За пределами эмпатии. Терапия контакта-в-отношениях

Глава 2. Исследование

Исследование является основой всех видов психотерапии. Психодинамическая, поведенческая или экзистенциальная - любая психотерапия использует явные или неявные вопросы, чтобы помочь своим клиентам начать путешествие к самопознанию и исцелению. Даже самые консервативные из клиент-ориентированных терапевтов своими селективными реакциями постоянно приглашают своих клиентов задуматься над вопросами: что я испытываю? что я чувствую? чего я хочу и что мне нужно?

Аналогичным образом процесс исследования соотносится со всеми диагностическими категориями и всеми типами и видами клиентов. Подавленный, тревожный, сердитый, отчужденный, старый или молодой, мужчина или женщина, - если клиенты являются подходящими кандидатами для разговорной терапии, эта терапия будет включать в себя исследование. Если терапевт является достаточно квалифицированным, исследование приведет клиента к воспоминаниям, решениям, защитам и уязвимости, которые были (и являются) достаточно болезненными, и поможет ему установить полный контакт с самим собой и с другими, и таким образом открыть новый способ бытия в мире. Терапевтическое исследование помогает клиенту сосредоточиться на этом процессе, при этом уважая собственную мудрость клиента при выборе того, о чем будет важно и полезно рассказывать. Весь процесс осуществляется таким образом, чтобы он не ретравматизировал клиента, не вскрывал без необходимости старые раны, не пугал клиента и не подталкивал его к отступлению или эскалации. Компетентность и чуткость, с которыми проводятся вмешательства имеют решающее значение для результатов терапии (Safran et al., 1990).

В интегративной психотерапии наше исследование начинается с предположения, что терапевт ничего не знает о субъективном опыте клиента. Как терапевты мы просим клиентов научить нас, рассказать об этом опыте, и мы исследуем его вместе. Конечной целью исследования является помочь клиентам понять способы, которыми они научились прерывать внутренний и внешний контакт. По мере того как они распознают свои модели прерывания контакта, они могут разработать новые, более аутентичные способы отношений с собой и с другими. И вместе с этой новой аутентичностью возникают спонтанность, гибкость и удовлетворение. Звучит довольно просто, не так ли? Просто, но на самом деле это не легко.

Часть того, что делает хорошее исследование трудным для начинающих терапевтов, состоит в том, что оно строится по правилам, отличающимся от вопросов, которые мы задавали всю нашу жизнь. С тех пор как мы начали пользоваться словами, нас учили использовать вопросы для того, чтобы получить информацию. «Где у тебя носик?» Ребенок, который указывает на свой нос, вознаграждается объятиями и похвалами. «Ты не забыл выгулять собаку?», «Что ты делал сегодня в школе?», «Ты будешь моей женой?», «Ты не видел мою трость?» Вопросы повсеместно используются для получения ответов, и ответ означает конец исследования.

Однако терапевтическое исследование гораздо меньше фокусируется на самом ответе, чем на процессе получения этого ответа. В терапии вопрос, на который можно ответить четко и однозначно, не всегда полезен. Вопрос, обладающий терапевтическим потенциалом, - это тот вопрос, который приглашает клиента искать ответы, мыслить по-новому, исследовать новые пути осознания. Обнаружение ранее не осознанной реакции на вопрос терапевта гораздо важнее фактического содержания ответа. Вопросы и замечания, которые поощряют и поддерживают такой способ самоанализа, при наличии уважения к навыкам и мужеству, с которыми клиент сформировал свои защиты, являются сущностью терапевтического исследования.

Разумеется, поиск ответов необходим, потому что механизмы, которые мы используем для психологической самозащиты, находятся вне осознания (Guntrip, 1971). В противном случае нам не понадобилась бы помощь терапевта, чтобы понять себя: мы могли бы просто наблюдать за тем, что мы делаем, чувствуем и думаем, и самостоятельно вносить необходимые изменения. Суть психологической защиты, однако, заключается в том, что она не осознаётся (Freud, 1937). Мы защищаем себя, блокируя, закрывая и скрывая. И точно так же, как вы никак не можете вспомнить то неуловимое имя, которое находится прямо на кончике вашего языка, чем больше вы пытаетесь использовать грубую силу, чтобы найти ответы, тем дальше они отступают. Умелое исследование помогает людям получить свои уникальные ответы, побуждая искать их в таких местах и такими способами, о которых они никогда бы не подумали (или не осмелились бы попробовать) самостоятельно.

Еще одно различие между терапевтическим исследованием и другими процессами ответов на вопросы связано с тем, для кого предназначен полученный ответ. Обычно, если я задаю вам вопрос, это происходит потому, что я хочу получить ответ. Но в терапевтическом исследовании терапевт задает вопросы в первую очередь для того, чтобы клиент сам нашел ответ. И даже более продуктивным будет, если клиент не сможет найти ответ на вопрос, или найдет такой ответ, который приведет к следующему вопросу, а затем сможет исследовать то, что происходит в этом текущем процессе. Дело в том, что реакция на любой вопрос гораздо больше предназначена для клиента, чем для терапевта. Это не значит, что терапевты не получают информацию во время исследования, - конечно получают! Однако эта информация является вторичной. Основное преимущество получает клиент, поскольку через повышающие осознание вопросы, с которыми он сталкивается, он начинает возобновлять ощущение своего давно потерянного Я.

По мере продолжения исследования терапевт становится все более настроенным на процесс клиента. Терапевтическое понимание растет, и вместе с ним приходит более четкое представление о том, на что следует указать дальше, и как привлечь внимание клиента к соответствующему следующему маленькому шагу вперед. Терапевт заинтересован в «вычислении» клиента только в той мере, в какой это выяснение в конечном итоге поможет направить клиента. Иногда бывает легко потерять контроль над этим аспектом исследования, и стать настолько захваченным динамикой клиента, что наше собственное понимание попадает в центр внимания. Если это происходит, необходимо отступить назад, перегруппироваться и отпустить нашу потребность быть умным или мудрым. Это шоу клиента, драма клиента. Клиент является центральным персонажем, главным героем; терапевт - это всего лишь вспомогательный персонаж.

Мы надеемся, что из написанного нами становится очевидным: процесс исследования, если он проведен правильно, сам по себе является целительным (Mendelson, 1972). Он не просто приводит нас куда-то; он сам является этим «где-то». Одной из причин, почему терапевтическое исследование является таким мощным инструментом исцеления, является то, что оно осуществляется в контексте аутентичных отношений между клиентом и терапевтом. Мы будем подробнее говорить о характере этих отношений в последующих главах; на данный момент достаточно сказать, что отношения «клиент-терапевт» - это контекст, в котором клиент может безопасно ощущать себя по-новому и может по-новому ощущать себя вместе с другим человеком.

Взаимоотношения клиента с терапевтом также являются предметом исследования. Фактически, эти отношения могут быть наиболее важным предметом из всех, потому что новизна опыта побуждает клиента к новым уровням осознания. Вместо того чтобы исследовать старые, потрепанные идеи, убеждения и взаимодействия, мы можем говорить о том, что происходит сейчас, как клиент реагирует на человека, который не делает того, чего от него ожидают, и не повторяет старые шаблоны. Клиента неоднократно поощряют замечать, в чем терапевтические отношения отличаются от других отношений, и в чем они сходны с ними; и терапевт может затем исследовать результат этих сравнений и то, что происходит, когда они делаются (Stolorow, Brandschaft, & Atwood, 1987).

По мере роста доверия в отношениях терапевт может пригласить клиента к изучению конкретных аспектов его феноменологии - его субъективного опыта (Yontef, 1993). Часто терапевт начинает с того, что происходит с клиентом физиологически, с потока кинестетических стимулов, который так редко оказывается в центре внимания (Керпег, 1987). Здесь нет скрытых намерений, нет ожидания, что клиент придет к конкретному предопределенному инсайту: это является инвестицией терапевта в процесс, а также знанием того, что наилучшее обучение обычно происходит при условии пристального внимания к тому, что мы переживаем и что мы делаем с этим опытом. Ознакомьтесь с приведенным ниже фрагментом работы с Шерил, которая начала с рассказа о том, что чувствует себя испуганной и печальной и часто блокирует себя от полного признания и понимания этих чувств. Во время рассказа ее лицо не отражает грусти или страха, но ее тело кажется натянутым и напряженным. Терапевт просит ее обратить внимание на то, что она делает со своим телом:

Терапевт: Прислушайтесь к вашему тепу, Шерил.

Шерил: Я это делаю, частично.

Терапевт: Можете рассказать мне об этом подробнее? Что вы сейчас имеете в виду под словом «частично»?

Шерил: Ну, я здесь (указывает на свою левую сторону).

