За гранью

43

В одном из факсов, полученных из шведского отделения полиции на границе, содержался предварительный отчет о вскрытии. К тому времени, когда его обнаружили, убитый в ресторане «Белый лось» лежал мертвым не менее семидесяти двух часов. Смерть наступила вследствие кровоизлияния после удара в голову. Убитого звали Замир Малик, он был родом из Югославии и имел вид на жительство в Швеции, однако жил в Норвегии. Он был зарегистрирован один, без семьи. В отчете значилось также, что именно он снял в тот вечер помещение для семейного торжества.

Именно там с ним и покончили, по всей вероятности, в ночь на понедельник, пока еще шел праздник, подумал Валманн.

Еще один факс содержал результаты осмотра автофургона. Кроме шестидесяти килограммов ката и большого количества увядших, срезанных цветов, на переднем сиденье была найдена сумка с женской одеждой и туалетными принадлежностями. На одежде не было никаких меток, по которым можно было бы определить, где она была куплена или кому принадлежала. Одежда была неновой и недорогой. Часть отпечатков пальцев в салоне автомобиля принадлежала умершему. Принадлежность других отпечатков пока установить не удалось, но поиск продолжался.

Замир, должно быть, приехал на вечеринку вместе с дамой, подумал Валманн. Куда она подевалась? Существовал ли список участников торжества? Едва ли. И официанты, очевидно, ушли домой, накрыв столы. Это было хоть и против правил, но вполне обычно. Часы работы и правила обслуживания посетителей были в этих местах понятиями весьма растяжимыми. Как, впрочем, и в Вэрмланде.

Среди прочих документов Валманн обнаружил короткое сообщение от полиции Конгсвингера о том, что цветочный центр «Джунгли» закрылся по причине болезни сотрудников. Никаких нарушений не зарегистрировано. Центр существует уже два года. Для дальнейшего расследования требуется ордер на обыск.

Валманн сделал пометку. Внезапная смерть владельца и наркотики в фирменном фургоне — вполне весомая причина для обыска. Компания, занимающаяся импортом и продажей растений и цветов, представляет отличные возможности для контрабанды наркотиков. У Моене не может быть никаких возражений.

Наконец, он обратил внимание на исписанный от руки лист бумаги, лежавший между другими документами. Почерк был неразборчивый, но в конце концов ему удалось расшифровать короткое сообщение:

«Старшему полицейскому инспектору Валманну, с которым я ранее разговаривал. Хотел только сообщить, что моя дочь Анне вернулась домой. Расследования не требуется. С уважением, Арне Ватне, Ваш дорожный знакомый».

Валманн некоторое время сидел и обдумывал эту короткую записку.

«Ваш дорожный знакомый». Это что, неудачная шутка? Звучит, как цитата из какого-то рекламного ролика. Но что же этот Арне имел в виду? Ведь мужчина, который сидел у него в кабинете и рассказывал об исчезновении дочери, не был похож на человека, посылающего, шутки ради, незнакомым людям таинственные послания. Валманн хорошо его помнил — Арне Ватне, плотник, проживает в Хьеллуме. Работает у поставщика интерьеров для магазинов, в настоящее время в Конгсвингере. Впечатление он, однако, произвел не очень хорошее: он был какой-то уклончивый, с двойным дном. «Ваш дорожный знакомый». Неужели именно он обдал Валманна грязью на шоссе около «Малунгена»? А может, его визит в полицию не был простой случайностью? Может, это просто-напросто задиристый хулиган? Который балансирует на грани закона и не прочь одурачить полицию? Или что-нибудь еще?

Зазвонил телефон. Валманн взял трубку, все еще держа в руке исписанный лист бумаги. Дежурный на коммутаторе сообщал, что час тому назад, когда он находился у Моене, ему звонил мужчина, который оставил сообщение лично для него. Прочитать?

— Валяй, — ответил Валманн.

Человек, не пожелавший назваться (обычная история!), информировал о том, что «кто-то» держит русских проституток в жилом фургоне на кемпинге «Фагерфьелль», у самой границы, около Магнора. Он сам видел, как они приходили и уходили. Видел также, как иностранец в шикарной машине тащил одну девушку силой. В большом «БМВ». Звонивший попросил полицию сделать что-нибудь, чтобы покончить с этим. Больше он ничего не сообщил.

