Глава XIX. Огонь

Очертания мира обретали чёткость медленно, будто годовалый ребёнок пытался настроить окуляры подзорной трубы. Вместе с хриплым кашлем изо рта вырвалось целое озеро воды. Холодные капли слепляли ресницы и, чтобы веки не опускались под их весом, пришлось знатно потереть глаза кулаками. Перед взглядом снова заплясали фейерверки, но они быстро исчезли. Блики на реке слепили раздражённые водой глаза, солнце светило как-то болезненно. Я подгребла под себя локти и приложила титаническое усилие, чтобы подняться. Джек перевернулся на спину и потряс ногой — из его сапога выплеснулась бадья воды, после чего довольный кэп растянулся как кот на солнышке.

— Это чудо, но… твой безумный план и правда сработал, — восстановив дыхание, скорее просвистела сквозь зубы, чем сказала, я.

Джек махнул рукой на меня. Ах нет, это он от букашки отмахнулся.

— И я буду рада, если ты придумаешь продолжение к своему плану, — немного подумав, добавила я.

— Твоя очередь, дорогая.

Я втянула воздух — отчасти раздражённо, отчасти в наслаждении. Взгляд впервые скользнул вокруг: из-под непомерно огромной скалы струился ручей, по которому нам посчастливилось выплыть из гробницы. Он втекал в широкую реку, круто поворачивающую за лес. Здесь её течение успокаивалось и сильно отличалось от той её части, с которой мне недавно довелось познакомиться. Лес был плотным и казался нетронутым, что вдвое улучшало нашу позицию — значит, далеко от лагеря аборигенов.

— Ты говорил, что на берегах нет ловушек. Нашей единственной проблемой было добраться до реки, и мы это (пусть и косвенным путём) сделали. Рискнём пойти по берегу к морю, отыщем временное убежище, найдём брошенную нами лодочку и будем думать, как вызволять команду. Наш единственный шанс спастись с этого острова — лодка.

— Становишься стратегом, — щуря один глаз, подметил кэп. — Только есть нюансы: на берегу мы как на ладони, особенно с тех гор.

— Думаешь найти грязь и изваляться в ней в качестве камуфляжа?

— Ого, как ты догадалась? — саркастично отозвался Джек.

Впрочем, грязи на берегу не нашлось, а удаляться в лес было чревато, поэтому нам пришлось рысцой бежать по берегу, озираясь по сторонам и высматривая микроскопические движения.

— Мне не даёт покоя, что же с командой, и почему принесли в жертву именно нас, — я решила разбавить напряжённое молчание.

— Всё очевидно, — Джек неоднозначно взмахнул руками: — Ты единственная баб… тьфу, женщина. А меня приняли за главного среди вас. Или они имеют пристрастие приносить в жертву соединённых романтическими отношениями людей, — хитрющая улыбка окрасила его губы, за что я без зазрения совести влепила лихому капитану воспитательный подзатыльник.

— За что? — искренне возмутился Воробей.

— Для того, чтобы ты не спешил считать пару поцелуев признаком отношений.

— Странные вы, мадамы, существа — то лезете целоваться, то машете кулаками, — пробурчал Джек себе под нос. — Впрочем, знаю. Сейчас скажешь, что это поцелуй был ошибкой, и так далее, — капитан издал снисходительный смешок и поднял взгляд к небу.

— Нет. — Я замерла, тем самым заставляя и его остановиться. Взгляды соприкоснулись — но они значили намного больше, чем прежде; были понимающими и знающими друг друга. Я подарила ему лёгкую, едва уловимую улыбку: — Этот поцелуй был намёком на то, что между нами ещё может что-то быть.

И зашагала вперёд, уже не сдерживая неловкую улыбку до ушей. Я отчаянно желала обернуться, увидеть его реакцию, посмотреть, с каким лицом он молчит мне вслед. И даже думать не собиралась, что это молчание может скрывать лишь попытку не рассмеяться моей наивности.

Впереди частокол деревьев подступал к самому берегу, а некоторые деревья даже «сползли» в воду и одиноко торчали из реки, как купающиеся туристы. Стоило войти в лесную тень, организм испытал апогей наслаждения: с обжигающего солнца в свежую прохладу — что может быть прекраснее?

— Оксана, стой! — раздалось из-за спины так ошеломлённо и жутко, будто гром грянул. Я повернула голову, разинув рот, одновременно делая шаг вперёд. К сожалению, именно этот, единственный шаг стал роковым. Раздалось звонкое «Шурх!», мелькнули верёвки. Что-то подорвалось прямо под моими ногами, и в следующую секунду меня рвануло вверх, как безвольную куклу. Испуганный возглас распугал прячущихся в кронах попугаев, потому что я оказалась рядом с ними. Пальцы вцепились в канаты, образовывающие сетку. И теперь я, как бутылка кефира в авоське, безвольно барахталась в сети, словно пойманная рыба.

— Ого! Ты решила «покататься на качелях»?

— Да, тут здорово! Тебе бы так, — ехидно просипела я, путаясь в сетях и принимая позы, которым позавидовала бы Волочкова. Джек покачал головой, мол «горе ты моё луковое». В его руках блеснул нож. — Давай быстрее, — я надавила рукой на сеть, чтобы та натянулась и была ближе к кэпу. Клинок заскользил по канату. Верёвка треснула, но, чтобы проделать достаточное отверстие, эту манипуляцию необходимо было бы проделать ещё раз пять.

Позади зашуршало. Густые зелёные заросли зашевелились, зазвучали голоса и топот бега.

— Чёрт! — пискнула я, изворачиваясь в сети. Джек закусил губу, покосился за спину и приложил больше усердия к распиливанию канатов. В мыслях набатом стучало отчаянное «Быстрее, быстрее!», но из зарослей вдалеке показались чёрно-оранжевые фигуры.

— Дьявол, — сквозь зубы прошипел Джек. Я еле успела схватиться за протянутый им кинжал и в недоумении глядела, как Воробей убегает прочь.

