За чертой

Глава четырнадцатая

— Это самое трудное из всего, что мне когда-либо приходилось делать, — вздохнула Шан.

На самом деле не самое трудное, вовсе нет. Но стоять перед алтарем церкви Святого Франциска в сердце подземной колонии Константин действительно было нелегко. Шан чувствовала свет, льющийся через витражное стекло позади нее, и он будто прожигал ее насквозь. Не самое приятное место для атеистки, пусть даже и бывшей.

Она переводила взгляд с одного обеспокоенного лица на другое. Здесь сегодня собрались люди, которых она знала и которые некогда доверяли ей.

— Вам необходимо покинуть Константин. Нужно вывезти отсюда всех.

Ни движения, ни голосов. Шан готовилась к другому. Опыти чутье подсказывали, что нужно готовиться встретить сопротивление. Реакция оказалась другой, непредвиденной, и она продолжила. Краем глаза Шан видела Джоша. Но не Араса.

— Сложилась крайне напряженная политическая ситуация. Земля послала в эту систему еще один космический корабль, не спросив разрешения ни у вес'хар, ни у исенджи. Вы знаете вес'хар, возможно, лучше, чем я сама. Они сейчас принимают крайние меры.

Кто-то в передних рядах вздохнул. Вопросов все еще не задавали.

— Они собираются навсегда предотвратить возможность высадки единственным известным им способом. Заселят эту планету микроорганизмами, которые будут убивать людей и исенджи. Боюсь, это касается и вас. Но есть и хорошие новости. Если вы согласны улететь отсюда, вы сможете начать новую жизнь на Вес'едже. Вам предоставят там убежище.

Лица — каменные. Может, я как-то непонятно изъясняюсь?

— Какие есть вопросы?

— Сколько времени у нас в запасе? — подала голос женщина из первого ряда. Сабина Месеви, ботаник с «Фетиды», которая приняла веру и решила остаться. Шан не заметила ее сразу, и это плохо, потому что обычно она видела в толпе буквально каждого.

— Самое большое — два месяца. Вам помогут собраться и перевезти все имущество. Мне жаль, что так получилось.

Месеви не унималась.

— А биобарьер нас не защитит?

— Вес'хар снимают его. Они не хотят, чтобы Безер'едж стал плацдармом для какой-то из сторон.

— Они могут высадиться, используя надежную защиту от биологического оружия.

— Возможно, но одно дело — проходить учения в закрытых лабораториях, а другое — жить на зараженной планете. Безер'едж станет для людей таким же бесполезным, как и Луна.

— Людей интересует только планета? Шан поколебалась.

— Подозреваю, что нет.

Молчание. Шан начала раздражаться: ей хотелось поскорее закончить с темой эвакуации. Она стала считать — почти минута полнейшей тишины.

Она взглянула на пол и увидела яркие пятна рубинового и изумрудного цвета на пятачке между своих ботинок — она стояла, по привычке расставив ноги. Свет звезды Каванага попадал сюда каким-то неведомым образом, и каждый день на рассвете оживал образ святого Франциска в окружении животных с Земли, Безер'еджа и Вес'еджа.

Интересно, они разберут этот витраж, чтобы перевезти его на новое место? Хорошо бы…

Шестьдесят секунд. Тишина, казалось, воцарилась навечно.

— В таком случае я оставлю вас, чтобы вы все обсудили. Буду ждать в доме Джоша, пока у вас появятся вопросы.

Ох и долог же путь по проходу… Почти так же долог, как по лагерю миссии «Фетиды», когда Шан готовилась сообщить людям, что Сурендра Парек казнена за зверское убийство малыша безери.

Парек не хотела этого делать.

А я не собиралась дать этим ублюдкам лишний повод стремиться сюда.

Она почти дошла до конца прохода, когда навстречу ей выступил мужчина, которого она помнила очень смутно. Рефлексы отозвались мгновенно: опасность! С'наатат сказал: нет проблем.

— Мы никуда не полетим. Это наш дом. Вы что, не понимаете?

Шан была выше, сильнее и вооружена, но, казалось, его это не волновало.

— У вас нет выбора.

— Как вы можете выступать на их стороне? Вы же человек. Этот вызов ей бросали и раньше. Он стоял ближе, чем

положено, и кулаки его были сжаты.

— На чьей я стороне — совершенно не важно. Они сделают то, что задумали, со мной или без меня. У вас есть только один шанс — убраться отсюда.