Терапевт: В этой части вашего тела?

Шерил: Да.

Терапевт: А другая сторона вашего тела?

Шерил: О, она там.

Терапевт: «Она там».

Шерил: Я ее чувствую. Снаружи.

Терапевт: Но вы не в ней... и вы переместили все на правую сторону.

Шерил: Да, в мою руку, только в эту часть.

Терапевт: Существует действительно важная причина, по которой вы живете только там. А эта сторона может ощущаться только снаружи.

Шерил: Да.

Терапевт: Есть ли что-то, к чему вы готовитесь, когда находитесь в этом положении?

Шерил: До... если... если кто-то прикасается здесь или в тех частях, в которых я не нахожусь, гм, тогда я не реагирую.

Терапевт: Вы не реагируете - как замечательно!

Шерил: Да, я просто оставляю эти части нечувствительными.

Приведенная выше выдержка из работы с Шерил иллюстрирует ряд важных аспектов процесса исследования. Мы будем ссылаться на нее при изучении главных характеристик терапевтического исследования.

Уважение

Уважение к клиенту является основой терапевтического исследования. Терапевт, который не уважает своего клиента или открыто не проявляет уважение в процессе исследования, не сможет обеспечить тот контакт, который нужен клиенту для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Без уважения исследование может быть искусственным, техническим или механическим. Или же, вместо подлинного исследования, оно может превратиться в издевательство, жестокость, инквизицию или допрос. Уважение и навык являются двумя основными составляющими последовательного терапевтического успеха. Навык может быть приобретен с течением времени и варьироваться от одного терапевта к другому. Уважение при этом является постоянным требованием и должно присутствовать неизменно.

Уважение, конечно, не означает, что терапевт должен всегда соглашаться с клиентами, всегда одобрять или поддерживать то, что они делают. Уважение касается сущности человека, который был рожден ценным и достойным любви, и который выжил так, как смог. Это уважение к борьбе, мужеству и приверженности выживанию. Уважение терапевта выражается в последовательном приглашении клиента к межличностному контакту, в поддержке, предоставляемой по мере того, как клиент достигает повышения осознания, а также в признании терапевтом роста клиента и в его участии в нем.

Обратите внимание, как это уважение проявляется в отрывке из работы с Шерил. Все комментарии терапевта направляют внимание Шерил на себя, на ее внутренний процесс. Шерил получает уважение за то, кем она является и что она делает. Уважение становится явным в комментарии терапевта: «Существует действительно важная причина, по которой вы живете только там», - и это является противоядием от любого чувства стыда или смущения, которое могла испытывать Шерил. И еще более открыто это выражено в конце фрагмента, когда терапевт восклицает: «Как замечательно!», что является спонтанным признанием навыка, который Шерил развила, защищаясь от боли.

Искренний интерес

Трудно указать на какую-либо одну часть терапевтического исследования, которая лучше всего проиллюстрирует интерес со стороны терапевта. Искренний интерес передается не столько словами, сколько тоном голоса, выражением лица, всеми невербальными аспектами общения. И он должен последовательно подтверждаться: интерес должен проявляться ко всему, а не только к отдельным фрагментам, которые предназначаются для того, чтобы привлечь внимание терапевта. В работе с Шерил вопросы психотерапевта в той же мере мотивированы интересом терапевта, как и какой-либо терапевтической техникой. Как Шерил сумела сузить свое осознание до одной маленькой части своего тела? Какую пользу ей это приносит? К чему она готовится? Для квалифицированного терапевта индивидуальные паттерны контакта и бесконтактности, а также цели, которым служат эти паттерны, являются бесконечными источниками интереса.

В некотором смысле эта характеристика вряд ли нуждается в отдельном упоминании: обычно она является естественным следствием уважения. Как вы можете уважать другого человека и не быть искренне заинтересованным в его или ее опыте? Но интерес имеет некоторые важные последствия, и поэтому он заслуживает места в нашем списке. Одним из таких последствий является то, что он ощутимо облегчает работу терапевта: он, как правило, снимает с психотерапевта бремя выяснения того, что нужно делать. Искренне заинтересованный терапевт следует за этим интересом, узнавая все больше об идеях, опыте и пониманиях клиента. От «Каково это - быть ответственным за такое большое количество важных решений на работе?» до «Как вы справлялись с тем, что ваш отец приходил домой пьяным?» разговоры, мотивированные подлинным интересом, начинают жить собственной жизнью. Каждый новый вопрос генерируется предыдущим ответом; иногда вопросы возникают так быстро, что им практически приходится ждать своей очереди.

Хорошие учителя знают все о том, как искренний интерес способствует диалогу между учеником и учителем. Представьте, что вы задаете мне вопросы, призванные привести меня к пониманию, скажем, того, как делать вычисления, и что я действительно заинтересован в обучении. У нас, несомненно, будет множество тем для разговора. Каждый из ваших вопросов поможет мне еще немного расширить мои знания; наш взаимный интерес и удовольствие от моего обучения будут поддерживать в нас вовлеченность до тех пор, пока я не освою эту задачу.

К счастью, неподдельный интерес со стороны клиента редко является проблемой. Не существует более интересной темы, чем говорить о себе; кроме того, клиенты обычно бывают заинтересованы в своей терапии. Именно интерес психотерапевта может иногда теряться. И если это произойдет, это гарантированно будет мешать процессу исследования. Одним из первых последствий потери интереса является незнание, о чем спросить дальше. Клиент ответил на ваш вопрос и сидит в ожидании следующего. Каким же, ради всего святого, должен быть следующий вопрос? Куда теперь следует направить исследование? Без подлинного интереса со стороны терапевта он или она должен опираться исключительно на технику, а этого часто бывает недостаточно.

Более серьезным последствием незаинтересованности терапевта является ее влияние на контакт. Если мы не заинтересованы, наше внимание неизбежно перемещается в другое место, и контакт теряется. Даже если мы осознаём, что происходит, и пытаемся его восстановить, нарушение контакта все же присутствует. Если мы обнаруживаем, что потеряли интерес, нашей внутренней реакцией, скорее всего, будет вина или стыд: необходимо скрыть это, не позволить клиенту узнать, что вас на самом деле все это не интересует! Поэтому мы имитируем интерес, которого у нас нет. Притворство всегда искажает качество контакта и подлинность встречи. Будучи не до конца искренними, мы уничтожаем суть того, что заставляет терапию работать.

Искренний интерес сам по себе является одновременно неотъемлемой частью и важной характеристикой терапевтического исследования. Рискуя перескочить от описания процесса к описанию того, как его выполнить (об этом рассказывается в следующем разделе этой главы), я предвижу вопрос, который вы можете задать: «Что мне делать, если мои мысли блуждают, если я действительно (в данный момент, по крайней мере) не интересуюсь этим клиентом?» Во-первых, используйте любую информацию, которую может предоставить эта потеря интереса. Ваше умственное блуждание не произошло в вакууме; оно случилось в контексте того, что происходит прямо сейчас, между вами и вашим клиентом. Возможно, клиент говорит о чем-то, что вам тяжело слушать, что может пробудить некоторые из ваших собственных нерешенных проблем. Возможно, вы проявляете по отношению к клиенту такую же незаинтересованность, которую клиент получал от других важных людей в его жизни в прошлом или в настоящем. А может, ваше отсутствие интереса (или ваше избегание) может отражать некоторое отсутствие интереса (или избегание) со стороны клиента. Суть всех этих предположений заключается в том, что потеря интереса к тому, что говорит клиент, какой бы нежелательной она ни была, все же может быть полезной - если мы осознаем происходящее и будем внимательны к информации, которую она несет (Bellas, 1987; Racker, 1968).

Как только вы осознаете свой внутренний процесс, вы можете выбрать отложить его, вернуться к нему позднее или поработать с ним во взаимодействии с клиентом. Если это ваш собственный «материал», вышедший на поверхность благодаря тому, о чем говорит клиент, разумным решением будет найти третью сторону, которая поможет вам в нем разобраться. Если это больше связано с взаимодействием между вами и клиентом, вы можете выбрать поговорить об этом с клиентом, посмотреть, не произойдет ли это снова, или отложить это на будущее. Возможность замечать и принимать решения поможет вам восстановить интерес к тому, что происходит во время терапевтической сессии. Если этого не происходит, если вы замечаете, что все больше страдаете от блуждающего внимания и фальшивого интереса, пришло время обратиться за консультацией. Что-то идет не так, и вам нужно выяснить, что именно. Помните, что подлинный интерес является естественным следствием уважения; если вы не чувствуете ни интереса, ни уважения, значит, вам что-то мешает.

