За кулисами в Турине (Плохая война – 7)

8. Глава. 26 декабря. Как бы почти и не враги

Ниже церкви действительно начиналась ровная, почти сухая и изрядно утоптанная площадка, уходящая к реке. Пройти туда можно было по тропинке вдоль ограды подворья. Можно было и проехать, но добрые монахи поставили коновязь наверху с намеком, что вниз лучше пешком.

— Вот там, — сказал Пичокки.

— Ну, не знаю, — ответил Витторио и спешился, — Надо посмотреть.

— Смотри, а мы поедем.

— У тебя, кажется, тоже дуэль на носу. Место выбрали?

— Не до того пока.

— На кого нарвался-то, увалень? На рыцаря лапу задрал?

— Иди, Богу помолись.

— За тебя сразу за упокой свечку ставить?

— Витторио, ты чего? — удивился Петруччи.

— Да опозорит он нашу Геную на весь белый свет. Тут и французы, и немцы, и каждой твари по паре. Завтра на каждом углу будут говорить, что заезжий фехтовальщик из Генуи вызвал на дуэль французского рыцаря…

— Немецкого, — машинально перебил Пичокки.

— … и получил мечом по жопе, — закончил Витторио.

— Твое какое дело? — спросил Петруччи.

— Да я, в отличие от вас, настоящий патриот Генуи. Мне за родную Лигурию обидно, что ни прославленных рыцарей на турнир не выставили, ни фехтовальщиков на дуэль. Как говорится, ни коня в шампанском искупать, ни кота пивом облить.

— Я сейчас не посмотрю, что ты монах, — рассердился Пичокки.

— Как говорит один мой знакомый, в лес иди, ежей пугай, — вступил Кокки, — Витторио прав. С кем ты там закусился? Давай я за тебя выйду. Скажем, понос у тебя как обычно. Рыцарю какая разница, один горожанин или другой.

— Да вы с ума посходили? Нарываетесь на ровном месте? — удивился Петруччи.

— Ага, — кивнул Витторио, — Вы оба — безблагодатные мыши, и фехтуете без искры Господней. И засада ваша не засада, а куча навоза.

— Блин коровий, — подтвердил Кокки, — Я бы ваших врагов просто один уделал. Нутром чую, вы засаду ставите не на отряд рыцарей, а на даму в карете. Наберут по объявлению кого попало, а мне потом в Милане и в Парме выслушивать, что Генуя уже не та.

— Ты же всегда нормальный был, — посмотрел на него Петруччи, — Вы нарываетесь, потому что хотите сорвать засаду?

— Ага, — ответил Витторио, — Если все равно драться, почему бы вас заодно не подколоть?

— Не проскочите, — сказал Кокки.

Витторио привязал лошадь и стоял у начала тропинки. Рядом с ним сидели верхом Петруччи и Пичокки, а ближе к дороге сидел верхом Кокки и перекрывал путь отступления. Да и повернуться спиной к Витторио было рискованно.

— Черт, — Пичокки посмотрел на товарища.

— Что вы сразу-то на дороге не начали? — спросил Петруччи, — Время тянете?

— Да вас там слишком много было, — ответил Витторио, — Мы можем уделать или вас обоих, или ваш отряд без вас, а вместе — без уверенности.

— Ты самый наглый монах, кого я видел.

— Наглость не особо тяжкий грех. Господь простит.

Витторио повернулся и пошел вниз по тропинке. Петруччи и Пичокки спешились и направились за ним. Кокки последним.

— В позицию, господа! — объявил Кокки.

Противники встали лицом друг к другу. Пара на пару.

— С Божьей помощью! — сказал Витторио и нанес первый удар.

Кокки сразу же понял, что бой не будет легким. Достойная пара. Что более важно, сработавшаяся пара, а они с Витторио — нет. Надо было условиться про два поединка, а не пара на пару.

Правая нога с огнестрельной раной еще не восстановилась. Никаких выпадов, да и просто шаги получаются медленнее, чем у противника. Только защиты, а там, может быть, Витторио победит Пичокки.

Витторио честно работал на победу, осыпая Пичокки градом ударов. Тот не выдержал и побежал. Буквально побежал, сделал несколько быстрых шагов назад. Вместе с ним отступил и Петруччи. Витторио радостно вырвался вперед. И прогадал. Генуэзцы каким-то образом не то переговаривались, не то делали одинаковые выводы. Они отступили, чтобы Кокки со своей ногой не успел их догнать. Витторио на короткое время оказался один против двоих.

