За пределами эмпатии. Терапия контакта-в-отношениях

Глава 12. Интегративная психотерапия с парами

Интегративная психотерапия использует широкий спектр теоретических концепций. Она отличается от общего эклектического подхода («если что-то работает, используй это!») тем, что синтезирует каждую идею, каждую технику и каждый лечебный план в свою детально разработанную структуру. В основе этой референтной системы лежит концепция, согласно которой межличностный контакт - так, как он переживается в отношениях, - является главным фактором психологического благополучия. Если в психическом здоровье человека наблюдается дефицит, интегративная психотерапия предполагает, что нарушенные отношения являются одной из составляющих этого дефицита. Соответственно, мы предполагаем, что исцеление нарушенных отношений и обеспечение стабильных и здоровых новых отношений помогает клиентам восстановить их психологическое благополучие. Психологическое здоровье становится лучше в той мере, в какой человек переживает контакт в отношениях. И этот принцип приложим ко всем отношениям: между терапевтами и их клиентами, между родителями и детьми, между друзьями, а также в парах.

Представление об исцелении через отношения особенно значимо в терапии пар, где отношения в паре находятся в фокусе терапии с самого начала. Хотя часто бывает, что одному или обоим членам пары принесла бы пользу индивидуальная психотерапия - и в идеале лечебный план для пар содержит возможности для индивидуальной работы: третий «клиент» в терапии пар - это всегда отношения как таковые. По мере того, как пары учатся быть все более и более контактными, учатся слушать друг друга и отвечать друг другу, а также заботиться друг о друге, отношения между партнерами изменяются; со временем эти изменения могут значительно уменьшить потребность в непрерывной индивидуальной терапии.

В главе 5 мы ввели понятие «потребности в отношениях» и подробно рассмотрели, почему забота об этих потребностях составляет основную задачу терапевта. Потребности в отношениях, однако, не являются исключительно, или даже преимущественно, феноменом психотерапии. Они - часть любых отношений, и здоровье отношений во многом является производной того, как именно и насколько хорошо удовлетворяются эти потребности. Потребности в отношениях не являются чем-то «ненормальным», или «патологическим», или «незрелым»; иметь эти потребности - часть того, чтобы быть человеком. Наши потребности в отношениях сопровождают наши переживания, как постоянный фон; когда одна из потребностей попадает в сферу осознания и удовлетворяется, она естественным образом снова отходит на задний план. Однако, если эта потребность остается неудовлетворенной, она остается на переднем плане до тех пор, пока в ее отношении что-то не предпримут; со временем такая неудовлетворенная потребность может оказывать влияние почти на каждый аспект нашего способа быть в мире.

В длительных парных отношениях постоянная неспособность признавать какую-либо потребность в отношениях у партнера (одну или более) и отвечать на нее неизбежно отразится на отношениях в целом. Подобно ситуации, когда есть зуд, а почесаться нельзя, неудовлетворенная потребность становится все более и более требовательной. Из источника беспокойства она превращается в боль, и из боли переходит в фиксацию. Партнер, испытывающий эту боль, пытается решить проблему, используя те виды стратегий, которые срабатывали в других ситуациях. Если эти стратегии оказываются неэффективными, партнер, скорее всего, обратится к более давним и более детским механизмам совладания, основанным на сценарных убеждениях, которые, вне нашего осознания, управляют нашим поведением и ограничивают нашу спонтанность, нашу гибкость и нашу способность к творчеству. Партнер может часто психологически регрессировать, демонстрируя все более и более архаичное поведение. Его восприятие другого партнера и реакции на этого партнера будут все больше определяться его собственной потребностью, фрустрацией и проекциями.

А что же делает партнер, пока все это происходит? Как ни странно, ощущая, что его собственные потребности в отношениях не удовлетворяются, чувствуя фрустрацию, пытаясь справиться, партнер проходит через тот же процесс. Вместе партнеры создают интерактивную нисходящую спираль, т. е. каждый партнер реагирует на неэффективное поведение другого. Этот паттерн знаком любому терапевту, работающему с парами, и непростая задача заключается в том, чтобы перевернуть этот паттерн: помочь каждому партнеру научиться признавать потребности другого в отношениях и отвечать на них, заменить самозащиту доверием, поменять фиксированные гештальты на спонтанность и контакт.

Наша модель проблемных отношений предполагает, что для дисфункциональных отношений характерны две основные черты: когда возникает проблема, оба или один партнер склонны проецировать (то есть воспринимать другого партнера через призму прошлых отношений) и регрессировать (использовать все более примитивные стратегии решения проблем). Логично предположить, что любая замена таких реакций на более удовлетворяющие и эффективные, вероятно, повернет ухудшение отношений вспять. Чтобы этого достичь, в работе с парами мы используем четыре основных терапевтических процесса: 1) наблюдение за системой с целью выявить нарушение контакта, характер проекции и архаичные паттерны; 2) «индивидуальную» работу с каждым партнером в присутствии другого, чтобы обнаружить и довести до осознания устаревшие, более-не-эффективные паттерны восприятия, убеждений и поведения; 3) обучение партнеров распознавать потребности в отношениях и отвечать на них; 4) обучение партнеров проводить терапевтическое исследование друг с другом. Все вместе взятые эти процессы могут изменить направление нисходящей спирали на обратное таким образом, что партнеры смогут начать поддерживать и воодушевлять друг друга, а не тянуть друг друга вниз; фактически, мы используем отношения, чтобы исцелить отношения.

На протяжении всей нашей работы с парами (как и с отдельными личностями) мы особенно внимательно относимся к тому, как потребности в отношениях выражаются и как на них отвечают. Вы можете вспомнить (глава 5), что мы выделили восемь основных потребностей в отношениях: потребность в безопасности; в признании ценности функции наших аффективных, поведенческих и ментальных процессов; в принятии со стороны защищающего и надежного другого; во взаимности; в самоопределении; в том, чтобы оказывать влияние на другого; в том, чтобы другой проявлял инициативу; в том, чтобы выражать любовь. Эти потребности и ответы на них создают богатый фон для любого очевидного содержания терапевтической сессии. В работе с парами выражение потребностей в отношениях и ответы на них происходят, переплетаясь, между тремя сторонами: от партнера к партнеру, от партнера к терапевту и от терапевта к партнеру. (Да, терапевт тоже испытывает потребности в отношениях. Необходимо, чтобы терапевт осознавал эти потребности; их выражение иногда может иметь терапевтический эффект; а внимание к тому, как клиент/ партнер реагирует на них, может помочь всем участникам лучше понять паттерны и процессы отношений.)

В этой главе мы представим вам два транскрипта, каждый из которых является фрагментом работы, проведенной в группе интенсивной терапии для пар. Хотя в целом процесс группы включал в себя много шеринга и обсуждения между парами, каждый фрагмент работы, представленный здесь, сфокусирован на одной паре, а группа выступает скорее в качестве аудитории и свидетеля, а не как активный участник работы (тем не менее по завершению работы все члены группы участвовали в ее обсуждении и рассматривали, как они могут применить эту работу в своей собственной ситуации). Первый транскрипт иллюстрирует то, что выше мы описали как «индивидуальную» работу с одним партнером в присутствии другого. Транскрипт начинается с того, что пара, в достаточно общих чертах, обсуждает свои проблемы, желания и надежды, но довольно быстро фокус внимания переходит к центральной проблеме их отношений: к количеству и качеству контакта между партнерами. При этом восприятие одного из партнеров искажается и появляется проекция, основанная на кумулятивной травме его ранних отношений с матерью. Типичной особенностью нашей работы с парами является то, как терапевт вплетает «индивидуальную» работу, направленную на архаичные проблемы партнера, обратно в текущие отношения пары и как это включение открывает дверь к следующей главе терапевтического процесса в целом.

