За чертой

Глава пятая

Линдсей застегнула пояс на рабочей форме и пригладила волосы, глядя на свое искаженное отражение в экране пульта управления. Ей казалось, что она выглядит так же, как и чувствует себя: на тысячу лет старше.

Кстати сказать, для экрана она нашла самое подходящее на тот момент применение. Рекреационный сетевой терминал снова отключился — после того, как она попыталась подключить к нему свой компьютер. Жизнь в космосе на самом деле вовсе не такая, как показывают в кино. Нет тут удобного и легко управляемого компьютерного комплекса.

Еще две вещи Линдсей никак не удавалось выбросить из головы. Первое — то самое, что начинало грызть, как только она открывала глаза, — Дэвид мертв. Второе — Райат вернулся. Ему полагалось быть на «Фетиде», на пути домой, вместе с остальными — шестью морскими пехотинцами и группой исенджи.

Но там его не было. Зато он был здесь, и Линдсей очень хотела бы узнать, кто еще из ее старых знакомых находится на борту «Актеона» и для чего.

Она подумывала пойти и разыскать его. Но природная осторожность не позволила бросаться в бой, не выяснив других фактов. Может, Эдди что-то знает. Он способен вытащить информацию из кого угодно, даже ту, что скрывает от всех Окурт. Она попробовала активировать биоэкран, но по нему бежали ровные полоски — как будто ее отряд морпехов все еще находился на борту «Фетиды», вне пределов досягаемости.

Отряд. Их теперь только шестеро, но они все равно — отряд. Шесть морпехов — шесть «задниц» — сила, с которой стоит считаться.

Эдди, по-видимому, прекрасно приспособился к жизни на «Актеоне»: он просачивался во все щели с проворством и изяществом кошки. Когда она увидела его, он бродил по коридору вдоль левого борта корабля, останавливаясь у каждой сетевой ниши, и безуспешно пробовал засунуть инфокарточку в каждый порт. Неужели она вывела из строя всю записывающую систему?

— Ты знал, что Райат на борту? — спросила Линдсей в лоб.

Эдди либо не умел контролировать чувства, либо пытался скрыть какую-то ложь — так или иначе он нахмурился, попытавшись изобразить удивление.

— Но он же на «Фетиде», в криосне. Он должен быть… э-э-э… — Эдди уставился в переборку, поигрывая карточкой, но арифметика явно давалась ему нелегко. — В общем, он уже несколько месяцев летит домой.

— И я так думала. Но видела его час назад.

— На этом корабле я много чего слышу, но это — в первый раз. Он сказал, зачем здесь?

— Знаешь, нам не удалось поболтать. Он поздоровался и прошел мимо.

— И ты не спросила, зачем он вернулся? А морпехи? Что с ними?

— Я же сказала, он поздоровался и ушел.

— Лапочка, репортером тебе не быть.

— Он застал меня врасплох. — Линдсей догадалась, что Эдди нанес ей самое страшное оскорбление, на какое был способен. Сам он взял бы интервью у доктора, лежа на смертном одре. Ей захотелось реабилитироваться в его глазах. — Скоро увижу Окурта и задам ему пару вопросов. Если кого-то перевели на «Актеон», один из нас обязательно должен об этом знать. В данном случае это не я.

— Паранойя — не болезнь. Подстегивает творческое мышление. Так для чего, думаешь, он здесь?

— Нам всем позарез нужна биотехнология Шан. Полагаю, он вернулся именно за этим.

Эдди явно не пришел в восторг от ее слов.

— Вот черт, — пробормотал он.

— Ты знаешь больше, чем говоришь мне, так?

— Сомневаюсь. А ты мне все рассказала?

— Я не знаю, что и кому можно теперь говорить. — Линдсей осторожно сжала руку Эдди, сама не понимая, дружеский ли это жест или жест отчаяния. — Ты сдаешь анализы?

— Постоянно.

— Они проверяют их на наличие биологической угрозы. Как у Шан.

Эдди все еще улыбался своей обычной фамильярной улыбочкой, но она сделалась бледной-бледной.

