За кулисами в Турине (Плохая война – 7)

11. Глава. 27 декабря. Невидимый слон наносит ответный удар

Утром двадцать седьмого Дино сходил по делам, с кем-то поговорил и вернулся.

— Сеньор приглашает Вас к себе, — сказал он Кокки.

— На высшем уровне, с почетным караулом и оркестром?

— Нет, как можно тише. Он сидит дома, принимает доклады и никуда не высовывается. На всякий случай посидите с ним. У нас каждый человек на счету. Особенно, каждый человек с мечом. Мало ли кто на кого еще нападет.

Фуггер не стремился быть ближе к центру событий. Для штаба сняли целый отдельно стоящий дом в пригороде. Будет что-то важное, придут и доложат. Кроме Старшего, там разместились секретарь, камердинер и пятеро охранников, по совместительству выполнявших задачи посыльных и конюхов.

Четверть часа верхом от ворот Палатин, ферма на берегу речки Дора-Рипария, впадающей в По. Двор огорожен невысоким забором. Внутри приличный каменный дом в два этажа, конюшня, хозяйственные постройки.

Часовой у ворот. На террасе под навесом еще трое вооруженных людей играют в кости. У стены стоят две аркебузы с дорогими колесцовыми замками.

В Турине в полдень началась мистерия. Кокки хотел бы посмотреть, но увы, не судьба. Тем более, что секретарь Фуггера сходил на плановый сеанс связи в лавку у ворот Палатин и принес новость, что дорогому зятю в ближайшем будущем надо лежать на дне и не всплывать, а лучше и вовсе покинуть Турин.

Фехтмейстер подтащил к камину кресло и уселся поудобнее, протянув ноги к теплу.

Фуггер ни на какую мистерию не собирался. Секретарь расстелил на столе у окне какую-то схему на больших листах. Они вдвоем поводили по схеме пальцами, потыкали карандашами. Негромко говорили по-немецки. Выглядело, будто не то решают головоломку, не то планируют битву.

Похоже, до решения еще далеко. Судя по тону, с которым закончилось обсуждение. Секретарь свернул схему и убрал ее в большую черную сумку. Кокки обратил внимание, что на столе ничего не осталось. А ведь для многих людей умственного труда характерно иметь рабочий стол, заваленный бумагами. Похоже, они тут готовы в любой момент покинуть дом.

Фуггер сам пододвинул второе кресло к камину и сел рядом.

— Иногда полезно обсудить сложные вопросы с умным человеком, который может посмотреть свежим взглядом, — сказал он.

— К Вашим услугам, — ответил Кокки, — Смотреть свежим взглядом намного легче, чем применять Высокое Искусство. Никаких долгов перед людьми и перед Господом.

— Будущее зависит от настолько многих событий, что я не могу просчитать их умом. Но я доверяю чутью. Ночью голова тоже соображает, и во сне я иногда вижу верные решения вопросов, которые я не смог решить, раздумывая над ними днем, — сказал Фуггер.

— В фехтовании тоже бывает, что только чутьем можно отразить удар, который не видишь глазами, — согласился Кокки.

— Вчера мне снова снился невидимый слон, которого я видел краем глаза, и он исчезал, когда я пытался разглядеть его двумя глазами. Я снова прыгал на него вслепую и пытался поймать. Но я проваливался как сквозь плотный дождь.

— Этот слон Вам снится постоянно.

— Под видом слона мне снится Италийская Конфедерация, которую хотят создать некоторые важные люди.

— Вы не хотите, чтобы мы тут перестали воевать друг с другом, с королем и с императором? Вам выгодно зарабатывать на войне?

— Вы очень поверхностно смотрите на политику, Антонио. Что бы ни происходило в Европе, внутренние войны, внешние войны или гипотетический мир всех со всеми, люди не перестанут пользоваться деньгами.

— Императоры не перестанут пользоваться деньгами.

— Очень поверхностное мнение. Мы кредитуем императора не потому что мы принципиальные сторонники кредитовать императоров в ущерб кредитованию кого-то другого. Карл дает нам возможность получить выгоду, как давал и его предшественник Максимилиан. Императоры заставляют мир вертеться, а финансисты имеют долю с оборотов.