Лоис и Лестер пришли на данную сессию в разгар семейного кризиса: отец Лоис был болен и не ожидалось, что он проживет долго. Однако они не начали с разговора об отце Лоис, а заговорили о стрессах и напряженных моментах в их обычной повседневной жизни. Лестер сказал, что его беспокоит постоянная работа Лоис по дому; у него не получается сделать так, чтобы она расслабилась, и чтобы они просто наслаждались обществом друг друга. В ответ на приглашение терапевта Лоис говорит с Лестером о том, что побуждает ее оставаться такой занятой.

Лоис: Я помню, что пыталась быть открытой с тобой, множество раз. И вот, когда я открываюсь, ты пугаешься и снова возводишь стену. И это так больно! И вот поэтому я ухожу в работу, ведь это безопасно. И тогда ты говоришь, что хочешь быть со мной, и почему же я ухожу, когда ты хочешь пройтись со мной и побыть вместе. И тогда это все равно что если бы ты хотел быть и со мной, и на работе одновременно (пауза). В этом есть какой-то смысл? (пауза) Много раз мы остаемся вместе, и я делюсь с тобой чем-то. И я пытаюсь стать ближе, и это не получается, и это больно; и тогда я ухожу заниматься своими делами. И, кроме того, это доставляет мне удовольствие.

Терапевт: Итак, когда он видит, что вы, как он говорит, «перегружаетесь» - я на самом деле не знаю, что это означает, но вы знаете, - когда он видит, что вы занимаетесь делами, что вы хотите, чтобы он думал?

Лоис: Я бы хотела, чтобы он просто схватил меня и сказал: «Пойдем и сделаем что-нибудь вместе. Я хочу побыть с тобой», (пауза) Меня можно было бы легко отвлечь от работы.

Терапевт: То есть важным становится прикосновение.

Одна из потребностей в отношениях - это потребность в том, чтобы другой проявлял инициативу. Похоже, Лоис просит, чтобы Лестер удовлетворил эту потребность, подойдя к ней и предложив заняться чем-то вместе. Но она только что сказала, что Лестер действительно приходит и хочет быть с ней. Как так получается, что при таком его поведении ее потребность остается неудовлетворенной? Возможно, она не может полностью воспринять сообщение Лестера или полностью ощутить его контакт, если он выражен только в словах. В зависимости от общего стиля общения и от определенных потребностей в данный момент времени человек может быть более восприимчив к аудиальным сообщениям (звучащие слова), визуальной информации (когда мы видим, как кто-то что-то делает) или кинестетическим стимулам. Терапевт полагает, что использование Лоис фразы «схватил меня» является значимым, что физическое прикосновение - в той ситуации, которую она описала, - возможно, является для нее наилучшим способом переживать контакт.

Лоис: Да.

Терапевт: Потому что вы делаете больший акцент на том, что вас надо схватить, чем на словах, которые он мог бы сказать.

Лоис: Да. И я также хочу, чтобы он задавал мне вопросы, интересовался, где я. В эмоциональном плане.

Кроме желания, чтобы Лестер проявлял инициативу, Лоис также хочет, чтобы он «интересовался» ею и тем, что она чувствует. Она выражает одновременно свою потребность в подтверждении (значимости ее эмоций) и в самоопределении (чтобы Лестер помогал ей узнавать и выражать ее индивидуальность и уникальность). Терапевт соединяет все это вместе в контексте потребности Лоис в контакте, учитывая ее предпочитаемый канал коммуникации.

Терапевт: Значит, прикосновение и эмоции - это то, где вы открыты для контакта.

Лоис: Когда ты, Лестер, отгораживаешься с помощью газеты, или когда уходишь в ванную, обеспечивая себе пространство, я знаю, умом понимаю, что так ты заботишься о себе. Но все же...

Терапевт: Вы воспринимаете это, как если бы вас оставили в стороне?

Лоис: (Лестеру) И эти сигареты, все вот это. Я так ревную к твоим сигаретам! Очень ревную. Правда. Это еще один уровень. Они встают между нами.

Терапевт: Я хочу понять, как это работает. Но что-то прямо сейчас происходит с Лестером. Лестер, вы сейчас чувствуете стыд?

Терапевт уделяла основное внимание Лоис и помогала ей сказать Лестеру, что конкретно она от него хочет. Лоис ответила, изъясняясь более четко, более определенно и более эмпатично. Есть, однако, риск, что Лестер может истолковать интерес терапевта к потребностям Лоис как принятие ее стороны, как сочувствие ей и осуждение Лестера. Чтобы упредить это, а также в ответ на резкое изменение выражения лица Лестера, терапевт обращается к нему с феноменологическим исследовательским вопросом.

Лестер: Да, чувствую. Я, э-э, я признаю все это...

Терапевт: Но мне интересно: всякий ли раз, когда Лоис говорит об этом, вы не воспринимаете это как полезную информацию, а это становится еще одним доказательством того, что «что-то не так со мной», и это - на мой взгляд - лежит в основе чувства стыда большинства людей. Вы слышите это как критику или наезд на вас?

Лестер: Это я тоже слышу. И я также слышу ее желание и тоску по моему вниманию. И, э-э...

Терапевт: И это вызывает у вас чувство стыда? Или чувство интереса?

Лестер: Испуг, потому что я боюсь; я очень, очень боюсь повести себя грубо с Лоис. И я боюсь, что не смогу, ну, защитить себя как-то. Или... ну, обозначить свою целостность.

Уже в третий раз терапевт спрашивает Лестера о его чувстве стыда, и каждый раз Лестер признает его, но тут же говорит о чем-то другом. Сообщение таково: «Я еще не готов иметь с этим дело, хотя я знаю, что это присутствует». Настаивать на проработке этой темы на данном этапе означало бы обесценить самозащитную функцию поведения Лестера и, следовательно, не ответить на его потребность в безопасности в отношениях. Вместо этого терапевт принимает переключение внимания Лестера, косвенно признавая, что Лестер лучше знает, чтб ему необходимо исследовать.

Терапевт: Давайте еще немного поговорим об этом. Как это становится для вас пугающим?

Лестер: Во-первых, я заметил, что, когда Лоис говорит, я становлюсь в оборонительную позицию. То есть я думаю, одна из причин в том, что я воспринимаю многое из ее слов как требования и ожидания. И если я оправдаю эти ожидания, ожиданий станет еще больше. Это один момент.

Терапевт: Итак, отчасти это страх оказаться связанным. Как бы... будет больше и больше.

Лестер: Да. Больше и больше. И еще это как бы если у меня есть что-то, что может. ..что давало бы ей то, что она хочет, значит, я должен давать это ей. А иногда я просто не хочу этого делать.

Лестер боится, что требования Лоис будут бесконечными. Одно влечет за собой другое, и он защищает себя, создавая пространство между ними. Но проблема не так проста; если бы это было так, два разумных человека, имеющие хорошие намерения, уже давно бы ее решили. Тот факт, что трудности Лестера и Лоис сохраняются, является достаточным доказательством того, что здесь имеется много слоев значений. Терапевт, однако, не спешит с интерпретацией и не торопит работу; она терпеливо продолжает исследовать.

Терапевт: То есть иногда эта газета на самом деле нужна, чтобы создать пространство для вас.

