За краем Вечности [СИ]

Глава V. Засада

Солнце ещё не скрылось за горизонтом, а на небе уже замерцали первые огоньки звёзд. Прохладный ветер заставлял ёжиться и шумно разбивал неспокойные гребни волн о борта «Чёрной Жемчужины». С прибрежных джунглей потянулись влажные плети тумана. Мрачный амбьянс напоминал далеко не самые жизнеутверждающие эпизоды кинолент и вызывал всё больше сомнений в беспроигрышности плана. По мере приближения часа «икс» нутро сжималось от осознания: тщательно выработанный план провалится с треском и заклеймит меня позором в глазах Джека и команды. Если, конечно, останусь жива. Подобные опасения, очевидно, терзали не одну меня: матросы были молчаливы и слишком сосредоточенно выполняли свою работу в поте лица. Стрелки часов неумолимо приближались к ключевому моменту, когда всё будет зависеть только от обстоятельств.

Прозвенели десятичасовые склянки, а вместе с ними прозвучал приказ о спуске баркаса на воду. Я подавила тяжёлый вздох и сквозь юбку платья поправила натянутый вокруг ноги кожаный ремень, к которому цеплялся пистолет и кинжал. Увы, сменить платье на излюбленный пиратский костюм не удалось: не позволила отведённая в авантюре роль. Это угнетало: в пиратской одежде — как в доспехах — вокруг меня витало бы куда больше уверенности в собственных силах, словно сменяя одежду, я действительно превращалась из кисейной барышни в лихую пиратку. Впрочем, до последней мне ещё далеко: какой пират станет нервно трястись перед придуманной им же авантюрой?

Опускающееся небесное светило поднимало над собой широкую полосу алого заката. Задрожали листья прибрежных пальм. Постепенно ужас сменился странным смирением и отчаянной готовностью встретить судьбу. Лишь абстрагировавшись от предстоящих событий и возможных проблем, удалось сделать философский вывод: уже несколько раз всё могло закончиться, ещё не начавшись. Сложно разобрать, везучий ли я человек, или совсем наоборот: с одной стороны, далеко не каждому обстоятельства позволяют избежать страшной участи, а с другой — не с каждым происходят настолько рискованные ситуации. Но глядя на лица матросов, закалённые бурями и сражениями, на губы непроизвольно просилась горькая усмешка: каждый из них испытал на своей шкуре куда более жестокие повороты судьбы. Но они по-прежнему живы. Смерть выкашивает слабых, а сильным только отдаляет срок. А дальше всё зависит от человека: сколько времени он сможет прятаться от ледяного дыхания костлявой с косой, столько его жизнь будет в его руках. Мне определённо хотелось быть в числе последних, а для этого придётся бороться за свою жизнь всеми возможными способами, уметь соглашаться на оправданный риск, продумывать умелые ходы и приобрести капельку безумия. Но когда ты собственнолично предлагаешь пиратам опасную вылазку, приходится усомниться в собственном психическом здоровье. Если умру здесь — «воскресну» ли там, дома? Надеюсь, проверить не придётся.

— Любуешься закатом или стараешься не попадаться на глаза, чтобы тебя забыли взять с собой? — Джек возник за спиной словно невидимая тень. Вероятно, он держался позади не одну минуту, наблюдая за мной с не самыми безгрешными мыслями, отчего неприятное чувство уязвлённо покалывало душу.

— Угадал, любуюсь закатом, — я подавила вздох и нацепила уверенную улыбку, оборачиваясь к капитану. Тот удовлетворённо кивнул. Ещё вчера твёрдая решительность и гордость за свой план не препятствовали мне бездумно соглашаться на немаловажную роль в авантюре. Впрочем, добавлена она была Джеком и несла лишь отвлекающий характер, что было лучше, чем участвовать в самом захвате. Но лишь недавно к горлу подобрались сомнения и страхи: смогу ли? Не испугаюсь? Не впаду в ступор в последний момент? В который раз прокручивая в воспоминаниях вчерашнюю сцену, снова пожалела о том, что когда высоконравственный Тим, узнав о моём предполагаемом участии, пытался отговорить Джека отправлять мою персону на такой риск, я мягко отказалась от позиции Тимми, решив самой себе доказать, что способна на что-то большее, чем попадаться маньякам-ака-Тёмным-Личностям и в наипрямейшем смысле падать в грязь лицом.

— Ну тогда сообщу, что нас с тобой ждёт баркас, — Джек неопределённо качнул головой куда-то в сторону. — Знаешь, полюбоваться закатом можно и из лодки…

— Знаю, пойдём, — я перебила его немного грубовато, но заумные поучительные речи сейчас только мешали сосредоточится и заткнуть мечущиеся в испуганных «А вдруг…?» мысли холодной рассудительностью.

Вдруг взгляд застыл на чернеющем пятне на горизонте за спиной Джека. Затрепетало что-то в районе сердца, опустилось ниже и неприятно сжалось в животе. По спине пробежал холодок. Мир перестал существовать, всё существующее словно бы сконцентрировалось на вырисовывающихся вдали костлявых мачтах и изодранных парусах. Все надежды о том, что странный исчезающий корабль, встретившийся ещё в самом начале пути, больше не будет появляться из ниоткуда, безжалостно разрушились, раскололись на части и не оставили даже меркнущих надежд из рода «повторяющаяся галлюцинация». Это был он. Фрегат, так напоминающий небезызвестный «Летучий Голландец». Очередное появление таинственного судна подпитало страхи и убедило: видения вовсе не были видениями. Сердце отсчитало несколько отрешённых ударов, но корабль не пропал. Глаза заслезились и защипали из-за долгого воздержания от морганий. Стоит прикрыть веки на секунду — и судно исчезнет. Я старалась запомнить всё до мельчайших деталей, до малейших подробностей строения корпуса; видимо, мой вид стал настолько поражённым, что Джек Воробей повернул голову и скосил глаза к горизонту. Молчание продержалось несколько секунд. Поверить удалось не сразу: корабль увидела не я одна — «Голландец» не скрылся, когда Джек повернулся к нему, что подпитало надежду, что всё это происходит не только в моей голове.

— Ты… — я взволнованно сглотнула, пальцы теребили край лифа платья, — тоже это видишь? — мне прилетел косой взгляд пирата. На капитанском лице ни дрогнул ни один мускул, что не давало разобрать истинные эмоции.

— Вижу что? — Джек понизил голос и чуть отклонился назад, будто видел во мне сумасшедшего неадеквата. В Воробья устремился потрясённый и поистине безумный взгляд. Затеплившиеся было надежды пали крахом перед абсолютно непонимающей, слегка растерянной наружностью капитана Воробья. Джек едва ощутимо улыбнулся и скованно развёл руками. Взгляд метнулся от загорелого лица к воде и застыл. В воздухе так и зазвенело разочарование — горизонт снова был чист. Судно исчезло, не осталось и следа. «Чёрт!» — взвыл в голове внутренний голос. Если и могло существовать большее разочарование, оно возникло бы только в случае, если бы мир, в который я попала, оказался бы простым сном. Загадка, которая выпала лишь на мою долю, усложнялась и набирала обороты: даже Джек, в упор глядя на «Голландец», не увидел его. Или сделал вид, что не увидел. Или он темнит, или я правда сошла с ума, сама того не заметив. Хотелось полагаться на первый вариант, но разумнее было бы на второй.

— Ничего, — сквозь зубы проговорила я, сдерживая неуместный порыв: во-первых, Джек укрепится во мнении о моём сумасшествии, а во-вторых, может начать смеяться за спиной. Я натянула беззаботную улыбку и пояснила: — Просто там из воды рыба выпрыгнула… Вот я и обратила на неё внимание.

Джек издал смешок и снисходительно поднял брови «домиком». По мне прошёлся излишне толерантный взгляд, вызвавший старательно избегаемые вопросы. Аргумент оказался либо неубедительным, либо нереальным — капитанская реакция была слишком посмеивающейся для поверившего человека.

— Она что, — Джек очертил глазами непонятный символ, чуть отклонился назад и прикрыл рот рукой, — Летает…? — в ответ на немой вопрос, преисполненный недовольства и уже привычной готовности признать свою глупость, он не смог не хохотнуть: — Ты так долго смотрела на эту «рыбу», будто она зависла в воздухе.

Я дерзко вскинула голову и положила ладони на бока.

— Летучие рыбы, слыхал о таких?

— Слыхать-то слыхал, — Джек подошёл чуть ближе и выдохнул мне в лицо: — Но вот только в этих водах их никто никогда не встречал. Не водятся они в этой части моря, смекаешь?

Я глубоко вдохнула запах сырости, пытаясь совладать с пылающими и донельзя противоречивыми эмоциями. Хотелось злиться — на «галлюцинацию» (которая до сих пор не исключала возможность оказаться реальной), на слишком умелые парирования Джека и на очередную собственную оплошность.