— А если бы ты выяснила, что заразилась, как бы поступила?

— Бежала бы. Очень-очень быстро. — Линдсей еще не спрашивала себя, насколько далеко зашла бы, чтобы не позволить биотехнологии попасть в плохие руки, которых становилось все больше. — Если что-то услышишь, обещай, что скажешь мне.

— Если это соглашение касается нас обоих, то я согласен. Она посмотрела на него без всякого выражения и просто пошла дальше. Ложь давалась нелегко. Она не сомневалась в том, что сделал бы Эдди, если бы узнал, что у нее на уме относительно Шан. Он восхищался Франкленд и не делал из этого секрета.

Линдсей расположилась в углу кают-компании и приготовилась к утреннему брифингу. Это место казалось ей слишком неофициальным для ведения серьезных дел. Но не она командует на корабле, а Окурт. Она стремилась быть незаметной, что в такой старомодной форме очень сложно. Линдсей даже говорила не так, как остальные члены экипажа. Три поколения вне человеческого мейнстрима — этот пробел проявлялся не только визуально, но и на слух.

И конечно, еще одна проблема. Никто не знает, что сказать женщине, которая потеряла ребенка.

Окурт волновался. Он вертел чашку с кофе на блюдце, и Линдсей хотелось шлепнуть его по руке, чтобы перестал. Но он остановился сам, когда двенадцать офицеров заняли свои места.

Двое уселись по обе стороны от Линдсей — чуть ближе, чем ей хотелось бы. От близости чужих людей Линдсей почувствовала себя неуютно и постаралась занять как можно меньше места.

— Мы получили приказ начать переговоры с властями вес'хар, — объявил Окурт.

Офицеры ответили молчанием. Искусству дипломатии никто не обучался. Линдсей подумала — невелика потеря, потому что дипломатия в человеческом понимании этого слова с вес'хар не сработает. Она общалась с ними достаточно, чтобы уяснить это.

— Они не ведут переговоров, — сказала она.

— Понимаю, задача не из простых.

— А как на это отреагировали исенджи?

— Их в это никто не посвятил.

Линдсей вернулась к созерцанию своих ладоней. Их во многое не посвящали. Бывают в жизни моменты, когда в голове начинает звонить сигнальный колокол и звонит не умолкая. Линдсей не знала, слышит ли его сейчас кто-то кроме нее. Наверняка Окурт слышал, но она была уверена, что он в точности выполнит инструкции политиков, сидящих где-то в ста пятидесяти триллионах миль.

— Я планирую вступить в контакт с городом Ф'нар в течение нескольких недель. Я ничего не знаю об их политической иерархии и даже геополитической структуре. Вы поможете нам, командор?

Линдсей подняла глаза.

— Возможно, они предпочтут общаться с женщиной. У них матриархат.

— Вы вызываетесь добровольцем?

Вот он, шанс подобраться к Франкленд! Линдсей не выдала своего волнения и выдержала паузу, прежде чем ответить.

— Да.

Она почувствовала подозрительный взгляд Окурта, который задержался на ней на мгновение дольше, чем следовало, и нацепила маску профессиональной невозмутимости.

Я доберусь до этой сучки.

Мысль эта почти перевесила присутствие Райата на борту, но не до конца. Брифинг, казалось, тянулся дольше, чем обычно. Линдсей поймала себя на том, что вдавливает перо в смартбумагу, и постаралась сосредоточиться и начать записывать.

В конце концов совещание закончилось, и они с Окуртом остались в кают-компании с глазу на глаз.

— Малколм, вы ничего не хотите мне сказать? Его изумление выглядело вполне натуральным.

— Вы о чем?

— Почему доктор Райат здесь, а не в холодильнике на «Фетиде»?

Окурт и глазом не моргнул.

— Мы получили приказ отозвать с «Фетиды» весь экипаж и отряд морпехов. Всех, кто находился в контакте с Франкленд и мог подвергнуться заражению.

Вот это да! Такое ей и в голову не приходило. Она подавила порыв немедленно проверить биоэкран.

— Без сомнения, для их же благополучия?

— Вы и сами прекрасно знаете, зачем.

