматического аспекта языка. Этому аспекту уделяется внимание в различных отраслях советского языкознания, например, в психолингвистике и социолингвистике.

Процесс речевого воздействия, и особенно воздействия языка в пропаганде изучен еще недостаточно. Если Г. Клаус выделяет прагматическую сторону языка как главную в процессе речевого воздействия, то другие исследователи считают, что воздействие заключено в семантике и языковое воздействие является только воздействием семантики (11, 488).

Общий вывод, к которому пришли ученые ГДР, изучающие речевое воздействие, заключается в том, что еще предстоит создать науку, изучающую речевое воздействие и что она не может ограничиваться только лингвистическими методами; успех этой науки будет зависеть от ее взаимодействия с такими науками, как социология, психология и целый ряд других наук (19, 33).

Любой акт речевой коммуникации, отмечает В. Дикманн (6, 113), состоит из отправителя, речевого высказывания и получателя. Функция высказывания определяется намерениями отправителя, а осуществились ли эти намерения, можно установить лишь на основании поведения получателя. Воздействие языка невозможно извлечь ни из текста высказывания, ни из намерений отправителя. Оно может быть установлено только путем наблюдения над поведением или, с определенными оговорками, над высказываниями получателя. Вопрос воздействия является исключительно прагматическим аспектом изучения коммуникации, и он не может быть решен только лингвистическими методами.

Невыясненным остается пока вопрос о соотношении и роли отдельных компонентов пропаганды в ее воздействии на аудиторию. Особенно это касается доли языка в общем эффекте речевого воздействия. Широко распространенная среди буржуазных ученых переоценка «силы слова» в пропаганде объясняется в значительной степени тем, что они сводят воздействие пропаганды исключительно к речевому воздействию и не учитывают социальные факторы воздействия.

Существует также точка зрения, согласно которой роль речевого воздействия по сравнению с воздействием социальных факторов незначительна (17, 146). По-видимому, специальные психолингвистические исследования могут способствовать изучению роли речевого воздействия в пропаганде (15, 471).

Язык, используемый в пропаганде, часто называют «языком политики». Такое название условно, поскольку следовало бы говорить только лишь о «специальном словаре политики», содержащем специальную терминологию, т.е. «жаргон» определенного класса, служащий этому классу в качества орудия политической борьбы, определяемой целями данного класса, а также стратегическими и тактическими методами достижения этих целей.

Главным прагматическим признаком языка политики является его тесная связь с идеологией того или иного класса, т.е. семантическая детерминированность его слов их принадлежностью к терминологической системе определенной идеологии и их местом в данной системе терминологии (19, 14).

В связи с этим языки политики различных идеологий отличаются один от другого. Во-первых, один и тот же термин имеет в разных идеологических системах разные значения, например, слово «демократия» может иметь значения:

а) формальная буржуазная демократия,

б) реальная социалистическая демократия.

Оценка термина в обеих идеологических системах положительная; во-вторых, один и тот же термин имеет в пределах обеих идеологических систем одно и то же значение, например, «классовая борьба»; оценка в зависимости от классовой позиции либо положительная, либо отрицательная; в-третьих, различные термины употребляются в одном и том же значении; оценка терминов в обеих идеологических системах различная, например:

a) Staatsangehörigkeit – гражданство, государственная принадлежность (ГДР);

б) Staatsbürgerschaft – гражданство, государственная принадлежность (ФРГ) (12, 65).

Другой особенностью словаря языка политики является его тесная связь со словарем общенародного языка. Через средства массовой информации эта терминология проникает в словарь общенародного языка. Эта особенность в большей степени характерна для социалистического общества, так как в буржуазном обществе преднамеренно культивируется аполитичность и средний гражданин буржуазного общества в гораздо меньшей степени, чем гражданин социалистического общества, ознакомлен с вопросами политики на научной основе.

Прагматический аспект языка пропаганды, тесная связь его с идеологией характерны для лексики специальных языков различных сфер надстройки, например, политической экономии, права, философии и т.д. Рассматривая классовую сущность надстройки с кибернетической точки зрения, Г. Клаус приписывает всем ее важнейшим компонентам «регулятивную» функцию, т.е. функцию, которая должна вызывать действия и обусловливать поведение людей, направленные на укрепление данного базиса (9, 182).

Тесная связь между словарем общенародного языка и политической терминологией играет особую роль в речевом воздействии на образ политического мышления. Эта связь используется при нормировании языка.

