За краем Вечности [СИ]

Глава XX. Разоблачение

Напряжение в воздухе потрескивало вместе с обшивкой «Чёрной Жемчужины». Но даже столь желанный и родной корабельный звук отошёл на второй план перед дружным перещёлкиванием предохранителей. Под грозным взглядом оружия в руках матросов Барбоссы, я попятилась, вжимаясь в фальшборт — будто хотела просочиться сквозь него и вернуться в лодочку, с которой нас подобрали. Но стоило обернуться — и вместо лодки взгляд встретился с высоким мрачным бортом «Мести королевы Анны». Она прижалась к «Жемчужине», лишив нас возможных путей отхода.

Из тишины нас вывел долгий свист каната, вырвавшегося из рук матроса. Этот звук сработал спусковым крючком: Барбосса придвинулся к Джеку, вжимая в его грудь штык мушкета. Тщательно пережевав слова, одноногий пират, наконец, выдавил из себя:

— Значит, твой блестящий план провалился, — и удовлетворённо заухмылялся.

— А твой план оказался на редкость удачливым, — мило улыбнулся Джек. — Да настолько, что ты без карты взял курс на Исла-дель-Диабльо!

— А ты, видать, уже успел возомнить, что без тебя мы, как дети малые, не сможем и шагу ступить! — Барбосса махнул рукой, и его матросы, как по команде, загоготали.

— Мм… предполагаю, Стивенс-младший имел ещё один экземпляр карты. Если это так, то я крайне удивлён только в том, что ваши великие умы, увлечённые серьёзными общественными проблемами, смогли разгадать шифр — ведь для этого необходим дневник Розы Киджеры!

— На что ты намекаешь?

— Да так! Сущие пустяки — на то, что вы сотрудничаете с одним небезызвестным губернатором Нассау, который сумел расшифровать карту уже давным-давно, и просто передал вам координаты…

Джек умолк, так как получил прикладом мушкета в челюсть.

— Я. С ним. Не сотрудничаю. — прошипел Гектор. — Куда проще было обставить его племянника, Фридриха, чтобы тот выдал нам данные карты — как-раз таки, уже давно расшифрованные.

Я хохотнула, воображая, как после нашего нашествия к Стивенсу-младшему сразу же явился Гектор, который не стал церемониться и предпочёл сразу же ткнуть в того пистолетом — что оказалось весьма эффективным ходом, после которого перепуганный алкоголик сразу же выдал расшифрованный экземпляр карты. Но что-то маленькое и едкое заскреблось в душе: выходит, Фридрих отдал нам оригинал карты, чтобы запутать — ведь разгадать такой сложный шифр мало кому подсилу. Стоило бы мне припугнуть его посильнее — он выдал бы чёткие координаты, и нам не пришлось бы биться головой о переборку, днями и ночами пытаясь расшифровать дьявольский манускрипт.

— А где же, поинтересуюсь, наша горячая необузданная испанская мисси? Что-то её здесь не видно.

— Если ты об Анжелике, то не надейся, что она за вас заступится и уговорит меня не швырять вас в карцер.

— В карцер так в карцер, — тихо пробормотала я. — Хорошо хоть не за борт.

— Эй! Нет-нет! С какого чёрта вы отправляете нас в карцер? Законный капитан и команда снова должны взять «Жемчужину» под командование! — но несмотря на возмущения Воробья, нас всей компанией спустили в трюм, где бесцеремонно затолкали в камеру. В холодном карцере матовым светом отливала решётка, и едва она заскрипела за нашими спинами, Барбосса примкнул к её металлическим прутьям и ехидно прошипел Воробью в лицо:

— Прости, Джек, но чем ближе к цели — тем больше ажиотаж. А конкуренты — сам посуди! — никому не нужны, — и стремительно покинул карцер. Его команда поглумилась — и отвесив нам парочку нелицеприятных ругательств, последовала за своим капитаном.

— Невесёлое местечко, — уныло констатировала я, оглядывая карцер. Раньше, когда мне доводилось бывать в этом отсеке с другой стороны решётки, это место не внушал такой неприязни — но стоило оказаться по ту сторону, как всё преобразилось: стены — мрачные, замшелые, решётка — ржавая, воздух — затхлый и вонючий.

— Не согласен! — жизнеутверждающе объявил Джек. За спиной слышалась беготня и возня. Я обернулась: Воробей носился по камере, шарил по стенам, по половицам, ковырялся во всех щелях, чем вызывал искреннее удивление у всех заключённых.

Я сухо понаблюдала за беготнёй кэпа, соприкоснулась взглядом с матросами — и вдруг, меня осенило:

— Ты запрятал где-то в камере запасной ключ! На случай, если угодишь в свой же карцер!

Воробей приподнял один уголок губ в ухмылочке и издал коварное «хе-хе». Это сработало волшебным толчком — и вся команда последовала примеру кэпа. Боевой дух повис в воздухе, и кажется, в трюме даже чутка посветлело.

Я воодушевлённо рухнула на колени у переборки и принялась простукивать стены, нырять во все углы и даже отламывать слегка выпирающую доску. Многолетняя пыль вторглась в лёгкие, и в ответ я издала звонкий чих. Посторонний громкий звук заставил команду притихнуть, и как-раз вовремя. Только благодаря мимолётному перерыву в поисках нам удалось услышать, как вдалеке скрипит дверь.

— Стража! — писклявым испуганным шёпотом сообщила я, и плюхнулась на пол у стенки в самой независимой позе. Несколько секунд — и команда уже расселась на полу как ни в чём не бывало. Только один из матросов, Гренвилл, который встал на плечи Хоггарту и ковырялся в потолке, неудачно рухнул и теперь морщился, потирая ушибленные места.

Донёсся глупый гогот, и на свет показалась наша охрана. То, насколько Гектор нас недооценил, было даже оскорбительно — стражу он прислал нам, мягко говоря, конченую. Если коротко, увидев таких на улице, я бы шарахнулась и обошла стороной. Сказать, что эти двое похожи на бомжей — значит ничего не сказать. Они очень отличались друг от друга: один толстый, другой тощий, один лысый, а другой с хилыми рыжеватыми соломенными волосёнками — ну точь-в-точь Пинтел и Раджетти! Объединяли их всего лишь два пункта: оба были одеты в лохмотья, и оба пьяны вдребезги. Однако появление даже такой стражи рушило все наши планы, и я мрачно прошипела:

— Чёрт возьми! Не успели, — и грустно вздохнула.

Однако скоро взгляд Джека загорелся, что свидетельствовало о том, что кэп в мгновение ока вычислил новую стратегию. Я проследила за его взглядом и обнаружила связку ключей на поясе толстяка-охранника.

— Ничего, скоро эти двое прилягут отдохнуть, и тогда… — интригующе подмигнул кэп. Я разразилась мысленным зловещим смехом. Но пока наша стража не собиралась устраиваться на ночлег и коротала время за неумными беседами из разряда «откуда берутся новые русалки, если среди них нет мужиков». А я гадала, что же конкретно задумал кэп: ведь эта парочка не станет ложиться спать, прижавшись к решётке — как же тогда он достанет ключ? Но главная цель была понятна: так или иначе отперев решётку, мы захватим наш корабль. Да, именно «захватим», а не «попытаемся захватить» — теперь, когда мы снова на «Жемчужине», да в какой-то жалкой сотне миль до нашего главного пункта назначения, всё априори не может пойти по печальному сценарию! А когда лучше проворачивать подобные операции, если не ночью, когда бдительность охраны ослабеет?

К тому времени, когда щели в стенах перестали пропускать лучи солнца, нас никто не удостоил посещением — и уж тем более, каким-нибудь пайком. Сложно было судить о прошедшем времени, но внутренний секундомер подсказывал (и не мне одной), что близится заветное время.

Стража устроилась на ящиках, разложив на бочке пасьянс, и скучающе перекладывала карты.

Рядом со мной заскрипели половицы, нависла тень. Взгляд поднялся и остановился на Джеке. Точнее на его протянутой руке.

— Давай же. Вставай, — качнул он головой. Я непонимающе двинула бровями и положила свою ладонь на его. С кряхтением поднявшись с пола и похрустев затёкшими костями, я упёрла кулаки в бока и послала Джеку вопрошающий взгляд. Тот был абсолютно серьёзен, и по его виду нельзя было даже ошибочно определить его последующие действия. Мог бы хоть подмигнуть, зараза!

Кэп по-джентльменски подхватил меня под локоть и подвёл к решётке. Его кулак пару раз ударил в решётку с глухим лязгом, привлекая внимания стражи.

— Господа! Подойдите на минутку!

Парочка охранников покинула нагретое местечко со странными эмоциями: кажется, они были даже рады тому, что в их однообразном времяпровождении появилось что-то новое. Грузно переваливаясь с ноги на ногу, пираты остановились прямо напротив нас.

— Что надо?

Джек поманил их пальцем ближе, и сам почти прижался к решётке:

— Парни, тут дама от жажды умирает. Принесите ей что-нибудь выпить!

Я тут же изобразила страдалицу — приоткрыла рот, сделала неосознанный болезненный взгляд и вцепилась в рукав Джека как в поручень. По мне прошёлся скрупулёзный взгляд матроса-жирдяя.

— Угу, — наконец, недовольно буркнул он в ответ. — Эй ты! Присмотри за ними! — он грубо встряхнул тощего собрата, витающего в облаках, на что тот быстро затряс лысой башкой.

Едва жирдяй зашагал прочь, Джек с ослепительной улыбочкой обернулся и облокотился спиной о решётку. Я молчаливо задрала брови, а в душе уже затеплился фитилёк триумфа. Однако, прежде чем Джек продемонстрировал то, что вызвало на его лицо обольстительную улыбку, с порога карцера донёсся возмущённый рёв:

— Ключи!

Воробей весь сжался и поморщился, будто этот крик ударил его не хуже плети — и угнетённо, робко обернулся. Прямо перед его лицом вытянулась протянутая рука охранника. Джек отшатнулся, но рука схватила его за ворот рубашки и мощным ударом едва ли не впечатала в решётку: благо, Джек успел выставить руки перед собой.

— Ключ отдал! — взревел обманутый жирдяй. — Дал сюда ключ, придурок, — и знатно встряхнул капитана.