— Джек Воробей! — взвизгнула я, чуть не роняя клинок наземь, но не заслужила даже его прощального взгляда. Лес вышвырнул на меня десяток дикарей — грозных, быстрых, как гепарды и ловких, как обезьяны. Толпа пронеслась подо мной. Слух уловил неясный возглас бегущего впереди — тот махнул копьём в мою сторону — и покатился дальше. Для них существовал только убегающий Джек, а я осталась на попечение одному-единственному дикарю. Отряд растворился средь деревьев, но их голоса слышались ещё долго. По крайней мере, до тех пор, пока в сетку не врезался боевой топорик юнца, которому поручили «вытащить улов из ловушки». Я подпрыгнула в сети, схватилась за верхние канаты и слегка подтянулась на них, чтобы молодой охотник не спутал меня с канатом и нечаянно не зарядил топором.

Внутренний голос быстро сформировал схему действий. Я затаила дыхание и сжала губы, пряча кинжал в рукав. Сердце отбивало спокойный ритм. Тихо, усидчиво, я дождалась, пока разрежут сетку. Когда отверстие меж канатов сделалось достаточным, я почувствовала лёгкий укол острым краем топора: дикий охотник «просил» меня спуститься. Я сжала зубы и разжала руки. Тело шмякнулось на землю как мешок с песком. В ворот вцепилась когтистая чёрная рука и дёрнула меня вверх. Я вытаращила глаза, когда меня одним движением подняли над землёй, и только замахала конечностями, ощущая себя котёнком, которого подняли за шкирку. Едва ноги коснулись земли, внутренний голос стал лихорадочно дополнять план действий: кто бы мог знать, насколько силён окажется житель джунглей.

К горлу приставили топор. Грозный мавр оказался у меня за спиной и навязчиво дал понять, что от меня требуется идти. «Черт, он же швырнёт в меня топором, если попытаюсь убежать. И моргнуть не успею, как буду прибита к дереву». Мысли сошлись на необходимости разоружить противника. Я расслабила тело, попыталась казаться слабой и покорной. Полагаться на эффект неожиданности очень действенный приём: недооценить противника — самое глупое, что может сделать человек. Поэтому я дала конвою привыкнуть ко мне и утратить бдительность. Кто умеет ждать, дожидается большего, поэтому, когда я оценила обстановку и признала местность самой удачной для бегства, внутренний голос прозвучал как сигнал гонга: «Сейчас».

Пальцы элегантно обвили рукоять кинжала, спрятанного в рукаве. Сердце отбило счёт: «Три. Два. Один!»

Я вцепилась левой ладонью в рукоять топора, что до сих пор маячил перед моим горлом, а другая рука с силой вогнала кинжал в кисть руки аборигена, удерживающей топор. Одновременно с этим действием я ударила подошвой ему под колено. Едва обескураженный дикарь опомнился и вновь попытался меня схватить, я наотмашь резанула клинком у основания его шеи и, подхватив топор, молнией понеслась в лес.

Дальше был бег с препятствиями: приходилось петлять во все стороны, запутывать след, скакать через поваленные стволы, продираться через цепкий кустарник и стараться не впечататься лбом в пальму. Листья под ногами скользили, а змеи-лианы так и норовили ударить по лицу. Паутина путалась в волосах.

Лес покрылся влажной пеленой тумана. Его молочно-белые плети витали между крон, и солнце засеребрило их — будто сотни паутинок летали в воздухе. Такая перемена могла означать только одно: где-то рядом водоём. Надежда вернуться на безопасный путь у реки придала скорости. Под сапогом поехали листья, что-то скользнуло вниз, и я еле успела перенести вес на другую ногу — и прямо за моей спиной плотная насыпь листьев равномерным водопадиком осыпалась в яму. Я смачно ругнулась, а в душе возблагодарила небо за то, что не угодила в новую ловушку.

Впереди стало проглядываться знакомое золото морских бликов, и в душе взорвался фейерверк радости. Плотные заросли жёсткой высокой травы выкинули меня на край обрыва. Я судорожно глотнула воздух и затормозила, но ноги по инерции проехали метр по траве. Я замахала руками — будто курица, пытающаяся взлететь — и плюхнулись на пятую точку в сантиметре от обрыва, под которым плескалось море.

Несколько секунд ушло на передышку. За это время затравленный взгляд прошёлся по извилистой береговой линии, по морским переливам и приметил крупный уступ у подножия обрыва. Он примыкал почти к самому морю, и опускающееся солнце отбросило от него на пляж длинную косую тень, форма которой сообщала, что под уступом есть свободное пространство.

Спустя несколько минут я уже сползала с обрыва по вьющимся корням растений, цеплялась за вьюны и искала ногами опоры. Когда до земли оставалось с метр, я сиганула вниз и саданулась плечом о камень. Уступ, сверху казавшийся каменным навесом, на самом деле оказался всего-навсего большим валуном. Несмотря на это, вертикальный неприступный обрыв тоже оказался неплохим укрытием: если снизу прижаться к подножию, то сверху буду скрыта от ненужных глаз. К приятному удивлению берег порос мелким кустарником с крупными насыщенно-красными ягодами. Их кисловатый вкус до мучения напомнил клюкву, растущую у бабушки на даче, и родной терпкий привкус поднял настроение.

Я устроилась у подножия обрыва и принялась очищать кинжал от крови. Внутренний голос с азартом нашёптывал планы мести Джеку, бросившему меня в таком подвешенном, в прямом смысле, положении. Этот прохвост поплатится, если выживет!

Солнце опускалось, и с обрыва накатила массивная тень. Под ней было уютно, как в постели, и, устроив руку на рукояти топора, я позволила себе время на передышку. Спать в таких обстоятельствах было опасно, но после долгого стресса и трудных физических испытаний, организм решительно сдался перед усталостью, и я начала клевать носом. Голова невольно откинулась на валун, но слух готов был улавливать мельчайший шорох, а рука — взмахнуть топором по малейшей необходимости. Спать на берегу моря, когда где-то там по твою душу бродят аборигены — спорное удовольствие. Но оно перешло в разряд необходимости. И под стрёкот цикад, переплетающийся с шуршанием морской пены о камни, меня окутали беспокойные видения.