В баркас мы спустились, когда половина матросов уже ожидала нашего прибытия на берегу, неторопливо шастая вдоль полосы прибоя. Вечернее зарево плясало на горизонте, постепенно сползая за него и натягивая на небо тёмное полотно, усыпанное звёздами. Ветер дул в лицо, словно предостерегая от опасности и «подсказывая», что следует вернуться на корабль от греха подальше. Да и собственных глупостей тоже. Но не прошло и минуты, когда лодка вспахала песчаное дно килем и выпустила нас на серо-жёлтый пляж, местами усеянный сгустками жухлой травы и обломками древней пристани.

Часть команды «Жемчужины» прозябала в порту, в ожидании прибытия судна незнакомого мне лично, но уже ненавистного губернатора Кристиана Стивенса. Наша же группа захвата стала прокладывать себе дорогу через лес, продираясь сквозь шелестящую, скрипящую и говорящую птичьими голосами чащобу к подготовленному штабу. В абсолютном молчании вооружённые до зубов люди проламывались сквозь кустарники и обходили стороной подозрительного цвета растения. Вскоре на сереющем небосводе проступил бледный силуэт неполной луны. Безрадостный внутренний голос, по-прежнему напоминающий о себе излишне часто, хохотнул, что для антуража не хватает только волчьего воя откуда-то с окраин леса. Прошедший днём дождь поднимался над лесом влажными тучами тумана. В сыром воздухе запахло пылью и мокрым асфальтом: длинная, извилистая дорога приближалась. В примерной середине пути от города до губернаторского особняка стена деревьев сгущалась, а толстые, широколапые ветви так подходяще склонялись над мостовой. Мощные папоротниковые листья, податливо расступившиеся перед открывающими лесное шествие матросами, выпустили нас на небольшую лужайку. Зазвучали приветствия и дружественные похлопывания по плечам: ожидавшая нас группа разведчиков во главе с Гиббсом, взыграли духом и вздохнули с облегчением по прибытии собратьев. Сквозь щели между торчащими из земли остроконечными зубьями пальмовых стволов чернела дорога; матовые лунные блики мягко ложились на утрамбованные камни, ещё не обсохшие после дождя.

— Окси! — межу плечами двух коренастых матросов протиснулся Тим. Лицо его не утратило привычной открытой улыбки, но теперь по нему пролегли тени озабоченности. Парусный мастер залихватски подбежал ко мне и оглядел с головы до ног: — Ты как?

— В этот раз, как видишь, грязные лужи обошли меня стороной, так что не бойся запачкаться, — заулыбалась я, прислоняясь к шершавому стволу дерева.

— Я не об этом, — Тим встал рядом и мазнул по мне заботливым взглядом. — А о твоём настрое. Дело предстоит непростое…

— Всё прекрасно! — заверила я и подкрепила слова уверенной улыбкой. — Я всего лишь приманка для благонравственного губернатора. Уж кому следует беспокоиться — так это вам. Осуществлять нападение куда опаснее, да при том сложнее.

Но он беспокоился обо мне. Ни о каком-нибудь другом участнике операции, ни о верном товарище, с которым прошёл под одним парусом не одну сотню миль, а о странной чужестранке, знакомой с ним всего ничего. Я прикрыла глаза, сползая по стволу дерева. Неважно, как долго протянется ожидание — это шанс в который раз перебрать в памяти все предстоящие действия и до мельчайшей подробности представить возможные результаты. Рассредоточившиеся по поляне матросы общались в полушепчущей манере, настороженно замолкая при любых посторонних звуках. Ожидание затянулось, оставляя в ожесточившихся чувствах лишь безэмоциональную холодность. Тихая перебранка матросов доносилась до уха сквозь призму безразличия и не отвлекала от сосредоточенных размышлений.

— Может, всё-таки не стоит? — неуверенный, тихий голос донёсся сверху, пробивая неприступную стену мыслей. Глаза медленно раскрылись и взгляд поднялся к смятённому лицу Тима. Тяжкий вздох красноречивее слов объяснил ему о моём мнении на счёт простого увиливания от проблемы. Уйти в сторону, не появиться в нужный момент, сославшись на что угодно — какая удобная «подушка безопасности»! Но только для меня. Для остальных же это знаменует провал и возможные — но совсем не нужные — жертвы.

— Тим, твоя забота приятна, но порой излишня, — я ободряюще улыбнулась, поднимаясь на ноги.

Лунный диск забрался за тучу, на окрестности пали ночные тени. Когда вернувшийся из порта мистер Бергенс доложил, что нужный корабль близится к причалу, умолкшая было команда взбодрилась. Снова загудели разговоры — уже не так оживлённо, но взволнованно. Всё больше рук лежало на эфесах клинков, вызывая зависть: отсутствие верной сабли под боком навевало ощущение уязвимости. Пальцы машинально дотронулись до прикреплённого к колену пистолету и скользнули по длинному кинжалу, болтавшемуся на голени. Ощущение холодного металла под тканью оживило бесценный ледяной взгляд на происходящее. Поляна пустела: участники авантюры рассредоточивались вдоль дороги и занимали заранее выбранные места засады, коими служили заросли кустарника, склонившиеся над дорогой ответвления древесных стволов или просто широкие пальмы. Взгляд застыл на ползущем по коре соседнего дерева жучке. Что-то сжалось внутри, и это что-то было так похоже на плохое предчувствие. До обострившегося слуха донеслась негромкая беседа и глаза машинально попытались найти её участников. На заговоривших капитана Джека Воробья и Тима падала тень широкой кроны искривлённого, чуть ли не в узел закрученного дерева. Даже не понадобилось прислушиваться, чтобы понять о чём разговор, и кто его зачинщик. А о предмете обсуждения не могло быть даже сомнения. Я поднялась, даже не пытаясь удержать разгорающийся внутри решительный огонь. По размокшей земле глухо зачавкали подошвы сапог.

— … не выйдет, как бы ни пытались! Это не для неё задача, — Тим был сдержан, но в серых глазах ярче прежнего пылали уверенные огни.

— Ты так в ней сомневаешься? — Джек безразлично чесанул скулу и уставился куда-то поверх собеседника.

— Не хочу ей рисковать. А тебе, капитан, как я вижу, плевать.

— Да! — Джек оживился, словно услышал слова, которые никак не мог сформулировать, прищурил глаза и тише добавил: — Теперь ты доволен? Она уже достаточно показала себя и убедила, что справится с задачей, смекаешь?

— Это были лишь случайности! Не надо этого делать. Она может погибнуть, в конце концов!

— Влюбился что ли? — Джек презрительно искривил губы, рискуя получить кулаком по идеальному носу.

Я прошагала между двумя вспылившими пиратами, отчего оба отпрыгнули в стороны. Спина так и чувствовала два взгляда: растерянный и опешивший — Тима, лукавый и благодушный — Джека. То, что Тим отказался верить в мои силы доконало, но подогрело разгорающуюся решимость доказать обратное, убедить их и заодно себя, что я способна внести свой вклад, стать чем-то большим, чем лишним балластом. Зашуршали раздвигаемые кусты, и открылся высокий обломок широкого, но расколотого молнией дерева, напоминающего дуб. Я устроилась в обговорённом заранее месте и устремила внимательный взгляд на поворот дороги, из-за которого должен будет объявиться глава города. Верхняя губа приподнялась в оскале: губернатора Стивенса ждёт очень радушный приём. По мере течения времени, ожидание становилось нестерпимым; руки так и чесались приступить к делу. Пришлось придумать им занятие: я обратилась в попытки получше закрепить на ноге сползающую кобуру.

Наконец, со стороны города раздалось тройное «ква» древесной лягушки. Я, а также все затаившиеся по укромным местам пираты встрепенулись: это был обусловленный сигнал. Словно заинтересовавшись происходящим, луна выглянула из-за тучи — синеватый свет лёг на притихнувшие деревья и вьющуюся каменистую тропу. Тишина сделалась настолько напряжённой, что можно было уловить посвистывания воздуха под крылышками мух. Мелькнуло очередное «А если», предположив, что это могла быть настоящая лягушка, а не поданный разведчиком сигнал — а в ответ ему издалека заскрипел колёсами едущий экипаж. Я напряглась и подалась вперёд; взгляд заметался в поисках запрятавшегося Джека Воробья. Из-за кокосовой пальмы на другой стороне дороги в нескольких метрах дальше мелькнула красная бандана. Джек сложил руки как на молитве и поднёс к плотно сжатым губам. Пожелание удачи или мольба из рода «только не сделай глупость»? Шум нарастал, а вместе с тем нарастала и готовность. Сквозь деревья за поворотом замелькали колёса и тонкие ноги лошадей, застучали копыта. «Пора», — шепнул внутренний голос. С рваным вдохом я покинула укрытие. После размокшей земли каменная мостовая непривычно цокала под каблуками, её холод, казалось, чувствовался сквозь плотную кожу сапог — но на деле это был сковывающий тело ледяной страх.

