За кулисами в Турине (Плохая война – 7)

5. Глава. 26 декабря. Давай не будем отдавать дукаты

В «лагерь» у генуэзских шатров Кармина могла бы пройти как к себе домой. Многие верные люди Восьми Семей посещали «У Мавра» наравне с беззаконниками. Впрочем, в Генуе граница между законом и отсутствием оного была весьма прозрачной, и многие люди меча пересекали ее без зазрения совести в обе стороны, а иные и жили прямо на ней.

Могла бы, но не пошла. Потому что многие, или как минимум, некоторые, могли бы узнать ее и вспомнить, что тот самый де Круа присутствовал на ее свадьбе как родственник со стороны жениха. Стало бы очень подозрительно, почему близкая родственница де Круа сдает его явным недоброжелателям.

Поэтому выполнять просьбу Шарлотты отправился Фредерик. Он тоже рисковал, что его узнают, но в меньшей степени. Это в Генуе голубоглазый блондин большая редкость. В Турине среди местных тоже, но сюда съехались и парижане, и даже немного немцы. Сойти за оруженосца из свиты Маргариты Австрийской несложно, когда ты выглядишь как немец и говоришь с немецким акцентом.

— Могу я поговорить с тем, кто у вас главный? — вежливо спросил Фредерик.

— Зависит от Вашего титула, мессир, — вежливо ответил охранник.

— Мой титул слишком известен, чтобы его называть. Я принадлежу к свите Ее Высочества Маргариты Австрийской. Сюда меня направил некий брат Витторио из Генуи. Монах-демоноложец, что бы это ни значило.

— Который носит меч поверх сутаны?

— Он самый. Не то, чтобы он меня прямо благословил сюда пойти. Между делом он обронил пару слов, что здесь могут заплатить за сведения о некоем Максимилиане де Круа, — сказал Фредерик.

— Господин немного занят…

— Я готов поговорить с менее занятым доверенным лицом вашего господина.

— С кем-то конкретным?

— С тем, кто уполномочен заплатить за ценные сведения.

— Фернандо Пичокки, — представился незаметно подошедший генуэзец.

Определенно, это человек меча. Фредерик чувствовал таких по походке, по тому, как размещено оружие на поясе и по расположению рук.

— Десять дукатов, — сказал Фредерик.

— Пять. Исключительно потому, что я не уполномочен платить больше.

— Пять вперед, и остальное когда осознаете важность того, что я скажу.

— Согласен.

Фредерик не требовал какого-то особо честного слова или обязательств. Пичокки тоже не опускался до подобной ерунды. Если в моральных ценностях человека есть несколько уровней нерушимости клятв, следует ожидать, что фальшивы вообще все его слова, включая и обещания, и намерения. Если же человек не пустобрех, то требовать дополнительного уровня ответственности это оскорбить его и уронить себя в его глазах.

— Максимилиан де Круа после сегодняшнего инцидента на турнире попросил об убежище викария Пандольфо Медичи, сославшись на достигнутую в Генуе договоренность с епископом Инноченцо Чибо. Он уже собирается, и сегодня же со всем обозом переедет из Монкальери во дворец епископа. На завтра у него назначена аудиенция у Ее Высочества, где он даст показания в пользу Медичи, — сказал Фредерик.

Пять дукатов еще лежали в ладони Пичокки.

— Берите, мессир, — сказал он, — И Вам не составит труда пояснить, в чем Ваш интерес передавать это нам?

Фредерик протянул руку, и Пичокки как бы пожал ее, передавая монеты.

— Из соображений личной неприязни, — сказал Фредерик.

Пичокки знал, что де Круа остановились у Маргариты Австрийской. И слышал, что гость представился оруженосцем из ее же свиты.

— Из-за бабы?

— Из-за дамы! То есть, не ваше дело.

Для простолюдина нормально назвать бабой некую гипотетическую женщину, про которую не сказано в явном виде, что она дама. Для дворянина женщина, из-за которой могут поссориться два благородных рыцаря, уже дама просто из-за этого обстоятельства.

— Вызвали бы его на дуэль, — предложил Пичокки.

— Он граф.

— Думаете, спрятался бы за титул?

— Ordnung muss sein, — сказал Фредерик по-немецки, — Вам, простолюдинам, не понять, что у благородных людей есть правила, которые нельзя нарушать. Во всяком случае, нельзя нарушать первому.

