Когда пробили шестичасовые склянки, я была приглашена на камбуз. В маленькой корабельной кухне ютились миски, поварёшки, мешки с сухарями, солониной и фруктами, а также огромный чугунный котёл, в котором бурлила вода. Работа выпала не трудная — сдирать чешую с рыб и отдавать их коку, мистеру Бергенсу, который разделывал и подготавливал их к варке. Сперва корабельный повар был возмущён, узнав, что в изготовлении его кулинарных шедевров будет участвовать женщина — но возражения были бесполезны. Неумолимый капитан Воробей в ответ на все недовольства схватил со стола половник, вручил мне и перед тем, как оставить нас с коком наедине, предупредил: «Смотри, чтобы не пересолил». Мало-помалу кок успокоился, и позволил женщине принять участие. Но всё, что не касалось чистки вонючей рыбы, мне было делать не дозволено.
Мистер Бергенс, невысокий, но крепкий мужчина лет сорока пяти, производил впечатление знатока и любителя своего дела. Не верилось, что его кулинарные навыки вовсе не такие выдающиеся, как кажется на первый взгляд. Но стоило попробовать остатки сегодняшнего завтрака, я еле сдержалась, чтобы не выплюнуть их. Казалось, в каше соли было больше, чем крупы, да ещё и горьковатый привкус тухлятины… Сложилось впечатление, будто повар специально готовил какую-то отраву. Но вот сам Бергенс нисколько не сомневался в великолепии своих кулинарных навыков, а подтухшая каша казалась ему выдающимся шедевром кулинарии. Странно, что за подобные выходки он ещё не прогулялся по доске. «И как же матросы могут выживать на этом?» — недоумевала я. Хотя, ко всему можно привыкнуть. И мне придётся.
Кок оказался на редкость разговорчив. Расспросы о моей жизни не затихали ни на миг — а мне оставалось лишь вставлять в промежутки между его бесконечными словами краткое «да», или «нет»; а иногда отвечать простым кивком. Сознание требовало направить помыслы в нужное русло, собраться с мыслями, разложить всё по полочкам — а приходилось вслушиваться в нескончаемую болтовню Бергенса. Через некоторое время подобный досуг порядком надоел, и я автоматически включила в голове белый шум, погрузившись в столь нужные мне сейчас размышления, лишь иногда вставляла посреди матросского щебета не всегда уместное «угу». Опомниться пришлось только тогда, когда кок занёс над котлом солонку.
— Стой! — я немного грубовато перехватила его руку.
— Не лезь не в своё дело, женщина, — сухо возмутился повар.
— Не моё дело? Нет, Бергенс, как раз-таки моё! Капитан меня за этим сюда и послал. Сказал, что, если ты опять пересолишь, я по праву могу, — рука подхватила со стола поварёшку, — огреть тебя этим самым половником!
Пират замялся, в сомнении переводя взгляд с меня на половник, а с половника на кипящее варево. Наконец, под одобрительный кивок, неохотно протянул солонку. Всё-таки дисциплина среди пиратов не так безнадёжна, и кок не посмел ослушаться приказа капитана, даже несмотря на то, что это оконфузило матросское самолюбие.
— Так-то лучше, молодец, — я одобрительно похлопала его по плечу и осторожно посолила варящуюся рыбу. — Соль на корабле продукт ценный и дефицитный, а так недальновидно переводить его, тем более что это портит весь обед — не менее чем неумно, — поймав на себе недобрый взгляд моряка, я инстинктивно вскинула руки в примиряющем жесте. — Так капитан сказал! Я лишь процитировала.
Когда рыба была готова, а обед прошёл в дружеской пиратской атмосфере (где на мою персону почти не обращали внимания), капитан Воробей удостоил меня похвалой. Вернее, обращался он к мистеру Гиббсу, но суть от этого не менялась:
— Вот, Гиббс, я же говорил, что от женщины будет прок. А то ты заладил своё «баба на корабле к беде», — передразнил Воробей старпома. Тот промолчал, неведомо по каким причинам: может, был согласен, а может, не нашёл, что ответить.
Солнце клонилось к горизонту, когда я опять вышла на палубу. Жара спа́ла, и теперь под открытым небом уже не возникало ощущения, что вот-вот испечёшься. Море шумело о борт судна, ветер поскрипывал такелажем. Качка стала заметнее — капитан был прав, когда предположил о приближении непогоды. Шторм, что гипотезе Джека Воробья, должен настигнуть нас поздним вечером, вызывал переживания и заставлял содрогнуться. Копошащиеся в голове безрадостные мысли поднимали волосы дыбом от представлений, что скоро корабль будет швырять на волнах, словно щепку. Но внутренний голос успокаивал, напоминая, что опасения, вероятнее всего, не оправданы — команда «Жемчужины» привыкла противостоять стихии, а значит, чёрные тучи, затянувшие горизонт, не сулят опасности для жизни. По крайней мере, хотелось на это надеяться. Да и в целом, восторг, что завладел душой, не был готов отступить перед страхом.
