Старший аналитик отдела по борьбе с межгалактической контрабандой Гелиопейского отделения Федеральной полиции на Эшете – Бруно Ингибаро был занят чрезвычайно трудным делом.
Он складывал башню из прозрачных стеклянных брусочков. Они были очень гладкие, толщиной не больше мизинца и все время норовили выскользнуть из пальцев. Приходилось прикладывать немало усилий и аккуратности, чтобы с каждой добавляемой деталью не обрушить всю башню. Этой игре Бруно обучили его коллеги-люди. Она была попроще, чем складывание пирамидок из стеклянных шариков в храме Маташати-на-Семи-Водопадах, где в прошлом проходил обучение юный послушник Ингибаро, но вполне позволяла сосредоточиться на решении насущных задач.
Компанию Ингибаро составлял «старший агент Чен» – забавная мягкая игрушка-треугольник с пятью разноцветными ногами и шестью глазами-пуговицами. Когда-то один из агентов заказал игрушку по рисунку своей маленькой дочери, и в отделе появился сначала «стажер Чен», который постепенно дорос до «агента», а затем и до «старшего агента Чена». Правда, потом его «тормознули» по службе – «из-за вздорного характера и привычку спорить с начальством», но старший агент Чен по праву считался самым опытным и уважаемым сотрудником в отделе. За что был неоднократно любовно выстиран и подшит.
Только такому сотруднику можно было доверить важный и серьёзный разговор.
– «Господин Ингибаро!» – басом проговорил Ингибаро, водружая на верхушку стеклянной башни ещё один брусок. – «Мы ознакомились с вашим отчётом. Это блестяще проведённая работа! Вы лучший аналитик отдела, Ингибаро!»
Один из брусочков опасно заскользил в сторону и Бруно аккуратно придержал его пальцем. Конструкция чуть качнулась, но устояла.
– «Благодаря вашему отчёту, Ингибаро, нам теперь доподлинно известно, что нелегальный завод по производству военной техники в Гелиопее – действительно существует!»
В пуговичных глазах старшего агента Чена заблестела усмешка.
– «Вы кладезь премудрости, Ингибаро! Вы лучший представитель вашей расы! Другие эделгийцы пыль на ваших ботинках! А люди просто мечтают быть похожими на вас, господин Ингибаро! Без вашего аналитического ума, без ваших вычислений, мы бы никогда сами не допёрли о существовании нелегального военного завода в пространстве Гелиопеи! О, это бесценная информация! Браво, господа! За это однозначно стоит выпить!»
Бруно встал, приложил правую руку к груди и трижды поклонился невидимой аудитории.
– «Но господин Ингибаро, – продолжал Ингибаро тем же басом. – Теперь, когда существование завода математически доказано, не могли бы вы поднапрячь свои заплесневелые мозги и столь же блестяще вычислить – где же находится этот таинственный завод? Когда же мы, наконец, сможем его увидеть и узнать, кто именно стоит за нелегальным производством военной техники в Гелиопее?»
Бруно откашлялся и заговорил уже своим обычным голосом:
– Господа, ну что вы! Я давно это уже вычислил!
Ингибаро взмахом руки развернул над столом вирт-окно с формулами. Многоглазая рожица старшего агента Чена сделалась окончательно глумливой.
– Как вы могли увидеть из моего отчёта, мы имеем дело с передвижной верфью с постоянно меняющейся системой координат, где N равно бесконечности, и в каждую единицу времени верфь может находиться вообще где угодно! Спасибо, спасибо, спасибо! – Ингибаро снова раскланялся перед невидимой аудиторией, отвечая на взрыв оваций, и снова заговорил басом: – «Но как же вы намерены решить эту проблему?» – Нет ничего сложного, господа! Мы просто найдём кого-нибудь грёбанного капитана, который вывозит на своём грёбанном корыте военную технику с этого грёбанного завода и просто попросим его поделиться с нами расчётной формулой N! Нет ничего проще, господа!
Ингибаро умолк, смахнул вирт-окно и с усилием потёр пальцами красные от недосыпа веки. Стеклянная конструкция на столе, словно дождавшись, когда она пропадёт из его поля зрения, со звоном рассыпалась на составляющие. Досадно. Давно не тренировался на стеклянных шариках, не собрал башню даже на две третьи…
– Развлекаешься? – в дверях стояла его коллега – Туано. Туано принадлежала к расе, до сих пор считавшей себя людьми, но в генетических экспериментах ушедшей так далеко, что её представители не походили даже друг на друга. Тонкокостная, высокая, чрезвычайно худая, Туано напоминала гуманоидов лишь общими очертаниями тела. Ни розоватые чешуйки, покрывавшие ее щеки, ни одновременное существование и жабр, и лёгких не мешало ей именовать себя человеком. Самой близкой людям в генетическом плане расой оставались эделгийцы, которые за неосторожное причисление к людям начинали плеваться ядом и дышать огнём. В метафорическом смысле, конечно.
