За краем Вечности [СИ]

Глава XXII. Последствия

Кажется, душа погибла вместе с Джеком. Иначе я не могла бы дышать, смотреть в его глаза, навсегда потухшие и лишённые жизни. Я не могла бы быть живой. Хотя, наверное, я и не жива. И никогда не буду жить. Существовать? Пожалуй. Но сегодняшний день раз и навсегда перечеркнул способность ощущать себя живым человеком и что-то чувствовать.

Наверное, именно поэтому я могла сидеть над ним, который час глядеть в безжизненное лицо и гладить его по холодной щеке — бережно, как со святыни, снимая с лица прилипшие пряди волос; размазывая по гладкой коже кровь вперемешку со слезами. Истерика сдала позиции, уступила место предательскому, ослабленному опустошению. Будто вместе с рыданиями из меня вытекла вся душа. Впрочем, это к лучшему — лучше превратиться в бесчувственного, заторможенного истукана, чем изводить себя рыданиями и ненавистью ко всему миру.

Кровь охладела и перестала быть чем-то ужасным и неправильным — она была лишь досужей мелочью, крохотным недоразумением, то и дело попадающимся под руки. И только внутренний голос одиноко гулял в пустой голове, будто перекати-поле, раз из раза повторяя: «Ненавижу жизнь».

Пальцы нежно перебирали пряди чёрных волос, стирали кровь с его лица, поглаживали по ссадинам и царапинам, вызывая старательно избегаемые мысли о будущем, которое могло бы ждать нас. Будь он жив, я бы сделала это будущее настоящим. Отдала бы ему всю себя, не ломаясь. Как же жаль, что мы слишком поздно понимаем истинность фразы «жить здесь и сейчас».

Вымученный взгляд из-под распухших век поднялся к обрыву. Теперь, когда Стивенсы уехали на подъёмнике, а от лестницы нас отделяло несколько метров бездонной пропасти, все пути к свободе были отрезаны. Мрачная усмешка скрасила губы: тем же лучше. Не придётся стоять перед выбором.

Я встала на ноги со стоном — и чуть не опустилась обратно: колени дрожали, будто я несколько суток без перерыва ехала на велосипеде в горку. Поэтому тащить капитана Воробья к обрыву — пусть и по скользкому от крови полу — оказалось тем ещё испытанием. И перед самой бездной я снова осела на пол. Нужно было быть сильной, ведь терпеть осталось совсем немного: стоит сделать один толчок — и Джек растворится в пропасти — а после этого прыгнуть следом. Самоубийство уже не вызывало глупого страха — теперь стало всё равно. Страшнее будет сбросить Джека в пропасть, ибо придётся смотреть, как мой капитан падает на самое дно потухшего вулкана и слышать, как где-то внизу его тело превращается в переломанную лепёшку. Но голос умирающего рассудка твердил, что это самый оптимальный выход: не дожидаться, пока смерть от голода занесёт надо мной костлявую руку — а самой похоронить и себя, и Джека в этой бездне. Прямо сейчас. Навсегда.

«Прыгнешь ты — прыгну я», — так некстати процитировал внутренний голос, и тут же я вслух ответила ему:

— Прыгнем вместе.

Я легла на пол рядом с Джеком, обвила его тело руками, прижала к себе. Стоило сделать одно усилие — и мы бы вместе свалились вниз. И я уже не сомневалась. Глаза закрылись. Я приготовилась перекатиться и свалиться в бездну, утянув Джека за собой. Руки притянули капитана ко мне, прижали крепче. Пальцы коснулись чего-то холодного. Что-то ненавязчиво зашуршало — как звон металлической цепи о камень. Этот звук — едва уловимый, но подозрительный, внезапно оживил малые фибры души, будто пробудил долю разума. Брови сошлись к переносице. Я снова приподнялась. Ладонь сползла по руке Джека. Свет догорающего огня на мгновение выхватил из темноты золотой отблеск. Под заходящийся ритм сердца я почувствовала, как в потухшем разуме некто пытается разжечь огонёк надежды, с каждой секундой раздувая его всё ярче. Я нащупала в сжатой ладони капитана холодный шершавый металл. Осторожно разжала его пальцы и потянула за цепочку, спрятанную меж них. Из капитанской ладони тяжело выскользнул золотой медальон и маятником закачался на цепи, будто гипнотизировал, заставляя меня пялиться на него в немом исступлении. Секунда удивления прошла — и я внезапно поняла, что держу Амулет Ротжета прямо над обрывом. Спохватившись, шарахнулась назад, вцепившись в золотую бляшку до побеления пальцев.

«Но… как?!» — вымолвил обескураженный внутренний голос. Я ведь видела! Видела, как Стивенс забирает медальон у Джека, как, в конце концов, его цепочка выглядывает из кармана Стивенса, пока подъёмник уносит его вверх!

Я издала протяжный выдох вперемешку с обессиленным «О-ох». Бережно провела большим пальцем по изображённому на Амулете языческому богу. Его обезьянья морда глядела с золотой поверхности не враждебно, а впервые с неким отрешённым интересом и гордостью, мол, мой час настал. У меня затряслись руки. Внутренний голос принялся активно откапывать в памяти все известные свойства Амулета: его способность сделать обладателя неуязвимым, возможность исполнить одно-единственное желание… О выборе даже речи не шло, но здесь всплыла на поверхность новая проблема: мне не вспомнилось ни одного упоминания о том, как уговорить Амулет исполнить желание.

Прежде не особо придерживаясь вере в сверхъестественное, я не нашла минуты поинтересоваться, что нужно сделать (пусть даже и в теории), чтобы заставить Амулет действовать. Теперь же я всей душой ненавидела себя за это, ведь важной стала даже призрачная перспектива, даже неправдоподобная мысль о том, что эта железка способна спасти моего Джека.

— Прошу, воскреси Джека! — просипела я в глаза богу-обезьяну. Но он предательски молчал — подло и невозмутимо. Слабая надежда, что без каких-либо пафосных магических чар Джек прямо сейчас встанет, не оправдалась. И когда уже захотелось в гневе метнуть бесполезный медальон в пропасть, в мозгу как будто лампочка включилась. Я хлопнула себя по лбу и запустила ладонь в карман Джека. Через секунду на свет был извлечён лоскуток с «инструкциями» Розы Киджеры. Удивительно, но я в самый первый раз за всё это время развернула его и с замиранием сердца вчиталась в строки. Глаза пробежались по тексту вниз, пока не наткнулись на выцветшее изображение Амулета и надписи вокруг, и дрожащий голос прочёл их вслух:

— «Лишь кровь способна искупить возвращение души из мира теней».

Внутренний голос зловеще произнёс в голове торжественной интонацией Барбоссы: «Навеянное кровью да смоет кровь!»

Я без раздумий подхватила с пола кинжал. Ладонь сжала лезвие. Выдох — и клинок чиркнул по плоти. Боль обожгла руку, на месте пореза проступила бордовая кровавая полоса. Но это было ничтожно — и я поднесла к порезу Амулет. Густая жидкость нестройно закапала на медаль, собираясь в выдавленных узорах и траншейках, заполняя всю резьбу, как по капиллярам стекаясь к изображению бога. Порез щипал и пульсировал, но едва в мыслях промелькнуло первое сожаление, как кровь заполнила последний канал на Амулете. И вдруг в красных глазницах изображённого на медальоне бога зловеще вспыхнуло пламя. И моя душа будто вырвалась прочь из тела. Внезапно перед глазами появился длинный огненный коридор, который затягивал меня стремительным потоком; молниеносно проносились мимо границы пространства и времени, устремляясь в огненную бесконечность, которая внезапно разорвалась ослепляющей вспышкой. И видение перенесло меня…

На солнечный пляж. Барханы золотого песка рассыпались под порывами ласкового ветра. Он сплетался в пальмовых листьях, заворачивал на воде пенные барашки, которые устремлялись к берегу, где лежала влюблённая парочка. Совсем ещё молодой парень с пышной гривой тёмных волос, перетянутых красной косынкой, с аккуратными аристократичными усиками и шоколадно-загорелой кожей, ворковал с ещё более юной девушкой — миниатюрной, хрупкой, худенькой, точёной; её великолепные гладкие чёрные кудри рассыпались по оголённым смуглым плечам и маленькой обнажённой груди. Молодой пират срывал с неё платье в нетерпеливых резких движениях. Она же, освободив его от части одежды, припала к его губам. Он впился в её волосы широкой ладонью, другая его рука легла на обнажённую талию — и он перевернул её на песок, оказавшись сверху. Девушка запрокинула голову, и её необычайно приятный, шелковистый голос растворился в шелесте ветра:

— Давай же, Джек! Быстрее!