— Зачем Вам тогда эти деньги? — спросил Пичокки, — Вы же не еврей, чтобы заработать на том, чтобы подгадить своему же врагу.

Он выразился невежливо, но и оруженосец только что смешал его с дерьмом.

— Простолюдины не ценят бесплатное, — ответил Фредерик.

— Это не мои деньги, — пожал плечами Пичокки, — Это деньги моего господина.

— Да мне плевать, — Фредерик раскрыл ладонь с монетами, — Важно не то, сколько чьих денег ты отдал за сведения. Важно то, что ты понял, что эти сведения стоят денег.

Пичокки потянулся за деньгами, но Фредерик отодвинул руку.

— Что, сэкономить решил? Спишешь все десять?

— Подумал, что ты хочешь демонстративно бросить в меня монетами в знак своей неподкупности.

— Могу и бросить.

— Бросай.

— Жопа слипнется.

Пять золотых дукатов вроде бы и не деньги, когда у тебя на три порядка больше. Но это достаточно большие деньги для простого оруженосца. Не разрушит ли легенду высокомерный жест?

— Еще бы, — презрительно сказал Пичокки, — Видел я свиту Маргариты Австрийской. Тебя тем не приметил. Костюмчик-то с чужого плеча и ни разу не парадный. За пять дукатов своего сдал.

— Не твое собачье дело!

— Сколько дашь, чтобы я не пошел к этому графу и не настучал на тебя?

— По морде дам перчаткой и по заднице плетью.

— Ты что такой дерзкий?

Пичокки взялся левой рукой за ножны, а правую потянул к мечу, но оружия не коснулся. Чтобы не обвинили, что он схватился за оружие первым.

— Сначала доложи господину, а потом я тобой займусь, — сказал Фредерик.

— Что, и за ваш порядок не спрячешься?

— За порядок не прячутся. Порядок соблюдают.

— Я ведь простолюдин, а ты целый… кто, кстати? Невелика шишка, если тебе с простолюдином не зазорно драться.

— Не твое собачье дело. Я и так снисхожу, соглашаясь на поединок с тобой вместо того, чтобы зарубить тебя прямо здесь как бешеную псину.

— Может, зарубишь?

— Кто тогда доложит сеньору? Я пришел сюда не для того, чтобы просто проткнуть болтливого дурака. Иди, докладывай. У тебя, может быть, смысл всей жизни в этом докладе.

— Ну ты наглый. Что, если я пойду, а ты убежишь?

— Благородные господа никуда не торопятся.

— А если тебя благородный долг позовет?

— Тогда докладывай быстрее. Благородные господа не любят ждать простолюдинов. Бегом, засранец!

Пичокки поджал губы, но дальше спорить не стал и ушел. Вернулся довольно быстро.

— Слушай, как там тебя, я сейчас не могу.

— Нисколько не удивлен, — высокомерно ответил Фредерик, — Но не настаиваю на поединке прямо сейчас. Тебя озадачили в связи с моими сведениями?

— Да.

— Так беги и выполняй. Я тебя потом найду. Ты знаешь, где тут подходящее место для дуэли? Впрочем, нет. Сам выберу. С тебя станется захотеть сдохнуть на скотобойне или на берегу выгребной ямы.

Фредерик вернулся к Кармине.

— Как прошло? — спросила Кармина.

— Отлично. Они засуетились. Не знаешь, кто такой Фернандо Пичокки?

— Один из лучших мечей Генуи, а что?

— То-то я подумал, что он слишком заносчив для простолюдина.

— Ты с ним поссорился?

— Ну да. Много себе позволяет. Я, наверное, не слишком удачную легенду придумал, и костюм у меня не самый роскошный, но это не повод сравнивать меня с евреем и с предателем и обвинять в бедности.

— Котик, ты нарвался на дуэль с Фернандо Пичокки? Господи, ты совсем не понимаешь! Он же тебя убьет!

— Или я его.

— У тебя даже доспехов нет! Ладно бы ты надел под плащ нагрудник или кольчугу. Слушай, возьми денег и купи себе что-нибудь, пока не поздно. Обязательно купи перчатки. Дуэлянты часто жалуются на отбитые пальцы.