– Да вот излагаю коллеге основные тезисы своего отчёта, – усмехнулся Бруно. Ростом он доставал Туано разве что до подмышки, а короткие торчащие дыбом волосы русого цвета и татуировки на выбритых висках делали его и вовсе похожим на мальчишку.
– Не отвечаешь на вызовы, а между тем есть новости. – Голос у Туано был непропорционально телу густой и глубокий. – Правда не знаю, с какой начать – с плохой или с ужасной.
– Давай по порядку, – Ингибаро упёрся кулаками в стол, изображая внимание.
– Ролкер «Митсао» престал выходить на связь.
– Твою мать, – Ингибаро резко выпрямился и провёл обеими ладонями по лицу. – Мы даже голову не успеваем поднять…
После исчезновения ролкера «Тихоходный», «Митсао» казался Ингиабро самым перспективным судном. На последнем рабочем совещании он добился того, чтобы любые действия с эделгийским капитаном согласовывались с ним лично. Действовать нужно было аккуратно, почти филигранно… В отделе не пожалели ни времени, ни денег, ни агентов… И все равно все пошло прахом.
Ингибаро подозревал, что за деятельностью нелегального завода стоит глава одного из крупнейших преступных эделгийских кланов – Рудо Ариано. А у мерзавца всегда было обострённое чутье на своих людей и опасность. Гораздо острее, чем у его старшего брата.
– А плохая новость какая? – Ингибаро невесело усмехнулся. – Меня снова премировали и отстранили от дела в связи с близким родством с главным подозреваемым?
– Нет, – Туано улыбнулась, но чешуйки на её щеках слегка встопорщились. – Твой отчёт произвёл на экспертную комиссию большое впечатление. Тебя хотят перевести в центральное управление.
– Я польщён, – Бруно кривовато усмехнулся. – И как я должен накосячить, чтобы перевод не состоялся?
Туано только усмехнулась:
– С твоим послужным списком – только уйти в отставку. Но что-то мне сдаётся, что это не входит в твои планы.
– Ладно, сделаю заявку на пару искинов, – Ингибаро озабоченно потёр пальцами лоб. – Хочу перебрать все материалы по «Тихоходному» и «Митсао». Что-то мы делаем не так… Или не мы.
– У меня другое предложение, – Туано перебросила с комма на комм нужный файл. – Это анализ данных от Джайва, из центрального. Есть ещё одно судно. Правда, Джайв утверждает, что это пустышка.
Бруно растянул вирт-окно, просматривая информацию:
– «Чектуран»… Амега Синий… Контрабанда оружия, шесть лет на Дейсе, – Ингибаро только покачал головой. – Да, похоже на пустышку. Слишком уж засвеченная фигура. Только фонарь на задницу навесить для полной убедительности. Хотя…
Бруно вчитался в файл, но потом решительно его захлопнул.
– Бесперспективняк. Этот на сотрудничество не пойдёт, а перехватывать судно нет смысла. Даже если там есть связь с заводом, и мы это докажем, то это ни на единицу не приблизит нас собственно к заводу. При первой же шумихе они просто сменят формулу расчёта координат.
– А может он и пойдёт на сотрудничество, – возразила Туано. – Там есть одна зацепка. У Синего сын, мальчик десяти лет, недавно попал в каталоги местных либкиндеров. Папа постарался, надавил на кого надо, фотографии убрали, ребёнка объявили погибшим. Но дело в том, что на ребёнка уже нашёлся заказчик – Олег Арефьев по кличке Скунс. Всего лишь миллиардер, основной держатель акций ЦентроЗемли, педофил, извращенец и новый фаворит Риана Пантеры. Наши взломали личный архив Скунса и говорят, там просто кошмар. В штабе считают, что Скунс мог бы многое порассказать про Риана Пантеру, если на него правильно надавить. Но он сверхбогат, и за исключением фотографий никаких следов детей до сих пор не нашли. Когда узнали, что на него есть потенциальная наживка, уписались от восторга. И что-то мне подсказывает, что Синий точно не потерпит этого праздника у себя за бортом.