Лестер: И сигареты тоже. Я знаю их. Я доверяю им. Я знаю, что не могу их контролировать, в каком-то смысле, но все же я могу их взять. Я знаю, что они лежат там. И они контролируют меня с другой стороны, но...

Терапевт: Но прямо сейчас давайте поговорим о том, как эти сигареты создают дымное облако, в котором вы можете быть наедине с собой. Мы можем заняться медицинскими аспектами позже. Думаю, на самом деле более важно - и одна из причин, почему люди прибегают к чему-то вроде сигарет, - это то, что вы находите в них психологический комфорт.

Получить признание функции нашего поведения или нашего психологического процесса - важнейшая потребность в отношениях. Одним из последствий неудовлетворения этой потребности является чувство стыда: «То, что я делаю, никто не одобряет или не видит причины для этого, а значит, со мной, должно быть, что-то не так». Вполне вероятно, что это происходит с Лестером, когда он курит. Курение - это поведение, которое в нашей культуре все чаще характеризуют как нездоровое, небрежное по отношению к своему здоровью и оскорбительное для окружающих. Уделяя внимание функции, лежащей в основе курения Лестера, терапевт не только отвечает на потребность Лестера в отношениях, но также переходит к конфронтированию его чувства стыда.

Лестер: Комфорт... Это, возможно, также помогает мне удовлетворить мой голод. Я имею в виду, я тоже хочу... больше близости, больше интимности и больше эмоциональной вовлеченности. То есть в каком-то смысле я тоже хочу быть близким, отпустить и... пробить этот контроль.

Терапевт: Итак, если бы каждый раз, когда вы хотите покурить, вы бы подходили к Лоис и говорили: «Обними меня», что было бы по-другому?

Лестер: Да, вы правы. Я...

Терапевт: Подождите, я не могу быть права, только задав вопрос.

Лестер быстро соглашается и, похоже, собирается перейти к самокритике. Понимает ли он параллель, которую провела терапевт, и если да, то согласен ли он, что это соответствует ему? Это слишком важно, чтобы просто проскользнуть мимо, и терапевт просит о разъяснении.

Лестер: По-другому было бы то, что... это та же самая потребность, на самом деле. Просто другая...

Терапевт: Но есть кое-что, чего сигарета не может сделать: сказать «Нет».

Он действительно понял, и он действительно принимает интерпретацию: он использует свои сигареты в качестве заменителя контакта с Лоис. У этого паттерна есть все характеристики фиксированного гештальта, в случае которого человек обучается, со временем, отвлекать или успокаивать себя, когда у него есть потребность, которая не находит удовлетворения в его отношениях. Но почему потребность остается неудовлетворенной? Как Лестер не позволяет себе попросить Лоис дать ему то, что он действительно хочет? Продолжая признавать ценность поведения Лестера, терапевт высказывает одно предположение, которое Лестер развивает.

Лестер: «Нет?»

Терапевт: Лоис может сказать нет.

Лестер: Да. Верно. И сигарета, конечно, также может вызвать еще больше голода, но тогда я могу курить больше сигарет. И внимание Лоис также может вызвать больше голода, и это пугает меня. Я имею в виду... то, что я... теперь я замечаю, что, когда говорю об этом, я боюсь. Наверное, я когда-то получил какой-то такой опыт, не знаю, но, гм, что ответ на ожидания порождает еще больше ожиданий. И это то, что я... думаю, это то, чего я тоже боюсь.

Терапевт: Вы боитесь этого с ее стороны, и вы боитесь этого со своей стороны?

Лестер: Со своей стороны. Что, если я подойду, вместо того чтобы взять сигарету, я подойду и попрошу обнять меня, и, когда я получу это объятие, я захочу еще...

Изначальный страх Лестера, что Лоис будет просить все больше и больше, теперь трансформировался: это Лестер, а не Лоис, скорее всего, останется неудовлетворенным. Лестер проецировал свое самовосприятие на Лоис и теперь возвращает эту проекцию себе. Возможно, он вот-вот обнаружит, откуда происходит это самовосприятие и как оно его защищает. Это деликатная тема, и терапевт стремится сохранять свою ритмическую и эмоциональную настроенность, точно следуя за растущим осознанием Лестера.

Терапевт: И что потом?

Лестер: Потом она скажет нет. Она слишком устала; я прошу слишком много, «тебя слишком много», (его рука делает отстраняющий жест) Или...

Терапевт: Повторите этот жест.

Лестер: (повторяет жест) «Тебя слишком много». «Не беспокой меня».

Терапевт: Это что-то давнее. Что-то, что было еще до Лоис.

И снова настроенность: настраиваясь на уровень развития, терапевт распознает, что жест Лестера не соответствует, так или иначе, комментариям зрелого взрослого человека. Это скорее имитация ребенком ответа взрослого, подразумевающая, что Лестер ожидает, что на его желания не обратят внимание, что их не будут уважать. Чувства, которые испытывает Лестер, вероятно, больше обусловлены прошлыми отношениями, а не текущими, и терапевт указывает на это.

Слова, записанные в транскрипте, создают впечатление, что Лоис - сейчас и в течение следующих нескольких минут работы - игнорируют и что она оставлена в стороне. На самом деле ее участие в процессе очень ощутимо. И Лестер, и терапевт очень хорошо осознают ее присутствие, и она, в свою очередь, остается внимательной и вовлеченной в то, что происходит. То, что у Лоис есть возможность наблюдать, как кто-то другой работает с Лестером, и ее при этом по-прежнему уважают, удовлетворяет две ее потребности в отношениях: в безопасности и в принятии сильным, компетентным другим.

Лестер: Да.

Терапевт: Кто это делает? «Тебя слишком много, Лестер». «Твои потребности- это слишком».

Лестер: Ну, я думаю, э-э, мой голод был больше для мамы, я полагаю. Думаю, моя мама это делала. И мама, и папа, оба это делали, каждый по-своему. Но, э-э, думаю, это моя мать.

Терапевт: И вы чувствуете это сейчас? Это сообщение от мамы?

Лестер: Нет, я так не думаю.

Этот ответ Лестера является неожиданным, учитывая интенсивность его жеста. Предполагая, что он автоматически защитил себя, подавив болезненный аффект, терапевт приглашает его вернуть его себе через фантазию.

Терапевт: Просто закройте глаза и станьте ею на какой-то момент. Просто представьте маленького Лестера здесь, ниже. И скажите это предложение снова: «Тебя слишком много».

Лестер: Тебя слишком много.

Терапевт: Просто представьте этого маленького мальчика здесь, внизу. Что еще вы хотите сказать ему, Мама?

Лестер: Теперь я - моя реальная мать?

Терапевт: Или, по крайней мере, мать, которую вы представляете.

Лестер: Да. (высота и модуляция его голоса изменяются) Ну, я... Я слишком занята собой. У меня нет времени, чтобы проводить его с тобой так. Ты меня отвлекаешь. А сейчас... (пауза) И еще, ты слишком много всего вызываешь во мне.

«Ты слишком много всего вызываешь во мне» - говорит ли мать из воображения Лестера, что она тоже никогда не бывает удовлетворена? Является ли то, как Лестер характеризует сам себя - как того, кто всегда хочет больше, - проекцией на себя характеристик его матери? Это кажется возможным, но это не точно; терапевт будет осторожна, чтобы не предложить Лестеру эту интерпретацию, а дать ему возможность самому прийти к этому.

Терапевт: Продолжайте, Мама. Скажите маленькому Лестеру....