— Мы не можем бросить все, ради чего трудились. Мы здесь родились. Мы не знаем ничего другого.

Он, может, и не собирался на нее нападать, но дернулся, и этого оказалось достаточно, чтобы Шан молниеносно вскинула руку и сжала его предплечье. Этого оказалось достаточно.

— Вы уберетесь. Ваши предки смогли, значит, и вы сможете.

— Вы не можете нас заставить.

Она отпустила его руку. Плотная стена молчания окружала их обоих.

— Слушай, милый, так или иначе, но через три месяца вас здесь уже не будет. Вы можете начать все сначала или закончить, как жители Мджата.

Шан смотрела на него, не мигая, пока он не отступил и не сел на свое место. Его била дрожь. Рядом с ним сидели дети. Они будто окаменели.

Она обернулась к остальным колонистам.

— Просто не делайте глупостей, ладно? Героизм тут неуместен.

Вот в чем основная проблема с людьми, которые собираются на небо. Они не принимают смерть всерьез.

Арас так обрадовался при виде дымчато-голубой травы вокруг Временного города, будто и в самом деле вернулся домой. Выбравшись из Ф'нара, он испытал облегчение. Шан нравились эти урбанистические изыски, однако сам он чувствовал себя там все равно неуютно, хотя и мог уже бродить по террасам как полноправный джурей.

Временный город, наверное, никогда не выглядел менее… временным. Повсюду виднелись следы гарнизонных укреплений.

А станем ли мы слушать безери, если они скажут что-то, с чем мы не согласны? Транспортное судно приземлилось, мягко спружинив на механических ногах. Вес'хар с легкостью перешагивали через чужие желания. Иногда Арасу казалось, что это правильно. Иногда он терял эту уверенность.

Безери не забывали традиций. Арас встал на утесе над бухтой и послал серию световых сигналов. Ждать пришлось совсем недолго. Вскоре у поверхности появился патруль безери. Их спасательные модули постоянно курсировали вдоль береговой линии, потому что некоторые безери из любопытства подплывали слишком близко к острову и их выбрасывало на сушу. Наверняка оживленное движение военного транспорта по территории дало им богатую пищу для размышлений.

Гора в Сухих Небесах?

Я отправлюсь в Константин чуть позже, — просигналил Арас. — Сперва мне нужно поговорить с вами.

Константин располагался на острове, который для безери представлялся просто еще одним невообразимо высоким пиком, уходящим в такое же чуждое и враждебное для них пространство, каковым для человека является космос. Арас вошел в воду и устроился в открытом «кармане» модуля, а потом остановил дыхание и позволил воде заполнить легкие. Сомнительное удовольствие, но эту цену нужно заплатить за то, чтобы безери тебя подвезли. Во всяком случае, утонуть Арас в принципе не мог — спасибо исенджи.

На той глубине, где жили безери, давление воды становилось весьма неприятным. Вода здесь отдавала мертвым пифану и грязью. Повсюду плясали огоньки — безери разговаривали друг с другом и пели свои странные световые песни. Арас понимал лишь отдельные цепочки вспышек — без лампы, которая служила переводчиком, он до сих пор оставался бы глухонемым среди безери. Он повертел ее в руках.

Из отверстия в причудливо вылепленной из грязи и ракушек башне появились несколько больших фигур, которые остановились в нескольких метрах от Араса. Синие и зеленые всполохи то и дело пробегали по их нежным мантиям.

Что-то не так, — сказали огоньки.

Другие люди хотят прийти сюда, — ответил Арас.

Они не позволят исенджи вернуться?

Несмотря на то что жизнь безери ограничивалась морем, они понимали, что такое политический альянс. Арас осторожно подобрал слова для следующего сигнала.

Вы сомневаетесь, что мы можем обеспечить вашу безопасность?

Огоньки теперь образовывали красно-оранжевые концентрические круги.

Вас слишком мало и вы в первую очередь заботитесь о себе. Нам же нужно, чтобы исенджи не приближались к нашей планете. Если бы выбирали мы, мы бы предпочли, чтобы здесь не было ни людей, ни исенджи.

Вы понимаете, что люди, которые придут, отличаются от тех, что живут на Горе в Сухих Небесах?

Один из безери рывком прижал щупальца к туловищу, взметнув облачко ила.

Мы понимаем только то, что исенджи отравили наш мир своими отбросами, и если они придут снова, нам всем грозит смерть.