— Всё же странная одежда двадцать первого века тебе не к лицу. Тебе нужно либо платье…
— … Либо ничего, так? — я обернулась. На нахальной капитанской физиономии отразилось изумление. Дразнить его оказалось очень забавно. — А у тебя на «Жемчужине» платьев нет, я угадала?
— Абсолютно! — Джек поспешно скрыл удивление под привычной обольстительной улыбкой.
— В таком случае мне придётся тебя расстроить. Вне сомнений, твоё мнение безупречно правильное, но я останусь при своём: меня мой наряд устраивает, и снимать его я не собираюсь, — я скрестила руки на груди. Но попытка одной фразой пресечь дальнейшее обсуждение этой темы не удалась. Спорить с капитаном Джеком Воробьём дело занятное, но заведомо провальное. Карие пиратские глаза игриво блеснули. Джек наклонился ко мне, его шёпот обжог ухо:
— Не боишься, что это сделает кто-то другой?
Смысл слов дошёл не сразу — вероятно, потому что в прошлой жизни не доводилось встречаться с персонами, у которых вместо совести целое море наглости бьёт через края. А когда разум прояснил подтекст, я еле сдержалась, чтобы не влепить капитану звонкую пощёчину, но вместо этого пришлось овладеть собой и выдавить снисходительную улыбку.
— Ты не сделаешь этого. Ты же джентльмен, забыл?
— Я пират, — возразил Джек Воробей. При всей его наглости, невозможно было злиться. Один его взгляд заставлял сердце колотиться так сильно, будто оно вот-вот вырвется из груди. Наглый, своенравный, но до ужаса харизматичный пират!
— Нет, — покачала я головой. — Ты — похотливый бесстыдник! — создавать образ неприступной и гордой барышни давалось непросто, но знание любвеобильной натуры капитана Воробья доказывало, что это необходимо. Иначе всё может зайти чересчур далеко. Он слишком обворожителен, так что, если постарается — устоять перед его обаянием я не смогу. А стать падшей женщиной в его глазах — самая мало желаемая перспектива.
Оставив капитана Джека наедине с неудовлетворёнными ожиданиями, я ушла на другой конец палубы. Затылок буквально ощутил прожигающий насквозь взгляд. Изображая непринуждённый вид, я принялась разглядывать Тимми, взобравшегося на мачту и поправляющего парус, мысленно умоляя провидение, чтобы он не свалился прямо на меня. Глупость! Для каждого из здешних матросов вскарабкаться на мачту — всё равно что для нас мусор вынести! Но пока что всё это было для меня в новинку, а посему любые действия, которые грозили травмами, вызывали вполне оправданные опасения.
Не прошло и минуты, как над ухом опять прозвучал голос:
— Снова краснеешь…
— А ты навязываешься, — я даже не взглянула на Воробья. Не хотелось, чтобы старательно возводимый барьер рухнул от одной его улыбки. Я боялась, боялась думать о своих чувствах, боялась влюбиться: в этом мире я чужая, а значит, рано или поздно наступит момент расставания. Придётся покинуть и «Черную Жемчужину», и Джека, а если влюблюсь, расставание станет самым тяжёлым моментом в жизни.
— Но ты сама этого хочешь.
— А ты так любишь исполнять дамские желания? Раз так, будь добр, выдели мне пиратский наряд и перестань преследовать! — выпалила я.
Ответом послужила лишь усмешка, но она была красноречивее сотен слов. Он всё понимал — понимал, из-за чего я стараюсь его избегать, отчего веду себя грубо, отчего делаю вид, что мне всё равно. «Интуиция и знание женской натуры» шепнули капитану, что причина этому — попытки возвести неприступную стену, не позволить сердцу влюбиться, не пустить в глубины души истинных чувств. Сколько раз он имел дело с подобными особами? Сколько раз одним движением выгоревших ресниц покорял их сердца? На мою долю выпала лишь возможность мысленно молить его, чтобы не делал так со мной. Не хочу, чтобы потом душа разбилась вдребезги.
Я уходила стремительно, не оглядываясь назад, и не остановилась, пока за спиной не хлопнула дверь каюты. Возможно, это глупо: целенаправленно лишать себя возможности полюбить, но в состоянии эмоционального напряжения это виделось единственным выходом.