Лестер: Это слишком. И я, я чувствую себя виноватой. Я чувствую себя очень виноватой, что поступаю так. Но я, з-э, знаю, что я должна подбадривать тебя. Я должна больше тебя слушать. Но есть еще все остальные дети, и еще я. (он снова жестикулирует) Слишком много, просто для меня это так.

Терапевт: А теперь взгляните на маленького мальчика - просто будьте этим маленьким мальчиком... о, этим маленьким мальчиком, которому приходится иметь дело с таким жестом Мамы.

Воссоздав эту сцену в фантазии и усилив ее, выразив отказ матери словами (и жестом), Лестер теперь может начать осознавать ту часть себя, которая нуждалась в большем контакте с матерью и не могла его получить. Полное переживание этого неудовлетворения-потребности позволит ему, в свою очередь, воссоздать паттерн совладания, который он выработал со временем, чтобы пережить боль недостатка в отношениях. История Лестера - типичный пример кумулятивной травмы, в случае которой имеет место не единственное драматичное событие, а повторяющаяся нехватка контакта, которая, по прошествии нескольких месяцев и лет, порождает ожидание, что таковы все люди и такова жизнь. Зачем просить, если ответ всегда будет «нет»? Зачем пытаться, если в результате всегда будет неудача? Погружение Лестера в эту регрессию дает ему возможность испытать «Да», успешный результат, и таким образом подвергнуть сомнению те ожидания, за которые он так долго держался.

Лестер: Да, мне не нужно быть с тобой очень долго. Я просто хочу, чтобы ты была рядом какое-то время, не слишком много. Мне не нужно много. Только некоторое время.

Терапевт: Продолжайте, Лестер.

Лестер: Быть рядом, а также... видеть меня с моими потребностями и моей... моей тоской. Моей любовью.

Отказываясь уделять ему внимание, мать Лестера не удовлетворяла не одну, а, вероятно, все его потребности в отношениях. Он не чувствовал себя с ней в безопасности; она не признавала функцию его реакций. Она не была принимающей, и она выбрала проецировать на него свой собственный образ Я вместо того, чтобы честно исследовать то, в чем они действительно были похожи. Она не поддерживала его индивидуальность и не позволяла ему влиять на нее. Она точно не инициировала контакт. И, как рассказывает здесь Лестер, она не давала ему возможности выражать свою любовь.

Терапевт: Да. Скажите это еще раз: «Я хочу, чтобы ты видела, мама...»

Лестер: Я хочу, просто хочу, чтобы меня замечали. А не быть - меня не слишком много.

Терапевт: Громче.

Лестер: Меня не слишком много.

Терапевт: Продолжайте говорить с ней.

Лестер: Я, на самом деле... я, я очень привык к маленьким порциям. И я вполне доволен этим. Чтобы я тебя не проглотил. Я до смерти боюсь проглотить кого-то. Я бы не поглотил тебя всю.

С этим заявлением - «Меня не слишком много» - Лестер, похоже, освобождается от давнего паттерна и переживает себя по-новому. В его следующем ответе, однако, есть оттенок извинения, почти мольбы, как будто он обещает: «Пожалуйста, я не буду просить много. Просто дай мне хотя бы чуть-чуть, и я попытаюсь удовлетвориться этим». Это давний паттерн, отрицание того, что он действительно чувствует, и терапевт быстро парирует это, побуждая Лестера выразить противоположное.

Терапевт: «Но я хочу...»

Лестер: Мне нужно какое-то время, на которое я могу рассчитывать. Я хочу какую-то часть времени.

Терапевт: «Когда бы нам не мешали».

Лестер: Чтобы, э-э, что-то другое не было более важным.

Терапевт: «Обнимай меня столько времени, сколько занимает выкуривание одной сигареты».

Это не совсем интерпретация, но это, безусловно, приглашение. Обращая внимание на один из сходных моментов между курением сигарет и тем, что Лестер хочет от своей матери, терапевт ненавязчиво предполагает, что одно может замещать другое, и приглашает Лестера рассмотреть эту возможность.

Лестер: (посмеивается) Да, около того. Или, может быть, двух сигарет.

Терапевт: И сколько сигарет вы выкуриваете в день?

Лестер: Около 20.

Терапевт: Значит, если бы она обнимала вас 10 раз в день - столько времени, сколько занимает выкуривание двух сигарет...

Лестер: Да, но я бы не хотел быть с ней 10 раз в день, (пауза) Мне также нравится... Мне также очень нравится быть наедине с собой.

Лестер установил связь. На глубоком эмоциональном уровне он переживал свое стремление к контакту и свое ожидание, что его отвергнут, и то, как он прибегает к самоуспокоению вместо того, чтобы тянуться к другому человеку. Его последняя реплика, сделанная тихим, задумчивым голосом, говорит о том, что он серьезно пересматривает свою потребность в уединении и отделяет в ней то, что принадлежит ему, от того, что он усвоил из-за необходимости справляться с кумулятивной травмой недостаточного контакта. С этим новым осознанием он готов вернуться к своей спутнице жизни, чтобы вновь обсудить, как они теперь будут проводить время вместе. Терапевт направляет его к этому следующему этапу работы.

Терапевт: А теперь, Лестер, взгляните на Лоис. И посмотрите, нужно ли вам сказать Лоис то, что вы сказали маме.

Лестер: Да. Мне нужны лишь маленькие порции тебя. И... (пауза) Но я боюсь, что от меня ты хочешь больших порций. Это то, что я сказал бы матери. Но я не думаю, я не...

Лоис: (пауза) Что ты имеешь в виду под «большими порциями тебя»?

Превосходный исследовательский вопрос. Лоис, вероятно, начала понимать значимость исследования, когда наблюдала за работой Лестера и терапевта. Безопасность и защита, обеспечиваемая присутствием терапевта, также позволяют ей чувствовать себя достаточно защищенной, чтобы исследовать и задавать вопросы, а не подразумевать, что она понимает, что Лестер имеет в виду, и сразу переходить к самозащите. Задавая вопросы, она не только делает их общение более точным, но, придавая ценность смыслу, который он вкладывает - настолько, чтобы спросить о нем, - она также удовлетворяет потребность Лестера в самоопределении.

Лестер: То, что вся моя жизнь будет исчерпана, что мне придется бороться изо всех сил, чтобы вырваться.

Терапевт: «И если я приду к тебе за объятием, вместо того чтобы выкурить сигарету...»

Лестер: Ты, возможно, захватишь меня.

Терапевт: Спросите ее: «Немогла бы ты, пожалуйста, отпустить меня после?»

В случае с парами давние паттерны вызывают почти гипнотическое притяжение. Легко вернуться к прежнему недопониманию, прежним ожиданиям и прежним способам и попыткам удовлетворить потребности в отношениях, ожидая в то же время, что они не будут удовлетворены. Терапевты, работающие с парами, часто считают необходимым проинструктировать партнеров и напомнить им о том, что они только что узнали, чтобы они начали применять новое знание на практике. В этом предложении терапевта содержится косвенное напоминание о том, что Лоис - не мать Лестера, что он может рискнуть и прямо сказать о том, чего он хочет. «Попробуйте, - говорит терапевт. -Испытайте на собственном опыте, что это другая ситуация. И пусть Лоис тоже ощутит эту перемену в вас».

Лестер: Ну, если я попрошу тебя, Лоис, я получу то, что хочу. Но, э-э, чего я боюсь, это того, что ты будешь просить меня. Я, я боюсь, что потом ты меня не отпустишь.