Но не успело дело дойти до самого интересного, как тут же картинка поехала, стала видоизменяться — будто видение перестраивалось, как грани кубик Рубика — и я оказалась в знакомом помещении — небольшом аккуратном сарайчике на Кайо дель Пасахе, заставленном сундуками и заваленном книгами. Посреди этого изобилия за столом восседала та же самая девушка. Её смуглая рука живо водила пером по бумаге. Дверь отворилась, впуская на порог квадратик света. В помещение вошёл молодой Джек. Он наклонился над стулом, где сидела девушка, в ответ на что на лице её расползлась блаженная улыбка.

— Роза, цыпа, кончай разводить свою писанину, ибо я готов предложить тебе более интересное задание.

Роза захихикала, чувствуя на своей шее его колючие поцелуи.

— Ну подожди, подожди, Джек! Мне надо ещё кое-что доделать!

— Всё подождёт!

Воробей был готов сгрести со стола все вещи и уложить на него любимую, но та навязчиво отпихнула его, отговаривая от этого действа:

— Ещё минута, дорогой, и я вся твоя. Какой же ты у меня нетерпеливый, — она наигранно ахнула и покачала головой.

— Ожидание сводит с ума, дорогая, но желание дождаться заставляет жить! Поэтому поспеши, дорогая, жду тебя в доме!

Когда Воробей скрылся за дверью, Роза, не сдерживая улыбки, снова обернулась к столу. Перо клюнуло в чернила и заскользило по лоскутку ткани, переписывая из древнего манускрипта слова: «Лишь кровь способна искупить возвращение души из мира теней». И как только Розой была поставлена точка, воздух наэлектризовался, в помещение вторгся порыв ветра. Роза подпрыгнула, её качнуло назад. Девушка завалилась, вцепилась в спинку стула, едва не рухнув с него, а в её зрачках стремительно замелькали видения: Пещера, темнота, истекающий кровью мужчина, лежащий на полу, и сидящая над ним измученная истощённая девушка. Её крики доносились жутким эхом: «Нет! Нет, НЕТ!!! Всё не должно быть так! Всё не может быть ТАК! Почему ты, а не я?! Почему мой Джекки, а не я?!», после мелькает капающая на Амулет кровь и эхом разносятся слова, произносимые губами той же девушки: «Лишь кровь способна искупить возвращение души из мира теней» — и картинка резко трансформируется обратно, и в глазах Розы снова отражаются эти слова, только что написанные пером на лоскутке.

Роза Киджера дышала тяжело, надрывно, а её расширенные зрачки бегали по комнате, спотыкаясь о предметы, пока не наткнулись на лоскуток: её дрожащие пальцы вцепились в него, и девушка вихрем вылетела из строения.

Не успела я отойти от шока, как видение перенесло меня на очередную локацию: теперь это была комната. За окном гремела гроза, и пасмурная сырость поздней осени витала в спальне. Джек не спал, вместо чего хмуро и напугано наблюдал за Розой. Девушка металась в кровати, как в горячем бреду. С её губ срывались крики, пропитанные ужасом, среди которых улавливались слова «огонь», «смерть» и «кровь». Видимо, Джек не выдержал: его рука легла на смуглое плечо Киджеры и настойчиво потрясла её. Роза вырвалась из кошмарного сна не сразу, а когда её глаза распахнулись, моё видение снова переменилось: резко приблизились её напуганные глаза — и быстро отдалились. Только теперь Роза была в совершенно другой обстановке. Девушка металась в горящем доме. Пламя смачно вгрызалось в стены. Клубья дыма душили мулатку, она прикрывала слезящиеся глаза рукой и под хруст ломающегося дерева бежала сквозь огонь. Дом гудел, будто его пронизывали сквозняки. В воздухе летали кусочки пепла. С потолка просвистела люстра. Откуда-то снизу послышалось отчаянное «Чёрт возьми! Зара-аза!»

— Дж… ек… — прохрипела Киджера. Девушка кинулась к лестнице, но с потолка просвистели обломки досок. Киджера отпрянула и завалилась назад. Это загнало её в угол. Девушка отчаянно закашлялась, отгоняя от себя дым руками, попыталась встать, но пламя сомкнулось вокруг неё кольцом. В этот момент, будто призрак, на лестнице появилась фигура капитана Воробья. Джек отчаянно выискивал её, звал. И, видимо, она услышала и нашла в себе последние силы отозваться:

— Я… здесь, Джек!

Воробей сориентировался сразу же. Секунда, и он оказался рядом. Их отделяла лишь насыпь горящих досок, и капитан уже протянул руку, готовый пройти через них. Роза вытянула дрожащую обожжённую ладонь в ответ, как вдруг под потолком загрохотало и загудело. В зрачках Киджеры мелькнул ужас. С потолка с оглушительным треском сорвалась балка и прибила Розу Киджеру к полу. Отдача заставила Джека шарахнуться назад. Его глаза расширились в ужасе при виде безвольной женской руки, торчащей из-под завала, объятого огнём…

Видение пошло помехами и постепенно стало сходить на нет: изображение снова менялось, но я продолжала видеть глаза Джека. Горящий дом постепенно трансформировался в холодный тёмный пещерный пол, вонь дыма превратилась в запах земляной сырости, порез на руке снова запульсировал, послышалась капающая на пол кровь и ощутился холод Амулета в руке. И даже лицо Джека изменилось: стало более мужественным, приобрело отпечатки увиденного, проявились шрамы и свежие ссадины, но глаза — они так и остались прежними. И я окончательно, стремительно перенеслась в настоящее. Джек, лежащий передо мной в луже собственной крови, резко подорвался на полу и судорожно глотнул воздух, как выброшенная на берег рыба. Капитан едва не завалился обратно, но упёрся локтями в пол и ошарашенно уставился в одну точку, словно дьявола увидел. Меня будто заморозили в глыбу льда — я не имела сил пошевелиться, хотя в раненую ладонь больно впивался Амулет, сжатый в руке до побеления пальцев. Отчаянное желание понять — очередное ли это видение, либо же передо мной настоящий, живой Джек, сковало меня ступором. На лице проступила робкая улыбка лишь когда взъерошенный, шокированный капитан обернулся ко мне — удивлённо, будто не понимал, откуда здесь столько крови, и были ли все предыдущие события взаправду, или же оказались сном.

— Джек… — задрожало обессиленно и беззащитно. Вместо того, чтобы накинуться на него с радостным «Да!», я нашла сил лишь на то, чтобы молча обвить его руками и притянуть к себе. Воробей со смутными отпечатками понимания на лице положил руки на мою спину, зарылся пальцами в волосы, прижал к себе.

— Оксана…?

— Ты живой… — перебивая кэпа, пропела я, чувствуя, как очередная слеза падает со щеки, а по спине прокатывается волна дрожи. Воробей отстранился, чёрные глаза изумлённо блеснули.

— Так всё это мне не почудилось?!

Я с измученным подобием улыбки покачала головой.

— Ах! — и меня будто прорвало. Я накинулась на Воробья как голодный зверь, с силой впечатала его в пол и впилась в губы поцелуем — крепким, живым, необходимым как глоток свежего воздуха. — Да, да, да! Я же говорила! — и я с торжеством выпрямилась, восседая на нём, как на скакуне. — Я же говорила! Я же обещала тебе, что ты не умрёшь! — я схватила Джека за грудки и заставила принять сидячее положение, чтобы наши лица оказались на одном уровне: — Да-а! А-а-а! У-у… — и мои слова превратились в бессвязный водоворот всхлипов и вздохов, причитаний и восторженных слов, сумбурных признаний в чувствах и обещаний проклянуть Стивенсов, и в конце концов перешли в протяжные надрывные рыдания истерзанной души. Я целовала его, размазывала по лицу слёзы, смеялась и верещала, а в конце концов прилипла к нему в объятьях и прислушивалась к стуку родного сердца. Он всё понимал. Знал причину такой, возможно, слишком бурной реакции. Но сам отмалчивался как партизан, полностью уйдя в себя. Пожалуй, когда ты только что вернулся с того света, по-другому быть не может. Зазвенела цепь, и окровавленный Амулет звякнул об камень. Воробей бессмысленно уставился на качающийся в его руке медальон.

— Выходит, это и было единственное желание?