Не доверять слишком сильно! Не надеяться слишком сильно! Не любить слишком сильно! Потому что «слишком сильно» может сделать тебе слишком больно… Предыдущие неудачные опыты романтических отношений заставили прочно уяснить это простое правило. Нарушить данный самой себе запрет мешал пресловутый страх. Плюс ко всему, я имею дело с закоренелым бабником. С каждой мыслью душа тяжела, словно под стальными оковами. А в то время совсем рядом маячит счастье, лёгкость, радость! Рискнуть? Довериться? Отдаться на волю чувств, нырнуть в поток бытия? Или провести подаренное судьбой приключение в гордом одиночестве, отгородившись ото всех?
На старый блокнот упал луч света. Рука смахнула пыль и придвинула его к краю стола. Окрашенные временем в желтоватый цвет страницы оказались пустыми. Сколько лет эта книжонка, никому не нужная, пылится на этом столе, сколько ждёт своего часа? Ладонь машинально нырнула в карман джинсов: там всегда хранился карандаш или ручка: вдруг я встречу на улице Джонни Деппа, а при мне не будет письменной принадлежности, чтобы взять автограф?
Старая шариковая ручка с погрызенным во время сессий колпачком коснулась страницы.
«Капитан Джек Воробей» — появившиеся слова посреди бумаги были столь же чужеродны, как я в этом мире. Долго вглядывалась в черневшую на листке надпись, пыталась осознать, прочувствовать, что это эти слова значат для меня. Буквы плыли перед глазами, как и мысли. Капитан Джек Воробей. Персонаж фильма? Реальный человек? Или нечто большее для меня?
Стук в дверь. Я подскочила на стуле, захлопнула блокнот и попыталась придать голосу как можно больше недовольства:
— Кто там ещё?
В каюту беззастенчиво заглянула пиратская физиономия.
— А я всё слышал! — коварно улыбнулся Джек.
— Ты о чем?! — фраза повергла в смятение и заставила нервно подрагивать колени. Вдруг я всё это время рассуждала в слух, а Воробей бесцеремонно подслушивал?
— Что ты хочешь пиратский наряд. Думала, я пропустил мимо ушей? Нет, цыпа, я ничего не упускаю, — Джек Воробей вальяжно прошествовал в каюту. Я недоумевающе взглянула на свёрток в его руках, прежде чем кэп вручил его мне и чересчур торжественно объявил: — Это тебе!
На губы просилась улыбка. Получить подарок от самого Капитана Джека Воробья: это ли не чудеса судьбы?
— Значит, всё-таки джентльмен. Спасибо.
Воробей выжидательно замер. От одного взгляда на него сердце пускалось вскачь. Такие чувства были прежде незнакомы. Не раз мне приходилось влюбляться, но в этот момент все предыдущие воспоминания показались лишь детской игрой, а не любовью. Именно сейчас, именно здесь впервые ощутилось совершенно новое, невероятное чувство — как будто передо мной именно тот человек, для встречи с которым я родилась, которого всегда искала, которого всегда любила. По-настоящему. Как будто мы предназначены друг другу. Но вряд ли он будет подобного мнения. С трудом я оторвала взгляд он тёмных, как ночь, глаз и вырвалась из наваждения.
— Джек, спасибо, — повторила я, откладывая свёрток с одеждой на стол.
— Ну так пожалуйста, — Воробей развёл руками.
— Джек! Спасибо тебе за новую одежду, но надеть ее я смогу и сама! — я указала пальцем на дверь, и в который раз передразнила: — Кыш-кыш!
Джек обиженно цыкнул и отступил к двери.
— Уверена? — невинно поинтересовался он.
— Похоже, я поспешила с выводами. Всё-таки похотливый бесстыдник, а не джентльмен, — я грозно сверкнула глазами и подступила на шаг к нему.
— Как жаль… Понадобится помощь — зови! — пропел Джек и скрылся за дверью.
Качка усилилась, заставив пошатываться во время ходьбы. В свёртке, подаренном Джеком, обнаружилась грязно-белая рубашка, болотный жилет с серебряными пуговицами и черные бриджи. Одежда пришлась точь-в-точь по размеру, что несказанно удивило и обрадовало. Теперь, когда из зеркала на меня глянула уже похожая на пиратку девушка, плечи гордо распрямились, а самооценка подлетела до небес, ещё больше захотелось вести себя по-пиратски, быть дерзкой, острой на язык, смелой, безбашенной! Стать частью этого мира. Правду говорят, что от внешнего вида меняется и наше душевное состояние. Пиратский облик придал уверенности. Во что бы то ни стало, надо на полную катушку провести время, отмеренное мне на Карибах! Взгляд опустился вниз. Теперь только найковские кроссовки портили облик. Найти ещё сапоги — и образ будет готов. Раздобуду, не беда!