Лоис: И я тоже боюсь... На мой взгляд, ты никогда не остаешься там, где мы начали. И я помню, как ты сказал мне: «Тебе лучше измениться, или я просто уйду жить к Стюарту [один из их взрослых детей], и посмотрим, как ты с этим справишься». И это как бы то, к чему я привыкла. Я боюсь быть зависимой, или, во всяком случае, раньше боялась.

Лестер: Я знаю это.

Терапевт: Звучит так, как будто вы готовы зависеть от него больше (пауза). Скажите ему об этом, Лоис. Своими словами, исходя из вашего собственного опыта.

Воспоминание Лоис о том, как Лестер причинил ей боль и оттолкнул ее, сигнализирует о появлении какой-то потребности в отношениях. Внимание было сосредоточено на Лестере уже довольно долго; теперь Лоис нуждается в подтверждении и в том, чтобы ей уделили внимание. Терапевт отвечает на ее потребность, но делает это, подтверждая положительные изменения, которые осуществляет Лоис, а не боль, о которой она вспоминает. Ее слезы в ответ на эту интервенцию, по-видимому, являются слезами облегчения, а не печали. Есть кто-то, кто понимает ее; кто-то, кто готов ее слушать; кто придает ценность ее переживанию и принимает ее такой, какая она есть. Безопасность - это то, в чем она нуждается, чтобы ответить Лестеру собственным новым поведением.

Лоис: (пауза; ее слова неразборчивы; она плачет)

Терапевт: «И когда мой отец умрет, от тебя, Лестер, мне необходимо...»

Лоис: (всхлипывает; долгая пауза) И когда мой отец умирает, от тебя мне необходимо, чтобы ты понимал... и был со мной. А не говорил: «Ты делаешь из мухи слона».

Лестер: Ты не... ты не заботишься о себе в этой ситуации.

Терапевт: (пауза) Он что-то упустил, Лоис, или ему удалось установить с вами контакт? (пауза) Только что вы были не поняты?

Невербальный ответ Лоис на комментарий Лестера был неконгруэнтным: вместо того чтобы принять его обеспокоенность тем, что она не заботится о себе, она отстранилась и довольно заметно закрылась. И терапевту, и Лестеру необходимо узнать, что произошло и какая новая или старая рана открылась.

Лоис: Я почувствовала боль...

Лестер: Из-за чего? Что причинило тебе боль? Как ты меня услышала?

Лоис: Я услышала, что ты говоришь, что, м-м, я не могу определиться по поводу того, чтобы, возможно, поехать и побыть с папой... и ты говоришь, что я могу поехать, все в порядке... и это как бы... когда я пытаюсь бороться за то, что мне нужно, я кажусь тебе слишком сильной. И вдруг я подумала о сновидении, которое приснилось мне прошлой ночью. Под столом было две миски с кошачьей едой, и один из котов хотел съесть эту еду, а другой просто ушел, чтобы первому достались обе миски.,.. Мне нужно, чтобы ты был со мной, и когда я прихожу под стол, ты отказываешься от своей потребности, а вместо этого заботишься обо мне. В настоящее время я продолжаю бороться, и я действительно пытаюсь победить. Ноя не хочу, чтобы твоя миска была пустой. Мне нужно продолжать борьбу, но я не хочу быть для тебя слишком сильной.

Лестер: Я тоже борюсь за свою миску. И, гм, и то... и то, на что я сержусь, - это не нерешительность... Да, нерешительность тоже, но не совсем - то, что твой отец умирает, это очень значимо, конечно, это так. Там много эмоциональной... и ты ведь попрощалась; ты сказала, что твой отец не хотел, он бы не хотел, чтобы ты приходила к нему. И я начинаю сердиться из-за того, что я считаю, я думаю, что ты, как дочь... что ты едешь домой, потому что ты зла на свою сестру. И вот здесь я начинаю...

Открывается еще одна дверь, и начинается новый цикл. Теперь Лестер и Лоис начнут распутывать свои различающиеся восприятия о сцепленности Лоис со своей родительской семьей, используя уже достигнутые успехи, чтобы это распутывание происходило по-другому, по сравнению с тем взаимодействием, которое было в прошлом. Лестер признал свой паттерн, который заставляет его верить, что другие (особенно Лоис) считают его слишком требовательным, слишком нуждающимся, считают, что его слишком много. Признание этого самовосприятия и того, как он проецирует его на Лоис, дает Лоис возможность более свободно говорить о своей собственной амбивалентности: о своем желании быть зависимой и своей потребности отстаивать себя; своей потребности бороться и своей не менее сильной потребности не доминировать.

Когда паттерн, который находился вне осознания, признается, становится возможным признать также альтернативные возможности. Клиент больше не воспринимает свои реакции как неизбежные и необходимые, а видит в них давние способы решения проблем и принятые решения, которые сейчас, возможно, стоит обновить. Для пары такой шаг открывает возможность для того, чтобы выстраивать отношения по-новому, и дает свободу видеть своего партнера в новом свете и отвечать ему по-другому.

Часы и дни после такого нового осознания имеют решающее значение для развития более здоровых отношений в паре. Часто за ключевым терапевтическим шагом следует своего рода оживление и чувство новой надежды и оптимизма, и эта позитивная энергия может послужить топливом, чтобы существенно изменить паттерн взаимодействия между партнерами. Кроме того, самое лучшее время для освоения и практики новых реакций - это момент, когда прежние паттерны только что были осознаны, затор был устранен, а новая путница еще не успела возникнуть. Обучение навыкам исследования, упомянутое в начале этой главы как четвертый аспект интегративной психотерапии с парами, вероятно, наиболее легко можно осуществить во время «окна», которое следует за крупным терапевтическим достижением одного или обоих партнеров.

Но даже в самый оптимальный момент бывает непросто научиться заменять устаревшее, самозащитное поведение настроенным и вовлеченным процессом исследования. Пары приходят в терапию с большим багажом, принося с собой свою собственную историю детства с опытом неудовлетворения-потребностей, свои накопившиеся обиды на партнера, свои страхи быть брошенными или контролируемыми, или страх, что их сочтут неприемлемыми в каком-то глубоком, слишком-ужасном-чтобы-даже-думать-об-этом, смысле. Индивидуальная работа с каждым партнером в присутствии другого, как мы увидели в приведенном отрывке о Лестере и Лоис, позволяет терапевту моделировать процесс исследования при рассмотрении этих проблем. Индивидуальная работа служит двум целям: она помогает каждому члену пары понять как себя, так и партнера, и также демонстрирует навыки, которые понадобятся им обоим, когда терапевта рядом с ними больше не будет. Часто терапевт приглашает пару попрактиковаться в исследовании друг с другом, вместо того чтобы просто слушать, как это делает он. На данном этапе терапевт может стать инструктором, который предлагает, поправляет и вмешивается с целью обучить эту пару тем действиям, которые будут им нужны, чтобы продолжить процесс исследования самостоятельно.

При обучении пар тому, как проводить исследование друг с другом, необходимо возвращать их, снова и снова, к основному фокусу исследования: внутреннему переживанию партнера. Независимо от того, исследуется ли непосредственно феноменология партнера, его история взаимоотношений или то, как он научился / принял решение справляться с ситуацией, собственное уникальное переживание партнера является центральным для процесса исследования. Большинству пар вначале кажется, что поддерживать такой фокус очень тяжело. Партнер, который проводит исследование и задает вопросы, может впадать в доказательство «реальности» («Но это происходило не так!») или в самозащиту («Я никогда этого не говорил!»), или он может переключиться с фокуса на партнере на выражение своих собственных взглядов на проблему. Тот, кому задают вопросы, может начать тревожиться, может неправильно понимать вопросы и часто переключаться с внутреннего переживания на внешние события. И каждое из таких отклонений само по себе является возможной темой для исследования: «Что происходило для тебя только что?» «Как это было для тебя, когда я это сказал?» «Что ты хочешь от меня прямо сейчас?».