Сон покинул меня, когда к вытянутым ногам подобралась вода — прилив требовал мне уступить ему место на пляже, и пришлось повиноваться его воле.

Я закинула в рот горсть ягод, спрятала кинжал в сапог и не забыла подобрать с земли топор. Забираться обратно на вершину было нецелесообразно, поэтому я зашагала в обход острова по пляжу, зная, что где-то там нами оставлена лодочка, на которой Джеку посчастливилось добраться сюда.

Вечерело. Воздух похолодел и потемнел, волны заострились и огрубели. Прохладный ветер приносил с моря привкус соли. Небеса позолотились точками звёзд, а местами затянулись тяжёлыми облаками. Высокий обрыв постепенно пошёл на убыль, и спустя не больше полукилометра превратился в абсолютно плоскую равнину. Деревья грузно нависали над головой и укрывали от нежелательных наблюдателей. Ветер шипел в их кронах и пускал листья в танец. Вечер сулил приближение непогоды.

Вскоре местность приобрела знакомый оттенок — стал узнаваться пляж и долгий мыс, вдающийся в воду. С души свалился камень: значит, до оставленной лодочки уже недалеко.

Впереди мелькнуло движение и край черных волос. Воздух встал поперёк горла, рука сжала рукоять топора. Я нырнула за дерево, затаила дыхание и напрягла чувства до предела, высматривая островного шпиона. Внутренний голос принялся нашёптывать мольбы, чтобы враг был один и оказался не очень внимательным.

Сквозь папоротниковые листья отчётливо просматривались действия врага, направление его движения. Но внезапно он исчез — попросту пропал из виду. Скрылся в листве — и как в воду канул. Я долго приглядывалась, вставала на носочки, вытягивала шею и щурилась в попытке разглядеть, но она не увенчалась успехом.

Чья-то рука упала на плечо. Я издала звериный рык, в прыжке развернулась и по вертикальной траектории разрубила воздух топором. Волосы упали на лицо, перекрывая обзор. Сквозь них удалось увидеть разве что очертания противника. Воинственный вопль — и я наношу новый удар, попутно запрокидывая голову, чтобы убрать грязные патлы с лица. Топор с лязгом встретил опору в виде сабли. От сопротивления рука дрогнула, и я отпрыгнула назад; занесла оружие над головой. Глаза шокировано расширились. Я забыла закрыть рот после воинственного вопля и только переступила с ноги на ногу.

— Джек! Ты сдурел?

Воробей, которого мне довелось нечаянно спутать с аборигеном, фыркнул и запустил саблю в ножны.

— Я хотел задать этот вопрос тебе. Ты меня едва не убила.

Я махнула топором в сантиметре от его плеча. Джек отпрянул, издав возглас поистине праведного возмущения. Он застыл, подняв руки и округлив глаза.

— И правильно сделала бы. Ты меня бросил в ловушке.

— Так, дорогая, не кричи, если не хочешь попасть в новую ловушку, — он притянул меня к себе и приобнял одной рукой, заставляя идти за ним. Я в негодовании сбросила его руку.

— Ты! Меня! Бросил! В ловушке!

Воробей морщился от каждого возгласа, как от ударов.

— Цыпа, нам надо вернуться в убежище к команде.

— Джек! Ты меня бросил! — я схватила его за руку, дабы снова ее сбросить, но остановилась на половине действия. — Погоди… К команде?

— Ну наконец-то, — он саркастично потряс головой и снова взял меня за руку. — Да. К команде. И да. В убежище.

Мы шли недолго — стоило преодолеть густые заросли папоротников, и взгляд упал на относительно небольшой овраг, с одного края покрытый кладкой из ветвей и листьев.

Я удивлённо присвистнула.

— Да это целая землянка!

— Да, да, спускайся уже, — нетерпеливо закивал Джек, подталкивая меня в спину.

Я неловко скатилась по крутому склону и юркнула под крышу из ветвей. Взору предстал природный овражек, из стен которого выпирали корни и камни. Но первым делом в глаза бросились знакомые лица — усталые, измученные. Они подсветились приветственными улыбками, едва мы с Джеком появились под крышей.

— У-у, мисс Оксана, рад что вы живы, — мистер Бергенс сомкнул вокруг меня крепкие объятья, от которых хрустнул позвоночник.

— Да ладно! Мисс Окси! Нашлась! — подорвался Гиббс, но потом что-то обдумал, сник и опустился обратно. — Выпить бы за это сейчас…

— Скажи спасибо, старина, что аборигены сейчас не выпивают твою кровь, — Джек по-дружески хлопнул его по плечу и привалился к неровной стене землянки.

— И то верно. Спасибо, — тяжело вздохнул старпом.

— Постойте… — я остановилась в метре и обвела взглядом команду. Здесь были все, кто выжил после крушения, все кого я видела до погребения в склепе. — То есть… Джек, ты не бросил ни меня, ни их… Ты вернулся в лагерь аборигенов за командой, чтобы спасти нас?

— Угу, — безрадостно буркнул он. — И в благодарность меня кое-кто чуть не зарубил топором.

Взгляд уткнулся в землю, вырвался тяжёлый вздох.

— Прости. — Я опустилась на землю рядом с ним и тронула его за плечо. — Я не знала. Не могла подумать, что ты пойдёшь на такой риск, чтобы спасти своих людей. А оказывается… — я понуро уронила голову. — Прости, что я отблагодарила тебя топором.

— Черт с ним. Ты спаслась сама, поэтому тебе меня не за что благодарить.

— Нет. Ты пошёл спасать всех. Поэтому я могу считаться одной из тех, ради кого ты рисковал собственной шкурой. Поэтому спасибо, Джек.

Наши взгляды встретились. Его глаза подсветились привычными игривыми искорками смеха.

— Спасибо на хлеб не намажешь, смекаешь?