— Полегче-полегче, — Джек от такой сильной встряски не мог попасть рукой в карман, а когда ему это удалось, он, скрепя сердце, протянул сквозь прутья решётки краденый ключ. Жирдяй сурово перехватил его и сунул во внутренний карман жилетки.

— А ты куда смотрел? — он зарядил своему худощавому другу сильный подзатыльник — так, что тот едва не стукнулся лбом о прутья решётки. Джек поджал губы и вернулся вглубь камеры, но оттуда — кажется — подмигнул мне. Я спешно оборотилась к рассерженной страже и примкнула к решётке.

— Подождите! Я правда… пить очень хочу, — призналась честно, ведь за целый день в рот не попало ни капли воды.

Меня одарили сердитым взглядом — видно было, как обманутый хранитель ключа борется с собой — и он в молчании покинул карцер. Его тощий собрат вернулся за импровизированный столик и принялся мешать карты. Я уныло прошла вглубь камеры, разочарованная в этой жизни — и мне навстречу сразу же вскочил Воробей. Я было хотела посетовать о провале плана, но Джек вопреки ожиданиям одобрительно хлопнул меня по плечу и слишком азартно для проигравшего человека взмахнул руками, приглашая свою команду подняться.

— Что за…? — не успела я произнести, как Джек легко потряс рукой — было видно, как под его рукавом скользнуло вниз что-то маленькое и тяжёлое, и ему на ладонь упал металлический ключик. Я попыталась подобрать упавшую челюсть и глупо хлопнула глазами. С трудом удалось произнести единственное слово: — … Как…?

— На острове аборигенов мне пришлось вызволять команду из клетки. А ключ от неё так и остался в кармане. Именно его забрал тот громоздкий парень, — и он качнул головой в сторону выхода. Я не смогла сдержать невольную улыбку. Джек подбросил ключик — он кувыркнулся в воздухе и упал ему на ладонь. — Ну что, парни, вернём наш корабль?

Не сомневаюсь, если бы мы не были под надзором, воодушевлённое «Да-а!» было бы слышно даже на шлюпочной палубе. Я сжала кулаки и подпрыгнула, одними губами прошептав счастливое «ура»!

— Держи, открывай замок.

Я в изумлении перевела взгляд с Джека на ключ в его протянутой руке.

— А как же этот парень? Он же заметит, — я скосила глаза на тощего картёжника, чем вызвала на лицо кэпа интригующую улыбочку. Она без слов пояснила: «Так и надо».

Я повела плечами и взяла ключик. «Что ж, ему виднее», — уклончиво произнёс внутренний голос. Я вставила ключ в замочную скважину. Проворачивался он в ней с характерным скрипом, который неминуемо привлёк внимание нашего охранника.

— Эй ты! — возмущённо взвыл он, разом бросив своё занятие. Фурией он подлетел к решётке. Ко мне вытянулась костлявая ладонь в решительном намерении перехватить ключ. Но Джек резко вцепился в его руку и дёрнул на себя. Картёжник влетел лицом в решётку, на что та содрогнулась с характерным металлическим звоном. Воробей перехватил недокормленного пирата за грудки и ещё раз хорошенько шандарахнул об решётку, чтобы уж точно вытряхнуть из него сознание. Я вздрогнула и трясущейся рукой довертела ключ до упора. В замке щёлкнуло, и дверь податливо заскрипела. Подобно гепардам — ловким и бесшумным, мы высыпали из камеры. Страж сполз по решётке, и я поспешила прицепить его пистолет к своему поясу. От карцера до порохового погреба — рукой подать. Хоггарт скрылся в темноте трюмного отсека, пока мы стояли на стороже. Я прислушивалась к корабельным звукам и сжимала-разжимала кулаки, разминая их к битве. Взгляд скакал по потолку, когда в том или ином месте подозрительно скрипело. Азарт предстоящей битвы всколыхнул кровь, и сердце подрагивало от нетерпения вперемешку с волнением — ещё чуть-чуть, и «Жемчужина» наша.

Из темноты вытащили крупный ящик. Бергенс пнул с него крышку и на свет показалось рядками сложенное запасное оружие.

— Выбирай.

Толкая друг друга, отпихивая, мы хватали короткие абордажные клинки и пистолеты. Ладонь поймала резную рукоять сабли. Её тяжесть приятно напитала тело ощущением силы и защищённости. Не сговариваясь, мы поспешили к выходу. У самой двери лицом к лицу с нами возник толстяк-охранник, в чьей руке была полная кружка воды. Не дрогнув под его обезумевшим взглядом, я рыкнула и зарядила рукоятью пистолета ему в подбородок. Тот стукнулся затылком о стену, сдавленно охнул и сполз по ней.

Рука подхватила полуразлитую кружку воды.

— Спасибо, — я карикатурно отдала честь пистолетом и глотнула столь необходимой живительной водицы.

Джек, уже выглядывающий из-за дверной коробки, приложил палец к губам и осторожно поглядел по сторонам.

— Тсс! — он жестом приказал нам оставаться на месте, а сам — я удивлённо подалась вперёд — вышмыгнул из карцера. Насколько можно было видеть с нашей позиции, капитан бесшумной тенью взобрался на мостик, где бдел рулевой — и одним ударом приклада отправил того в нокаут. После этого трепетно, нетерпеливо водрузил руки на штурвал и одним кивком головы приказал нам выбираться из укрытия. Я, осторожно выглядывая из-за матросских спин, выскочила на палубу. Без каких-либо приказов мы все собрались на мостике вокруг Джека. Тот принялся шёпотом раздавать команды, сопровождая их активными жестами.

Я сверлила взглядом темноту. Фонари разбавляли мрак на носу и корме, но их света не хватало, чтобы увидеть, что творится на соседнем судне. «Месть королевы Анны» шла прямо перед «Жемчужиной», и её редкие бледные огни подсвечивали толстый трос, скрепляющий суда. Мы шли на прицепе, как сломанный автомобиль за тягачом. Половинка луны выглядывала из-за тучи, и её отблески дрожали на едва ощутимых волнах. Меня толкнули в бок.

— Да?

Джек указал взглядом на трос. Я кивнула, промычала чуть слышное «Угу», и покатилась на полубак, мысленно молясь, чтобы канат, соединяющий корабли, крепился к мачте, а не к концу бушприта. Сабля вылезла из ножен. Я оглядела трос. Он затянулся плотным узлом вокруг основания фок-мачты. Облегчённый выдох сорвался с губ: значит, не придётся карабкаться по бушприту над водой. Сабля заскользила по тросу. Плотные волокна плохо поддавались лезвию, отчего канат пришёл в движение. Я закусила губу: на «Мести…» могли заметить, как подозрительно ходит ходуном крепление прицепа.

Слева мелькнул огонёк. Взгляд метнулся туда. Передо мной стоял незнакомый пират с фонарём в руке. Секунда перекрёстного взгляда — и я схватилась за пистолет. Но было поздно — вахтенный кинулся к судовому колоколу. Я пристукнула зубами и навела прицел. Пуля догнала пирата у самого колокола. Его вскрик разорвал ночную тишину — и следом за ним над «Чёрной Жемчужиной» взорвался пронзительный звон рынды.

Я чертыхнулась сквозь зубы — и уже не трача времени на осторожность, яростно заработала саблей. Едва верёвка треснула и опала, на палубу из кубрика повалили пираты Барбоссы. Застучали клинки, крики резанули по ушам. Я закусила губу и поскакала на основную палубу, вырисовывая рапирой воинственные пируэты, но на сходнях бака с замиранием сердца услышала отдалённую ответную рынду с «Мести…».

Битва закипела в два счёта. Я соскочила с трапа прямо на спину кого-то из матросов Барбоссы, и пригвоздила его к палубе. Взгляд приметил Джека на мостике: он поворачивал штурвал, уводил «Жемчужину» от «Мести…» и попутно отбивался от врага. Я поспешила на помощь. Одним мощным ударом сабля снесла нападающего с ног — тот взвыл и, окрашивая за собой палубу багряным следом, отполз прочь. Не успел Джек послать мне благодарный кивок — как тут же скрестил саблю с новым нападающим. Помочь ему мне не позволили — я едва успела обернуться и подставить клинок в блоке, прежде чем на меня обрушилась вражья сабля. Тело воспроизводило боевые приёмы на уровне инстинктов — вот что значит, привычка. Враг попался сильный до неприличия, и отделаться от него я смогла только столкнув его с трапа. В стороне яростно вспыхнул свет — я едва успела оглянуться, прежде чем громыхнуло и в борт впилось ядро — «Месть…» пошла на сближение. Слева сверкнул фитильный пальник — Гиббс заряжал пушку. Оружие издало громогласный грохот, и раскалённое ядро унеслось в темноту, где виднелись очертания «Мести королевы Анны».

Руку обожгло болью, рапира стукнула по палубе. Я мазнула взглядом по свежему ранению и увидела прямо над собой занесённую саблю. Грозный крик — и я выставила пистолет. Выстрел сразил нападающего наповал. Рука подхватила эфес, и снова пустила оружие в ход. Боль отвлекала, мешала сосредоточиться на взмахах сабли. При каждом столкновении клинков длинная глубокая царапина отдавала острой болью.

В воздухе просвистели канаты, чьи-то сапоги ударили в палубу.

— Будь ты проклят, стервятник! — взвыли знакомым голосом. Взгляд выхватил фигуру Барбоссы, сошедшегося в поединке с Джеком.

— Он не Стервятник, а Воробей! — рявкнула я и наотмашь рубанула клинком. На плече Гектора остался длинный косой порез.

— Мерзкая девчонка! — прошипел Барбосса. Джек передал своего главного врага мне и вернулся к более важному занятию — суматошно завертел штурвал. Бушприт поворотил прочь от «Мести…», а я сошлась в битве с Барбоссой, о чём тут же пожалела. Такой враг был мне не подсилу — в совершенстве владеющий клинком, он то и дело наносил настолько каверзные удары, что я могла лишь отступать и натужно парировать их. В отличие от кого-либо он не был намерен щадить женщину — вёл свою партию жёстко и бился в полную силу.