Новая мысль опять умерила пыл. И откуда, интересно, на «Жемчужине» пиратский наряд столь женских размеров? Неужели остался от Элизабет? Или от другой женщины, чьё присутствие на корабле не упоминалось в фильме? Кстати, о фильмах… В каком я временном промежутке? Между какими частями «Пиратов»? Этот момент надо разузнать прежде всего, чтобы понять, чего ожидать в дальнейшем. К слову, не хотелось бы встретиться с Дэйви Джонсом и его командой…
Вдоволь налюбовавшись на своё отражение, я вышла на палубу. Взгляд метнулся в поисках Джека, но вместо него встретился с улыбающимся лицом Тимми.
— Привет! — просиял он. Его восхищённый взгляд обвёл мою фигуру. — Ты прекрасно выглядишь!
— Спасибо, — щеки залились пунцовой краской. — Ты не видел капитана?
— Капитана, — повторил Тим, устремив задумчивый взгляд поверх моей головы. — Зачем тебе капитан, когда есть я?
— И в самом деле, — я не сдержала смеха. — Но сейчас мне нужен именно он. Ну так что?
— Я его не видел, — медленно произнёс парень, глядя в сторону горизонта, словно избегая зрительного контакта.
— Да? — шаг навстречу. — Может просто говоришь так, чтобы побыть со мной?
— Может быть, — в серых глазах моряка заплясали огоньки. — Как относишься к этому?
— Я не прочь познакомиться чуть ближе, — прохладный ветер заставил поёжиться и передёрнуть плечами. Главное, не подарить Тиму лишних надежд, и сразу дать знать, чтобы не рассчитывал ни на что большее, чем на дружбу. Навязчивый ухажёр мне здесь ни к чему. Тим был как раз из таких: если дать ему хоть малейший намёк на отношения, отделаться от него будет из разряда фантастики.
Тимми развалился на пушке и жестом пригласил сесть напротив. Я повиновалась, пристроила локти на планшире и подпёрла голову рукой.
— Как тебе «Жемчужина»? — поинтересовался пират.
— Восхитительно, ничего больше не скажешь, — я улыбнулась и запрокинула голову к небу, впитывая кожей загар. Выглянувшее из-за тучи солнце снова пригревало и слепило глаза, на волнах затанцевали сверкающие блики. Рядом послышалась возня: Тимми не знал, о чем говорить. Немудрено, ведь женщины поднимаются на борт судна не каждый день, и юный моряк ещё не имеет опыта в общении с ними.
— Чёрт, опять грот-марсель перекосило…
Я медленно раскрыла глаза и обернулась в поисках того, о чем говорил Тимми.
— Видишь, вон тот, второй снизу парус на грот-мачте, — пояснил он. — Который прикреплён к марса-рею…
Я картинного покрутила головой, даже не пытаясь понять смысл его слов.
— Нет.
— Не знаешь снастей? — кисло поинтересовался Тим.
— Может, ты научишь меня? — изо всех сил душа рвалась быть в центре событий, участвовать в предстоящих авантюрах, но неимение представления об элементарных вещах этого мира делает пребывание здесь затруднительным. В конце концов хочется чувствовать себя наравне с матросами, а не делать круглые глаза при каждом неизвестном слове.
— Так и быть. Но для начала пойду поправлю грот-марсель. Я всё-таки парусник…
— Ты? Парусник? — непонимание и желание расхохотаться вызвали на лицо снисходительную улыбку.
— Парусный мастер. А парусник — сокращённое название должности, — Тим поднялся и побежал к мачте. Ловко, подобно обезьянке вскарабкался по вантам на рей и помахал рукой. Солнце было за его спиной, так что ко лбу пришлось приставить ладонь козырьком, чтобы разглядеть фигуру человека и его действия. Парень свесил ноги и стал подтягивать канаты, которыми крепился грот-марсель. Занятие затянулось, поэтому через некоторое время я снова обернулась к морю. Взгляд мимолётно выхватил черную точку на горизонте. Пришлось прищуриться и напрячь зрение до максимума, чтобы разглядеть силуэт корабля. Вряд ли это к добру… Чего доброго, пираты решат пойти на абордаж, и тогда мне несдобровать. Подсвеченный заходящим солнцем четырёхмачтовый корабль с первого взгляда заставил сердце зайтись испуганным битом. Чем тщательнее я вглядывалась, тем громче плохое предчувствие било в барабаны. Челюсть беззвучно отпала, когда взор обрисовал изодранные в клочья темно-зелёные паруса, пробоины в корпусе, изъеденные ракушками борта…
«Неужели это…?»
Я молниеносно обернулась. Заметив появившегося на капитанском мостике Воробья, издала непонятный мне самой возглас и кинулась к нему.
— Джек!
Капитан вздрогнул, не ожидая подобного порыва с моей стороны. Он повернулся ко мне, брови сошлись у переносицы. Я чуть не врезалась в него, резко затормозив и залепетала:
— Джек! Там! Там…! — не в силах больше вымолвить ни слова, указала пальцем на горизонт.