Помогать паре в процессе исследования - трудоемкая задача. Столько моментов необходимо отслеживать - быть настроенным на текущее переживание каждого партнера; оставаться в контакте со своими собственными чувствами, представлениями и ощущениями; отслеживать паттерн, который образуется между партнерами; уделять внимание техническим особенностям эффективного исследования; принимать решения по поводу того, в каком случае - и надо ли вообще - побуждать партнеров описывать их собственное феноменологическое переживание или же стоит вернуться к расспрашиванию другого. В следующем транскрипте вы увидите, как на передний план выходит первое из перечисленных направлений работы, а затем еще одно.

Бетти и Салли, лесбийская пара, пришли на данную сессию групповой терапии с запросом к терапевту помочь им научиться «общаться» друг с другом. После некоторого обсуждения того, что каждый партнер ожидает получить от этой работы, терапевт начинает рассказывать о понятии «присутствия» и его значимости для процесса исследования. Это обсуждение отчасти проводится в интересах всех членов группы, а отчасти для того, чтобы заложить фундамент для работы, которую собираются осуществить Бетти и Салли.

Терапевт: Присутствие, на самом деле, имеет две стороны и является, в сущности, противоречивым. Я говорю о «присутствии» как о децентрации себя. Это способ сделать ваши личные потребности, ваши личные желания, ваши личные результаты, ваши личные знания незначимыми на какой-то период времени. В то же время, однако, присутствие требует всего богатства нашей истории; всего, чему мы когда-либо научились; всего, что мы когда-либо прочитали, - всего нашего опыта, нашей собственной боли и страданий, а также наших радостей и удовольствия. И здесь, между двумя этими переживаниями, происходит движение туда и обратно, когда мы обращаемся ко всему нашему опыту как к богатой библиотеке ресурсов - и тут же практически забываем обо всем этом и сосредоточиваем весь свой интерес на другом человеке. А потом мы вновь возвращаемся к своему опыту и используем его как ресурс для установления контакта с другим. Таким образом, это сочетание свободного обращения к нашему внутреннему миру, ко всему, что мы когда-либо переживали, и затем - отхода от этого при фокусировании на другом.

Я особенно хотела подчеркнуть это, Бетти, потому что я думаю, что ваша история связана с забыванием себя. Полное знание себя является составной частью присутствия, но это также и отход от этого знания, на время, когда центр вашего внимания находится в другом. Поэтому для вас я буду делать акцент на богатстве вашей собственной истории, которое вы привносите в эти отношения. Помните о том, что если вы собираетесь по-настоящему исследовать ее феноменологическое переживание, то содержание - это не главное. Главное - то, как она это переживает, какой смысл она вкладывает, главное, что она чувствует, что помнит... важно все то, что происходит в ее голове и что мы не можем наблюдать. Мы можем узнать об этом, только задавая вопросы, (обращаясь к Салли). Вы готовы? Чтобы она узнала вас?

Салли: Да.

Терапевт: И чтобы вы узнали себя через ее узнавание вас?

Салли: Да, хорошо.

Бетти: (пауза, затем мягко) С чего ты бы хотела, чтобы я начала узнавать тебя? Какая часть тебя...

Терапевт: (перебивает) Один вопрос за раз! Ваш первый вопрос вполне хорош.

Начинающие исследователи часто создают связку из нескольких вопросов сразу в стремлении сделать все правильно или проговорить для себя то, что они хотят сказать. Слишком много вопросов сразу не способствуют удовлетворению потребности в безопасности в отношениях. Они могут привести в замешательство и выбить партнера из колеи, потому что он будет стараться учесть все вопросы, а в результате не поймет, на какой из них отвечать в первую очередь.

Салли: Э-э, с чего я хочу, чтобы ты начала меня узнавать... (пауза) Я думаю, не путаю ли я «с чего» с «когда»?

Бетти: Хммм. (терапевту) Думаю, именно поэтому я начала перефразировать вопрос.

Терапевт: Хорошо.

Теперь, когда Бетти охарактеризовала свой двойной вопрос как «перефразирование», терапевт не возражает. Комментарий Салли подразумевает, что Бетти, возможно, действительно стоит предложить более удачный способ помочь Салли начать исследовать ее внутреннее переживание.

Бетти: (пауза; по-прежнему очень мягко) Позволь мне попробовать другой вопрос. Какую часть тебя ты хотела бы, чтобы я узнала в первую очередь?

Терапевт: (пауза; Салли пристально смотрит на свои руки) Салли, сейчас особенно важно, чтобы вы нашли свой ответ. Речь не идет о «правильном» ответе. Речь о том, чтобы вы узнавали себя с помощью ее стимулов (обращаясь к Бетти) Задайте ей этот вопрос еще раз.

Чувствуя, что когнитивный анализ Салли мешает ей сообщать о своем переживании, терапевт дает инструкцию, как быть исследуемым. Комментарий терапевта не только дает Салли информацию о том, что от нее ожидается, но также дает ей разрешение отпустить свою потребность все делать «правильно» и выглядеть хорошей. Даже «неправильный» ответ является ценным.

Бетти: Какую часть тебя ты хотела бы, чтобы я узнала в первую очередь? Прямо сейчас?

Салли: (пауза) Просто все мысли куда-то исчезли.

Бетти: Можешь сказать мне, что было в твоей руке, когда ты только что смотрела на нее?

Салли: Думаю, это более юная часть меня, (немного резко) Потому что ты видишь только взрослую.

Тон голоса Салли придает обвинительный оттенок ее утверждению, и Бетти невербально реагирует так, как если бы ее критиковали. Ее тело напрягается, а на лице появляется выражение удивления и боли. Чтобы предотвратить оборонительный ответ, терапевт предлагает новое направление для расспроса.

Терапевт: (обращаясь к Бетти) А теперь сосредоточьтесь на том, что вы делаете с точки зрения своего поведения, из-за чего она показывает вам только свою взрослую часть, (пауза) Начните просто с «Что в моем поведении побуждает тебя показывать мне только твою взрослую часть?»

Бетти: (осторожно) Что я делаю такого, что побуждает тебя проявлять со мной только твою взрослую часть?

Салли: Что бы это ни было, только что ты это делала... тон голоса, я не совсем уверена, но он кажется немного покровительственным. Такое чувство, как будто нет уверенности, что будет дальше происходить. Нет уверенности, будешь ли ты нападать, или станешь...

Бетти: То есть как бы в моем голосе есть какая-то неясность?

Хотя Бетти не вполне уловила точный смысл слов Салли, она концентрируется на том, чтобы понять его, а не на своих попытках защититься. Она учится исследовать!

Салли: Интонация.

Бетти: Как моя интонация...

Тем не менее, если Бетти продолжит следовать этой линии, она может переключиться с переживания Салли на свое собственное. Чтобы этого не произошло (и чтобы у Бетти не возникло чувства, что ее критикуют), терапевт делится своей точкой зрения и делает предложение.

Терапевт: (перебивает) Я могу вам помочь?

Бетти: Да.

Терапевт: Я думаю, она говорит о том, что вы ведете себя с ней осторожно. Я думаю, что если бы вы говорили более по сути и прямолинейно... Я знаю, что вы стремитесь быть эмпатичной, верно?

Бетти: Да.

Терапевт: И вы стремитесь оберегать.