— В войну мир вертится быстрее?

— Не знаю. Мне не с чем сравнивать. Я еще не видел достаточно продолжительного периода без войн. Европе воюет всегда. Нет, я не возражаю, чтобы у вас тут был мир. Мне просто не нравится, под чьими знаменами собирается конфедерация. Все эти люди только и делают, что вступают в союзы друг против друга в различных комбинациях. Или их всех съест кто-то один, и у нас с императором появится новый сильный противник на южных границах. Или проект развалится, и мы снова увидим на карте лоскутное одеяло. Разница в том, что существующее лоскутное одеяло мы в целом можем просчитать и предсказать. Построить финансовую стратегию и, по крайней мере, не уйти в убыток.

— То есть, вы принципиально не заинтересованы в переменах, прогрессе и развитии?

— Мы заинтересованы в тех переменах, прогрессе и развитии, которые мы взвесили, измерили и не сочли легкими.

— Это каких?

— Император Карл дает нам возможности, а Италийская Конфедерация не дает. Позвольте не пересказывать все расчеты.

— Верю на слово. Достаточно понятное объяснение. Только я не пойму, при чем тут чутье, которое показывает невидимым слоном очень даже видимого слона, которого вы уже взвесили, измерили и признали заслуживающим максимального внимания.

— Вы предположили, что я хотел бы больше войны в ваших чудесных краях.

— Не так.

— Неважно. В случае с Конфедерацией я как раз хотел бы меньше войны. Я хотел бы устранить Конфдерацию с минимально возможными усилиями. Поэтому чутье показывает мне, что у этого слона нужно извлечь сердце, и он исчезнет.

— Вы уже рассказывали сон про золотое сердце.

— Да. Я думал, что сердце слона — это королевское золото. Если мы лишим части финансирования французскую армию и провалим профранцузскую партию на конклаве, то Франциск отступит обратно за перевалы, а у д’Эсте и иже с ним пропадет необходимость балансировать между королем, Папой и императором. Всем сразу станет достаточно хороших отношений с Карлом Пятым.

— Но сердце это не золото?

— Получается, что нет. Сердце это кто-то из ключевых фигур. Может быть, Альфонсо д’Эсте. Может быть, Луиза Савойская. Не знаю.

Фуггер развел руками.

— Что скажете? — пауза затянулась, и он поторопил собеседника.

— В Вашем вещем сне я вижу существенное отличие от сурового материального мира, данного нам в ощущении, — сказал Кокки, — Этот Ваш слон. Италийская Конфедерация. Если предположить, что Конфедерация это слон, то он пусть невидим, что, кстати, тоже спорно, но вовсе не бесплотен. Он состоит из плоти и крови смелых людей, из камня крепостей отсюда до Феррары, из корабельного дуба, из генуэзского и папского золота, из миланской стали, из бронзы феррарских пушек. Не боитесь, что слон, которого Вы руками Марты и де Круа дергаете за хвост, за хобот и за бивни, однажды увидит, куда тянутся ниточки от марионеток и нанесет ответный удар по кукловоду?

— Я это предусмотрел, — ответил Фуггер, — Нам просто надо быть еще более невидимыми, еще более стальными и достаточно ловкими, чтобы проскакивать у него между пальцами. Я доверяю своему деловому чутью, и если оно показывает мне противника в виде слона, значит, он тяжеловесен и неповоротлив.

— Тревога! — крикнули со двора.

Щелкнула арбалетная тетива. Звук, легко узнаваемый для генуэзца. Щелк! Щелк! Бабах! — это уже аркебуза. Заорал раненый, зазвенели мечи.

Кокки вскочил.

— Стой, — приказал Фуггер.

— Вместе легче отбиться, — сказал Кокки.

— Если они пропустили врагов в упор, то уже мертвы, — возразил Фуггер, — Во дворе нас перестреляют, поэтому примем бой в доме. Они не пойдут на штурм с арбалетами.