Под нормированием языка понимается стремление господствующей идеологии путем единого употребления языка поставить язык на службу господствующего класса, превратить его в эффективное средство пропаганды собственной идеологии и борьбы с идеологией противника. Такое нормирование проводится как с опорой на собственный словарный состав путем образования неологизмов для обозначения новых идей и мыслей, так и путем заимствований из других языков.

Наглядным примером того, какое влияние может оказать на язык смена старого общественного строя новым, являются различия в немецком языке двух независимых немецких государств – социалистической ГДР и буржуазной ФРГ. Эти различия наблюдаются прежде всего в общественно-научном и политическом словарях, в стиле политических текстов. В меньшей степени они выступают в области грамматики и фонетики, хотя и здесь наблюдаются некоторые различия (19, 30).

Изменения в немецком языке ГДР, связанные с изменением общественного строя, послужили поводом для выступлений многих западногерманских лингвистов, поощряемых государством и монополиями, с резкой критикой немецкого языка в ГДР, содержащей обвинения в «расколе» языка, в «злоупотреблении» языком в политических целях, в использовании языка в качестве «инструмента». Немецкий язык, приспособленный путем нормирования для выражения интересов правящего класса ФРГ, объявлялся настоящим, «здоровым» немецким языком в противоположность «больному» языку ГДР.

Эта полемика вокруг немецкого языка, начатая в 50-е годы, достигшая апогея в 60-е годы и продолжающаяся в настоящее время, является проявлением идеологической борьбы двух систем.

Нападая на язык идеологического противника, западногерманские идеологи пытаются нейтрализовать влияние пропаганды ГДР на население ФРГ и посеять сомнения в идеологии марксизма-ленинизма среди населения ГДР. В ходе этой полемики наблюдается тенденция придать привлекательность собственным идеям, проявляющаяся в восхвалении «здорового» немецкого языка ФРГ. Очевидно также стремление показать, что принятие норм употребления немецкого языка ФРГ, а следовательно, и идей правящего класса ФРГ отвечает интересам всех немцев.

Из многочисленных работ западногерманских исследователей, посвященных судьбе немецкого языка в ГДР, рассматриваются здесь лишь некоторые, чтобы продемонстрировать действие функций языка, используемых в пропаганде. Общим признаком этих работ является их крайняя тенденциозность, большинство авторов даже не пытается вскрыть причины изменений в немецком языке ГДР (10; 16). В основном их мнения сводятся к следующим положениям:

1) существует угроза «раскола» немецкого языка, виновниками которой являются «функционеры» СЕПГ и язык этой партии; так, употреблению немецкого языка в ГДР противопоставляется «настоящий» немецкий язык ФРГ, в котором слова употребляются в их «собственном» значении;

2) в целях подрыва марксистско-ленинской идеологии буржуазные ученые отрицают истинность любой идеологии;

3) употребление многозначных слов «свобода», «демократия», «отечество» в смысле марксистского мировоззрения объявляется «искажением» понятий;

4) буржуазные идеологи преднамеренно неверно интерпретируют неологизмы в немецком языке ГДР, чтобы скрыть их истинное значение;

5) для придания привлекательности собственным идеям и для завуалирования классовых противоречий в ФРГ используются распространенные здесь неологизмы, например, «социальное партнерство», «общество благосостояния» и т.д.;

6) слова с высокой степенью эмоционального содержания используются ими без определения их смыслового содержания с расчетом на их ассоциативное воздействие, на прагматический эффект, например, «западноевропейский мир ценностей», «европейская мысль» и т.д.

Если коммунисты не скрывают того, что они рассматривают язык как политический инструмент и что значения слов как результат общественных обобщений могут быть классово обусловленными, то буржуазные политики и большинство буржуазных ученых отрицают политическое воздействие языка. На самом деле, и в западногерманской публицистике, и в филологии широко применяется манипулирование с помощью целенаправленного использования языковых средств.

Тезис западногерманской буржуазии и правого руководства СДПГ о прекращении классовой борьбы в ФРГ явился, как показывает Т. Шиппан (18, 179), причиной появления в языке целой серии эвфемизмов с определением «социальный»: «социальная структура» вместо классовая структура, «социальное рыночное хозяйство» вместо капитализм, «социальное партнерство» вместо эксплуатация или классовая борьба. В западногерманских учебниках и публицистике не встречается, например, слово «рабочий класс», вместо него употребляется либо слово «рабочее сословие», либо довольно неопределенное выражение с компонентом «мир» – «мир труда», «мир хозяйства»; широко распространены термины с компонентом «общество» – «промышленное общество», «общество образования», «общество благосостояния». Единственной целью создания подобных неологизмов является внушение гражданам ФРГ идеи о бесклассовом обществе и классовой гармонии.