Из-за деревьев вырвалась четвёрка гнедых коней и помчалась прямо на меня. Кучер подпрыгнул и заёрзал на козлах при виде выпрыгнувшей на дорогу прямо перед экипажем и впавшей в ступор от ужаса благородного вида барышни. Я выдохнула и расправила руки в стороны. Приближающийся грохот колёс, копыт и опешившее «Эй» прилетевшее от кучера вызывало неумолимое желание убежать, но внутренний голос, в кои-то веки не несущий глупости, твердил на ухо: «Жди… Жди… Жди…»

«А вдруг не остановится?» — промелькнуло в мыслях перед тем, как до подола платья долетели первые клубья вырывающейся из-под копыт пыли. Трудно сказать, кто напугался больше: я ли, лошади или кучер, но последний, судя по всему, слишком опешил, чтобы сообразить о необходимости придержать коней. Глаза зажмурились — то ли от пыли, то ли от неохоты смотреть в лицо скрипящей колёсами смерти. Всё внутри боязливо сжималось от воображённой картины растоптанного и размазанного колесом тела. Всё перемешалось в сплошной хаос: яростные приказы извозчика убираться с дороги, грохот, пыль и осознание важности выполняемого дела. Чёткое осознание: «не остановится», пришло резко, как удар грома и явственно, как дважды два. Глаза в спешке распахнулись, поймав в фокус оставшиеся между мной и извозчиком считанные ярды. В голове спонтанно пронеслись правила действий при падении на железнодорожные рельсы — ситуация была иная, но принцип тот же. Я выдохнула, расслабила все мышцы — и мешком рухнула лицом в землю, головой к движущемуся экипажу. Руки накрыли голову, лицо исказилось от грохота и отчаянной надежды на то, что последний шанс сработает. Копыта прогромыхали по обе стороны, по ушам ударил нервный крик возницы и в следующий миг днище кареты нависло тяжёлой тенью надо мной. Проскрипели колёса, зарябило в полуприкрытых глазах, поток воздуха шибанул по спине. Как луч спасительного света через показавшиеся вечностью секунды тень кареты сошла с головы и плеч, выпуская меня из-под пыльного днища, но не успело в мыслях громыхнуть ликующее «Пронесло!», как что-то с силой рвануло меня назад и поволокло по шершавой мостовой. Руки зашарили по камням, в попытке за что-то ухватиться, но заместо результата мокрые камни только ободрали кожу на предплечьях. Непонимание и адреналин вызвали краткий вскрик. Из-за стремительно проплывающих мимо деревьев выглядывали опешившие пираты, мешкающие и спешно вытаскивающие пистолеты из кобуры. Загрохотали выстрелы, беготня устремилась вслед за уезжающей каретой, что волоком тащила меня за собой. Попытка затормозить ее провалилась — но не по моей вине, а лишь из-за нервной неуравновешенности возницы, и единственным шансом на удачное таки завершение рейда осталась погоня.

Кое-как удалось перевернуться на спину. Подол платья, очевидно, зацепившийся за что-то под днищем, тащил меня за каретой, словно мешок с картошкой, считая моей пятой точкой все неровности и выступы мостовой. Взгляд зацепился за остающегося позади мистера Бергенса и короткоствольный мушкет в его руке. Выстрел сопроводился воплем и кучей брани — а следом мимо меня промчался валяющиеся на земле извозчик, хватающийся за кровавое пятно чуть ниже ключицы. Лёгкие сковал холод. Ужас пронзил тело ледяной иглой. Взгляд метнулся к колёсам: карета лишилась кучера, а следовательно, и управления. Конец у подобных ситуаций всегда один. Дыхание неминуемой опасности заставило действовать. Рука потянулась к кинжалу, но встретившийся на пути кареты булыжник подбросил и с силой припечатал тело обратно о дорогу. Что-то глухо приземлилось на крышу кареты с массивной ветки дерева: покрытие скрипнуло, но выдержало. Неровность дороги снова подшвырнула меня, и живот встретился с горизонтальным выступом позади кареты, выбивая воздух. Я вцепилась в него до побеления костяшек, в бешеной попытке удержаться и вскарабкаться на подножку. Подскочившая в очередной раз карета чуть не сбросила на землю, но вдруг надо мной нависла тень. Взгляд застыл на протянутой сверху мозолистой ладони, пополз выше и остановился на лице капитана Воробья, перегнувшегося через край крыши.

— Хватайся же! — наспех крикнул Джек, шатнувшись, когда колесо подпрыгнуло на камне. Я безотлагательно вцепилась в капитанскую руку. Резким рывком, от которого искры из глаз посыпались, Джек водрузил меня на крышу кареты; край юбки отцепился от нечта, которое не один метр протащило мою тушку по дороге. Ветер засвистел в ушах. Едва удалось приподняться, я нервно пристукнула зубами: погоня отстала и растворилась в ночи. Поводья летали за напуганными конскими спинами, как крылья пегасов. Остались лишь я и Джек на крыше дилижанса, да губернатор Стивенс под нами. Воробей вскочил как ужаленный и прыгнул на облучок. Я поползла по крыше следом, качаясь как соломинка на ветру и умоляя провидение, чтобы ни резкий поворот, ни склонившаяся слишком низко ветка не сгребли меня на землю. К разуму стали подбираться светлеющие мысли: осталось лишь остановить испуганных выстрелами коней и схватить за шиворот паскудного губернатора — и всё будет кончено.

На козлы я сползла уже когда капитан Джек Воробей подцепил развевающиеся вожжи краем клинка как продолжением руки. Поводья послушно легли в капитанские ладони. Деревья мелькали беспорядочным винегретом и каждое норовило повстречаться с экипажем. Жёсткое сиденье подкидывало на каждой кочке, будто на трамплине. Пальцы впились в подлокотник — иначе неудачный поворот непременно выкинул меня за пределы облучка. Падение с летящей повозки грозило серьёзными травмами и испытывать их на себе не хотелось ещё больше, чем набивать очередные синяки на месте кучера. Из-за спины донеслась лёгкая возня и шуршание. Что-то недоброе зашевелилось в душе, а внутренний голос коварно хихикнул на ухо: «Обернись». Слушаться его советов вошло в привычку, и я медленно, опасливо повернула голову. Брови сошлись над переносицей, губа нервно закусилась при виде вылезающего из окошка на крышу солдата в красном мундире, что вероятнее всего являлся верным охранником губернатора, чьё имя успело набить оскомину.

— У нас проблемы, — неожиданно спокойно произнесла я, наспех глянув в сторону кэпа. Джек сдвинул брови и мельком обернулся. «Красный мундир» вскарабкался на крышу и принял стоячее положение, шатаясь как осиновый лист на ветру. Его рука потянулась к короткому мушкету на поясе. Капитанская реакция сработала мгновенно — в ладони Джека появился пистолет, щёлкнул взводимый курок и громыхнувший выстрел выбил оружие из рук солдата ещё до того, как то окончательно покинуло кобуру. Я хлопнула глазами, чертовски глупо растерявшись. Не успело удивление сдать позиции, Джек протянул мне поводья, и я рефлекторно вцепилась в них:

— Не отпускай! — в назидание рявкнул Воробей, карабкаясь на крышу. Взгляд проводил пирата, на которого тут же набросился с кулаками самоотверженный слуга губернатора — и вернулся к дороге.

Я оторопело, шокировано уставилась на поводья, оказавшиеся в моих руках. Выступать в роли кучера не приходилось ещё не разу, поэтому от меня толку было не больше, чем от пустого места. Отчаянные попытки сообразить, как остановить бешеную лошадиную беготню пересекались с вслушиванием в происходящее за спиной; редкие краткие обороты назад позволяли мельком увидеть катающихся по крыше кареты Джека с «красным мундиром» и увлечённо бьющих друг другу вспотевшие лица. Рычание, грозные утробные крики и нешуточные удары яснее ясного констатировали тот факт, что это не дружественная рукопашная потасовка, а борьба не на жизнь, а на смерть. Поводья дрожали, рвались из ладоней, украшая кожу новыми мозолями. От сменяющихся один за другим лесных пейзажей кружилась голова. Всё чаще напоминали о себе опасения, что, не ровен час, когда дорога кончится и особняк Стивенса встретит нас выстрелами охранников.

Сырой воздух нагнал тучу на луну — стало темно как в гробу, лишь мечущиеся тени деревьев и мельтешащие перед глазами конечности лошадей убеждали, что я ещё жива, хотя сил оставалось всё меньше. Сил не только физических, но и моральных. По правое плечо от меня крыша громыхнула под опрокинутым Воробьём и нависшим над ним скалящимся солдатом. Под головой и спиной Джека оказалась несущаяся пустота: он имел все шансы перевалиться через край крыши и рухнуть наземь. «Красный мундир» навалился всем весом на грудь капитана, решив ускорить дело, но капитанские руки впились в край крыши, удерживаясь над пропастью с таким напряжением, что выступили вены на висках и шее.