Секретарь и камердинер откуда-то вытащили аркебузы и уже забивали заряды. Кокки подумал, что внешняя охрана держала оружие заряженным на всякий случай и по случаю мокрой погоды меняла заряды свежие каждый день, а то и каждую смену. Но эти двое определенно бойцы «на черный день», хотя оружие тоже под рукой и заряжают они очень ловко. Скорее всего, где-то в доме спал охранник, которому предстояло дежурить ночью.

— Бабах! — жахнуло за стеной и более громко.

Вот и он. Уже проснулся и схватил готовое к бою оружие. В ответ заорали несколько голосов. Кокки не выдержал, распахнул дверь и выскочил с мечом в коридор.

— Не стрелять! Переговоры! — крикнул через решетчатое забрало человек в полном доспехе.

Он заслонял остальных и держал в правой руке меч, а в левой маленький щит-баклер.

— Назад! — скомандовал Фуггер.

Кокки недовольно убрал меч и отступил в комнату. Фуггер стоял посередине, а секретарь и камердинер куда-то спрятали свои аркебузы и встали у задней стены, держась друг за друга, как перепуганные крестьяне.

Первым вошел латник. За ним — Просперо Колонна. Кокки видел его на турнире, поэтому узнал. Солидный, бородатый, сердитый.

— Так-так-так. Герр Антон чертов Фуггер собственной персоной, — сказал Колонна.

— Что с моими людьми? — спросил Фуггер.

— Черт с твоими людьми.

— Я серьезно спрашиваю.

— Я не менее серьезно отвечаю. Твои люди на пути в ад. Можешь на меня в суд подать.

— Зачем ты здесь?

— Защищаю свои интересы. Не ждал? Не у тебя одного работает разведка. Что, копаешь под нас с Помпео? Мы же с тобой должны быть на одной стороне, или не так? Зачем ты послал ко мне эту рыжую, которую ищет вся Генуя? Чтобы поссорить меня с генуэзцами? Не вышло.

— Прошу обращаться ко мне повежливее, мой дядя — имперский граф.

— Уже твой дед — жалкий простолюдин, а я потомок князей Салерно. Поэтому это ты должен обращаться ко мне вежливо, а не я к тебе.

— Я всегда на стороне императора, а ты?

— Я за него жизнью рискую. Я для него города беру. А ты пытаешься на ровном месте поссорить меня с друзьями.

— Во-первых, не такие уж они все тебе друзья.

— Вот как! Ну уж побольше друзья, чем заезжие немцы. Ты в курсе, что твоя рыжая отметилась во вчерашнем ночном побоище на стороне Медичи?

— И побольше друзья, чем император? — Фуггер не стал спорить про Марту, будто она не его.

— Ты на что намекаешь?

— На ваш с д’Эсте проект Италийской Конфедерации.

— Нам нужно перестать воевать друг с другом в чужих войнах.

— Вы все равно не перестанете.

— Можешь просто не лезть не в свое дело? Смысл вашей ростовщической жизни — сидеть на жопе ровно в своем Аугсбурге и одалживать денег императору, когда он попросит.

— Не могу. Императору не нужно, чтобы его полководцы загребали под себя земли, которые завоевывают.

— Ничего я не загребаю. Милан достанется Лодовико Сфорца, спроси у императора, если не веришь.

— А Генуя?

— Французский губернатор переименуется в дожа.

— А Рим?

— Я знаю, что вы, Фуггеры, и в Риме под нас копаете. Зачем?

— Император сомневается, что ваша конфедерация войдет в Священную Римскую Империю.

— Я поверил бы, если бы услышал это от него самого.

— Твое право.

— На самом деле, ты защищаешь не интересы императора, а интересы Венеции в ущерб интересам императора.

Фуггер вздрогнул, но не попытался опровергнуть. Колонна усмехнулся.

— У меня разведка работает не хуже, чем у тебя, — сказал он, — Я-то от Венеции до Милана у себя дома, а ты здесь просто заезжий купец.

— Посмотрим, кто станет Папой, — ответил Фуггер.