Воробей прищурился, отодвинул меня в сторону, подступил к фальшборту и раздвинул подзорную трубу. Я неотрывно глядела на капитана, беззвучно открывая и закрывая рот и ожидая реакции. Джек долго, тщательно вглядывался в горизонт, поджимал губы, водил подзорной трубой из стороны в сторону, но потом с философским спокойствием обратился ко мне:
— Ничего не вижу.
— Как?! — я в запале обернулась к морю. Но замеченного мной судна и след простыл. Парусник испарился, исчез… — Но ведь это невозможно! Он же только что был здесь! Корабль!
Воробей озабоченно нахмурился — но всего лишь на миг, а следом в его глазах пролегла тень улыбки.
— Ты не перегрелась? — Джек наигранно коснулся рукой моего лба и тут же отдёрнул ладонь: — Ай! Горячая! Не стоит с непривычки так долго просиживать под открытым солнцем, — он покачал головой, еле сдерживая улыбку. В карих глазах плясали игривые бесята, но мне было не до смеха. Я видела, знала, что видела! Или же просто показалось? Не мог ведь корабль взять и исчезнуть? Или мог? В конце концов, недавно на мою головушку приземлился кирпич, и посттравматические галлюцинации вполне естественны. Но суеверный страх цепко хватался когтистыми пальцами за горло…
— Так что за судно ты видела? — ненароком поинтересовался Джек после недолгого молчания.
Не говорить же ему, что мне примерещился не абы какой корабль, а всем известное судно морского дьявола… Очертания того парусника очень походили на «Летучий Голландец» — да что там! — можно было поклясться, что я видела рваные паруса и поросшие мхом мачты, что тянулись к небу как костлявые пальцы мертвеца. Или зрение, приукрашенное ещё не отпустившим шоком, могло выдать за «Голландец» обычный фрегат, потрёпанный бурей. Но тогда почему он исчез…? Круг замкнулся. Рассуждать на эту тему можно было бесконечно — да вот только не хотелось. И я решила остановиться на мнении, что это лишь игра воображения.
— Не знаю. Просто судно, — наконец выговорила я. — Ну да ладно, забудем. Я как раз тебя искала.
— Вот как? Я польщён. И зачем же, позволь узнать? — Джек опёрся рукой о планшир и склонил голову на бок.
— Хочу поговорить о курсе. — Я придала голосу весёлый, спокойный тон. — Куда мы плывём?
— Идём.
— Что?
— Правильнее говорить «идём», а не «плывём». Ты же решила податься в матросы, верно? Так что учись выражаться, как матрос, а не как сухопутная барышня, — ответил Джек.
— А, — я медленно кивнула. — Матросские ругательства мне тоже придётся учить?
— А ты как хотела? — развёл руками Воробей. — Издержки профессии!
— Погоди, — я помотала головой. — Ты ушёл от ответа. Куда мы держим курс?
— Ах, курс… — Джек провёл пальцами по усам и сделал вид, будто задумался. — Разве это так важно?
— О да! — горячо воскликнула я. — Если ты плывёшь грабить какой-нибудь порт, я лучше прямо сейчас спрыгну за борт!
— Милости прошу! — хохотнул Джек.
— Что?! Так ты правда… собрался грабить порт?! — дыхание перехватило от праведного ужаса. Вдоволь налюбовавшись на мою красноречивую реакцию, Джек соизволил успокоить:
— Расслабься, я пошутил.
— Ну так куда? Джек? Мм? Джек! — я всплеснула руками, когда Воробей бесцеремонно развернулся и направился к штурвалу. — Решил в прямом смысле уйти от ответа? Джек! Дже-е-ек…
— Скажем так, тебе там понравится… — капитан круто развернулся, имея риск столкнуться со мной.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — подозрительно протянула я, складывая руки на груди. — По всем канонам женщинам не комфортно там, где нравится пиратам…
— Ты же не обычная женщина, — наверное, комплимент. Я лишь покачала головой. Если капитан не считает нужным посвящать меня в планы, значит и не будет. Я спустилась с капитанского мостика, но, прежде чем вернуться в то место, где ещё недавно меня развлекал разговорами Тим, до уха донёсся самодовольный голос Воробья:
— Тортуга. Мы идём туда.
Солнце скрылось за тучей, порыв ветра заставил содрогнуться. Непогода близилась: качка становилась всё ощутимее, а стена дождя на горизонте заметно приблизилась. Я беззаботно наблюдала за игрой волн, сидя на пушке у фальшборта. Тучи тяжелели, двигались к кораблю с устрашающей скоростью, и вскоре заполнили полнеба. Закат ещё догорал на горизонте, когда налетел шквал. Воздух мгновенно похолодел, посерел и ударил по ушам раскатом грома. Волны заострились, парус то надувался на ветру, то опадал.