— А-а… наверное, пожелание спонсора, так?

— Мы выполняем их распоряжения. — Он оглянулся — небрежно, равнодушно, — а потом понизил голос. — Но если бы я хоть на йоту подозревал, что они заражены этой штукой, я и близко не подпустил бы к ним команду продажных докторов.

— Не согласна с вами.

— А если бы вы стояли во главе экипажа, какие бы меры предосторожности вы приняли?

— В плане обороны?

— В плане политики.

Линдсей не понадобилось много времени, чтобы это обдумать.

— Я бы постаралась, чтобы биотехнологии послужили нашим военным целям.

— Рад, что ваше стратегическое мышление в полном порядке.

Линдсей отметила, что не ошиблась в Окурте. Несмотря на ворчливость и цинизм, он моряк до мозга костей, офицер, который ставит команду и корабль превыше всего и заботится в первую очередь о своих. Тогда вставал другой вопрос: сколько еще человек на борту и обо всех ли известно Окурту?

— Так какой же приказ вы получили? — Нет, нельзя, чтобы Шан оказалась права. — Взять всех, кого только можно?

— Я подчиняюсь военному уставу, а не акционерам компаний. — На несколько мгновений с его лица исчезла обычная полуулыбка, и линии вкруг рта обозначили тревогу, беспокойство, но Окурт быстро приказал мышцам вернуться к прежнему положению. — Технология будет работать на наши федеральные интересы; нельзя, чтобы ее распродали, как товар с лотка, на международном рынке. Это между нами, ладно?

— Ладно.

— Мы поймаем ее, не беспокойтесь.

Ему не нужно было уточнять, кого именно. Линдсей изобразила равнодушие.

— Хотите, чтобы я этим занялась?

— Вам известно, что я думаю по поводу вашего участия в этом деле.

— Я могу до нее добраться. Я лучше всех знаю, как это сделать.

Окурт посмотрел ей в глаза: разумеется, он искал в них безумный огонь мести. Линдсей приложила все усилия, чтобы он ничего не нашел.

— Ладно. Об этом знаем только я и вы. Ясно?

— Никогда не слышала от вас ни слова по этому поводу.

— Не могу сказать, что вы идеально подходите для дипломатических контактов.

— Это справедливо.

Она не почувствовала себя умнее или смелее. Она лгала хорошему человеку. Но каким бы порядочным, разумным, заслуживающим верности ни был Окурт, Шан Франкленд имела перед ним преимущество: она оказалась права.

Линдсей знала наверняка, что если собирается достать Шан, то рано или поздно неминуемо столкнется с Окуртом. Ей нужно его доверие.

— Весь груз разморожен?

— Да. Из живых на борту «Фетиды» только исенджи и переводчики юссисси.

Значит, на борту с ней снова ее морпехи, и еще Эдди, а Эдди, если ему понадобится, разузнает даже незарегистрированный номер Господа Бога.

Эдди и Шан научили Линдсей одному приему, одинаково полезному для репортера и детектива. Если у тебя достаточно деталей конструктора, пусть маленьких и совершенно непонятных, есть все шансы воспроизвести то, что нарисовано на коробке.

Линдсей чувствовала себя так, будто у нее в руках решение всех проблем, но только в разобранном виде. И никаких инструкций. И она абсолютно не представляет, что за штуковину собирает.

Но это не беда. У нее, кроме всего прочего, есть время.

— А дальше?

В дальнем углу резервного турбинного зала Эдди и его собеседник надежно укрылись от чужих ушей. Панели ретранслятора моргали, и на лицо парнишки ложилась прозрачная радуга отсветов.

— Это ведь не опасно, да? — продолжил Эдди. Молодой лейтенантик, Барри Йун, оказался ценнейшей находкой. Парень был в курсе дел и хотел оказать Эдди услугу. Он умирал со скуки, и ему представлялось, что Эдди прожил насыщенную, полную увлекательных приключений жизнь. Удивительно, сколь многого можно добиться, рассказывая время от времени хорошие байки.

— Ну так вот. Они забрали сюда экипаж «Фетиды». Эта посудина летит так медленно, что мы без труда нагнали ее и высадились на борту.