— Кардинал Помпео Колонна, конечно. Шиннер, Фарнезе, Медичи? Даже слушать смешно.

— У нас с императором есть свой кандидат.

— Если ваш кандидат не говорит с детства на высокой латыни и не родственник десятку старых духовных семей, то лучше бы ему и вовсе не появляться в Риме.

— Посмотрим.

— А пока что посиди-ка у меня в гостях до завершения переговоров и конклава.

— Вынужден тебе отказать.

— Не заставляй моих парней уводить тебя силой.

— Ты не посмеешь. Я буду жаловаться императору.

— Посмею. У тебя даже личного дворянства нет. Ты сам-то сколько раз говорил с императором? Может, ты для него города брал?

— Не заставляй меня оказывать вооруженное сопротивление.

— У тебя один телохранитель весьма простолюдинского вида.

Кокки неспешно вытянул меч из ножен.

— Взять его! — скомандовал Колонна и вышел из комнаты, чтобы не мешать своим браво.

Миланцы не потащили в дом арбалеты с их широкими дугами, а аркебуз у них и вовсе не было. Все выстрелы Кокки приписал охране.

Он атаковал первым. Когда противников много, нельзя отдавать инициативу. Шаг влево, левая ладонь сбивает вправо колющий удар латника, правая рука наносит короткий удар мечом в правое подколенное сухожилие.

Повернулся на левой ноге, толкнул падающего латника. Поставил правую и парировал удар второго, держа меч острием вниз. Тут же повернул руку и ударил в лицо быстрее, чем противник успел отбить.

Третий хорош. Один, два, три удара не проходят в цель.

Фуггер бросил в нападающих стул и прыгнул под стол. Камердинер и секретарь схватили свои аркебузы, которые поставили за стул, завешенный плащом.

Большая ошибка — перейти к разговорам раньше, чем разоружить свиту врага.

Третий увидел стрелков и заметался. Кокки не дал ему разорвать дистанцию и сбежать. Бабах! Бабах! Комнату заволокло дымом. Первая пуля порвала рукав, вторая попала в живот. Не жилец. Во всяком случае, не боец.

На Кокки насели двое противников, умевших работать в паре. Он отбивался мечом и кинжалом и отступал к двери черного хода.

Фуггер открыл дверь. Оттуда выскочил еще один миланец. Секретарь оттолкнул господина и сам получил укол широким лезвием в грудь. Камердинер ударил врага прикладом в лицо, отшвырнул в сторону, но вслед за этим миланцем появился еще один, который резанул камердинера по шее.

Кокки оказался между тремя противниками. До того, что сзади, три шага. Он повернулся, молниеносно преодолел это расстояние, взял защиту кинжалом, пронзил миланца насквозь и тут же повернулся вместе с трупом на мече, загораживаясь от двоих врагов.

Хорошо, что не спиной к двери. Там скрипнул пол, еще кто-то шел на помощь. И с «парадного» входа вбежали еще двое.

Толкнул убитого в сторону одного из ближних миланцев. Тот отступил назад, запнулся о чье-то тело и упал. Труп тоже повалился на пол, увлекая за собой засевший в груди клинок. Кокки выпустил рукоять.

Защита кинжалом берется как защита мечом. Нижней частью клинка и перекрестьем. Ну и что, что левой рукой. Как мечом, Кокки отвел вражеский клинок влево и ударил ногой. Левой ногой наступил на правое колено, согнутое в выпаде.

Враг упал. Кокки ударил левым плечом в открытую дверь черного хода, почти упал на нее. Прижал не успевшего проскочить миланца. Главное, прижал ему к телу правую, вооруженную, руку. Схватил за кисть, а кинжалом в левой уколол под подбородок. Вырвал меч из слабеющей руки.

Ногой распахнул дверь, за ней никого.

— Уходим!

Фуггер выскочил в черный ход. Перед Кокки остались двое. «Новые», которые вбежали уже после выстрелов. И не нападали. Струсили? Или тянут время?