Арас подыскивал нейтральный ответ. Что бы там ни приказала Местин, а он должен узнать, чего хотят безери, а не с чем они готовы согласиться.

Если сюда придут другие люди, они могут найти в Сухих Небесах то, что повредит другим народам в других мирах. Мы создадим барьер, который не позволит здесь селиться ни людям, ни исенджи. Людей, живущих на Горе, мы заберем к себе. Со временем мы уничтожим Временный город.

Вы бросите нас.

Нет. Мы будем не нужны вам.

Вы боитесь потерять контроль над этой системой.

Да.

Тогда нам не остается ничего другого, кроме как положиться на вашу науку.

Старейшины безери удалились в мерцании зеленых огней. Арас удержался в потоке извергнутой ими воды, схватившись за выступ ескен. Никто больше не вышел поговорить с ним. Пилот помигал янтарным и алым:

Думаю, тебе лучше уйти.

По пути на поверхность Арас размышлял о том, что он, накопив в себе черты столь многих видов, вероятно, забыл, что значит принадлежать к одному из них. К чему безери волноваться о том, что происходит на суше, не говоря уже о других планетах? Они могут полагаться только на свою память. И они помнят, как исенджи пришли сюда и отравили воды. Наивно обсуждать с ними проблемы других видов, которые они, возможно, никогда не увидят, когда над ними нависла реальная угроза.

Возможно, вес'хар слишком много думают о своей ответственности. Возможно, у них гораздо меньше обязанностей, чем им кажется. Но так думают люди: одни права, никаких обязанностей. Он с отвращением отбросил эту мысль.

Как там сказали безери? Если бы выбирали мы, мы бы предпочли, чтобы здесь не было ни людей, ни исенджи. Местин даст им то, чего они хотят. Выходит, Шан поступила верно, предоставив матриархам свои гены.

Арас до сих пор не до конца понимал, что именно расстроило его в последних событиях. Шан не обманула его, она просто избрала в сложной ситуации путь наименьших потерь и достигла нужного результата. Намерения ничего не значат. Важны лишь поступки.

И один такой поступок беспокоил его самого. Вес'хар были не настолько идеологически чисты, чтобы уничтожить все знания о биологическом оружии, и не отказывались использовать с'наатат в личных целях.

Арасу не хватило силы воли, чтобы удержаться и не воспользоваться с'наататом для спасения жизни Шан; его желания в тот момент оказались важнее принципов.

Он шел к Константину. Что же случилось с его представлением о том, что правильно, а что нет?

Джош налил Арасу столько супа, что тот не знал, как ему это съесть. По гладкой оранжевой поверхности плавали, как белые жирные островки, шарики сливочного масла. Арас гонял их ложкой.

В последний раз семья Гаррод видела Араса, когда его арестовала Невиан. Вероятно, его появление принесло им чувство некоторого облегчения. Добавка за обедом была определенным выражением симпатии, и Арас воспринимал ее как таковую. Приятно знать, что они все еще рады ему, хотя он и принес очень плохие новости. Дебора и Джеймс просто время от времени улыбались ему, а маленькая Рэйчел, которой уже исполнилось шесть, внимательно его рассматривала.

— Я понимаю, как это ужасно для вас, — сказал Арас. Джош пожал плечами. Казалось, ничто не могло повергнуть его в панику.

— Я испытываю даже некоторое облегчение, потому что этот мир будет изолирован. Я боялся, что люди найдут с'наата, с того момента, как вес'хар впервые засекли «Фетиду».

— Они не могут им завладеть. Высадиться здесь им уже не удастся, но это значит, что они изо всех сил постараются добраться до нас с Шан Чайл.

Джош вообще не упоминал имени Шан, и это вызывало у Араса подозрение. Его раздражало, что колонисты теперь, возможно, ненавидят его исан, хотя он прекрасно знал: плевать она на это хотела.

Арас отломил кусочек хлеба и обмакнул в суп. Обед прошел в молчании. Дом Джоша представлял собой идеальное убежище, высеченное в скале, как жилище вес'хар. Мягкий свет просачивался внутрь сквозь сводчатый потолок, который служил одновременно солнечной панелью. Арасу стало грустно при мысли о том, что этот чудесный дом скоро все покинут и он останется «на съедение» нанитам. Впрочем, колонисты и не собирались оставаться здесь навсегда — они просто хотели переждать трудные времена и вернуться на Землю, когда та готова будет к возрождению.