Примером преднамеренного манипулятивного искажения значения терминов марксистской идеологии является их интерпретация в западногерманских учебниках по обществоведению. «Классовая борьба» определяется как «вечная война». Значение термина «диктатура пролетариата» поясняется антонимом «свобода человека», термин «империализм» истолковывается только как «стремление к захвату чужих территорий». Термин «капитализм» определяется как

Сегодня слово «капитализм» превратилось в политическое «слово-лозунг» для обозначения понятия, противоположного понятиям социалистическая или коммунистическая форма хозяйства (там же). Все это свидетельствует о стремлении буржуазных идеологов отказать этому слову в статусе термина политической экономии и отрицать существование обозначаемого данным термином общественного строя.

Среди западногерманских ученых, занимающихся проблемами использования языка как средства пропаганды, следует выделить В. Дикманна (3; 4; 5; 6; 7), который и подытожил результаты почти всех исследований в области языка политики в ФРГ после 1945 г. и разработал прагматический подход к изучению данного предмета.

В отличие от остальных западногерманских ученых, ограничивших предмет своего исследования языком политики только XX в. и занимающихся исключительно сбором и предвзятой интерпретацией отдельных языковых фактов, характерных для определенных групп без учета ролевой специфики речевого поведения, В. Дикманн расширил предмет своего исследования, включив в него использование языка в пропагандистских целях различными политическими течениями и идеологиями в Германии со времен Французской буржуазной революции.

Социально-историческими предпосылками появления языка политики, отмечает В. Дикманн, являются публичность политики и множественность мнений. Вместо наблюдения над изменениями языковых элементов он исследовал специфические способы применения языка в области политики, целенаправленные действия над языковыми средствами, осуществляемые различными общественными группами и течениями, приспосабливающими язык политики для осуществления своих целей. Он установил относительность значений политических терминов, обусловленную их различной политической и идеологической интерпретацией. Это навело исследователя на мысль о пересмотре традиционного лингвистического термина значение, так как при изучении языка политики он встречал такие случаи, когда вопрос, какое значение имеет данное слово, был тождественен вопросу, какую цель преследует употребление слова в данном речевом акте и какой эффект должно вызвать употребление данного слова (14, 404).

В. Дикманн в работе «Словарь и использование слов в политической рекламе как предмет лингвистического исследования» (7), излагает основные положения подхода к изучению использования языка как средства пропаганды. Эти положения в развернутом и дополненном виде нашли отражение в его последующих работах. Он указывает на связь повышенного интереса немецких лингвистов к проблемам языка политики с успехами пропаганды в XX в. и с изучением «языка национал-социализма», при исследовании которого немецкие лингвисты пользовались методами английских и особенно американских ученых.

В. Дикманн указывает на влияние, которое оказал американский бихевиоризм на формирование его прагматического подхода к изучению языка политики. Критикуя односторонность бихевиоризма за понимание языка только как инструмента действия, он считает, что его методы должны учитываться при исследовании языка политической рекламы, так как политика, в конечном счете, является одним из видов деятельности, а пропаганда преследует цель оказать влияние на адресата пропаганды. В. Дикманн разделяет точку зрения большинства буржуазных ученых на то, что пропаганда воздействует прежде всего на сферу чувств и эмоций человека и рассматривает эмоциональную функцию языка первой. В эмоциональную функцию он включает и оценочную функцию. Благодаря этой функции слова в пропаганде могут вызвать положительные или отрицательные оценки и связанные с ними эффекты.

Большое значение имеет эмоциональная функция для создания, сплочения и сохранения политических групп. Возможность вызвать при помощи слов чувство сплоченности реализуется, например, в «словах-знаменах» политических движений. Эти «слова-знамена» включены в большинстве случаев в названия политических партий и выражают цели этих партий. Объединяющая сила слова заключена также в «словах-лозунгах» политических движений и в языках идеологий.

В. Дикманн связывает успехи пропаганды со склонностью человеческого мышления к абсолютизации понятий, вызывающих положительную оценку, таких слов, как «прогресс», «свобода», «демократия», «социальный», используемых в пропаганде без определения их содержания.

Характеризуя буржуазную пропаганду, В. Дикманн считает, что она использует упрощенные мыслительные штампы и что ее главными признаками являются упрощение, абстрагирование, обобщение, стереотипизация и «вторичная» наглядность и конкретность, проявляющаяся, например, в лозунгах типа: «Пушки вместо масла!». Словарь буржуазной пропаганды имеет биполярную структуру и выражает только крайние противопоставления – «за меня и против меня» (5, 315).