— Пошёл прочь! — голос словно бы принадлежал и не мне, а какому-то страшному, разъярённому существу. Ладонь нырнула под юбку и отцепила пистолет от ремня. Выстрел сотряс окрестности и оглушил на пару секунд — но не только меня: не смотря на мастерский промах, красный мундир растерялся и на долю секунды ослабил хватку. Но этого было достаточно — Джек нанёс тому сокрушительный удар в челюсть и вывернулся, избавившись от опасной близости падения. Пистолет вернулся на прежнее место, ровно как я вернулась к неумелым, тщетным попыткам совладать с поводьями и лошадьми.

Из-за спины донёсся сдавленный крик и что-то хрустнуло о землю позади кареты. Лёгкие сковал холод ужаса, голова мгновенно повернулась чуть ли не на все сто восемьдесят. Но последовало облегчение: Джек вытер выступившую на губе кровь, холодно глядя вслед распластавшемуся на земле сброшенному с крыши «красному мундиру». Миг — и наши взгляды встретились. Мой — облегчённый, и Джека — вдруг опешивший и приобретавший всё больше потрясения с каждым мигом. Округлившиеся глаза капитана, уставившиеся мне за спину, вынудили обернуться, дабы понять причину искромётного капитанского ужаса — но вместо этого я увидела стремительно надвигающийся ствол дерева прямо промеж двух лошадей. Дальше всё смешалось… Один миг, когда исчезли все звуки и слышен стал лишь стук собственного сердца, сменился столкновением. Подобно тарану дерево влетело в повозку в сантиметре от моего колена. Треск летящих, словно в замедленном темпе, обломков, щепок и веток сопроводился испуганным ржанием коней. Слишком резкая остановка выбросила мою пятую точку с облучка и несколько метров тело пролетело по инерции, бешено размахивая руками, как крыльями, в тщетном стремлении ухватиться за свистящий воздух. Сквозь взвившуюся пыль вкупе с летящими обломками почти не удалось увидеть поднимающуюся навстречу землю и бренная плоть, как мешок с костями, встретилась с жухлой почвой. Чувствительный, жёсткий удар, как показалось, на некоторое время выбил из тела сознание. А может, и не показалось.

Навалившаяся темнота и духота заглушали ломящую боль во всём теле. Гул в ушах мешал думать. Да и не хотелось. Под щекой ощущалось что-то склизкое и холодное — но не настолько холодное, как смерть в общем представлении. Взбушевавший только что хаос зрительный превратился в хаос душевный, сводившийся к одной лишь позиции: не вставать, лежать на земле и ждать пока всё разрешится само собой. Выдохшийся организм поднимал белый флаг: кончались силы сопротивляться событиям. Но надо. План, порождённый моим же воображением, ушёл под откос — и всё благодаря моей же персоне, а именно неумению управляться с лошадьми. Но в тот час, когда внутренний голос нашёптывал слова плана, никто и вообразить не мог, каким боком повернётся это сомнительное мероприятие. Во всяком случае, к концу оно ещё не близилось. Переживания по поводу судьбы Джека и осточертевшего сэра Стивенса сподвигли проявить мало-мальский интерес к происходящему.

Я открыла глаза неожиданно для самой себя и жадно втянула воздух в схлопнувшиеся лёгкие. Мимо прокатилось отломанное колесо кареты и припечаталось о искорёженный пенёк. Пыль заодно с тучками тумана оседала на землю постепенно, словно неохотно приоткрывая завесу на окружающую обстановку. Что-то жужжало — назойливо, как заевшая пластинка граммофона. Я приподнялась на предплечьях — головокружение тут же повело куда-то в сторону и чуть не вернуло в лежачее положение. Холодная тишина наводила на не самые лучшие помыслы. Где-то на окраине звонко залаяла собака. Я села на колени, оттирая со лба пот и попутно осведомляясь об обстоятельствах. Карета лежала на боку — лишь одно из колёс продолжало безрезультатно вращаться, как в посмертных судорогах. Лошадей не было — дерево переломило дугу упряжи и отпустило их в свободный полёт. Я безрадостно пристукнула сапогом по земле. Больше всего досталось несчастному дереву: его ствол переломился на двое, а ветви разметались по округе. Признаков жизни не подавало нигде и ничто, что влекло нешуточные переживания за участь Джека: падение имело все шансы окончиться летальным исходом и дрожь пробивала от осознания, что это вполне могло случиться с ним.

Со стороны опрокинутого экипажа донёсся хриплый стон. Я подорвалась на месте, сразу взыграло немыслимое облегчение, но затеплившаяся было улыбка тут же сползла: из окошка, которое пустым проёмом смотрело в небо, показалась человеческая голова в съехавшем набок парике. Не отличающийся ни по каким параметрам мужчина в помятом синем камзоле огляделся и не без труда выбрался из кареты, после чего свалился на землю по другую сторону. После нескольких секунд возни его удаляющаяся в сторону чащобы макушка снова замаячила по ту сторону кареты.

Я опомнилась почти сразу, подскочила на ноги и бросилась за ним, попутно вытаскивая из чехла кинжал. Мужчина едва успел перейти мостовую и ступить на обочину, как я с грозным рыком «Стоять!», кинулась ему на спину. Тот повалился на землю, захрипел и попытался вывернуться, но почувствовав прикосновение клинка к широкой шее, благоразумно замер.

— Мистер Стивенс! — пропела я, склонившись над его ухом. — Будьте так любезны, не заставляйте меня обагрять кинжал вашей кровью — знаете, как потом его неприятно чистить?

Губернатор партизански отмалчивался, только лишь настороженно напрягся. Выглядел он, мягко говоря, не лучшим образом — весь потрёпанный, взбудораженный — но это вызвало отнюдь не жалость, а ещё большую неприязнь к нему: пока мы балансировали на крыше экипажа на самой грани, он отсиживался внутри, не имея особых рисков. Дело близилось к развязке, и отсутствие сопротивлений подтверждало это.

— Будьте так любезны, поднимитесь. Не пристало губернатору валяться на земле. — Я выпрямилась. Лезвие кинжала, глядящее в спину камзола, отражало блеск луны. Стивенс закряхтел, перевернулся и поднялся, снизу вверх глядя на меня. Я выпрямила осанку, чтобы казаться выше, а следовательно, внушительнее его. Губернатор оказался не толст ни тонок, ни низок ни высок, ни уродлив и не красав, ни стар, ни молод. В ночной тьме определить его возраст можно было лишь примерно: красок во внешности было мало, бледный подбородок порос свежей щетиной, а блёклые брови подрагивали над серо-зелёными глазами, вокруг которых образовывались неброские морщинки. Не моложе сорока, не старше пятидесяти.

— Тьфу! Дьяволица! — презрительно сплюнул он. — Что тебе нужно? Денег? Так получай и оставь меня в покое! — мне в лицо взмыл ворох бумажных ассигнаций, но я качнула головой, и хищно оскалилась, шагнув ближе. Под ногами зашелестели купюры, судьба которых волновала меньше всего. Губернатор не отступился и непроницаемый взгляд прошёлся по мне неприязненно, как по сбежавшей из хлева грязной свинье.

— Ваши деньги мне не нужны, — я качнула головой и приблизила кинжал к широкой мужской груди.

— Тогда что же? — последовал сиплый смешок. — Никак убить решила? И занять моё место? — губернатор расхохотался мне в лицо. Я подняла бровь, выжидательно замолчав.

— Закончили? — я послала ему красноречивый взгляд, когда приступ смеха оборвался. — Так вот слушайте. Вашей смерти мне не хочется. И вам, уверена, тоже. Так что ответьте лишь на один вопрос — и будете свободны как ветер, — я мельком глянула по сторонам и наклонилась ближе, стараясь вложить слова в самый разум: — Где ваш дневник?

— Дневник? — выплюнул Стивенс и дёрнул плечами, как бы покоробившись от услышанного. — Я не веду дневников. Никогда не понимал, зачем это нужно.

В повисшей тишине насмешливо ухнула сова. Луна сменила позицию на небе и от молчаливых пальм на землю пролегли смольные тени, напоминающие затаившихся чудовищ. Первичное удивление быстро уступило место насмешке: это была ложь — чистой воды и очень неумелая. Губернатор выкручивался как мог, говорил глупости, притворялся идиотом, лишь бы уберечь ценный предмет от вражеских загребущих ручонок. Откуда-то сзади донеслась усмешка и раздался столь знакомый, и, что таить, любимый голос:

— Вижу, вы не поладили, — капитан Джек Воробей вышагал из темноты, безмятежно поправляя пистолет за поясом.

— Увы, — я с сожалением цыкнула, оборачиваясь к нему. От появления капитана натянутые как пружина нервы улеглись и удалось сбросить с плеч часть оков: живой и невредимый Воробей — то, что волновало на данный момент больше всего — принесло немалое облегчение, хотя никаких эмоций я не выказала.