Несколько пушек «Жемчужины» одновременно выплюнули ядра. Отдача встряхнула корабль, и меня занесло в сторону. Мир завертелся, по спине забили ступеньки трапа — и я распласталась у подножия грот мачты. Кто-то споткнулся о мои ноги и загремел носом в палубу. Причислив его к числу поверженных мной, я вскочила, лихорадочно оценивая ситуацию: к счастью, чаша весов склонялась в нашу сторону: сработал эффект неожиданности и скорость «Жемчужины». Перебитые враги заполонили палубу, и многие люди Барбоссы спешили перебраться на «Месть…», пока расстояние между судами не сильно увеличилось.

Мимо прокатилось ядро. Я, спотыкаясь, понеслась за ним как кошка за клубком, и подхватила у самого фальшборта. Над головой прогремело, и пушечный залп снёс фальшборт. Взрывной волной меня прижало к палубе. Пересиливая себя, я поднялась и рысцой поскакала к канонирам.

— Вот вам! — и запустила ядро в пушечное жерло. Едва оно скатилось вниз, Гренвилл поднёс пальник — фитиль зарделся, зашипел и огонёк в мгновение ока достиг основания фитиля. Я только и успела закрыть уши. Ядро проломило борт «Мести…» — корабль застонал и накренился, готовый признать поражение.

Приближающийся воинственный клич заставил меня обернуться. Я едва успела отпрыгнуть — несущийся на меня враг не успел остановиться и влетел в фальшборт, а я догнала его мощным пинком под зад — и он улетел в волны.

— Убирайся на свою трухлявую рухлядь уже! Не видишь, вы проиграли!

— Скорее пойду ко дну, чем уступлю тебе!

Я обернулась, находя взглядом заклятых врагов. Джек гнал Барбосу к борту. Штурвал был лишён рулевого, и бушприт «Жемчужины», получив полную свободу действий, снова пополз в сторону «Мести…».

— Э-э, нет! — я взлетела на мостик и впервые в жизни вцепилась в шершавое дерево рулевого колеса. Оно провернулось по велению моей руки — и к облегчению, столкновения удалось избежать: «Жемчужина» легла на прежний курс. На востоке светлело, что облегчило битву. Край солнечного диска выплыл из-за горизонта. Он подсветил расстояние между двумя парусниками — хочешь не хочешь его уже не пересечёшь на канате. Взгляд прошёлся по палубе. Не одного воинственно настроенного человека не попало в поле зрения. Враги сдались — все, кроме одного. Но и его сопротивление скоро прекратилось — Джек сделал подсечку ногой, и Барбосса, не удержавшись на протезе, завалился назад. Ему в горло взглянула сабля Воробья.

— Ты проиграл, приятель. — Джек засветился коварной усмешкой.

Гектор попытался встать — неуклюже, как перевернувшийся жук. Обезумевший взгляд серых глаз прошёлся по палубе «Жемчужины» и затормозил на оппоненте — он будто не мог поверить в возможность своего проигрыша.

— Посмотрим.

И он сиганул за борт. Я удивлённо моргнула, наблюдая, как макушка Барбоссы всплывает над водой, как неуклюже он дёргает деревянной ногой в волнах, и как ему на помощь устремляются двое матросов.

— Да-а! — дружно взревели над «Жемчужиной». В воздух полетели шляпы.

— Мы победили! — вскричала я, присоединяясь к общему ликованию.

— Не думаю. Он не отстанет, — качнул головой Джек. — Забыла про их главное оружие?

Меня прошибла дрожь. Мысль о том, что едва «Месть…» повернётся к нам носом, в «Жемчужину» прилетят огромные снопы греческого огня, повергла в ужас.

— По местам! Ничего ещё не закончено! — объявил Джек, разворачиваясь и хватаясь за штурвал. По палубе снова забегали.

Взгляд заскользил по округе, пытаясь найти зацепку, ухватиться за что-то важное. «Месть королевы Анны» разворачивалась. Ветер доносил отголоски приказов, и их манера оставляла нам желать лучшего. Взгляд коснулся белого пятнышка невдалеке. Я подалась вперёд: восходящее солнце золотило волны, вспенивающиеся около отмели. Белёсая полоса песка просматривалась сквозь нежную морскую лазурь, и волны, встречая на своём пути такую преграду, подпрыгивали ввысь и рассыпались множеством пенных брызг, переливающихся золотом на фоне зари. Посередине песчаной косы виднелся провал — кажется, достаточно широкий, чтобы мог проскочить фрегат.

— Джек, там отмель! — я дёрнула капитана за рукав и указала за борт. Воробей устремил сосредоточенный взгляд по направлению моей руки.

— «Месть королевы Анны» крупнее, чем «Чёрная Жемчужина», значит и осадка у неё больше, — пожал плечами Гиббс, стоящий за плечом своего капитана. — Может, сумеем проскочить.

— Можем попробовать загнать их на мель. Что скажешь, Джек?

Воробей потёр рукоять штурвала, крепче хватаясь за него. Решительный взгляд приправился столь же решительным голосом:

— По местам, живо! Курс на отмель!

Я выдохнула и одновременно пустила на лицо улыбку.

— Давай кэп, — я ободряюще хлопнула его по плечу и побежала к бакштагам. Джек перехватил руль и кивнул Гиббсу.

— Брасопь реи к северо-востоку! Ставь паруса! Идём в фордевинд!

Гиббс вторил приказы капитана, а матросы, почувствовав, что дело ещё не закончено, снова загорелись боевым духом. Я взлетела на полубак. Отмель тянулась длинной белой полосой — потом резко прерывалась, примерно настолько, что может проскочить корабль — а потом снова вырастала из воды. Чем ближе мы были, тем красноречивее вопил внутренний голос: «Слишком маленькое расстояние! Не проскочим!». Вся ответственность легла на плечи Джека — теперь всё зависело только от его мастерства — но даже я, уверенная в профессионализме капитана, испытала сомнение, возможно ли выверить курс до миллиметра и вписаться в такой крохотный пролив на таком огромном корабле?

Но, вероятно, это как вождение автомобиля — ты умеешь чувствовать габариты своей машины, так и капитан чувствует свой корабль, словно собственное тело. Я напряжённо вцепилась в просоленный трос и перегнулась через борт. Взгляд метнулся в сторону: за кормой «Жемчужины» «Месть…» почти легла на обратный курс, и пушечные порты на носу фрегата открывались.

— Сейчас пальнёт! — истерично заорала я.

Джек кинул взгляд назад, рассчитывая расстояние, и, очевидно, пришёл к выводу, что надо ускориться:

— Крепи бинет! Нам нужно выжать максимальную скорость из парусов.

Пока воображение красочно рисовало как огонь сносит акростоль, накидывается на мачты, как паруса ходят ходуном и плавно опадают на горящую палубу, к нижним шкаторинам привязывались добавочные парусные полосы — настолько широкие, что перегораживали солнце. Джек шёл на огромный риск: добавочные паруса заметно сократили угол его обзора, и он мог ориентироваться только по бакборту и ширборту, чтобы вписаться в крохотный пролив. Более того, на крупной скорости сделать это стократ сложнее. Я прошла мимо фальшборта. Одна из тонких нитей напряжения в душе опала: расстояние меж двумя кораблями увеличилось настолько, что огненный выстрел не достигнет, но, если «Жемчужина» встанет на мель, расстояние сократится в два счёта, и Барбосса поспешит выпустить на нас ненасытные клубья огня.

— Давай же! Давай! — шептала я ни то капитану, ни то кораблю, поглаживая тёплое дерево планшира. В душе все замерло. Под дном заскрежетало. Я перегнулась через борт так, что едва пятки не засверкали над головой. Мимо борта проплывала белая полоса песка. Считанные сантиметры отделяли ее от ватерлинии «Жемчужины». Волны растекались от форштевня плавными линиями, и было видно, как клубится в них растревоженный песок вперемешку с обрывками водорослей и тины. Взгляд устремился параллельно бушприту. Глаза шокировано расширились.

— Джек, разворот! — завопила я. — Влево, Джек!

В считанных метрах от нас ущелье в отмели делало резкий поворот. Длинная дрожащая тень от бушприта уже лежала на песчаной косе — но капитан крутанул штурвал — так быстро, как только можно было. Настолько сильно, что палуба дала крен, корабль склонился на бок, делая непозволительно резкий разворот.

В борт ударило. Палуба дёрнулась, меня едва не подкинуло в воздух. Побелевшие пальцы отчаянно вцепились в трос. Секунда — и новый удар о каверзную отмель. Корабль дёрнулся, и тело по инерции влетело в фальшборт. Я стукнулась о него спиной, отчего перехватило дыхание. Это лавирование можно было сравнить с шагом по лезвию: во-первых, такие развороты грозили опрокидыванием судна, а во-вторых, берега безжалостно царапали дно.

Новый поворот. Меня откинуло от фальшборта. Я распласталась у грот-мачты и поползла на четвереньках. Поднялась, но неверные ноги понесли меня к противоположному фальшборту, на который кренилось судно. Под животом появился планшир, и я, выпучив глаза, вцепилась в него. Прямо под фальшбортом разверзлась бурлящая пучина воды и песка. Оставалось совсем немного — несколько метров. А пока «Жемчужина» проходила через них, «Месть…» выровнялась и устремилась следом. Огнестрельные оружия ощетинились на носу судна, и расстояние стремительно сокращалось. В этот момент «Жемчужина» совершила финальный кульбит — и последние сантиметры отмели проплыли мимо. Корабль непривычно легко лёг на волну и почти физически ощутилось, что киль перестал скрести по дну.

И следом за шумом свободной, ничем не ограниченной волны, затрещало дерево. Взгляд перескочил за корму — «Месть королевы Анны» с размаху налетела на мель. Форштевень вспахал песок, волна разбилась миллионами струй у его основания. Паруса дёрнули судно вперёд, но так как киль зарылся в дно, корму корабля повело вбок. Дерево хрустело надрывно — корабль стонал, стонали и люди. На фоне покосившегося корпуса носились человеческие фигурки, и казалось, будто они неосознанно толпятся на одном месте, как крысы в клетке. Мачты рассекли небо, наклоняясь вбок. Скрипящий стон дерева прекратился, когда борт наткнулся на песчаную преграду — и корабль замер, накренившись над песком.

Сердце сорвалось с цепи и забилось живо, быстро как никогда. В лёгкие забрался порыв влажного ветра, а слуха коснулось робкое «Ура? Ура!»…

Матросы подхватили клич, подхватила и я.