— Матерь Божья!

Меч монаха сверкнул молнией, отбивая удары с двух сторон. В воздух взлетел лоскут сутаны. Витторио, отражая удары, отступил задом, но не туда, откуда ушел, а туда, куда его загнали. Начал он, стоя левым боком к берегу, а пришлось повернуться и отступить к воде. Оступился. Понял, что у него сзади. И прыгнул назад, в воду. Умно. И дистанцию разорвал, и не поскользнулся, не подставился, не упал на неровном краю берега.

Кокки подбежал, казалось бы быстро, но поздно. Петруччи повернулся налево и парировал удар. Пичокки оббежал напарника, чтобы добить фехтмейстера вдвоем.

— Нет уж, — сказал Кокки и тоже прыгнул в воду.

Одному против этих двоих, да еще и с раненой ногой, рассчитывать не на что.

Все четверо перевели дух. Да уж, хорошо разогнались. В паре шагов от берега по колено в воде стояла первая пара дуэлятнов. На берегу, на неровном обрыве на пару футов выше уровня воды, стояла вторая пара. Из такого положения ни те, ни другие не могли выгодно атаковать. Если только вторым прыгать в воду.

— Вы проиграли, — сказал Петруччи.

— Сидите тут, а мы пойдем, — добавил Пичокки.

— Струсили? Прыгайте сюда и продолжим, — предложил Витторио.

— Плевать на все твои оскорбления, — сказал Петруччи, — Ты просто тянешь время, чтобы мы не успели вернуться.

— Не плевать, — сказал Пичокки, — Я этой божьей твари ничего не простил, и потом еще припомню.

— Когда? Время и место?

Вопрос заставил оппонента задуматься. Мало того, что приехал сюда не сам по себе, а на службе. Так еще и по службе важное дело не закончено. Эта засада ведь не раз-два мечом помахать, там какие-то последствия будут. И еще дуэль с немцем на носу.

— Давай! — раздалось из-за домов.

— Пропадите вы пропадом! — выругался Петруччи.

— Мы вас потом добьем! — добавил Пичокки.

Оба развернулись и побежали по тропинке наверх, к лошадям.

— Поле битвы за нами, а вы сбежали, — крикнул из воды Витторио, — Улю-лю!

— Сам дурак, — бросил через плечо Пичокки.

Витторио вылез на берег первым. Пару раз упал на колени, один раз плюхнулся ничком. Замочил и уляпал сутану почти полностью до самого воротника.

— Вот как тут ходить в мирском? — риторически спросил Витторио, — Как приеду, просто брошу сутану в стирку и возьму себе чистую. С мирским так не прокатит. Давай руку.

Кокки вытянулся и протянул руку как можно дальше. Витторио присел, сцепил ладонь в рукопожатии и ловко вытянул учителя разгибом ног, а не разгибом спины.

— Легко отделался! — сказал монах, — Только чулки сменить.

— Еще не простыть по пути, — недовольно ответил Кокки, — Вода ледяная.

— Побежали. Там уже кто-то победил, наверное. Но эти двое могут переиграть в свою пользу.

Добежали до церкви.

— Дураки! — радостно провозгласил Витторио.

— Кто? — удивился Кокки.

— Наши друзья. Я бы на их месте нам подпруги перерезал или лошадей увел. А они так спешили, что и не подумали.

На дороге стояли несколько телег и толпа пеших. Бабки и тетки яростно ругались, что без очереди пропихались вперед двое всадников, а за ними еще четверо. Но те четверо — рыцари, поэтому им без очереди не грех, а первые двое — мало того, что не рыцари, так еще и по говору не местные.

— Именем Господа! — рявкнул Витторио, — Прокляну, если не разойдетесь! Срочное дело!

Женщины расступились.

— Вот как тут ходить в мирском, — Витторио торжествующе обернулся к Кокки.

Тут его лошадь схватил под уздцы какой-то мужик.

— Помогите, святой отец!

— Господь с тобой, сын мой, — ответил монах, — Тебя благословить? Приходи в собор.

— Нет, рассудить.