— Угу… — я отрешённо закивала. Но вопреки ожиданием он не спросил: «Зачем?», а лишь благодарно прикрыл глаза. — Я, конечно, всё понимаю, возможно, теперь Уилл пустит «Жемчужину» ко дну, но…

— Лучше лишиться корабля, но выжить, чем носить капитанский титул посмертно. — Перебил Джек. Он подкинул Амулет на ладони и сжал его. — Спасибо, Оксана. Я в словах благодарности не силён, но правда, спасибо.

Я уронила голову ему на плечо и шмыгнула носом.

— И тебе спасибо. Если бы ты каким-то образом не спёр Амулет, лежали бы мы с тобой сейчас на дне пропасти. Кстати, — красные глаза поднялись к кэпу, — можно узнать, как? Я же видела цепочку, выглядывающую из кармана Стивенса, когда тот… — я с трудом проглотила ком в горле и заставила себя произнести это: — убил тебя.

Джек с усмешкой запустил Амулет в карман.

— Ну, знаешь ли, цепочек на свете много.

Брови удивлённо подпрыгнули.

— И что же Стивенс забрал вместо Амулета?

— Помнишь тот остров, где аборигены заживо похоронили нас в гробу? Я стащил там золотой медальон. Ты ещё мне тогда сказала, что я возомнил себя бессмертным. Так вот, этот медальон оказался чертовски похож на наш заветный Амулет. Разве что резьба другая, но за несколько напряжённых минут Стивенс не был способен разглядеть рисунок на Амулете. Поэтому его совершенно устроило, что вместо медальона с рисунком обезьяны, он получил медальон с рисунком черепа. — Джек приподнял ус в самодовольной ухмылке, а я, сражённая наповал, покачала головой: «Гений».

— Что ж, знаешь… ему бы он всё равно не смог помочь. И Уиллу тоже, — я словила на себе заинтересованный взгляд Джека и неоднозначно повела плечами: — Я поняла, что слух о том, что Амулет может исполнить любое желание — полнейшие враки. «Лишь кровь способна искупить возвращение души из мира теней». Вот для чего он создан. Чтобы даровать жизнь. — Я столкнула в пропасть пригоршню гальки и понаблюдала, как они исчезают во тьме. — Именно поэтому Ротжет когда-то не смог с помощью него получить любовь миссис Моретти, и ему пришлось отдать ей Амулет в обмен на танец… Амулет не работает как «приворотное зелье». А как воскреситель из мёртвых — работает.

Зашуршала осыпающаяся каменная крошка. Гул как от приближающегося поезда пронёсся меж стенами каменного колодца. До сих пор не придя в себя, я не сразу поняла, трясутся ли стены, либо же это меня кидает в дрожь, но, когда рядом с моей рукой на полу запрыгали маленькие камешки, усомнилась во втором варианте. Облако пыли подлетело над лестницей, которая заманчиво, будто дразняще — расположилась в нескольких метрах от нас, над пропастью.

— Землетрясение? — усомнилась я. Серьёзный взгляд Воробья подтвердил, что это не моя галлюцинация и вызвал очередную волну напряжения.

— Вставай, — Джек слегка тронул меня за плечо, поднимаясь на ноги. Его качнуло — то ли от тряски, то ли от слабости. Я подскочила и вцепилась в его руку, поддерживая, как ребёнка, что только учится ходить. В меня вперился недовольный, страдальческий взгляд чёрных глаз.

— Как ты? — игнорируя возмущение, прохрипела я.

Джек повёл рукой, заставляя меня отцепиться, и уклончиво заметил:

— Как будто только что восстал из мёртвых.

Волна лёгкой встряски снова зародилась где-то наверху, и зримо прокатилась вниз. Посыпалась галька, и тряска дошла до нас. Пещера содрогнулась, будто мы находились в брюхе великана с несварением желудка. Само по себе пребывание в жерле вулкана натолкнуло на справедливую мысль:

— Как же забавно будет, если вулкан собрался извергаться.

— Или же если Стивенс где-то там, — палец Джека неопределённо указал вверх, — подорвал пещеру.

Сверху сорвался и с весомым грохотом пронёсся мимо крупный булыжник, спотыкаясь о выступы колодца и разбиваясь на десятки камней. Это сработало необходимым толчком — медлить и рисковать больше было нельзя. Мы оценивающе оглядели пространство и расстояние до лестницы: не допрыгнуть. Однако в поле зрения тут же попал одинокий канат, который почему-то раньше не попадался на глаза. Внутренний голос рассудительно заявил, что раз именно за него тянули солдаты, чтобы подняться на подъёмнике, то и наш вес он выдержит даже несмотря на почти столетнее пребывание в запустении.

Но не успела я усомниться, куда же ведёт лестница, Воробей притянул меня к себе, втиснул в руки канат и с мечтательным возгласом «Лети!..» — изящно столкнул меня с пещерного края. Мой визг сотряс вулкан не хуже землетрясения. Я вцепилась в канат мёртвой хваткой, порез на ладони обожгло адской болью. Пальцы разжались сами собой, глаза расширились от ужаса. Один безвольный взмах руками — и я приземлилась на пропылённую ступень лестницы в позе раненого пеликана. Не успел панический страх за собственную жизнь убрать когти с моего горла, как рядом приземлился Воробей — как всегда феерично и грациозно.

— Ты! Да ты…! — я задохнулась в возмущениях, однако тотчас желание высказать недовольство как рукой сняло: в памяти всплыли стеклянные безжизненные глаза капитана и застывшее в вечном страдании лицо.

— Я знаю, что я — это я. А вот тебе следовало бы… — он не закончил, так как волна встряски окатила вулкан, а на шаткой лестнице, непонятно на чём держащейся, землетрясение порядком усиливалось. Мимо прогрохотали два булыжника, а за ними целое облако камней низверглось в пропасть. Как по щелчку мы понеслись наверх, поддерживая друг друга и прыгая через ступеньки. Над конструкцией наверняка успели поработать и гниль, и термиты, поэтому то и дело доска ускользала из-под ноги и исчезала в темноте вместе с осыпью. Каменный дождь заставлял прикрывать затылок руками и бежать скорее. Сзади ударил и эхом пронёсся оглушительный гром, а за ним хруст дерева. Лестницу встряхнуло. Мимолётный взгляд за плечо. Я едва не споткнулась, наблюдая вместо пройденного участка лестницы пустоту. По плечу шуршали камешки, по стенам шумно скатывались каменные глыбы, а булыжники болезненно врезались в голову, обещая оставить знатные шишки.

— Знать бы, что мы идём к выходу, а не к… — я осеклась, так как новый лестничный пролёт оказался последним. От него к стене вёл мостик, зияющий дырами обломанных досок. В стене же чернели два одинаковых отверстия. Очередная развилка пути помогла мне лаконично завершить фразу: — А не к примерно такому повороту событий. — Сверху потоком сорвались несколько гигантских глыб, и даже стоя на месте я подпрыгивала, как будто несколько суток подряд работала отбойным молотком. Инстинкты диктовали ворваться в любой из тоннелей, лишь бы не угодить под обвал; разум же верещал, что нельзя бежать куда попало. — Решай уже, куда мы теперь! — прикрикнула я, хватаясь за джеков рукав.

— Не хнычь, — жёстко отрезал Воробей, хватанув из кармана «инструкцию». В кромешной тьме едва различимы были очертания букв на затёртой, замызганной тряпице: «На свободу ведёт лишь путь l.»

— Путь «один»?! — я всплеснула руками и пригнулась, когда мимо прогрохотала глыба. — Да кто же поймёт, какой из их первый!

Взгляд Воробья с профессиональной скоростью пронёсся по двум проходам.

— Это левый тоннель. Это не единица, а буква «L» — левый! — он ткнул пальцем в инструкцию, но не успела я удивлённо раскрыть рот, как его ладонь впилась в моё запястье, и меня рванули вперёд. Спустя секунду последний лестничный пролёт разломали несколько булыжников — и доски растаяли в пропасти вместе с камнями.

Мы неслись по узкому коридору, пихая друг друга, отталкивая, спотыкаясь и определяя дорогу наощупь: кромешная тьма пещеры жадно заглотила нас, а когда за спиной обрушивается потолок, отсутствие освещения уже не кажется проблемой. Землетрясение волной расходилось от эпицентра — жерла вулкана — по коридорам и ответвлениям, поэтому за нашими спинами грохотал обвал.