Критикуя западногерманских исследователей языка политики за их неверную интерпретацию использования языка в политических целях, В. Дикманн отмечает, что использование языка как оружия политической борьбы, включая формы его применения, не является изобретением XX в. Период Французской революции и начало XIX в. показывает такие же признаки использования языка в политике, как нормирование и злоупотребление языком.

В результате анализа пропагандистских изданий, распространяемых в ФРГ в связи с выборами в бундестаг в 1961 г., Г. Плате (13) установил, что побудительная функция в пропаганде играет бóльшую роль, чем в рекламе. В языке пропаганды встречаются формулы побуждения к действию в виде коротких предложений с глаголом в повелительном наклонении типа: «Голосуйте за партию X!». Чаще всего эта формулировка стоит в конце текста в качестве вывода из предшествующих аргументов: «Социальная ответственность в разумном ведении хозяйства. (Голосуйте за СвДП!)».

Однако эта формулировка встречается в современной пропаганде реже, чем формула побуждения с глаголом в изъявительном наклонении. В связи с этим Г. Плате полагает, что для рекламы, т.е. для приказов и внушения лучше всего подходят предложения с глаголом в изъявительном наклонении, которые как бы констатируют факт как уже свершившийся и не допускающий никаких возражений. При этом ни в экономической рекламе, ни в пропаганде немыслимы формулировки типа: «Вы купите еще сегодня…», «Вы проголосуете за партию X!». Такое обращение возмутило бы адресатов пропаганды. Эти формулы внушения встречаются в виде аподиктических повествовательных предложений, следующих после предложений, целью которых является возбудить эмоции адресата.

Другой формулой побуждения является сложноподчиненное предложение с придаточным подлежащим, например, «Кто думает о будущем, тот проголосует за СвВД». «Кто» – это лицо, в котором избиратель должен узнать себя как «думающего о будущем». Логическая структура такого предложения и формула внушения одна и та же, а именно, высказывание «S избирает X». Читателю предлагается идентифицироваться с S. Читателю может быть предложено идентифицироваться не с лицом, а с мнением: «Избрать кандидатов СДПГ это значит поставить во главе лучших людей». Эта же формула внушения используется в межпартийной борьбе: «Кто голосует за СвДПГ, тот сам не знает, что он делает со своим голосом». Подлежащее в предложении приравнивается к чему-то отпугивающему – идентификация не должна произойти.

Эти немногие формулы побуждения к действию наиболее распространены в предвыборной борьбе и обращены к ничтожному числу психических механизмов, которые должны вызвать действие, а именно к послушанию, к внушаемости и к уважению кажущейся логичности высказываний.

К искусственным «формулам резонанса» относятся лозунги. Поскольку даже в образованных кругах ФРГ не наблюдается особого интереса к политике, то существенная информация о партиях едва ли в состоянии привлечь внимание избирателей к пропагандистским материалам. Однако, каждая партия заинтересована в формулах резонанса, связываемых в сознании избирателей с названием той или иной партии. Эти формулы создаются искусственно и распространяются в виде слов-лозунгов и лозунгов, не содержащих существенных высказываний о позициях партий, например «И завтра ХДС».

Рассматривая функцию информирования, Г. Плате (13) отмечает, что большей популярностью во время выборов пользуются выпускаемые большим тиражом иллюстрированные издания, листовки, плакаты, объявления в газетах, содержащие лозунги, главной тенденцией которое является не представление партий и их программ, а представление самих избирателей. Так, лозунг СвДПГ «Кто задумывается о будущем, тот проголосует за СвДПГ» оставляет читателя в полном неведении о сущности этой партии, он лишь призывает избирателей узнать самих себя в этом изображении. Лозунг ХДС «Мы знаем, что мы имеем» имеет своей целью подавить потребность читателя или слушателя в информации, потому, что молчаливо предполагается, что читатель уже достаточно информирован.

В заключение следует отметить, что политическая и экономическая реклама в ФРГ представляет собой одно и то же. И та, и другая стремятся незаметно повлиять на сознание человека так, чтобы он всегда думал, что поступает в соответствии с принимаемыми им самим решениями. Язык современной пропаганды превращается лишь в средство побуждения к действию.