Незаконченность

В отрывке Шерил нет ни одного комментария терапевта, на который можно было бы ответить только «да» или «нет», или же простым сообщением фактов. Даже уточняющие размышления, с которыми Шерил соглашается посредством одного лишь «да», ориентированы на движение и являются подготовкой к следующему шагу. «Расскажите мне об этом подробнее» - исследование такого рода фокусирует клиента на конкретном явлении, а также позволяет ему говорить о нем таким способом, который кажется ему подходящим. Даже фокус внимания, по сути, выбирается клиентом. Используя слово «частично», Шерил указала на важный аспект своего опыта, которым немедленно заинтересовался терапевт. Комментарий «но вы в ней не находитесь» был реакцией на «снаружи» Шерил. Куда бы ни направилась клиентка, терапевт следует за ней, но всегда побуждает клиентку чуть больше открыть свое осознание, посмотреть немного дальше того, о чем она уже рассказала.

Теория не должна нарушать процесс исследования

Разумеется, терапевт не может и не должен быть свободен от теории - теории о том, как люди растут и меняются, и какие качества отношений будут способствовать росту, всегда будут определять то, как мы ведем себя с клиентами. И все же в процессе исследования наши теории не должны ограничивать поиски клиента (Sullivan, 1953). Мы должны убедиться, что мы, намеренно или случайно, не проводим наше исследование таким образом, чтобы подтолкнуть клиента к осуществлению наших собственных теоретических ожиданий (Naranjo, 1993).

Обращенный к Шерил вопрос терапевта: «Можете рассказать мне об этом подробнее?» не предполагает какого-либо конкретного понимания ее довольно загадочного «частично». Что бы она ни говорила, пытаясь «рассказать об этом», все будет воспринято терапевтом как важное для нее на тот момент. Когда она обнаруживает, что переместила чувство собственного Я в свою правую руку, исключая все остальное свое тело, терапевт предлагает ей рассмотреть последствия этого перемещения: «Существует действительно важная причина...». В каком-то смысле это очевидный комментарий: маловероятно, чтобы такое перемещение было сделано без причины или по несущественной причине. Однако, сделав такой комментарий и получив согласие Шерил, терапевт может задать ей следующий вопрос: «К чему вы готовитесь?». Без подтверждения того, что важная причина существует, этот следующий вопрос внушал, навязывал бы идеи терапевта. Процесс мог бы выйти за рамки исследования и превратиться в интерпретацию.

Вопрос о готовности к чему-то предполагает дальнейшее объяснение. Не зная языка тела Шерил, можно не понять, откуда возник этот вопрос и не является ли он слишком теоретически предопределенным. При этом видеозапись взаимодействия демонстрирует нечто совершенно другое: Шерил вся сжалась, свернулась вокруг своей правой руки, куда ушли все ее чувства. Все ее тело говорит: «Защита!». Учитывая силу этого невербального послания, вопрос: «К чему вы готовитесь?» является достаточно очевидным. Люди не защищают себя таким образом, если они не готовятся к чему-либо (Epstein, 1972)! И теперь Шерил может выбрать, признать ли это что-то и поговорить о том, чем это может быть, или нет.

Если мы не навязываем нашу теорию клиентам, мы можем свободно следовать за ними туда, куда они чувствуют потребность двигаться. Нередко это приводит клиентов в некоторое замешательство. В конце концов, разве терапевт не авторитет? Терапевты специально обучаются понимать людей. Хороший клиент должен внимательно слушать терапевта и делать то, что он говорит, верно? Это действительно парадоксально: процесс исследования содержит в себе инструкцию не делать то, что говорит терапевт, а идти своим собственным путем. Но, если клиент это делает, это означает, что он следует инструкциям.

Постоянная нить, которая ведет клиента и терапевта через всю эту путаницу, - это контакт. Даже если психотерапевт что-то неправильно понимает, уходит со своим вопросом в неправильном направлении или пропускает что-то важное, контактность терапевтических отношений дает возможность терапевту или клиенту провести необходимую коррекцию и вернуть процесс в нужное русло. Терапевт просто находится в этом моменте, находится в том, что происходит, и напоминает об этом клиенту, когда это необходимо. Посмотрите на короткий отрывок из работы, которую терапевт проводит с другим клиентом - Нелл. Это женщина-профессионал в возрасте около пятидесяти лет, которая в детстве испытала много пренебрежения, оскорблений и семейных конфликтов. Чтобы справиться с болью и непостоянством этой среды, она научилась больше полагаться на угадывание и воображение, чем на свое восприятие реальности; теперь, будучи взрослой, она испытывает сильное эмоциональное замешательство по поводу близких отношений. Неудивительно, что эта путаница проявляется и в работе Нелл. Ее расстраивает собственная неспособность двигаться вперед; к тому же она пугает себя фантазией, что терапевт ее покинет. Терапевт отвечает:

Терапевт: Давайте рассмотрим все, что вы себе представляете, все, что вы называете «сумасшедшим». Как будто я ушла.

Нелл: Я знаю, что вы не ушли... Я не знаю, что делать.

Терапевт: Вернитесь внутрь себя. Просто дайте себе почувствовать, что с вами происходит.

Нели: (пауза) Я пытаюсь оставаться с вами. Я не знаю, что делать с тишиной. Терапевт: Вам не нужно оставаться со мной. Это моя задача - оставаться с вами.

Наверное, невозможно более четко изложить принцип ненавязывания наших идей клиенту: «Вам не нужно оставаться со мной. Это моя задача - оставаться с вами».

Постоянное внимание к контакту

Контакт между клиентом и терапевтом - это контекст, в котором клиент может начать исследовать свой собственный внутренний опыт. В некотором смысле, контакт между является мостом к контакту внутри (Orange, Atwood, & Stolorow, 1997; Bellas, 1979). Терапевт постоянно настроен на качество внутреннего контакта клиента, постоянно задает вопросы, которые повышают осознание клиентом чувств, потребностей, воспоминаний и восприятий. Кроме того, вопросы задаются и ответы получаются таким образом, чтобы улучшить контакт в отношениях. Два аспекта контакта, внутренний и внешний, переплетаются: один обеспечивает топливо для развития другого. В случае с Шерил вопросы и комментарии терапевта последовательно побуждают ее открыть свое осознание и обратить внимание на то, что она делает/думает/чувствует/ожидает. И снова - печатный транскрипт не может передать теплоту невербальных коммуникаций терапевта: тон голоса, выражение лица, жесты, поза - все передает искреннее участие в исследовании Шерил. Терапевт полностью является собой, полностью открыт для своих собственных реакций и чувств; и он настолько открыт для контакта с Шерил, насколько Шерил готова его принять. Именно это контактное качество вопросов психотерапевта, подкрепленное интересом и уважением, позволяет Шерил все глубже проникать в собственный опыт.

Расширение осознания

Независимо от того, что говорит клиент, есть множество вещей, которыми можно заинтересоваться и о которых можно спросить. Не особенно полезно прыгать по всей карте, переходя от одной вещи к другой. Как же можно сделать процесс исследования целенаправленным и продуктивным, и при этом избежать направления клиента туда, куда хочет двигаться терапевт, а не клиент? Ответ довольно прост: исследование касается того, что повышает осознание клиентом себя и своих отношений с внешним миром (Керпег, 1987; Zinker, 1977).

Важным следствием этого принципа является то, что процесс исследования часто не соответствует правилам этикета и обычного социального дискурса. Явные и подразумеваемые вопросы, заданные Шерил, показались бы странными и даже неуместными в большинстве других социальных ситуаций. Обычно мы не просим кого-либо прислушаться к своему телу (и, соответственно, рассказать нам об этом переживании) за чашкой кофе, и не ожидаем, что они расскажут нам, к чему они готовятся, когда сжимаются в клубок. Но терапевтическое исследование не относится к социальным беседам или даже к обычному решению проблем. Главная его цель - чтобы клиент все больше осознавал себя и свои взаимодействия с другими.

Терапевтическое исследование не только значительно отличается от обычных социальных правил беседы, но также не должно отвлекаться на социальную внешность, представленную клиентом. Работа с Шерил началась с ее рассказа об инциденте, который произошел ранее утром, когда она шла на сессию терапии: она остановилась, чтобы погладить кота, и обнаружила, что разговаривает с ним по-французски. Сосредоточив внимание на внутренних значениях этой истории, а не на ее внешних деталях, Шерил была осторожно приведена в ту точку, с которой начинается наш отрывок. Терапевтическое исследование постоянно интересуется тем, что лежит глубже и за пределами социальной наружности. В таких рассказах, как «Я сделал это, тогда он сделал то, поэтому я сделал то-то и то-то» в терапии не рассматривается только номинальное содержание, они скорее воспринимаются как замаскированные комментарии (замаскированные, возможно, от собственного осознания клиента) о глубоких чувствах, нуждах, надеждах и страхах.