Свет в конце тоннеля сперва показался иллюзией, порождением больного воображения. Но с каждым шагом чётче становились очертания бледного пятна, увитого паутинкой из корней. Я инстинктивно выставила руки перед собой, всем телом пробивая преграду из вьющихся растений. И земля ушла из-под ног. Не успел с губ сорваться вскрик, как под животом появилась земля, устланная покрывалом из травы. Сзади прогрохотали обваливающиеся камни, и звуки осыпи резко стихли, будто кто-то выключил колонку. Как прощальный звук прошуршала каменная крошка. Взметнувшаяся земляная пыль осела медленным облаком. Я отлепила голову от земли. Перед глазами всё плыло. Но раз я могла об этом судить, значит уже видела. В сером воздухе проглядывались очертания деревьев и едва различимая полоса зари над ними. Следом за зрением перемены распознал слух: трещали кузнечики, а ночная птица затянула визгливую партию.

— Мы выбрались? — с лёгким сомнением я приняла сидячее положение и взглянула назад. Удивительно, но вместо пещеры нас окружал ночной лес, уже подготовившийся к скорому наступлению утра. А прямо позади расположилась громада холма. На небольшом возвышении темнели камни, завалившие нору, которая послужила нам спасительным выходом из тоннеля.

— Мы выбрались! — я едва не сбила Джека с ног восторженными объятьями. — Мы выбрались! Постой… — и тут же осеклась. — А… Я надеюсь, ты забрал Амулет…?

Джек похлопал по карманам, и в чёрных глазах сверкнули искорки ужаса. У меня волосы дыбом встали.

— Нет?! Амулет остался там?! — дрожащий голос сорвался на шёпот. Воробей развёл руками. В меня будто демон вселился: — Как же так! Это что же, всё было бестолку?! Весь этот путь, все эти мучения! Мы всё потеряли?! Твою мать!!!

Я влепила злобный пинок булыжнику и запрыгала на одной ноге, держась за ушибленную ногу.

— Ха-ха… Какая ты забавная, когда злишься, цыпа… — я устремила в Воробья вызывающий взгляд. — Можешь расслабиться. — Из капитанского кармана появился золотой медальон, перепачканный в крови. — Это была шутка.

Я подавилась свежим ночным воздухом.

— Ах ты! — и прыгнула на него, как дикий зверь. — Нехороший человек, — прошипела я сквозь зубы, хватая его за грудки и еле сдерживая смех. В самом деле, сколько можно уже загоняться по мелочам! Давно уже пора понять, что главное сокровище — это человеческая жизнь, и всё остальное подле неё никчёмно. В чёрных глазах заблестели так любимые мной огоньки. Но несмотря на жизнь, что снова горит в них неугасаемым пламенем, в воспоминаниях до сих пор стоял его посмертный взгляд, и каждая клеточка тела содрогалась. Я не могу, не должна его снова потерять. Я хочу быть с ним. Здесь и сейчас!

Лицо обожгло горячим дыханием. Наши губы приблизились — как никогда прежде трепетно и желанно. Как никогда прежде важно, ибо каждый успел познать цену жизни и свободы.

Над лесом эхом пронёсся протяжный вой, леденящий душу. Из-за деревьев взмыла стая птиц, полетели перья. Мы с кэпом дрогнули, влетая в объятья друг друга и синхронно оборачиваясь к источнику звука.

— А вот это уже точно не к добру, — цыкнула я.

Мы продирались к берегу под свежие ароматы утреннего леса. Заря поднималась выше, и обширные солнечные лучи покрывалом ложились на землю, проникая меж цветущих деревьев и сверкая в холодных каплях росы. Долгий тернистый путь через лес оказался на порядок легче, чем в прошлый раз. Даже в ногах не чувствовалась тяжесть от долгих скачек через лесные преграды: то ли такой эффект дало счастье, свалившееся на меня после воскрешения Джека, то ли измученное, истерзанное тело достигло пика страданий, и хуже уже стать не могло. Как бы то ни было, время пролетело незаметно, и впереди забрезжили блики на гладком зеркале морской воды. Вниз, по голому склону холма — рукой подать, поэтому мы с упоением позволили себе передышку, когда тёмный влажный борт «Жемчужины» был настолько близко, что можно рассмотреть резьбу на ахтерштевне.

— Ха, этот долбоёж так и не заметил, что остался с носом! — триумфально фыркнул Воробей, глядя вслед уходящим от Исла-дель-Диабльо «Августиниусу» и «Неудержимому».

Я мазнула взглядом по исчезающим в туманной дымке горизонта кораблям Стивенса — и изумлённо обернулась к Джеку:

— «Долбоёж»? Где ты таких слов набрался?

Джек невозмутимо отклонился назад:

— Как это где? Ты же сама меня учила русским ругательствам!

Я изумлённо вытаращила глаза.

— Когда?

— А-а, ты не помнишь… — Джек расплылся в якобы понимающей, хитрющей улыбке. — Когда ты напилась и начала ко мне приставать.

— Что-о?!

— Ага. Знаешь, мне было невежливо отказывать даме. Эта ночь запомнится мне надолго… так же, как и те грязные словечки, что ты выкрикивала в моих объятьях вперемешку со стонами…

— Воробей! — я с лихорадочной скоростью пыталась восстановить в памяти эти моменты, но вместо них в голове прыгало перекати-поле. Розыгрыш ли это, правда ли — всё равно чертовски обидно: во-первых, потому что подобный шантаж — это только моя фишка! А во-вторых, потому что даже в памяти не отложилась столь желанная ночь (если, конечно, она не была капитанской фантазией). — Погоди… То есть, ты хочешь сказать, что я во время нашей ночи сказала тебе, что ты долбоёж?

— О нет, ты назвала этим словом саму себя, потому что начала жалеть о том, что раньше этого не сделала.

В голове гудел ветер, и посреди пустоты там вырисовывалась лишь одна презабавная картина: я в объятьях Джека, трепещущая, разгорячённая, прикусывающая губки от наслаждения — внезапно подрываюсь и кричу во всё горло: «Я долбоёж!».

— Я не верю в твои розыгрыши!

— Да ну? А откуда я тогда знаю это необычное исконно-русское словечко?

— Ха! Ты его и знаешь-то неправильно! Не «долбоёж», а долбо…

Дикий вопль вырвался из зелёных зарослей. Совсем рядом затрещали кусты. На солнечный свет вывалился запыхавшийся Гиббс, обезумевший, перепуганный до смерти. За ним выкатились несколько матросов, и все с одним выражением лица: будто увидели гибрид Кракена и мегалодона.

— Гиббс? Как неожиданно. Чего ты верещишь, будто тебя расстреливают на краю пропасти прямо в жерле вулкана?

— Джек! — выдал ошалевший Гиббс, чуть не сбивая кэпа с ног. — Там! Такое…

— Ого, старина, ты решил вспомнить Тортугу и ночевал в свинарнике? — Воробей выразительно покосился на одежду старпома, инкрустированную грязными разводами. — Что случилось, Гиббс? Не томи! — и он отрезвляюще встряхнул старого пирата.

— Команда… человек десять… Раз! И подохли! — сглотнув, протараторил Гиббс и стукнул кулаком по ладони. — Они будто сгорели изнутри! От них дымок пошёл, начали верещать, покрылись тёмными полосами, будто обуглились — и как подкошенные!

В памяти невольно всплыли последние минуты Стивенса-младшего, его предсмертные крики и тёмные вены, выступившие по всему телу. Что, если это пещерная тьма так исказила восприятие, и это были вовсе не вены, а нечто вроде подгорелой кожи?

— Сгорели изнутри, говоришь? — задумчиво произнёс Джек.

— Да-да! — Гиббс быстро затряс грязной башкой. — Ого! А с вами что, кэп? — он будто бы только сейчас заметил, что вся наша одежда с ног до головы перемазана кровью.

— Да так — пустяки — восстал из мёртвых! — отмахнулся Воробей и сам для себя добавил: — Второй раз. Так, нечего лясы точить! Нужно сматываться с этого проклятого острова куда подальше! Кто отстанет — будет чистить гальюн!

Последняя угроза оказала мощное впечатление на пиратов, и мы в два счёта достигли «Жемчужины». Шлюпки доставили нас на борт, после чего было приказано сушить якорь.