– То есть преступники скрывают место нахождения ребёнка от маньяка, а полицейские хотят его раскрыть. – Ингибаро невесело усмехнулся и снова устало провёл по лицу обеими руками: – Чёрт, я никогда ещё не был так город за свою профессию…
На браслете Туано звякнул входящий файл. Агент пробежала глазами сообщение:
– Хорошие новости, Бруно. «Чектуран» сделал заявку на пополнение запасов. Будет в порту Иясуто через трое суток.
– О да, прекрасная возможность пригласить Синего на пару пива. «Не поделитесь ли, любезнейший, вашей формулой успеха. Да-да, той самой. А мы за это не скажем одному мерзавцу, где находится ваш ребёнок…»
Ингибаро ткнул в файл с пометкой «Арефьев» и на вирт-экран вывалился ворох голографий. С минуту оба полицейских смотрели на них в гробовом молчании, а запущенная программа каскадом разворачивала все новые и новые изображения.
Через две минуты Бруно на ходу вдевал руку в рукав длинного серого плаща и говорил кому-то в комм:
– Шиано, милый, у тебя через трое суток в порту ролкер будет, «Чектуран». Капитан – Амега Синий… Сделай так, чтобы он сам к тебе сам прибежал! Мне с ним потолковать надо, неофициально…
– Бруно, ты уверен? – Туано перехватила его за плечо. – Мы не получим после этого встречи ещё один «Митсао»? Встреча с потенциальным свидетелем…
– Каким свидетелем? – Ингибаро возвёл на коллегу ясные голубые глаза в обрамлении длинных золотистых ресниц. – Ты о чем?
Туано хмыкнула и отступила.
– Я много работал, я устал, – Бурно пожал плечами. – Пойду, проветрюсь, с шурином поболтаю в кое-то веки вот так, без прибамбасов… Да, в его рабочее время, а что поделать! Он у меня занятой. Шутка ли, – Ингибаро сделал большие глаза, – начальник космопорта!
– Теперь я особенно хорошо понимаю, почему в федеральную полицию так не любят приглашать местных, – Туано с усмешкой только покачала головой. – Шурины, братья, сестры… Кто у тебя ещё на подхвате, малыш?
– У монаха нет дома, потому что весь мир – его дом, – пропел-процитировал Ингибаро одно из изречений священной книги «Аштази», – у монаха нет семьи – потому что каждый, кого он встречает – его семья… Ты моя семья, Туано!
Он подмигнул коллеге. Туано прикусила губу. Чешуйки на её щеках встопорщились ещё больше и потемнели, выдавая волнение. Ингибаро ценили не только за аналитические способности. На своей родной планете он был как рыба в воде, и легко проходил туда, куда ксеносам путь был строжайше запрещён. Нет, федеральный кодекс, конечно, позволял накласть на местные правила, законы и предрассудки, но Гелиопея и так была нелюбимой территорией Конфедерации за бесконечные межрасовые конфликты и войны. И провоцировать их по личному усмотрению агентам не дозволялось. Ингибаро приглашали, когда нужно было сглаживать острые углы, добыть информацию мягким путём или организовать встречу с религиозными лидерами, отказывающимися вступать в диалоги с «непосвящёнными». И все это – без лишней нервотрёпки и за штатный оклад старшего аналитика.
А Бруно – Бруно был влюблён в свою планету, как иные бывают влюблены в свою женщину. В своё время он отказался и от военной, и от политической (и да и чего греха таить – преступной) карьер, чтобы стать «амшати» – монахом-в-миру, монахом, живущим вне стен монастыря. Это было почётно и совершенно не расходилось с профессиональной деятельностью полицейского. «И монахи и полицейские придерживаются одних целей, – смеялся Ингибаро. – Они берегут миропорядок и следят за исполнением законов».
Неписанное правило гласило: доверяешь – доверяй. Все их тщательно продуманные, согласованные и простроенные схемы не сработали ни с «Митсао», ни с «Тихоходным». Кто его знает – а вдруг Ингибаро удастся то, что не удалось другим агентам? Туано руками пригладила непослушные чешуйки, расслабляясь и гася эмоции.
Старший агент Чен сидел на столе, прислоненный к декоративной вазе, и профессионально держал эмоции при себе.