— Где я сейчас куплю доспехи?

— Да здесь же, на турнире. Когда у нас в Генуе арбалетный турнир, то всегда приходят арбалетные мастера. Не уверена, что в Турин приехали оружейники, но ты цены в городе видел? Наверняка сейчас где-нибудь в уголке сидит барыга, которому господа рыцари сдают задешево запасное железо, чтобы заплатить за съемный угол. Хочешь, я тебе помогу торговаться?

— Ты разбираешься в доспехах?

— Нет, котик, я разбираюсь в торговцах. Идем!

— Подожди-ка. Мы только что похоронили доброго сэра Энтони Маккинли. Он как раз носил кольчугу под накидкой и перчатки с кольчужным верхом.

Фредерик видел, что коня покойного и турнирные доспехи забрали его двое оруженосцев. Наследников в обозримых окрестностях у шотландца не было, а на родину покойного итальянец и француз точно не поедут. Понятно, что и рыцарский конь, и доспехи и прочее движимое имущество рыцаря стоят столько, что простолюдину половины этого хватит, чтобы купить какое-нибудь прибыльное дело в хорошем городе, заплатить взнос в гильдию и жениться. Только вот сначала надо это все как-то легально продать и поделить деньги.

Кармина предположила, что Маккинли остановился у каких-то друзей из Генуи. Прогулялась без Фредерика вдоль шатров и узнала, что у Адорно. И вот, кстати, эти двое. Турнирный комплект уже продали, а насчет коня распустили слух и сейчас показывают его потенциальным покупателям. Та самая кольчуга, перчатки и одежда рыцаря лежит на квартире в Турине.

— Как тебе этот конь? — спросила Кармина.

— Хороший, — ответил Фредерик, — Я его знаю еще по Милану. Фризская порода. Не слишком большой, не слишком злой. Он старше, чем Паризьен дяди Максимилиана, научен всему, чему положено, и сам знает, что делать в бою и на турнире. Вот этот тощий мужик так до сих пор и служит конюхом у сэра Энтони. То есть, служил до сегодня.

— Этот конь лучше или хуже, чем твой рыцарский конь?

— У меня сейчас нет боевого коня. Была пегая кобыла, Пятнышко, но она осталась на берегу По у Парпанезе, — Фредерик вздохнул, — Пришлось второй раз ее бросить и снова из-за золота. Думал, положу золото к ростовщикам в Пьяченце и вернусь за ней. Не вышло.

— Тогда купи коня. Ты же рыцарь, тебе положено. И требуй скидку, потому что сразу наймешь конюха. С крышей и столом.

— На какие шиши?

— На золотые дукаты.

— Это не мои деньги. Я же говорил.

— Какую сумму ты обязался доставить?

— Никакую. Но все знают, что у меня…

— Никто не знает, что у тебя что-то есть. То, что у тебя было, ты сдал епископу Пьяченцы и можешь это доказать.

— Ладно. Допустим, никто пока не знает. Но ты уверена, что по нашим следам никто не идет? Никто из тех, кто об этом знал или знает, не забудет, что перед Рождеством где-то в Генуе пропали семьдесят пять тысяч золотом. В Тортоне на кладбище могила Иеремии Вавилонского рядом с могилой Фабио Моральи, который как раз шел по золотому следу. И в Турине тот же Иеремия Вавилонский нанимается к аббату и что-то льет в кузне аббатства. Нас найдут. И лучше, если я к этому времени добровольно передам золото дяде Максимилиану и тете Шарлотте. Дальше они сами разберутся.

— С одной стороны, ты прав, — задумчиво сказала Кармина, — Но с другой стороны, сильно ошибаешься.

— Это с какой?

— Семьдесят пять тысяч.

— Это четверть от трехсот.

— После того, как Лис Маттео положил золото в те сундуки и бочонки, его уже стало не триста тысяч. Наверняка они взяли себе на расходы. Просто не могли не взять. Сколько-то отдали капитану галиота.

— Ну да.

— Потом вы с дядей раскидали золото на четыре телеги. Вы его не доставали, не пересчитывали и не взвешивали. Просто на глазок.

— Да.