— Ура! Ура! Да здравствует капитан! — я вскинула руки к небу, будто подбросила воображаемую шляпу. Джек стоял неподвижно, сжимал штурвал и глядел прямо перед собой. Наконец, его лицо покрылось светом улыбки. Он облокотился о перила мостика, гордо выпрямился и с наслаждением наблюдал, как в его честь возносятся похвалы. Я зааплодировала, как обычно аплодируют пилоту после удачной посадки самолёта. Мою идею быстро подхватили, и гром аплодисментов стучал над нашей «Черной Жемчужиной».

— Они остались с носом! А-ха-ха-ха! — Хоггарт ткнул пальцем в севший на мель галеон, вызывая новую волну триумфа.

Джек обернулся. Его рука стащила с головы шляпу. Кэп ловко запрыгнул на руслень и взмахнул треуголкой.

— Счастливого вам отдыха, личинки русалочьи!

Как же я хотела быть мухой на фальшборте «Мести…», чтобы видеть лицо Барбоссы!

— По местам, черепахи морские! «Жемчужина» — наша! Идём полным ветром!

Я ещё долго не могла унять дрожь в коленях. Когда оцепенение отступило, и я могла шагать без риска распластаться в ногах матросов, я взошла на мостик.

— У меня нет слов. — Я тронула Джека за руку, на губах засветилась искренняя улыбка. До сих пор в голове не укладывалось, что такие пируэты, на такой махине и с таким ограниченным углом обзора, вообще возможны. — Я не знаю, что сказать, но, уверена, ты и сам понимаешь, какой бы восторг я хочу выразить.

Он моргнул и качнул бровями, мол, не надо восторженных речей. Я считала иначе: восторженные речи это самое малое, что я могла сделать в благодарность. Моё уважение к капитану взлетело до небес: я всегда знала, что он может всё, но, чтобы совершать такие трюки нужно быть как минимум богом своего дела.

— Это было великолепно! — с жаром выкрикнула я.

— Надеюсь, то же самое ты скажешь, когда мы достанем Амулет.

Я в ступоре моргнула, осознавая смысл. Понимание навалилось ледяной волной, окатило с головы до ног и оставило в голове странную пустоту. Пустоту, в которой одинокой пылинкой летало осознание: перед нами больше нет никаких преград. Мы в шаге от главной цели, которая руководила нашей жизнью многие месяцы поисков, авантюр, битв, ограблений и ситуаций на грани жизни.

— Курс на Исла-дель-Диабльо? — я проглотила ком ледяного спокойствия и подняла тяжёлый взгляд на Джека.

— М-м… Почти, — уклончиво ответил он.

— Почти?

— Именно. Погляди вокруг! — Джек очертил рукой дугу. Я повиновалась. В поле зрения попали переломанные снасти, кровавые пятна на половицах, оружие. Я подняла взгляд на Джека.

— И?

— Мы беззащитны. Битва истратила последние ресурсы: нет ядер, в трюме нет пороха. В таком виде не то, что на рискованную миссию идти — из гавани выйти нельзя!

Я нахмурилась.

— Будем заходить в порт?

Джек щёлкнул крышкой компаса.

— В нескольких сотнях миль отсюда есть островок — чуть ли не единственный на весь Мексиканский залив. Во всяком случае среди обитаемых — уж точно. — Компас вернулся на его пояс. — Быстро запасёмся всем необходимым — и за Амулетом!

Я не совсем понимала свои чувства: с одной стороны, с души свалился груз: встреча с «супербоссом», которым являлся Остров Дьявола, страшила, и возможность её отсрочить радовала. С другой же стороны затеплилось противоположное желание: как можно скорее отделаться и пройти последнее испытание, чтобы оно осталось лишь серым воспоминанием. Но несмотря на множество рассказанных легенд об дьявольском острове, о себе давала знать наивная и слишком детская надежда: «Может быть, это всё сказки, и нет ничего дьявольского в этом месте, и весь поиск Амулета пройдёт быстро, просто и скучно?»

…По расчётам Джека, мы должны были прибыть на островок завтрашним днём. А пока море растянуло перед нами широкую полосу сверкающей лазурной глади, я первым делом отправилась в свою каюту — внутренний голос кричал о необходимости проверить, все ли вещи на местах. К счастью, когда я ввалилась на порог, всё было точно так же, как тогда, когда я последний раз покинула каюту, будто временные владельцы и не подозревали о существовании этого помещения. И поэтому первым делом я решила сменить грязную вонючую одежду на новую.

Успокоившись по поводу того, что мисс Тич не присвоила себе какой-либо из моих комплектов одежды, мысли зацепились за ещё одну чертовски важную тему: Анжелика. Теперь, когда сложная операция по возвращению «Жемчужины» законным владельцам была позади, очевидный факт ощутился как контрудар: «А ведь Анжелики не было на борту. Ни на „Мести…“, ни на „Чёрной Жемчужине“. А когда Джек попытался узнать у Барбоссы о причине её отсутствия, последний очень ловко ушёл от темы.» И теперь, со стороны, снова и снова прокручивая ленту воспоминаний, я всё больше была уверена, что Тич ни за что не упустила бы удовольствия поглумиться над Джеком, угодившим за решётку своего же корабля. Чтобы Анжелика, зная о фееричном проигрыше Джека, не спустилась в карцер и не поиздевалась? Да легче поверить в то, что можно пересечь океан на черепахах, чем в это!

Цепочка логических рассуждений прервалась на причине её отсутствия. Это не прельщало Барбоссу, ведь если бы это была часть его плана, он обязательно похвастался этим. Выходит, он ушёл от ответа, так как исчезновение Тич было для него ущемляющим фактором, или же он просто не знал, куда она делась.

Я выронила из рук запасной комплект одежды и приросла к полу. «Анжелика предала Барбоссу и смылась, добившись своей цели!» — заключил внутренний голос. Меня будто водой окатили. И даже мотив её сотрудничества с Барбоссой стал понятен. Он требовал лишь подтверждения — подтверждения, которое можно получить очень легко. Которое можно получить в капитанской каюте.

Я вывалилась из комнаты и понеслась на палубу. Деревянный настил отозвался глухим стуком под сапогами, и вероятно, матросов смутила девица, бегущая сломя голову через судно.

Я была в метре от дверцы под капитанским мостиком, когда периферическое зрение уловило точку на горизонте. Я резко затормозила — едва искры из-под сапог не посыпались — и обернулась к морю.

В отдалении, подсвеченный лучами восходящего солнца, чернел корабль. Воздух встал поперёк горла и озноб пробежался по коже. Это судно я бы узнала из тысяч. Болотно-зелёные драные паруса безжизненно обвисали, будто не чувствовали ветер, будто он проходил сквозь них. Но несмотря на это, дырявый замшелый корпус тяжело полз по воде, с натугой переваливался по волнам. Изъеденные гнилью мачты царапали небо как костлявые пальцы мертвеца. И не надо увидеть надпись на борту, чтобы догадаться о названии грозного галеона. Именно он периодически попадался мне на глаза, когда глядела на горизонт. Именно он преследовал меня навязчивой галлюцинацией. И даже когда я с берега видела, как это судно стоит борт о борт с «Жемчужиной», никто из матросов, включая Джека, не обмолвился о нём ни словом, словно его и не было. Последнее время судно перестало попадаться на глаза, чем приносило немыслимое облегчение. Но стоило мне окончательно решить, что это происходило лишь в моей голове, как «Летучий Голландец» снова возник на горизонте. Только теперь был стократ ближе к нам, чем прежде.

— Джек, ты его видишь? — я дёрнула кэпа за рукав, заметив, что его взгляд устремлён в ту же сторону. Не важно, что раньше он не замечал призрачный галеон: я устала держать при себе свою галлюцинацию, и уже плевать, что капитан может решить, что у меня развилась новая стадия шизофрении. Но едва мы с Джеком соприкоснулись взглядами, у меня перехватило дыхание: он всё видел. В чёрных глазах не было насмешки, а лишь смятение. У меня за спиной будто выросли крылья — я так и знала, что это не галлюцинация! Мгновение — и мы с кэпом синхронно устремили взор к горизонту. Крылья за спиной обломились. «Голландца» уже не было. — Чёрт! — я пнула выпирающую из палубы доску и отвернулась. Прямой взгляд снова коснулся горизонта. Я буквально почувствовала, как расширились зрачки: «Голландец» снова был на горизонте, только теперь с другой стороны от судна.

— Вон он, Джек! — я возбуждённо дёрнула Воробья за руку, ткнула пальцем в горизонт и кинулась к фальшборту. Врезалась ладонями в планшир и перегнулась через него, напрягая зрение до микроскопической точности. Что первым бросилось в глаза, так это то, что «Голландец» стал ещё ближе, и уже можно было разглядеть резные пушечные порты и носовую фигуру. Я боялась моргнуть, чтобы не спугнуть видение, и вскоре глаза защипало, выступили слезинки. На плечо легла тяжёлая рука в перстнях.

— Оксана… — серьёзно прозвучало над ухом. Я в запале обернулась к Джеку. Его озабоченный взгляд прошёлся по мне оценивающе, будто изучающе.

— Только попробуй сказать, что ты его не видишь! — прошипела я и вспыльчиво ткнула пальцем за борт. Джек не развернулся, так и продолжил стоять прямо лицом ко мне, лишь глаза его сместились вбок, к горизонту. Напряжённое лицо и хмурые брови не могли означать чего-то конкретного: то ли он искренне пытается разглядеть в лазурной дали призрачный корабль, то ли взаправду видит его.

Повинуясь голосу разума, я вновь обернулась к морю. Рассерженный медленный выдох вырвался из груди — горизонт был чист.

— Он был там, — выразительно пробасила я. Джек повёл плечами, мол, не спорю, и отпустил меня, собираясь уйти. Я хотела разочарованно взвыть — жаль, луны не было, поэтому лишь возвела взгляд к небу. «Ты сходишь с ума, подруга», — констатировал внутренний голос. «Уже давно сошла», — саркастично отозвалась я в ответ.