Внезапно он понял, каким безумием было для них прилететь сюда. Строительные работы потребовали столько труда! Он тоже сыграл свою роль. Тогда он выглядел несколько иначе…

— Вам, наверное, еще труднее оттого, что вы вложили сюда столько сил.

— Все материальное можно восстановить, — ответил Джош. — Мы отстроимся заново.

— Я помогу вам.

— Я бы предпочел, чтобы ты помог разрушить то, что есть, а не строить что-то новое.

— Не понимаю.

— Есть вещи, которые мы можем забрать с собой, и те, которые не можем. Я хочу уничтожить все в церкви, что мы не сможем забрать.

Уделять такое внимание материальным вещам, которые ничего не значат… Арас не высказал этого вслух. Чем больше он обсуждал с людьми их веру, тем меньше понимал их, а сейчас и подавно не время спорить. Вера — единственное, что поможет им пройти через грядущий кошмар, когда они окажутся оторванными от своих корней и вынуждены будут начинать все сначала в незнакомом мире.

— Помню, ты всегда говорил нам держаться подальше от острова Кристофер, — осторожно заметил Джош. Другой остров в цепи, который мог бы стать домом для колонистов. Когда-то он назывался Аужари. Весной его полностью покрывала черная трава, уникальное, произрастающее только там растение. — Это единственное место, где сохранился с'наатат, так?

— Не думал, что ты знаешь.

— Я и не знал. Не был уверен.

Впервые Джош обманул его. Неприятное ощущение. Джош — человек честный, и у Араса не было причин сомневаться в его порядочности, но от этого не становилось легче. Они доедали суп молча.

Остров назвали в честь святого Христофора, одного из этих недобогов, которых они делали из мужчин и женщин. Шесть островов в цепи носили имена святых — Константин, Кэтрин, Черити, Чэд, Клэр, Кристофер. Арас читал про них. Он считал, что остров с'наатата правильнее было бы назвать в честь святой Черити — согласно принятым ею мукам. Святые всегда должны страдать — это еще одна из темных потребностей человечества.

Первые роботы людей высадились именно на Кристофере. Арас и его давно умершие товарищи вес'хар переориентировали миссионерский корабль настолько далеко от этого острова, насколько смогли. Колонисты знали, что такое с'наатат, но не интересовались им, а некоторые — откровенно боялись. Они говорили, что с'наатат — «от лукавого», что бы это ни значило. Они все искали вечной жизни, но она подразумевала не иммунитет ко всем болезням и невозможность умереть от раны, а что-то, именуемое Божьей благодатью. Они его жалели: ему никогда не попасть на небо.

Джош прикрыл глаза — наверное, молился. Люди мысленно и вслух все время обращались к Богу, и Арас никак не мог взять в толк — как божество разбирается с миллиардами их противоречивых потребностей и желаний.

Джош открыл глаза.

— Вы, конечно, сохраните генный банк?

— Чтобы ни случилось, я позабочусь, чтобы с банком ничего не случилось. Не могу сказать, вернутся ли эти виды на Землю, но мы не передадим «Актеону» никаких образцов.

— Вы и вправду снимаете биобарьер?

— Ты знаешь, почему нам приходится это делать.

— Нас действительно могут уничтожить…

— Да.

Джош несколько долгих секунд смотрел ему в глаза. Арас видел в нем черты его предка, Бена. Арас сопереживал им и боялся за них, но не чувствовал ни вины, ни раскаяния. Ему показалось, что Джош наконец-то разглядел в нем его настоящего — не чудо, не стража, посланного им божественным провидением, а инопланетянина с абсолютно иной, чуждой людям моралью.

— Понимаю, — сказал Джош, и Арас знал, что на самом деле — не понимает. Между ними разверзлась пропасть. Она была всегда, раньше — не толще волоска, но теперь превратилась в ущелье, и ущелье это стремительно расширялось…

Арас провел в Константине еще два дня. Посетил школу и прошел много миль по подземным улицам. Растения пускали побеги; крысы, которых Арас когда-то забрал у фармацевта с «Фетиды», дали приплод — дети, в жизни не видевшие живых тварей крупнее насекомых, не смогли разобраться с их полом. Все дышало естественностью и надеждой.