— Свистать всех наверх! — на голос Воробья из трюма высыпали матросы. Всё обитатели судна мгновенно принялись за работу. Действовали слаженно, чётко, согласованно. Крышки люков задраивались, паруса спускались. Совладать с пляшущим на ветру полотном матросам давалось непросто, но каждый знал своё дело, а поэтому корабль ворвался в штормовую тьму подготовленным.
Дождь обрушился сплошной стеной. Ветер взвыл, а судно отозвалось зловещим скрипом. Волны остервенело вгрызались в деревянную обшивку, на палубу обрушился целый водопад. Море походило на взбесившееся чудовище, которое наносило смертоносные удары по маленькой, хрупкой жертве.
«Черная Жемчужина» теперь казалась крохотной песчинкой, вертящейся волчком посреди разверзшегося ада. Молния ослепила вспышкой, удар грома раскатился по небу. Огромная волна нырнула под киль судна, поднимая его на высокий гребень. Меня сбило с ног. Рука вцепилась в решётку порохового погреба. Нахлынувшая гигантская волна ударила по спине и припечатала к палубе, холод пробрал до дрожи. Бежать в каюту! Исчезнуть из этого ужаса! Страх смерти сковал душу ледяными тисками и заставил действовать. Но не успела я встать, корабль дал крен: палуба стала покатой, словно крыша. Я заскользила по мокрому деревянному настилу, отчаянно мельтеша руками в попытке зацепиться за что попало.
Удар в спину вышиб воздух из лёгких и помутнил разум: фальшборт остановил падение. Истерика брала верх над рассудком. Не дожидаясь, пока взгляд сфокусируется, а палуба снова примет горизонтальное положение, я поползла к трюмному люку по леерам, как по неправильной лестнице. Черное кипящее водное месиво жадно бурлило внизу, словно ожидая, когда ограждение проломится подо мной, и тело рухнет в пучину. Волна окатила с другой стороны. Я вжала голову в плечи. Мокрые пряди липли к лицу, мешали видеть. Корабль выровнялся, палуба приняла привычное положение. Встать удалось не с первой попытки: голова кружилась, тело не слушалось, а спонтанные движения путались.
Едва я поднялась, с губ сорвалось грязное ругательство: перед кораблём разверзлась огромная водная яма, бушприт судна нырнул вниз, и в следующий миг стена воды высотой с мачту обрушилась на нас. Заскользило, замельтешило, завертелось всё вокруг: волна подхватила меня, как безвольную крохотную букашку и поволокла к противоположному фальшборту. Крик разрывал грудную клетку, вода попала в нос, в горле запершило от соли. Мелькнувший перед глазами борт кувыркнулся и остался позади. Воздух засвистел в ушах. Страшное осознание пришло мгновенно: я падаю за борт. Перед глазами уже мелькнула ужасающая картина: волны сходятся над головой, я камнем иду ко дну, и смерть медленно выдавливает душу из тела. Но чья-то рука вцепилась в воротник, не позволив мешком рухнуть в море. Ткань затрещала, жилет больно врезался в подмышки. Я замельтешила ногами в попытке найти опору. Глаза щипало от изрядного количества морской соли, слёзы на щеках смешивались с хлёсткими струями дождя. Обмякшее тело затащили обратно на палубу. Не успела я глубоко вдохнуть, капитан Джек Воробей снова схватил меня, вернее, бесцеремонно взвалил на плечо, словно мешок, и куда-то потащил. Пальцы вцепились в его рубашку, как в последнее, что могло спасти. Даже если бы на нас надвигался сам кракен, отпустить его было бы не в моих силах. Двери под капитанским мостиком раскрылись перед нами, и Джек повалил меня на пол своей каюты; я даже не вскрикнула.
— Не высовывайся! — заорал Воробей, прежде чем выбежать из каюты и захлопнуть створки дверей.
На миг сделалось потусторонне тихо — и тут же ужасная мешанина звуков грянула с новой силой, хотя стены каюты заглушали часть шума. Но в помещении стоны ветра, рёв волн, крики и жалобный скрип дерева звучали ещё тревожнее. Я выдохнула и раскинула руки, безвольно развалившись на полу. Из горла вырвался кашель — лёгкие пытались избавиться от морской соли, которой наглоталась сполна. Я перевалилась на живот, отхаркивая воду. Грудную клетку словно разрывало, каждый вдох откликался болезненным жжением.
Не было ни сил, ни желания, ни возможности о чём-то думать. Сознание, затуманенное смертельным ужасом, грозило оставить меня. Я долго бессмысленного лежала на полу капитанской каюты, наблюдая за тем, как потолок сквозь окно озаряется бледными вспышками молний. Успокоиться не удавалось ещё очень много времени — сердце всё ещё бешено колотилось, а дыхание срывалось на хриплый кашель. Промокшая до нитки, измученная, испытавшая смертельный ужас, я собрала остатки сил, приподнялась и на четвереньках поползла к койке. Вскарабкавшись на капитанскую кровать, скинула мокрые кроссовки и закуталась в одеяло. Вместо того, чтобы согреть, оно тут же промокло, но я только сильнее зарылась в него.