***
В комнате было совсем темно. Свет исходил только от алых на чёрном фоне колец мишени дартса. К мишени дротиком был прикрёплен листок, на котором чёрным маркером от руки был нарисован мальчишеский портрет. Талантливо нарисован. Тёмные блестящие глаза, длинные бархатные ресницы… Острый подбородок чуть вздёрнут, волосы распушились под порывом ветра. Нарисованный мальчишка смотрел не на зрителя, а куда-то вверх, словно наблюдая за полётом птиц в небе. Рот приоткрыт в удивлении. Выражение лица одновременно и мечтательное, и восхищённое…
Либкиндеры прошерстили все детдома, все приюты, перетряхнули все запасники, чтобы подыскать капризному клиенту то, что нужно. Скунс (он же автор портрета) придирчиво изучил все присланные видеоматериалы. И, кажется, нашёл.
Тонкого стройного мальчишку с мечтательной искрой в глазах, улыбчивого и лёгкого. С россыпью редких веснушек и длинными, густыми –как крыло редкой маленькой птички – ресницами.
Одним словом – того самого.
Чем больше Скунс пересматривал минутный ролик, тем больше в этом убеждался. И тем больше его хотел.
А исполнители облажались.
Скунс сгрёб со стола с десяток дротиков – тонких, блестящих и одновременно тяжёлых и смертоносных, и принялся с остервенением метать их в лицо нарисованного мальчишки. Дротики со смачным стуком входили в доску до самого основания.
Долбоёбы хреновы… Никому верить нельзя!
Он был уверен – мальчишку угробили по дороге. Не довезли. Гориллы косорукие. Или перекололи наркоты. Или он задохнулся в каком-нибудь ящике, куда его засунули и забыли вовремя проверить. Или не уследили, и он погиб при нелепой попытке сбежать.
Когда Скунс действовал сам, таких тупых уёбищных ошибок не было. У него вообще никогда не было ошибок.
Эти, конечно, извинялись. Лебезили, обещали золотые горы. Послал их на хрен.
Те струхнули по-настоящему, прислали компенсацию.
Двух близнецов. Похожих на его мечту, как поросята на ангела. Визжали, по крайней мере, также.
Одного он порезал на месте прямо на глазах у его брата. Но легче не стало.
Второго отдал Саше. Саша скучный. Просто пристрелил. Зато сразу стало тихо.
"Ваши извинения приняты", – сказал Саша бледным шестёркам, которым поручили доставить компенсацию.
Дротики в руках закончились.
Скунс лёг щекой на круглый журнальный столик. Обнял каменную столешницу. Темнота облепливала со всех сторон, наваливалась бетонной плитой. Сами собой скользнули из уголков глаз солёные дорожки. Слезы нелепо скатывались на кончик носа, а оттуда на стол.
А вот его бы он даже пальцем не тронул. Он бы сдувал с него пылинки, носил на руках, выполнял бы любые желания! А теперь они никогда не увидятся. Никогда-никогда…
Ну почему, почему, почему, почему ему так плохо?!
***
Бип! Бип! Бип!
Проснулся Джекканти от того, что у него под ухом жужжал и сигналил комм.
– Вставай, юнга! Дежурство проспишь! – раздался насмешливый голос искина. – Сейчас третья вахта, время десять сорок пять. Экипаж возвращается через час. Старт – в двенадцать тридцать. Через тридцать минут у тебя дежурство в столовой.
– Какое дежурство? – Джекканти кое-как разлепил веки, сел, потёр глаза, с недоумением разглядывая непривычную обстановку. Из-за того, что спал в одежде, тело казалось липким и мятым.
Амега в спальне уже не было. В каюте медленно прибавлялся свет, но все равно переход от сна к бодрствованию получился слишком внезапный.
– Плановое, утверждённое! – сверхжизнерадостный голос искина больше удручал, чем бодрил. – Боцман в пять двадцать назначил, старпом в пять двадцать два утвердил.
– Ого, – оценил Джекканти, нашаривая ногами ботинки. – И что я должен делать?
– Слушаться. В столовой и на камбузе – кока и помощника кока. В жилой зоне –боцмана и стюарда. В медотсеке – бортврача. В технической части – вахтенного бортинженера, оператора или техника. Везде и всегда – капитана и старпома, в их отсутствие – второго и третьего помощников. Чего не догнал – спросить у искина!
Джекканти вышел в гостиную. Амега сидел за столом, полуприкрыв глаза и курил. На столе перед ним стоял поднос с пустыми чашками и пепельница.
– Пап, а мне Оксана сказала, что у меня сегодня дежурство! – мальчишка невольно разулыбался, сам не зная почему.