Участь, постигшая часть команды, сильно напрягала, и толкала на цепочку логических рассуждений: Роза Киджера погибла на пожаре, «Чёрная Жемчужина» была подожжена на Исла-де-Розас, на острове аборигенов мы едва не сгорели вместе с лесом, «Марко Поло» взорвался и догорел, наши матросы сгорели изнутри. Огонь. Угроза в его лице постоянно сопутствовала нам на пути к Амулету. По христианским верованиям, ад — это гигантская печь с адским пламенем. Так что, если Дьявол (в честь которого и назван Исла-дель-Диабльо), поднялся из ада, и в обличии огня губит тех, кто пытается сюда добраться? Это можно назвать естественным отбором: слабаки отсеиваются в дороге, а Амулетом сможет завладеть только достойный человек, который пройдёт через все «пламенные» испытания. Меня пробило на нервный тик. Бьющееся в сумасшедшем бите сердце стало успокаиваться только тогда, когда Остров Дьявола отдалился на достаточное расстояние, чтобы не вздрагивать, натыкаясь на него взглядом. Губ коснулась грустная усмешка: а ведь с виду — самый обыкновенный клочок земли. Несомненно, на нём когда-то останавливались простые матросы, чтобы набрать пресной воды — но даже не подозревали, что здесь хранится. Но я более чем уверена, что люди, которым Амулет безразличен, выйдут отсюда живыми и невредимыми.

Вокруг трещало и шуршало. Дым валил, как из адовой печи. Рука сжимала саблю. Выход из огромного зала перекрывало пламя. Но сквозняк утягивал дым — таким образом можно было разобрать, где выход. Дым выедал глаза, выжигал дыхательные пути, отчего лёгкие разрывались мучительным кашлем.

Рукав прикрыл лицо в жалкой попытке уберечь от угарного газа.

— Давайте, живо! И-и раз! Взяли! — натужно прозвучало неподалёку. Взгляд метнулся влево. Несколько матросов, пыхтя и обливаясь потом, тащили металлический сейф к выходу.

Барбосса скребанул когтями по стальному днищу хранилища, и его протез скользнул по раздавленной виноградной горсти. Пират вскрикнул, будто кот, которому отдавили лапу — и распластался на полу.

— Нашёл время разлечься, — закатил глаза Воробей. — Ну если захотел отдохнуть, то милости просим! Благодарю, что отдал свою долю нам.

Гектор неуклюже завертелся, но это походило на попытки опрокинутой черепахи перевернуться со спины.

— Помог бы, мерзавец!

Воробей наигранно покачал головой и ахнул, однако отпустил сейф, отчего другие «носильщики» едва не присели под тяжестью стали, и шагнул к старому доброму врагу с протянутой рукой.

Наверху шаркнул камень. Взгляд взлетел к потолку. Прямо над Джеком поехал обожжённый кирпич, выбиваясь из кладки.

— Джек, осторожно! — я подала было голос, но вырвавшийся хрип не походил на чёткие слова.

Я ринулась к капитану. Дым заволок потолок, перекрывая от взгляда падающий кирпич. Замедленная секунда сменила другую, шаг сменил шаг. Я налетела на Воробья всем телом, сбивая его с ног. Затылок сотрясло тяжёлым ударом. В голове будто сирена взорвалась. Я медленно оседала на пол, замечая перепуганные капитанские глаза и губы, в исступлении шепчущие моё имя.

Секунда темноты.

Взмах ресниц. Тьма сменилась неестественным голубым светом. Нечёткое зрение сфокусировалось на белых потолочных плитах; опустилось ниже, на больничную дверь, капельницу и чёрный экран с угловатой линией пульса. Ужас свёл тело судорогой. Появились белые врачебные халаты, лица в медицинских масках и восторженное «Пришла в себя!», звонок телефона, хлопок двери и приглушённый голос: «Ковалёва вышла из комы»…

— Нет! — я подорвалась на постели в отчаянном отрицании. Мир завертелся, наклонился и растаял в вихре больничных коек, капельниц и белых халатов.

Я проснулась в чём-то липком и холодном — это был пот вперемешку с кровавыми пятнами на одежде. В глаза бросились деревянные стены, поеденный ржавчиной сундук, треснутое зеркало и стол, украшенный увядшим цветком в вазе.

«Жемчужина», — выдохнула я себе под нос. Тяжесть страха отступила, позволив мне перевернуться на спину и в блаженстве раскинуть руки на койке в собственной каюте. Хотя последние крупицы ужаса так и не желали покидать меня: чрезмерно реалистичным оказался сон. После него остался осадок, похожий на дежавю: как будто всё это когда-то происходило со мной. «Или, — нервно сглотнул внутренний голос, — Произойдёт.»

— Нет же, что за чушь, — вслух произнесла я, поднимаясь на кровати и тут же охая от навалившихся ощущений — последствий вчерашнего «приключения». Однако, всё равно поспешила подобрать аргумент и утешить себя: — Со мной такого никогда не случится, ибо Барбосса не согласился бы сотрудничать с нами, а Джек не стал бы ему помогать.

После пережитого нечеловеческого стресса, а также титанических усилий, я превратилась в выжатый лимон почти буквально: все внутренние органы будто скомкали, как клочок бумаги, вытряхнули наружу, а потом снова засунули. Каждая клеточка тела болела, будто побывала в зубах Кракена.

Я вывалилась из постели и тихо заскулила: в голове взорвалась бомба, начинённая раскалёнными шипами. Несколько шагов до зеркала я преодолела с чувством подвига. Но когда на меня взглянуло отражение, я десяток раз пожалела о содеянном. В зеркале стояла ссутулившаяся исхудавшая девица, кожу которой покрывал плотный слой грязи вперемешку с кровью. Сквозь это «камуфляжное покрытие» проглядывались синие круги под красными глазами и рубцы ссадин. Впалые щёки затемняли два почти симметричных синяка — будто своеобразный контуринг — что выглядело весьма забавно. Волосы превратились в слипшиеся сосульки, тоже перепачканные в крови, что создавало иллюзию огненно-рыжего цвета. Что до одежды — спереди она превратилась в сплошное кровавое пятно. «Ну ничего, можно притворяться, что это такая расцветка», — мрачно ухмыльнулся внутренний голос.

Удивительно, на что способен человек. В XXI веке я бы не смогла и шагу ступить в таком состоянии, а здесь даже нашла сил предаваться самоиронии. Никогда бы не подумала, что смогу пережить такое. Мной можно было пугать детей. Воистину говорят, что «красота — страшная сила», однако я предпочла избавиться от такого «оружия» и решительно устроила помывочный день.

Плескаясь в тазике и отмывая кровавую «краску» с волос, я почувствовала, как все болезненные ощущения приглушаются. А возможно, этот эффект произвёл ром, который я выпросила у мистера Бергенса. Так или иначе, тщательно отмокнув в тёплой водице, я могла оценить своё состояние как «почти человек». Кровавые пятна намертво вцепились в ткань одежды и не поддавались воде, поэтому наряд пришлось отправить на списание.

В шкафу отыскалась старая, почти древняя тёмно-бордовая рубаха, невесть сколько лет пребывающая в забытьи. В ней я утонула — подол висел до колен, а рукава оказались почти вдвое длиннее моих рук. Но это было лучшим вариантом. Образ дополнили джинсы, прилетевшие со мной из будущего, и корсет от старого платья Розы Киджеры, который придал огромной рубахе божеский вид.

Таким образом, после всех героических мыльно-рыльных процедур, я выползла на палубу только когда воздух налился пасмурной сыростью прохладного вечера. Однотонное серое небо градиентом перетекало в более тёмное море, а на этом фоне перемигивались огоньки недалёкой суши.

— Что за место?

— Не узнаёшь? — Джек, облокотившийся на мачту, снисходительно поднял брови домиком и умильно улыбнулся. — Наверное, твой день рождения не очень удался, раз ты не можешь узнать место, где мы его праздновали.

— И не говори, — охнула я, а в воспоминаниях по кадрам пронеслись последствия праздника. — И зачем нам возвращаться в этот злополучный городок?

Воробей пожал плечами.

— Надо же сообщить чете Тёрнеров, что Амулет у нас. Мисс Суонн решила себя побаловать и прикупила себе почтового голубя. Таким образом в ходе нашей птичьей переписки мы договорились встретиться здесь.

Никакие эмоции не пошевелились в душе в ответ на это заявление.

— Понятно.

Бухта встретила «Жемчужину» сонным шуршанием волн, деревянным поскрипыванием причала, бледными огнями и вялым вечерним звоном рынды корабля, остановившегося в порту помимо нас. От воды сильно несло солью вперемешку с отдалёнными запахами подтухшей рыбы.

Шлюпки доставили нас на берег, где расположилось на ночлег несколько рыбацких лодок, укрытых сетями и снастями. Звуки ночного моря не перебивались городским шумом. Поселение произвело тот же эффект, что и в прошлый раз: будто город давно вымер, а унылые огни в окнах — это призраки бывших жителей.

Когда мы дружной компанией заявились в знакомую таверну, трактирщик вытянулся, распахнул объятья, а его тусклые глаза загорелись: тот и не надеялся, что когда-нибудь удача снова поступит столь благосклонно и приведёт к нему толпу клиентов во второй раз.