— Ну-с, — протянул Джек, остановившись напротив губернатора и чуть отклонившись назад. — Ты ещё не понял, парень, что если будешь нести околесицу, то она, — тёмно-карий взгляд мазнул по мне, — всадит тебе кинжал в горло по самую рукоять?

Для подтверждения я приблизила клинок к дряблой коже. Стивенс прищурился, приоткрыл губы и подался вперёд; я едва успела отодвинуть лезвие, чтобы он раньше времени не напоролся на него горлом.

— Не может быть… Будь я проклят! — горячо воскликнул он, пронзая Джека взглядом, подсвеченным лихорадочным жаром. — Я узнал тебя, парень! Убейте меня, если мои глаза мне врут!.. Джек Воробей!

— Значит, придётся убить, — мягко констатировал Джек спустя несколько секунд. — Потому что капитан Джек Воробей.

Стивенс сипло расхохотался.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь снова тебя увижу, — смех оборвался, сменяясь чересчур грозным молчанием.

— Признаюсь, тоже не особо рад встрече, — Джек забавно скривился. — Но к делу! — пират оживился, подскочив к пленному.

— Я уже всё сказал твоей потаскухе, — оскалился Стивенс, не сдвинувшись с места и нацепив на лицо прежнее безразличие. Кулаки зачесались врезать по жилистой физиономии, но в ответ я выдавила презрительную ухмылку, изображая, будто слова не польстили, но и ничуть не задели. — Иных ответов не будет.

— Придётся пытать? — я принялась безразлично разглядывать ногти с остатками облезлого маникюра. Джек качнул головой, засветившись хищной, коварной улыбкой из разряда «смотри и учись». Будучи новичком в делах допросов последующие действия Джека были мне неведомы, но решительный, прямой взгляд живых карих глаз убедил, что следствием явятся аргументы веские и убедительные.

Джек грубо кинулся на Стивенса, рывком схватил за грудки и мощным ударом вжал в ствол дерева, чуть приподняв над землёй. Чёрные глаза полыхнули страшным пламенем адовых печей — словно в самой душе разверзся пожар, выжигающий все эмоции кроме хладнокровия и безумной ярости.

— Я понимаю твою позицию, — прорычал он в лицо притихнувшему губернатору. — Но и ты пойми нашу. Ради денег не жалко и руки в крови испачкать. А ты очень близок к грани нашего терпения. Если надоело жить — можешь молчать. Тебе же хуже. А если решишь не покидать этот свет раньше положенного, просто ответь на вопрос. Многого от тебя не требуется. — Даже я как громом поражённая стояла в метре от развернувшейся сцены. Не только видеть, но и представить Джека… таким никогда не доводилось. Обветренные губы, с которых, как мне казалось, никогда не сходила тень улыбки, теперь растянулись в грозном оскале — таком, что окажись я на месте Стивенса, дрожала бы как напуганный маленький щенок. Вот что значит настоящий пират! Когда надо — дьявольски-обворожительный, когда надо — внушающий ужас врагам. — Итак, я повторю вопрос. Где дневник Розы?

Мне как пощёчину влепили. Все эмоции разом застыли, оставив только возможность поражённо хлопать ресницами. Никто не говорил, что вышеозначенный дневник принадлежит авторству Стивенса — но… «Роза»? Что за «Роза»?! Имя авторессы или красивое название? Первый вариант вызывал противоречивые чувства: в этом веке к женщинам в основном относились… мягко говоря как ко второсортным слоям населения. И чтобы дневник некой «Розы» мог чем-то помочь Джеку — звучало странно. Вряд ли таинственная особа писала в мемуарах важные для пиратов вещи, если, конечно, сама не была одной из них — но тогда как дневник мог оказаться у губернатора Нассау? Но по крайней мере этот факт кое-что прояснил — а именно то, что общее прошлое Джека и Стивенса было связано именно с этой женщиной. Нельзя было судить точно, но такой вариант казался более правдоподобным из всех перебранных в голове за многие сутки.

Воробей разжал стальную хватку, и губернатор сполз по стволу дерева.

— Признаю, раньше такого за тобой не замечал. Ты был не так хладнокровен, — Стивенс мазнул по нам косым взглядом и поправил съехавший парик. — Но жизнь тебя изменила. Сколько лет прошло? Десять?

— Почти пятнадцать, — Джек сложил руки на груди и бесстрастно покачал головой.

— Пятнадцать… И только спустя столько лет ты решил найти этот треклятый амулет? Знаешь же, где он хранится. Остров Дьявола — не зря это место так назвали! Но тебя это название не останавливает.

— Как видишь, — Джек слегка развёл руками, недобро нахмурившись. — Именно поэтому мне нужен дневник. К тому же, тебе он уже ни к чему, как я вижу.

— Неужели думаешь, что я отдам его тебе просто так? После всех твоих выходок? После того, как ты увёл у меня её? — прохрипел губернатор, исподлобья глядя на нас. — Думаешь, я всё забыл?

— Тебе придётся забыть, иначе сам знаешь, что будет, — издевательски усмехнулся Воробей. Я снова ощущала себя ненужным предметом мебели, ни коем образом не причастным к делу. Стоять в сторонке и пытаться что-то понять в беседах «старых друзей» было сложно и почти бесполезно. Но любопытство подначивало улавливать каждую реплику, каждое движение. Всё оказалось в корне противоречиво моим представлениям. Всплывшие подробности насчёт дальнейших замыслов Джека вызывали неприятную тревогу: само название «остров Дьявола» не могло сулить ничего положительного. Да и поиски некого амулета не вселяли восторга. — Да и потом, Роза Киджера умерла пятнадцать лет назад — а ты всё ещё делаешь вид, будто выбери она тебя, была бы ещё жива.

— Роза Киджера… Помню эту историю, — странная полуулыбка-полуухмылка исказила губернаторское лицо. — Я помню. Тогда ты готов был ради неё на все. Даже расстаться со своей «Жемчужиной». Но не успел ее спасти… Когда начался пожар, а на неё свалилась горящая балка… Она умерла на твоих глазах. Со временем ты смирился и нашёл утешение в ласках Тортугских дев, но я до сих пор помню то, что вместо меня — богатого и жизнеутвердившегося, она выбрала тебя — нахального мальчишку, который в свои двадцать каким-то образом умудрился стать капитаном…

— Заметь, это был её выбор. Но сейчас это ничего не меняет. — Сухо произнёс Джек Воробей. — Роза Киджера вела исследования по поводу амулета и острова Дьявола. А ты забрал дневник с ее исследованиями.

— Тебе доставались её ласки и любовные утехи — так почему мне не могло достаться хоть что-то связанное с ней…?

— Господа! — я вздёрнула подбородок и вышагала вперёд. Два взгляда тотчас прилипли к моей фигуре, словно до этого никто и не замечал моего присутствия. — К сожалению, я плохо понимаю, о чём вы говорите, но суть уловила. И знаете, мне чертовски надоело чувствовать себя пустым местом! Но ещё больше надоело выслушивать ваши ностальгические воспоминания.

— Тебя никто не заставляет слушать! — рявкнул Стивенс.

— Как раз наоборот: тебя никто не заставляет нести околесицу вместо чётких слов по делу. — Внимательная тишина послужила мне ответом. Я оглядела обоих дискуссионеров и продолжила, медленно, рассуждая по поводу каждого слова. — Что я поняла точно — так это то, что дневник у тебя. Тебе осталось лишь сказать, где он.

— Верно! — Джек прихлопнул в ладоши и сверкнул радостной улыбкой, словно я Америку открыла. После чего резво обернулся к Стивенсу и в моей же манере повторил: — Где он?

Кристиан Стивенс поперхнулся усмешкой.

— Во всяком случае не здесь. Не в доме, и даже не на этом острове. Он далеко-далеко отсюда…

Разочарование повисло в воздухе. Но это было уже что-то, хоть какая-то информация, и она вела нас прочь от Нассау. Слова Стивенса могли оказаться очередным обманом, но сомневаться в тонких психологических навыках Джека не приходилось; к тому же он видится с губернатором Стивенсом не первый раз, так что единственный вариант положиться на проницательность капитана Воробья и довериться его решению, каково бы оно ни было. Тот в свою очередь сощурил глаза, словно вглядывался в самую душу несчастного губернатора, словно читал мысли по одним лишь движениям дрожащих коротких ресниц.