Ну-ну, подумал Валманн, решив оставить это без внимания. В озабоченных добропорядочных гражданах, считавших своим долгом анонимно доложить о беспорядках, недостатка не было. Обычно он не обращал внимания на такие звонки. Однако на этот раз он обратил внимание на некоторые формулировки: «Видел, как они приходили и уходили…» Может, это недовольный клиент, который счел, что не получил чего надо за свои деньги.

А еще «иностранец в шикарном автомобиле…».

Здесь что-то было не так. Он вспомнил свой разговор с Арне Ватне. Ведь он сказал то же самое, когда описывал нового дружка своей дочери, с которым она, очевидно, исчезла. Было что-то одинаково фальшивое в этих двух сообщениях — беспокойстве по поводу пропавшей дочери и озабоченности проституцией в кемпинге у границы.

Валманн набрал номер коммутатора.

— Вот это сообщение, которое я получил только что…

— Да?

— Тот, кто звонил, он не сказал, почему это сообщение надо было передать именно мне?

— Нет. Он сказал только, что уже раньше с тобой разговаривал и что тебя это должно заинтересовать.

— Он назвал мое имя?

— Не помню… Он помнил, что ты старший инспектор. И он так точно тебя описал, что у меня не возникло никаких сомнений, — ответила Сольвейг, слегка усмехнувшись.

— Спасибо.

Ложный путь. Видимо, это «сталкер», человек, зациклившийся на государственных служащих, ищущий предлога попасть в сферу их внимания, чтобы сыграть какую-то воображаемую значительную роль. Так бывает с кинозвездами и рок-музыкантами. Но с полицейскими? Юнфинн дважды в жизни попал на экран телевизора, и оба раза как реквизит в униформе на заднем плане, пока начальник полиции рассказывал о каком-то деле. Дела полиции Хамара не очень-то интересовали телевидение, во всяком случае, не до такой степени, чтобы создавать клуб фанатов среди потребителей детективов.

И вдруг его осенило, что все совсем не так. Все очень ясно и банально для любого человека, который хоть немного шевелит мозгами. Ведь преступник всегда возвращается на место преступления. Хотя обдать грязью человека на обочине дороги около «Малунгена» — это довольно странный способ «вернуться на место преступления». Однако… подумал Валманн и ощутил, как идеи мелькают в его голове быстрее, чем их контролирует разум. С чего бы ему надо было обдавать грязью человека в штатском на обочине, человека, ничем не выдававшего, что принадлежит к «органам власти», или он действительно был замешан в наезде и прямо-таки ожидал, что полиция приедет туда и займется расследованием?

И вдруг ему все стало ясно. Все это было совершенно недоказуемо и не выдержало бы скептического подхода Моене. На самом деле совсем неубедительно, но в данный момент он чувствовал какую-то уверенность. Валманн привык полагаться на свою интуицию и спонтанные ассоциации. Мозг работал лучше всего, когда его оставляли в покое. Перед ним была совершенно ясная картина: все дело было в машине! Старая, белая развалюха, в которую сел Ватне, выйдя из здания полиции. Ведь он видел ту самую машину, когда стоял на обочине и вытирал грязь с пальто около «Малунгена». И ту же самую машину он видел на парковке в кемпинге «Фагерфьелль» накануне вечером, когда сидел в кафе с Кайсой Ярлсби и слушал ее историю. На парковке стояла машина — большая белая развалюха, «тойота хиас». Точно такая же, какая проехала мимо него на шоссе 24. Того же цвета. Такая же неухоженная. И на той же машине Ватне уехал из полицейского участка. Он был совершенно в этом уверен. Насколько можно быть уверенным, наблюдая в трех случаях три автомобиля и ни разу не обратив внимания на номера. Во всяком случае, достаточно для того, чтобы возник повод еще раз побеседовать с господином Арне Ватне, как только представится возможность. Он наверняка знает гораздо больше о том, что произошло в кемпинге «Фагерфьелль», чем он рассказал в своем коротком сообщении.