Каждый раскат грома заставлял испуганно вздрагивать и вжимать голову в плечи. Всё тело трясло, как в лихорадке, а расширенные глаза бессмысленно таращились в темноту.
Ревущий ветер разбивал жёсткие струи дождя об окно. По стеклу, как ручьи, струились бесконечные потоки воды. Стены каюты угрожающе скрипели, пол кренился так, словно кто-то целенаправленно его раскачивал, дабы понаблюдать, как я буду балансировать на капитанской койке в попытках не шмякнуться на пол. Какофония шума стихии оглушала, ещё чуть-чуть и лопнули бы барабанные перепонки. Изредка снаружи доносились отзвуки голосов, кричащие, взволнованные. Стихия ополчилась против «Жемчужины» и ее экипажа. Отсветы молний озаряли каюту вспышками мертвенного света. Оставалось лишь уповать на небо, молиться, чтобы погода не отправила корабль на дно.
Прошло около часа, когда истерика сдала позиции, уступая место оцепенению. Интуиция робко подсказывала, что всё не может так быстро закончиться. Непонятная мне самой уверенность твердила, что я не могу почить в самом начале приключения. Как в книге: главный герой не может умереть в первых главах. А главный ли я? Может, я лишь дополнение, второстепенный персонаж, ни в чем не играющий роли?
Радужное представление об этом мире таяло под действием жестокой реальности. Если бы Джек не подоспел вовремя, мой труп уже лежал бы на дне морском. Кто бы мог подумать, что в первую же ночь моего пребывания в этом мире костлявая смерть занесёт надо мной острую косу…?
Шторм длился почти бесконечно. Лишь когда черное месиво воды престало разбиваться об оконное стекло гигантскими волнами, а качка стала менее ощутимой, удалось вздохнуть спокойно: буря перешагнула стадию апогея и теперь шла на убыль. А значит, отступила главная опасность быть похороненной на морском дне вместе с кораблём.
Едва я позволила себе расслабиться, организм поднял белый флаг: сил не осталось. Едва голова коснулась подушки, стали подбираться тяжкие дрёмы. Совесть подавала робкие признаки жизни и твердила, что я незаконно вторглась в пространство капитанской каюты, а главное, заняла кровать, но я решительно заткнула ее: Джек сам притащил меня в свою комнату, а значит, претензий быть не должно. Перед глазами поплыли цветные видения, сулящие долгожданное спокойствие и умиротворение. Никогда прежде покой не был столь желанен, и я предалась Морфею под шум дождя. Беспокойные сновидения окутали и унесли куда-то высоко, прочь от мирской суеты и страхов.
Болело абсолютно всё, начиная от головы и заканчивая пальцами ног. Ощущения были такие, словно я хлопнулась на асфальт с третьего этажа… Хотя нет. С пятого.
Ужасно хотелось пить. Во рту стоял противный вкус соли, будто я съела с десяток блюд, приготовленных мистером Бергенсом. Ещё не обсохшая одежда неприятно липла к телу. Тёплый солнечный свет бил в глаза, отчего под закрытыми веками плыли разноцветные круги. Я моргнула и подняла тяжёлые, будто свинцом налитые веки. Цветные видения рассеялись. Прямо на кровать падал квадрат солнечного света. Рассвело уже давно, и за окном не осталось и следа вчерашнего кошмара. Голубые волны плавно переливались, мягко шуршали о борт корабля. «Слава Богу… Пережили», — я попыталась приподняться, но тотчас замерла: что-то тяжелело у меня на боку. Взгляд остановился на унизанной перстнями руке, что по-хозяйски приобнимала меня за талию. Я вздрогнула, от волнения замедлила дыхание — и медленно повернула голову. Капитан Джек Воробей засопел, что-то пробурчал во сне и притянул руку к себе.
«Твою ж…!» — в голове взорвался фейерверк мыслей и эмоций. Пока я остолбенело разглядывала прижавшегося ко мне пирата, в душе сошлись в битве два противоречивых желания: влепить Джеку пощёчину и… обнять его в ответ. Но вместо этого я лишь глупо улыбалась, разглядывая длинные тёмные волосы, разметавшиеся по подушке, подведённые тёмным веки, приоткрытые обветренные губы, к которым так хочется примкнуть в поцелуе. Внезапно он зашевелился, заёрзал и повернулся на бок. Я подпрыгнула на месте, выходя из оцепенения, села, и чуть не свалилась с кровати. Послышалась возня, шорох и лёгкий смешок.