Зашуршало — глухо и совсем близко. Голоса зазвучали со стороны дороги. Среди деревьев замаячили огни факелов. Дыхание остановилось, движения замерли. Опасливое напряжение повисло над поляной, но не успело минуть несколько секунд, как ставшее привычным опасение развеялось: из кустов вынырнул Тим, взъерошенный и взбудораженный. Оглядевшись по сторонам, парусный мастер чуть не подпрыгнул от увиденной развороченной кареты. Ужас отобразился на его лице, и он было кинулся к месту крушения, но остановился, услышав приветственное восклицание:

— Мы здесь, Тим! — я помахала рукой. Пират обернулся и во взгляде его просветлело от небывалого облегчения. Из кустов, как призраки в ночи, начали выходить остальные матросы. Каждый из них был столь же бесстрастен при виде руин, как камень, но стопроцентно каждый подумал только об одном: как же хорошо, что не ему довелось оказаться в повозке во время крушения. Команда подоспела как раз вовремя: в особняке Стивенса могли забеспокоиться о том, что его хозяин не прибыл домой в условленное время. Особенно учитывая недавнюю историю с грабителем, а также внезапно прибывшей и столь же внезапно исчезнувшей чумазой родственницей губернатора. Возможность отразить нападение или, что лучше, покинуть место преступления постепенно перерастала в необходимость.

— Связать его и на корабль! — решил Джек, кивнув в сторону Стивенса, понуро сидящего в тени дерева. Тот не пытался бежать: то ли понимал, что попытки к бегству в таких условиях смехотворны, то ли что-то задумал. Пока команда исполняла приказ капитана, Тимми отлучился и не без неловкости подкрался ко мне.

— Надеюсь, всё в порядке? — прозвучал стыдливый вопрос.

— В полном, — буркнула я, отворачиваясь к лесной чащобе. Заухал филин где-то неподалёку; слух наконец-то переключился на звуки природы: до этого ночные шорохи и вовсе не были заметны, так как приходилось концентрировать внимание на более важных аспектах; теперь же, когда рискованная миссия подошла к концу решительно отпало всё желание дальше разгребать ком вопросов и недомолвок.

— Что-то не так?

— Зачем спрашиваешь? Я же ни на что не способна — так к чему тут излишние волнения? — я вскинула взгляд к ночному небу и пнула носком сапога маленький камешек. Несколько секунд извиняющийся взгляд Тима буравил затылок, но в конце концов раздался тихий, почти беззвучный ответ:

— Прости. Я лишь хотел помочь.

— Ладно, — последовал вздох и ободряющая улыбка. Я взъерошила волосы Тима и перед тем, как присоединится к команде, что уже готовилась к возвращению на «Жемчужину», добавила: — Только в следующий раз спрашивай, нужна ли мне эта помощь.

С прибытием на борт «Чёрной Жемчужины» на небе затеплились первые просветы, предвещающие восход солнца. Стивенс был отправлен в корабельный карцер дожидаться дальнейших допросов. Свежий ночной воздух трепетал подобранными чёрными парусами, что-то ненавязчиво позвякивало в такелаже. Едва штормтрап оказался за спиной, я стала чувствовать себя сильнее, словно в неприступной крепости — «Жемчужина» и была таковой. Мало кто осмелится бросить вызов самому грозному кораблю Испанского Мэна, а если и осмелится, разве что из безрассудства и глупости. Впрочем, встречаться с подобными глупцами не хотелось никому, поэтому едва все группы разведки оказались на борту, Джек приказал сняться с якоря.

Корабль полз к горизонту медленно, неохотно, словно злосчастный Нью-Провиденс не желал отпускать поднявших бучу гостей, в добавок забравших губернатора Стивенса в плен. Широкий кильватер прочертил длинную дугу до бухты, провожающей корму «Жемчужины» голосами пробуждающихся птиц. Палуба была молчалива как никогда — любой шум мог привлечь внимание возможных преследователей к кораблю, что ещё прятал чёрные паруса под сенью ночи. Однако, на горизонте всё отчётливее проступала розоватая полоса восхода, поднимающая над собой бледно-рыжую зарю, на фоне которой шмыгали юркие птички. Утро теснило ночную тьму, полоса света играючи легла на форштевень и поползла по палубным доскам, соскочила с полубака, выпустила из темени фок- и грот-мачты, и наконец легла на ладони, расправленные на планшире левого борта. Я вскинула голову к солнцу, вдыхая запах нового дня. Усталость брала верх над выдержкой и нервное напряжение сдавало позиции. Едва внутренний голос сообщил, что можно перевести дух, навалилось всё сразу: корсет, впивающийся в бока, свежие ссадины и моральный ступор. Во мне не осталось почти ничего от грозной «пиратки», которая ещё совсем недавно кидалась угрозами направо-налево. Но удивляло иное: абсурдной казалась сама мысль, что именно я была той суровой, свирепой фурией, скачущей по крышам экипажей. Экстремальные ситуации всегда пробуждают холодную уверенность, но в данном случае это было слишком по-новому. Этот мир, эти события стали менять и мироощущение, и физические возможности. Чего нельзя сказать о треклятом любопытстве, которое упрашивало в очередной раз сунуть нос в капитанские дела. Как бы то ни было, Джек Воробей сам напрашивался на новую серию выпытываний правды. Извечные туманные ответы, хитрые ухмылки, ужимки и хождение вокруг да около не могли не подогревать интерес. Теперь же моральная необходимость узнать ответ возросла вдвое: всплывшие подробности яснее ясного сообщали, что он что-то скрывает. Некая Роза Киджера, умершая пятнадцать лет назад, чей дневник он так жаждет отыскать явно не была желанным предметом обсуждений. Но некто, нынче сидящий в корабельном карцере, как показалось, был совершенно иного мнения — Стивенс не хотел упускать возможность выговориться кому-то по поводу давно минувших времён. А мне же не хотелось упустить шанс раскрыть планы Джека. Таким образом сама судьба толкала нас на взаимовыгодные переговоры и упустить такую возможность было бы ни больше не меньше неразумно. Нужно лишь дождаться, когда наступит благоприятный момент.

Долгожданный отдых в каюте как никогда вдохнул новые силы и пробудил к жизни. Когда пришлось разлепить веки и подняться с уютной койки, небесное светило уже вовсю опаляло окошки бронзово-жёлтым светом и на выцветших занавесках плясали солнечные зайчики. Волны сгребли за горизонт Нью-Провиденс и аквамариновое необъятное пространство воды вычистилось от чёрных точек островов. Разгар дня побуждал выйти из душного помещения каюты, и я охотно поддалась желанию. Команда лениво перебранивалась, и выполняла привычную работу как сонные мухи. Головы большинства из них покрылись какими-никакими уборами, от бандан до краденных штатских двууголок. Об отсутствии нечта подобного довелось крепко пожалеть и мне: как никогда жаркое карибское солнце напекало голову.

Едва я показалась на палубе, меня под руку подхватил мистер Бергенс, который всё время будто и делал, что искал мою персону.

— Славно, что ты здесь, мисси! — причмокнул он, навязчиво потянув меня к камбузу.

— В чём дело, Бергенс? — я поддалась просьбам следовать за ним и вскоре мы очутились на корабельной кухне.

— Как в чём? — поразился кок, развернувшийся ко мне так неожиданно, что мы чуть не стукнулись лбами. — Время обед готовить! — и вручил мне увесистый половник. В маленьком кухонном помещении уже бурлила вода в массивном чугунном чане. Высадка в Нассау, как ни крути, повлекла за собой положительные последствия, в том числе на борту появился запас более разнообразных продуктов. Из каких-то своих соображений мистер Бергенс взвалил на мои плечи обязанности по варке курицы, а сам принялся шинковать какой-то диковинный овощ. Впрочем, навалившаяся работа была не столь утомительна, разве что в камбузе было ещё жарче, чем снаружи — возможно, именно поэтому повар решил не заморачиваться и поставить меня на своё место — а сам спустя минуту скрылся где-то за дверями. Это показалось странным: почему же разговорчивый повар не соизволил выпытывать рассказ о взятии Стивенса? Это вовсе не в его стиле. Впрочем, он тоже непосредственно участвовал в вылазке, а следовательно, устал и мог банально отправиться высыпаться в кладовке. Что поделать, если такова пиратская сущность — облегчить свою жизнь и заткнуть остатки совести долгожданным отдыхом.

Едва куриная тушка побелела и размякла, сообщая о своей готовности, я вывалила её на большую тарелку и поспешила покинуть душный камбуз. На палубе меня ждало много важных дел — и я от души поблагодарила капитана за то, что выдал мне должность помощника кока, а не, скажем, рядового матроса. Последние, к тому же, не скрывали зависти, провожая мою особу, идущую на полубак, выразительными взглядами — а после чего возвращались к работе.

— …Будь ты проклят, слюнявый кретин! — загремело под решёткой трюмного люка, и из тьмы нижней палубы выскочил взъерепененный Гиббс.

— О! Мистер Гиббс! Вы-то мне и нужны! — не обращая внимания на расстроенный вздох старпома, я схватила его за рукав и потянула под тень грот-мачты.