И вдруг, подобно урагану, в считанных метрах от противоположного борта вода взорвалась оглушительной бурей брызг и пены. Гигантская стена буйной воды взмыла ввысь, на палубу хлынул поток. «Жемчужину» качнуло, я завалилась назад — благо под спину попал фальшборт, и я вцепилась в него до побеления пальцев. Воздух взорвался возгласами ужаса, кого-то опрокинуло с ног. Когда вода схлынула, я издала приглушённый вопль. Колени нервно дрогнули.

В считанных ярдах от «Жемчужины» стоял «Летучий Голландец». И хотя я имела представления об эффектном появлении корабля из-под воды, встреча лицом к лицу с этим явлением повергла в шок. Теперь я не сомневалась, что это происходит наяву: возбуждённые матросские голоса и обнажённые сабли красочно говорили о том, что это не только в моей голове. Матросов обуяла паника вперемешку с готовностью дать отпор. Только Джек стоял по стойке смирно, настороженно, и, кажется, не двинулся с места с момента «всплытия» призрачного галеона. Он чего-то ждал: вероятно, первых шагов к началу переговоров, или, хотя бы движения на «Голландце», а поэтому просто напряжённо вглядывался в него: наблюдал, как с бортов, сквозь шпигаты, через пушечные порты, струятся ручьи, как палубу орошает капель с качающихся парусов, как вода обтекает плесень, тину и ракушки. Одним словом, вид «Голландец» имел пугающий. Если сравнивать корабли с живыми существами, этот уже давно мёртв. От него даже веяло могильным холодом, и костлявый корпус судна напоминал труп, пролежавший в могиле не первый год.

— Не симпатичное зрелище, — заметила я.

— Я бы сказал, омерзительное, — добавил Джек.

Спустя время на «Голландце» появилось движение — матросы возникали на палубе как из воздуха — отделялись от переборок, отслаивались от мачт, отлеплялись от бортов. Облегчение принёс тот факт, что они выглядели более-менее человечно, хотя их кожа имела синевато-зелёный оттенок, а местами их тела всё-таки приукрасились лёгкой порослью ракушек. И среди них, как истинный король, появился Уилл: новый капитан «Летучего Голландца» спокойно вышагал из мрачных рядов своей команды. Его походка была тяжела, будто он нёс на плечах целую гору, а взгляд казался неживым, холодным и прозрачным. Вместо левой брови из его лица выпирал стройный рядок коротеньких кораллов, а с другой стороны, по линии подбородка вперемешку с волосками аккуратной бородки торчали маленькие ракушки каких-то моллюсков. В его мокрых чёрных волосах появились зеленоватые пряди. Когда Уилл взялся за канат и натужно перелетел на борт «Жемчужины», я разглядела, что тина вовсе не вплетена в его причёску, а растёт из головы вместе с волосами. Выходит, Уилл не всегда по чести выполнял свою обязанность перевозить души погибших в море, и это начало сказываться на внешнем виде. Уильям Тёрнер — когда-то красавец — теперь отпугивал, и всё же в нём до сих пор было нечто притягательное — и даже некая жалость просыпалась в душе при виде бессердечного капитана.

— Уилл! Рад видеть, дружище! — распахнув руки в приглашающем жесте, Джек зашагал ему навстречу. — Ого! Похоже, работёнка тебя обременяет, — и в смятении остановился, оглядывая изменившегося Тёрнера.

— И я решил повидать того, кому этой работой обязан, — Уилл говорил сухо, без эмоций, только голос его звучал так, будто в нём сконцентрировалась вся тоска, что есть в мире.

— Да брось, лучше так, чем мёртвым!

— Джек. Нам надо поговорить и обсудить наш договор.

Пока Уилл и капитан Воробей завязали беседу, я вспомнила, зачем вышла на палубу. Не особенно желая глядеть на жутковатый корабль и его не менее жутковатых обитателей, я попятилась под мостик и нащупала дверную ручку. Прошмыгнув в капитанскую каюту, закрыла дверь и навалилась на неё спиной. Едва я спряталась в каюте Джека, исчезло маленькое щекотливое чувство, мешающее вздохнуть спокойно. И, не сомневаясь, что Джек с Уиллом вот-вот объявятся на переговоры в каюту, кинулась на поиски нужной вещи. Я хлопала ящиками, шуршала в сундуках, шарила в шкафах и продумывала дальнейшие действия: уверена, что Джек попытается снова скрыть от меня свои свой сговор с Уильямом, поэтому вместо того, чтобы пускаться в тщетные уговоры, мол, расскажи мне свою тайну, лучше узнать всё из первых уст — в конце концов, мне не привыкать подслушивать и подсматривать!

Наконец, под руку подвернулась нужная шкатулка. Я спешно откинула крышку и с замиранием сердца не увидела внутри неё искомого. Листок с первой частью координат, насколько я видела, Барбосса клал именно сюда, но теперь, когда его не было, моя догадка подтвердилась: Анжелика украла его! И сбежала с «Жемчужины», после чего, наверняка, тоже наведалась к Стивенсу-младшему за второй частью координат! А теперь же в этой шкатулке лежала лишь знакомая мне синяя книжка, которую когда-то Джек положил сюда вместо дневника Розы Киджеры. Я перелистнула несколько страниц и похабно захихикала, глядя на порнографического характера текст и картинки.

Фантазируя, как сообщу кэпу свою догадку, а также представляя, какой восхитительный скандал устрою ему за то, что он всё это время сотрудничал с Уиллом, а мне врал, что не видит никакого мелькающего корабля за бортом, я услышала тяжёлые, хлюпающие шаги совсем рядом. Спохватившись, закусила губу, вернула книжку и шкатулку на место и забегала по каюте в поисках укрытия. Взгляд упал на большое расстояние между полом и кроватью, и я галопом кинулась туда. Плюхнулась на пол, и извиваясь подобно гусенице, заползла под койку. Здесь меня встретила вековая пыль, покатывающаяся пустая бутылка, а также — я не сдержала презрительной усмешки — какой-то кружевной предмет женского белья кокетливого вида, забытый одной из капитанских подружек.

Взвизгнула дверь. Я замерла. Сквозь щель из-под кровати было видно только ноги вошедших Уилла и Джека. В полном молчании они прошествовали за стол.

От пыли засвербело в носу. Я с ужасом уловила позывы к чиханию и зажала нос, яростно сдерживаясь, чтобы не разразиться громким «Апчхи!», и не выдать своё присутствие. Зазвучал звук струящейся жидкости, а потом по столу стукнула кружка.

— Сомневаюсь, что ты согласишься выпить, поэтому достал всего одну чарку, — беззастенчиво объявил Воробей.

— Зря, — мрачно отозвался Тёрнер и залпом опрокинул содержимое чарки себе в рот — вряд ли живого мертвеца горячит ром — скорее, сделал он это, чтобы опровергнуть слова Джека.

— Что ж! — подождав, пока Уилл вернёт чарку, Джек наклонился над столом. — Вижу, ты следил за нами всё это время. Скользил за бортом, как ангел-хранитель.

— В этом была необходимость.

— Думал, я скроюсь и предам тебя? Какое унизительное замечание!

— Джек, — мрачно и укоризненно проговорил Уилл. — Ты действительно хочешь обсудить, почему я не доверяю тебе?

— Ты не находишь странным заключать такие серьёзные сделки с тем, к кому у тебя нет доверия?

— Просто я знаю, что ради того, чтобы твоя «Жемчужина» снова не вернулась на дно, ты пойдёшь на всё, — в голосе Тёрнера впервые появились нотки улыбки. Джек посчитал разумным промолчать. Вместо ответа в чарку снова полился ром. — Итак, — медленно произнёс Уильям, принимая в руки хмельной напиток. — Надеюсь, наш уговор в силе? Всё нужное у вас?

— Если бы ты принял участие, а не наблюдал со стороны, всё нужное было бы в наших руках намного раньше, — заметил Джек. Однако Уилл уловил суть:

— Выходит, у вас.

— У нас, — подхватил капитан. — И не без помощи твоей златовласой зазнобы. Когда я виделся с Элизабет, она… кхм… упоминала, как скучает по тебе.

Я слушала беседу, открыв рот, а после того, как разговор ушёл в это русло, осторожно высунула нос из-под кровати. Взгляд Уилла подёрнулся пеленой и устремился куда-то сквозь Джека. Словно зачарованный, он повторил со вселенской тоской в голосе:

— Ты. Виделся. С Элизабет…

— Ага, — беззастенчиво закивал Джек, прикладываясь к бутылке. — Но вот что, Уильям. Я передумал и предлагаю альтернативу. Вместо амулета ты получишь это, — в руке Джека появился золотой медальон, украденный на острове аборигенов. — На эту вещицу можно долго жить. Хотя, тебе это и так обеспечено, — заметил он, чем вызвал неодобрение на лицо Уильяма. Джек тряхнул медальоном, и он маятником закачался на цепочке. — Не суть. Ты можешь продать этот медальон за огро-о-омные деньги, потом махнуть в Новый Орлеан и там заказать услуги какой-нибудь симпатичной ведьмочки, чтобы она сняла с тебя проклятье «Голландца».

— Ты думаешь, я не пытался ходить к тем, кто называет себя колдунами? Думаешь, не пытался снять проклятие у них? Теперь я не верю шарлатанам. А такую, как Тиа Дальма, мне не найти. Я на эти условия не согласен.

— Подумай ещё раз, — Джек положил медальон в ладонь Уильяма и сжал её. — Этот медальон стоит столько, сколько тебе и не снилось, смекаешь?

— Нет! — Уилл резко подскочил и швырнул медальон в лицо Джека. Тот отшатнулся и попытался поймать драгоценность, но та выпрыгивала из его рук, как горячая картошка. Уилл не утратил аристократичных манер и терпеливо дождался, когда Воробей наконец ухватит медальон за золотую цепь, и только тогда продолжил: — Нет, Джек. Мне нужен Амулет. Позабыл про своё обещание? Я сойти на берег не смогу ещё много лет. Поэтому всё в твоих руках. Или тебе не дорога твоя «Жемчужина»? Забыл, как просил меня поднять её со дна?

В Уилла устремился взгляд, полный раздражения. Джек искривил губы и сдвинул брови, будто вместо Уильяма перед ним находилась нелитературная субстанция. Только я со своего ракурса могла видеть, как руки Воробья под столом сжались в кулаки.