Одна из главных трудностей для начинающих психотерапевтов заключается в том, чтобы отложить в сторону нормы ведения беседы, которых они придерживались всю свою жизнь. Мы уже упоминали об одной из таких норм, о том, что вопросы задаются для того, чтобы получить четкие, однозначные ответы. Другая условность, которая здесь не применима, - это забота о комфорте другого человека. Хорошие собеседники являются в этом экспертами: они знают, как поддерживать ход разговора, чтобы другой человек наслаждался им и хотел продолжить беседу. Но цель исследования заключается не в том, чтобы помогать клиентам чувствовать себя комфортно и поддерживать свои защиты, и не в том, чтобы предоставить им приятное 50-минутное окончание дня. Исследование помогает им открыть для себя то, что они не смогли открыть самостоятельно, изучить аспекты себя, встречаться с которыми им может быть нелегко, и испытать способы чувствовать, думать и быть, которые могут быть пугающими, а иногда и весьма болезненными. И тут социальные нормы гораздо менее важны, чем продвижение терапевтического процесса вперед.

Как мы уже говорили, интерес, уважение и готовность учиться у клиента являются фундаментальными для процесса исследования. Они позволяют нам отказаться от обычных социальных условностей, и при этом клиент ощущает наши комментарии и вопросы как полезные и безопасные. Клиент руководит; клиент решает, как далеко он хочет двигаться в процессе исследования. Каждое новое осознание усиливает контакт и побуждает клиента сделать еще один шаг, вернуть еще один кусочек себя. Исследование лежит в основе терапии; оно направляет процесс, но оставляет клиенту свободу выбирать свое собственное направление.

До сих пор мы только описывали исследование, его цель и характеристики. Теперь пришло время поговорить о том, как это делается.

Заключение контракта

Основной принцип уважения к клиенту требует, чтобы ничего не делалось без его согласия и без сотрудничества с ним. Это означает, что клиент должен согласиться с намерением терапевта и изначально заключить с ним контракт о том, что они будут работать вместе. Каждый момент терапии, каждая транзакция между клиентом и терапевтом происходит в контексте терапевтического контракта (Steiner, 1974). Более того, контракт может быть пересмотрен в любой момент; должно присутствовать четкое понимание того, что как клиент, так и терапевт могут отступить назад, задать вопрос о том, что происходит, или что-либо уточнить и точно отрегулировать процесс. Работа с клиентом, а не работа над клиентом, превращает клиента в партнера в терапевтическом предприятии. Сопротивления и тупики становятся проблемами, которые необходимо решать вместе (Safran et al., 1990). Чувство эффективности и контроля клиента усиливается, а вместе с эффективностью и контролем возникает чувство безопасности и готовности к риску (Basch, 1988).

Таким образом, важным аспектом исследования является исследование разворачивающегося процесса самой терапии (Mendelson, 1972). Мы неявно спрашиваем клиента: «Это работает? Можно ли это исследовать? Как вы думаете, что для вас будет лучше?». В следующем отрывке клиент, Дэн, описывает свои отношения с отцом. Дэн все больше осознает, как старые модели поведения, развитые в этих отношениях, теперь влияют на его способность быть контактным в его нынешних взаимодействиях. Терапевт считает, что для него было бы полезным заново испытать старые отношения, чтобы полностью вывести их в осознание. Вопрос к Дэну о том, что он предпочтет, и уважение к его желаниям ведут процесс в другом направлении:

Терапевт: Дэн, для вас важно рассказать эту историю мне или было бы полезнее рассказать об этом напрямую ему? Или вы предпочитаете, чтобы я поговорила с ним?

Дэн: Я не знаю. Мне нужно, мне просто нужно, чтобы вы об этом знали, я думаю.

Терапевт: Я понимаю. И я хотела увидеть, что еще вам нужно. Вы хотите узнать, что я думаю? (Дэн кивает) Что вам нужны все три варианта. И я просто хотела посмотреть, есть пи у вас приоритеты. Поэтому, поскольку у вас не было полной ясности, давайте продолжим, и вы расскажете мне об этом.

Позже во время сессии Дэн сам спокойно перемещается в воображаемый диалог с отцом. Он делает это тогда, когда он сам готов к этому, а не тогда, когда этого хочет терапевт. Перезаключая контракт, терапевт проинформировала/ просигнализировала, что она открыта к такого рода работе с фантазиями, но что именно Дэн должен решать, будет ли она происходить, и если да, то когда.

Никаких предположений

Исследование начинается с убеждения, что терапевт ничего не знает о внутренних переживаниях клиента. Но это легче сказать, чем сделать! Мы все склонны считать, что другие будут реагировать на ситуацию более или менее так же, как мы сами. «О, это очень плохо» или «Ты, наверное, был в ярости!» -распространенные ответы на рассказы о себе наших друзей. Такие ответы демонстрируют эмпатию; они, как правило, основаны на том, что мы ставим себя на место друга и знаем, что бы мы чувствовали в такой ситуации. Большинство терапевтов обучены делать это в качестве «активного слушания». И именно эту часть нашего обучения нам хотелось бы отложить в сторону, чтобы научиться проводить исследование, выходящее за рамки эмпатии.

Предположения могут серьезно помешать процессу исследования, по крайней мере двумя способами. Во-первых, что, если «эмпатичная» реакция терапевта довольно сильно отличается от того, что испытывает клиент? Фразы «Это вас разозлило» или «Вам из-за этого грустно», когда клиент ничего подобного не чувствует, оставляют клиента с неопределенным ощущением, что то, что он сказал, было каким-то странным, неправильным или ненормальным. Что делать дальше? Поправить терапевта? Это довольно неудобно. Смириться с интерпретацией терапевта? Возникает чувство, что это неправильно. Может быть, просто сменить тему и поговорить о чем-то другом, этот терапевт, очевидно, не очень хорошо меня понимает, - вот что может подумать клиент.

Даже если догадка терапевта верна, его предположения все же уводят от основной цели исследования (Sullivan, 1953). Действуя на основании предположения, мы показываем клиенту, что «нам все ясно». Клиенту не нужно больше ничего объяснять; терапевт и так все понимает. Но терапевт на самом деле не понимает, или понимает не в полной мере. Это же относится и к клиенту. Исследование смыслов и чувств напоминает чистку лука: всегда есть еще один слой, - и предназначено для того, чтобы поднять все эти слои, и каждый ответ выводит на новый уровень сознания. Ни терапевт, ни клиент не знают, что принесет следующий уровень, - в этом и заключается суть исследования (Naranjo, 1993).

Это не означает, что мы отключаем наши собственные аффективные реакции на клиента или игнорируем невербальные сигналы, которые он нам посылает. Эти реакции и сигналы являются фундаментальным аспектом общения и контакта между терапевтом и клиентом (Cashdan, 1988; Bellas, 1979, 1987; Berne, 1961). Однако мы используем их скорее для того, чтобы сформулировать вопросы, а не ответы. Не «Вы, наверное, были в ярости», а скорее, «Вы сейчас выглядите рассерженным. Что Вы чувствуете?» или «Похоже этот инцидент имел для вас большое значение», с интонациями и паузами, которые поощряют клиента рассказать больше. Если ответы клиента на такие явные, или неявные вопросы продолжают подтверждать наше ощущение, что мы испытываем такую же реакцию, мы можем разделить это чувство. (Как мы увидим в следующей главе, знание, что твой терапевт имел подобный опыт, иногда может быть очень полезным и значимым для клиента.) Но мы должны быть осторожны, чтобы это стимулировало дальнейшее исследование, а не прекращало его.

Вот еще один короткий отрывок из работы с Дэном. В начале терапевтической сессии Дэн и терапевт говорили о статье, которую Дэн написал для конференции. Терапевт говорила о своей заинтересованности этой работой, а затем отметила выражение дискомфорта на лице Дэна. Обратите внимание на то, как оба вопроса терапевта следуют за собственным исследованием Дэна, побуждая его сделать следующий шаг, но никоим образом не предполагая, каким должен быть этот следующий шаг:

Психотерапевт: Я помню, как сильно она мне понравилась ... (Дэн хмурится) Что происходит у вас внутри, Дэн?

Дэн: Разные сомнения. Ну, что опять получилось как-то не очень, и я не уверен, что она подходит, и тому подобное.

Психотерапевт: А эти сомнения, «получилось как-то не очень» и «не уверен, что она подходит», вас мотивируют или мешают вам?

Дэн: Они отнимают мое чувство удовлетворения. От чего-то, что на самом деле является хорошим. Они его просто уничтожают. Всегда просто уничтожают.