— Зачем?

— Из соображений безопасности. Ошибка системы.

— Критическая для людей и совершенно не опасная для исенджи и юссисси?

Губы Йуна несколько секунд беззвучно шевелились. Эдди ощутил теплую волну триумфа. Пусть думают, что тебе почти все уже известно. Пара реальных фактов, многозначительная улыбка, эффектная пауза — и собеседник выложит все остальное.

— Эх! Я тоже считаю, что это глупая история. Мои источники говорят, что дело в этой биотехнологии. Знаешь, сколько за нее предлагают?

— Нет. Удиви меня.

— Я налаживал для босса связь по секретной линии — ТМСИ небезопасна. Понятное дело, речь шла не о погоде на Юмехе. Проверяют каждого, кто контактировал с Франкленд. Даже вас.

Эдии выставил руки ладонями вверх.

— Гляди. Волос нет.

— Они даже мешки с телами распаковали. Все прочесали самым частым гребнем. Речь шла о том, как добраться до колонистов.

— Они — это кто?

— Группа из отдела исследования и разработки.

— А ты откуда знаешь?

— Я курирую многие сеансы связи. А еще они не особенно остерегаются разговаривать при стюардах, а я со стюардами на короткой ноге.

Знаю, подумал Эдди.

— Ты покорил и мое сердце тоже, — усмехнулся он.

— А что случилось с теми двумя, которые в полиэтиленовых мешках?

— Ну… Парек казнена за убийство ребенка инопланетян. Она расчленила его, начхав на приказ не брать образцов. А Гальвин, опять-таки ослушавшись приказа, вышла из лагеря в неурочное время и попала под перекрестный огонь. Мораль сей басни такова: делай, что велено, и все у тебя будет хорошо.

— Ох, надеюсь, когда «Хируорд» прибудет, на его борту будет достаточно орудий.

Спокойно, мысленно приказал себе Эдди.

— А я думал, «Хируорд» — исследовательский корабль, — соврал он, помня, что, когда покидал землю, такого корабля в реестре еще не было.

— У нас есть большие космические корабли и маленькие космические корабли. Космический флот слишком мал, и поэтому специализированных судов не строят. На все, что летает, устанавливают как можно больше оружия. Повезло нам, что они послали не какую-то захудалую субмарину.

— Надеюсь, они сообщили исенджи, что «Хируорд» к нам летит.

Брови у Йуна взлетели вверх.

— Это же секретно.

Настолько секретно, что Линдсей решила об этом не упоминать. Хотя, возможно, ей тоже не сказали. Вводить корабль на спорную территорию — серьезная провокация. Эти расы враждуют между собой уже много веков. Неужели ФЕС и вправду считает, что за двадцать пять лет они успеют помириться и облобызать друг друга? Вероятно, кстати, Альбион снова поссорился с Альянсом. Нет мира в Федеральном союзе.

Эдди, однако, не думал, что вес'хар — да и исенджи, раз уж на то пошло, — интересует, кто там, в далекой Европе, главнее.

— А я не прочь повидать старых товарищей, — заметил он, стараясь не подавать виду, что вопросы о «Хируорде» жгут его, как угли за пазухой. — Или это тоже… секретно?

— До четверга они в карантине. Думаю, потом совершат набег на кают-компанию в поисках пива.

Но Райат уже разгуливает по кораблю. Это о чем-то говорит, вот только Эдди пока не знал, о чем. Он решил не отпугивать удачу. Йун уже выложил достаточно.

Эдди почти сожалел об этом. Здесь то, что ты знаешь, имеет значение. И это самое дерьмовое во всей ситуации. На Земле ты пешка, мелкая сошка, пустое место. Ты не несешь ответственности за последствия распространения информации, проводишь журналистское расследование, а потом всякие Шан Франкленд идут и действуют, основываясь на твоих утверждениях. Ты же можешь преспокойно пойти в паб и пропустить кружечку пива, а на следующее утро взяться за что-то новенькое. Никто не пострадает.