— Хорошо, когда выберемся из этой дыры, я куплю тебе пачку масла, и будешь намазывать, — рассмеялась я и откинулась на земляную стену. Весёлый взгляд прыгал по самодельному навесу над оврагом, по матросам и по земле, пока не наткнулся на золотую цепь, выглядывающую из подозрительно оттопыренного кармана.

— Гхм, Джек, — я подцепила пальцем цепь и потянула. Из капитанского кармана выскользнул крупный золотой медальон с выдавленным на одной стороне изображением черепа. — Я вижу, ты уже отблагодарил себя. Даже в спасении команды нашёл выгоду, засранец!

— Вовсе нет! Он просто лежал ничейный, одинокий, никому не нужный — вот я и решил, что нечего такой вещице зазря пропадать.

— Ничейный?

— Ну да. Ничейный лежал. На алтаре главного храма. Перед ним ещё их главный жрец молился на коленях. А потом — представляешь! — он ушёл и оставил его там!

— Ну ты вообще возомнил себя бессмертным? — у меня снова вырвался поток смеха. — А если тебя снова поймают? За кражу их святыни ты не отделаешься выговором «Ай-яй, больше так не делай». — Я понаблюдала, как медальон качается на цепочке, словно маятник — и вернула его Джеку.

— Не поймают, — капитанские глаза таинственно сверкнули в темноте, а коварная улыбочка помогла догадаться о последующих словах ещё до их произнесения: — У меня есть план.

…План заключался в способе безопасно добраться до берега, где была брошена лодочка. И наскоро выслушав его, команда поверглась в раздумья.

— На лодке в открытом море… Плыть неизвестно куда… — Хоггарт цыкнул и покачал головой. — Помрём, как пить дать.

— Здесь мы тоже помрём, — заметил Гиббс. — В любом случае исход одинаковый.

— Но, если рассуждать логически, а не пускаться в пессимистические гадания, «Марко Поло» потерпел крушение относительно недалеко от Исла-дель-Диабльо. Если запастись едой и водой, мы можем дотянуть до него. Как мы узнали, туда направляются Кристиан и Фридрих Стивенсы, которые нас подберут там. Договоримся, — объявил Воробей.

— Мы помрём и там, — мрачно усмехнулась я. — Ведь и дневник Розы Киджеры, и, самое главное, лоскуток с инструкцией «Как выжить на Острове Дьявола, или как добыть амулет», пошли ко дну вместе с «Марко Поло».

— А-а, — помотал головой кэп. Я изумлённо уставилась на извлечённый им из-за пазухи дневник и кожаный лоскут с выцарапанными надписями.

— Да ладно! — я подпрыгнула и выхватила у него лоскут. Он был в идеальном состоянии, и надпись осталась чёткой и ровной. А вот дневнику не поздоровались — и без того размытые надписи слились, а размокшая бумага — стоило открыть его — сама собой рвалась и опадала наземь. — А карта, которую достали у Фридриха? — Воображение уже нарисовало Воробья, достающего идеально сохранившийся пергамент, но вопреки ожиданиям он прикрыл глаза и покачал головой.

— Ну ничего. Ничего. Нам поможет компас. — Я вернула вещи Джеку, тяжело вздохнула и хлопнула по коленям. — Звучит безрадостно, но это наш единственный шанс.

План Джека требовал наступления глубокой ночи, а пока вечер ещё не сгустил плотную тьму над островом, требовалась подготовка. В жеребьёвке участвовали все — и кэп, и даже я, но судьба оказалась благосклонна. Удача повернулась обратной стороной к двум матросам, которым выпал жребий отправиться за запасами провизии. В их обязанности также вошло дойти до лодки и забрать из неё две небольшие бочки (их часто хранят в шлюпках, чтобы можно было налить пресной воды и продержаться на плаву) — а после добраться до реки, запастись водой и насобирать съедобных плодов.

Я сидела в землянке, под самым краем навеса, и глядела в небо. Звёзды светили отчуждённо, не проявляя интереса к земле и людям, попавшим в столь неоднозначную ситуацию.

За спиной раздавались равномерные постукивания дерева: Гиббс сооружал удочку — на случай, если лодка проведёт вдали от берега непредвиденно много времени. Рядом матросы возводили большую необычную конструкцию — нечто вроде зонта из веток и листьев — чтобы установить в лодке для защиты от беспощадного солнца.

К глубокой темноте вернулись два посланца, сообщившие об успешно проведённой операции. Ими были найдены фрукты и пресная вода — и уже доставлены в лодку.

Ночь сгустилась и тучи поглотили луну. За дальней сопкой затянул вой дикий зверь. Цикады вступили в музыку ночи дружным оркестром, а голос ночной птицы жутким эхом разнёсся под кронами.

Перед рискованной операцией бил мандраж. Тряслись колени и стучали зубы, бил озноб, как при лихорадке. Не удивлюсь, если это симптомы какой-то тропической заразы. Как бы концы не отбросить прямо в лодке. Но этот страх отступил перед другим, когда в ночной тиши прозвучало решительное «Пора».

Наш отряд выбрался из укрытия бесшумными тенями и разделился на две половинки. Меньшая половина состояла из трёх человек и тоже была выбрана жребием. Мне же посчастливилось попасть в отряд Джека. Обе команды должны были выполнить разные задачи для достижения одной цели. Только вот вторая команда должна была исполнить отвлекающий манёвр, чтобы помочь первой безопасно добраться до лодки. Мы разделились. Троица матросов обменялась с друзьями короткими прощаниями — пугающими, так как в них чувствовался неприятный холодок: они понимали, что могут не вернуться. И меньшая часть отряда растворилась в ночи.

Я проводила их долгим взглядом, пока над ухом не прозвучало, заставив меня вздрогнуть: «Вперёд». Наш отряд рысцой покатился в противоположную сторону, подхватив на плечи солнцезащитный зонт и удочки. Звуки леса пугали. Но сейчас мы были слишком ограничены во времени, чтобы обращать на них должное внимания и шарахаться от каждого шороха. В отличие от предыдущих забегов, сейчас мы убегали от всех звуков, а не пытались распознать их причину. Я неслась едва ли не впереди всех. Вскоре по пути стали попадаться надломленные ветки. В голове прокручивались воспоминания, как мы сносили их, когда бежали с Джеком от лодки на другую сторону мыса.