— В чём дело, мисс? — на широкой, опухшей физиономии Гиббса, появилась деланное, принуждённое подобие улыбки. Я повела глазами и заговорила — тихо, но при том экспрессивно:

— Мне нужно кое-о-чём поговорить, — и кивнула в сторону фальшборта. Встав у лееров, он безрадостно кивнул, тем самым подтверждая, что готов выслушать. — Мистер Гиббс, вам не стоит отрицать — я вижу это — вы знаете куда больше, чем говорите. — Брови старпома непонятливо подпрыгнули. — Вы единственный, кому Джек доверяет — верный товарищ, с которым он ходит под парусом далеко не первый год. Вы знаете, что он ищет. — Гиббс крякнул и подвёл глаза к небу. Охочий до баек пират предстал по-странному молчаливым, что говорило в пользу моих догадок. — Хотя понимаю, — сменив гнев на милость, я понимающе закивала. — Джек попросил вас молчать. Но я в свою очередь надеюсь, что вы поступитесь своими принципами ради женщины.

— Мисс, — через силу выдавил Гиббс спустя полминуты. — Видит Матерь Божья — сказал, если бы знал.

— Да чёрт возьми, Гиббс! — вспылила я, всплеснув руками. — Вы даже знаете, кому принадлежало это платье! — руки расправились на потрёпанной юбке. — Я не пропустила мимо ушей ваш разговор в лодке! «Если память меня не обманывает, это платье принадлежало…» — процитировала я. Внезапная идея вдруг приморозила меня к палубе. Взгляд застыл на полах пышной юбки. Ладони заледенели. Лампочка зажглась в мозгу подобно неожиданному, искрящемуся фейерверку, от которого тело на миг впало в ступор. Догадка, такая простая, но при том не совсем ещё ясная, вертелась на подмётках разума, постепенно обличаясь в ясные слова.

— Эээ… Гхм, Оксана?

Взгляд с трудом оторвался от половиц и поднялся к обрамлённому бакенбардами лицу. Старпом словно бы съёжился, догадавшись о последующих словах.

— Роза Киджера? — вкрадчиво прошептала я. Джошами Гиббс потупил мутный взгляд, отмалчиваясь аки рыба в могиле. — Гиббс, хозяйкой платья была Роза Киджера?! — стыдливое молчание и следующий за ним еле заметный кивок подтвердили догадку. По лицу расползлась самодовольная, критическая улыбка. Я упёрла кулаки в бока и прищурилась от вынырнувшего из-за грот-бом-брамселя слепящего солнечного шара. Слова прозвучали отрешённо, с неким оттенком приятного удивления: — «Всё чуднее и странноватее»… Спасибо, Гиббс.

С бака я спускалась стремительно, чуть ли не вприпрыжку, ощущая затылком провожающий взгляд старшего помощника. Ладонь скользила по шершавым раскалённым перилам трапа, пока не наткнулась на длинную вытянутую тень — Джек поднялся из корабельного карцера, лениво потягиваясь и похрустывая затёкшей шеей, после чего развернулся и столкнулся с моей персоной, незаметно подкравшейся сзади.

— Мачту тебе в… — он отпрянул от неожиданности и забавно взмахнул руками, как на муху. — Оксана?

— Как видишь! — я развела руками, еле сдерживая подбирающийся смех. — Теперь понял, каково это — когда к тебе тихо подбираются сзади? — Воробей несогласно приподнял верхнюю губу и подступил ближе. Выходка не пришлась ему по вкусу, но в то же время ничуть не возмутила, скорее даже позабавила. Я же, напрочь довольная его реакцией, не сдержала разъезжающиеся в улыбке губы и прикрыла глаза, которые грозило выжечь полуденное карибское солнце.

— А где рыба?

— Что? — я непонимающе моргнула, брови всползли на лоб.

— Я спрашиваю, где рыба, — терпеливо переспросил Джек и, выслушав красноречивое молчание, снизошёл до пояснения: — Когда я в прошлый раз подобным образом застал тебя врасплох, ты любовалась «летающей рыбой», — напомнил он, подавившись усмешкой из-за столь выразительного взгляда собеседницы в моём лице.

— Ах, вот оно что! — я в раздумьях подняла палец к губам, взгляд скользнул поверх капитанской головы. — Я так полагаю, ты только что вернулся с допроса нашей новой «рыбы», так незадачливо угодившей в сети, — и кивнула в сторону трюмного люка, под которым крылся спуск в корабельный карцер.

— Если ты о Стивенсе, то рыба почти попалась на крючок, — подмигнул он.

— Почти? То есть он не побоялся «ненавязчивых угроз смерти»?

— Скажем так, — Джек скептически качнул бровями, перед тем как отправиться на капитанский мостик. — Курс нам уже известен.

— И куда же курс ведёт? — я пошагала за капитаном навязчивой тенью.

— Исла-Де-Розас, — Воробей крутанул штурвал. Бушприт царапнул по горизонту, изменяя направление. — Этот чёрт весьма богат и выстроил себе целую резиденцию на собственном острове, на берега которого некогда налетел его корабль. С тех пор он присвоил остров, дал название и бережёт на нём важные его тонкой девичьей натуре вещи.

«Исла-де-Розас» — «Остров Роз» — внутренний голос припомнил скудные познания в испанском. А поводом для «розового» названия, что вероятнее всего, стала всё та же загадочная Роза Киджера. Что же это была за женщина, что некогда свела с ума двух мужчин? Что за женщина, платье которой Джек хранил пятнадцать лет? Воображение, взявшее бразды правления рассудком в свои руки, нарисовало забавную картинку: Воробей, сидящий перед портретом некой Розы и томно вздыхающий о любимой. Усмешку удалось удержать — а впрочем, как выяснилось, Роза Киджера умерла пятнадцать лет назад, и тогда Джек, вероятно, был ещё другим. Вероятно, в двадцать ему ещё была не чужда искренняя, настоящая любовь, а непостоянство и наглая настойчивость пришли по смерти возлюбленной. Как бы то ни было, сейчас вместо пылко влюблённого юноши у штурвала стоял уверенный в себе, чётко знающий свои желания, хитрющий, изворотливый, харизматичный развратник — но не менее обворожительный и прекрасный, чем когда-то.

— Значит, его собственный остров…? — задумчиво протянула я.

— Подробности, — Джек цыкнул и дёрнул плечом. — Мы не знаем подробностей. Остров не может не охраняться. Сейчас это наша главная задача — выведать обо всех возможных преградах на пути. А старина Кристиан изображает покойника.

Я отрешённо закивала, хотя мысли унеслись в далёкие дали от земных мест. Пока Джек искал подходы к Стивенсу ради разыскиваемого дневника Киджеры, пока напоминал о безрадостном общем прошлом, пока пускал пыль в глаза, меня будоражило совсем иное — пытаться уйти с роли ненужного балласта было невозможно при незнании целостной картины событий. Выисканные по крупицам клочки информации не могли собраться в полную мозаику: картинка рассыпалась на отдельные куски с отсутствием связи между собой: Дневник. Роза Киджера. Амулет. Остров Дьявола. Исла-де-Розас.

Отправляться на личный, тайный допрос Кристиана Стивенса нынче не было смысла: Джек только-только вернулся из карцера, при том не получив всех нужных сведений. Почти сразу же заявившаяся в гости к пленнику «дьяволица» вряд ли сможет добиться чего-то кроме решительного молчания. Опять же, верно подобранный «благоприятный момент» будет главным преимуществом в договоре. А момент этот наступит не раньше, чем к часу, когда заключение и скудное пропитание успеют утомить — и тогда за возможное освобождение он будет готов вскрыть все карты…

…Жара сошла лишь под вечер, когда солнце соскользнуло с законного места и, отработав день с тройным усердием, устало покатилось к воде. Море неуклонно подталкивало судно в корму, непоколебимо двигая к невиданным далям горизонтов. Вечер накрывал море тёмной пеленой, зажигая звёзды под куполом небес. Такелаж отзывался ветру ленивым скрипом, а ставший привычным говор волн умиротворял слух. С наступлением темноты палуба опустела, лишь только вахтенный остался бдеть у штурвала — остальные же по праву завершили рабочий день, заслужив законный отдых. Равно как и капитан, что не присел с того момента, как отряд «самоубийц» захватывал губернаторскую карету. Едва в щелях дверного косяка каюты под капитанским мостиком полыхнуло пламя свечи, я одёрнула полы замызганного жилета, на который не преминула сменить платье, собралась с духом и шагнула в темноту трюма. Отсветы фонаря задрожали на стенах, лестница заскрипела под каблуками, из глубины пахнуло сыростью. Карцер я не жаловала частыми посещениями и за всё время прибывания на «Жемчужине» всего лишь во второй раз удостоила присутствием этот отсек трюма. Поеденные ржавчиной решётки откинули тень на пристроившегося у стены человека, понурившего голову; по приближению источника света в лице зажатого в руке фонаря, пленник не отреагировал: скованная поза и прикрытые глаза выдавали окутавшую его дрёму. Металлический край фонаря несколько раз гулко стукнул о решётку, звук раскатился по трюму и вынудил губернатора поднять тяжёлые веки. Мутный взгляд вырванного из сновидений человека скользнул по половицам и медленно всполз к моему лицу. Я ответила сдержанной приветственной улыбкой, которую Стивенс в свою очередь счёл за издёвку и нарочито шумно, протяжно выдохнул.