А здесь он не пешка. Он журналист — народ — общество. Он — все те люди, которые не носят форму, военную или корпоративную. Информация, которую он собирает, по-настоящему значима, и последствия будут иметь место здесь и сейчас. И речь не о броских заголовках и призывах отстранять министров от должности.

А значит, нужно быть очень-очень осторожным.

— Барри, а как у нас обстоят дела с вооружением? Много его?

— Зависит от того, что ты понимаешь под «много».

— Больше, чем просто дальнобойная пушка и пара орудий ближнего боя.

Йун вскинул брови.

— О, намного больше. Брать-то приходится с запасом — назад, если что забыл, не вернешься.

— Вот черт, — пробормотал Эдди.

Арас встал достаточно рано, чтобы оказаться на полях раньше других и поскорее заняться своими посевами. В предутреннем свете он видел достаточно хорошо, чтобы не повредить молодые растеньица, окучивая их. К тому же в это время гораздо прохладнее, чем обычно, и больше похоже на Безер'едж.

Арас тосковал по Безер'еджу. На Безер'едже ничто не напоминало о вынужденном безбрачии.

У входа в один из домов молодой отец наслаждался утренним ветерком, прислонясь к дверному косяку и прижимая к груди младенца. Арас слышал монотонный звук, который он издает — Шан называла это мурлыканьем. Мужчина кормил ребенка грудью и думал о чем-то своем. Увидев Араса, он просто кивнул в знак приветствия.

Арас ощутил пронзительную боль, но кивнул в ответ и поспешил дальше. Вот еще одна причина, по которой ему трудно во Ф'наре. Человеческие младенцы не пробуждали в нем никаких инстинктов. Он распознавал лишь их гнев или недовольство. Они не особенно ему нравились: несформированные гефес, требовательные, капризные, эгоцентричные, почти невыносимые, пока не научатся взаимодействовать с остальным миром.

Неудивительно, что многие люди так с этим и не справляются.

Арас вытащил из сумки мотыгу и прикрепил к ней самое узкое лезвие. Пора собирать желтолист, он совсем спелый. Арас смял в пальцах кончик листка — тот сморщился, как тряпочка. Листья из жестких и красных стали мягкими и золотистыми, значит, токсины ушли в корень, и можно собирать урожай.

Араса токсины не пугали, но он собирал желтолист в положенное время. Сегодня соберет больше, чем ему нужно, и отнесет на пищевые склады в пункт обмена излишков. У христиан в коммуне Константин тоже действовала система распределения пищи, но кто-то обязательно занимался учетом продуктов и следил за тем, чтобы каждый вносил свою долю и потреблял не больше, чем ему полагается. Иначе система не работала.

А я считал, что понимаю их.

Он прожил с людьми гораздо дольше, чем со своими собратьями вес'хар. Тело его присваивало человеческие гены, которые с'наатат находил в вирусах, бактериях и отмерших клетках кожи. Но смешение крови с Шан дало гораздо более полное понимание того, что значит быть человеком, и это понимание повергло его в шок.

На самом деле я не понимал их никогда.

Арас взвесил мотыгу в руке. Черенок похож на… на оружие, на какую-то дубину. Не его воспоминания — ее. Сжимая палку, Арас ощущал гнев, ужас, и еще ему казалось, что он знает что-то такое, что навсегда перевернуло мир с ног на голову.

Он отбросил мотыгу и сосредоточился на воспоминаниях. Что бы там ни произошло, он должен знать. Что оставило в ее памяти такой глубокий след и почему это важнее всего остального?

Человеческие воспоминания, которые передаются с генами, совсем не такие, как у исенджи. Эдди как-то раз показал ему, как монтируют кинопленку, и Арас подумал, что нашел хорошее сравнение. Воспоминания исенджи точные, подробные, последовательные, как хорошо подогнанные друг к другу кадры, а у людей они отрывочны и перемешаны — как будто перематываешь на большой скорости разные куски пленки, и пустые кадры чередуются с яркими снимками.

Воспоминания исенджи — из области прошлого. А у Шан — из области «сейчас».

Арас погрузился в них.