Амега машинально кивнул, едва взглянув на мальчишку, и, не выпуская сигареты, с силой потер переносицу кончиками пальцев.
Джекканти ещё немного потоптался на месте, не зная, что сказать и смущённо нырнул в уборную.
Вышел оттуда минут через двадцать умытый и очень задумчивый. Пока он приводил себя в порядок, Оксана не только подробно объяснила, как пользоваться санузлом на судне, а заодно прочла мини-лекцию о состоянии жидкости в невесомости.
В каюте ничего не изменилось, Амега сидел в той же позе.
– Посуду забери, – участливо подсказала Оксана мальчишке.
Дежурство можно было считать открытым.
Сонный Вандай очень обрадовался помощнику и отправил Джекканти накрывать на столы. Все блюда выставлялись в закрытых металлических чашках. Содержимое чашек было для всех одинаковым, кроме двух порций.
– Вот эту – бортврачу, – пояснил Вандай. – Он у нас эделгиец, мяса не кушать совсем. А эту на первый стол…
– Для капитана? – сообразил Джекканти.
– Не, для третий помощник, – добродушно улыбнулся Вандай. –Ежи Гриман.
– Он тоже эделгиец?
– Не-а, человек. Только его на войне сильно-сильно поломало. Теперь все подряд не кушать. Нельзя. Совсем-совсем больной.
Джекканти вспомнил, что Гриман был единственным, кто не воплощал свои фантазии о женщинах в образе искина. Теперь было понятно почему.
– Зачем же он тогда в космосе летает? – удивился мальчишка.
– А что делать! – Вандай философски развёл руками. – Кушать что-то в рот положить – надо? Семья кормить надо? Жилье платить надо? Работа есть – очень хорошо! Работа есть – семья Вандай жить! Семья Вандай говорить: спасибо, Вандай!
В коридоре внезапно послышались громкие голоса и шуршание дверей кают – это вернулся экипаж.
– Я посмотрю, да? – встрепенулся мальчишка.
– Иди-иди, встречай, – заулыбался стюард и с лёгкой хитрецой окинул взглядом капитанскую куртку, в которой щеголял Джекканти. – Маленький капитан…
Джекканти хотел увидеть Росси и Коза-Ностру, но первым на кого он наткнулся, был необъятный человек, одетый в яркую пёструю хламиду до пола и от этого похожий на индейского вождя. Сходство добавляла толстая чёрная коса, с вплетёнными в неё бусинами и ленточками.
– Это ещё что за таракан бежит с моей кухни?! – загрохотал он на весь коридор, разом привлекая всеобщее внимание к мальчишке. – Ты куда нас завёз, Вебель? Ты нас на чужое судно завёз!
И он обвиняюще указал огромной лапищей прямо на оробевшего мальчишку.
Тот кого он назвал Вебелем отшутился-отругнулся, что он лично шёл по координатам, а что там на судне без него развелось – это не его дело.
На счастье юнги из-за спины великана вышли Росси и Коза-Ностра, и Джеккнати так обрадовался, увидев знакомые лица, что чуть не кинулся напарникам на шею.
– А вот ты где! Ну привет, привет, – Росси подставил мальчишке локоть, давая возможность за него ухватится, и без труда приподнял Джекканти над полом.
– Пальтишко-то в самолюбии не жмёт? – ехидно поинтересовался Коза-Ностра, кивая на обновку Джека.
– Это папина куртка, – счастливо улыбаясь, пояснил мальчишка.
– Да ты что! – Коза-Ностра сделал большие глаза и заржал. – А то мы не догадались!
Здоровяк, сообразив, что к чему, тут же сменил гнев на милость:
–Так что ж вы мне сразу не сказали, что у нас особый гость! – зашумел он. – Идём, малыш, я тебя сейчас таким обедом угощу, закачаешься! – пообещал он, но мальчишка уже шустро юркнул за спину Росси.
– Угостишь, угостишь, – кивнул Росси. – Ща все жрать пойдут, и пацан придёт, тогда и покормишь. Лучше проверь, Маккер, чего там у тебя на камбузе Вандай натворил в твоё отсутствие, а то, может, вообще сегодня на пайках сидеть будем… А у меня к этому бойцу разговор.
Росси взъерошил мальчишке волосы и обнял за плечи. Мальчишка заулыбался счастливо и благодарно.
При упоминании Вандая Маккер запыхтел, как паровоз, и семимильными шагами устремился на камбуз.