По мере продолжения исследования Дэн исследует смысл, заключенный для него в слове «уничтожает». Это приводит его к воспоминаниям об отношениях с отцом, в которых реакция отца «уничтожала» его удовольствие и удовлетворение, и прокладывает путь к тому, чтобы в конечном итоге проработать его ставшую автоматической потерю энтузиазма от своих собственных достижений.

Важно все

Так же как в терапевтическом исследовании не должно быть предположений, точно так же в нем нет и ничего неважного. Каждое слово, каждый жест, каждое изменение интонации или позы связаны с каким-либо аспектом переживаний клиента и, таким образом, достойны исследования (Smith, 1985; Langs, 1981). Всегда есть что-то, о чем можно спросить! Трудность для терапевта состоит не столько в том, чтобы найти то, что можно исследовать, сколько в том, чтобы выбрать, что отложить на потом.

Подумайте о феноменологическом или субъективном опыте клиента как о бескрайнем море воспоминаний, чувств, мечтаний и ожиданий. Какая-то часть этого материала напрямую доступна для осознания, но большая его часть такой не является. Задача терапии, как мы уже говорили, состоит в восстановлении внутреннего контакта, чтобы клиент получил доступ ко всем своим переживаниям, к каждой части себя. Что бы клиент ни говорил и о чем бы он ни умалчивал, каждый фрагмент коммуникации поднимается из этого моря самоощущения, исследование которого приводит клиента обратно вовнутрь, к источнику.

Хотя исследование чаще всего имеет дело с фразами, предложениями и даже целыми историями, бывают случаи, когда исследование одного жесты или отдельного слова может открыть целые потоки осознания. Как правило, неоднозначные слова и неопределенные местоимения являются благодатной почвой для исследования. Во многих семьях существует негласное соглашение не называть некоторые вещи - как правило, тревожные или неудобные - своими именами. Непререкаемое принятие такого рода словесного избегания не только не позволяет последовать в правильном направлении - оно также подкрепляет старый паттерн. Оно побуждает клиента продолжать использовать неопределенные обобщения как способ отделения себя от осознания того, что и как происходит на самом деле. В следующем отрывке терапевт организовал диалог с двумя стульями (Erskine & Moursund, 1988/1997; Peris, 1967), в котором клиент, Жанель, представляет свою мать сидящей в кресле напротив нее. Жанель «рассказывает» своей матери о том, как мать не смогла помочь ей, когда она страдала от насилия со стороны деда. Семейный паттерн предполагал избегание, игнорирование и отрицание того, что происходит, и язык Жанель отражает этот паттерн, даже когда она испытывает гнев и разочарование:

Жанель: (матери) Нет! Я этого не прощу!

Психотерапевт: Расскажите ей о тайном слове.

Жанель: Каком тайном слове?

Психотерапевт: О том, которое вы использовали уже пять раз здесь, в этой комнате.

Жанель: (матери) О, ты ненормальная! Ты просто сошла сума! (обрывает себя и смотрит на терапевта) Одно слово? Я не знаю, что вы...

Психотерапевт: Да, вы говорили «это». «До тех пор, пока ты не признаешь это», «Я этого не прощу».

Здесь использование Жанель слова «это» служит для ее дальнейшего избегания полного осознания сексуального насилия со стороны деда. «Это» скрывает как саму тайну, так и реакцию на нее Жанель. В детстве это расщепление сознания имело смысл, потому что мать Жанель все отрицала бы и, вполне возможно, наказала бы ее, если бы она открыто заговорила о сексуальном насилии; сокрытие его за нейтральным местоимением, а затем вытеснение его из сознания позволило Жанель продолжать быть частью семьи. Ценой этого для нее была потеря внутреннего сознания, и вместе с этой потерей пришла неспособность устанавливать полный контакт в отношениях, быть спонтанной и гибкой и быть полностью собой. Фокусирование внимания на «этом» и исследование его истинного значения является важным шагом в преодолении этого паттерна.

Еще одним аспектом, который необходимо заметить и сфокусировать на нем внимание, является слово, которое часто используется, или слово, которое является относительно необычным в данном контексте. Исследование таких слов не всегда должно проходить в форме вопросов; даже их повторное использование привлекает к ним внимание и побуждает клиента изучить их значение. Здесь Аллен говорит о своем отце:

Аллен: Мой отец в своей жизни достаточно героически отдавал, когда сам в чем-то нуждался. И все же всегда было что-то, что меня в нем пугало.

Терапевт: Он отдавал, когда сам чувствовал себя нуждающимся?

Аллен: Да... отдавал, и вообще, возмущение, гнев ... Ну да, или видеть, как моя мать отдавала, чувствуя то же самое. Я думаю, он многого хотел; я уверен, что он много хотел для себя. От моей матери, или то, что он недополучил от своей матери.

Психотерапевт: (пауза) Я пытаюсь связать это с тем, что вы говорили ранее, -о способности принять заботу и то, что вам давали когда вы были больны.

Аллен: Да. Я думаю, вообще когда мне что-то дают, а не только когда я болен. Да, принимать заботу. И самому тоже быть уязвимым. Вот, например, для меня заплакать практически невозможно. И даже после того как... в настоящем отчаянии, когда есть реальная боль, я теперь буду плакать; но до сих пор я почти никогда не плакал.

Психотерапевт: Итак, что же он передал вам такого героического? Как он это сделал?

При первом прочтении последний вопрос терапевта кажется резкой сменой курса. Присмотревшись, однако, мы можем увидеть, что она безошибочно связывает собственный героизм Аллена (никогда не плакать) с героизмом его отца. Аллену предлагается взглянуть на связь между тем, как он справляется с трудностями, и тем, как это делает его отец. Внимание к этому единственному, довольно необычному слову помогло терапевту заметить параллельный паттерн и помочь Аллену также его прочувствовать.

Уважайте точку зрения клиента

В терапевтическом исследовании обязательно наступают моменты, когда клиент выбирает не отвечать или не полностью отвечать на вопросы. Клиент может отрицать значимость чего-либо, чем интересуется терапевт, или же он или она может выбрать не следовать совету терапевта о том, как выйти из какого-либо тупикового состояния. Терапевт может быть уверен, что конкретный метод или стратегия будут полезны для клиента, но клиент может сопротивляться использованию этой стратегии. Такое сопротивление является значимым и заслуживает уважения; оно выполняет важную функцию в целостной системе самозащиты клиента. Вместо того чтобы пытаться пробиться или прорваться через сопротивление клиента, интегративные психотерапевты приветствуют резистивное поведение как сигнал о том, что клиент может находиться на пороге какого-то нового осознания или какой-то ранее неосознанной сферы переживаний (Brisser, 1971).

Попытки убедить клиента продолжать исследование таким способом, к которому он еще не готов, приводят не только к потере важной информации, но также к нарушению терапевтического контракта. Они снижают, а не укрепляют чувство эффективности у клиента. К тому же они, как правило, являются безуспешными: клиент либо продолжает открыто сопротивляться, либо подчиняется, но неохотно и не полностью. В любом случае контактность терапевтических отношений нарушается. Тревога и обида со стороны клиента и разочарование или раздражение со стороны терапевта начинают блокировать прогресс. Мало чего удастся достигнуть до тех пор, пока отношения не будут восстановлены. Принудительная работа похожа на плохой паркет; его нужно сорвать, прежде чем на его место можно будет положить что-то хорошее. Гораздо лучше изначально не нагромождать такой некачественный материал!

Так что же делать, если клиент сопротивляется, игнорирует ваше предложение, или же делает то, что, по вашему мнению, не будет полезным? Следуйте за клиентом. Продолжайте исследовать. Отложите ваше предложение на потом, когда клиент будет к нему готов. Вы можете обнаружить, что «потом» наступит раньше, чем вы ожидаете! Как в следующем разговоре с Полом, который говорит о своей неспособности строить отношения с женщинами так, как ему хотелось бы, и обнаруживает, что эта неспособность каким-то образом связана с его общением с отцом в раннем детстве. Терапевт предлагает Полу провести воображаемый диалог со своим отцом, чтобы попробовать испытать с ним контакт другого рода. Пол предпринимает довольно робкую попытку сделать это, но он почти сразу же снова направляет свои реплики к терапевту. Для того чтобы переместить Пола в более эмоционально насыщенный диалог с его отцом, терапевт предлагает ему закрыть глаза.

Пол: Это меня смущает, папа...

Терапевт: Теперь закройте глаза и продолжайте.

Пол: (все еще смотрит на терапевта) Это меня смущает...