1. Клаус Г. Сила слова: Гносеол. и прагмат. анализ яз. / Пер. с нем. Комлева Н.Г.; Ред. и вступ. статья Колшанского Г.В. – М.: Прогресс, 1967. – 215 с. – Библиогр.: с. 211 – 212.

2. Коммунистическая пропаганда: Вопр. теории и методики / Редкол.: Курочкин П.К. (отв. ред.) и др.; АОН при ЦК КПСС. Каф. теории и методов идеол. работы. – М.: Мысль, 1974. – 302 с.

3. Dieckmann W. Information oder Überredung: Zum Wortgebrauch der politischen Werbung in Deutschland seit der französischen Revolution. – Marburg: Elwort, 1964. – 189 S. – (Marburger Beitr. zur Germanistik; Bd 8). – Bibliogr.: S. 168 – 178.

4. Dieckmann W. Kritische Bemerkungen zum sprachlichen Ost-West-Problem. – Ztschr. für dt. Sprache, B., 1976. Jg 23, N 3, S. 136 – 165.

5. Dieckmann W. Propaganda als werbende Anwendung der Sprache. – Päd. Provinz, Frankfurt / а.M., 1968, Jg 22, N 5, S. 213 – 221.

6. Dieckmann W. Sprache in der Politik: Einführung in die Pragmatik und Semantik der politischen Sprache. – Heidelberg: Univ. – Verl. (Winter), 1969. – 132 S. – (Sprachwissenschaftliche Studienbücher; 2. Abl.). – Bibliogr.: S. 121 – 132.

7. Dieckmann W. Wortschatz und Wortgebrauch der politischen Werbung als Gegenstand sprachwissenschaftlicher Forschung. – Marburger Universitätsbund, 1963, Jg 10, Bd 2, S. 69 – 100.

8. Hellmann M.W. Zum öffentlichen Sprachgebrauch in der BRD und in der DDR. – Düsseldorf: Päd. Verl., 1973. – 352 S. – (Sprache der Gegenwart; Bd 18).

9. Klaus G. Sprache der Politik. – B.: Dt. Verl. der Wiss., 1971. – 294 S.

10. Korntner B. Sowjet-Deutsch: Sprache als politisches Kampfmittel der Kommunisten. – Orientierung, Zürich, 1959, Jg 9, N 12, S. 35 – 43.

11. Meier G.F. Wirksamkeit der Sprache: Einige theoretische und methodisch-praktische Grundfragen zur Wirksamkeit der Sprache im Kommunikationsprozeß. – Ztschr. für Phonetik, Sprachwis. u. Kommunikationsforschung, B., 1969, Bd 22, H. 5, S. 474 – 492.

12. Pfutze M. Ideologie – Propaganda – Sprache. – Sprachpflege, Leipzig, 1971, Jg 20, H. 4, S. 65 – 71.

13. Plate H. Werbung oder Information. – Sprache im techn. Zeitalter, B., 1963, N 7, S. 547 – 557.

14. Reich H. Information oder Überredung: Rezension zu W. Dieckmann «Information oder Überredung». – Muttersprache, Wiesbaden, 1970, Jg 80, N 11/12, S. 403 – 406.

15. Reich H. Sprache und Politik: Untersuch. zu Wortschatz und Wortwahl des offiziellen Sprachgebrauches in der DDR. – München: Hueber, 1968. – 368 S. – (Münchener Univ. – Schriften. Philos. Fak. Münchener germ. Beitr.; Bd 1). – Bibliogr.: S. 359 – 368.

16. Roegele O.B. Die Spaltung der Sprache: Das Kommunistische Deutsch als Führungsmittel. – Polit. Meinung, Bonn, 1959, Jg 4, N 36, S. 48 – 60.

17. Romer R. Weißer Schnee – Rote Matrosen: Klassifizierung sprachlicher Wirkungen. – In: Zum öffentlichen Sprachgebrauch in der BRD und der DDR / Hrsg. Hellmann M.W. Düsseldorf, 1973, S. 46 – 77.

18. Schippan T. Die Rolle der politischen und philosophischen Terminologie im Sprachgebrauch beider deutscher Staaten und ihre Beziehungen zum allgemeinen Wortschatz. – Wiss. Ztschr. der Karl-Marx-Univ. Ges. u. sprachwiss. R., Leipzig, 1968, Jg 21, H. 2/3, S. 177 – 183.

19. Schmidt W. Das Verhältnis von Sprache und Politik als Gegenstand der marxistisch-leninistischen Sprachwirkungsforschung. – In: Germanistische Studientexte. Leipzig, 1977, Bd 2, S. 35 – 42.