В этот момент к ним подошли ещё два космолетчика – оба в белых кителях, как у старпома: старший бортинженер Норман Флетчер и штурман-навигатор Ежи Гриман. Второй и третий помощники капитана. Флетчер, высокий статный красавец, обладатель безупречно ровных и белоснежных зубов, одарил Джекканти улыбкой супергероя и беззастенчиво заметил:
– Значит, это тот самый, которого нам вместо четвёртого техника укомплектовали.
И он с ухмылкой обернулся ко Гриману, приглашая присоединится к своему праведному негодованию.
Гриман тоже был высокий, но худой, чуть сутулый, с серым невыразительным лицом. Он сначала посмотрел на мальчишку как-то дико, словно ему показали привидение. Потом взгляд его выцвел, он глухо закашлялся, развернулся и пошёл к своей каюте.
«На войне поломало, совсем, совсем больной», – вспомнил Джекканти.
– Ну, добро пожаловать на борт, юнга, – Флетчер пожал мальчишке руку, снова сверкнув улыбкой-фотовспышкой. – Работа у нас не простая, но интересная. Скучать не приходится!
На секунду придержал его ладонь в своей и добавил негромко:
– А вот курточка тебе не по плечу. Если ты понимаешь, что я хочу сказать.
Джекканти молча кивнул и с облегчением забрал ладонь из руки нового знакомого.
– А-а-а, ещё один дармоед и бездельник! – прогремел за спиной Джекканти чей-то голос. Крепкий угловатый мужик в красном комбезе недружелюбно смерил взглядом мальчишку, попутно пожимая руки присутствующим – ногти у него были широкие коричневые, с глубокой чёрной каймой по краям, – и сердито сообщил Флетчеру: – А новых гравикомпенсаторов до сих пор нету! И я их из задницы не рожу!
– Тебе ж сказали, – Флетчер отключил улыбку, и на лице осталось выражение досады, – гравикомпенсаторы будут на Марсе.
– Вот тогда и новая сетка, – мужик выразительно ткнул коричневым пальцем в потолок, – тоже будет на Марсе! И какого, вашу мать, хрена мы тогда тут дрочили двое суток на инверсионку, если до Марса мы все равно пойдём на старых болтах?!
– А на хрена вы её вообще расколупали раньше времени?! Я вам что сказал делать?!
«Близнецы», ухмыляясь, увлекли печального Джекканти в кают-компанию.
– А ты чего нос повесил, салага? – поинтересовался Росси.
– А зачем он сказал, что я бездельник и дармоед?
– Да брось, – Коза-Ностра извлёк из холодильника бутылку минералки и завалился в кресло. – Чадро всех на борту считает бездельниками, даже, походу, капитана. А орёт он на всех потому, что в любимчиках у Флетчера ходит – лучший техник на борту…
Джекканти удивлённо расширил глаза, пытаясь осознать этот парадокс.
– А я – не бездельник, у меня сегодня дежурство – в столовой и жилой зоне! – похвастался мальчишка.
– А, так тебя уже припрягли, – разочарованно присвистнул Росси. – А я думал тебя после обеда позвать с нами киношку новую посмотреть…
– Я буду! Я все очень быстро сделаю! – заволновался Джекканти.
– Боцман – и быстро? Ну-ну, – заухмылялся Коза-Ностра.
– Да нормально, – Росси бросил взгляд на комм. – Он как раз спит в это время. Успеешь – приходи. Главное, не накосячь, а то спалишься…
– Золушка наша, – осклабился Коза-Ностра.
За обедом Джекканти с любопытством рассматривал членов экипажа. Космолётчики все были разномастные, совсем не похожие друг на друга. Джекканти уже разобрался: белый китель – у помощников капитана, светло-серые куртки и оранжевые полукомбинезоны – у операторов и врача, оранжевые комбинезоны – у всех остальных.
Обедать пришли не все. Многие места пустовали. За первым столом были только Флетчер и Гриман. Флетчер искрил белозубой улыбкой, рассказывал что-то весёлое, но Гриман, казалось, его даже не слушал. Ел он медленно, без аппетита, глядя только в свою тарелку.
Не было боцмана, сердитого Чадро и Вархавы (того самого, что вешал койку в каюте капитана). Кок тоже за стол не садился, предпочитая бдить и перебрасываться шутками с космолётчиками.
Джекканти прислушался к разговору за соседним столом, где сидели техники.
– Вчера за теплообменником опять слышал щёлканье, – со значением заметил один из из них, длинный и нескладный Валет. У него было лицо умной и грустной лошади, и мальчишка почему-то сразу ему посочувствовал.