Латник сидит на полу, держась двумя руками за подрезанную правую ногу. Чуть дальше раненый в голову сидит на лавке, подняв руки к лицу. Кровь течет из него как из поросенка, заливая рукава и грудь светло-серого дублета.

На полу рядом с латником лежит еще живой подстреленный достойный боец. Ближе к черному ходу тела секретаря и камердинера, мертвый миланец, еще один. Осторожно поднимаются двое недобитых. Оба как-то задницами по полу отползли подальше и встают на ноги, вытянув мечи перед собой.

В «парадный» вход заглянул Просперо Колонна.

— Ну что вы! — рявкнул он.

«Новые» атаковали одновременно, и Кокки просто ушел от них в дверь спиной вперед. Они замешкались, ведь в дверной проем пролезет только один за раз. Столкнулись боками, левый шагнул в проем.

Атака, защита. Кокки зажал вражеский клинок мечом и кинжалом, с усилием отвел в сторону, высвободил свой меч и ударил в сердце. Готов!

Боятся. Дальше короткий узкий коридор, им надо войти в дверь, согнувшись, перелезть через труп и биться по одному. Никто из оставшихся уже не уверен, что он справится один на один.

Кокки отступил задом и вышел из дома.

Фуггер стоял в стороне у облетевших кустов.

— За мной, в лодку! — приказал он, и сам первым побежал за кусты по дорожке, спускавшейся к берегу.

Кокки рванулся за ним. Из дома выскочили трое миланцев, огляделись и побежали следом.

Лодка стояла здесь не просто так, а наготове. Весла в уключинах, узел развязывается одним рывком. Когда Кокки спустился, Фуггер уже сидел на скамье с веслами в руках. Рядом с ним лежала та самая кожаная сумка, в которой секретарь держал важные бумаги.

Уф! Второй лодки рядом нет. Арбалетов у этих троих нет. И богач неплохо гребет.

— Они сейчас вернутся к своим лошадям, обгонят лодку по дороге вдоль ручья и расстреляют нас из арбалетов, — сказал Кокки, сидя на задней банке, — Или заставят сдаться.

— Не успеют, — ответил Фуггер.

Лодка проплыла под низкой аркой каменного моста. Финансист приткнул ее к мосткам и выскочил. Кокки последовал за ним. Он так и держал в руке трофейный меч, который не влез в ножны.

Мостки были поставлены для прачек, которые полоскали белье в речке. Здесь же на берегу стоял дом, где прачки занимались всей остальной работой. Фуггер, здороваясь и раскланиваясь во все стороны, дошел до старшей женщины и заговорил с ней. Та несколько раз кивнула и провела их с Кокки в маленькую комнату в глубине дома.

— Служба Обеспечения заранее просчитывает пути отхода, — сказал Фуггер, — Ты не ранен?

Кокки ощупал себя. Меч не лезет в ножны. Левый рукав висит лоскутками. Берет потерялся, плохо. Приличные люди простоволосыми не ходят. Обе руки в крови. В чужой. От рук отмоется легко, от рукавов может и не отстираться.

— Не ранен, но выгляжу как разбойник с большой дороги, — ответил он.

— Сейчас приведем себя в порядок. Когда стемнеет, пойдем к Дино и Джино.

— Сеньор? — удивился Джино, не называя имени.

— Да, черт возьми, — ответил Антон Фуггер.

Джино посторонился, пропуская старшего. Следом за Фуггером вошел Антонио Кокки. Оба без плащей, в одних дублетам. На головах у обоих вместо подходящих по стилю беретов — местные фетровые шапки простолюдинского серого цвета. В темноте сойдет. У Кокки левый рукав заштопан на скорую руку, и на костюме многовато мокрых пятен.

— Что-то пошло не так? Сеньор, Вы не ранены? — Дино вскочил навстречу.

— На мне ни царапины, а наш ценнейший друг Антонио чуть было не ранен за восьмерых, — ответил Фуггер, — Как там наши? Марта, Бонакорси, де Круа?