Говоря кратко, вечер прошёл скучно, если не учитывать того времени, когда матросское пьянство достигло пика: после третьей бутылки мистер Бергенс так окосел, что решил испробовать действие Амулета на себе: он выпросил у Джека «подержать его всего одну секундочку», надел на шею — и со всей дури разбил бутылку о свою голову. Не хватало только возгласа «За ВДВ!». Я ухмыльнулась в кулак. К удивлению, Амулет воистину работал: Бергенс не пострадал, правда после такого действия Джек набросился на него как тигр: стащил Амулет с его шеи, дал тому знатного тумака и пообещал собственноручно утопить его в гальюне.

— Какой суровый, — ехидно поддела я Джека.

— Какая придирчивая, — прищурился он в ответ.

— Что ж, зато мы теперь знаем, что свойства Амулета правдивы, — я повела плечами и приложилась к бутылке.

С течением минут ничего не менялось: Элизабет не спешила объявиться на заявленную встречу, что беспокоило Джека: капитану не терпелось передать Амулет миссис Тёрнер, чтобы ответственность за его сохранение больше не лежала на его плечах, и над «Жемчужиной» перестала висеть потенциальная угроза потопления суровым Уиллом-недо-рыбьей-харей. Опоздание мисс Суонн сначала было мне безразлично, а потом стало возмущать: ведь та заранее прибыла на остров и могла прийти вовремя.

Я знала, что как только Амулет попадёт в руки Тёрнеров, можно будет считать приключение законченным, но вместо положенного умиротворения душу снедало беспокойство: всё не может так просто закончиться. Тяжёлый осадок не спешил испаряться, ведь гнев обманутого Стивенса будет кружить над нами голодным коршуном. А также осталось много других нерешённых проблем. Я испытывала жизненную необходимость расставить точки над «i», чтобы наконец вздохнуть спокойно.

Далеко за полночь Джек покинул таверну — отправился встречать блудную девицу, забывшую дорогу к выпивальне или просто позабывшую про встречу. После его ухода всё веселье растворилось в отзвуках ночи из приоткрытой двери. «Мир сразу как-то потускнел», и вместо пьяной пирушки матросы устроили вечер баек. Удивительные фантазии Гиббса о том, как он спасал капитана от банды проституток, которые решили отомстить ему за то, что тот им не заплатил, сначала вызывали смешки, но потом я абстрагировалась от них. Чувство, будто что-то не так, висело в запахах старого дерева и терпкого рома, заставляя душу изводиться в тревоге. Я сидела как на иголках, а внутренний голос уверял, что что-то должно случиться.

Сквозняк распахнул дверь таверны и принёс с окраины собачий лай, выстрел и отзвуки злобных едких слов. Это сработало неким пинком: я бесшумно выскользнула за дверь, которую распахнул ветер, будто желая выпроводить меня. Тёмная влажная улица заставила продрогнуть. Что-то тянуло прочь от уютной таверны в холодную ночную неизвестность.

Интуиция вела меня по подворотням и проулкам, с неба сыпалась дождливая морось, искрящаяся в редких кружочках фонарного света. Цветущий аромат какого-то диковинного растения заострился, но промозглая погода перемешала его со странным металлическим привкусом.

Справа взметнулось чёрное покрывало. В плечо толкнули. Мир наклонился. Я не успела даже вскрикнуть, ударяясь спиной о мостовую. Мимо простучали чёрные сапоги и просвистел колыхающийся плащ, увенчанный чёрным палаческим капюшоном.

Взбудораженный возглас застрял в горле, а в мыслях взорвалось разъярённое «Да неужели!». Я оттолкнулась от мокрых камней и вскочила на ноги, устремляясь вслед Тёмной Личности, также известной как Анжелика Тич.

Несколько шагов в соседний проулок — и меня настиг удар в спину, будто кто-то не рассчитал траекторию и врезался в меня на бегу. Земля нырнула навстречу, и я едва успела выставить вперёд локти, чтобы не поцеловаться носом с тротуаром. Отборный русский мат невольно вырвался в тишину проулка. Рядом прогрохотала ещё одна пара сапог — знакомая своими грязными разводами.

— Стоя-ять! — рявкнула я, цепляясь за голень сапога. Джек чуть не загремел на мостовую, покачнулся на одной ноге, восстанавливая равновесие, и в спешке обернулся.

— Окси?! Обещаю, позже я позволю тебе снять с меня и сапоги, и всё остальное, но сейчас мне надо бежать, — последние слова пират прошипел сквозь зубы, одним резким рывком заставив меня отцепиться.

Я в негодовании вернулась в стоячее положение и устремилась следом за Воробьём, убегающим в темноту проулка. Внутренний голос сформировал объективное предположение о причине этих догонялок: Анжелика украла Амулет. Концентрация гнева достигла предела, ускорив мой бег до максимума — и я смогла нагнать капитана.

— Опять она?

— Угу. И не одна, а с компанией солдат. Скажи спасибо, что я их обезвредил.

— Компанию солдат? — подивилась я.

Вместо ответа впереди выросла фигура, замершая в исступлении. Расстояние оказалось недостаточным, чтобы успеть затормозить. Воробей с размаху налетел на какого-то человека, а я, бегущая следом, рухнула сверху, не успев перемахнуть через них. Пронзительный возглас резанул по ушам. Три тела смешались в кучу. Джек подо мной заелозил, а девушка под ним попыталась нас стряхнуть. Я откатилась в сторону и встала на колени, однако не успела подняться, как остолбенение прокатилось по телу замораживающей волной: Джек лежал над хорошенькой блондиночкой, которая, заметив его лицо, вдруг резко перестала извиваться под ним и захлопала глазками.

— Джек?

— Элизабет!

После секундного взгляда глаза в глаза, Лиззи изъявила новую попытку подняться, и Воробей свалился с придавленной девушки. Та неуклюже встала, путаясь в пышных юбках пепельно-розового платья, и удивлённо моргнула:

— Удивлена, что ты так спешил на встречу со мной.

— Чего не скажешь о тебе, — Воробей отряхнулся, как кот, угодивший под дождь. — Стоило бы тебе не задерживаться — и была бы заслуженно награждена Амулетом.

Элизабет в порыве рванулась к Джеку.

— Что это значит?!

Воробей выдержал пристальный взгляд её бегающих глаз.

— А то, что только что твой Амулет упорхнул от тебя в неизвестном направлении.

— Анжелика украла, — пояснила я. Элизабет рассеянно моргнула, то ли не понимая, кто такая я, то ли кто такая Анжелика — и снова обратилась к Джеку:

— Хочешь сказать, у тебя нет Амулета?

— Благодаря тебе, дорогуша.

— Джек, — я наплевала на возмущение Лиззи и беззастенчиво оттеснила её плечом. — Как ты умудрился позволить ей стащить Амулет?

— В самом деле, — цыкнул Воробей. — Это было настолько глупо — отбиваться от отряда солдат, желавшего порубить меня на кусочки, а не бороться с Тич за Амулет!

— Вот почему она ушла из команды Барбоссы! Решила взять всё в свои руки и не делить ни с кем Амулет! — злобно сплюнула я, и, кажется, попала на платье Элизабет.

— Надо отправиться в погоню. Эта женщина обязательно захочет уехать с острова. В бухте кроме «Жемчужины» только один корабль. И, кстати, когда я шла мимо причала, он готовился к отплытию. — Оповестила миссис Тёрнер.

Воробей метнулся было в сторону гавани, махнул рукой, и кинулся в другую сторону:

— Значит, бегом за командой, а ты, — его палец указал на меня, — бежишь на пристань, чтобы не пропустить, когда и в каком направлении отойдёт их корабль.

Я на автомате кивнула и развернулась на каблуках. Воробей с Элизабет исчезли в соседнем переулке. Улицы сменяли друг друга, вспышками мелькали фонари, а увеличившиеся дождливые капли стекали за воротник промозглыми струями. Улицы путались, однотипные дома напоминали лабиринт, в котором невозможно разобраться. Этот момент поселил в мыслях тревогу: каждый поворот напоминал предыдущий, и в голове вскружился безумный хаос из одинаковых (будто клонированных) переулков.

Я кинулась к тёмному проулку, потом обратно, отпрыгнула от фонаря, что вырос на пути и едва поспособствовал столкновению, побежала по улице дальше, но из тьмы мрачным великаном выросла внушительная каменная стена.

Однообразие города завело меня в тупик. Я испустила ругательство и замерла посреди улицы. Отчаяние подначивало захныкать и обидеться на весь мир. Это особое искусство — уметь прошляпить даже такое простое дело. То-то будет весело, когда я скажу Джеку, что не смогла проследить, куда ушла шхуна Анжелики!