– Я тоже слышал, – громогласно согласился Мэнни, бритоголовый верзила с изумрудно-алыми татуировками-ящерицами на затылке. Смёл красной лапищей со стола россыпь крошек и одним махом отправил в рот, вытер губы и уверенно добавил: – Я ж те говорю, там трубы разного диаметра. Вот и гудит.
– Я сказал щёлканье, а не гудение, – упрямо повторил Валет, медленно размешивая ложкой остатки соуса в чашке.
Третий, Абсент, худой и гибкий, похожий одновременно на канатоходца и пирата (благодаря пестрой бондане), только сочувственно покачал головой и заметил с лёгким упрёком:
– На "Чектуране" нет крыс, – по его голосу стало понятно, что он произносит эту фразу не впервой, но уже не пытается переубедить приятеля.
– Значит так, долбоеб, – громогласно возвестил Мэнни так, что все на него обернулись, и погрозил Валету пальцем. – Если из-за тебя нам опять придётся терпеть дератизацию, я тя сам лично придушу, понял? Я предупредил.
Он шумно поднялся, и Абсент, глядя на Валета с сочувствием и упрёком, подался следом.
– Че, Валет, опять крысофобию словил? – с нахальной усмешкой во всеуслышание заявил Коза-Ностра, и ткнул кулаком сидящего рядом молодого-парнишку эделгийца. – Эст, ты бы ему таблеток каких прописал, что ли? От головы! Че человек мучается?
– Это неизлечимо, – парнишка белозубо и жизнерадостно улыбнулся, обнажая маленькие аккуратные клычки.
– Типун тебе на язык, – отозвался кто-то из космолетчиков, – так он их просто видит, а с волшебными таблеточками – еще и поймает…
Космолётчики расхохотались, а кок задохнулся от возмущения:
– Неизлечимо?! – загрохотал он и взмахнул здоровенным, шириной в руку, тесаком. – А травить порядочных людей хренью– излечимо?! У меня с последней дератизации до сих пор из ящиков тухлятиной разит! Это излечимо?!
– Следующая дератизация и продув системы – за твой счет, Валет! – Норман Флетчер поднял вверх палец, подводя черту и одновременно призывая экипаж к порядку. Сидящий с ним за одним столом Гриман, только нахмурился и потер кончиками пальцев лоб, как от сильного шума.
Кок выразительно фыркнул, бурча что-то себе под нос, убрался на камбуз.
Космолетчики тоже начали расходится, поругивая незадачливого крысолова и обещая ему небесные кары за неуёмную фантазию.
Валет не отвечал на насмешки, продолжая методично помешивать ложкой в тарелке. Его умное лошадиное лицо оставалось бесстрастным. Джекканти сделалось его немного жаль.
Валет встретился взглядом с мальчишкой.
– Крысы есть везде, – тихо и убежденно сказал он, словно отвечал на невидимый вопрос. – Когда я служил на Шатао, крысы приходили и ложились нам на лицо.
После чего поднялся, сунул, сутулясь, руки в карманы и ушел, погруженный в свои мысли.
Джекканти помог Вандаю убрать со стола посуду, загрузить посудомоечную машину. Протирать столы Маккер Джекканти не позволил.
– Сам уберёт, не переломится, – ворчливо отозвался про Вандая Маккер и пожаловался: – Весь камбуз мне тут уделал, раззява косорукая...
И он ревностно протёр бумажным полотенцем сверкающую дверцу шкафа.
На камбузе, который больше походил на чисто убранную котельную, чем на кухню, Маккер смотрелся весьма внушительно. В трёх огромных плотно закрытых котлах что-то томилось. Оттёртые до блеска металлические дверцы массивных шкафов и холодильников сияли, как зеркальные. Вдоль стен тянулись такие же блестящие трубы с загадочными датчиками и широкие столы. На стеклянных досках, ожидая своей очереди, благоухали горы нарубленных овощей и зелени. Хотя открывались все шкафы и тумбы перед коком по приказу искина, казалось, что они открываются сами собой под его грозным взглядом.
Маккер усадил Джекканти в самом уютном углу и угостил мороженым. Джекканти, который сидел, как на иголках, принялся торопливо поглощать лакомство, чтобы поскорее удрать из камбуза в кают-компанию.
– Расчётное время до старта – десять минут, – предупредила в динамиках система. – Рекомендуется занять предстартовые места, принять горизонтальное положение и пристегнуть ремни.