Терапевт: Если вам нужно поговорить со мной, откройте глаза. Если вы хотите поговорить с ним, закройте глаза. Вы можете выбрать то, что хотите.

Пол: Мне, мне нужно немного поговорить с вами. Он ничего не знает о том, как это делать. Это одна из моих с ним проблем.

Терапевт отдала Полу ответственность, позволяя ему решить, следует ли и когда перейти к эмоциональному переживанию с его отцом. И Пол решает остаться, на данный момент, с эмоционально более безопасным фокусом на терапевте. Однако всего лишь через несколько транзакций он легко и непринужденно переходит к воображаемому взаимодействию, но со своей женой! Он замечает, что он сделал, и озадачен этим; терапевт снова передает ему ответственность:

Пол: Она, она так... (снова смотрит на терапевта) Не знаю, стоит ли делать это с ней, или делать это...

Терапевт: Делайте это так, как вы хотите это делать.

Пол: (как будто своей жене) Тебя так много, все твои желания, все твои чувства... и я думаю, что сейчас я действительно хочу заботиться о тебе; я не знаю, как; все, что я могу, - это что-то делать, как будто я забочусь о тебе. Со мной что-то происходит, и в конце концов я начинаю сердиться на тебя и раздражаться. И ты очень разочаровываешься во мне... И я чувствую, что я хочу, чтобы мой отец показал мне, что сейчас делать. Я знаю, как вставать каждый день, выходить на улицу и работать - обеспечивать еду и деньги... И я знаю, как быть нежным, и я знаю, как быть теплым, и я знаю некоторые другие вещи. Но когда ты как женщина как-то соединяешься с моей матерью как женщиной, тогда все, что я знаю, - это не просить (вздох, пауза). Тогда я думаю, что я должен знать.

Терапевт: (пауза, затем мягко) Теперь посмотрим, что произойдет, если закрыть глаза и посмотреть на папу... Просто начните: «Она твоя жена».

Читая язык тела Пола, терапевт поняла, что теперь он был готов иметь дело со своим отцом. Последнее утверждение было больше приглашением, чем командой, и Пол воспринял его именно так. Он легко перешел к взаимодействию со своим отцом.

Как мы уже говорили, в фокусе исследования находится внутренний опыт клиента. Но это очень широкое понятие! «Внутренний опыт» клиента - это все, что он может знать. Существуют ли способы немного сузить его, чтобы получить более конкретные указания о том, исследование каких вещей может быть терапевтически полезным? Такие способы действительно существуют. Ниже приведен список примеров.

1. Физические ощущения. Спросите о том, что клиент ощущает в своем теле. Это особенно полезно с клиентами, которые испытывают трудности с распознаванием и выражением эмоций (Smith, 1985). Физические ощущения часто являются тропинкой к эмоциональным переживаниям. Мы узнаем наши эмоции по физиологическим ощущениям, которые их сопровождают, и люди, которые научились не признавать чувства, сделали это путем блокирования осознания ощущений. Нелл - одна из таких людей.

Нелл: (продолжая длинный, довольно монотонный рассказ) ...так что я была хорошей девочкой. Действительно хорошей. Но этого было недостаточно...

Терапевт: (перебивая) Почувствуйте свое тело, в то время как вы это говорите.

Нелл: Что?

Терапевт: Почувствуйте свое тело, в то время как вы это говорите.

Нелл: О, да, у меня давит здесь (указывает на грудь). Очень давит.

Нелл и терапевт теперь могут решить вместе, исследовать ли это чувство сдавливания или продолжать рассказ. Исследование сдавливания может помочь Нелл почувствовать эмоции, от которых она отгородилась, и она может быть готова или не готова сделать это. Терапевт делает предложение; Нелл свободна принять его или отклонить.

2. Физические реакции. Их отличие от ощущений заключается в том, что они связаны с тем, как ведет себя тело клиента вне пределов его непосредственного осознания (Керпег, 1987). Если такая реакция связана с эмоциональной реакцией, которая еще не вышла в осознание; исследование этого часто помогает клиентам осознанно распознать, что они чувствуют.

Физические действия - сжатые челюсти (или кулаки), наклон головы или качающиеся ноги - также могут быть частью старого паттерна, выработанного и затем вытесненного из осознания. Вытеснение всего этого из осознания позволяет людям избегать неудобных или болезненных чувств, которые присутствовали во время формирования паттерна, его подкрепления или в обоих этих случаях. Осознание, наряду с оригинальным полным набором моделей поведения, исчезает, но небольшие фрагменты картины остаются, как крошки остаются на столе после еды. Обращая внимание на эти фрагменты поведения, терапевт предлагает клиенту восстановить остальную часть картины и воспоминания, которые ей сопутствуют. Физическая реакция становится сенсорным мостом, ведущим к тому, что в течение многих лет хранилось вне осознания.

Терапевт: ...и вы продолжаете пытаться понять, что вы делали не так.

Моника: Да. И я не могу. Все, что я делала, было неправильно! (она плачет, вспоминая прошлую боль)

Терапевт: Но мама и папа постоянно говорили вам делать больше.

Моника: Делать больше, двигаться, все понимать!Я не могу этого понять! Если она пьяная, Бога ради, как ее можно понять? (ее ноги начинают двигаться взад и вперед и делать пинающие движения)

Терапевт: Эти ноги действительно хотят все понять - ноги хотят все выяснить. Вам хочется просто дать ей пинка, когда она пьяная?

Обратите внимание также на использование терапевтом настоящего времени. Моника смешивает настоящее и прошлое: «Я не могу... все, что я делала». Такое смешение времен характерно для клиента, который быстро переключается между настоящим и прошлым опытом, который взаимодействует с терапевтом, но при этом связан с травмирующими воспоминаниями о прошлом. Последовательно обращаясь к событиям прошлого так, как будто они происходят сейчас, в настоящем, терапевт побуждает Монику погрузиться в эти переживания, с тем чтобы вернуть себе полный контакт с отщепленной частью памяти.

3. Эмоции. Они вряд ли нуждаются в упоминании; это, вероятно, наиболее распространенная тема терапевтического исследования. Эмоции просачиваются в сознание из старых подавленных воспоминаний; эмоции соединяют опыт здесь и сейчас (в котором мы полностью отдаем себе отчет) с опытом там и тогда (который отсечен от осознания [Jones, 1995]). Но умелое исследование выходит за рамки простых вопросов о поверхностном качестве чувств. Терапевты исследуют не только чувства, которые выражаются, но и те из них, которые, кажется, не присутствуют: и те и другие могут быть значимыми.

Исследование всегда указывает на следующий уровень, побуждая клиента установить эмоциональные связи отсюда туда и обратно сюда, из сейчас в тогда и обратно в сейчас, и все более и более полно осознавать все чувства, которые лежат в основе его самоощущения (Nathanson, 1992). Для того чтобы подключиться к этому опыту, мы особенно внимательно исследуем аффективные реакции клиента на саму ситуацию терапии и на личность терапевта. В данном отрывке терапевт разговаривает с Билли о более раннем взаимодействии, когда Билли была расстроена и хотела, чтобы терапевт заметила это и помогла ей поработать со своими чувствами.

Терапевт: Билли, что ты почувствовала, когда я не спросила о твоих чувствах?

Билли: Я почувствовала себя действительно потерянной.

Терапевт: Или можно сказать с другой стороны - я потеряла тебя.

Билли: Ммм... Как будто я ничего не значу (плачет).

Терапевт: (пауза) Ты ничего не значишь. Люди не замечают тебя. Ты много знаешь об этом. И ты не смеешь разозлиться из-за этого - правильно?

Билли: Правильно.

4. Воспоминания. Они также являются важным аспектом терапии. Недавние воспоминания и ранние воспоминания, воспоминания о детстве и юности, о приятных и неприятных переживаниях. В самом прямом смысле слова, все из мира вне терапии, что обсуждается в терапии, является воспоминанием, даже если это воспоминание о том, что произошло всего несколькими часами раньше. Воспоминания, однако, включают в себя гораздо больше, чем просто историю того, то произошло. Они пронизаны чувствами, смыслами, сценарными убеждениями - всем тем, что делает жизнь трехмерной. Воспоминания могут исследоваться с точки зрения любого другого пункта составленного нами терапевтического меню. Вот пример вопроса, открывающего такого рода исследование: «Итак, расскажите мне, что вы помните о том, что вы испытывали и думали в то время, а затем о тех вещах, которые произошли после этого».

Далее терапевт может спросить об эмоциях, которые испытал этот клиент, и о его понимании того, что произошло (и тогда, и сейчас), и будет отслеживать намеки на решения и ожидания, которые могут быть связаны с этим событием. Этому действительно нет конца; все взаимосвязано, и одно воспоминание может служить основой для многих часов полезного и очень терапевтичного исследования.