Джеймс, сын Джоша, хорошо ухаживал за Белым и Чернышом. Арас обожал этих зверушек. Он поиграл с ними немного, но они уже не могли похвастаться тем же проворством, что раньше. Крысы быстро стареют. Шан предупредила его, что через год-другой они умрут, что это нормально для крыс и чтобы он не расстраивался.

Все, что на поверхности могло натолкнуть на мысль о существовании подземного поселения — выступающие купола застекленных крыш и аккуратные засеянные участки земли — пахло влажной зеленью.

Арас зашел в церковь Святого Франциска.

РАБОТА НА ПРАВИТЕЛЬСТВО — БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ

Надпись относилась к первым воспоминаниям о колонии. За несколько лет до прибытия людей боты выгравировали ее на камне. Тогда люди еще были гефес, и он сделал так, что они прекратили есть других животных и стали вполне приемлемыми соседями.

У меня был выбор. Я стоял на страже Безер'еджа и мог без труда убить их еще до того, как они вышли из криосна.

Но он этого не сделал, как после не дал Шан умереть. Ни о том ни о другом Арас не жалел. Сожаление — бессмысленное и исключительно человеческое чувство, которое ничего не меняет в реальном мире.

Придется активировать в тоннелях и галереях нанитов-утилизаторов. Они быстро превратят в пыль все артефакты, как когда-то превратили в пыль останки разрушенных городов исенджи. Вот только окна жаль…

Арас прошел вперед по проходу между рядами скамей и вгляделся в стилизованную фигуру человека в коричневой рясе. Он собрал этот витраж и сможет разобрать его снова. Колонистам нужно взять что-нибудь с собой, так пусть берут его — он лучше всего в символической форме отражает их цель.

Шан подошла сзади. Он ощутил особый, мягкий аромат ее кожи — запах свежеспиленного дерева, дополненный сладковато-горькими нотками человеческого запаха.

— Ты в порядке? — спросила она. — Да.

— Мне жаль. Правда жаль. Не из-за них, а из-за тебя. Он прикинул размер окна и подумал, как можно будет

разъять кусочки цветного стекла и как запомнить их расположение, чтобы собрать снова во Ф'наре.

— Это поможет им попасть на небеса.

— Издеваешься?

— Нет, я говорю серьезно. По-моему, чем больше они делают того, что им трудно и страшно, тем больше их Бог любит их. Но я все же не до конца понимаю, как можно придавать мучениям такую ценность.

— Да, меня это тоже коробит.

— Я останусь и помогу им собраться. Так будет правильно.

Шан взяла его под руку. Они стояли и смотрели на выложенного из кусочков цветного стекла святого, который любил все живое. Вокруг него стояли звери, которые с легкостью пожрали бы его, попади он к ним в лапы на самом деле.

Арас сомневался, что алуат, если бы год выдался голодный, пропустил святого Франциска.

Шан тоже внимательно рассматривала витраж. Арас знал, что ее привлекает. Кусочки синего стекла многое значили для нее. В первый раз она увидела их белыми — люди воспринимают цвета иначе, чем вес'хар. Но потом, после заражения, разглядела их истинный цвет, и поняла, что Арас сделал с ней. Шан пришла в ярость…

— Красиво, — сказала она. Очевидно, это воспоминание больше не ранило ее. — Но я все еще не понимаю, как проникает сюда солнечный свет.

— Я покажу.

— Потом. — Ее взгляд скользил по витражу. — Собираешься спасти его, так?

— Так.

— Хорошо. Я рада. — Она сжала его руку. — Я тоже подожду здесь. Если возникнут какие-то недовольства, я все улажу.

— Им трудно с этим смириться. — Арас порадовался, что она будет неподалеку. Казалось, она наслаждается их примирением. Сам он рассматривал его как необходимость. — С тобой будет проще.

— Я иногда делаю вещи, которые тебе трудно принять. Не хочу, чтобы это встало между нами.

— Шан, ты моя исан, я связан с тобой вне зависимости от того, что ты говоришь или делаешь,

Он ощутил, как она напряглась.

— Ты говоришь, как будто это тебе не нравится.

— Нет. Я абсолютно доволен.

— Слушай, когда все закончится, давай на пару дней уедем из Ф'нара. Можно наведаться в Барал. — Она сунула руку в карман, достала красный цилиндрик шебы и вложила ему в ладонь. — Мне незачем больше таскать это с собой. Невиан дала мне новый телекоммуникатор. Наверняка она мне больше не понадобится.