– Да заткнись ты, дурилка электронная, – отмахнулся кок от искина и участливо посоветовал Джекканти: – Ты ее не слушай. У нее кристаллы вместо мозгов. И имитацию личности не включай, когда общаться с ней будешь, а то крышак поедет.
– Почему? – удивился мальчишка, которому Оксана очень даже понравилась.
– А это ты у нашего бортврача спроси. Он в университете учился, книжки умные читал… А хотя – лучше не спрашивай, – Маккер неопределённо взмахнул огромным половником. – Просто на техников наших посмотри – и сам поймёшь. Ни одного нормального нет. Одни психи. Один в колодец сигает, как будто у него костыли лишние, другой крыс не существующих ловит, третий… Э… да что там говорить.
Толстяк выразительно покрутил лапищей у виска:
– Это все от бабы электронной. Будешь с ней долго общаться – сам психом станешь. Я вот вообще с ней не разговариваю. Никогда. Даже сообщения не читаю. Кому надо – тот меня и так найдёт, верно?
Джекканти дипломатично промолчал.
– С бабами вообще лучше дел никаких не иметь, – продолжал Толстяк. – Я через них столько раз погорел…
Он присел на широкий табурет напротив Джекканти и доверительно поинтересовался: – Кто у нас сейчас президент знаешь?
– Конечно! – мальчишка пожал плечами. – Торнуотер. Это все знают!
– Верно, – с каменной серьёзностью подтвердил Маккер и строго, без тени улыбки, поинтересовался: – А ты знаешь, что у него дочка есть?
Джекканти отрицательно помотал головой. По правде говоря, его это нисколько не интересовало.
– Ох красивая баба! Но стерва конченная. А знаешь, откуда я это знаю?
Джек снова помотал головой.
– Так я поваром при них служил в Лондоне. Только не в Гринвиче, а в Сити, во второй их резиденции. Ох, я там на всю нашу верхушку насмотрелся! Такое видел, что повторить стыдно… Всю политическую кухню их теперь знаю насквозь. И так она мне голову надурила. Стерва эта… Веришь? Чуть ведь не женился на ней… Молодой был. Зелёный. Только потом понял – вербовала она меня…
Он вздохнул и загрустил.
Джекканти, который к этому времени как раз доел мороженое, торопливо отставил пустую чашку:
– Я пойду, у меня ещё дежурство в кают-компании…
Маккер печально кивнул головой.
***
Амега в рубке медленно пролистал последние записи бортового журнала. Значит, Марс, Эшета, забрать припасы и – в рейс… «Ребятишечки» Калеченого в эти две стоянки не вписывались никак, значит, придётся соскакивать с маршрута, мотаться туда-сюда с полными трюмами. Вот же черт… Подкинул работёнку Калеченый, ничего не скажешь. Не ролкер, млять, а туристический лайнер, в пору билеты продавать.
Чачу на мостике уже сменил Норман Флетчер. Вот уж на ком белоснежный китель сидел точно по мерке. Из старшего состава «Чектурана» Флетчер внешностью больше всех походил на капитана, и кажется, не однократно втирал это безголовым грудастым дурочкам в портах. Норман в своё время ходил на межгалактических пассажирских лайнерах элитного класса и до сих пор не растерял былой лоск. Он ещё не забыл, как пил на брудершафт со звёздами и поддерживал светскую беседу с высокопоставленными лицами. В любое помещение входил бравой походкой, с высоко задранным подбородком и улыбкой-фотовспышкой, словно его везде поджидали журналисты, готовые сделать снимок и взять интервью. Легко и чуть снисходительно заговаривал с любым гуманоидом, не взирая на расу, пол и возраст. Принадлежал он к тому типу людей, которые всегда и во всем довольны сами собой.
Из гражданского космофлота Флетчера с треском выперли за увлечение азартными играми. Нет, сыграть партию-другую в покер или пару раз поставить на красное совсем не возбранялось, но вот делать ставки на казённые деньги – увы… Когда обнаружили крупную недостачу, до суда дело доводить не стали, а слегка подправили красавчику рожу и дали под зад. Ничего выше автобуса или грузовика Флетчеру отныне не светило, а вот привычка жить на широкую ногу, пить дорогие коктейли и играть на крупные ставки – осталась. Эта привычка и привела старшего бортинженера на борт «Чектурана».
– Две минуты до прыжка, – оповестила система.
Амега не стал и дальше висеть над душой второго помощника и вернулся в каюту.