Пришлось остановиться и влезть в чужую ссору. Какой-то недоумок на телеге попытался объехать стоявших на правой стороне дороги и перекрыл левую. Мужики убеждали его сдать назад, а то встречные в него упрутся. Дурень, похоже, вообще не умел сдавать назад на телеге и требовал как только движение восстановится, пустить его обратно в ряд по правой стороне. Те мужики, что стояли перед ним, не возражали, но сзади него возчики уперлись, что он не по справедливости их обогнал и должен ехать после них. А что встречные упрутся, так пусть хоть голову ему оторвут.

— Дети мои, — сказал Витторио с седла.

Народ прислушался.

— Вы же агнцы божии, неужели забыли, как пастырь добрый гонит стадо?

— Как?

— Вначале козел, за ним бараны.

— А. Ну да. И что?

— Так вот этот козел пусть едет вперед, а вон те бараны за ним.

— Ты кого козлом назвал? — возмутился «козел».

— Благословляю на подзатыльник, — сказал Витторио и перекрестил толпу.

«Козлу» прилетели с разных сторон три смачные плюхи в голову.

— Я сейчас могу еще на что-нибудь благословить. Но могу и смертный грех отпустить авансом, — Витторио многозначительно посмотрел на Кокки.

— Не-не, спасибо, святой отец, мы все поняли, — дружно заблеяли «бараны».

— А ты говоришь, не ходи в сутане, — сказал Витторио, — Вот как мы бы тут без сутаны разрулили?

— Хотя бы на дуэли и в кабаки в сутане не ходи, — сказал Кокки, — И к бабам.

— Его Высокопреосвященство тоже так говорит, — вздохнул Витторио, — Наверное, стоит послушать.

Толпа убралась с пути, и товарищи проскакали до самой засады. Карета, рыцари, оседланные лошади без всадников, тела на дороге.

— Все сделали, как я говорил, — похвалил себя Витторио.

— Нашел, чем гордиться, — одернул его Кокки.

— Где вы были, когда вы были нужны? — окликнул их Максимилиан де Круа.

Живой, верхом, вроде даже не раненый.

— Отвлекли двух ваших главных противников, — ответил Кокки.

— Это тех, которые потом подъехали верхом и которых спугнули рыцари Маргариты Австрийской?

— Наверное. Я не видел.

— Мы развели их на парную дуэль, — сказал Витторио, — Только они сработавшаяся пара, а мы — нет. Загнали нас в реку, скинули с берега. Ноги по колено мокрые, так и простудиться недолго.

— Кто? — спросил де Круа.

— Алессандро Петруччи и Фернандо Пичокки. Генуэзцы.

— Стоило ожидать. Ладно, будем считать, что от вас польза была. Теперь надо здесь прибраться. Антонио, разберетесь? У Вас, кажется, есть хорошие знакомые по этому профилю.

— Разберусь, — ответил Кокки, — С чем угодно за ваши деньги.

— Не мои, — пожал плечами де Круа и передал ему мешочек серебра.

Разобрался. Если не жалеть серебра, становится легко разобраться с мирскими проблемами, не требующими от людей делать сложный выбор и рисковать жизнью. Да и доктор Тони помог.

Вроде бы, бой вышел коротким. Выскочили — залп — атака, — четыре или пять выстрелов с небольшими интервалами — и по сути конец. Кто лежит, кто сбежал. Но с обеих сторон уже накопились желающие проехать. Из-за них и Петруччи с Пичокки опоздали, и рыцари Маргариты Австрийской задержались, да и Кокки с Витторио тоже.

Первым делом растащили с дороги тела и собрали лошадей. Хорошо, что вдвоем, у одного бы из-под носа сперли половину скотины и покойников бы раздели.

Мокрые чулки и туфли Кокки поменял на более-менее сухие, снятые с кого-то из покойников. Мертвому простуда все равно не грозит. Доктор за это время обошел поле брани и сообщил, что есть двое раненых среди своих. Легкораненые генуэзцы разбежались, а раненые потяжелее бойцы с обеих сторон уже отдали Богу души. Одному из раненых болт воткнулся в спину, другому соскользнул по нагруднику в левую руку и чудом не порвал артерию.

Все оружие и ценные вещи генуэзцев пришлось пожертвовать местным. Они как вороны окружили поле брани и постоянно тянули руки к покойникам. Если бы Кокки не отдал им достаточно ценностей, они бы раздергали вообще все, что осталось. И то пришлось неоднократно сослаться на близкое знакомство с доном Убальдо, а особо непонятливым раздать затрещин.