Для него антикварный наладонник тоже был вещью бесполезной. Ее заполняли личные демоны Шан, все те ужасы, которые творят гефес, но он знал, как много шеба значит для

Шан. Он подозревал, что она никогда не произнесет слова «люблю», но прекрасно понял ее жест.

— Я позабочусь о ней, — сказал он. Пауза.

— Я лучше подожду снаружи. — Она быстро поцеловала его в щеку и зашагала к выходу. Под сводами храма заметалось эхо тяжелых шагов.

Да. Несколько дней вдали от матриархов, Эдди и тех проблем, что сопровождали их с первого дня встречи, пойдут только на пользу обоим.

Арас поднялся на колокольню и взялся за плотные веревки из пеньки и ефте, привязанные к языкам стеклянных колоколов. Их было шесть.

Бен Гаррод не верил, что колокола можно выдуть из стекла. Люди не очень хорошо владели этим мастерством. Но когда колокола Араса зазвучали, он пришел в восторг. Их звук — вибрирующий, легкий — отличался от металлического звона, к которому привыкли люди, но тоже им понравился.

Многие поколения колонистов выросли, слушая эти звуки. Арас не понимал, почему Джош непременно хочет разбить их сейчас, а не предоставить заботам нанитов.

Арас взглянул вверх. При дневном свете сквозь крышу просвечивала пронзительная синь. Он стоял и вспоминал, сколько труда потребовалось, чтобы выдуть эти колокола, когда почувствовал запах Джоша.

Он выглядел очень уставшим.

— Давай в последний раз.

— Мы могли бы взять их с собой, — предложил Арас.

— Нет. И никаких нанитов. Я хочу сегодня увидеть их гибель. Чтобы потом не оглядываться назад.

Джош взялся за одну из веревок двумя руками и дернул изо всех сил. Колокол наклонился, раздался долгий, заунывный звук. Джош передал Арасу другую веревку.

— Просто дерни, когда я дам знак.

Арас так и не удосужился научиться звонить в колокола, хотя колонисты придавали большое значение этому действу. Он звонил сейчас, потому что так хотел Джош, а Арас хотел бы сделать для него намного, намного больше, хотя их дружба и дала теперь крен. Звон двух колоколов не мог похвастать той же сложностью и переливчатостью, какой колонисты добивались, звоня во все шесть, но, возможно, он гораздо лучше соответствовал моменту, чем радостное многоголосье.

Звук дрожал в горле Араса. Казалось, он может ощутить его вкус.

Джош остановился перевести дыхание.

— Колокола — набат — использовали как сигнал тревоги. В Европе была война, когда на шесть лет все церковные колокола замолчали. Если бы они зазвонили, это стало бы предупреждением, что, враг вторгся в Англию. — Джош взглянул вверх, на колокол, и Арас мог бы поклясться, что в его глазах стояли слезы. — Это только вещи, Арас. Они не нужны, чтобы познать Бога.

Еще пять минут они печально звонили в колокола. Потом Джош показал Арасу, как остановить колокол.

— Я забрал все из алтаря, — спокойно проговорил Джош. Арас удивился — ведь речь шла о вырезанном из дерева изображении их мертвого, замученного Бога. Все-таки пристрастие людей к физической боли его беспокоило. — Я запру за собой дверь, так что несчастных случаев можно не бояться.

— Ты совершенно уверен, что я должен это сделать? Мне это не кажется необходимым. Наниты…

— Я хочу, чтобы они были уничтожены здесь и сейчас.

— Разве важно, как именно это произойдет?

— Важно. Нам нужно знать наверняка, что мосты сожжены. Это подтолкнет нас вперед.

Арас дал ему время уйти. Потом забрался под крышу колокольни и протиснулся в щель между потолком и центральной балкой, к которой крепились колокола. Вытащил тилгур.

Ему было в радость делать эти колокола. Хорошо, что именно он — последний, кто к ним прикасается.

Потребовалось время, чтобы перепилить веревки и зажимы, которые держали колокола. Колокола начали падать почти одновременно, и в неестественной, мертвой тишине

ухнули в колодец колокольни. А потом тишина взорвалась какофонией разлетающихся со звоном осколков — кобальт и сапфир крошились в пыль. Будто ракета вонзилась в замерзшую гладь моря.

От звуков этой агонии через несколько секунд в воздухе остался только слабый звон, а ротом и он затих. Колокола церкви Святого Франциска замолчали навсегда.

Началось разрушение Константина.