Воспоминание не обязательно должно быть полностью сформированным для того, чтобы стать предметом исследования. Воспоминания могут проноситься в нашем сознании за секунду или даже меньше; если они не исследуются, они быстро уходят на задний план и растворяются. В данном случае терапевт говорит с Мартой о ее склонности к самокритике. Марта прерывает его, сообщая о коротком, но ярком воспоминании:

Марта: (вздыхает) Да. То, что я услышала тогда, был очень, очень громкий... я услышала голос моей матери, намного... в это на самом деле трудно поверить - я услышала голос намного громче, чем он у нее сейчас, потому что она теперь пожилая женщина, и она выглядит как милая старушка, но под этим скрывается чистый яд. И я услышала, как она говорила: «Ты ничего другого и не заслуживаешь, кроме как получить пощечину за такое поведение».

Терапевт: Это настоящее воспоминание или фантазия?

Марта: Нет, меня изнасиловали, когда мне было двадцать лет с небольшим. И я проработала это в терапии, но, прежде чем я это сделала, я рассказала об этом своей матери. Я не знаю, зачем я ей рассказала, но я жила далеко от нее, приехала к ней на выходные и рассказала ей о том, что случилось, а она просто сказала: «Чего ты ожидала с таким поведением?». Ее это совершенно, совершенно не тронуло. А я на самом деле сначала рассказала ее подруге, потому что думала, что мама будет расстроена. Так что я пошла рассказывать об этом моей матери вместе с ее подругой. Она должна была поддержать мою маму. Но ей это совершенно не понадобилось. И у меня просто возникла эта вспышка, когда вы сказали об этом.

«Просто вспышка», но очень важная. Исследуя ее, терапевт помогает Марте вернуться в одно из многих событий, которые привели ее к тому, чтобы научиться критиковать саму себя, еще до того, как мать (или кто-либо еще) успела это сделать. Проработка этого болезненного паттерна может помочь ей выработать другой способ заботы о себе, более соответствующий ее нынешней жизненной ситуации.

5. Мысли. Хотя эмоции клиента, как правило, вызывают особый интерес и привлекают все наше внимание, мы не должны упускать из вида когнитивные процессы, которые сопровождают эти эмоции. И мы не должны считать (это так легко сделать, и это так потенциально разрушительно!), что мы знаем, что думает клиент. Догадки о процессе мышления клиента - это только догадки. Важно спрашивать о его мыслях; и особенно важно убедиться, что мы именно спрашиваем, а не говорим клиенту, что он думает или что он должен думать. И снова особенно полезными являются мысли о том, что' происходит здесь, во время терапевтической сессии, в отношениях с терапевтом.

Работа с Дэном является хорошим примером такого рода исследования. Вы можете вспомнить отрывок, данный ранее в этой главе, в котором терапевт спрашивает Дэна, будет ли для него полезно провести воображаемый разговор со своим отцом. В следующем коротком отрывке терапевт вновь предлагает Дэну сказать своему отцу о своих чувствах напрямую, а не просто говорить о них.

Дэн: (вздыхает) Теперь я снова застрял.

Терапевт: Есть ли что-либо, в чем вы со мной не согласны?

Дэн: Хм... Да, есть. Я думаю, что идея поговорить с моим отцом просто кажется мне пустой тратой времени. Я просто не хочу этого делать.

Вопрос к Дэну о том, что он думает о его взаимодействии с терапевтом, дает важную информацию о том, что он переживает здесь и сейчас, а также о его отношениях с отцом. Дальше можно двигаться в любом из этих направлений, задавая вопросы либо о том, как он справляется со своим несогласием с терапевтом, либо о его решении, что говорить с отцом - это напрасная трата времени, либо об опыте прямого и четкого выражения собственного желания («Я просто не хочу этого делать»),

6. Умозаключения и решения. Нарушение контакта с собой и с другими людьми, как правило, включает в себя какое-либо решение, умозаключение или реакцию выживания. Эти решения и реакции редко доступны для нашего осознания, они восходят к раннему опыту, который сформировал у нас некую стратегию выживания (Greenwald, 1971, 1973; Goulding & Goulding, 1979, Bern, 1972). Проблема заключается в том, что такие стратегии, как правило, применяются (часто ошибочно) к текущей ситуации. Поскольку умозаключение (или решение) часто либо находится вне осознания, либо воспринимается как естественная и неизбежная реакция, оно не может быть пересмотрено или обновлено; и когда оно приводит к проблемам, это часто вызывает у нас недоумение, обиду или растерянность. Вера Дэна в то, что говорить что-либо его отцу (и, соответственно, всем остальным) было бы напрасной тратой времени, является примером такого умозаключения; это побудило его держать свое мнение при себе и воздерживаться от открытого выражения своих желаний и потребностей. Вопросы клиенту о его решениях и умозаключениях помогают вывести эти реакции в осознание, где они могут быть пересмотрены с точки зрения знаний и опыта взрослого.

В следующем отрывке Элис говорит о паре роликовых коньков, которые ее брат купил ей, когда она была ребенком. Подарок запечатлелся в ее памяти, и не только потому, что она любила кататься на роликах, но и потому, что она никогда раньше не получала такого подарка; ее нерадивые родители никогда не дарили ей подарков. Обратите внимание на то, как терапевт поддерживает ее исследование решения, которое выросло из ее ранней депривации, обращая внимание на детали, которые имеют важное значение для того, как она проживает свою жизнь.

Терапевт: Итак, эти роликовые коньки были очень важны для вас, Элис... Что еще было важно?

Элис: Решение, что я никогда не буду такой, как они.

Терапевт: Расскажите, что вы имеете в виду.

Элис: Я решила, когда была маленькой, что я никогда, никогда, никогда не буду похожа на них, не буду так воспитывать своих детей, не буду такой, не выйду замуж за такого человека, как мой отец. Я не буду такой, как моя мать. Я не буду пить. Я не буду драться. Я не буду терпеть насилие.

Терапевт: Вы не выйдете замуж за такого человека, как ваш отец, и вы не будете терпеть насилие; вы никогда не будете драться...

Элис: Верно.

Терапевт: Не будет никакого гнева или чего-либо подобного...

Элис: Это верно. Мы никогда не повышаем голос.

Психотерапевт: Хм. Какое важное решение!

7. Значения. Обратите внимание в приведенном выше отрывке на то, что, когда Элис впервые заявила о своем решении, терапевт сразу же спросила ее, что это решение означало. Люди придают настолько разные значения переживаниям, решениям и словам, что всегда рискованно предполагать, что мы знаем, что утверждение означает на самом деле (Efran, Lokens, & Lokens, 1990). До того как сделать такое предположение, мы должны задать вопрос, провести исследование. «Исследование» значений открывает широкий спектр возможных вопросов: почти все может иметь значение, и даже если это не так, само отсутствие значения может быть значимым. (Хм, какое сложное предложение ... Интересно, что оно значит!) Исследование может касаться значения того, что клиент говорит, что клиент чувствует и что клиент делает. Что бы оно ни освещало, цель остается той же: повышение осознания и возвращение клиента обратно в контакт с тем, что было потеряно.

Следующий отрывок взят из работы, проделанной в терапевтической группе, которая встречалась на протяжении нескольких сессий. В то время как другие участники работали, Жанель сидела несколько в стороне от группы. Она начала плакать, скорчилась на диване, и ее тело начало дрожать. В ее поведении присутствует любопытное, противоречивое свойство, как будто она не хочет перебивать, но в то же время хочет быть замеченной. Наконец, после окончания фрагмента работы с другим членом группы, терапевт просит ее рассказать о том, что происходит. Она начинает описывать серию болезненных воспоминаний, и терапевт предлагает ей рассмотреть значение того, что она в данный момент сосредоточивает свое внимание на этих воспоминаниях.

Терапевт: И у вас есть ощущение, что это срочно?

Жанель: Нет, я могу это отложить. Я позволила, я позволила этому выйти наружу, потому что я думала, что для меня найдется время, чтобы поработать в группе сегодня утром. Я думаю, я могу снова загнать это вовнутрь, но...

Психотерапевт: У вас есть ощущение срочности? (Жанель не отвечает, ее слезы продолжаются) Какое значение вы предаете своим слезам?

Вместо того чтобы предположить, что она понимает то, что выглядит таким очевидным, что выражение сильных чувств является естественной частью процесса Жанель, терапевт спросила Жанель о значении, которое она придает тому, что она делает. Спрашивая об этом, терапевт открывает возможность исследования не только воспоминаний, но и того, как Жанель с ними справляется, а также ее надежд/страхов по поводу того, как может отреагировать терапевт, - что, в свою очередь, может привести к другим решениям, значениям и осознаниям.