Взамен местные помогли погрузить убитых и раненых в телегу, которую бросили генуэзцы, и отвезти на подворье святого Валентина. Первых для отпевания и похорон на церковном погосте, вторых отлеживаться. Добрые монахи не блистали врачебным мастерством, но дуэлянты, которым не судьба была умереть сразу, могли рассчитывать на перевязки и молитвы за здравие. Некоторым первое или второе помогало встать на ноги. Дуэли — дело чести, а честь — привилегия людей не столько богатых, сколько справедливых. Поэтому выжившие дуэлянты щедро жертвовали милосердному подворью, а монахи совершенно не сердились, когда им в любое время дня и ночи приносили суровых мужчин, истекающих кровью.

Лошадей без особой радости принял на постой расположенный неподалеку постоялый двор. Конюшня под крышей забита чуть не в два слоя. Сошлись на том, что лошадей привяжут во дворе и напоят, а завтра их заберут хозяева. Телегу просто оттолкали с дороги, и понятно было, что до завтра она здесь не достоит.

Кошельки, одежду и оружие погибших надо бы было передать наследникам. Или кому-то еще. Покойнику не нужен в гробу ни теплый плащ, ни шапка, ни пояс, ни ботинки. Все кошельки и все мечи швейцарцев Кокки завернул в один из плащей и отдал на сохранение Бонакорси для раненых.

Бонакорси уехал с ранеными. Кокки не сообразил напроситься на ночлег к монахам, а на постоялом дворе, ему и не предложили. Мест не было по-честному. Он вышел с постоялого двора, ведя свою лошадь под уздцы. Можно, конечно, сесть в седло, но не видно же ни зги. Хорошо, что сообразил на постоялом дворе купить фонарик и большую свечу для него. Переплатил, конечно, втридорога, но теперь хотя бы дорогу видно. Пошлепал по лужам, с поводьями в руках. От холодного ветра заныла вроде бы зажившая рана на левом бедре.

На развилке Кокки подумал, к каким воротам идти и решил, что к западным. Если что, от них ближе до Гадюшника и дона Убальдо.

Я неплохо отбился, — подумал он, — Младший Петруччи, это противник примерно моего уровня, и Пичокки ничуть не слабее. Если бы не Витторио, я бы не отбился и не унес ноги. Да и с Витторио в паре мы всего-то задержали самых сильных бойцов на достаточное время, чтобы для де Круа остались только солдаты.

Плохо, что меня узнали. И, кажется, за мной следят. Я могу развернуться ему навстречу, но не догоню. Могу устроить засаду за углом. Кокки свернул за угол и остановился. Время шло, а преследователь не шел. Конечно, не шел. Лошадь всю дорогу цок-цок, и вдруг не цок. Выглянул за угол, не стоит ли там кто, прислушавшись? Кажется, через дом темный силуэт прилип к двери. Пойти на него? Убежит.

Получается, я не могу устроить засаду, — подумал Кокки, — Он слышал, как мы с лошадью идем, и услышат, когда я остановился. Сейчас снова пойду, и он подтянется.

Оглянулся. Никого.

Или на самом деле никто не следит. Может быть, просто кажется? Кокки развернулся и пошел назад. На ночных улицах не так уж пустынно. Особенно в каникулы. Двое пьяниц тащат третьего из таверны. Кавалер с довольным, что даже в темноте видно, лицом, куда-то идет с дамой, которая еле переставляет ноги. Где-то играет музыка. Из пекарни пахнет дрожжами, пекарь поставил тесто на завтра. Двое всадников проехали посередине улицы. За углом парень целует девушку. Девушку за его спиной не видно, но слышно.

Жаль, что я не местный, — подумал Кокки. Местный легко оторвется от слежки за счет какого-нибудь закоулка или прохода через дом, о котором только он и знает. Днем можно бы было попробовать на людной улице. Или пройти через таверну, через конюшню. На импровизации так не выйдет. Тем более, ночью, когда все двери закрыты и людей вокруг никого.