— Забавно…
— Что именно? — фыркнула я, спуская ноги с кровати. Я не видела, но знала, что Джек улыбается — обольстительно, нагло и по-кошачьи довольно.
— Ты так испуганно вскочила, будто тебя застали за каким-то непристойным занятием.
Чувствовала я себя действительно так: любая малость, которая могла выдать мои чувства к Джеку, вызывала жуткий стыд.
— Тебе бы так! — огрызнулась я, вставая на ноги.
— С чего бы это? — Воробей подпёр голову рукой, игриво наблюдая за мной.
— Да нет, ничего! — я картинно закатила глаза. — Очень по-джентльменски — улечься в одну кровать с женщиной, которую почти не знаешь!
— Но ты-то ведь меня знаешь уже давно, — парировал он. — Сама же говорила об этом… И потом, я тут не при чём — это ты заняла мою постель! Так что ты сама улеглась со мной…
Он не договорил, так как получил воспитательную затрещину.
— Эй! За что? — скривился он, принимая сидячее положение. — Ты поаккуратней, цыпа. Не забывай, что находишься в обществе пиратов, — в карих глазах мелькнул недобрый огонёк. Я нахмурилась, выжидательно оглядывая капитана. Наконец, ответила:
— Что б неповадно было.
Отыскав под койкой кроссовки, я села на край кровати и принялась их надевать, но тут же разочарованно цыкнула — они были мокрые насквозь, так что воду из них хоть выжимай. Ходить в таких было бы настоящим мучением, и я злобно отшвырнула их в сторону. С минуту чувствовала на себе заинтересованный взгляд, после чего послышался тихий скрип половиц. Подойдя к противоположному углу комнаты, Джек нырнул в шкаф и принялся рыться в его содержимом. На пол летели одежда, оружие, всякое барахло. Рядом с кроватью даже приземлились кружевные панталоны, вероятно, забытые одной из Джековых поклонниц. Я еле подавила усмешку. Наконец, капитан Воробей выудил из закромов пыльную пару сапог и поставил рядом со мной.
— Держи. Ещё от Элизабет остались. Надеюсь, подойдёт.
— Спасибо, — робко бросила я.
Сапоги оказались маловаты, но это было лучше насквозь мокрых кроссовок. Новым комплектом одежды меня никто не снабдил, а поэтому, выйдя из каюты, я снова пристроилась у фальшборта, давая солнцу прогреть и просушить спутанные волосы и пиратский наряд. Только сейчас, наслаждаясь прекрасной погодой, осознала свою оплошность: я ведь так и не поблагодарила Джека за спасение. Более того, вела себя как заправская грубиянка. Я лишь пыталась показать, что тоже не лыком шита и могу ответить грубостью на грубость, но переборщила, позабыв об элементарной вежливости. Обязательно поблагодарю его, когда выпадет «благоприятный момент».
По словам Джека, на Тортугу мы должны были прибыть к вечеру завтрашнего дня. А пока нас окружало бескрайнее море, я занялась исследованием судна: бегала по трапам, изучала содержимое трюмов, слушала лекции Тима о морских терминах. Два раза пришлось выслушивать болтовню Бергенса во время готовки обеда и ужина. Матросы мою персону в основном не замечали, или делали вид, что не замечают. Только мистер Гиббс обращался со мной вежливо и учтиво. Большую часть времени я проводила неподалёку от Джека, попросту любуясь им. И, конечно, не преминула узнать то, что на данный момент беспокоило больше всего, а именно, в какую часть «Пиратов» меня занесло.
По выясненным обстоятельствам оказалось, что я попала в события после четвёртой части фильма. Но тогда откуда у Джека «Жемчужина»? Он же достал ее из бутылки только в пятой части! Впрочем, я никогда не любила пятую часть и не верила, что Джек мог стать… кхм… таким, каким его в пятой части показали зрителям. А поэтому неудивительно, что в мире, в который я попала, события пятой части просто-напросто «не учитываются». Это и обрадовало, и дало новый повод для беспокойства: я совсем не знаю, чего ожидать дальше. Что предстоит пережить? Страх неизвестности и предвкушение приключений снова вынудили держать ухо востро и приставать к Джеку с расспросами о дальнейших планах.
В целом, настроение было приподнятое и беззаботное. Время летело быстро и продуктивно: за два дня довелось узнать и выучить много нового (и отборные пиратские ругательства не исключение). Но счастливая безмятежность была прервана к вечеру, когда на горизонте снова мелькнул странный корабль со рваными парусами. Мелькнул — и исчез, стоило лишь отвернуться. Столь загадочные обстоятельства не на шутку пугали. Особенно странно было то, что никто кроме меня этого судна не видел. Шестое чувство пугающе твердило, что это предзнаменует скверные, леденящие кровь события.