— Я не боюсь пыток, — зачем-то заметил он, сдвигая на лоб парик. Усмешка глухо отразилась от замшелых стен.

— Это ценное качество, — кивнула я. — Но вы ошибаетесь, если полагаете, что я пришла избить вас этим самым фонариком, — Стивенс издал сиплый звук, что в его лице означал смешок. Я покачала фонарём, наблюдая как тени задвигались в такт, после чего пристроила светильник на выпяченный из стены крючок.

— Так зачем же тогда пришла?

— Чтобы заключить сделку. — Тишину разбавил приглушённый грохот разбившейся о борт волны. — Вы мне сведения, а я вам — результат наших поисков. И свободу, разумеется.

— Мисс, — выдавил пленник спустя минуту напряжённого молчания. — Вы слишком вежливы для своего окружения. Что вас заставило избрать путь отбросов? Среди пиратов вам не место.

— Как и вам, — холодно отрезала я. — Если не согласитесь на бартер, прозябаете в этой клетке до конца своих дней — а это не очень долго, поверьте. — Губернатор неоднозначно оскалился. Он видел во мне лишь девчонку, полезшую не в своё дело и запутавшуюся в хаосе мироздания, а поэтому прибегающую к неблагочестивым пиратским обычаям. Не реагировать на неприкрытое презрение и злобу и вести себя достойно было единственной правильной позицией, которую можно избрать в общении с ним.

— И что же ты хочешь узнать? — вопрос прозвучал скованно и еле слышно, так что пришлось напрячься до грани.

— Планы Джека, — губернаторскую физиономию исказило удивление. Такое заявление противоречило его ожиданиям: странность просьбы граничила с нелепостью, ведь не каждая встречная пойдёт на столь немалый риск ради цели, которая ей самой неведома. — Что за амулет? Что за остров Дьявола? Кто, в конце концов, Роза Киджера и почему Джеку так нужен её дневник? И что Воробей так тщательно ото всех скрывает?

— Ты действительно готова выпустить меня и отдать плоды ваших поисков за это?

Кивала головой я с серьёзнейшим видом, а совесть даже не шевельнулась из-за по-пиратски бессовестной лжи.

— Я не совру, — «Ты врёшь прямо сейчас», — коварно хихикнул в голове внутренний голос. — Доверяешь ты мне, нет ли, от тебя не убудет раскрыть карты капитана Джека Воробья. Особенно учитывая, что тебе завещают свободу. Вдруг девчонка, которой не место среди пиратов, говорит правду, а ты решишь промолчать? Задумайся. — Я примкнула к решётке, пронзая фигуру пленника выразительным взглядом. Тот мешкал, но всё меньше сомнений было в водянистых глазах. — Итак, по порядку, чётко, с самого начала… Можете начинать.

Сквозь незаметную щель в стене протиснулся лёгкий сквозняк: огонёк в фонаре дрогнул, незащищённый остатками некогда выбитого стекла. Тени на стенах взбудоражились и пошли ходуном, как в калейдоскопе. Вместе с такой малой, но заметной переменой в антураже, переменился и пленник. Громкий выдох и выражение устремившихся к половицам глаз из разряда «Твоя взяла» взыграли триумфом на душе. Голос зазвучал безэмоционально, не расстроенно, но и не радостно:

— Да… Это в его стиле — скрытничать и держать всю правду при себе. Жизнь его проучила.

— Под словом «жизнь» вы подразумеваете себя? — не удержалась я, за что получила раздражённый взгляд, красноречиво объяснивший, что мои надежды падут крахом, если подобные высказывания перебьют его ещё хоть раз. Я закусила губу и сжала край жилета в яростном приступе самобичевания.

— В этом есть доля истины, — горькая усмешка наполнила трюм подташнивающим ореолом чужой ностальгии. — Но и он в своё время поквитался со мной. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Насчёт амулета — легенда старинная, но есть основания верить в неё. Жил некогда на свете балеарский собрат Робин Гуда, легендарный разбойник Матеу Реус Ротжет, который грабил богачей — «плохих», и отдавал деньги беднякам — «хорошим». Неуязвимым для врагов делал его языческий серебряный амулет, который Ротжет всегда носил на шее. Так же амулет мог даровать бессмертие, исцелять любые раны, словом, исполнить любое желание своего обладателя — но только одно. Но разбойник его так и не загадал — берёг на чёрный день, так сказать — но в роковой момент не поимел возможности им воспользоваться. Благодаря прекрасному знанию гор Сьерра-де-Трамонтана, благородный разбойник долгое время удачно скрывался от правосудия. Но как всегда бывает в таких случаях, парня сгубила любовь. На празднике в одной из деревушек, Ротжет влюбился в местную красавицу, мисс Моретти, и отдал ей амулет в обмен на один танец. Как только он снял оберег, стражники схватили бедного парня. Ротжета повесили в деревушке Аларо пятнадцатого января тысяча шестьсот десятого года, а потом сочинили про него неимоверное количество историй. Мисс Моретти же, которой перед смертью он отдал амулет, спустя десятилетие попала на маленький островок, где проживала итальянская община — корабль, где она была в качестве пассажира, сел на мель неподалёку. Амулет был при ней в тот день. Чёрт знает, что случилось в тогда на острове, но никто больше не видел ни её, ни амулет — а итальянская община исчезла — словно бы её там и не было. С этого острова амулет никто не мог достать — он обрёл надёжное прибежище. В последствие это место получило название Исла-дель-Диабльо — «Остров Дьявола». И поверьте, назвали его так неспроста…

— Стойте! — я перебила поток излившегося красноречия, вскинув ладонь и сдвинув брови. — Вы говорите, что амулет делает обладателя неуязвимым и может исполнить его любое желание, — Стивенс часто закачал головой. — Но если Ротжет берёг своё единственное на «чёрный день», то почему не использовал его, чтобы влюбить в себя Моретти, а вместо этого отдал амулет ей?

— Чёрт его знает! — фыркнул губернатор. — Я не могу судить о том, чего не знаю.

— Может быть, он уже потратил желание на тот момент? — я изогнула бровь, чуть отклоняясь назад на манер одного небезызвестного капитана. Стивенс неоднозначно повёл плечами. — Или амулет способен исполнить всё же не любое желание?

— Не знаю, — Стивенс звякнул кандалами, что сковывали его запястья и качнул головой. — Но есть ещё кое-что. — Выпытывающий взгляд вперился в дрожащие водянистые глаза. — Роза Киджера. Про неё ты тоже хотела узнать. Она была хороша: свежая, смуглокожая, черноглазая, с пухлыми вишнёвыми губками, правда тощая как доска. Грудей не было почти…

— Такие подробности можно оставить, — сухо заметила я.

— Она вела исследования по поводу амулета и острова Дьявола. И, как ты уже поняла, записывала исследования в треклятый дневник. И я, и Воробей были чертовски привлечены этой учёной бабой, но костяшка-Роззи предпочла нахального птенца, вместо меня. Вместо чести и богатства, она выбрала более безрассудного, более молодого и более…

— Более живого? Более настоящего? — вступилась я. — Может, Джек и был пиратом, но с женщин уважает. — «В отличие от некоторых», — подумал добавить внутренний голос, но вовремя решил, что это перебор. Стивенс усмехнулся, поднимая отсутствующий взгляд к потолку.

— Роза Киджера умерла на пожаре в своём доме пятнадцать лет назад. Воробей сперва напился в хлам, но вскоре взял себя в руки. И с тех пор стал заядлым бабником. А его единственной любовью на всю жизнь стало море. И его золотая «Жемчужина». Вместе с Киджерой сгорела часть дома, но часть устояла — там я и обнаружил дневник с исследованиями об амулете Ротжета и острове Дьявола. В память о костяшке-Роззи он теперь хранится…

— …на Исла-де-Розас, так? — закончила я. Ответом мне послужил кивок. — Это всё? — в мыслях вертелся настоящий вихрь из Ротжетов, Роз Киджер, амулетов и островов, и еле удавалось слепить из них цельную картину.

— Это всё.

— Ну так и зачем Джеку спустя столько лет понадобился этот амулет?

— Вот это мне неведомо, — отрезал Стивенс.

После краткого прощания, я сразу же оставила губернатора Нассау наедине с мрачными стенами трюма и отправилась в каюту. Выясненная история не вызвала особого удивления: благодаря фильмам не было секретом, что в этом мире есть место сверхъестественному — но оставались куда более реальные моменты — моменты, от которых многое зависит сейчас, а не в далёком мутном будущем. И многое — слишком многое требует вмешательства. История по-прежнему туманна, но капитан Воробей не сможет избежать ответов. Так или иначе, остатки правды рано или поздно всплывут — и не без моей помощи, точно.