Невысокий пригорок был лишён деревьев и окружён лесом. Мы сделали привал — необходимый как сам воздух. Я привалилась к булыжнику и пыталась утихомирить сбивающееся дыхание. Как же хотелось закрыть глаза и просто исчезнуть вместе со всем этим хаосом! Но вместо волшебного спасения приходилось дожидаться, пока лёгкие отлипнут от грудной клетки, чтобы потом вскочить и снова нестись, разрывая собой ночь. Вокруг темнели джунгли. Про нас будто и забыли — ни мечущихся средь деревьев огней, ни отдалённых окриков. Сквозь колючий страх лучом света пробивалась надежда: может, всё пройдёт гладко и нас никто не заметит?

— Эй, эй, смотрите, там…!

Над лесом пронёсся жуткий вой, заставивший сердце подпрыгнуть. Где-то там, выше по склону, трубили в рог. Взгляд заметался средь лихорадочно блестящих глаз и устремился левее и выше: там над лесом горели огни. Их хаотичное движение подтолкнуло нас вперёд, и мы снова сорвались с места. В чертогах напряжённого разума тонко и неразборчиво пищал внутренний голос, полный надежд, что причиной этому стал второй отряд, исполнивший свою миссию. Душа тяжелела от странного, почти садистского спокойствия, которое не сочеталось с дрожащими коленями и стучащими зубами.

Сломя голову мы один за другим преодолевали дикие безлюдные ярды леса. Днём, или хотя бы с факелами — до места назначения было рукой подать. Но когда единственным фонарём служило ночное светило, путь был слишком долгим. А когда и луна забралась за плотное чёрное облако, джунгли наполнились непроглядной тьмой. Пришлось бежать наощупь, подобно летучим мышам, а единственным ориентиром были огоньки, иногда проскакивающие сбоку в непостижимой дали.

Густые лесные заросли выкинули нас на крупный пустырь. Леденящий душу внутренний голос сообщил, что в прошлый раз мы с Джеком его не встречали. Мы сбились с пути, чего делать было никак нельзя. Проверенная дорога, наискосок пересекающая широкий мыс, точно была лишена ловушек, а сойти с проторенной нами тропы могло сулить попаданием в новые неприятности.

Впереди вскрикнули. Солнцезащитный зонт громыхнул на землю вместе с двумя матросами. По инерции пробежав метр, я затормозила, но нога скользнула по влажной листве, и спина ударилась о землю. Пришлось сжать зубы, чтобы не выругаться — и поспешно вставать. Пока навернувшиеся пираты поднимали опрокинутый зонт и водружали его на плечи, я сжимала кулаки так, чтобы ногти до боли впились в ладони. Подобная пытка над собой приводила в чувство и спасала от подбирающейся паники. Позади что-то блеснуло. Взгляд запрыгал по склонам холмов и зацепился за всполох пламени. Вдалеке, из-за высоких пальм, подобно гостю из ада, внезапно вынырнул огромный сноп огня. Он лизнул небо и нырнул за деревья. Ликующе взорвалось в мыслях «Да!». Спустя миг пламя снова вынырнуло из-за леса — только теперь уже вдвое увеличилось в размерах и не исчезло. Даже с такого расстояния можно было видеть чёрные качающиеся силуэты нескольких пальм, в которые жадно вгрызается огонь. Оранжевое пламя трепыхалось вокруг них, с невероятной скоростью перебиралось на другие деревья. Ветер стремительно разносил огонь вокруг, а особенно сильные порывы раздували его так, что пламя страшно подрывалось к небу и подсвечивало золотом кромку облаков.

— Молодцы наши! — восторженно пробасил мистер Бергенс.

Теперь, когда вторая половинка отряда выполнила свою миссию и подожгла лес, с души свалился камень, и мы неслись через джунгли без того тяжёлого чувства, будто за нами по пятам следуют аборигены. Ведь никто не будет размениваться на беглых пленников, когда горит родной лес, и жители всем поселением отправятся тушить пожар. А удастся им это или же нет, не наши проблемы. В этом и заключался план.

Отсветы пожарища долетали даже до нас и вспышки света изредка озаряли путь. Я не оборачивалась, хотя внутренний голос так и подначивал взглянуть через плечо. Но понимание, что я увижу охваченный багряным пламенем лес, не требовало подтверждения.

Впереди заблестело оранжевым. Пираты замедлились и осторожно косились по сторонам, пока не поняли, что это отблески огня на воде. Тогда у меня будто открылось второе дыхание — считанные ярды до воды мы преодолели в два счёта. Море шипело о берега, а по крохотным переливам волн перепрыгивали рыжие отблески. Очертания одинокой лодки на берегу казались белыми. Я позволила себе крохотный тайм-аут, едва опёрлась руками о низкий бортик спасительного баркаса, переводя дух.

— Посторонись! — прикрикнули за спиной. За шиворот рванула чья-то сильная рука, за секунду до того, как в лодку перекинули тяжёлый солнцезащитный зонт. Пришлось использовать в качестве опоры собственные колени — я согнулась пополам; со лба на песок скользнула тяжёлая капля пота. Матросы работали слаженно и чётко, закрепляли зонт и отвязывали канат, удерживающий лодку на берегу. Едва дыхание чуть восстановилось, я смогла поднять взгляд за лес, и тут же впала в мимолётную оторопь. Лёгкий ужас пробежал иголками по телу. Предполагалось, что устроенный пожар должен быть достаточно силён для того, чтобы отвлечь всё внимание аборигенов, но результат превзошёл все ожидания.