Я же в свою очередь чувствовала себя, как только что родившийся ребёнок, который в утробе матери не подозревал, что вокруг него существует огромный мир. Этот диалог перевернул всё моё представление о реальности. Раньше мне представлялось, что момент, когда мне станет известна цель поисков Амулета, будет пафосным и ярким, и сложно было поверить, что это произойдёт под кроватью. А ещё сложнее поверить и осознать, какова эта цель.

Несколько секунд Джек потратил на внутреннюю борьбу, после чего, наконец, с огромным трудом выдохнул:

— Я всё сделаю.

Тёрнер удовлетворённо кивнул. Не прощаясь, не говоря ни слова, он задержал взгляд на Джеке и прошагал к порогу каюты. Воробей не двинулся с места, пока за спиной Уильяма не хлопнула дверь. И, едва тот скрылся, я выкатилась из-под кровати:

— Так! Будь добр всё объяснить! — Джек уставился на меня как на привидение. Я беззастенчиво отряхнулась от пыли и встала перед Воробьём, скрестив руки на груди. — Впрочем, нет! Я и сама всё поняла. Это Уилл заставил тебя искать Амулет. А если не найдёшь, пообещал утопить «Жемчужину»! Ты всё это время не признавался в этом мне, потому что считал позорным, что тебя заставили искать Амулет!

Джек неприязненно поморщился, словно ему было противно сочетание слов «тебя» и «заставили».

— Нет. — Жёстко и холодно процедил он сквозь зубы, надвигаясь на меня. — Это было не заставление, а сделка. Незадолго до твоего появления «Чёрную Жемчужину» утопили во второй раз. И я во второй раз заключил сделку с капитаном «Летучего Голландца», благо, что с Уиллом, а не с тем осьминожкой. Только условия были другими, чем в прошлый раз: Уильям, силой, данной ему должностью капитана «Голландца», поднимает мою «Жемчужину» со дна, а я в оплату за это достаю для него Амулет Ротжета. Амулет должен помочь ему избавиться от проклятия и вернуться на берег к своей цыпочке. И только в случае, если я нарушу уговор, он вернёт «Жемчужину» на дно. Именно поэтому я ищу Амулет. Для Уилла. Для «Жемчужины». А почему же я тебе об этом не говорил? Ха-ха, вовсе не потому, что считаю позорным заключать сделки ради того, чтобы сохранить свой корабль на плаву. А потому что мне не нужно было, чтобы ты искала встречи с Уиллом и пыталась изменить условия. Одним словом, чтобы не натворила глупостей и не лезла на рожон.

— Но я ведь лезла, так? — грустно улыбнулась я. Печальный взгляд устремился за оконное стекло. «Голландец» отходил в море. — И я знаю, если я совершенно случайно не оказалась бы под кроватью рядом с местом ваших переговоров, ты бы не раскрыл свою тайну даже сейчас. Боялся бы, что я буду тебе мешать!

— Боялся бы, что будешь пытаться всё изменить и в ходе попыток откинешься. А я не хочу брать грех на душу за смерть милой дамы.

— Спасибо, Джек! — максимально язвительно выплюнула я, прежде чем покинуть каюту. Однако, вылетая за дверь, я не понимала своих эмоций: в глубине души разлилось приятное тепло: косвенным образом выяснилось, что Джеку не всё равно на мою жизнь. Быть может, последняя фраза была наигранной — всего лишь отмазкой — но отмазкой, вызывающей улыбку и желание в неё верить.

К вечеру следующего дня мы достигли суши. Городок, который едва можно было назвать этим словом, казался игрушечным и будто бы выцветшим. Редкие огни в рассеянном порядке рассредоточились по улицам, и светились тускло, как будто сквозь туман. Совершенно одинаковые, жмущиеся друг к другу серые домики выглядели бумажными — словно архитектор складывал оригами, а потом просто свалил все поделки в одну кучу. Со всех сторон к городу жался лес, будто пытался вытеснить со своей территории незваного гостя. И этот единственный на многие мили кусочек цивилизации словно находился в коматозном состоянии: нищета и уныние тяжёлым запахом висели в воздухе, а безлюдные серые улицы были будто бы погружены в сон. Во всяком случае, именно такое впечатление сложилось, когда мы шагали по пропахшему морем и рыбой городу к таверне. «Мы» — это половина команды. Джек же с мистером Гиббсом и парочкой матросов отправились на рынок за необходимыми покупками.

Вопреки ожиданиям, таверна «Тихая Гавань» полностью соответствовала своему названию. В этой «Гавани» было уж слишком тихо для того, чтобы оно могло называться именем «таверна». От силы, занята была половина столиков — и то, с натяжкой. Поэтому, когда мы большой компанией ввалились внутрь, мы приковали к себе всё внимание: видать, здесь очень редко можно увидеть новые лица, да ещё в таком количестве. Голоса и заунывный писклявый мотив скрипки стихли, а пожилой грузный трактирщик, кажется, наоборот пришёл в восторг и поспешил выбраться из-за своего прилавка.

Разместившись, мы свели число свободных столиков к нулю. По живому блеску в глазах трактирщика можно было судить, что для него это настоящий фурор. Я устало приземлилась за столик у входа. В это место меня привлекло сразу несколько факторов: во-первых, хотелось посидеть в отдалении ото всех и погрузиться в свои мысли, а не мучиться в шумной компании матросов. Вторая же причина была более весомой: на этом столе была забыта полная чарка какого-то напитка. Плох тот пират, который не стремится получить вещь за даром, поэтому я нагло присвоила брошенный напиток себе. А ещё, потому что на покупку нового денег не имелось. Одним словом, вечер обещал пройти наискучнейшим образом.

Я сидела за на шершавой лавке, сложив руки на столе и водрузив на них голову. Чарка так и осталась нетронутой, и взгляд задумчиво скользил по неровностям на её корпусе. Первое время возбуждённые пиратские голоса мешали, но я автоматически включила в голове белый шум и пустилась в долгие раздумья — о Джеке, об его сотрудничестве с Уиллом, о том, успели ли Стивенсы добраться до Острова Дьявола быстрее нас, об Анжелике и мотивах её поступков. В результате долгих поисков самой логичной причины мне удалось связать два последних пункта вместе: что, если Анжелика работает на Стивенса, именно поэтому пыталась нам помешать, а смылась с координатами Острова Дьявола она только ради того, чтобы отдать их своему хозяину, Кристиану? Такие выводы выглядели правдоподобно, и я взяла на заметку рассказать о них лихому капитану.

За окном зашуршало, а по крыше раздался лёгкий стук. Взгляд устремился за оконное стекло: это был дождь. Своим появлением он сделал городок ещё мрачнее, а вечер ещё грустнее — будто пытался выжать из меня остатки настроения. И я развлекала себя тем, что делала ставки, какая капля воды стечёт с окна быстрее другой. Наблюдать за ручейками, стекающими по стеклу, нравилось с детства, поэтому я настолько абстрагировалась с этим занятием, что вздрогнула, когда скрипнула входная дверь и звякнул колокольчик. В тёплую таверну сразу же ворвался поток свежего влажного воздуха и навязчивый шум дождя.

— У-у, кэп! Идите к нам! — сгрудившиеся за соседним столиком матросы замахали руками. Взгляд перенёсся ко входной двери. Джек, стоящий на пороге, с профессиональной точностью оценщика обвёл взглядом таверну и шагнул внутрь.

— Поздравляю, господа! — Джек остановился прямо рядом с моим столиком, чем заставил меня недовольно отлепить голову от столешницы. — Мы пополнили запасы оружия и провизии. Завтра же выйдем в море — и прямиком за Амулетом!

Соседний столик взорвался нестройным криком «Ура!» в воздух взметнулись кружки, а Джек Воробей в свою очередь, подхватил с моего стола мою чарку и залпом осушил её до дна. Я в справедливом негодовании отклонилась назад. Внезапно мысли посетила гениальная идея. Внутренний голос разразился зловещим смехом. «Давненько мы не издевались над нашим кэпом…» — хмыкнул он. Я сразу же привела план возмездия в исполнение: брови поднялись «домиком», губы искривились и задрожали, а глаза налились искусственными слезами. Секунда взгляда в глаза капитану — и я уронила голову на руки и зашлась в громких, несчастных рыданиях. Вокруг стихло. Десяток изумлённых глаз уставился на меня и на крайне смятённого Джека. Брови Воробья сблизились, а его рука осторожно легла на мою дрожащую спину.

— Э-э… Милая, ты не переживай так, — произнёс осторожно, смутившись, будто боялся, что я сейчас накинусь на него с кулаками. — Было бы из-за чего рыдать. Сейчас тебе нальют за мой счёт! Эй, трактирщик, — капитан щёлкнул пальцами хозяину таверны, и снова склонился надо мной.

— Ты не понимаешь! — я оторвала голову от стола так резко, что едва не припечатала затылком нос Джека. — Я самый одинокий и несчастный человек на свете; я никому не нужна, и моя жизнь — одна сплошная душевная боль! Вдобавок, у меня сегодня был самый отвратительный день в жизни! Меня ограбили, избили, изнасиловали! И вот, я, наконец, решаю покончить с собой, но тут приходишь ты, и выпиваешь мой ЯД!!!

Воцарилась такая тишина, что единственным звуком стал визг тряпки о тарелку, которую по инерции вытирал трактирщик, с абсолютным шоком глядя на разверзшуюся ситуацию. Джек моргнул, отступил назад, покосился в пустую чарку, склонил голову на бок и нахмурился. Из матросской компании прилетело одинокое «я-якорь мне в ром», кто-то присвистнул. Все чего-то ждали, вероятно, признаков того, что яд подействовал. В глазах Джека появился нездоровый блеск, как при лихорадке: он был шокирован не меньше остальных, и, уверена, на несколько секунд его обуял ужас. Пока я не хлопнула по коленям и не разразилась смехом:

— О-ой, не могу! А-ха-ха! Купился! Ха-ха-ха-ха-ха! Купи-и-ился! — и от бешеного порыва согнулась пополам. Среди матросов недовольно загудели, откуда-то тоже донеслось подленькое хихиканье. Джек прирос к полу и возвышался надо мной, как хищник над жертвой. Я не могла остановить поток смеха. Взгляд подпрыгнул к капитанскому лицу, чтобы увидеть, какие эмоции вызвал очередной розыгрыш. Но вместо оттенков уязвлённого самолюбия, которые всегда забавно отпечатываются на капитанском лице, появилось странное выражение. Джек качнулся, будто потерял равновесие. Лицо исказила болезненная гримаса, губы слегка приоткрылись, будто капитану стало нечем дышать. Его почти неосознанный взгляд прошёл будто сквозь меня, сквозь команду. Кэп зашатался, опёрся о край моего стола, будто вот-вот упадёт, и тяжело, надрывно задышал.