— Тони недавно заходил, — ответил Дино, — Герр и фрау де Круа переехали во дворец епископа. Марта с ними. Викарий еще до мистерии попросил герра де Круа сходить к королеве-матери и объяснить, что это не Медичи причастны к пропаже ее золота, а генуэзцы сами его украли. Сказал, что будет следить за дворцом епископа снаружи.

— Прекрасно! — обрадовался Фуггер, — И как?

— Тони сказал, что к началу мистерии герр де Круа еще не вернулся из замка Акайя. И не смотрел мистерию ни из окон, ни с трибуны. Фрау де Круа Тони видел в окне с викарием. Он сказал, что будет следить дальше.

— А совсем недавно, не успела мистерия закончиться, прибежал мальчишка и сказал, что горят дома, где остановились генуэзцы, — добавил Джино.

— Не ожидал такого от Луизы Савойской, — удивился Фуггер, — Она, конечно, местная, но жечь гостей у себя в городе как-то слишком жестко даже для нее. Нипочем бы не подумал, что герр де Круа такой мастер риторики. Еще новости есть?

— После мистерии приходил Фредерик фон Нидерклаузиц, племянник герра де Круа. Сказал, что должен помочь магистру алхимии Иеремии Вавилонскому, у которого люди Ночного Короля украли невесту.

— И что? Просил помощи? — поинтересовался Кокки.

— Нет. Спросил адрес и ушел. Трактир «У Жабы», что в Гадюшнике, если вам интересно. Заведение Ночного Короля, но легальное.

— А вы что?

— Защищать племянника де Круа у нас указаний не было, а Ночной Король и без нас может постоять за себя.

— Антонио, ты никуда не идешь, — сказал Фуггер, глядя на Кокки, который явно куда-то собрался на ночь глядя.

— Генуэзцам будет не до меня. Я знаю герра Фредерика, и он крайне небрежно относится к побочному ущербу, — ответил Кокки, — Он единственный известный мне дуэлянт, который пришел на поединок с отравленным мечом. Вчера он на ровном месте нарвался на дуэль с Фернандо Пичокки, и я не удивлюсь, если это он поджег генуэзцев, чтобы получить более выгодные условия для поединка.

— Герр Фредерик сказал, если вдруг случайно встретит ночного короля, то не будет его убивать, а просто поговорит, — сказал Джино.

— Он не настолько мастер риторики, насколько мастер побочного ущерба. С ним еще и алхимик наверняка с какими-нибудь колдовскими штуками. Вы не представляете, что в Генуе говорили про Иеремию Вавилонского! Им только Марты не хватает с ее многостволками.

— Ты никуда не идешь, — сказал Фуггер.

— Если кто забыл, моя жена — дочь Ночного Короля, — ответил Кокки.

— Подождите! — воскликнул Дино, — Я ведь днем еще вам передавал. Мэтра Антонио Кокки декурион объявил в розыск по запросу генуэзского правосудия. Дон Убальдо советует сеньору Антонио погулять за пределами Турина хотя бы до окончания каникул. Или сдаться декуриону добровольно и сесть под арест официально, с правом на защиту и справедливый суд. Но это более опасно для жизни. Завтра днем городской глашатай объявит награду в сто дукатов за сеньора Антонио живого или мертвого. Вы забыли?

— Я не забыл, — ответил Кокки, — Все, кто меня здесь знает, за сто дукатов предадут родную мать. И дона Убальдо давно бы предали. Просто он умный и не ссорится с людьми, которые дадут за него целых сто дукатов. Они побегут искать меня у тестя и возьмут в заложники Филомену и детей. Тем более, я должен идти!

— Еще дон Убальдо просил передать, что Филомена и дети в надежном месте. В гостях у отца Жерара, — продолжил Дино.

— С этого и надо было начинать, — выдохнул Кокки и сел.

Фуггер поморщился, но удержался от замечания, что Кокки не пошел к дону Убальдо вовсе не потому, что наниматель приказал не идти.

— Надеюсь, у вас тут есть не совсем сухой колодец и не совсем пьяная пожарная дружина, — сказал Кокки, — И заряжайте все стволы. Я не уверен, что герр Фредерик и магистр Иеремия изменят ландшафт, но историю они точно изменят.