Бетти: Да.

Терапевт: Я думаю, когда вы начинаете оберегать, она думает, что что-то, вероятно, не так, и поэтому вы оберегаете ее. И тогда ей становится еще страшнее. Попробуйте поговорить с ней более прямо.

Бетти: (смеется) Да...

Терапевт: Вы заметили, что, когда я говорю с ней без обиняков, она больше расслабляется? Думаю, иногда люди, которые привыкли, что защитники все время пытаются уберечь их от какой-то ужасной опасности, гм, реагируют на чей-то осторожный голос как на сигнал, что опасность действительно существует. Посмотрите, что будет, если вы поговорите с ней прямо.

Салли: (терапевту) Ой, так гораздо лучше! А то было как будто... будто я ждала, когда топор упадет...

Бетти: (пауза; терапевту) Да, я не часто... но, кажется, я забыла вопрос, (хихикает)

Терапевт: «И что в моем поведении тебе не нравится?»

Бетти: (более непринужденным тоном) Что в том, что я делаю, в том, как я говорю...

Салли: (перебивает) Ну, ты постоянно говоришь вокруг да около. И это как будто ты подкрадываешься. И тогда я думаю: «Какого черта она подкрадывается? Она думает, что я взорвусь, или что-то такое произойдет? Я тоже должна подкрадываться?». А я не хочу подкрадываться. Хм... и я как бы не знаю - то ли ты собираешься пристрелить меня, то ли стать малюсеньким ребенком. Или вот такой двухлеткой, которая упирается ногами и начинает: «Я-хочу-я-хочу-я-хочу-всю-тебя-я-хочу-всю-тебя!». А ты не можешь получить всю меня. Я не хочу отдавать тебе всю себя.

«Прямолинейный» тон сработал: Салли намного больше оживилась и стала гораздо откровеннее, чем раньше, даже чересчур для Бетти, у которой сейчас слезы на глазах. Терапевт приглашает ее продолжать исследовать, а не реагировать эмоционально.

Терапевт: (пауза, затем подсказывает Бетти) «Что ты хочешь мне давать?»

Бетти: Что...

Терапевт: Прямолинейно!

Бетти: Да. Хорошо. И что ты хочешь мне давать тогда?

Салли: Я хочу давать тебе то, что я хочу тебе давать и когда я хочу тебе давать!

Бетти: И это - что это?

Салли: Я хочу давать тебе мое воодушевление, мое творчество и мое сумасшествие, и мою грусть, и мой гнев; и я хочу, я хочу давать тебе... все, что захочу. Но должна оставаться вот эта маленькая возможность, что иногда я могу не хотеть отдавать тебе всю себя. Я хочу отдавать и другим людям тоже.

Исследуя, а не защищаясь, Бетти удовлетворила потребность Салли в самоопределении в отношениях, которая означает возможность выразить, кем она является как уникальный человек. Она отвечает, выражая себя с полнотой и силой. Однако, помогая ей делать это, Бетти должна временно игнорировать свои собственные потребности. Эти потребности в безопасности (требовательность Салли не способствует безопасности Бетти) и принятии усилились теперь до такой степени, что Бетти, вероятно, не сможет продолжать фокусироваться на Салли. Кроме того, Бетти, возможно, считает, что ее критикуют и на нее нападают, в то время как Салли чувствует себя все более комфортно и становится все более спонтанной. Пришло время для переключения и время предоставить Бетти возможность исследовать и выразить свою собственную феноменологию.

Терапевт: (Салли) А теперь вы проведите исследование...

Салли: Э-э... И как это для тебя?

Бетти: Я очень стараюсь оставаться взрослой и оставаться здесь.

Салли: Да...

Терапевт: (подсказывает Салли) «Расскажи мне больше об этом...» Сейчас вы децентрируетесь от себя.

Салли: Да, да.

Терапевт: И делаете центром ее.

Салли: Хм, итак... расскажи мне больше об этом.

Готовность Салли переключить внимание на Бетти вместо того, чтобы вовлекаться в привычную борьбу за то, чье переживание более обосновано или важно, побуждает Бетти более глубоко погрузиться в свой аффект.

Бетти: (на грани слез) Когда ты становишься такой значительной и начинаешь делать все эти дела... (пауза) Тогда я думаю, что не важна. А я хочу быть важной для тебя.

Салли: (шепотом) И ты важна...

Как же трудно оставаться с процессом партнера, а не сразу бросаться облегчать его или ее боль! Ответ Салли на слезы и тоску Бетти является почти рефлекторным. Но облегчать боль в такой момент - все равно что принимать аспирин, который маскирует симптомы болезни: он может помешать выяснить, что происходит на самом деле. Основные потребности Бетти в отношениях - это потребность в принятии и самоопределении, и терапевт приглашает Салли обратить на них внимание.

Терапевт: (обращаясь к Салли) Слишком много реальности, слишком рано. Задайте еще три или четыре исследовательских вопроса о том, что для нее значит быть важной.

Салли: Хорошо, (обращаясь к Бетти) Итак, расскажи мне, что значит быть... Расскажи мне, что значит быть важной...

Бетти: (вздыхает) Это значит находить для меня время. И проявлять интерес к тому, что я делаю. Показывать, что я могу что-то делать и что ты видишь, что я могу это делать. А потом возникает путаница, потому что теперь я путаю тебя с моей матерью. Я знаю об этом. Вот почему я хочу, чтобы ты это делала, - потому что она этого не делала.

Салли: Скажи мне, что я делаю такого, что запутывает тебя.

Бетти: (пауза) Мне очень нравится этот вопрос. Господи, если бы я только смогла найти ответ.

Салли: Просто продолжай смотреть на меня. Мое тело? Мой голос? Мои глаза? Мои руки? Рассмотри меня и проверь.

Бетти: Возможно, это твой голос... Возможно, это твой голос. Это не твои руки. Это не то.

Салли: Хорошо.

Бетти: Ты делаешь то, что она делала по отношению ко мне. Ты говоришь: «Так, Бетти, соберись и дай мне правильный ответ. Перестань быть ребенком и дай мне правильный ответ, потому что ты ведь на самом деле его знаешь». Ты ведешь себя так со мной. Это то, что, как я слышу, ты делаешь по отношению ко мне. И тогда я говорю: «Ты меня критикуешь».

У Салли получалось очень хорошо, но здесь она чувствует, что зашла в тупик. Она смотрит на терапевта с выражением «Что-мне-теперь-делать», и терапевт помогает ей побудить Бетти перейти от «Ты делаешь это» к «Мне что-то нужно».

Терапевт: (подсказывает Салли) «То есть ты говоришь, что от меня тебе нужно...»

Салли: A-а. То есть ты говоришь, что тебе нужно, чтобы я не говорила тебе: «Соберись»?

Бетти: Мне нужно, чтобы ты не ожидала, что я все сделаю правильно. Потому что я не всегда делаю все тем же способом, что и ты.

Салли: Нет, не делаешь.

Бетти: Это не значит, что надо говорить, что я ошибаюсь.

Салли: Нет, нет. Есть «твой способ», и есть «мой способ».

Бетти: Да.

Они снова останавливаются. Возможно, Салли уходит в поиск решения проблемы, или борется со своим желанием рассказать о своем собственном переживании или защитить свое поведение. Что бы ни происходило с ней, это забирает ее внимание и уводит фокус от Бетти. Даже подсказка терапевта фактически не возвращает ее.

Терапевт: (подсказывает Салли) «То есть говоришь ли ты...»