— Э-эй, Джек! — испуганно просипела я, легонько коснувшись его руки. — Джек, ты чего…? — голос задрожал как у барашка, которого ведут на заклание.

Воробей издал звук, похожий на «А» и «Э» произнесённое одновременно, завалился назад. Глаза закатились — и он шумно рухнул на пол.

Мне будто пощёчину влепили. Шок молнией пронзил тело. Дальше слов было не нужно — я рухнула на колени рядом с капитаном и заистерила:

— Джекки! Джекки, что с тобой, Боже! — я легко похлопала его по щеке, прижалась ухом к груди, прислушиваясь к сердцебиению, вцепилась в его запястье, дрожащими пальцами нащупывая пульс. — Джек, миленький, что же ты… Врача! Кто-нибудь, врача!

Я не заметила, как команда сгрудилась вокруг меня и Воробья, загалдела, как Гиббс, расталкивая всех, принялся трясти друга за плечи, таким несмышлёным образом пытаясь привести его в чувства. И сквозь весь этот галдёж эхом пробился внутренний голос: «А ведь ты не знаешь, что было в этой чарке. Ты её просто нашла. Там действительно мог быть яд». У меня оборвалось сердце. Всё вокруг замедлилось, и воспринималось сквозь пелену. Душа как будто отделилась от тела: неожиданно для самой себя, я кинулась на Гиббса, который своими действиями делал только хуже, и подобно дикому разъярённому зверю взревела:

— Прочь! Уйди прочь! — и оттолкнула его от капитана, пугаясь собственного голоса — будто в меня вселился бешеный демон.

Я примкнула к губам Джека, вдыхая в них воздух. Несколько вдохов — и от искусственного дыхания я приступила к непрямому массажу сердца: крест-накрест сложила руки на его груди и принялась с силой надавливать. После этого снова набрала полные лёгкие воздуха и прижалась к губам Воробья, выдыхая всё до последнего, не жалея ни капли воздуха. Оторвалась от него и снова сложила руки на груди, но не успела надавить, как замерла, уставившись на лицо Джека. Я сразу заметила на нём едва уловимую перемену. Внезапно его тело содрогнулось и затряслось. Меня обуял новый приступ паники:

— Джекки, что же с тобой? — но, заметив на его лице появившуюся улыбку, внезапно поняла, что он просто смеётся!

Я оторопела и несмышлёно хлопнула ресницами, наблюдая, как беззвучный смех Воробья перерастает в оглушительный:

— А-ха-ха-ха! Ха-ха! Купилась! — передразнил он меня. Я шокировано наблюдала, как Джек заливается смехом, едва ли не катаясь по полу и показывая на меня пальцем.

— Я чуть с ума не сошла! Ты… Ты нормальный вообще?! — я с порывом забила его по руке, задыхаясь от возмущения.

— Один-один! — ухмыльнулся Воробей, принимая сидячее положение. — Это оказалось очень забавно, обращать против тебя твой же розыгрыш. Но искусственное дыхание мне понравилось.

— Ненормальный! — пропищала я, схватила его за грудки и впилась в его губы поцелуем — жёстким, требовательным и необходимым, чтобы почувствовать, что он жив, что он рядом. А когда оторвалась от его губ — не успел он отвесить очередную реплику — влепила ему звонкую пощёчину. Воробей отшатнулся и зашипел.

— Я бы сказал, что этого не заслужил, но не скажу, так как поцелуй был вполне заслужен.

Матросы протянули Джеку руки, помогая подняться — он опёрся на них, резво вскакивая; а меня одним движением за талию поднял мистер Бергенс. В руки сразу же сунули чарку рома — и мне и Джеку, после чего он поспешил объявить:

— Итак, господа, сегодня, двадцать пятого июня тысяча семьсот двадцать шестого года, я объявляю финальный раунд наших поисков открытым!

Чарки взметнулись вверх, расплёскивая красные капли хмельной жидкости. И только я замерла, глядя куда-то невидящим взглядом, а внутренний голос эхом повторил слова Джека.

— Двадцать пятое… — себе под нос выдохнула я.

— Что-то не так? — поинтересовался мистер Гиббс.

— Да нет, всё так, — я хмыкнула и глупо улыбнулась. Потом пожала плечами и подняла взгляд. Десяток вопрошающих глаз уставился на меня. Я кивнула своим мыслям и как бы невзначай добавила: — Сегодня мой день рождения.

Заявление было неожиданностью для всех, возможно, отчасти, потому что многие пираты давным-давно забыли дату появления на свет и редко её празднуют. Однако спустя секунду молчания зал залился весёлыми криками:

— О-о-о! За это надо выпить!

— Да-да!

— Поздравляем!

Я взметнула чарку в воздух.

— За то, чтобы мы удачно завершили нашу операцию! — провозгласила я и залпом осушила половину кружки.

— А я предлагаю выпить за одну очаровательную именинницу, которая к тому же великолепно целуется! — в свою очередь произнёс Джек. Матросы понимающе захмыкали, кто-то похабненько загоготал. Кружки снова стукнулись боками. Я привалилась к Джеку, заливаясь полупьяным смехом и едва не расплескала ром на его одежду.

— И сколько же лет, простите за невежество, исполнилось тебе, мисси? — склонившись к моему уху, прошептал мистер Бергенс. Я задорно вздёрнула подбородок:

— А как вы думаете?

Бергенс неопределённо повёл глазами.

— Двадцать. Если ты младше, тебе это польстит. Если ты старше, тебе это тоже польстит.

— А-ха-ха! Ну почти, — закивала я. — Прибавь к этому числу ещё три годика, и я скажу, что ты угадал.

Пока Бергенс с воодушевлением, по старой доброй традиции, дёргал меня за уши целых двадцать три раза, а матросы вели дружный счёт, трактирщик что-то восторженно обсуждал с парочкой посетителей, ненароком поглядывая в нашу сторону. Ещё бы! Такое шоу в этом скучном поселении редко можно было увидеть! Завтра им будет что рассказать собутыльникам.

Мы вернулись за стол дружной гурьбой, и на этот раз отвертеться мне не удалось — и я заняла почётное место во главе застолья. И пока со всех сторон на меня сыпались пожелания и комплименты, я самоотверженно вгрызалась в сочную куриную ножку, что так заботливо мне подали в качестве праздничного блюда. И, доедая последний кусочек под звуки пошленькой пиратской песни, пришла к закономерному выводу: «Пожалуй, это лучший день рождения в моей жизни!»

Этот вывод подтвердился, когда захмелевший Воробей качающейся походкой удалился на из-за стола на несколько минут, а потом непонятно откуда вернулся, и попросил:

— Закрой глаза, цыпа.

Я повиновалась и почувствовала холод цепочки на шее. Когда мне позволили их открыть, взгляд сразу же опустился вниз: у меня на груди висел роскошный золотой кулон в форме двух дельфинов, выпрыгнувших из воды. Из-под них свисали несколько золотых нитей, украшенных мелкими бусинами, а вместо глаз у дельфинов было два крошечных бриллианта.

— Ого! Какая красота! Ты сам купил это для меня? — я трепетно схватила кулон и подняла на Джека огромные горящие глаза.

— Нет. Но украл сам! — торжественно объявил Джек.

Я легко поддела его локтем и рассмеялась.

— Спасибо, Джек! Спасибо!

Веселье затянулось до глубоких сумерек. Заходящее солнце опаляло окошки охровым светом, и вечерняя заря дугой висела над домами, будто не хотела отправляться за горизонт следом за небесным светилом.

Матросы травили байки за бутылкой рома, кто-то самозабвенно храпел лицом в тарелке, кто-то решил покинуть таверну, а Джек что-то воодушевлённо рассказывал Гиббсу, приукрашивая свой рассказ пространственными жестами. Я же, подперев голову рукой, со счастливой улыбкой наблюдала сквозь окно за засыпающим городом. На душе было слишком тепло и светло, чтобы размениваться на мысли о предстоящей миссии, и поэтому я позволила себе смаковать красное вино, любуясь закатом.

В окне мелькнуло что-то чёрное. Я моргнула, чтобы убедиться в правдивости видения и — чисто из интереса — вгляделась в силуэт человека за окном. Тут же пальцы на чарке заледенели, а сердце замерло. Я оторопело глядела на то, как, оглядываясь по сторонам, крадущейся походкой, за угол сворачивает знакомая фигура человека в чёрном палаческом мешке на голове.

— Да ладно! — пискнула я, подскакивая с лавки. Ошалелый взгляд пронёсся по помещению в поисках Воробья. — Джек, там Тёмная Личность! — затараторила я, подлетая к нему.

— К-какая-такая Личность? Анжелика, что ли? — нетрезвым голосом прозвучало в ответ.

— Ну да!

— И что? Да Кракен с ней! Гиббс, а ты слышал что-нибудь о черепахах?