Огонь охватил полнеба. Гигантской рыжей полосой он протянулся на холм, завладел долинами и подошёл намного ближе ожидаемого. Встревоженные птицы чёрными точками метались на фоне этого ада. Ветер, разносящий пламя, приносил беглые отголоски леденящих душу криков. Чёрный дым взлетал под небеса гигантской горой, а на высоте смешивался с рваными чёрными облаками. От запаха гари засвербело в носу. Воздух гудел и трещал, прибрежные пальмы качались, будто пытались вылезти из земли и убежать, пока огонь не сожрал их. Вскоре огненное месиво начисто перекрыл дым — порыв опрокинул его в нашу сторону, а это значило, что огонь близится к нам.

Черная, безграничная бездна дыма разверзлась вокруг. Воздух наполнился круговоротом пепла и тлеющих кусочков леса. Это вызвало панику, и я, прикрывая слезящиеся, раздражённые дымом глаза, наощупь — подобно летучей мыши — поспешила к лодке. Вскоре ветер сменил траекторию. Грозный дым отхлынул, и стало видно ещё более грозный силуэт пожарища. Видно было, как кружатся в воздухе оторванные вихрем клочки зажжённых листьев, как подлетают ввысь ветки. Тропические ярды занимались один за другим, и страшный гул нарастал подобно снежному кому. Снова всё заволокло густым дымом. Что-то схватило за шиворот, потянуло назад, под спину попался борт лодки, и я перевалилась на её дно.

— Чёрт возьми, где же наши парни?

— Огонь прибывает слишком быстро. Видать, не успели убежать.

— Помянем их после. Надо отчаливать!

Я хотела возразить, но едва открыла рот, из него вырвался сухой болезненный кашель, будто по горлу изрядно поскребли наждачной бумагой.

— Кэп? — спросили рядом.

Джек взглянул на компас, а потом на пожар, после чего, наконец, вынес вердикт:

— Три минуты. Если не придут, отчаливаем.

Я зажмурилась, пытаясь выдавить слёзы, чтобы увлажнить выедаемые дымом глаза. А когда распахнула веки, смогла увидеть, что вся команда уже теснится на борту баркаса, кроме трёх человек, которые были отправлены поджигать лес, чтобы отвлечь внимание дикарей. Встроенный в мозг секундомер подсказывал, что отведённое время на исходе. Я была готова смириться с тем, что троицу придётся бросить — лишь бы скорее уйти в море, ибо пламя уже просматривалось сквозь прибрежные пальмы.

— Капитан?

— … всё кончено. Уходим. — Прозвучало бесстрастным голосом Джека.

Два весла упёрлись в песок и столкнули лодку на воду. Дым снова поглотил всё вокруг. На мгновение из его вихрящихся клубов вынырнул огненный язык, и подсветил три несущиеся по пляжу фигуры.

— Смотрите! Вон они!

Все воспряли духом. Над лодкой заголосило радостное «Э-ге-гей! Мы здесь!», пираты замахали руками, привлекая наших спасителей.

Едва троице помогли взобраться в лодку, я возблагодарила Бога, что оказалась не в их числе — им досталось куда хуже, чем нам. Об этом свидетельствовали подпалённые одежды, ожоги и лица, чёрные от копоти.

Отплывали мы стремительно, спешно и слаженно. Работал каждый, и даже я усердно молотила веслом по волнам. Наверное, со стороны это выглядело жалко: гигантский алый силуэт пожара, поглотившего остров — и крохотная тёмная лодочка, улепётывающая от него невыносимо медленно — как будто во сне, когда хочешь бежать со скоростью атомной бомбы, но можешь лишь едва переставлять ноги. Широкая дорожка света на волнах уходила в тёмную даль, скрытую под саваном ночи. Только когда отсветы перестали долетать до нас, я позволила себе отложить весло и взглянуть назад.

Берег, от которого мы отчалили, был полностью объят огнём. Бледные силуэты пылающих деревьев качались, и казалось, что огонь не оставил ни единого клочка суши. А на берегу, подобно призраку, виднелся чёрный силуэт человека. Он стоял ровно, словно не замечая разверзшегося позади себя ада, и глядел на нас, пытливо, мучительно, будто вопрошал: «Зачем вы убили нас?», и его невидимый взгляд обжигал пуще пламени. Я передёрнула плечами и отвернулась, не в силах видеть предсмертный взгляд, обращённый к нам.

Теперь, когда опасность была позади, к горлу подкатил удушливый ком. Взгляд медленно скользил меж блестящих слезящихся глаз — измученных, оторопевших. Из груди вырвался поток кашля — организм отхаркивал налёт пепла с лёгких. Я вполоборота положила руки на борт и пристроила на них голову, прикрыла глаза, пытаясь абстрагироваться, успокоиться и взять себя в руки. Сердце ещё долго билось об рёбра. Я пребывала в полукоматозном состоянии, не могла и не хотела соображать. Оцепенение не отпускало долго, и нескоро сквозь шум крови в ушах стали пробиваться звуки ночного моря и тихие разговоры матросов. Тогда глаза приоткрылись в небольшие щёлочки. Всё вокруг было наполнено чернотой: чёрное небо, подсвеченное меркнущим заревом, чёрное море, играющее лунными бликами. Я заставила себя оторвать голову от планшира. Руки опустились за борт и плеснули в лицо холодной морской водой. Раздался привычный лёгкий плеск, хотя я ожидала как минимум шипения кислоты. Вымученное подобие улыбки свело губы. Взгляд перешёл к пиратам. Те были молчаливы и задумчивы. Баркас оказался достаточно большим, чтобы в нём легко разместились тринадцать человек, поэтому нельзя было сказать, что мы особо теснились. Позади, за кормой, светилось рыжее пятнышко: остров уменьшился до размера пуговицы, и пламя затихало — видимо, уже выжгло рассчитанную площадь суши, и пошло на убыль. Наша лодка и все её пассажиры показались ничтожно маленькими: ведь даже крупный остров теперь был лишь крошечной точкой посреди грозного, необъятного простора океана. В ночной черноте нельзя было даже рассмотреть черту горизонта, отчего масштабы водного простора казались совершенно бесконечными.

— Все целы?

Я ощупала себя на предмет ранений и кивнула:

— Угу.

— Это было… захватывающе, — заключил мистер Бергенс.