Кто-то сидит на жесткой скамье. Это Шан. У нее в руках тяжелая дубинка. Невероятно. Сделай же что-нибудь. Поквитайся. Восстанови баланс. Дверь распахивается, из нее льется столп желтого света, и кто-то, кого она знает и уважает, велит ей разобраться с этим. Холодный выброс адреналина… пустота… Дубинка как будто становится частью руки. Сладостная, животная ярость… Лицо какого-то мужчины, он ухмыляется, но потом улыбка сползает с его губ…

Арас ярко ощутил, как неумолимо пляшет в руках дубинка — вверх-вниз, вверх-вниз, — и сжал, а потом отбросил черенок мотыги. Облегчение, сильное, как от утоленной жажды, затопило его. Он упал на колени. Как трудно собраться с мыслями…

Нет, это совсем не похоже на сознание исенджи.

Шан избивала кого-то и смаковала, наслаждалась каждой секундой этого действа. Ужасно. Арас не хотел бы считать свою исан — а он уже признался себе, что воспринимает ее именно в этой роли, — мучительницей. Эта мысль покоробила бы кого угодно, но для него оказалась просто невыносимой. Он попытался отвлечься: сгрузил собранный желтолист на тележку и покатил ее по тоннелям, которые окружали город и вели к другим поселениям. В трубопроводе над головой прерывисто шумела вода — ее качали в ирригационную сеть.

У погрузочной станции стояла одна вагонетка, уже отчасти заполненная эвемом. Арас выгрузил содержимое своей тележки, а потом проверил сверху несколько глифов, выдавленных на мягком материале, — пункт назначения. Июссан, Барал. Значит, погода дома сухая и достаточно теплая, чтобы начать работы на земле.

Почему Шан Франкленд получала удовольствие, ломая человеку кости дубинкой?

Арас поднялся к входу и увидел там троих детишек — исанкет и двух мальчиков, — которые глазели на земные плоды его полей. Один из мальчиков водил рукой по биобарьеру и рассматривал кожу — покалывает. Других гораздо больше интересовали растения. Они поприветствовали Араса по-взрослому сдержанными кивками. Ему вспомнилась Рэйчел, дочка Джоша, которая наверняка захихикала бы от радости, увидев его, и бросилась бы на шею.

— Арас Сар Июссан, а это новое, — сказала исанкет и показала пальцем.

— Это называется «чай». Люди высушивают его листья и заваривают для питья. Его ближайшие родственники служат для украшения садов и городов, а чай — красив и полезен. Таргассат он бы понравился.

— Вкусный?

— Тебе бы он показался горьким. Но людям нравится. Это для Шан Чайл.

Исанкет внимательно всматривалась в глянцевые листочки, будто стараясь запомнить их до мельчайших подробностей. Потом вежливо кивнула и зашагала прочь, а мальчики послушно последовали за ней. В жизни им не суждено ничего другого.

Арас попытался вспомнить лицо своей исан — и не смог. Он не чувствовал вины за это: Аскиниас погибла почти пятьсот лет назад. Еще один носитель с'наатата, который предпочел закончить цикл самостоятельно. Говоря о героизме воинов с'наатат, часто забывают о матриархах, которые из чувства долга передали симбионт своим мужчинам. Некоторые из них знали об истинной природе с'наатата, другие нет.

Аскиниас не знала. И не знали его собратья по дому, пока не были заражены все до последнего.

Я начал все это. Я виноват.

Возможно, Бен Гаррод был прав. Предок Джоша говорил, что есть невидимое существо, которое называют Богом, и оно определяет каждому меру наказания. И Арас считал, что вечное безбрачие и одиночество — справедливая кара для того, кто заразил паразитом всю свою семью.

Пришло время возвращаться. Арас разобрал мотыгу и положил ее обратно в сумку. Ему не хотелось снова сжимать ее в руке — а вдруг придется заново пережить тот ужасный момент, когда Шан с ликованием дробила кости живому человеку.

Что бы ни подтолкнуло ее к этому желанию — не столько убивать, сколько мучить, — неистовая ярость пылала теперь в каждой его клеточке.

Придется быть осторожнее.