— Потом дядя Максимилиан принялся раскидывать монеты на дороге. Потом то, что он не раскидал, прибрали к рукам французы. Потом у них золото отобрали Пьетро Фуггер, Симон и кто-то еще. Спрятали у алхимика и тратили на свое усмотрение. Ты знаешь, сколько они потратили?

— Нет. Сколько?

— Не знаю. Но Симон собирался жениться. Он купил подарки семье невесты и еще, кстати, заплатил долг за Пабло Публикани, начальника смены стражи у западных ворот. Сто семьдесят три дуката.

— Ох.

— Потом Симон и Иеремия заколдовали слитки. А дукаты повезли так, в мешочках, спрятав среди вещей. Ты уверен, что они не оставили ничего на черный день в своих подземельях?

— Не знаю.

— Сколько у нас дукатов?

— Семь тысяч в нетронутых мешочках и один начатый.

— А слитков?

— Должно быть тысяч на пятьдесят. По весу у нас даже больше, только они заколдованные.

— Ну и где твои семьдесят пять?

Фредерик сдержался, чтобы не чертыхнуться.

— Просто отдай слитки, по ним хотя бы более-менее сойдется баланс. А если тебе кто-то предъявит за дукаты, то ты все равно не сможешь доказать, сколько ты получил и сколько потратил. Лучше, чтобы у тебя был конь, доспехи, оружие и верные люди. Поэтому покупай этого коня, покупай все остальное, что осталось от сэра Энтони, и нанимай его людей. Обещай кров, стол и фураж. Они сюда точно не пешком пришлепали из Борго-Форнари.

— Ты права. Жаль, конечно, что мы не довезли все золото…

— Не жалей. Люди, которым вы его везли, вложили сколько-то в это дело?

— Не все имеет цену в деньгах.

— Они рискнули честью, жизнью, деловой репутацией? Давали клятвы?

— Нет.

— Вот видишь. Все, что человек получает, не прикладывая к этому усилий, ему посылает Бог. Человек не вправе предъявлять претензии Господу, что тот ему мало послал. Он должен быть благодарен за каждый дукат, который получил, но не заработал.

— Ты у меня такая умная. Даже я бы лучше не сказал.

— Даже ты? Рыцарей учат богословию?

— Я учился на священника. А тебя кто учил?

— Пьетро так говорил, когда покупал краденое.

Кармина первым делом дала четверть дуката часовому, чтобы он говорил всем интересующимся, что конь уже продан. Потом начала торговаться. Нельзя же показывать первому встречному, что у них с Фредериком денег куры не клюют. Глазом моргнуть не успеешь, как эти двое на поминках ужрутся в стельку и, стоя на столе, будут орать на весь кабак, что мессир Фредерик фон Нидерклаузиц богат как королевский интендант.

Купила коня, наняла обоих невольных наследников. Конюха звали Жакуй, выглядел он лет на двадцать с небольшим. Собирался осесть в родном Провансе и жениться. Как только разбогатеет. Служил уже третьему рыцарю, до сих пор нажил только кобылу. Умный парень вложил все деньги в непородистую, но очень годную нерожавшую лошадку, планировал крыть ее боевым конем и задорого продавать жеребят. Жакуй уже успел размечтаться, что продаст все наследство и уедет во Францию. Кармина сказала, что можно ехать во Францию за свой счет и с риском нарваться на разбойников, а можно ехать туда же на полном пансионе и без малейшего риска. Жакуй тут же с ней согласился.

Оруженосца звали Андреа, и он происходил из бедной, но благородной миланской семьи. Может быть, даже не соврал. Теперь уже не проверишь. Андреа был на пару лет моложе Фредерика, и со страхом думал о том, что Жакуй его обманет при расчете, а если не обманет, то придется самостоятельно добираться к родителям в Милан, в середину войны. Он сразу обрадовался, когда Кармина предложила ему наняться к знакомому рыцарю, которого покойный Маккинли в последние дни не раз помянул добрым словом. Как владелец половины наследства, Андреа настоял, чтобы Жакуй пошел навстречу покупателям. В итоге конь по имени Санглие достался Фредерику за половину рыночной цены.

До Турина два часа шагом в одну сторону и столько же обратно. Со старшим конюхом семьи Адорно договорились, что Андреа поедет вместе со всеми в комнату сэра Энтони охранять его вещи, а Жакуй с Санглие переночуют уже в Тестоне у Фредерика.