Салли: Да - Боже, это непросто! То есть говоришь... Э-э... Не знаю, что здесь сказать.

Терапевт: Что она говорит вам? Вы должны оставаться сосредоточенной на ней. Что она говорит вам?

Салли: Э-э... Я сейчас ошибусь, подождите секунду... То есть говоришь ли ты мне, что...

В роли исследователя, так же как и в роли исследуемой, Салли обеспокоена тем, чтобы сделать все «правильно». Она не хочет рискнуть и высказать предположение, которое может быть неверным. И ее стремление найти этот «правильный» ответ мешает ей удерживать внимание на Бетти. Терапевт дает нужное разрешение.

Терапевт: (включается) Ничего страшного, если вы ошибетесь. Потому что тогда она вас поправит.

Салли: Да, я понимаю.

Терапевт: Вопрос, который здесь заложен, это «Я ошибаюсь?» Итак, «Говоришь ли ты...», и пусть она поправит вас. Допустите, что вы ошибаетесь, и скажите это.

Салли: Но я не знаю, в чем вопрос. У меня нет вопроса.

Терапевт: «Говоришь - ли - ты» что она вам сказала?

Салли: Что иногда она будет ошибаться, и что есть «ее способ» - и нет, она не будет ошибаться. Ее способ не является ошибочным.

Терапевт: «Говоришь ли ты, что хочешь, чтобы я ценила твой способ? Даже если он отличается от моего?»

Салли: (терапевту) Очень интересно, что сейчас во мне происходит небольшая борьба, я говорю: «Но я это делаю».

Этот ответ практически неизбежен; даже если он не высказывается вслух, он переживается внутренне большинством партнеров в процессе исследования. Когда наши партнеры описывают переживание, которое противоречит нашему собственному, мы почти автоматически начинаем спорить с ними или поправлять их. Спор или исправление, однако, разрушают процесс исследования, и терапевт побуждает Салли децентрироваться и вновь сосредоточиться на Бетти.

Терапевт: Оставьте это! Выйдите из своего переживания. Войдите в ее переживание, (пауза, затем мягко) Выйдите из своего переживания. Главное не реальность, главное - ее переживание. Сейчас происходит то, что мешает строить отношения. Оставьте свое переживание, Салли. Пусть в данный момент Салли не будет иметь значение.

Салли: Но я столько времени говорила, что я, наоборот, имею значение!

Терапевт: Знаю. Это была первая часть психотерапии. А это вторая часть. Продолжайте, и задайте вопрос.

Салли: Итак, ты говоришь, ты просишь меня ценить твой способ.

Терапевт: «Это так?»

Салли: Это так или не так?

Бетти: Да. Я хочу, чтобы ты это делала.

Салли: Да. Итак, что я могу сделать или сказать, чтобы ты знала, что я это делаю?

Терапевт: Прекрасный вопрос!

Это действительно был прекрасный вопрос. Более того, Салли очень хорошо справилась с конфронтацией терапевта, и признание терапевта здесь дает подтверждение готовности Салли отодвинуть себя на второй план и сосредоточиться на Бетти.

Салли: (терапевту) Видите, я могу это делать!

Терапевт: Я знаю, что можете! Вы просто должны сделать себя незначимой на какое-то время.

Это выглядит так просто - а внешний вид гак обманчив! Начинающим терапевтам бывает довольно нелегко, когда они учатся быть эффективными исследователями со своими клиентами. И гораздо труднее сохранять фокус исследователя, когда вы говорите с кем-то, к кому вы эмоционально привязаны. Кроме того, навыки исследования, которым мы обучаем партнеров в терапии пар, резко контрастируют с тем, чему клиент часто обучается в индивидуальной терапии. Индивидуальная терапия обучает клиентов осознавать себя и улучшать свой интрапсихический контакт. Конечно, это осуществляется в контексте хорошего межличностного контакта между клиентом и терапевтом, но терапевт делает львиную часть работы, чтобы поддерживать эту межличностную связь.

А теперь, в работе с парами, все наоборот. Вместо того чтобы фокусироваться на том, что происходит внутри, - на мыслях, чувствах и ожиданиях, которые давно были похоронены, - клиента приглашают отодвинуть все это в сторону на какое-то время и полностью сосредоточиться на его партнере. Неизбежным следствием такого самоотстранения является то, что собственные потребности в отношениях также должны временно отойти на второй план. Мы увидели, что, когда на потребность в отношениях не отвечают, человек склонен прибегать к архаичным и часто детским формам поведения. Такие формы поведения, а также уменьшение осознанности и контакта, которые они всегда влекут за собой, прямо противоположны процессу исследования.

Итак, если говорить кратко, дилемма исследования партнером партнера состоит в следующем: в какой-то момент процесса, рано или поздно, исследующий партнер ощутит неудовлетворение-потребности, и ему придется либо сместить фокус внимания, чтобы позаботиться об этом (и тем самым останавливая исследование), или рисковать скатиться к прежним формам поведения, которые разрушали отношения. Что делает ситуацию еще более опасной - это то, что в момент, когда наиболее вероятна такая пауза, исследуемый, скорее всего, уже позволил себе стать более открытым и уязвимым, и в этом случае эффект оставленности или нападения будет еще сильнее, чем в обычной ситуации.

Это звучит как рецепт катастрофы, и без определенной терапевтической структуры и мер предосторожности, обеспечиваемых интегративной моделью, это и может произойти. Мы обрисовали необходимую структуру в начале данной главы: 1) наблюдение за системой с целью выявить нарушение контакта, характер проекции и архаичные паттерны; 2) индивидуальная работа с каждым партнером в присутствии другого, чтобы обнаружить и довести до осознания устаревшие, более не эффективные паттерны восприятия, убеждений и поведения; 3) обучение партнеров распознавать потребности в отношениях и отвечать на них; и (4) обучение партнеров проводить терапевтическое исследование друг с другом. Диагностические наблюдения терапевта помогают ему прогнозировать, какими могут быть эмоциональные триггеры для каждого партнера, и эффективно отвечать на сигналы дистресса до того, как потребность партнера в отношениях выйдет из-под контроля. Индивидуальная работа помогает партнерам ослабить цепляние за архаичные паттерны совладания, обнаружить эти паттерны в себе и в партнере и начать вырабатывать альтернативные реакции. Одна из таких реакций - это, конечно, признание потребности в отношениях у партнера, так же как и у себя, и исследование этой потребности.

Исследование, в сущности, является весьма эффективной альтернативой по сравнению с большинством нарушающих контакт реакций, которые люди вырабатывают, чтобы справиться с болью неудовлетворенных потребностей. Однако его можно использовать, только если был изменен автоматический, рефлекторный характер давнего защитного паттерна. Протест Салли, ближе к завершению нашего транскрипта, хорошо это отражает: одна из защит, которую она выучила за годы жизни, заключалась в том, чтобы давать сдачи, становиться агрессором, плеваться, рычать и требовать внимания. Это был ее способ сказать: «Я имею значение!» и ей страшно оставить этот способ, особенно когда она чувствует угрозу.

В этой главе, посвященной терапии пар, мы сначала представили фрагмент работы с Лоис и Лестером, потому что работа, проделанная с ними, как правило, предшествует обучению исследованию, которое было проведено с Бетти и Салли. Только после того, как клиенты хотя бы начали работать со своими проекциями и выявлять свои паттерны, и только после того, как они получили опыт терапевтических отношений во всем их богатстве и чувствуют безопасность и поддержку терапевта, - только тогда они могут рискнуть и побыть «незначимыми», делая переживание своего партнера более важным, чем их собственное.