Как известно, слезами горю не поможешь — и я продолжила забег по городу. Постепенно в памяти всплывали знакомые повороты, и я едва не взвизгнула от радости, когда на пути показалась знакомая куча коровьего навоза, которая была своеобразным ориентиром. Этот знак говорил о том, что до пристани рукой подать. Несколько домов сменили друг друга, прежде чем из-за серых стен проглянулись белые блики на ночном море.

На пристань я вылетела галопом, чуть не сбивая старого рыбака, который сворачивал сети и швартовал свою лодку.

— Полегче, юная леди! — прозвучало добродушным старческим голосом.

Я встала как вкопанная. Ошалелый взгляд пронёсся по пустой гавани, задержался на «Жемчужине» и устремился в темноту. Ни единого признака присутствия шхуны не выдавало себя.

— Не-ет, — вырвался разочарованный стон. В душе всё опало. Руки опустились.

— Что-то случилось? — прохрипели над ухом.

— Нет. То есть да! — истерично вскрикнула я, оборачиваясь к запоздалому рыбаку. — Здесь была шхуна… Она…?

— Ушла, от силы десять минут назад, — старик с пониманием закивал, прищуривая глаза с глубокими лучиками морщинок. — Что ж вы опоздали на борт?

— Куда она ушла? — вопросом на вопрос отчеканила я.

— Да Бог её знает! Честно сказать, странная была шхуна — ни одного фонарика не зажгла, когда уплывала. Ума не приложу, зачем плыть в полной темноте…?

Дальнейшие слова пролетели мимо ушей, потому что я знала, зачем. Корабль без освещения мгновенно растворяется в ночной тьме, если чуточку отойдёт от береговых фонарей. Тем самым Анжелика обеспечила себе полную незаметность. О какой погоне может идти речь, когда у нас нет даже намёка на то, какой она курс взяла?

Загромыхал топот сапог. На пристань вырвалась толпа тёмных фигур. Я уныло обернулась к Джеку, шагавшему во главе. В ответ на его взгляд — удивлённый и вопрошающий, я лишь развела руками.

— Где шхуна?

— Мы её прошляпили, — уныло протянула я.

Джек укоризненно изогнул бровь.

— Вернее будет сказать «прооксанили», — фыркнул тот, будто такой исход его ничуть не удивил.

— Хорош упрёк от того человека, который только что не уберёг Амулет от какой-то бабы!

— Хороши слова от той дамы, которая добиралась до гавани медленнее, чем на черепахах!

— Замолкните! — перед нами выросла фигура Элизабет. Точёное лицо миссис Тёрнер приобрело оттенки раздражения, но она поспешила сменить их на твёрдый безапелляционный взгляд. — Ведёте себя как изнеженные губернаторские дочки!

— Кто бы говорил! — хором крикнули мы и изумлённо замолчали.

Элизабет возвела глаза к небу.

— Так, — она испустила напряжённый вздох и разжала кулаки. Непроницаемый тёмный взгляд поднялся из-под густых ресниц. — Есть теоретические предположения, куда она отправилась?

— Надеюсь, что к морскому дьяволу, — прошипела я сквозь зубы и отвернулась к морю. Сзади послышалась возня и задумчивое «Хмм», поясняющее, что эти слова натолкнули капитана на мысль.

— К дьяволу, говоришь… Уверен, ты не одна желаешь ей такого.

Я развернулась осторожно, чтобы не спугнуть мимолётную догадку.

— Не одна… ты про…? — я умолкла, наблюдая, как Джек кивает, и чувствуя на лице заговорщицкую улыбку.

— Да. Барбосса.

«Жемчужина» отчалила, когда ещё ночное небо не прояснили просветы. Каждый понимал, что Барбосса не будет доброжелателен после того, как мы насадили его корабль на мель. Однако без буксира такой махине не сползти с отмели, поэтому у Гектора не будет иного выбора, кроме как рассказать о целях Анжелики в обмен на освобождение «Мести…» из плена песка.

Мы не могли быть уверенными наверняка, посвящён ли Гектор в её планы, имеет ли правдивые догадки, или же хоть какие-то наблюдения, которые могут натолкнуть на след, но его участие стало единственным шансом достичь успеха.

Поэтому, когда утро засеребрилось влажными хлопьями тумана, горизонт выпустил нам на встречу блестящую песчаную косу, над которой возвышалась покосившаяся деревянная громада. «Месть королевы Анны» не сменила того положения, в котором мы её оставили, когда загнали на мель. Это делало их позицию зависимой, что в свою очередь диктовало им играть по нашим правилам.

Мы сбавили ход, двигаясь навстречу. «Огненное» преимущество по-прежнему оставалось на стороне «Мести…», поэтому к судну пришлось подкрадываться осторожно, как кот к собачьей миске. На первый взгляд, «Месть…» имела безжизненный вид: ни одной живой души не стояло ни на мостике, ни на баке, ни на шкафуте, поэтому корабль казался полностью покинутым.

— Кхм, — неоднозначно произнесла я, складывая подзорную трубу. — Могли ли они покинуть корабль на лодках?

Словно в ответ на вопрос впереди мелькнула огненная вспышка, и с хищным свистом воздух разрезало ядро. Фальшборт сразило пушечным выстрелом, доски подкинуло, меня впечатало в уцелевшее ограждение мощной взрывной волной. Сердце подскочило к горлу. Я хлопнула ртом, пытаясь прогнать звон в ушах и собрала вместе подкосившиеся ноги. Внутри всё похолодело, стоило лишь обернуться: знатная пробоина в фальшборте оказалась в считанных сантиметрах от нас с Джеком. Стоило бы нам стоять чуть ближе, и…

— Не думаю, — наконец ответил Воробей, отталкиваясь от досок планшира. Спустя несколько беззвучных секунд я кинулась за Джеком.

— Выкатить орудия! — Воробей простучал сапогами по сходням мостика и обернулся к матросам.

— Нам нужно поднять белый флаг! — я встала между капитаном и штурвалом, пока матросы выкатывали пушки. Джек выглянул из-за меня и протянул руку к рулевому колесу, но я отклонилась в бок, чтобы перекрыть его обзор собой. Воробей потянулся через другое моё плечо, но я перехватила его руку. — Мы пришли не стреляться, а вести переговоры! «Что биться, лучше договориться»!

— Эта аксиома не работает, когда в парламентёров стреляют ещё до начала переговоров. Брасопь реи! — крикнул он Гиббсу, после чего навязчивым движением оттеснил меня от штурвала. Воробей вцепился в рукояти рулевого колеса. Спустя мучительные секунды раздумий моя ладонь мягко легла на его плечо. Тёмные глаза вымученно обратились ко мне.

— Прошу. Доверься. — Шепнула я.

Несколько секунд растворились в топоте и металлическом грохоте, с которым пушки въезжали в раскрытые порты. Я вложила во взгляд все мольбы. Ведь кожа ещё чувствовала холод мёртвого тела, а перед глазами стоял безжизненный взгляд. Это не должно повториться. Не сейчас. Поэтому надо сделать всё, чтобы избежать любых опасностей для жизни. Я привыкну, обязательно привыкну. Снова перестану бояться идти в бой, но пока воспоминания настолько свежи, я не должна рисковать моим Джеком.

— Хорошо, — через силу выдохнул Воробей. Я засветилась благодарной улыбкой и отошла к вантам. — Поднять белый флаг.

Я нервно теребила в пальцах полы рубашки, наблюдая, как на флагшток всползает белое полотно, а ярды до «Мести…» стремительно сокращаются. Вопреки ожиданиям Джек следовал иной тактике, чем просто надеяться на согласие Барбоссы вступить в переговоры: от него нельзя ожидать этого наверняка, поэтому Воробей принял меры предосторожности: порты закрыли, но орудия не откатили. Пушки прижимались жерлами к закрытым окошкам, чтобы при необходимости в мгновение ока принять боевую позицию. «Месть королевы Анны» прекратила боевое приветствие и отрешённо дожидалась нашего приближения.

— Вот видишь, — облегчённо заулыбалась я, когда нас разделяли считанные ярды. Джек неоднозначно качнул головой, не теряя серьёзного вида.

Солнце уже высоко стояло над горизонтом, и блестящие переливы волн отражали голубизну неба и невесомость облаков. «Месть королевы Анны» была чужеродным объектом посреди морской идиллии — но ещё более чужеродным был капитан на её палубе. Барбосса сжимал штурвал, будто это могло помочь его кораблю сойти с мели. Увы, грозного вида ему это тоже не придавало, поэтому Джек приветливо взмахнул треуголкой.