— Это было необходимо, — Джек щёлкнул крышкой компаса. — Три градуса к левому борту. В сторону Кассиопеи.

Я безуспешно попыталась найти взглядом названное созвездие и подивилась, как матросы могут ориентироваться по звёздному небу, когда я не могу найти на небе даже элементарной «Большой Медведицы».

Сложно было определить, двигаемся мы или стоим на месте: пейзаж за бортом не менялся, и пройдённые по морю ярды совершенно не чувствовались. Я бессовестно привалилась к Джеку, как к стенке, и прикрыла глаза. Тот не высказал возмущений — похоже, бесстыднику это даже понравилось. Кажется, я провалилась в дрёму — мутные видения сменяли друг друга и не имели связи. Когда открыла глаза — светало. Сквозь серое небо проступила розовая полоска зари, подсветившая мягкую вату облаков. Джек дремал — сидя, опустив голову и прикрыв глаза. Гребцы сменили друг друга. На дне лодки валялся огрызок какого-то фрукта. Имея дефицит продуктов, я не стала брать себе целое манго, а подхватила недоеденное и жадно вонзила зубы в истекающий соком фрукт. Объев мякоть до предела, я отправила косточку за борт и позволила себе снова задремать.

— … Время менять вахту.

Разбудили меня не только голоса, но и жара. Яркое до рези в глазах солнце раскалило кожу настолько, что на ней можно жарить продукты, а во рту стало сухо как в пустыне. Я заморгала и первое время неосознанно наблюдала за греблей. Море посветлело, и в права вступил наш главный враг — небесное светило. Так как солнцезащитный зонт перекрывал только половину лодки, вторая половина была вынуждена запекаться под солнышком. Выяснилось, что за время моего витания в царстве Морфея, матросы создали своеобразный алгоритм: гребцы сидят под навесом, а отдыхающие — на солнце.

— Теперь я! — пискнула я, когда уставшие матросы отложили вёсла и принялись меняться местами с изрядно пропёкшимися отдохнувшими собратьями. Я оттолкнулась от банки, дабы легче встать, и невольно расширила глаза: раскалённое дерево обожгло руку. Пробалансировав до навеса, я плюхнулась в тень и взялась за весло: даже необходимость грести не волновала, когда это был единственный шанс уйти с пекла. Хлебнув скудный глоток пресной воды, я в блаженстве ощутила растекающуюся по телу прохладу и коснулась веслом воды. Почти полное отсутствие островов в Мексиканском заливе увлекало все мысли: до истерики хотелось увидеть проплывающую мимо землю. Но увы, если здесь и есть острова, то они либо «дьявольские», либо населены аборигенами.

Следующую смену вахты объявили, когда руки уже тряслись и обмякли настолько, что были неприемлемы для удерживания весла. Жарко к тому времени стало настолько, что, когда я выползла из-под навеса, буквально ощутила, как с кожи испаряется пот. Зачерпнула морской воды и опрокинула на голову, ожидая, что повалит пар. Полегчало. Я повторила эту процедуру по несколько раз, пока не смочила всё тело. Солнце раз за разом наносило каверзные удары, и перед глазами плясало марево. Налитая свинцом голова тянула вниз. Я пристроила руки на планшире и уронила на них голову. Ничего не менялось — шуршала вода, плескали о её поверхность вёсла. Голоса обменивались краткими сухими фразами — солнце разморило даже заядлых сплетников-пиратов и лишило их всякого желания травить байки.

Меня толкнули в бок. Я, так и не поняв, спала ли или нет, молчаливо раскрыла глаза. Казалось, солнце высушило их сквозь веки — будто соли насыпали. Без слов поняв причину моего пробуждения, я переползла под навес. Чувствовалась жизненная необходимость умыться — но не в морской, а в пресной водице. Однако здравый смысл подсказывал, что все воспримут враждебно, если я буду переводить драгоценную воду на такие глупости — поэтому просто сделала пару глотков, после чего снова почувствовала себя ещё живым человеком и взяла весло.

Солнце выжгло все мысли, и, молотя веслом по воде, я занялась интереснейшим занятием: каждый гребок сопровождала мысленным счётом в такт движениям: «И-и раз, и-и два, и три, и четыре…» Сбивалась со счёта несколько раз и продолжала счёт с произвольного числа. Потом занятие наскучило, и я развлекала себя тем, что пыталась грести синхронно с Джеком, устроившимся рядом — и каждый раз, когда наши вёсла входили в воду не одновременно, внутренний перфекционист мучительно кривился.

Гребля стала настолько монотонным и привычным занятием, что я уже не сомневалась, что это занятие будет вечным, как наказание за грехи. И я уже не слышала, как объявили о смене вахты — и лишь увидела протянутую руку мистера Хоггарта. Вручив ему весло, я устроилась меж банок на дне лодки и свернулась калачиком. Никто не возражал. Я лежала на спине и глядела в небо. Солнце висело прямо надо мной. Оно оставляло тёмные пятна перед глазами. Взгляд скакал по небу, а вместе с ним скакали и пятна, как будто феечки перелетали туда, куда я повелю.

Единственное желание, посещавшее мысли всё чаще и чаще — было наступление вечера. Но это казалось несбыточной мечтой. Когда она всё же сбылась, и солнце покинуло небо, я обнаружила себя глядящей ввысь. Поднялась и в кои-то веки не почувствовала себя умирающим лебедем. С наступлением ночи тишину разбавили разговоры. Матросы обсуждали своё, пиратское, а я напевала под нос знакомый мотив одной из любимых музыкальных групп.

— Эй, мисси… Пойте громче! Поднимите настроение!

Эта просьба немало смутила, и я хотела было вежливо отказаться, но мне этого не позволили, и принялись дружно упрашивать. Впрочем, мне и самой хотелось поднять боевой дух, а излить душу в песне — всегда помогало. И я затянула резвый мотив одной из самых пиратских песен двадцать первого века:

— Одна легенда с малых лет покоя не давала мне —

Про те края, где меркнет свет всеведущего солнца.