Я махнула рукой, и вприпрыжку понеслась прочь из таверны. Выскочив на улицу, поспешила нырнуть за угол следом за Тёмной Личностью. Адреналин прочистил мозги от опьянения, поэтому я даже не навернулась лицом в грязную лужу. По пустынной улице я бежала, полагаясь на интуицию: нельзя упустить Анжелику, которая неспроста оделась в палаческий наряд! Никогда ещё встреча с Тёмной Личностью добром не оканчивалась! И если Тич, после того как её тайну раскрыли, снова не побоялась нарядиться в костюм палача, значит, она задумала завершить свою расправу над нами. Хлюпая по свежим лужам, я достигла мрачного проулка, через который просматривалась соседняя улица. Повинуясь зову сердца, я свернула. Инстинкты самосохранения заставили сперва с осторожностью выглянуть из-за угла. Солнце садилось прямо над главной улицей, будто находилось на одной прямой линии с мостовой. Поэтому его лучи помешали разглядеть внешний вид пары десятков человек, сгрудившихся на площади впереди. Я отпрянула за стену, дыхание сбилось. Стоило выглянуть ещё раз, и удалось разглядеть лучше: Тёмная Личность стояла во главе отряда, и что-то серьёзно объясняла им. А двадцать человек в предвкушении потирали стволы мушкетов. Мушкетов, которые говорили о статусе людей сами за себя. Всё стало понятно ещё до того, как, прищурив до боли глаза, я смогла разглядеть алые одеяния людей. В душе всё оборвалось. Я попятилась, опрокинула ногой корзину сухих листьев, развернулась — и, вытаращив глаза, полетела обратно. Я петляла улицами, нещадно попадала сапогами в глубокие лужи, задыхалась от собственной скорости и мечтала упасть куда-нибудь в уголочек, чтобы отдышаться. Но вместо этого — самоотверженно скакала по длинной улице, прямиком до маленькой площади, на другой стороне которой высилось здание с вывеской «Тихая гавань». Я вихрем ворвалась внутрь таверны.

— Там…! Там красные мундиры! — с порога заявила я, показывая пальцем куда-то за спину.

Дух пьяного веселья испарился в мгновение ока. Пираты повскакивали, загалдели и похватались за оружие — упоминание о мундирах повергло их сначала в негодование, потом — в ярость.

— Погоди-погоди! Ты уверена, что в таком тихом городе вообще знают о существовании мундиров? — Джек оказался передо мной и его руки сурово вцепились в мои плечи.

— Да зуб даю! Я видела, их не меньше двадцати человек! И их ведёт к этой таверне Тёмная Личность!

Дальше объяснений не понадобилось. В трактирщика прилетел мешочек с монетами, и команда стремглав покинула таверну. Джек проклинал Анжелику всевозможными ругательствами, а я только и успевала, что скакать рядом с ним через препятствия в виде луж. Спрятаться в однотипном городе было практически невыполнимой задачей, а возвращаться на пристань — значило попасться в лапы к мундирам. Перед нами остался только один ориентир — как можно дальше от таверны. Судить о том, удаётся ли нам выполнить эту цель было трудно: одинаковые дома были раскиданы по городу в хаотичном порядке, и я не могла исключить предположение, что мы можем ходить кругами. Но я полностью положилась на матросское чутьё и способность ориентироваться на местности, поэтому лишь упрашивала всевышние силы не столкнуть нас лицом к лицу с охотниками по наши души. Но мольбы не были услышаны.

Стоило свернуть на широкий проспект, как в глаза бросилось широкое шевелящееся красное пятно на другом конце улицы. И эхом долетел возглас: «…вон они!» Я мелко задрожала, разворачиваясь на каблуках — и припустила назад, равно как и вся команда. Так как до встречи с заклятыми друзьями-мундирами мы с Джеком бежали чуть ли не впереди всех, то после разворота, наоборот, оказались в числе последних, что угнетало и навевало ощущение, будто погоня дышит нам в спину. Но обогнать всполошившихся матросов не было возможным, поэтому мне осталось лишь поспевать за хвостом отряда. Никто уже не разменивался на выбор пути — многие разделились, кто-то свернул не туда. Отчаянно не желая отстать, я жалась к последним рядам беглецов, то и дело наступая кому-то на пятки и получая локтем в плечо.

Голоса сзади подгоняли, как плети, и я с замиранием сердца думала, что в следующий миг вместо приказов остановиться, нас догонит стайка пуль.

Словно в ответ на проснувшиеся страхи, совсем рядом прогремело:

— Довольно! — и ощутимо грохнул выстрел.

В ушах зазвенело. Мир замедлился. Взгляд едва успел скользнуть левее, туда, где на краю соседнего проулка выросла подмога наших врагов — ещё один отряд красных мундиров — и на фоне этого зрелища предстала падающая на бегу фигура человека совсем рядом со мной. Полдюжины ярдов тело неосознанно пробежало по инерции, и только тогда я резко, боком затормозила, практически синхронно со всей командой. Взгляд остервенело метнулся назад и рассеянно выхватил на фоне двух приближающихся волн мундиров Джека, распластавшегося посреди мостовой. Он отчаянно пытался подняться — но простреленная нога подвернулась, и кэпа занесло набок. У меня оборвалось сердце. Но, даже снова упав на мостовую, он не сдался и на четвереньках пополз вперёд. Из-под него растекалась бордовая лужа крови, заполняющая расщелинки между камнями мостовой, и каждое движение усиливало кровотечение. С окровавленной одежды взгляд переметнулся к его лицу. Его безвыходный взгляд соприкоснулся с моим в тот момент, когда я кинулась обратно, за ним. Но две толпы красных мундиров настигли капитана одновременно, перекрыли от взора.

— Дже…! — не успело с губ сорваться отчаянное восклицание, как воротник врезался в горло: чья-то сильная рука потащила за шиворот прочь. Я едва смогла собрать заплетающиеся ноги и тщетно задёргалась, пытаясь вырваться из хватки. Царапалась, махала кулаками, ничего не видя перед собой кроме Джека в луже собственной крови, рвалась к нему, кричала, пока свои же матросы не заткнули рот. Упала, и несколько метров, причиняя жуткую боль, меня протащили по земле за ворот рубашки. Несколько поворотов сменилось перед глазами, и хлопнула дверь амбара. Меня затолкали внутрь, зажали рот и уронили на стог сена. Дверь закрыла от нас свет, и только несколько окошек под потолком освещали грязный земляной пол, насыпи соломы и загоны, из которых с любопытством выглядывали широколобые морды лошадей. Я тихо завыла и рванулась было к двери, путаясь в соломе и пачкая руки в земле. Но кто-то схватил за плечи и опрокинул на спину.

— Успокойся, слышишь?! — зашипел мистер Хоггарт сквозь зубы. Я прикусила губу до боли и пискнула обречённое «Там остался Джек!»

— Если вернёмся за ним, нас всех перебьют как слепых котят! — сплюнул Гренвилл.

Я в отчаянии поймала взгляд мистера Гиббса, но тот тяжело, с видным усердием покачал головой:

— Вспомните кодекс, мисс Оксана.

— Кодекс! — я всплеснула руками. — А если бы вместо него подстрелили вас, вы бы тоже так говорили? — я отчаянно заозиралась между печальными и серьёзными лицами: — Вы все с ума посходили! Джек столько для вас сделал! Он вас столько раз спасал! Это он вернул нам «Жемчужину»! Это он прошёл через отмель, чем сохранил наши жизни! В конце концов, вы регулярно пьёте за его счёт! И после этого бы бежите, бросив его, как трусливые крысы?!

— Да пойми, если бы мы вернулись, нас бы всех укокошили!

— Мисс, мы не бросим кэпа, мы попробуем сделать всё возможное, но для этого нужно выждать время. Иначе у нас не будет шансов.

Я прикусила губу до крови, забиваясь в угол и подгребая к себе сено.

— Ненавижу, — прошипела я сквозь зубы, сжимая в руках острые жёсткие стебли засушенной травы.

Я затравленным зверьком таращила глаза в темноту конюшни, бессмысленно слушала стук копыт, фырканье лошадей в денниках и редкое ржание. Над каждым загоном находилось своё окошко, и сквозь эти окна можно было судить о прошедшем времени. Сумерки сгустились, и лучи закатного солнца постепенно покидали конюшню. Я не могла ни о чём думать, кроме участи моего Джека. В воспоминаниях раз за разом прогонялся момент выстрела и отчаянный взгляд Джека. Я слишком хорошо знала, что королевские солдаты делают с пиратами. Ежели мы успеем его спасти до исполнения приговора, своё дело может сделать кровопотеря. Страх за его судьбу перекрещивался с лютой ненавистью к Анжелике, которая привела мундиров, и я красочно представляла, как вгоняю кинжал в её горло по самую рукоять.

Темнело. Дверь заскрипела, и я подняла измученный взгляд. Гиббс, придерживающий приоткрытую дверь, коротко и лаконично пояснил:

— Пойдёмте.

Из амбара мы выбрались, когда солнце уже затягивало свои последние лучи за горизонт. Я шла молча, подрагивая и стуча зубами от холода и перенапряжения. В памяти дорога до пристани не сохранилась. Забытье исчезло только когда перед ногами заблестела вода. Я моргнула и подняла голову: впереди расстилалось море, а совсем рядом был приглашающе перекинут трап с берега на «Жемчужину». Я замерла как вкопанная. В вечерней дымке тумана, подсвеченные скудными лучами, уходили к горизонту два корабля. Мышцы свело оторопью. Рука молча вытянулась по направлению к матросам. Они не сразу поняли, но потом кто-то положил на ладонь подзорную трубу. Я раскрыла её рывком, приставила к глазу и поджала губы. Линзы навелись на два судна — столь знакомых и ненавистных. Они уходили в сторону заката, а на их кормах, как насмешка, прощально виднелись названия: «Августиниус» и «Неудержимый». На сердце тяжёлым камнем легла безнадёжность. Я сильным, злобным движением схлопнула зрительную трубу и сжала её ствол в кулаке.

— Стивенсы… — прошипела я сквозь зубы и сплюнула в море.

Словно в ответ на это по трапу «Жемчужины» скатился молодой щуплый матрос — перепуганный, ошалелый и нервно подрагивающий.

— Расступись! — провозгласил он, расталкивая наш отряд, пока не остановился передо мной.

— Что случилось, парень? — Гиббс встряхнул его за плечо, но тот помотал головой. — Эй, что случилось?!

Матрос нервно сглотнул и затараторил:

— Я в-видел, как капитана Джека утащили на корабль… Меня хотели прирезать. Но потом… Там был мужчина. Он назвался Стивенсом. Он дал мне это и сказал передать лично вам в руки.

Я уставилась на протянутый мне листок бумаги, мельком глянула на горизонт — а потом с порывом выхватила его из рук матроса. Бумага никак не повиновалась дрожащим пальцам, и только с третьей попытки удалось её развернуть. Взгляд пробежался по строкам, и с каждым словом сердце проваливалось всё глубже, пока не угодило в глубочайшую бездну.

…Это был самый ужасный день рождения в моей жизни.