— Эй, Гектор! Как тебе отдыхается?

— Спасибо, солнышко не припекает, — язвительно выплюнул Барбосса.

— Да? Тогда вдвойне странно, почему же ты стоишь у штурвала, когда твой корабль увяз брюхом в песке.

Было видно, как ногти Барбоссы проскребли по дереву рулевого колеса — чуть опилки не полетели.

— Зачем явился?

— Чтобы заключить бартер.

— Бартер? Ха, согласен!

По щелчку пальцев Гектора мимо нас пронеслась меховая молния — обезьянка дёрнула с пояса Джека кошелёк с деньгами и взвилась на мачту. Воробей подавился возмущённым воплем. Я инстинктивно хватанула пистолет. Дуло нацелилось на маленькое мохнатое тельце. Выстрел — и кошелёк со свистом шмякнулся на палубу; попрыгали и зазвенели монеты. Нежить-обезьяна же, некогда получившая бессмертие на Исла-де-Муэрто, ничуть не смутившись, мягко перелетела на тросе на судно хозяина.

Джек сложил руки и послал мне благодарственный кивок.

— А теперь, когда твоя мартышка помогла моей боевой подруге поупражняться в стрельбе, перейдём к делу, — невозмутимо кивнул Воробей.

— Я не собираюсь иметь с тобой дел, — сплюнул Барбосса. Обезьяна вскарабкалась ему на плечо и прижалась хвостиком к его щеке. Барбосса почесал за ушком любимца и безапелляционно вернулся к штурвалу.

Джек показательно тяжело выдохнул и пожал плечами.

— Не беда. Обратимся к другому союзнику — он-то точно не откажет — не каждый же раз тебе предлагают получить координаты Острова Дьявола и список указаний по поискам Амулета…

Он произнёс это тихо, но весомо, и эти мимолётные слова произвели должный эффект. Барбосса замялся, потоптался на месте, однако не сдержался и с протяжным вздохом обернулся.

— Так уж я тебе и поверил, — злобно сощурился Гектор, на что Джек развёл руками:

— Как же испортился мир. Когда рядом с тобой искренний, доброжелательный человек, который хочет помочь, ты ищешь в этом подвох! Что ж, как знаешь… — и отправился на мостик.

Переговоры зашли в тупик. Барбосса не собирался вступать в сделку без гарантий, но и слепо отказаться от шанса не мог. На нашей стороне было много преимуществ, но главное было утеряно — доверие. Воробей и Барбосса предавали друг друга бесчисленное количество раз, поэтому в игре друг с другом поставить на кон что-то важное уже не могли.

Внутренний голос отсчитал десяток отчаянного «Умоляю!», пока я заламывала пальцы, надеясь на то, что Гектор изменит ответ. Однако молчание затянулось, и Джеку пришлось снова настоять на своём.

— Гектор, ей-богу, ты собираешься сидеть на мели, пока по твою душу не приплывёт «Голландец»? Если да, то…

Между двумя кораблями взорвалась водная толща. С оглушительным шумом взмыли кубометры воды, брызги ударили в паруса и окатили палубу. Море пошло волнами, нос «Жемчужины» занесло набок. Я вцепилась в фальшборт, балансируя на танцующей палубе, и нервно смаргивая воду с ресниц. Эффект неожиданности был облегчён тем, что я уже имела удовольствие наблюдать за фееричным выныриванием «Голландца» из-под воды, поэтому, когда волна отхлынула, и перед глазами предстал собиратель душ, вставший аккурат меж «Жемчужиной» и «Местью…», я даже не словила микроинфаркт.

— Уилл! Ты как никогда вовремя!

Джек, раскрыв объятья, зашагал навстречу «Голландцу». Уильям Тёрнер сурово стоял на мостике, а его мрачные водянистые глаза шастали от «Мести…» к «Жемчужине».

— Тёрнер, чёрт тебя побери! — отдалённый окрик Барбоссы прозвучал визгливо и жалко.

Уилл не расщедрился даже на скупое холодное приветствие, вместо чего лишь кивнул Гектору — и зашагал к фальшборту, который едва ли не тёрся о борт «Жемчужины». Я невольно шагнула навстречу, но меня тут же оттеснили — Джек проворно подскочил к фальшборту и, перегнувшись через него, пожал руку старому почти-другу. Уилл медленно моргнул и сухо улыбнулся. Я едва сдержала смешок, заметив, как Джек после рукопожатия со склизким капитаном «Голландца» вытирает ладонь о штанину.

— Что там с нашим Амулетом? — приглушённо пробасил Тёрнер, искоса поглядывая на «жемчужных» матросов.

— Логически, с ним всё удовлетворительно, а…

— Ещё как! Настолько удовлетворительно, что он готов разбрасываться картами и подсказками! — язвительно донеслось с «Мести…». Воробей вжал голову в плечи, как перед ударом. Уильям заторможенно обернулся, но не успел обратиться к Барбоссе, как Джек украдкой тронул его за плечо:

— Это был стратегический ход.

Тёрнер опустил голову и исподлобья взглянул на кэпа.

— Если так, то отдай мне Амулет, — выразительно произнёс он.

— Обязательно и всенепременно, — отчеканил Воробей. — Однако для этого нам необходимо прояснить некоторые моменты, конкретно с этим престарелым… пятном на репутации пиратства, — и выразительно покосился за плечо Уилла на Гектора, с которого порыв ветра так кстати сбил широченную шляпу. — И твоё участие в переговорах помогло бы обернуть некоторые нюансы в нашу пользу, смекаешь?

Уилл поджал губы, в смятении взглянул на дверь собственной каюты — и обернулся к Джеку. Воробей принял это за согласие и расплылся в наглейшей улыбке:

— Да ты золотко!

Капитан невозмутимо запрыгнул на планшир и перешагнул на «Голландец». Уилл отодвинулся — то ли пропуская его, то ли не желая запачкаться. Два капитана задержались на палубе, Уильям что-то сказал Барбоссе, после чего и тот присоединился к ним.

Я наблюдала за тем, как Джек в компании с Уиллом и Гектором скрываются за дверью капитанской каюты «Голландца» и сгорала от любопытства. Теперь сомнений в удачном разрешении переговоров не было, поэтому я довольно потёрла руки и хитро заулыбалась. Во-первых, своевременное появление Уилла произвело на Гектора должный эффект, а во-вторых, Тёрнер хорошо осведомлён обо всём происходящем в море и окажет неоценимую помощь.

Время затянулось. Я ждала разрешения переговоров на шканцах, наблюдая за тем, как болотно-зелёные кливера «Голландца» и кроваво-бордовые стаксели «Мести…» утопают в ярком рассвете. Приглушённый галдёж у грот-мачты выдавал настороженность, с которой матросы относились к двум галеонам. «Жемчужина» имела преимущество в скорости, но, если бы что-то пошло не так, отбиваться от легендарных кораблей на полном ходу оказалось бы нелёгкой задачей. Надежда на парламентёрские навыки Джека успокаивала, и внутренний голос отрешённо твердил: «Расслабься! Джек с того света выбрался дважды, думаешь, он не справится с такой лёгкой задачей, как уговорить двух капитанов встать на нашу сторону?»

Тихо скрипнуло. Взгляд метнулся к соседнему кораблю: капитанская каюта «Голландца» выпустила из дверей Джека, Уилла и Барбоссу. Сердце провалилось под палубные доски, когда три капитана безмолвно разошлись по сторонам. Я разочарованно закусила губу, пока Джек возвращался на «Жемчужину».

Тень от парусов покрыла капитанское лицо, и я увидела главный ответ на свой вопрос: его улыбку. Воробей перемахнул на палубу «Чёрной Жемчужины», и живо поскакал на мостик. Я дрожаще втянула солёный запах моря и последовала за ним.

— Ну что?

Загрохотал поворачиваемый штурвал. Ко мне обратились полные триумфа карие глаза.

— Великолепно.

Я с беззвучным пониманием закивала головой.

— Выходит, переговоры прошли успешно? — я вальяжно облокотилась об ограждение мостика. — И куда же мы держим курс теперь?

Штурвал под рукой Джека совершил кульбит и бушприт судна пошёл в сторону. Палубу наполнил оживлённый топот готовых к отплытию матросов. Несколько секунд напряжённого молчания снова поселили в душе настороженность.

Обречённо хлопнул разворачиваемый парус, и одновременно с ним прозвучал капитанский голос:

— Исла-де-Розас.