Тот край обходит стороной моряк любой, любой ценой,

Мертвец, нарушивший покой проклятого Дэйви Джонса.

Я словила на себе красноречивый взгляд Джека, мол, не весёлые вещи напоминаешь. Особенно в такой ситуации. Однако, личные счёты с упоминаемым в песне морским дьяволом имели только Джек и Гиббс, поэтому остальные матросы оказались весьма довольны.

— Но, чистый сердцем, не робей. Нет той напасти, что сильней

И воли и души твоей без страха и упрёка.

Ведь жил на свете капитан, что к смерти угодив в капкан

Не сплоховал и устоял пред ликом грозного рока.

Джек всё понимал. Понимал, о ком я пою. Помнил историю, которая стала основой для песни. И, кажется, был в ещё большем шоке, чем я когда-то, когда впервые услышала независимую песню о любимом фильме.

— Ответил смерти он тогда: «Мой дом — бескрайняя вода,

Коль хочешь, проводи до дна в прохладу мягкого ила».

«Твой дом, пройдоха? Вот уж нет!» — разгневанно взревела смерть. —

«Да будет впредь земная твердь навек тебе могилой».

С тех пор прошло немало лет. Был капитан — а нынче нет.

И только одинокий дед с тоской глядит на волны.

Один лишь день за десять лет он ждёт с рассвета на рассвет.

Тому вовек покоя нет, кто морю сердце отдал.

Я умолкла и с улыбкой уставилась на кэпа. Тот сверлил меня взглядом, а на его губах читался вопрос. Я ответила на него прежде, чем он был произнесён. Ответила так, чтобы слышал только он:

— Я же говорила когда-то, что в нашем веке о тебе очень многое известно, — и пожала плечами. Матросы уже пустились в развесёлые беседы, и никто не видел наш долгий взгляд глаза в глаза. Я не понимала его эмоций, не понимала реакцию на песню. Но наконец, он показал лёгкую улыбку. Я облегчённо вздохнула — и только сейчас почувствовала, насколько проголодалась за день. И запустила руку в кадку фруктов, подцепив какой-то крупный зелёный цитрусовый — достаточно сладкий, с лёгкой кислинкой. — И да, это песня про твоё противостояние с Джонсом. И да, она мне очень нравится.

Боевой дух поднялся от силы на пару часов: потом все снова стихли, и точь-в-точь повторилась вчерашняя ночь. К утру снова вступила в права жара. Я хотела недовольно хныкать, как ночной житель крот, которого выкинули из норки на солнце. День обещал стать копией предыдущего, но матросы будто что-то почувствовали, и гребля пошла живее.

Насколько подсказывали внутренние часы, к полудню меня разбудили оживлённые голоса. Я уныло отлепила голову от планшира, собираясь снова взяться за весло, но смесь удивления и восторга в пиратских голосах затеплила в душе фитилёк отчаянной надежды. Я обернулась, с восторгом хватанув воздух, ожидая увидеть желаемую землю, но… увиденное повергло в немалый шок. Я глупо глядела на две крупные тёмные фигуры в миле от нас, а на языке вертелись лишь одни слова. С трудом, будто боясь спугнуть хрупкое видение, кто-то озвучил их за меня:

— Это что же…? «Жемчужина»?

— И «Месть королевы Анны»! — воскликнула я, едва не подпрыгнув на банке. Губ коснулась широкая, счастливая улыбка. И как по команде, мы будто с цепи сорвались: все побросали вёсла, кто-то вскочил, отчего лодка пошла ходуном; замахали руками, закричали так что уши закладывало.

Уверена, никто не задумался, откуда они здесь, как Барбосса и Анжелика узнали курс, как нас примут на борту и примут ли. Но даже подумать о том, что суда могут отрешённо пройти мимо, никто не мог. Такой переполох после долгого молчания выглядел потусторонним. И даже жара мистическим образом перестала досаждать. Когда корабли сменили курс и их бушприты взглянули в борт нашей лодки, я, наконец, позволила себе триумф: притянула к себе Джека, как собственную вещь, и вцепилась в него с объятьями.

— Поздравляю, кэп! «Найти корабль в открытом море сложнее, чем иголку в стоге сена», — процитировала я любимый мультсериал детства и впервые за долгие дни смогла вздохнуть спокойно.

…Лодка стукнулась о борт «Жемчужины» легко и ненавязчиво, будто толкнула в бок. Сверху прилетела верёвочная лестница. Я поспешила опробовать её самой первой: и невзирая на уже привычную ломоту в мышцах, в два счёта оказалась наверху. Рука схватилась за прогретое дерево планшира, нога перекинулась через него, и я приземлилась на палубу. Как идиотка, я прижалась к фальшборту и мёртвой хваткой вцепилась в него, будто если отпущу, всё это окажется сном, и я снова очнусь в гробу.

Матросы перелезали один за другим — я даже не заметила, когда последний оказался на палубе. А из блаженного забыться меня вытряхнуло прикосновение лезвия на шее. Его холод подействовал как пощёчина: я сразу переместилась из счастливого состояния в привычное напряжённое. Нервно сглотнула и, затаив дыхание, обернулась. Сабли и пистолеты ощетинились на нас разносортной гурьбой. А во главе их сверкал на солнце гигантский мушкет. Его обладатель медленно поднял голову, показывая прикрытое широкополой шляпой лицо.

— Погляди-ите, господа! Кого мы видим! Не припомните, кто это? Ах да! Это же Джек Воробей, знаменитый своей традицией нарушать уговоры и сбегать с картой в одиночку! — Барбосса ощерился оскалом, обнажая жёлтые зубы. Он придвинулся к Джеку и чувственно ткнул штыком мушкета ему в грудь. Воробей, колеблясь, поднял руки. Его бегающий взгляд сообщил, что такого исхода он никак не предполагал, когда мы сбежали из-под носа Гектора на Пуэрто-Плата. И не найдя весомых оправданий слёту, выдавил обаятельнейшую улыбку и ляпнул первое, что пришло на ум:

— Переговоры…?

Загрузка...