8. Ожидания. Многое из того, что мы делаем, формируется нашими ожиданиями относительно того, что будет дальше (Epstein, 1972). Мы избегаем одного вида поведения, потому что ожидаем, что это приведет к негативным последствиям; мы делаем что-то другое, потому что ожидаем, что это приведет к чему-то хорошему. Однако, как и многое другое, эти ожидания часто находятся вне осознания: возникает ощущение, будто мы делаем то или другое почти случайно или потому, что не существует никаких других вариантов действий. Наши ожидания (как осознанные, так и неосознанные) как правило, приходят из нашего прошлого опыта. То, на что мы надеемся, о чем фантазируем и чего боимся, основано на том, что происходило с нами в прошлом. И это особенно справедливо касательно наших отношений с другими людьми. Мы строим наши ожидания относительно будущих отношений - как люди будут к нам относиться, можно ли им доверять, будут ли они понимать нас, любить нас или просто замечать нас - на наших пониманиях и воспоминаниях о нашем предыдущем опыте общения с людьми.

Исследование ожиданий - о себе, о других, о жизни в целом - помогает клиентам осознать, как они делают выбор, а также восстановить контекст, в котором были сформированы их ожидания. Оно способствует осознанию факта, что они боятся вещей, которые уже произошли, и что их надежды часто связаны с тем, в чем ощущалась потребность, но что так и не было получено в прошлом. И снова отметим, что это исследование будет наиболее продуктивно, если оно касается ожиданий, связанных с самой терапией и с терапевтическими отношениями (Orange et al, 1997; Stern, 1994). Эти ожидания находятся непосредственно здесь; они могут быть обнаружены в собственной феноменологии клиента и сверены с реальностью того, что терапевт будет делать на самом деле. И, конечно же, ожидания в отношении терапии не существуют в изоляции; они чаще всего являются квинтэссенцией других ожиданий, которые формируют жизненный путь клиента в мире за пределами терапии.

В приведенном ниже отрывке терапевт спрашивает об ожиданиях Джолин в отношении нее самой. Даже из этих нескольких транзакций становится очевидным, что исследование раскрывает что-то, определяющее то, как Джолин видит мир, а также существенно влияет на то, как она взаимодействует с людьми.

Терапевт: Что вы чувствуете сейчас со мной?

Джолин: (пауза) Ну, небольшую угрозу.

Терапевт: Правда? Можете рассказать мне об этом?

Джолин: Э-э... потому что это как... я хочу разобраться... но я чувствую, что вы меня не так понимаете, и я не знаю, что происходит.

Терапевт: Что произойдет, если я увижу вас не так, как вы сами себя видите?

Джолин: Я могу подвергнуться нападкам.

Психотерапевт: Подвергнуться нападкам. Вы боитесь, что я буду нападать на вас?

Джолин: Вы могли бы это сделать со мной.

Терапевт: Как уже делали другие люди... и, если бы я собиралась сделать это, вы можете рассказать мне, чего вы ожидаете в таком случае? Что я буду делать; что я скажу?

Джолин: (пауза) Вы бы меня унизили.

9. Надежды. Ожидания, по крайней мере те, которые представляют наибольший терапевтический интерес, чаще всего предполагают отрицательный исход. Мы ожидаем, и в то же время мы боимся того, чего ожидаем, поэтому мы строим оборонительные стратегии, чтобы предотвратить этот страшный для нас исход. Но люди могут также представлять себе положительную будущность, даже несмотря на то, что эти представления, как правило, находятся в контексте отсутствия такого опыта в прошлом. Эти надежды на будущее не так часто спонтанно упоминаются клиентами; клиенты обычно не склонны считать, что терапия может фокусироваться на позитивном будущем. Но надежды важны не только потому, что они могут служить целями работы, но и потому, что они могут помочь и клиенту, и терапевту понять глубинные желания и потребности, которые красной нитью проходят через жизнь этого клиента (Mitchell, 1993).

Мы уже не раз наблюдали, как исследование одного аспекта опыта клиента открывает широкие перспективы для дальнейшего исследования. С исследованием надежд все обстоит точно так же: любой вопрос может открыть целый кладезь информации. Это похоже на ходьбу вокруг скульптуры - каждый шаг показывает несколько иную сторону, открывает элемент, который не был виден раньше. Иногда можно обнаружить сюрприз - под подолом одеяния скульптурной фигуры прячется котенок, или рука с противоположной стороны держит кинжал. А иногда обнаруживается просто большее богатство, больше подробностей и больше материала для размышлений.

В данном примере терапевт продолжает диалог с Джолин, которая говорит о том, как она превращает себя «в камень», чтобы защититься от унижения реакциями других. Вместо того чтобы выяснять детали отрицательных ожиданий, терапевт спрашивает Джолин о ее надеждах.

Терапевт: Что было бы для вас наиболее приятным - вместо того чтобы вам говорили, что это не ваши чувства, вместо того чтобы превращаться в камень, - что бы вы хотели, чтобы другие делали в качестве реакции на вас?

Джолин: Признать глубину моей боли. И не говорить мне, что это глупо. Воспринимать это серьезно.

Терапевт: Воспринимать это серьезно? И почувствовать это вместе с вами?

Джолин: Я не хотела бы, чтобы они чувствовали это.

Терапевт: На основании того, как вы, по-видимому, реагируете на чувства других людей, я подумала, что вы бы чувствовали наибольшую интимность, наибольшую любовь и наибольшее взаимопонимание, если кто-то был бы в состоянии сделать то же самое для вас?

Джолин: Если им не придется чувствовать все это.

Психотерапевт: Почему не чувствовать все это?

Джолин: Потому что я не хочу, чтобы кто-то чувствовал так много боли.

10. Фантазии. Кроме надежд существуют фантазии: грезы, которые вряд ли сбудутся, грезы, которые мы не ожидаем испытать в реальности. Образы ужаса и страха или любви и восторга. Метафорические символы вещей, которые не могут содержаться в обычном языке (Klein, 1964; Fairbairn, 1952). Фантазии являются важными, поскольку они содержат все самое худшее и самое лучшее, что клиент может вызвать в своем воображении. Их символика часто является завуалированным ключом к миру того, что изгнано из осознания, к миру, который очень долго находился вне контакта с сознательным Я, миром переживаний, которые человек не может и не должен сознательно вспоминать (Bettelheim, 1967; Sandier & Nagera, 1963). Исследуя фантазии клиента, мы можем получить полезную информацию об этих символах и о том, что они могут означать. И, что еще более важно, уделяя время тому, чтобы спросить о фантазиях, мы демонстрируем очень конкретным образом, что мы воспринимаем клиента серьезно и что все в опыте клиента является для нас важным и значимым. Посмотрите, как разворачиваются события, когда терапевт разговаривает с Мартой о ее фантазиях.

Терапевт: Похоже, что в вашей жизни нет места для того, чтобы вас похвалили, чтобы почувствовать себя значимой и успешной, если только вы не будете как ваша мать, ваша свекровь, та учительница - женщины, которые вам не нравятся. Когда вы сможете иметь свою собственную значимость?

Марта: Я получаю это от моего руководителя по поводу моей работы. Но я не получаю этого до конца.

Терапевт: Я понимаю, что вы также преуменьшаете это внутри себя.

Марта: Да, я думаю, что вы правы... (пауза) Да, я думаю, что вы правы, я это делаю. Это...

Терапевт: (пауза) Проявляется ли это в фантазиях?

Марта: Я не знаю, что я делаю в фантазиях. В моих фантазиях есть такие вещи, как иметь выходные дни, чтобы просто бродить в моем саду, и отключить телефон, и просто... я думаю, мои реальные фантазии - об отдыхе.

Терапевт: Вернуться назад в ваше тихое место.

Марта: Я не делаю этого в достаточной мере, и это очень важно для меня, мое тихое место.

Терапевт: Это только ваше место.

Марта: Да. Да, я не беру с собой людей в эту фантазию.

Психотерапевт: Я уверена, что, если кто-то еще был бы там, вы не смогли бы действительно быть самой собой.

Марта: Нет. Нет, потому что я думаю, что я критиковала бы себя за то, что слишком себя балую.

Этот отрывок, как и все меню, мог бы продолжаться гораздо дольше. Для исследования не существует идеальной конечной точки; не существует точки, в которой мы уже узнали все, что нам нужно, или все, что может быть полезным. Но книги, как и терпение читателей, являются конечными; мы должны двигаться дальше. Мы оставляем вам возможность дофантазировать, что может произойти дальше с Мартой и со всеми остальными клиентами, фрагменты работы с которыми были приведены в этой главе.