Ни при каких обстоятельствах я не могу привести врагов к семье. Вдруг мне не кажется, и кто-то идет по следу. «Ага! — скажут они, — Ночной Король шалит на улицах, убивает гостей Турина». Дон Убальдо непричастен, но кто станет его слушать? Кто поставит слово преступника наравне со словом благородного человека? Герцог просто прикажет повесить дона Убальдо, а потом уедет к себе в Шамбери. Плевать ему, что дон Убальдо, что называется, сам живет и другим не мешает. Местную братву держит в узде, приезжей братве шалить не дает. Помог поймать Душителя и других ему подобных убийц, которые держали в страхе округу. А если война? У кого есть сеть разведчиков на несколько дней пути от Турина? У герцога нет. И у декуриона нет. У дона Убальдо есть.

На Немецкое Подворье, где мы с Мартой сняли комнаты, идти уже нельзя. Эти комнаты наверняка сданы раньше, чем кровь просохла.

Идти надо к Дино и Джино. По легенде они купеческие приказчики из Милана. Дом снимают, хозяин местный. От людей с вопросами смогут отбрехаться, от людей с мечами попросту сбегут. У них наверняка уже пути отхода продуманы и выхожены для проверки. Если что, парни дона Убальдо проверят, следят за домом или нет. Может, мне все кажется, и никто за мной не идет.

Кокки прошел Турин насквозь до ворот Палатин. Он шел только по большим улицам, потому что боялся в темноте заблудиться или, что еще хуже, упасть в какую-нибудь яму с дерьмом. Раненая в начале месяца нога заныла. Два часа то стоя, то пешком — не шутка.

Тук-тук! Открыли быстро.

— Джино, как я рад тебя видеть.

— Что-то случилось? Вы не ранены?

— Нет, но плащ мне порвали в клочья. И мне нужно срочно согреться, или назавтра смогу только соплями отстреливаться.

— Прошу к камину. Сейчас вина подогреем.

Кокки плюхнулся на деревянное кресло, стянул чулки и туфли и протянул замерзшие ноги к огню.

— Что было? Марта нарвалась еще раз? — спросил Дино.

— Да, и не только она. Де Круа чудом прорвались из Монкальери в город. Мы с Мартой присоединились к ним, а то бы нас поубивали по отдельности.

— Засада? Кто?

— Генуэзцы. Решают вопросы на службе у семьи Фрегозо, но не по вертикали Банка, а по вертикали губернатора. Похоже, генуэзцы напали на верный след. Де Круа надо бежать из Турина. А Марту оба раза, на площади в первый раз и на Немецком подворье во второй, пытался убить Ламберто Гримальди. Тоже Генуя, но не Банк.

— И вы победили?

— С чего ты взял?

— Вы же живы. Значит, кто-то мертв.

— Меня загнали в реку, но я выиграл немного времени для де Круа. Рыцарь отбился, но потерял почти всех солдат. Марта и фрау де Круа не пострадали. Черта с два я бы победил, сражаясь с Фернандо Пичокки и Алессандро Петруччи. Мне еще повезло, что викарий дал нам с помощь моего ученика Витторио.

— Кто такие Петруччи и Пичокки? — спросил Джино.

— В Генуе есть школа фехтования Петруччи. Ее держат трое братьев, которых зовут Старшими. У них есть дети и внуки. Много. Они все тоже хорошие бойцы, и их всех зовут Младшими. Пичокки один из лучших учеников моего поколения.

— То есть, можно считать, что генуэзцы теперь знают, что де Круа их враги, а Марта с ними заодно?

— Да. И знают, что я с Мартой. Нам с ней пора убираться отсюда, пока мы живы. Желательно, не вместе. С самого начала была плохая идея ехать в город, где живет Филомена, под легендой охранника дамы.

— У которой есть любовник, и это не Вы. Гвидо не рассказал про доктора Бонакорси?

— Неважно. Филомене сложно объяснить, что бывают дамы, которые не будут меня домогаться. Она считает, что я лучший в мире мужчина, и что все остальные женщины тоже так думают.

— Как она еще не прилетала в Геную на крыльях ревности?

— Мне уже кажется, что в Геную я не вернусь.

— Но и из Турина надо бежать?

— Не навсегда же. Укрыться где-нибудь до окончания каникул, пока все не разъедутся. В конце концов, мы с Мартой спасли ваших де Круа, то есть, уже не зря сюда приехали. И передайте Старшему сразу с утра. Максимилиан де Круа до конца поддерживает выданную ему легенду, что он человек Медичи. Они переехали не просто в Турин, а в епископский дворец по приглашению викария. Завтра он пойдет защищать интересы Медичи перед Луизой Савойской.